Погибель королей Лайонс Дженн

41: Отказ

^{(Рассказ Кирина)}

Слова не могут выразить то, как я тебя ненавижу.

Неужели ты в самом деле надеешься на то, что этот фарс будет продолжаться?

Но почему, Коготь? Ты мучила меня, предала меня, преследовала меня на каждом шагу, убила моих друзей. Неужели ты думаешь, что после всего этого я буду рассказывать тебе интересные истории?

Забери свой проклятый камень.

С меня довольно.

42: Младший сын

^{(Рассказ Коготь)}

Мой милый Кирин, не надо так. То, что мы, как ты говоришь, «рассказываем интересные истории» – это знак моего уважения к тебе.

В твоем сотрудничестве я не нуждаюсь. Думаешь, я не понимаю, что ожерелье на твоей шее – это твой гаэш? Я могу заставить тебя рассказать мне все. Я могу выкрасть сведения из твоих мыслей – это так же легко, как заказать выпивку в «Бойне». Помешать мне ты не в силах.

Думаешь, я делаю это только ради развлечения?

Ну смотри. Камень, который мы передаем друг другу, похож на обычный, обкатанный рекой до гладкости. Но твой отец Сурдье был могущественным заклинателем и кое-чему меня научил. Этот камень записывает все слова того, кто держит его в руках, и эти слова можно услышать позднее[87]. Подумай: твою историю, рассказанную твоими собственными словами, услышит император Санд или генерал Миллигрест. Ты отомстишь врагам после смерти. Я отдам этот камень тому, кому захочешь. Я прослежу за тем, чтобы камень попал к этому человеку и чтобы он услышал то, что в нем находится.

Твои враги полагают, что ты больше не представляешь для них опасности, но ты бы мог стать для них настоящим кошмаром – голосом, который они не в силах заткнуть.

Итак. Хочешь ли ты продолжать – решай сам.

Может, поразмыслишь об этом? Пропусти пока свою очередь. Я могу продолжить свою историю, мне не сложно. Так, посмотрим…

Теперь я расскажу тебе про другого юношу. Он всего на год младше нашего бедного, злополучного героя, однако во всем остальном они – словно небо и земля…

Галену де Мону было четырнадцать, когда Кирин стал частью дома де Мон. И хотя Гален не помнил каждый год своей жизни, он точно знал, что в его жизни постоянно присутствовал страх. Страх был его постоянным аксессуаром, который никогда не выходит из моды и про который невозможно забыть. Гален жил почти так же, как и солдаты на фронте – постоянно ожидая нападения из засады, всегда боясь следующей атаки врага. Ни один уличный мальчишка не был столь же робким, как Гален де Мон.

Он был красивым мальчиком, но не знал этого. Он был талантливым и умным, но об этом не знал тоже. Вместо этого он знал, что он – неудачник. Он знал, что его мать Алшена избаловала его, и поэтому он стал мягким, слабым и женоподобным. Он знал, что никогда не станет настолько умным, сильным, жестоким или храбрым, чтобы порадовать своего отца. Он знал, что его отец Дарзин хотел совсем не такого наследника. Гален на собственном опыте понял, что на разочарование отец отвечает насилием. Тот факт, что Гален – сын Дарзина, не означал, что он в безопасности: напротив, отец вымещал на нем свою злобу больше, чем на ком бы то ни было. По иронии судьбы де Монам не нужно далеко ходить за лекарем, и поэтому такой человек, как Дарзин, мог не сдерживать себя.

Разозлить его отца могло что угодно. Если Гален не выполнял приказ, его били, но если он подчинялся слишком быстро, то его били за кротость. Отец насмехался над ним, если Гален одевался по моде (и не важно, что сам отец всегда носил только модную одежду), но бил его и отправлял переодеваться, если Гален был «похож на простолюдина». Его били и за дерзость, и за боязливость. Гален всегда хорошо учился, однако отец невысоко ценил его достижения и запретил отправлять «его наследника» в королевскую академию магов[88]. Гален прекрасно ездил верхом и фехтовал, но своими успехами не заслужил ни единой похвалы: Дарзин только упрекал его в нерадивости и говорил, что он сам в его возрасте был гораздо лучше.

Поэтому когда Галену сообщили, что он больше не наследник, что его заменил другой сын Дарзина, о котором раньше никто не знал, Гален почувствовал не гнев, не злобу, не отчаяние, вызванное жестокостью капризной судьбы.

Он испытал облегчение.

Наконец-то долг и ответственность, связанные с именем де Монов, лягут на плечи кого-то еще – кого угодно. Если Гален потерпел крах как наследник, то он наверняка достаточно хорош, чтобы стать вторым сыном. От вторых сыновей многого не ждут.

На следующее утро Дарзин пригласил Галена позавтракать в оранжерее и лишил его этих наивных иллюзий.

– Постарайся стать его другом. Заслужи его доверие, – сказал Дарзин, атакуя ножом и вилкой кусок жареной свинины. – Но не забывай: этот мальчик – твой враг.

– Я думал, что он – мой брат, – сказал Гален. Он истекал потом. В оранжерее стояла чудовищная жара. За много лет в сознании Галена образовалась настолько прочная связь между оранжереей и жарой, что даже прохладным вечером он не мог зайти сюда, не испытав приступа тошноты.

– Какая разница?! – рявкнул отец и подкрепил свои слова подзатыльником. – Он – сын шлюхи, он бастард, вор и убийца. Даже не надейся, что ему нужна братская любовь. Видишь вон то пятно? – Дарзин указал ножом на пол.

Гален посмотрел. Посреди идеально чистого пола виднелось темно-красное пятно. Гален подумал, что это томатный соус.

– Да, отец.

– Там он убил человека. Зарезал насмерть без малейших колебаний. – Дарзин несколько раз ткнул ножом в воздух. – Будь у него такая возможность, он бы убил и меня, и тебя.

– Наверное, ты им гордишься. – Эти слова сорвались с губ Галена раньше, чем он успел их остановить.

Дарзин замер, не донеся чашку с кофе до рта.

– Не смей говорить со мной таким тоном, мальчик.

– Да, отец. – Гален нахмурился и стал ковырять вилкой в тарелке. Пшеничные пироги с привезенными из другой страны яблоками и корицей, поджаренные кусочки свиной брюшины. Ему показалось, что его сейчас вывернет наизнанку. В комнате было так жарко, а свинина была такой жирной, что пироги казались ему отвратительными. Вместо них он бы с удовольствием съел лепешку со свежими фруктами и мятой и выпил бы стакан йогурта, смешанного с рисовым молоком. Гален был почти уверен, что от таких блюд его не стошнит. Однако отец не допустит, чтобы его сын питался блюдами для простолюдинов.

– Он – дикий, это да, – продолжал Дарзин. – Если бы он не был… – Дарзин умолк и насадил на вилку ломтик яблока. – Дикий, несомненно. Казалось бы, мальчик, который вырос в бархатном доме, должен быть более женственным, но только не он, нет. Того стражника он зарезал с той же легкостью, с какой мы с тобой намазали бы маслом кусок хлеба. Если его немного подучить, он станет отменным убийцей. – Дарзин глубокомысленно помолчал, пережевывая кусок, а затем угрюмо взглянул на Галена. – Моему отцу было плевать на своих детей, да они и сейчас ему безразличны. Но я поклялся, что не стану таким. Знаешь, почему я так суров с тобой? Потому что ты мне дорог. Я хочу, чтобы ты стал лучшим.

– Да, отец. – Приложив огромные усилия, Гален не вздохнул и ничем не выдал, что уже слышал эту речь. Он бы предпочел безразличие деда любви и заботе своего отца.

– Прямо сейчас мальчик жаждет крови. Я его понимаю, но он должен успокоиться. Смерть слепого старика – это просто ошибка. Ничего личного. Ты мне поможешь. Твои сестры и кузены еще слишком юные, и ты – единственный член семьи почти того же возраста, что и он. Успокой его, будь с ним добрым и вежливым. Ему нужен друг.

– Друг, который передаст тебе все его слова? – спросил Гален.

И тут в жизни Галена произошло редкое событие: Дарзин искренне ему улыбнулся.

– Отлично, мой мальчик.

43: Сделка с драконом

^{(Рассказ Кирина)}

Этот камень? Врать не буду: рисунок его тенье изменился. С ним действительно что-то сделали.

Но это, по-моему, очередной обман. Сначала ты угрожаешь моим родителям, а теперь говоришь, что с самого начала была на моей стороне? Насколько, по-твоему, я глуп?

На этот вопрос можешь не отвечать.

Ладно, Коготь, я продолжу. Но только потому, что крошечная часть тебя – Сурдье – возможно, все еще поддерживает меня.

Больше мне рассчитывать не на что. На чем я остановился?

Я уже рассказывал о моей сделке со Стариком? Нет? Ладно.

Начнем с нее.

Ну так вот. Я верил, что каждую глупость нужно доводить до конца, и поэтому направился на берег, чтобы повидать Старика.

Новый остров, созданный им, представлял собой нагромождение черных скал и потоков раскаленной лавы. Камень застывал и трескался снова и снова, когда Старик перебирался с одного места на другое или вонзал когти в землю, чтобы как следует потянуться. У меня пересохло во рту, когда я увидел, как увеличился остров. Это была уже не маленькая выступающая скала; его уже нельзя было принять за скопление камней, которое волны подняли наверх, чтобы потом снова разрушить. Старик делал себе новое лежбище в соответствии со своими размерами.

На краю острова Старик построил сад камней, странным образом сгруппировав лавовые колонны. Зачем они ему, я не знал. Они не являлись ни укрытием, ни мебелью, а их очертания были слишком несимметричными, чтобы колонны могли служить украшением.

Я шел по берегу, держа в руках арфу, которую какой-то сторонник Черного Братства привез мне из Жериаса. Вдруг меня накрыла черная тень. Мне представляться не было необходимости: Старик, должно быть, услышал меня задолго до того, как я появился в поле зрения. Огромный дракон встал, поблескивая глазами цвета жидкого огня, и повернул голову в мою сторону.

Мне вдруг пришло в голову, что это – последняя глупость, которую я совершил в своей жизни.

– Ты предпочитаешь, чтобы тебя называли Старик? – спросил я и поставил арфу рядом с собой.

– Я носил много имен, – ответил дракон, и его голос гораздо больше подходил ему, чем тогда – Хамезре. – Я Ужас Земли и Сотрясатель Земли, Разрыватель Мира и Ночной Огонь. Я – Предательство Оснований и Разрушитель Городов. Я видел, как горел Харолан и как его жители задыхались в кипящем пепле. Я смеялся, глядя на то, как Иналра тонет в лаве. – Дракон усмехнулся. – Да, называй меня Старик.

Я сделал глубокий вдох.

– Мне хотелось бы заключить с тобой сделку.

Дракон пошевелился. Его шея двинулась вперед, а голова повернулась ко мне.

– Ты хочешь, чтобы я научил тебя магии? Уничтожил твоих врагов? Показал тебе, как стать богом?

Я замер от удивления.

– Ты это можешь?

– О да, – заурчал дракон. – В старину вы, крошки смертные, приходили ко мне десятками. Вы просили меня оказать вам услугу, поделиться знаниями, решить ваши проблемы. Вы умоляли и унижались, обращаясь ко мне за мудрым советом. Тебе нужно это? – Его глаза превратились в щелочки, а из его ноздрей медленно выползли густые облака сернистого дыма.

Лучшие аферы – это удивительно выгодные предложения, настолько хорошие, что в них невозможно поверить. Став богом и уничтожив всех врагов, я действительно решу многие из моих проблем, но какой ценой? Я не был столь наивен, чтобы предположить, будто Старик окажет мне подобную услугу бесплатно.

– Мне бы хотелось, чтобы ты позволил мне покинуть остров и не причинил мне вреда. А предлагаю я вот что: сегодня вечером я буду играть. Дам особый концерт только для тебя, сыграю все, что захочешь. А утром ты меня отпустишь. Ну как?

Дракон сел поудобнее на задние лапы.

– Играй.

На мое плечо легла рука Тераэта.

– Кирин, что ты делаешь? Ты не должен быть здесь.

Я огляделся. Вдали кричали утренние чайки, добывающие себе завтрак. Их крики служили контрапунктом грохоту волн, обрушивающихся на берег. Небо превратилось в саван тусклого фиолетово-серого цвета с ноткой пурпура на западе, где вставало солнце. В воздухе пахло морской водой, гниющими водорослями и горящим камнем.

– Я… – Я откашлялся. – Что?..

Я помнил только то, что Старик согласился освободить меня, если я сыграю ему несколько песен, но это было прошлой ночью[89].

А сейчас уже настала заря.

– Играй, – приказал голос Старика, и моя рука дернулась, чтобы побыстрее поднести пальцы к струнам. Это не было похоже на команду гаэша. Приказы гаэша подкреплялись невыносимой болью и неминуемой смертью, но им я мог не подчиняться. Но не на этот раз.

Тераэт выругался. Думаю, он и не понял, что черная каменная гора чуть вдали от берега – это Старик, пока дракон не задвигался.

Подавив в себе вопль, я коснулся струн. На моих пальцах была кровь – видимо, я играл на арфе так долго и усердно, что сорвал кожу и ногти.

Однако я все равно продолжал играть.

– Тераэт, помоги мне – сказал я, стараясь не заплакать. – Я не в силах остановиться.

– Он зачаровал тебя, – ответил Тераэт. – У меня не хватит сил, чтобы снять чары. Сейчас я приведу Мать.

– Беги, – сказал я.

Но как только он бросился бежать, песок на берегу взмыл в воздух – почти так же, как во время боя Тьенцо со Стариком. Толстая стена из расплавленного стекла преградила путь Тераэту. Мы переглянулись, но я не мог прекратить играть, а Тераэту было некуда идти. Тераэт огляделся, чтобы найти хоть что-нибудь. Но какое оружие помогло бы одолеть такое чудовище?

– Играй, – заворковал дракон, – пой и играй для меня. Пой мне песни древнего Харолана, пой о морских городах Силлитии. Пой о прекрасной Синаваль, исполни балладу о егере Тиррине.

Я подавил в себе поднимающуюся панику.

– Эти песни мне не знакомы. Может, напоешь первые такты?

– ПОЙ.

Я заскрипел зубами. Я не знал, какое заклинание он применил, но это был не гаэш. Я попытался найти в этом силу, которая позволила бы мне оказать сопротивление.

– Мы так не договаривались!

– Договаривались? ДОГОВАРИВАЛИСЬ? – Дракон привстал и расправил крылья, закрывая ими небо. – Ты просто жалкий смертный. Тупой солдат, который выполняет приказ и принимает мир таким, каким он есть, ничего не подвергая сомнению, ничему не удивляясь. Необразованный глупец, который может только одно – развлекать меня. Я не заключаю сделки с муравьями.

Я мог лишь молча смотреть на него. Его слова, вероятно, должны были меня оскорбить, однако в них было слишком много подробностей – притом не соответствовавших истине, ведь в армии я никогда не служил. Я вдруг вспомнил Релоса Вара – для человека, которого я считал незнакомцем, он слишком сильно меня ненавидел.

Дракон рванулся вперед.

Тераэт нырнул вбок, и огромные зубы щелкнули. Старик запрокинул голову, потряс головой и проглотил…

Ничего?

Я поднял руку, чтобы защитить глаза. Тераэт лежал на песке и прижимал к телу свою руку. Было видно, что ему очень больно, но, по крайней мере, он не погиб. И я тоже. Да и одолженная арфа тоже, похоже, не пострадала.

Секунду спустя Старик закончил пожирать свой призрачный обед и злобно заревел. Он взлетел, покружил над нами, а затем отправился к какому-то другому острову.

Мы наблюдали за ним молча, едва дыша, боясь снова привлечь его внимание.

– Зря я посоветовал тебе спеть, – наконец сказал Тераэт.

Я слабо рассмеялся и положил голову на арфу. Кончики пальцев болели, и я чувствовал себя так, словно я не спал целые сутки, – а, скорее всего, так и было.

– Да, это не лучшая твоя мысль, – согласился я. – С другой стороны, прийти сюда, к нему, решил я сам.

Стена из расплавленного стекла, которую возвел дракон, почернела, а затем рассыпалась, превратившись в песок. Мы с Тераэтом вскочили на ноги, не зная, какая опасность грозит нам на этот раз.

За стеной стоял Док с выражением чистой ярости на лице.

– Ты опоздал, – сказал он мне.

44: Уроки фехтования

^{(Рассказ Коготь)}

Гален впервые встретил Кирина в тот же день. Когда он пришел в тренировочный зал, то увидел там своего отца и нового брата. На обоих были куртки с мягкой прокладкой, которые надевают для тренировок. Куртка Кирина была узка ему в плечах. Дарзин пинал Кирина по ногам и двигал его руками, объясняя, как правильно встать в начальную стойку. Юноша выглядел так, словно никогда в жизни не держал в руках меч.

Скорее всего, так оно и было.

– Гален, ты пришел. Отлично, – отец кивнул ему. – Я решил начать пораньше. Кирин, это твой младший брат Гален.

Юноша печально посмотрел на Галена и поднял руку в знак приветствия. Теперь у Галена появилась возможность разглядеть своего нового брата. Кирин показался Галену красивым: у него была золотисто-коричневая кожа и светлые волосы, которые вспыхивали ярким золотым блеском, когда на них падал свет из окна. Кирин завязал их на затылке, чтобы они не падали на лицо. Галену показалось, что его новый брат – один из тех, в которых безумно влюбляются как мужчины, так и женщины. У него было лицо человека, который осознает свою красоту и поэтому ведет себя, как высокомерный урод. Кирин был смутьяном, диким сыном Дарзина, тем, с кем отныне станут сравнивать Галена.

Облегчение, которое Гален испытал от того, что теперь внимание будет привлечено к кому-то другому, немедленно испарилось; его вытеснила уверенность в том, что с Кирином никогда не будут обращаться так, как с ним. Кирин, в буквальном и в переносном смысле, был золотым. Гален почувствовал, как в нем растет ненависть.

Он улыбнулся и тоже помахал рукой.

– Сейчас мы вернемся к основным движениям рук и ног. Как только я решу, что они у тебя получаются, мы перейдем к схваткам. – Дарзин повернул Кирина так, чтобы юноша смотрел через правое плечо. – Не сегодня, конечно. Пройдет несколько месяцев, прежде чем ты добьешься успеха. Кирин, пойми, ты поздно начал обучение. А ведь на подготовку хорошего фехтовальщика нужны годы, а для того, чтобы стать мастером, нужна целая жизнь. Возможно, у тебя ничего не получится. Но ты мой сын, и, значит, ты будешь пытаться – или погибнешь.

– По крайней мере, я могу рассчитывать на твою любовь, – с горечью и сарказмом сказал юноша. Во взгляде, который он бросил на отца, никакой нежности не было.

Галена удивило то, что Дарзин ударил Кирина. Гален знал, что за подобный ответ он сам получит оплеуху, но предполагал, что Кирин может рассчитывать на поблажки. Гален удивился еще больше, когда увидел, с какой силой и яростью Дарзин ударил Кирина рукоятью меча прямо в челюсть, разбив ему губу. Гален с таким отношением еще не сталкивался.

Гален ожидал, что юноша упадет, побежит прочь, заплачет, но, к его удивлению, Кирин лишь пошатнулся, сделал несколько шагов в сторону и стер с лица кровь. Кирин бросил на отца взгляд, от которого завяли бы растения и скисло молоко, а затем Кирин выпрямился и снова встал в стойку, словно ничего не произошло.

– Вот тебе первый урок, – прошипел Дарзин. – Никогда не огрызайся. Ясно?

Юноша уставился на Дарзина.

– Ну?

– Я должен ответить, или снова будет считаться, что я огрызаюсь?

Гален вздрогнул, когда отец снова ударил Кирина, на этот раз так, что тот упал. Юноша перевернулся на спину и лег, опираясь на локти. Кровь текла у него из носа на белую куртку. Гален притворился, будто изучает панели на потолке. Ему показалось, что так будет безопаснее.

– А, вопрос с подвохом, – сказал Кирин. – Спасибо за разъяснение.

– Тебе не хватает ума, чтобы остановиться, – прорычал Дарзин.

– Да, мне говорили об этом… – веселым тоном ответил Кирин, а затем добавил: – Отец.

Хотя именно такой ответ Дарзин ожидал услышать от Галена, что-то в словах Кирина его разозлило. Он занес вверх тренировочный меч, словно собирался нанести удар. Кирин в ответ посмотрел на него с такой же ненавистью, но не сдвинулся с места.

Гален всерьез задумался о том, не увидит ли он сейчас смерть своего нового брата – всего через несколько часов после того, как узнал о его существовании. Но Дарзин не убил Кирина, и даже не избил.

– Я пощажу тебя, потому что ты еще не привык к жизни в этом доме, но не испытывай мое терпение. У меня его мало. – Дарзин бросил меч на пол и повернулся к Галену: – Хоть раз в жизни сделай что-нибудь полезное – вразуми своего брата. – Он развернулся и быстро вышел из комнаты.

Какое-то время братья молчали. Кирин встал и вытер рукавом кровь.

– По-моему, победа осталась за мной.

– Тебе следует знать… Ну, что отец… – Гален не знал, с чего начать.

– Забудь, – ответил Кирин. – Наверное, тут так заведено.

– Ты поймешь, что отец не так уж плохой, как только…

– Серьезно? – оскалился Кирин. – Сколько раз ты попадал к лекарям с синяками и порезами? Просто любопытно.

Гален попытался посмотреть Кирину в глаза и почувствовал, что все внутри у него сжалось от страха.

– Это же… фехтование. На тренировках бывают несчастные случаи.

– Я бы тебе поверил, если бы не видел, как твой отец проявляет тепло и заботу.

Гален прикусил губу.

– Он и твой отец.

– Это он так говорит. – Кирин скрестил руки на груди. – Он уже доказал, что ему нравится бить меня. А тебя он как давно бьет?