Вечерняя звезда Соловьева Екатерина
– А мне кроме тетрадок и нашей завучихи вообще ничего не снится, – невесело усмехнулась коллега невесты.
– Я тоже сон видела. – Люся самозабвенно разглядывала в зеркало свой нос. – Мы все стоим возле ЗАГСа, а Лиза упала в грязь.
Шидлик постучала пальцем по виску.
– А броненосец «Потёмкин» не снился? Как он тебе по кумполу шарахнул.
– Нет. Я правду говорю. Когда приснится бронепоезд, так и скажу.
– Броненосец.
– Какая разница…
– Господи! Безграмотность – наследие царизма, бронепоезд от броненосца не отличаем, – бормотала Женька. – Лиз, ты её не слушай, она из вредности. Сначала Павлик нарисовался, Сашу еле пережила, ну, и Николай добил окончательно. Завистливая. Что делать…
– Купить три пары железных башмаков.
Я понимала, что Люся – завистливая и вредная, но на всякий случай написала Любе про её сон. К чему ещё мне быть готовой?
Свадебная церемония была дурацкой, как большинство церемоний. Но, к счастью, недолгой. Через десять минут проникновенно-дежурных фраз страшная тётка в блестящем платье (её нужно ставить исключительно на разводы) предложила дорогим гостям поздравить молодых, и… врубили вальс из кинофильма «Мой ласковый и нежный зверь», который невеста ненавидела с детства и настоятельно просила обойтись без него. При первых нотах Лена скривилась, а мы попытались не засмеяться. Несколько гостей не пришли, один, ехавший из аэропорта, перепутал ЗАГСы. Стоило нам выйти на улицу, грянул ливень. Крики пожилых родственников «Дождь в дорогу – к счастью!» не убедили женскую половину свадьбы, с воплями бросившуюся к машинам. Не все захватили зонты – причёски, туфли и макияж были безнадёжно испорчены.
– Интересно, это испытание или предостережение? – острила Женька в лимузине.
Но, несмотря ни на что, невеста была прекрасна, жених не сводил с неё взгляда. Остальное не имело значения.
Николай косился на меня всю дорогу до ресторана, пытался дотронуться до руки, спрашивал про мои украшения (ответить честно: это – от драконов, это – от разбойницы, а вот это – от мальчика Кая – не рискнула) и шептал, что я красивее невесты. Надеялся польстить, но я не люблю сравнений. Он, конечно же, хороший и ни в чём не виноват, растерян и старается понравиться. Но… Нужно было одолжить у тёти Зои Арсения. И он бы увлечённо молчал о своём планктоне.
В белом, убранном цветами зале нас рассадили за круглые столы. На сцену вышёл манерный ведущий, начал нашпигованную шутками речь. Потом погас свет. На огромном экране кто-то играл с собакой, указывал вдаль кепкой с грузовика, подражая вождю мирового пролетариата, и обнимал маленькую старушку возле торта с зажжёнными свечками.
Гости смеялись, мамы вытирали слёзы. Женька мечтательно улыбалась рядом с Валерой, больше интересовавшимся Женькой, чем экраном. Люся стратегически озиралась. Вопреки просьбе невесты, она заявилась одна. Решила не таскать за собой самовар. Вдруг здесь Тула.
А со мной случилось то, чего не случалось никогда: от меня ушли все звуки. И все чувства. Мимолетная радость сегодняшнего дня и долгая, выдержанная: печаль нескольких месяцев растаяли без следа. Я была лишь оболочкой, пустой и прозрачной, как стеклянный сосуд, который помыли и высушили, не оставив ни единой молекулы его прежнего содержимого. Мир вокруг существовал, но я не принимала в нём никакого участия. Я была отделена от него незримой, но прочной границей, объяснявшей, почему, повинуясь законам физики, он не ринется в мою пустоту. Отступили жестокая «Сарабанда» и смятенный «Июнь» Вивальди, отплакала Дидона, и даже волна бетховенской «Бури» убежала обратно в океан, покинув мокрый песок с обломками ракушек. Я осознала, из чего состоит жизнь, и могла посмотреть на неё со стороны.
Я умираю?..
И над мои ухом тихонечко спели:
– Wie Todesahnung, Dmm’rung deckt die Lande, umhllt das Tal mit schwrzlichem Gewande…[46]
– Ну что же вы остановились? – прошептала я. – Там ещё «der Seele, die nach jenen Hh’n verlangt»[47], и «vor ihrem Flug durch Nacht und Grausen bangt!»[48], и…
– У вас ужасный немецкий, – сказало чудовище за моей спиной.
– А вам-то откуда знать?
– Я же не глухой. В отличие от некоторых. – И он слегка сжал мочку моего уха. Двумя пальцами. Без когтей. Я обернулась. На меня с усмешкой смотрели глаза цвета пепла. Над правой бровью у виска темнела маленькая родинка. Я совсем забыла о ней.
– Волком вы мне нравились больше. Вы были скромнее.
– Я сам себе волком нравился больше. Но вы так старались сделать из меня человека… Вам обязательно здесь оставаться?
– Нет.
– А как же ваш кавалер? Он не загрустит без вас? Он так ревнует!
– Покажите ему клыки, и он отстанет.
– Всего-то? Ему хватит одних клыков?
Он взял меня за руку и потянул к выходу. Мы шли в темноте между столиками походкой заговорщиков. И перешёптывались:
– Не хватит клыков, покажите хвост.
– У меня нет хвоста.
– Поставьте дыбом шерсть.
– И шерсти нет.
– Вот незадача!
Мы вышли на улицу. Только что кончился дождь. Пахло мокрой землей и новорождёнными листьями. Небо было по-весеннему легкомысленно голубым. Я вдохнула прохладного воздуха.
– Значит, хвоста у вас нет. А клыки есть.
Он улыбнулся. Клыки действительно были, но не волчьи, а почти человеческие, ну, может, чуть больше. Хвост, кстати, тоже был, хотя и совсем маленький – его волосы отросли, он собрал их резинкой.
– Почему вы такая худая? – пристальный взгляд. – Безобразие. Нельзя вас оставить на короткое время.
Я услышала знакомую ворчливую интонацию и подумала: «Так не оставляйте…», а вслух сказала:
– На диете сидела.
Он удручённо вздохнул и убрал с моего лица прядь волос, выхваченную ветром. Я могла бы смотреть на него не отрываясь год. Или два.
– Как вас называть? – спросила я, цепляясь словами за реальность, которая так и норовила ускользнуть.
– Вы уже и имя моё забыли? Быстро. Напоминаю, я – Вольфрам.
– Но…
– Я умер и родился с этим именем. И оно моё. А ваше?
– Елизавета.
– Вы выбрали верность клятве… Мне это по душе. Тогда идёмте, Елизавета.
– Подождите. У меня есть одно желание. Я непременно хочу его исполнить.
– Конечно. Но вы не спрашиваете, куда мы пойдём.
– А вы не спрашиваете, какое желание.
– Я нужен для его исполнения?
– Встаньте на ступеньку ниже. Нет, на две.
По улице спешили люди, мимо бежали на свадьбу опоздавшие гости. Безостановочно лаяла собака. Никто не обращал на нас ни малейшего внимания. А всё потому, что они не знали, какие бывают поцелуи.
– Ой! Вы зачем меня укусили?
– Простите, я не нарочно. Волчьи привычки. – Его глаза смеются.
– Пожалуйста, больше так не делайте!
– Ну… постараюсь.
В кармане звякнул телефон. Пришло сообщение от Любы:
«Упасть в грязь – к перемене места жительства».
И вот я иду неизвестно куда с человеком, которого вижу второй раз в жизни. И чего мне от неё ждать, от жизни? Ведь он – то ещё чудовище.
Эпилог
Марк открыл коробку. Вынул шарф, приложил к щеке. Он много раз доставал шарф и шапку из тёмно-синего кашемира, но не отправил их в комод к зимним вещам, не надевал, когда похолодало. Рядом лежал телефон с сообщением Джиёна: «Её нигде нет». Он аккуратно разорвал конверт, надписанный зелёной ручкой: «С. Тихонову от Лизы. Открой, когда не найдёшь меня».
«Дорогой Саша!
Если ты читаешь это письмо, значит, меня больше нет на Земле. Не пугайся, я не умерла. Я ушла с любимым в прекрасный мир, которым очаровалась раз и навсегда. Он полон волшебства и тайны, а наши детские сказки произошли в нём наяву. Они, к сожалению, не все с хеппи-эндом, но ведь они у нас сказки, а здесь – история. Понимаю, поверить сложно, но это – чистая правда.
Помнишь брошку-туфельку? Её приколол к моему бальному платью Вольфрам, с ней я умею танцевать всё, что умеет тот, кто её приколет.
А мои ожерелья и браслеты? Они – подарок короля драконов, их нельзя украсть или потерять. На кольце с изумрудом выгравировано «Джеральдин» – имя атаманши разбойников, той, что забрала у Герды муфту в обмен на оленя. Опаловый кулон – от Виктора Кая, короля Ордэса, мальчиком потерявшего Герду в схватке со Снежной королевой. Кулон не раз помогал мне, потому что опал – камень пророков, а бриллианты дают твёрдость и решимость. Ты был прав: я резала себе руки. Эликсир моей подруги ведьмы заживил порезы, но любящее сердце не обмануть, оно заметит и те шрамы, которые никому не видны. Только не бойся, что я хотела покончить собой, нет. Здесь я – волшебное существо, чья кровь исцеляет все болезни и раны, телесные и душевные.
Но моя самая главная ценность – это нитка, которую ты найдёшь в конверте. Если вышить ею название любого мира, непременно попадёшь в него. Приятный бонус – ты будешь знать все его языки. Достаточно вышить по-русски «мир Вольфрама» – и мы снова обнимемся с тобой, как родные. Ничего не случается просто так. Нитку мне дал один эксцентричный маг, я принесла её для друга, которому буду обязана до конца моих дней. Его зовут Роланд, он подданный королевства Ордэс и пришёл на Землю за возлюбленной. Помнишь Таню? Её разыскивал Олег, с замашками бандита, он ещё чуть не разгромил наш офис. Это я помогла Тане с Роландом сбежать, а её бриллианты, надеюсь, пригодились им в Ордэсе. Ценности везде одинаковые, и духовные, и материальные. Оторвав нитку для них, я отмерила её нам с Вольфрамом, и осталось для тебя. Даже немного больше. Я подумала о Джиёне: у него глаза как твои – не из нашего мира. Везде можн быть счастливым, но мы – из одного теста, нам мало обыденной жизни. Словно семена диковинного дерева из далёкой земли, раскиданные жестокой бурей, мы никак не прорастём вдали от утраченных корней. Мне кажется, я нашла наши корни.
Не забудь надеть шапку и шарф – новогодний «Должок!». Мой подарок притянет тебя поближе ко мне, чтобы ты не плутал в незнакомом краю. В нём мои друзья – короли и принцы, ведьмы, разбойники, чудовища и драконы. И все они станут твоими друзьями. Ветер здесь пахнет дикими травами, а дождь чист, как слеза. Пророчица нагадала тебе фантастическую судьбу, и ты наконец-то отрастишь длинные волосы. Мы с Вольфрамом будем ждать тебя, а вместе с нами – девушка и кошка».