Последнее шоу Коннелли Майкл

16

Бэллард снился грустный сон: отцовское лицо, а вокруг колышутся длинные волосы и неухоженная борода. Глаза отца были открыты. Вода казалась теплой. Возле отцовского рта появился пузырек воздуха — и взмыл к тусклому свету над головой.

Она открыла глаза.

Комптон осторожно тряс ее за плечо, сидя на краешке кровати. Он был полностью одет, а волосы его были мокрыми после утреннего душа.

— Рене, мне пора.

— Что? — спросила она, пытаясь вырваться из объятий сна. — Который час?

— Без двадцати одиннадцать, — ответил Комптон. — Если хочешь поспать еще, не вопрос. Решил сказать, что я ухожу. Поеду за пацанами.

— Хорошо, — произнесла Бэллард. Перевернулась на спину и уставилась в потолок, стараясь прийти в себя. Потерла глаза ладонями. Вспомнила, что они приехали сюда в машине Комптона. Ее фургон остался возле участка.

— Что тебе снилось? — поинтересовался Комптон.

— Я говорила во сне? — спросила она.

— Нет, просто… у тебя было такое напряженное лицо…

— По-моему, мне снился отец.

— Где он?

— Умер. Утонул.

— Ох… Прости.

— Это было давно. Больше двадцати лет назад.

Перед глазами мелькнул отголосок сна: пузырек воздуха, летящий к поверхности воды, словно крик о помощи.

— Не хочешь с нами на рыбалку? — спросил Комптон.

— Хм… Нет. Сперва поплаваю, потом нужно поработать, — ответила Бэллард. — Но спасибо. Надо как-нибудь познакомиться с твоими сыновьями.

Комптон, встав с кровати, подошел к комоду. В один карман синих джинсов он сунул бумажник, в другой — деньги. Бэллард смотрела на его широкую мускулистую спину, на язычки пламени над воротом футболки: на спине у Комптона было вытатуировано солнце.

— Так куда вы собрались? — спросила она.

— На скалы, рядом с пристанью для яхт.

— А что, там можно рыбачить?

Комптон показал ей свой жетон, а потом прицепил его на ремень. Намек ясен. Если спасатель или еще кто скажет, что в устье Марина-дель-Рей запрещено удить рыбу, Комптон ответит: да, запрещено, но только не блюстителям закона.

— Может, сегодня сплаваю в ту сторону, — сказала Бэллард. — Поищу вас.

— Да, подплывай, — произнес Комптон. — Постараемся не поймать тебя на крючок.

Уже собравшись уходить, он с улыбкой повернулся к кровати:

— В холодильнике есть апельсиновый сок. Извини, кофе не держу.

— Ничего страшного, — сказала Бэллард. — Загляну в «Старбакс».

Комптон снова присел рядом с ней:

— Выходит, когда умер отец, ты была еще ребенком?

— Мне было четырнадцать.

— Как это случилось?

— Он катался на доске. Ушел под воду и не выплыл. Вот и все.

— Ты была там?

— Да, но не могла ничего поделать. Просто металась по пляжу и кричала как сумасшедшая.

— Жестко. А что мать?

— Ее там не было. Честно говоря, мы с ней почти не общались. И сейчас не общаемся.

— И что ты делала, когда он умер?

— Ну… жила. Как и раньше. На пляже. Когда холодало, у друзей. Потом — где-то через год — меня разыскала бабушка. Когда мне стукнуло шестнадцать, привезла меня сюда. В Вентуру. Отец был родом из Вентуры.

Комптон кивнул. Физически они были близки, ближе не бывает, но раньше не делились друг с другом сокровенными подробностями своих судеб. Бэллард ни разу не видела его сыновей и даже не знала, как их зовут. Никогда не спрашивала его о разводе. Она понимала, что сейчас они или сблизятся, или, наоборот, отдалятся друг от друга.

Бэллард села на кровати. Обняв ее, Комптон сказал:

— Значит, увидимся. Позвони, хорошо? И необязательно по поводу работы.

— Хорошо, — произнесла она. — Кстати, спасибо за вчерашнюю ночь.

— Для тебя — в любое время, Рене.

Комптон хотел поцеловать ее, но она, отвернувшись, уткнулась ему в плечо и прошептала:

— Ты почистил зубы, а я — нет. — Чмокнула его в бицепс и добавила: — Надеюсь, сегодня будет хороший клев.

— Если что-нибудь поймаем, скину тебе фотку, — сказал Комптон.

Потом встал и вышел из комнаты. Бэллард слышала, как закрылась входная дверь. Чуть позже за окном заурчал автомобильный мотор. Несколько минут Бэллард поразмышляла о всяком, а потом встала и отправилась в душ. Ходить оказалось больновато. Секс после смены никогда не бывал хорош — торопливый, поверхностный, нередко грубый. Эдакое пещерное жизнеутверждение через плотскую радость. Бэллард и Комптон не занимались любовью. Они лишь получили друг от друга то, что им было нужно.

После душа, как ни крути, пришлось надеть вчерашний костюм. От блузки попахивало — увидев, что Неттлз вооружен, Бэллард вспотела из-за всплеска адреналина. Теперь же она на секунду замерла, чтобы унять волнение. Привыкать к адреналину опасно, но Бэллард чувствовала неодолимую тягу к этому ощущению. Может, у нее с головой не в порядке?

Ничего страшного, на работе можно будет переодеться в чистое. Надевая жакет, она подумала, что сегодня нужно найти бывшую жену Томаса Трента. Взглянуть на женщину, которая ушла от него через несколько месяцев после ареста на бульваре Сепульведа. Вероятно, она в курсе многих его секретов. Осталось определиться: то ли допросить ее напрямую, то ли выстроить беседу так, чтобы женщина не поняла, что говорит с копом.

Бэллард посмотрелась в зеркало. Провела пальцами по волосам и почувствовала, как вибрирует телефон: кто-то прислал эсэмэску. Ого, батарейка еще жива. Вынув телефон из кармана, Бэллард взглянула на экран. Увидела пропущенный от Дженкинса — должно быть, тот звонил, когда Бэллард была в душе, — и сообщение от Сары — девушки, которая присматривала за Лолой. Та спрашивала, как скоро Бэллард сможет забрать собаку.

Сначала Бэллард набрала ответ Саре:

Простите за опоздание, буду в течение часа.

После этого перезвонила Дженкинсу. Он, наверное, хотел узнать, как прошла ночь.

— Что стряслось, напарник? — спросила она.

— Да так, решил принести соболезнования, — сказал Дженкинс. — Хреновые новости.

— Ты о чем?

— О Честейне. Ты что, не видела «молнию»?

«Молнией» называлось цифровое оповещение, рассылаемое отделом критических ситуаций и срочного анализа, — электронное письмо всем детективам с сообщением о тяжком преступлении или гражданских волнениях. Сегодня Бэллард еще не заглядывала в почту.

— Нет, пока не видела, — сказала она. — Что с ним случилось? — У нее засосало под ложечкой.

— Ну… он мертв, — произнес Дженкинс. — Сегодня утром жена нашла его в гараже.

Сделав несколько шагов, Бэллард села на кровать и согнулась так, что грудь ее коснулась колен.

— О господи… — только и смогла произнести она.

Ей вспомнилась позавчерашняя ссора в детективном отделе — ссора, которую она и затеяла. Наверное, слишком надавила на чувство вины. Честейн этого не вынес и лишил себя жизни. Стоп. Если коп кончает с собой, по этому поводу не рассылают «молний».

— Минутку, — сказала она. — Как он умер? Не от своей же руки?

— Нет, его убили, — сообщил Дженкинс. — Прямо в гараже, когда он выходил из машины. В «молнии» написано, это была казнь.

— Боже мой…

Бэллард совсем растерялась. Да, Честейн предал ее, но перед глазами ее пронеслись те пять лет, когда они служили вместе. Честейн был опытным и целеустремленным следователем. До прихода Бэллард в ОРОУ он прослужил там уже пять лет и многому ее научил. Теперь же он мертв. Вскоре его имя и жетон появятся на мемориале павшим полицейским у здания ПА — рядом с именем и жетоном его отца.

— Рене, ты в норме? — спросил Дженкинс.

— В норме, — ответила она. — Но мне нужно идти. Хочу съездить на место.

— Думаю, это не очень хорошая мысль, Рене.

— Честно говоря, мне плевать. Позже поговорим.

Отключившись, она открыла приложение «Убер» и заказала такси до Голливудского участка.

Честейн с женой и сыном-подростком жили на северо-западе Лос-Анджелеса, в Чатсворте. Еще в черте города, но в максимальном отдалении от ПА. Почти все копы предпочитали селиться за административной границей, чтобы было где отсидеться после смены. Но честолюбивый Честейн считал: когда речь зайдет о повышении, городской адрес будет плюсом. Комиссии понравится, что детектив живет в том же городе, который охраняет.

Вернувшись в участок, Бэллард по-быстрому переоделась в свежий костюм, взяла служебную машину и направилась на север. Чтобы добраться до Чатсворта, пришлось трижды съезжать с одного шоссе на другое. Через час после звонка от Дженкинса Бэллард остановилась у обочины за длинной вереницей патрульных машин и служебных автомобилей без полицейской маркировки, заполонивших тупик в конце Триггер-стрит. Проезжая мимо указателя, Бэллард вспомнила, как Честейн, бывало, шутил насчет копа, живущего на улице с таким названием[3].

Сейчас эта шутка показалась ей печальной.

Бэллард, выходя из машины, сразу заметила, что на месте нет прессы. Почему-то никто из легиона лос-анджелесских репортеров еще не прознал об этом происшествии — ни самостоятельно, ни из полицейских источников. Должно быть, в субботу утром медийной машине требовалось время на раскачку.

Подходя к желтой ленте на подъездной дорожке, Бэллард повесила на шею свой жетон. Если не считать прессы, все участники подобных сцен были на месте: детективы, патрульные, криминалисты, люди из бригады коронера. Одноэтажный дом с пологой крышей стоял здесь с середины прошлого века — еще с тех пор, когда Чатсворт считался захолустьем. Широкие ворота гаража были открыты. За ними происходило основное действие.

У желтой ленты дежурил патрульный из Девонширского дивизиона с планшетом для регистрации. Бэллард сообщила ему свое имя, номер жетона и, не дожидаясь, пока он все запишет, нырнула под ленту. Когда она шагала по подъездной дорожке, из гаража вышел детектив, с которым Бэллард когда-то работала в ОРОУ. Подняв руки — дескать, стой, — он направился ей навстречу. Детектива звали Кори Стедман, и они с Бэллард всегда неплохо ладили.

— Рене, погоди, — сказал он. — Что ты здесь делаешь?

Бэллард подошла к нему вплотную, остановилась и сказала:

— Сам-то как думаешь? Он был моим напарником.

— Я не могу тебя впустить, — покачал головой Стедман. — Случись лейтенанту тебя увидеть, он от ярости начнет гадить кирпичами.

— Оливас? Почему здесь его группа? Это же злоупотребление служебным положением!

— Убийство связано со стрельбой в «Дансерз». Так что мы забираем его себе.

Бэллард попробовала обойти Стедмана, но он тут же, сделав шаг вбок, загородил ей дорогу и выставил вперед руку.

— Рене, не могу.

— В таком случае хотя бы расскажи, что случилось, — попросила Бэллард. — Почему он в гараже?

— Мы думаем, его убили вчера ночью, когда он приехал домой. Убийца или поджидал его внутри, или — что более вероятно — стоял снаружи и незаметно вошел следом за машиной.

— В котором часу это было?

— Жена легла спать в одиннадцать. Получила эсэмэску от Кенни: он сообщил, что задержится как минимум до полуночи. Утром проснулась и увидела, что домой он не приходил. Написала ему эсэмэску, он не ответил. Около девяти пошла выбрасывать мусор — бак стоит в гараже — и нашла тело.

— Где его убили?

— Прямо за рулем. Пустили пулю в левый висок. Надеюсь, он не успел ничего понять.

Бэллард помолчала. Гнев и скорбь в груди свились в тугой клубок.

— Значит, Шелби не слышала выстрела? А Тайлер?

— Он уехал в гости на выходные. К другу из волейбольной команды. Шелби ничего не слышала. Мы считаем, что убийца пользовался самодельным глушителем. Нашли бумажные волокна и остатки жидкости — на теле и на сиденье машины. Жидкость липкая. Похоже, апельсиновая газировка, но в лаборатории скажут точнее.

Бэллард кивнула. Она поняла, о чем говорит Стедман. Берешь литровую пластиковую бутылку, выливаешь жидкость, набиваешь бутылку тряпками, бумажными полотенцами — да чем угодно — и надеваешь на дуло пистолета. Выстрел прозвучит гораздо тише, но на месте останутся следы содержимого бутылки.

К тому же такой глушитель годится лишь для одного выстрела. Убийца был уверен, что второй раз стрелять не придется.

— Где он был вчера ночью? — спросила Бэллард. — Чем занимался?

— Вообще-то, в шесть вечера лейтенант отправил его домой, — сказал Стедман. — Велел сделать перерыв: на тот момент Кенни был на ногах восемнадцать часов кряду. Но домой он не поехал. Шелби говорит, он написал, что должен пасти свидетеля и вернется поздно.

— Именно так и написал? Пасти?

— Насколько мне известно, да.

Бэллард не раз слышала эту фразу, когда они с Честейном были напарниками. Слова «пасти свидетеля» означали, что ситуация непростая — по разным причинам, но чаще всего речь шла о свидетеле, не желавшем давать показания. Такого нужно было найти и за руку отвести в суд или комнату для допросов.

— Что за свидетель?

— Не знаю. Кенни или слышал о нем, или получил наводку.

— Он работал один?

— Ну да. Он же был ледоколом группы. Ну, с тех пор, как тебя… перевели.

«Ледоколом» называли детектива, исполняющего роль правой руки лейтенанта. Чаще всего такой сотрудник готовился к повышению и работал без постоянного напарника. Теперь понятно, почему Честейн действовал в одиночку.

— Как Шелби? — спросила Бэллард.

— Не знаю, — покачал головой Стедман. — Я с ней не разговаривал. Она в доме, с лейтенантом.

В этот момент Оливас — легок на помине — вышел из гаража и направился в их сторону. Бэллард увидела его, выглянув из-за плеча Стедмана. Лейтенант был без пиджака, рукава белой рубашки закатаны, наплечная кобура на виду, слева пистолет, справа — для равновесия — два магазина. Стедман стоял к нему спиной. Его нужно было предупредить.

— А вот и он, — прошептала Бэллард. — Еще раз прикажи мне убираться отсюда. И погромче.

Хоть и не сразу, но Стедман понял, о чем речь.

— Говорю же, — убедительным тоном произнес он, — тебе сюда нельзя! Ступай к своим…

— Кори! — рявкнул Оливас у него за спиной. — Я разберусь.

Стедман обернулся, изображая удивление.

— Не беспокойтесь, лейтенант. Она уже уходит.

— Нет. Ступай внутрь, — приказал Оливас. — Нам с Бэллард нужно поговорить.

И стал ждать, пока Стедман не скроется в гараже. Бэллард пристально смотрела на него. Должно быть, сейчас лейтенант устроит ей выволочку. Что ж, она к этому готова.

— Бэллард, вы вчера общались с Честейном? — спросил Оливас.

— Нет. Утром после стрельбы в клубе передала ему свидетеля, и всё, — ответила Бэллард.

— Хорошо. В таком случае попрошу уйти. Вам здесь не рады.

— Он был моим напарником.

— Когда-то. Пока вы не попытались затащить его в свою паутину лжи. Даже не думайте, что способны все исправить. Это не в ваших силах.

Всплеснув руками, Бэллард обвела взглядом подъездную дорожку, словно в поисках свидетелей последней фразы.

— К чему это, лейтенант? Кроме нас, здесь никого нет. Неужели вы так часто обманывали себя, что и сами поверили в этот бред?

— Бэллард, вы…

— Мы оба прекрасно знаем, что случилось. Вы неоднократно давали мне понять, что моя карьера в ваших руках. Если я не хочу, чтобы меня выгнали, нужно лечь с вами в постель. На рождественской вечеринке вы прижали меня к стене и пытались просунуть язык мне в глотку. По-вашему, если лгать мне в лицо, я поверю, что этого не было?

Ее голос звучал так натянуто, что Оливас опешил.

— Просто уходите. Или вас отсюда выведут.

— А что насчет Шелби?

— Что насчет нее?

— Вы что, просто бросили ее одну в доме? Нужно, чтобы рядом с ней кто-то был.

— Например, вы? Ни хрена! Даже не надейтесь.

— Мы с ней дружили. Я была напарницей ее мужа, и Шелби доверяла мне. Знала, что я с ним не сплю. Поверьте, здесь от меня может быть польза.

Оливас на мгновение задумался. Казалось, он просчитывает варианты.

— Мы сами разберемся с нашими людьми. Вы не из наших, Бэллард. Будьте честны перед собой. Проявите уважение. У вас тридцать секунд. После этого я прикажу патрульным выпроводить вас отсюда.

С этими словами лейтенант развернулся и зашагал к открытым воротам. Бэллард заметила, что несколько человек украдкой наблюдают за их с Оливасом стычкой. Еще она увидела служебную машину своего бывшего напарника, стоящую у правой стены гаража. Багажник был открыт — то ли для осмотра, то ли для того, чтобы скрыть от посторонних глаз тело, обмякшее на водительском сиденье.

Честейн предал их партнерство самым худшим образом. Такое нельзя было ни принять, ни простить, но Бэллард понимала, почему он так поступил. Честейн был честолюбив. И все же она надеялась, что когда-нибудь он додумается сделать верный выбор. Примет сторону Бэллард и расскажет всему свету о поступке Оливаса. Теперь же такого не случится. Шанс утрачен навсегда — и для Честейна, и для Бэллард.

Повернувшись, она направилась к тротуару. Прошла мимо черного внедорожника — тот как раз останавливался у бордюра. Бэллард знала, что в нем приехал начальник полиции. Она пошла дальше, к своему автомобилю. На глаза ей навернулись жгучие слезы.

17

Рассыпавшись в извинениях, Бэллард забрала Лолу у Сары и отправилась на пляж. Поначалу она просто сидела на песке рядом с собакой, скрестив ноги, и смотрела, как солнце катится к горизонту. На воду решила не выходить: по вечерам у берега шныряли голодные акулы.

Она вспоминала, как Честейн рассказал ей о своем отце: тот, секретный сотрудник Министерства внутренних дел, был растерзан разъяренной толпой во время негритянских бунтов, срежиссированных в том числе и его собственной рукой. Поначалу Честейн и сам того не знал, но, продвинувшись по службе, получил возможность поднять соответствующие архивные записи. Он с детства гордился отцом, но когда узнал правду, гордость сменилась чувством глубокого унижения, что неудивительно для человека с полицейским жетоном. Унижение подстегнуло его амбиции: Честейн решил сделать карьеру, чтобы искупить грехи отца, а в какой-то степени и свои собственные.

Беда в том, что он, карабкаясь по служебной лестнице, переступил через Бэллард.

— Рене?

Подняв глаза, Бэллард увидела спасателя по имени Аарон.