Вечерняя звезда Соловьева Екатерина
– Пошли чай допьём, а то остынет.
Прошло четыре часа. Мы съели суп, пожарили яичницу с местным подобием помидоров, покормили кучера. Ещё раз выпили чаю. И яблочного компота.
На кухню нетвёрдой походкой вышла девушка лет двадцати. Светловолосая, высокая и тоненькая. Старые одёжки болтались на ней, как на вешалке. Она принесла маленький узелок.
– Мне нечем вас отблагодарить, кроме вот этого. Немного, но всё, что есть.
– Не нужно, – запротестовала я. – Нас же прислал принц. Он щедро вознаградил наши…
– Нет, пожалуйста. Я не выношу лжи. Когда-то она стоила мне слишком дорого. Вас прислал не он. Не мог быть он, – вздохнула она.
– Вот почему мне кажется, что моя дочь – самая глупая из всех? – пробормотала ведьма.
– Она не самая глупая, она самая счастливая, – сказала я. – У неё нет негативного опыта в личной жизни.
– Пригляди за ней денёк, – попросила я ведьму. Мы стояли у калитки. Возникло устойчивое ощущение, что я могу исчезнуть из этого мира в любой миг.
– Не переживай. – Она поправила мои растрёпанные волосы. – Осталась бы ты здесь, с нами. Всё лучше, чем там: и овощи у вас ядовитые, и рыба отравлена. И мясо с дрянью. Жуть. А своего найдёшь. Один раз нашла и второй найдёшь. Я помогу.
– Спасибо, но колдун не даст мне остаться. Он, в отличие от тебя, ещё не научился просто пугать людей. Но научится.
Ведьма смотрела с тревогой. Её глаза изменили цвет с чёрного на тёмно-серый, даже синеватый. Нос уменьшился, кожа выгладилась, лицо утратило грубость, стало миловидным. Это была уже совершенно другая женщина: молодая, красивая. И не злая, а решительная. Ну… слегка сварливая.
Из дома выбежала Золушка.
– Вот. – Она дала мне подушечку, набитую чем-то жёстким и шуршащим. – Это лепестки роз, которые я выращивала долгие годы. Они стали волшебными от моих слёз и помогут обрести стойкость, чтобы дойти до любой цели.
– Господи! – скривилась ведьма. – Иди в кровать уже, благодетельница. Быстро. Нечего тут шляться, у тебя ещё пальцы слабые.
Золушка чмокнула меня и убежала.
Ведьма проводила её взглядом. Подняла лицо к небу.
– Осень в этом году – хуже некуда. Что ни день – солнце! Какой-то кошмар. Хоть бы дождь пошёл. Слушай, – с сомнением произнесла она. – А тебе самой кто из старикашек больше нравится? Король или дворецкий?
– Оба хорошие, – улыбнулась я. – Король добр и великодушен. Дворецкий понимает жизнь, много страдал, мудр. И тоже великодушен.
– А поосанистей который?
– Дворецкий, – честно призналась я.
Ведьма тяжело вздохнула. Потом сунула мне мешочек лепестков, останавливающих кровь, и маленький флакон:
– Шрамы свои помажь, а то как самоубийца. Ещё в психушку упекут. И поаккуратнее будь. Не знаю, какие у вас законы, но люди везде одинаковы.
Взяла меня за плечи и пристально посмотрела. Притянула к себе, обняла.
– Теперь его очередь. Он найдёт тебя. Обязательно найдёт. Жди. Я – Беатрис. Ещё увидимся.
И мир вокруг нас растаял.
Глава 7
Я лежала на диване в тихой полутёмной комнате. Чёрный глянцевый прямоугольник на стене. Это что? Телевизор… Бледно-зелёные шторы. В углу – торшер.
Я – дома?! Боже! Я дома. Какой ужас…
На полу валялась сумка с подарками, рядом – мой бывалый рюкзак, руками я прижимала к груди мешочек лепестков и флакон ведьмы. На запястье темнел её шерстяной шнурок.
Встала. Распахнула шторы. Всё было белым, выпал снег. Я забыла, что бывает снег. А он, мягкий, лёгкий, неслышно летел с молочного неба, окончательно вырывая меня из страшного и прекрасного мира, куда я больше никогда не вернусь.
Легла на диван, отвернулась к стене и тихо заплакала.
Проснулась я только утром. Первым делом позвонила Любе. Она так обрадовалась, что говорить не могла. Приехала через полтора часа – даже в субботу Москва стояла в снежной пробке – и привезла мои цветы в горшках.
До её прихода я сбегала в супермаркет, набрала продуктов на несколько дней. Было чувство, что я не приехала домой, а уехала из дома. И теперь, по примеру роковой Мии Побер[27], «тоскую по родине, по родной стороне моей», поскольку я «далеко-далеко в незнакомой стране».
Нестерпимо яркие коробки угрожающе высились вокруг, атакуя зрение с бесцеремонностью армии захватчиков. На поллитровой стеклянной банке были изображены жизнерадостные овощи. Зачем? Как будто непонятно, что с её уныло-бурым содержимым у них нет ничего общего.
Вымученно радушные девушки в рекламных фартучках предлагали попробовать ветчину.
– Полностью натуральный продукт! Никаких вкусовых добавок, копчение на берёзовых углях.
Попробовала. Берёзовые угли отдавали химлабораторией. Ну и гадость! Что я теперь есть буду?!
– Не вешайте лапшу на уши. Просрочкой торгуете, травите нас почём зря, а улыбочки такие добренькие! Да не хочу я слушать, что вы поёте! Тошнит. Напущу санэпиднадзор, тогда спляшете! Где жалобная книга? – громыхал родной голос.
Ведьма?!..
Я заглянула за ряд стеллажей – нет, высокая, дородная, энергичная, немного усатая, но не Беатрис, – и грустно побрела назад с полной тележкой.
– Первое декабря. – Люба перевернула календарь и села к столу. – Вот и зима… Я приезжала раз в месяц всё проверить, а цветы же поливать нужно, забрала к себе. – Она отрезала бисквитного рулета.
Мне показалось или он пахнет мылом?
Благодаря Любе у меня не было задолженности за коммуналку, работал интернет: она аккуратно в срок щёлкала автоплатежами. Теперь очень удобно путешествовать в другие миры.
Она слушала мою историю, подливая нам кофе, я соскучилась по его вкусу.
– Ну, Лизок, хоть роман пиши!
Иногда я плакала. Иногда мы плакали вместе.
– Я испсиховалась вся! – сказала она. – Запретила себе гадать на тебя. Что ни день, разложу, а карты одни – угроза да беда! Потом – нормально, и опять беда! Валерьянку как чай заваривала. Лале все нервы вымотала: посмотри да посмотри. И всё-таки ты его спасла.
– Колдун не убил Вольфрама при мне, а потом… Я не знаю.
– Спасла. Ты бы поняла. У тебя же нет чувства, что он погиб?
– Нет.
Такого чувства действительно не было. Было другое чувство: ущерба, печали, усталости. Состояние острой чудовищной недостаточности.
– Вот. Значит, жив. А если жив, найдёт тебя, как ты его нашла. Договорюсь с Лалой, сходим к ней, она глянет.
С Любой мы простились поздно вечером.
Утром я набрала номер Роланда.
– Лиза?! Как вы? Нашли Вольфрама?
– Нашла. И потеряла.
Мы встретились в маленьком ресторанчике в центре. Я пришла раньше, сидела с чашкой кофе у окна и не верила, что это происходит со мной. Будний день. Тихо, мало посетителей, снег. А я словно не совсем здесь. Какая-то часть меня всё ещё была там, а может, она останется там навсегда.
Позвонила Женьке.
– Лизка! Слава богу! Я так рада! Ну что? Нашла?
– Нашла. Но ненадолго.
– Это как?
Я понизила голос.
– Утащил его, Женечка, колдун. Прямо на моих глазах.
– Ой, Лизка! И что же делать-то?
– Ждать.
– Я бы с ума сошла. Хуже нет: ждать и догонять.
– И не говори…
– Вечером звякну, я в Екатеринбурге, в командировке. Работаю круглые сутки. Ночью с ног валюсь, но до Москвы не дотерплю.
Роланд влетел стремительно. Моё сердце сжалось, узнав дорогой облик, напоминающий другую жизнь, другой мир. Вроде бы мы одинаковые, но есть что-то неуловимое и одновременно бесспорное, отличающее их от нас. Он хотел обнять, но остановился и приветствовал меня своим неподражаемым поклоном. Потом, конечно, обнял.
– Вот, Роланд, нитка Летара-путешественника. Хватит на двоих с запасом.
– Спасибо!
– Вам спасибо. Без вас я бы ничего не смогла.
Он выслушал мою историю о Викторе Кае.
– Лиза, вы совершили непостижимое. Вы спасли страну.
– Честно говоря, цели такой не было. Я лишь пыталась выжить. И, кстати, теперь вам необязательно искать новое место для жизни. У вас есть Ордэс. Виктор с Лаурой будут ждать вас и Диану. «Короне нужны верные и отважные сердца» – это его слова.
– Благодарю от всей души! Я о такой протекции даже мечтать не смел… – А сам погрустнел.
– Не тужите, – взяла его вмиг ослабевшие руки. – Мы её найдем.
Он рассказал, что бросил работу официанта и стал учителем танцев. И иностранного языка.
– Какой же язык вы преподаёте?
– Французский и английский. Оказалось, нитка даёт знание всех языков мира, куда переносит вас. На уровне вашего родного. Образованному человеку достаточно полистать учебник, и он готов преподавать.
– Убеждена, вы прекрасно образованны, – улыбнулась я.
– Спасибо. Не могу судить, но посвятил этому немало времени.
– А танцы?
– Студия старинного танца. По вашим меркам мой мир лежит в далёком прошлом. Но танцы у нас похожи. Я взял пару уроков у профессионала, и теперь учу других. И приглашаю вас на ближайший бал.
– Увы! Я не умею танцевать.
– Но вы же танцевали на балу чудовищ с Вольфрамом.
– Тогда у меня была его волшебная брошка-туфелька.
– Танцевальная брошь?! Неужели! Что же вы сразу не сказали?
– Она осталась во сне на моём бальном платье, которое было иллюзией. Люба говорила, она притянет меня, но я её не нашла. Да и не знала, где искать. Наверное, она потерялась безвозвратно. Хотя перенеслась я именно к дворцу принца Адама.
– Лиза! Эти броши – их всего четыре – триста лет назад сотворил Ансельмус-Шутник, один из величайших чародеев, они способны путешествовать через миры. Более того, они не бросают своих владельцев и передаются только как дар любви – брошь всегда с вами.
– Со мной?.. Всегда? И сейчас?
– Куда Вольфрам её приколол? Дотроньтесь до этого места. Не убирайте руку. И подумайте о нём, вспомните его.
Зачем мне его вспоминать? Я не могу забыть его ни на мгновенье.
Под пальцем появилось что-то гладкое и прохладное. Я выхватила зеркальце из сумки. На свитере блестела маленькая золотая туфелька.
– В общем, Лиза, если вам надоест служба, можете преподавать танцы вместе с вашим покорным слугой.
Вечером после разговора с Женькой – подруга охала и ахала все полчаса – я позвонила Аполинэр.
– Ты вернулась? Совсем?
– Совсем.
– Слава богу!
Я легко представила начальницу, говорящую сидя за компьютером с чашкой кофе.
– Когда на работу выйдешь?
Она ошеломила меня этими словами. Было, конечно, приятно оказаться не безработной, но она спросила так буднично, словно я на неделю уехала к тёте в Саратов или взяла больничный. Впрочем, она была не в курсе моих приключений.
– Могу завтра.
– Угу. – Она отпила что-то. – Давай в десять, мне к двенадцати на переговоры.
В гастрономе возле офиса я купила торт, нарезки и бутылку шампанского – отпраздновать возвращение.
Мой пропуск ещё действовал, я беспрепятственно вошла в здание. Открыла нашу вечно заедающую дверь.
– Привет.
Первым меня увидел Феня:
– О! Артель «Напрасный труд», глядите-ка, какие у нас гости!
– Лизка! – бросилась ко мне Света. – Наконец-то!
Аполинэр оторвалась от телефона, улыбнулась и помахала рукой.
– Лизхен, ты ли это? – повернулся на стуле Валера. – А где загар?
– Какой загар?
– Мелькнула версия, что ты вышла замуж за африканского принца.
– А, ну да, было дело, – легко согласилась я. – Но он тут же обвинил меня в государственной измене и посадил в тюрьму. Загар накрылся медным тазом.
– Не ходите, дети, в Африку гулять! – изрёк Рома.
Мой фуршет сунули в холодильник.
Аполинэр отложила телефон.
– Господа! Все – к станкам, возвращение Лизы обмываем после шести. – И мне: – Садись поближе.
Мы говорили с ней целый час. Вернее, говорила она. Я поняла главную причину, по которой Полина приняла блудную дочь обратно: мой проект занял первое место на серьёзном конкурсе. Поскольку он выставлялся от студии, премия и престиж легли на счёт конторы. И теперь у начальницы были большие планы относительно моего будущего.
– Завтра с утра, Лизок, обсудим подробно.
А сегодня мне следовало ознакомиться с чертежами, концепциями и так далее.
Только один человек с момента моего появления не произнёс ни слова, но почти неотрывно смотрел, пока я смеялась с коллегами, и периодически – пока слушала Аполинэр. Саша Тихонов. От его взгляда становилось не по себе.
Что изменилось за моё отсутствие?
Вечером мы сели за круглый стол, разлили шампанское. Феня поднял тост за воссоединение нашей дружной семьи. Все чокались. Я подумала: и правда, даже с волнениями и авралами, ошибками и нагоняями от начальницы, на работе я чувствовала себя лучше, чем среди родных, а настоящей семьи у меня давно не было. В этом мире. А в другом я оставила брата, близких друзей и самого важного человека в моей жизни. Так где же мой дом?
Тихонов устроился напротив. Он, как обычно на всех праздниках, не пил и очень мало ел, лишь пробуя закуски и сладкое. И я поняла, кого он напоминал мне: Мелвина Пирса – осанка, манера держаться, немногословность. Аристократ. Недаром Феня прозвал его Принцем. А глаза – как у…
Я не буду никого сравнивать с тобой, волк. Ты – единственный.
Мы с Любой приехали к Лале. Она жила в центре. Еле добрались от метро – такая метель выла, сбивала с ног, осыпала снежными волнами, будто мы не в Москве, а за полярным кругом!
– Ох, и заварила ты кашу! – усмехнулась румяным ртом Лала. – Не удивлюсь, если о тебе там песни сложат.
– Да пусть складывают, – сказала Люба. – Главное, чтобы их не на похоронах пели. Мири санакуны[28], скажи, встретятся они?
Сердце замерло. Лала взяла мою руку.
– Тяжело ты шла к нему! Как страдала!.. Себя не жалела. Но ему до тебя дойти ещё тяжелее будет. Что до Луны пешком – так тяжело. Он очень сильный. Может дойти. Но точно не вижу. Скрыто будущее.
«Может дойти…» – это нужно было запомнить. И повторять много-много раз в день. Каждый день. Чтобы оно превратилось в «дойдёт».
На следующее утро Аполинэр встретила меня с загадочным видом:
– Лиза, хочу доверить тебе проект Никольского.
– Почему мне? Я даже не была на первой встрече с заказчиком.
– Из всех наших работ он отметил твои – Остоженку и ВДНХ. Серьёзной архитектуры и инженерки нет, один дизайн. Сложностей не возникнет.
Здание понравилось сразу. Типичное административное, девятнадцатый век, восьмидесятые-девяностые годы с их неорусскими кирпичными фризами и скатной крышей. Хай-тек в них живёт великолепно.
За стойкой администрации сидели две симпатичные девушки в белых рубашках.
– Я к Никольскому на четырнадцать.
Кабинет генерального был на верхнем этаже. Перекрытие чердака при прежнем ремонте разобрали, открыв фермы и изломы крыши. Это было красиво. Но обновить действительно не помешало бы: отделка смотрелась пожухлой и устаревшей.
– Павел Валентинович задержится на десять-пятнадцать минут, – тоненькая, как прутик, девушка с балетной выправкой проводила меня в приёмную. – Чай, кофе?
– Спасибо, не беспокойтесь.
– А у нас печенье вкусное, – у неё была заразительная улыбка.
– Тогда кофе.
– Пожалуйста, позвоните Толмачёву. И отмените встречу в шесть. – Мужской голос заставил меня вздрогнуть.
Нет. Так не бывает… Теперь ты будешь мерещиться мне везде, волк? Это нечестно.
Генеральный стремительно взбежал по лестнице и увлёк меня в кабинет.
– Здравствуйте. Извините за ожидание. Надеюсь, о вас позаботились?
– Да, спасибо.
У него были пепельно-серые глаза и длинная косая челка, падающая до уха. И немного надменный изгиб рта.
– Сейчас расскажу вам, что я хочу.
Расскажи. А я пока посмотрю на тебя, вспоминая кое-кого с похожим выражением глубоко посаженных глаз.
Он воодушевлённо говорил о своей фирме. У него была масса идей и энтузиазм, совершенно не присущий моему чудовищу. Слава богу. Будь он столь же меланхоличен и нетороплив, я бы просто удрала.
Через полчаса я уже видела: сходство не такое впечатляющее, как показалось вначале, но оно, без сомнения, было, особенно в голосе. А ещё через полчаса стало ясно, что у него есть интерес не только к моим проектам.
– Елизавета, мы нигде не могли пересекаться? Вы мне кого-то отчаянно напоминаете, не пойму кого.
– Симонетту Веспуччи. Я её всем напоминаю.
– Я должен её знать?
Через минуту на планшете Павла расположились несколько Симонетт.
– Точно. – И его деловой энтузиазм окончательно покорился… чему-то более личному. – Вы не устали? Давайте пообедаем, здесь неподалёку есть приличное кафе. А потом продолжим. На пустой желудок неважно соображается.
Я и сама была страшно голодной – не успела позавтракать. Кофе с печеньем поддержал меня, но уже выветрился.
В коридоре мы встретили красивую женщину, высокую, стройную, при этом полногрудую, но потухшую, измученную и потерявшуюся в невзрачной одежде. Она с такой тоской глянула на директора, что я сразу поняла: её чудовище, в отличие от моего, было не за тридевять земель, а в соседнем кабинете, но тоже недосягаемо.
Она вцепилась в папку. Руки дрожали.
– Павел Валентинович, тут отчёт…
– Да, Елена, через полтора часа я буду на месте.
Я пожалела, что надела вызывающе красный свитер с довольно щедрым и сексуально перекошенным вырезом. Аполинэр приветствовала, когда мы одевались броско и неформально. Как говорил Феня, «креативненько».
«Буду ходить сюда как моль», – решила я.
– А Елена кем у вас работает?
Кормили правда вкусно. Грибной суп был бесподобен.
Павел оторвался от тарелки.
– Почему вы спрашиваете? Главным бухгалтером.
– Очень красивая женщина.
– Да?.. – он пожал плечами.
Мы вернулись из кафе и снова наткнулись на неё. Елена не могла скрывать своих чувств: рядом с Павлом она краснела, бледнела, сбивалась. А он не обращал ни малейшего внимания на её дивные густые волосы, длинную шею, точёные кисти рук, яркие от природы губы. Стоит в метре и в упор не видит. Вот как такое может быть?
– Молодец, – похвалила Аполинэр, едва я вошла утром в офис. – Никольский тобой доволен. Ему понравилась идея с напольной доской. И металлические конструкции, и цветовое решение. Воплощай. Начни с коллажа, согласуй цены, потом сделаем визуализацию. Вперёд.
Я днями напролёт сидела в интернете, листала каталоги мебели и книги по дизайну, выискивая детали для ремонта Никольского. Получалось замечательно, чему способствовала архитектура дома и свобода, предоставленная Павлом и Аполинэр.
Через неделю я раскладывала варианты коллажей перед заказчиком, одетая в свой самый невзрачный свитер того оттенка синего, который мне категорически противопоказан. Как говорит одна моя подруга, «он меня убивает». Это, конечно, субъективно. Её, например, «убивает» всё, кроме красного, оранжевого и жёлтого. Оставшуюся часть палитры она не носит. Я однажды намекнула, что при её корпуленции и характере опасность для неё представляет только двутавровая балка, и то – не факт. Она поржала и отправилась за очередным оранжевым в обтяжку.
Грязно-кобальтовый свитер я дополнила трагичной чёрной юбкой в пол, неуместно зеленоватой. А под свитер спрятала кулон Лауры и Виктора. Опал и бриллианты. Проницательность и твёрдость не помешают.
Павел встретил меня в дверях.
– Как вам к лицу синий!
Господи! Он уже в той стадии, что на зимний маскхалат с лыжами скажет: «Белый вас необычайно освежает!»
Опять пришла бедняжка из бухгалтерии что-то подписывать.
Затравленно поздоровалась со мной и подала своей любви бумаги, не поднимая глаз. А у него телефон зазвонил. Отделавшись от Елены торопливым жестом, он шагнул к окну – разговаривать. Она смотрела ему в спину.
Клянусь самой страшной клятвой: никогда и никому я не буду так смотреть в спину. Ни за что. Даже тебе, моё чудовище. Если ты придёшь ко мне, отчаявшейся, а потом, пьяную от счастья, бросишь, жестоко посмеявшись, и разместишь в «Инстаграме» фото с новой возлюбленной на Гавайях. Не буду. Обещаю.
Покинув Павла – у него началась планёрка, – я поинтересовалась у секретаря, где кабинет главбуха.
Елена тихо всхлипывала, прикрывшись рукой.
– Простите, у вас найдутся пять минут?
Оно торопливо смахнула слёзы. В её взгляде не было ни капли ненависти. Одна безысходность.
– Вот, держите.
– Что это?
– Лепестки роз, особенный сорт. Его вывела девушка, влюблённая в холодного жестокого человека. Когда-то давно она посадила обычные розы и плакала над ними долгие годы. Она дала эти лепестки мне со словами: «Они стали волшебными от моих слёз и помогут обрести стойкость, чтобы дойти до любой цели».
– Вы в такое верите? – Елена вытерла платочком покрасневший изящный нос.
– Верю.
– А она дошла до своей цели?
– Думаю, да.
– И они… соединились?
– Не знаю, окончания истории я не застала, но она точно обрела уверенность в себе, а он – наоборот, её лишился.
Она перебирала робкими пальцами шуршащий пакетик.
– Мне кажется, ему нравятся другие женщины: решительные, сильные. Такие, как вы. А нюни вроде меня ему неинтересны.
Читать бесплатно другие книги:
