Вечерняя звезда Соловьева Екатерина
Его ноздри гневно раздулись, губы сжались.
– Не забывайся, женщина.
– Я там, где мне нужно быть. И с чего ты взял, что я женщина? Я в облике женщины, всего лишь.
– А твои рассуждения о детях?
– Тактика. И запомни, я – первая, но одна из многих. И последняя, кто будет рожать от тебя детей. Мы захватим твой мир, так или иначе, подчиним, поставим на колени. Вопрос в том, какую ступеньку в нём займешь ты. Она не будет слишком высокой, не надейся. Но насколько она окажется ничтожной, решать тебе.
Он задумался. Не меланхолично молчал, просчитывая комбинации в шахматной партии: «Отдам пешку и пойду обедать», а глубоко задумался. Кажется, удалось зацепить его. Страшно попасть в жернова чуждой непонятной могущественной воли. Даже ему. В моей голове заиграл «Имперский марш» из «Звёздных войн». Lucasfilm мне в помощь.
– Я не верю тебе, – наконец выдал он. Однако его взгляд изменился. Он словно искал подтверждения моих слов. Или своих сомнений. – Не верю.
Да мне и не нужно. Просто подойди поближе.
Не знаю, откуда берутся силы, когда они по-настоящему нужны. Откуда берётся смелость и куда девается страх. Если бы не Вольфрам, я удушила бы гада цепью кандалов. И, клянусь, никакая стража меня бы не остановила.
И последний штрих…
– Мне неудобно спать без подушки, – я говорила тихо, с той долей презрения, которую может позволить себе важный, но воспитанный гость, недовольный приёмом. – Я предпочитаю пух. И ещё одеяло. Я мёрзну без одеяла.
Он подскочил с кошачьей грацией человека, посвящающего много времени физическим тренировкам.
– Я могу убить тебя прямо сейчас. Ты – первая? Где же вторые? Всё – блеф. Я жил без твоей чёртовой крови и дальше проживу.
Это вряд ли.
И я прижала распоротое запястье к его красивым, кривящимся от злости губам. Кровь лилась ему в рот, а он не мог выплюнуть ни капли, она впитывалась без остатка. И пошевелиться не мог.
Вы, сударь, не знали такого обо мне? А кто обещал, что будет легко?
Не без усилий меня оттащили от него и пощёчиной, которая гарантировала сотрясение мозга, отшвырнули к стене.
– Сейчас ты сдохнешь, тварь! – Кардис стянул на шее моё платье так, что я перестала дышать, и поднял одной рукой вместе со всеми кандалами и цепями. Он занёс над моей головой громадный кулак.
Прощай, моё чудовище…
– Нет! – прохрипели за спиной Кардиса. – Не трогай её.
Соприкосновения с камнями пола я не почувствовала.
Я лежала на том же тюфяке и в тех же кандалах. Но на подушке и под одеялом. Саднящая рваная рана от гвоздя, найденного вчера в соломе (лучше инструктируйте персонал!), поверх позавчерашнего пореза кинжалом была перевязана белой тряпочкой с пятном зеленоватой мази. Этой же мазью обработали следы от кандалов.
Вошёл дворецкий с бутылкой и с коробочкой, за ним – пожилой слуга с обычной миской еды и кувшином.
– Стейльское полезно при потере крови, сударыня. А вот это, – он подал коробочку, – от баронессы Шонт.
Я открыла. Там были пирожные: бисквиты с ванильным кремом и ягодами.
– Спасибо, Ноальд. Передайте, пожалуйста, мою благодарность её милости.
– Передам.
– Почему он не убил меня?
– Поправляйтесь. Ешьте побольше. И пейте свою воду. Её тут, кроме вас, никто не пьёт.
Дни бежали за днями. Я ела, мылась, спала. На третьи сутки сняли кандалы. Если спросят, что такое счастье, отвечу, не колеблясь: «Есть варёные овощи без кандалов».
Начала делать зарядку. Попросила какую-нибудь книгу. Принесли «Славную и прекрасную историю Ордэса». Позорную и уродливую зажали. Читала про каких-то сумасшедших монархов, один хлеще другого (вот, блин, генетика!), и вдруг поняла, что забыла о своем дне рождения! Что же я делала тогда? Кажется, колдовала над морковью. Стало грустно.
На пятые сутки Ноальд отвёл меня в спальню короля.
Тот сидел в кровати, похудевший и бледный. И невозможно красивый: огромные зелёные глаза под идеально вычерченными бровями, длинные густые волосы, раскиданные по белоснежной рубахе. Яркий цветок рта. Повезёт же кому-то!
– Я думал, твоя кровь исцеляет, а она убивает.
Не дожидаясь приглашения, села в кресло. Король кивнул Ноальду, тот вышел. Мы остались одни.
– Убивает? И где убитые?
– Откуда в тебе такая смелость? Ты видела, что я могу сделать с тобой. И всё равно не боишься.
– Не боюсь. Мог бы, сделал.
Он отвернулся к окну. Его спальня, в отличие от моей, была на солнечной стороне. Терпеть не могу, когда с утра прямой наводкой в лицо фигачит солнце, и плевать оно хотело на занавески. Мне повезло больше, чем ему. Правда, решётка… Но, кажется, я начинаю к ней привыкать.
– Короля – на «ты»… За одно это в Ордэсе казнят.
– Повторяешься. Чего ты хочешь?
– О… Прямо не знаю, чего бы попросить у великой волшебницы. Ты же сотворишь для меня любое чудо?
– Разумеется.
– Сотворишь или опять обманешь?
– Зависит от тебя.
Он зажмурился и глухо застонал, откинувшись на подушки. Его лицо покрылось лихорадочным румянцем, из угла рта потекла кровь. Я подбежала к кровати.
– Что с тобой?
– Уходи. – Он потянулся к колокольчику. На пороге появился дворецкий, вслед за ним врач, слуги. – Убирайся!
– Прошу вас, сударыня, – Ноальд поклонился.
Я размышляла о словах короля всю ночь. Моя кровь убивает? Ведьма говорила, исцеляет. И практически ото всего. Ну, кроме застарелой смерти – тут уже нужно моё сердце.
Ещё через два дня Ноальд разбудил меня до рассвета.
– Сударыня, его величеству очень плохо.
Виктор, полуодетый, сидел в своей спальне за столом, на котором стояли и валялись бутылки – полные и пустые. Он поднял покрасневшие от вина и бессонницы глаза.
– Садись, выпей со мной.
Его белая рубаха была распахнута, на груди запеклись глубокие кровавые царапины.
Он налил вино в два бокала.
– Давай выпьем за верность!
Неожиданно.
– Знаешь, – у него дёрнулся рот, – почему я ненавижу женщин?
А вот теперь не удивил.
– Невкусные? От них похмелье? – предположила я.
Король засмеялся пьяным смехом.
– Нет. Потому что предательницы.
– Хм… Старая песня. Тебя прокатили?
– Представляешь? Меня – и прокатили!
– Бывает.
– Нет! – закричал он, расплёскивая вино на полстола. – Не бывает. Это всегда так. Всегда. Вы – подлые, отвратительные твари. Предательницы.
– Кто тебя предал?
– Все.
– Судя по тому, что в твоей стране ещё бегают кое-какие женщины, не все.
– Мне нравится твоё чувство юмора. И я даже верю, что ты не женщина. Они – тупые, пошлые. Предательницы.
Прямо заклинило его.
– Сначала предала мать.
– Как же?
– Она вышла замуж после смерти моего отца. Потаскуха.
Господи ты боже мой!
– Потом кормилица.
– Недокормила?
– Она тоже вышла замуж и бросила меня. А я относился к ней как к родной. А потом эта мерзавка… Мерзавка.
Ударил кулаком по столу.
– Она обещала мне, она клялась… – Он влил в себя ещё один бокал. Вино полилось на рубаху, расплываясь кровавым пятном. – И тоже предала.
Король закрыл лицо руками и заплакал. Так искренне и горько, что стало его жаль. Не знаю, насколько все женщины предательницы, но дуры – точно.
Я молчала и ждала, когда он успокоится, на всякий случай отодвинув от него пару непочатых бутылок. Для пяти утра ему было уже нормально.
– Она обещала не бросать. И… бросила. Обещала спасти! И не спасла. Я страдаю. А ей – плевать.
– Почему ты думаешь, что плевать? Может, она тоже страдает?
– Нет! – Он скривил яркий рот. – Ей плевать! И теперь я должен жить с проклятым осколком в груди. Знаешь, как это больно? Как мне невыносимо больно! Как он холодит сердце! Потому что она умерла. – Он уронил мокрое от слёз лицо в ладони. – Она позволила убить себя… Моя Герда. Её убила Снежная королева.
Я не поняла, что произошло дальше, но через минуту гладила его голову и плечи, а он рыдал, уткнувшись в мои колени. На ковре.
– Моя Герда умерла… Как она посмела отдать своего Кая мерзкой ледяной гадине? Знаешь, что делало со мной это извращённое чудовище?! Мне было четырнадцать! И потом, как ни в чём не бывало, летело успокаивать вулканы. Видите ли, это полезно лимонам… Чудовище.
Вот не надо кого попало называть чудовищем.
– Мы с Гердой так любили друг друга… Чистой любовью. Мы дарили друг другу цветы, катались на коньках. Она убила мою Герду… Бледная ледяная гадина! Я до сих пор помню её ужасные руки… Словно куски льда…
Как бы кстати сейчас пришлась ведьма с её «Спи!».
Когда Виктор угомонился, я попросила Ноальда отвести меня в библиотеку.
– Его величество зовут Виктор или Кай?
– Виктор Кай вообще-то. Но, взойдя на престол, государь велел вымарать второе имя из всех документов и запретил произносить его. Как и имя несчастной девочки. Она всегда звала его Каем. Такая трагедия…
– Где у вас магический раздел?
– История, заклинания?
– Артефакты.
Я просидела в библиотеке трое суток с перерывом на короткий сон и бадью с водой. Теперь её грели. И я больше не вернулась в камеру – её заменила комната неподалёку от покоев короля, там же я нашла и рюкзак. Еду мне доставляли в библиотеку.
Иногда приходил Ноальд.
– Вам бы передохнуть, сударыня.
– Как Виктор?
– Плохо.
– Что вы пьёте или едите для бодрости? Если нужно долго не спать.
– Растёртый лист огнецвета, заварить и настоять полчаса. Но от него потом тревожные сны.
– Отлично! То, что нужно.
Вряд ли мои сны станут ещё тревожнее.
Однажды дворецкий принёс обед сам.
– Что вы ищете?
– Артефакт, которым Герда победила Королеву. Она не была колдуньей, значит, использовала артефакт.
– Их чувства, – Ноальд налил мне травяного чая, пока я меланхолично уничтожала рыбное суфле, – были обречены. Он – принц, она – дочь его учителя. Умная, серьёзная, воспитанная, но всего лишь дочь мелкопоместного обедневшего дворянина.
– Каким Виктор был в детстве?
– Гордым. Он всегда был гордым и честолюбивым. Настоящим принцем, благородным, и в душе – добрым. Терпеть не мог женских слёз. В двенадцать лет вызвал на дуэль придворного, жестоко обидевшего служанку. Дуэль, разумеется, пресекли, а обидчику велели покинуть столицу. Герда влияла на него очень положительно. Рядом с ней он становился вдумчивее и спокойнее. Это была такая трогательная детская любовь!
Дворецкий посмотрел куда-то в сторону.
– А потом, когда осколок попал ему в глаз, она одна могла управляться с ним – он стал злым, раздражительным. Колотил всех подряд, ломал мебель, изрезал портрет деда. Сжёг коллекцию гобеленов. Его величество был в ужасе. Никто не понимал, что случилось с наследником. Приезжали доктора, маги. Один заявил: «Нужно вытащить осколок, иначе он опустится в сердце». И предложил удалить принцу глаз. Наглеца не казнили лишь по доброте короля. Через месяц сплошного ада принц исчез. Его искали, подняли на ноги армию и полицию, связались с другими монархами. Назначили награду за сведения о наследнике. Но они были такими неправдоподобными, что, кажется, её никому не выплатили. Все описывали высокую белокожую женщину в шубе из искристого снега и в короне из сосулек, которая увезла его высочество на ледяных санях, запряжённых белыми птицами. А на задках сидели белые лисы. Даже для нашего мира это – как-то слишком…
Дворецкий говорил чётко, по делу, притом – поэтично. И порой с уместной иронией. В нём безошибочно угадывался хорошо образованный человек.
Король заподозрил заговор. Заговорщиков действительно нашли и казнили, но к ледяным саням и снежной шубе они отношения не имели.
Время шло. Его величество, не выдержав мук, заболел и умер. Бразды правления передали вдовствующей королеве. И всё начало пошатываться, королевство теряло прочность: склоки между министрами, интриги в Генеральном штабе. Какие-то непонятные хороводы с соседями. Было ощущение, что принц уже мало кого интересовал. Безутешная мать не в счёт, она не имела ни малейшего политического веса и была едва вменяема. Тогда Герда отправилась искать его сама. Потом вернулся принц. Похороны Герды. Нового короля (её величество вышла замуж) Виктор встретил с нескрываемой ненавистью. Мать не пережила их конфликта, а отчим вскоре погиб на охоте.
– Вот, в сущности, и всё… – закончил Ноальд. – Дальше вы знаете.
Да уж… В «Славном и прекрасном» варианте история Ордэса выглядела несколько оптимистичнее.
С каждым днём Виктору становилось хуже. Моя кровь, вероятно, расшевелила осколок, но не уничтожила его. Король отказывался от еды и почти не спал. Он слабел с каждым часом, а я так ничего и не нашла. Ничего о магическом зеркале Снежной королевы, том, что разлетается на тысячу мелких осколков, превращающих добрых мальчиков в королей Ордэса.
– Все книги, упоминавшие Герду, уничтожены, – сказал Ноальд.
– Пророчица не оставила мне выбора. «Того, кто нуждается в твоей помощи, у кого нет другой надежды, – спаси».
– Поэтому я к ним и не хожу, сударыня. Сходишь, а потом не знаешь, на какую стенку лезть.
Мы начали искать вместе.
– Ноальд, а не осталось людей, которые что-то помнят?
– Не думаю. Стольких казнили за это! Плаха – лучшее средство от длинной памяти. Кстати, вы должны быть крайне осторожны. Ваш секрет… Уже стоил жизни многим. И мне бы меньше всего хотелось, чтобы он стоил жизни вам.
– Многим?..
– Всем, кто с ним столкнулся, кроме его величества и вашего покорного слуги.
– Та служанка и узник?..
– Кардис, стражники, доносчики, магистр Санбер, его помощник. «Садовница». Обе служанки. Все.
Из меня будто всю кровь выпустили.
Бедная Синичка! Плохо ты молилась.
– И девочка?
– Ребенка не тронули, она слишком мала, чтобы понять.
– А Мелвин Пирс? Баронесса?
– Баронессу Шонт подвергли аресту. Как и Пирса. Их отпустили. Они действительно ничего не знали. Но графа допросили с пристрастием.
– Боже…
Наверное, у меня был ужасный вид, потому что Ноальд подхватил мой локоть.
– Магически допросили, сударыня. По-настоящему его не пытали. Он вам чем-то дорог?
– Мелвин – очень хороший человек. Он защищал меня перед магистром Санбером.
– Хороший человек, говорите? Да он, скорее, святой. Или сумасшедший. А вы представляете, что случится, если распространится весть о вашем даре? Вас разорвут. Если не в Ордэсе, тут люди чтут закон, так где-нибудь ещё.
Опасно быть сокровищем, которое можно резать на куски.
– Не следует ли вам отдохнуть, сударыня? Такие новости пережить нелегко.
– Нет, Ноальд. У нас полно работы. Она отвлечёт от печальных новостей.
И мы нашли тайник. В реставрационной мастерской при библиотеке. В нём были сложены книги о Снежной Королеве, рукописный текст «Баллады о чистой сердцем деве Гертруде, победившей ледяное зло» и дневник Герды.
– Кто сохранил всё это? И для чего?
– Полагаю, бывший главный библиотекарь. Его обезглавили по приказу короля – прятал запрещённые книги. Хм… Библиотекари… Книги им дороже родных детей.
Прочитанное не обрадовало, а скорее напугало. Зеркало было не одно. Их сотворил и зачаровал для Снежной Королевы горный тролль, мастер зеркал, влюблённый в неё и готовый ради любимой на мучительную смерть: он вливал в зеркала по капле свою жизненную силу и магию, ожидая от Королевы малейшей милости – взгляда, слова, улыбки прекрасных холодных губ. Судя по хроникам, дождался не многого. Сколько историй нечастной любви!.. Может, ведьма права, и всё зло – из-за любви?
Дневник Герды пострадал от воды, в нём не хватало страниц и, главное, не было рисунка или описания медальона старой волшебницы, которая жила посреди чудесного сада и решила удочерить пришлую девочку. Сначала она спрятала от Герды розы, напоминавшие ей о Кае, а когда поняла, что этого ребенка ничем не остановить, дала медальон. В нём была сила, способная противостоять холоду магического зеркала.
– Нужно найти разбойницу, она встречалась с Гердой после волшебницы. И должна помнить медальон.
– Сделаем, сударыня.
Разбойница приехала через день.
– Помню. Сперва я забрала его, но Герда умоляла вернуть! Говорила, возьми что хочешь: золото, подаренное ей принцем и принцессой, шубку, сапожки, муфту. И карету с лошадьми. Да я и так у неё всё забрала! Правда, одежду потом отдала. Всю, кроме муфты. Уж очень она мне понравилась! Но ты не думай, я не выгоняла бедняжку с голыми руками на мороз. Я стащила варежки у матери, Герда натянула их до локтей поверх шубы. Тёплые-претёплые! Мать на утро мне весь филей плёткой до крови исхлестала, спасибо – парни заступились. Я же ей ещё и денег дала, полный кошель. И оленя. Зачем здесь ездовой олень? Из цирка вроде сбежал, от жестокого обращения. А медальон – стекляшка, на что он мне?
– Куда он потом делся?
– Не знаю. Когда Герду хоронили, его уже не было. Не видела я похорон печальнее! Король не пришёл. Ни он, ни Виктор. Были только близкие друзья и родные. Отец, тётка. Её мама давно умерла. Чародейка всё покрыла цветами. Герда лежала в гробу такая миленькая, как живая! И совсем молоденькая! В своих сапожках… Я положила туда муфту. Ой! Не могу, сейчас расплчусь! – Разбойница отвернулась.
– А чародейка жива?
– Два года назад упокоилась. Землю наследники продали, там теперь цветочная ферма. Дом снесли.
– Нарисуешь медальон?
– Ну, художник из меня – не ахти. Училась, училась, а нет таланта.
Разбойнице принесли кисти и краски, она полчаса старалась, облизываясь от усердия.
– Лучше уже не получится… – И показала рисунок. Алый кристалл в сплетении золотых молний.
Мы спустились в хранилище артефактов.
– Ноальд, почему вы уверены, что он здесь?
– Не уверен, сударыня, но очень может быть. Если Герда его потеряла, то кто-нибудь мог найти. Ордэс всегда охотно скупал артефакты, их тащат сюда уже тысячу лет. Мы платим не слишком щедро, но платим. И никогда не обманываем продавцов.
– Тысячу лет?.. Как мы его найдем?
– Возьмите Орлика, – сказала разбойница, кивая на молоденького вихрастого парня. – Он ничего не пропустит. Тайники находит в таких местах – я бы не догадалась.
– Надеюсь, вы понимаете, что нужно найти только этот медальон, – уточнил Ноальд.
– Понимаю. – Она наставила указательный палец на Орлика, а потом провела большим по своей шее. Орлик моргнул. – И он понимает.
Вооружившись толстенными каталогами, к сожалению, без иллюстраций, мы методично обследовали хранилище, но было совершенно непонятно, где искать: медальон могли положить к ювелирным украшениям, к стихийным артефактам (разбойница вспомнила, что Герда говорила о магии огня) или занести в раздел «Творения знаменитых магов». И даже в «Разное». Как он обозначен, мы также не знали.
Через два дня поисков Ноальд позвал меня к королю.
В глазах Виктора появилась обречённость. Боль уступила ей немножко места.
– Ваше величество…
– Мы же были на «ты».
– Я была на «ты» с другим человеком.
– Давай ты и со мной будешь на «ты». У меня больше нет друзей.
– Ошибаетесь. Ноальд – ваш преданный друг.
– Наверное. Но с ним-то мы точно всегда будем на «вы». Пожалуйста, подойди ко мне.
Я села на край кровати и взяла его за руку.
– Не могу этого выносить. Он поворачивается в сердце.
– Потерпи ещё чуть-чуть.
– Я написал завещание. После моей смерти ты будешь править Ордэсом.
– Да господь с тобой! Я не сумею. Какая я королева?
– У тебя будет Ноальд.
– Мы с тобой – не родственники.
– Уже родственники. – Он кинул мне свиток. – Мы законные супруги.
– Виктор, ты с ума сошёл?
– Нет. Я никому не доверяю, кроме тебя.
– Послушай, ты не умрёшь. Я тебя спасу, обещаю. Снежной королевы нет, даже драться не с кем. И ты порвёшь эту дурацкую бумагу, – я ткнула в свиток, – найдёшь себе принцессу, избалованную папину дочку в кудряшках, женишься по-настоящему, заведёшь кучу детей, и они перегрызутся за твое королевство, как и положено в приличной королевской семье.
– У меня на это мало надежды.
– Между «мало» и «нет» – большая разница. К тому же у меня на это много надежды. Я помню, ты не любишь женщин, мы невкусные. Но, поверь, мы очень настойчивые.
Прошло ещё три дня. Казалось, мир состоит из бесконечных полок с коробками, шкатулками, книгами и свитками на непонятных языках, с засушенными животными, чьими-то пальцами и глазами в банках, а также развалов странных предметов, названий и предназначений которых мы не знали. С рядами сапог, целыми прилавками шляп и перчаток, вешалками поеденных молью шуб и шалей. Просто мега-секонд-хенд! И из прислонённых к полкам лесенок.
Я подстёгивала себя мыслью: «Если четырнадцатилетняя девочка смогла победить могущественную колдунью, то я смогу победить осколок её чёртова зеркала. Должна». Мы были с головы до ног покрыты пылью веков в самом прямом смысле этих слов. К нам присоединились два других разбойника, а также баронесса Шонт и племянник Ноальда. Мы ели и спали в хранилище. И не мылись. А зачем?
– Госпожа… Точно не знаю, но… Похоже…
Мы сбежались на голос Орлика, будто он нашёл чудо, дающее нам вечную жизнь, неземную любовь и неиссякаемое богатство. Медальон был именно таким, кк его изобразила разбойница: крупно огранённый прозрачный красный камень, окружённый золотыми стрелами молний. Мы прыгали и кричали от радости, когда вошёл Ноальд.
– Пожалуйста, быстрее! Его величество умирает.
Рубаха короля и одеяло были в крови, которая выплёскивалась изо рта с мучительным кашлем.
– Ноальд, дайте нож, – попросила я.
– Нет, – прохрипел Виктор. – Я не буду пить кровь.
– Если не выпьешь, точно умрёшь. А кровь ты будешь пить. И не только мою. Ещё жены, слуг, на старости лет – детей. Так что привыкай.
Он пытался отстраниться. Но его охватил особенно жестокий приступ, кровь хлынула фонтаном, он начал задыхаться, и на одеяле блеснул маленький серебристый осколок. Ноальд потянулся к нему.