Напряжение на высоте Ильин Владимир
– Он всех убьет, – тяжелым взглядом наградил его император, – если не явится даже один.
Они ведь не понимают, что может сотворить мальчишка-идеалист, в руках которого – рубильник от конца света. И сказать им об этом нельзя!
– Ну уж, не будет такого… – протянул Шереметев неуверенно.
– Вы себе судью или палача выбирали, люди? – как злой директор на проштрафившихся замов, смотрел он. – Вот что, Еремеев. Мне жалуйся. Ежели кто не подчинится общему решению, ко мне иди.
– Мне тоже можешь жаловаться, – негромко, но так, чтобы все слышали, произнес Юсупов. – Что мы, не родственники, друг другу помочь?
– И мне говори, – спокойно смотрел Шуйский. – Разве не я сватом был твоей дочери?
– Верно, у нас в роду завсегда свата за общий стол приглашают, – хмыкнул Галицкий из достаточно плотного стана нейтралов. – Потому ко мне тоже обращайся.
– И я сватом был, – признал Долгорукий.
– И я, – буркнул Панкратов.
– И я там был, мед-пиво пил, по усам текло!.. – с чувством декламировал Давыдов, в руке которого вновь обнаружилась фляга.
– Василий, тебя присяга помогать обязывает, – легонько укорил его император, по-отечески улыбаясь.
А у многих от такого родства, осознанного только в этот миг, чуть не стали по второму кругу седеть волосы.
– Благодарствую, – низко поклонился Еремеев.
– Кандидатуру утверждаю. Сколько тебе понадобится времени?
– Дела принять и разобраться в них, да тщательно расследование провести – года три как минимум, государь.
– А как же месяц! – вскочил на ноги Романов. – Мы на месяц его ставили!
– Три года… – задумчиво произнес император, отражая то же самое сомнение.
– Так ведь, государь, почти восемь десятков дел, – похлопал глазами Еремеев. – Три года – это если я щадить себя не стану! Тут же размах таков, что иные дела, им равные, иногда внукам завещают, – доверительно произнес он.
– А и вправду, дело-то серьезное, – сделал стойку император. – Хотя ежели кто хочет быстрого правосудия…
– Я желаю! Что тут расследовать, дикость-то какая! – возмущался Романов, поворачиваясь на соседей.
– Тогда, Еремеев, и начнешь с Романовых, – согласно кивнул император, вызвав резкий кашель князя. – Для исполнения сроков придаю тебе министерство внутренних дел.
Потому как интриги с концом света – это, конечно, интересно, но не бросать же отличную возможность подмять под себя целый институт управления страной. Прямо забрать – это против традиций, а вот обходным путем – неведомо когда еще будет такой шанс. Вон Черниговских и за тысячу лет подвинуть не удалось, а смерть его сейчас просто оставит место вакантным. А этот Еремеев действительно выглядит толковым, раз сам предложил оставить все на внуков – Елизаветиных, вестимо. Тут многие орать будут от радости, что волокита на столетия затянется, – уж больно замазаны…
– Не бывает такого, чтобы не князю – имперское ведомство! – возмутился Шемякин, вставая из-за стола.
– Вот ты еще меня не перебивал! – гаркнул его величество. – Исполняющим обязанности ставлю, а не титул отдаю!
– А кому ведомство после Черниговских-то уйдет, твое величество? – заинтересованно уточнил Гагарин. – Определена ли тобой его судьба?
– После расследования решим, которое судья ваш проведет, – отмахнулся император. – Я ему препятствовать не стану, нового главу назначая.
– Значит, через три года?.. – задумчиво произнес князь.
– Вы тоже торопитесь?
– Что вы, совсем нет! – заверил тот императора.
– Больно много родичей у судьи, – буркнул Шереметев. – Не договаривались мы о том. Сомневаться я стал.
– Сам предложил, теперь от слов своих отрекаешься? – удивился его величество.
– Как быть тем, кто ему не родич и не сват? – скрывая раздражение и бешенство тем, как его провели, держал Шереметев руки под столом. – Кто не ходит вшестером сватать к одной невесте!
– Моя внучка еще не сосватана, – пожал плечами император. – Может, тебя позовут? Может, еще кого, кто отличится и все зло на своей земле вычистит, да штрафы без судейских заплатит? Вон Еремеев зятю присоветует.
Шереметев хмыкнул. Но взгляд заинтересованный в сторону судьи кинул.
– Я полагаю, таких добровольных много будет, – поделился своими мыслями государь. – Честь великая быть мне сватом, и оскорбление мне лично, если кто к этому стремиться не будет, верно? – вкрадчиво уточнил он у князей.
Нарушение закона еще можно кое-как обойти, ссылаясь на традиции, но вот неуважение шло по другой статье…
– А эти… – недовольно махнул рукой Шереметев в сторону Юсупова. – Этим что будет?
– Тоже заплатят, если повинны, – жестким тоном подвел черту Рюрикович. – У государства воровать не позволю.
И это кое-как примиряло остальных со случившимся. Потому что государство и карман императора находились в одной географической точке.
– Кстати, о деньгах, – улыбнулся холодно его величество князьям. – На днях виделся я с ее светлостью княгиней Борецкой… – Он сделал паузу, чтобы люди осознали. – Жаловалась она мне, что, дескать, не отдает никто данное им на хранение достояние. Как же так, ваши сиятельства? Неужто поперек слова каждый из вас пойдет… Снова? – вкрадчиво уточнил император.
– Нет никаких Борецких! – нервно отреагировал из-за стола князь Орлов. – Упокоились давно!
– Ты, никак, лжецом меня назвал?.. – удивился император.
– Боюсь я за тебя, что в заблуждение ввести тебя могли. Не видел я Борецких на твоем приеме уже двадцать лет, как мне знать, что те живы?
– Теперь знаешь. Списки данного вам на сохранение могли быть утеряны, за давностью лет. Это я понимаю и отношусь со снисхождением, – иронично посмотрел он на встрепенувшихся и полных надежды князей. – Поэтому направлю вам свои копии. Кто утерял что-нибудь, вернет деньгами. Я тот документ заверял, мне с вас и требовать.
– Это тяжелое дело, твое величество, – хмурился и Долгорукий, – разом столько собрать…
– Ты на бедность-то не жалуйся прилюдно, – со смешинкой ответил ему император.
– Я не про бедность, а про сроки! Мы же к сохраненному со всей бережливостью, но уговора не было, что те деньги нельзя в оборот пустить и проценты брать! Нелегкое это дело – взять и вытащить из оборота…
Прочие поддержали его одобрительным гулом.
– Вы не беспокойтесь. Казна богата, мы вас выручим, – мягко успокоил их император. – И процент сватам назначим по-родственному. Не то что остальным.
От обсуждения очередной мрачной финансовой перспективы отвлекла ощутимая дрожь земли. А заполошно вбежавший в зал порученец, что-то принявшийся нашептывать императору, – тот всерьез настроил на военный лад. Как бы не случилось чего…
– Радуйтесь, ваши сиятельства, – поднялся император с трона. – Одной смерти князь Черниговский избежал. Еще три осталось.
– И наших тридцать, – требовательно смотрели на него из-за стола.
Тот коротко кивнул, признавая. После чего направился делать так, чтобы они не понадобились.
Ко всему привычна сытая и богатая столица. Не удивят ее ни иностранцы в диковинных одеждах, ни уличные музыканты с танцорами.
Оттого и восемь не самых молодых человек восточной внешности, закруживших в ритмичном танце на краю широкой площади перед гостиницей в самом центре Москвы, не особо изумляли прохожих.
Они действительно были похожи на артистов – в праздничных белых костюмах, расшитых золотом богато и красочно, в своих бамбуковых масках с намалеванными поверх алой краской скалящимися лицами и оставленными двумя прорезями для глаз. Движения их были резки и далеки от грации. Вокруг не было музыки, хотя им определенно подошли бы гулкие барабаны, зато низким голосом пел старик, стоящий в центре, распахнув руки вверх, а остальные семеро звучно хлопали в ладоши, будто ставя точки в мрачном и певучем речитативе. Словно механизм, выполненный через шестерни и коленвалы, танцоры завораживали идеальным автоматизмом, а звуки хлопков будто бы находили отражение в ритме сердца, стоило прислушаться…
Кое-кто из прохожих с интересом остановился. Потихоньку собралась толпа, с радостью хлопающая в такт.
У уличных танцоров не было ни футляра для денег, ни перевернутой шляпы. Не ходил помощник, собирая пожертвания с тех, кому понравилось, или же с тех, кто решил форсануть, стоя рядом с девушкой.
Оттого первые деньги полетели танцорам прямо под ноги – и грани монет отразили яркое солнце… До того, как распасться сверкающей пылью, так и не долетев до земли.
Очередной взрыв веселья и аплодисментов уличным танцорам, что оказались еще и фокусниками, утонул в недоумении, потому как иные дарители расстались и с сотенной, свернутой вчетверо, но и от нее остался только пепел, а купюра не долетела до земли.
Затем и недоумение погасло в предупредительном возгласе, сменившемся страхом. Потому что над силуэтом отеля, таким же радостным в солнечном сиянии, как только что толпа, внезапно образовалась густая тень – будучи вначале просто дымкой, она быстро собралась в образ той самой маски, что была на людях.
После чего стоящий в центре вытащил из складок одеяния на поясе кривой кинжал и резанул себя по запястью.
Завизжала от ужаса впечатлительная дама, отшатнулась толпа, переходя сначала на шаг, а потом и на бег от той жути, что выплеснулась облаком вместе с алой кровью.
А те же, кто посмел обернуться, убегая, могли заметить, как на белоснежной маске в воздухе начали появляться темно-алые линии, рисуя кривую скалящуюся гримасу в пустоте и два незрячих алых глаза.
Где-то недалеко заорала сирена, а гостиница вмиг окуталась плотным сероватым пологом, будто вспыхнувшим, словно давно заготовлен и проявлен в последний миг.
Серьезная защитная магия, могучая, пробирающая даже неодаренных с солидного расстояния, – мурашками по коже и ощущением иномировой жути. Крайне надежная. До той поры, пока оскалившаяся маска не развернула пасть в стометровом оскале клыков и не перекусила гостиницу поперек на уровне второго этажа, исчезнув в тот же миг.
Жалобно простонав уцелевшими перекрытиями и ударив по ушам громом, здание рухнуло внутрь самого себя, взметнув облака бетона и пыли.
– Пожалуй, мы закончили в этом городе, сын. – Аймара Олланта посмотрел на руины отеля, когда пыль спала, а его люди вернулись констатировать численную убыль противника.
– Дождемся хозяев и объясним нашу позицию? – спросил тот.
– Как принято делать у вас? – уточнил патриарх клана у переводчика.
– У нас принято не дожидаться озлобленных хозяев. Считается, что время успокаивает, а степень вины не меняется.
– Это мудро, – покивали Аймара. – Как зовется эта традиция?
– Atas, menti! – спокойно ответил молодой седой человек.
Глава 30
Дворец князей Черниговских, пусть и выстроенный всего-то в прошлом столетии, за что удостоился наименования Новый, все же зацепил те времена, когда общий дом было принято делить на мужскую и женскую части. Времена поменялись, но разделение все еще казалось князю удобным – меньше суеты в родном кабинете. Меньше внимания, эмоций и осуждения по поводу разбитой посуды, перевернутых кресел и густого запаха спиртного, разлитого по наборному паркету. А когда женщина понадобится князю, он пойдет к ней сам.
Князь бережно отложил бутылку с виски, опустошенную наполовину, оправил распахнутый ворот рубашки, желая застегнуть, но обнаружил пуговицы вырванными. Оглядел себя, с облегчением не обнаружив мундир залитым и испачканным. И направился на женскую половину – сквозь весь дворец; через длинные коридоры, заставленные портретами предков, от которых старательно прятал взгляд.
Несмотря на выпитое, его не водило из стороны в сторону и не звало на подвиги. Алкоголь прошел через шокированное сознание, как вода. Обожгло живот и отступило, будто не было, оставив ту же пустоту и потерянность. Ему нужен был собеседник; нужен был совет, и он шел туда, где тот могли дать.
Тяжелая дверь будуара супруги удостоилась выверенного и деликатного постукивания. Как бы ни хотелось рвануть, вышибить, разрушить массив дерева, но помещение всегда плотно связывалось с образом супруги, а на нее он руку поднимать не смел и в мыслях.
– Зайди, супруг мой, – медовой речью с дивным акцентом донеслось из будуара, вызвав смесь любви и вожделения, надежды и привязанности.
Кто-то в миг горя шел к духовнику, иные исповедовались близкому другу. Прочие приближали к себе психолога или любовниц. Для него его Лита была всем.
В отличие от духовников и друзей, не обязательно было говорить только о явном, сжигая себя тайным; в противовес любовницам и психологам, верность не требовалось проверять – равно как и решать, что делать с трупами, сболтнув лишнего.
Его супруга достойна правды, любой, даже самой горестной и проклятой. И она же может подсказать путь – она умная, всегда была умной. Поэтому он ее взял, выделил из шумного и многочисленного семейства князя Сапеги. «Порченая», – говорил ее отец, пытаясь отвадить его, подсовывая небылицы о ее прошлом. Старый зашоренный дурак, который слишком доверял советникам – благо последние ненадолго пережили его.
Черниговский поймал себя на том, что стоит в проходе двери, привалившись к створке, и искренне любуется, глядя на супругу, сидящую перед зеркалом. Лита сидела к нему спиной, расчесывая длинные, цвета воронового крыла, волосы – и он видел ее лукавую улыбку, обращенную к нему в отражении. Сколько ей лет? Вечные двадцать шесть – в этом весь ответ. Зрелость, помноженная на природную красоту и властность. Волна обожания прокатилась по телу, обернувшись отчего-то кое-как удержанными слезами.
– Лита, я все потерял… – не удержал он дрожь в голосе, а слезинка все-таки скатилась на щеку.
– Что случилось? – замерев с расческой в руках, с тревогой смотрела она на него через зеркало.
– Они убили моего сына. Они убили Олега! Они узнали про Заповедник… – Скрываемая до того паника все-таки прорвалась в голосе горестным шепотом. – Они выпустили заключенных!
– Нину – тоже? – поджала она губы недовольно.
– Всех, – покаянно опустил князь голову.
– Значит, пришло время взять власть, – порывисто повернулась супруга к нему и даже не подошла – подплыла, остановившись в миллиметрах и заглянув снизу вверх. – Ты достоин быть первым, муж мой. Надо сломать вековую несправедливость. Призови союзников. Надави на должников. Заставь выступить всех, кого ты готовил и выращивал.
– Они убоятся императора, – отчего-то произнес князь Черниговский.
Произнес правду, но не ту, которую она должна была услышать.
– Император будет мертв, – жестко произнесла супруга.
Метнулась к будуару, порывистым жестом выбила фальшдоску из боковины и куда более бережно достала оттуда шкатулку, обернутую темно-алым бархатом.
Двумя руками, словно регалию, поднесла она ее к супругу и ободряющим взглядом призвала открыть.
Мягко щелкнул замок, отворяясь, и под приглушенным светом люстр матово блеснул наполненный синеватой жидкостью стальной шприц.
– С этим – ты убьешь его, – шептала Лита. – Это подарок от наших друзей. С этим – ты убьешь кого угодно. Потом ты сольешь весь компромат на князей в Сеть, чтобы народ вышел на улицы, добьешь сопротивляющихся и взойдешь на трон героем, – уверяла она его, а он млел, глядя в эти глаза, что отражали его влюбленное лицо.
– Лита… – заикнулся князь.
– Т-ш! Я знаю, оно лишит тебя детей. – Бережно отложив шкатулку на стол, женщина взяла в ладони его лицо и поцеловала подбородок. – Но сегодня мы сделаем нового! Мы сделаем тебе наследника, – целовала она его лицо.
А князь сходил с ума от вожделения.
– Я немного придержу беременность на тот случай, если кто-то заподозрит тебя, – ворковала Лита. – Когда ребенок появится, он будет здоров, и всякие подозрения умрут. Потом умрут их владельцы.
– Да… – выдохнул князь, чувствуя ее руки под своей рубашкой.
– Мы назовем его Олегом, в честь твоего бастарда, хочешь? – шептала она.
Князь хотел, теряя рассудок.
Хотел настолько, что не мог заставить себя сказать ей, что император уже знает о товаре. Что признался он ему в этом сам. Что их война проиграна, потому что он не сможет заставлять идти в бой князей под страхом разоблачения, потому что они уже разоблачены. Они все – все, кого он выращивал, скармливая им ослабленные владения, но связывая страшной тайной наркотрафика, – боятся не князя Черниговского, а огласки, а этого страха больше не существует.
Но он молчал и пил вкус этих губ, сходя с ума по ней так же, как когда-то мальчишкой. Ей уже тогда было «двадцать шесть», и ничего не изменилось.
Сумасшедшее вожделение отпустило его через несколько часов. Потом он лежал в постели, прислушиваясь к ее дыханию. И только под утро, когда рассвет проявил тени в комнате, сел на край постели. Оглянулся на Литу, отметив изящную спину, приоткрытую одеялом. Потянулся к ней рукой, желая провести по нежной коже, но кое-как удержался и силой воли заставил отвернуться.
Перед ним, на столе перед зеркалом, по-прежнему стоял открытый футляр со шприцем.
А рядом лежал его сотовый телефон. И он помнил номер.
Мыслей не было. Но взгляд невольно переходил с предмета на предмет.
Футляр. Телефон. Футляр…
Глава 31
Иногда иные праздничные события невольно смотрятся с тревогой.
Например, воскресное утро в родном доме, да еще с любимой девушкой под боком, устроившейся вместе со мной на диване перед телевизором, могло смело претендовать на звание идеального. Тем более что родитель и сестры укатили на выходные к Федору в Румынию, и были мы тут одни. А еще – родственники Ники тоже были в безопасности. Плюс защита дома работала на максимум, убирая вообще любые треволнения и беспокойства. Ну и Брунгильда тоже бдила, на всякий случай держа одно ухо приподнятым, а кот Машк лично смотрел в окно.
Словом, все для того, чтобы Ника перестала ерзать и спокойно посмотрела со мной какую-нибудь легкую комедию. С чего-то же надо начинать обычную семейную жизнь.
Вон даже еда разогретая стояла на столике перед нами – это чтобы девушка не металась, придумывая причину для беспокойства.
Но не тут-то было – случайное нажатие на новостной канал (а я знал, что нельзя доверять ей пульт!) отразило подтянутого и сурового человека в мундире, в котором Ника первая узнала знакомого нам обоим человека.
– Это же папа! – охнула она.
А там и я вчитался в бегущую новостную строчку в низу экрана.
– «Чрезвычайный представитель императора, – надо же… – хмыкнул я, глядя на два новеньких ордена на его мундире, не иначе навешанных для большей представительности. – Исполняющий обязанности министра внутренних дел»…
– Тихо, папа говорит! – шикнула Ника.
Ну а папа говорил, что всю преступность велено прижать к ногтю, чем он лично поставлен заниматься. Судьба прежнего министра отчего-то не занимала репортера вообще.
Дела, поднятые князем, будут доведены до суда и решения по ним представлены общественности. Да, он знает о выложенных в сеть материалах, но призывает относиться к ним рассудительно, потому что каждый умный человек обязан знать, что вместе с крупицей правды могут быть вывалены горы лжи. Вот простой пример…
И интервью развернулось полноценным сюжетом на добрые полчаса. Новый генерал (надо же, не пожадничали) в пух и прах разбивал громадье сетевого вранья, демонстрируя документы и убедительно показывая признаки подделки.
Эфирное время, наверное, стоило адово дорого. А состряпанный в экстренном темпе обвинительный хлам, обильно разбавивший правду о княжеских преступлениях и влитый через те же источники, и того дороже.
– Ты, надеюсь, не нарушал закон? – уточнила Ника, вздохнув то ли довольно, то ли с тоской.
Папа стал большим начальником, но видеть его ей теперь придется куда как реже… Тяжела судьба генеральской дочки.
– А что? – мрачно уточнил я у супруги.
– Ничего… Папа спросит, наверное, при знакомстве. Он у меня очень ответственный. Ну, вы ведь с ним и мамой не виделись еще…
– Зачем нам знакомиться? – заерзал я. – Я уже читал их досье. Приличные люди.
– Так они тебя совсем не знают!
– Хорошо, дам им почитать мое досье.
– Так не делается, – строго постановила Ника. – Надо при личной встрече.
– Обменяться досье?
Ника демонстративно закатила глаза и махнула рукой.
– С того момента, как твоего отца назначили на пост, я ничего не нарушал, – успокоил я ее. – Переключай на «ДолТВ», сейчас начнется уже.
– Там реклама еще минут пять, – смотрела Ника на отца, хотя звук выключила – тот начал говорить про семью и детей.
Мало ли что ему прописали в сценарии – дочь слушать это не особо хотела.
– Как там Артем? – спросила невеста.
– Кто ж его знает… Укатил с Инкой к ней домой. Если про него нет в международных новостях, значит, нормально.
– А Пашка?
– В Китае, как я знаю. С Дейю. За ними прислали самолет, и про них тоже нет ничего в новостях.
– Здорово… – протянула Ника.
– Вот! – наставительно произнес я. – Умные девушки – забрали себе толковых парней. А ты чего ждешь?
Ника потупилась и смущенно отвела взгляд.
– Принесешь мороженого? – попросила она.
Эх…
– Ладно, – с грустью в голосе поднялся я и сделал шаг к кухне.
Вернее, попытался сделать шаг.
– Оп-па, ноги не слушаются… Ника! – возмутился я, обернувшись и видя торжественно-победную улыбку на ее лице.
После чего рухнул горизонтально вниз – благо руки подставил. Да и те неметь стали.
– Кто сказал, что я тебя не заберу? – мурлыкнула Ника, потянулась руками вверх, встала на ноги.
И тоже рухнула рядом.
– А я стаканы наши поменял, – доверительно произнес я лежащей рядом супруге.
– Дурак! – обиженно смотрела на меня с ковра Ника. – Я все подготовила! И мороженое, и все!
– Посмотрели кино… – обреченно вздохнул я, стукнув лбом о ковер.
Рядом дулась невеста. Вы посмотрите – даже отвернулась! Я бы и сам отвернулся, но шея тоже занемела и не двигалась.
Спрыгнув с подоконника, мимо прошел Машк, поведя хвостом и потеревшись боком о лицо. Запрыгнул на диван. Запрыгнул на столик. Зачавкал.
Я попытался возмутиться, но вырвалось что-то невразумительное, на одних гласных – рот тоже занемел.
Потому лежал, смотрел в затылок Нике и даже осуждающим взглядом ее укорить не мог.
С глухим звуком поднялась со своего коврика Брунгильда и заинтересованно подышала мне в лицо. Повторила с Никой. Гавкнула, покрутившись вокруг, затем отчего-то сорвалась к двери и легко ее открыла.
Сверху со стола упал парализованный кот. Принялся укоряюще смотреть на него – полегчало.
А затем вбежавшая и крайне возбужденная Брунгильда аккуратно уцепила Нику за штанину и куда-то потащила во двор, восторженно поскуливая.
«Не, ну ты видел?..» – возмущенно смотрел я на Машка.
Потому что отвернуться не мог все равно.
Впрочем, минут через пять Брунгильда вернулась снова и потащила уже меня – мимо стола, мимо телевизора, мимо деловито кушавшего мороженое на кухне Вени, который проводил меня взглядом и вновь открыл холодильник, доставая еще одно. И это с учетом того, что половина в руках не доеденная! Возмутительно!
А между тем путь наш шел по колее внутри травы, к самому углу широкого двора, где некогда Брунгильда сделала себе логово в запасном входе в наше тайное метро.
Словом, Ника там уже была. Меня положили рядом и унеслись во двор.
Кота Брунгильда выплюнула подальше внутри своей конуры, после чего с довольным видом устроилась под моим боком, уложив морду на лапы и выглядя абсолютно счастливой. Вечерело.
– Аээхдыы… – произнесла Ника виновато.
Я повел языком, с радостью отмечая возможность невразумительно мычать. А еще слегка начали двигаться пальцы рук.
«Прекрасная первая рачная ночь!» – раздраженно выразился я, но на мои звуки одобрительно гавкнула только Брунгильда.
Зато теперь мы с Никой могли смотреть друг на друга и выяснять отношения. Правда, минут через пять помирились и смотрели уже влюбленно и чуть виновато.
А затем мир шарахнуло сверху так, что я на мгновение потерял зрение. Продавившаяся земля завалила вход, а бетонная плита над нами покрылась сеткой трещин, скрывшись в поднятой пыли.
Жалобно скулила Брунгильда; шипел, пытаясь кого-то поцарапать, кот. От земли же над нами стал пробиваться ощутимый жар – сначала просто теплом, потом удушьем, пробирающим почище натопленной бани. И только отвод в метро давал шансы не сдохнуть. Впрочем – покосился я, – его практически завалило, оставив щели в сломленной пополам бетонной плите с торчащей арматурой.
Затем жар сменился холодом – лютым, с корочкой на веках и видимым дыханием. После чего удар повторился, замуровав нас от выхода окончательно и оставив в полной темноте.
Не сразу тишина ощутилась тем самым моментом, когда все завершилось. По-прежнему скулила Брунгильда и топорщил шерсть кот. Но прошла уже вечность длиною в половину часа, и никаких новых атак я не ощущал.
Что, впрочем, не означало немедленного желания выбраться – не стоит забывать о возможной команде зачистки. К тому же воздух был, язык перестал ощущаться онемевшим, и даже руки обрели подвижность. А еще рядом была любимая девушка, которая точно никуда не сбежит.
– Руки! – возмутилась Ника на мои посягательства.
– Дорогая, я в кои-то веки муж!
– Здесь, под завалом?! – возмущалась она.
– А как же дух романтики?
– Рядом с котом и собакой?!
– Они отвернутся.
– Я так не могу! – категорично заявили мне.
Вздохнув, нащупал Машка и отвернулся к Брунгильде.
– Максим, ты спишь? – спросила в тишине Ника через десяток минут.
– Кота глажу. Ему страшно, – буркнул я.
– А ну!.. Меня гладь. Мне страшно.
Что, собственно, делать оказалось куда интересней. В конце концов, должна же быть у нас хоть какая-то брачная ночь!..
Но стоило продвинуться к ней, как сверху предательски заскрипели разгребаемыми камнями. А затем и вовсе по-хамски впустили в наш уютный уголок свет полной луны!
– Господин, я так рада, что вы живы! – размазывая землю по лицу, над моей головой плакала от счастья та самая китаянка, которая так удачно свалилась в Москву-реку парой дней раньше.
– Пошла вон! И камни обратно верни!.. – зашипели мы на нее хором.
Короче, все равно пришлось выбираться. Тьфу! Все же хорошо было!..
Ну а сверху, за выжженным кратером, которым некогда был мой дом, за оцеплением из ало-белых лент, в свете огней машин скорой помощи и полиции, нас уже ждало огромное количество людей, радовавшихся нам, как родным. Даже сильнее, чем родным. Потому что лютовавший не так далеко глава клана Шуйских на полном серьезе желал кого-нибудь повесить.
– Живой, скотина, – оглядел меня Шуйский с ног до головы, после чего притянул к груди и обнял.
Впрочем, тут же унялся и отправился по своим делам, демонстративно потеряв всякий интерес.
– Вот он – читал мое досье, – пережив спонтанные чувства, деловито объяснял я супруге. – Никогда раньше не виделись, а какое доброжелательное отношение!
– Максим… – словно не слышала меня Ника, глядя на коричневый пепел в кратере. – А давай, если у нас будет сын, назовем его Вениамином?
Сердце кольнуло. Еще и оттого, что кратер имел вполне читаемый рельеф – с серьезным уклоном напротив того места, где мы прятались.
– Давай.
Читать бесплатно другие книги:
