Воображаемый друг Чбоски Стивен

Глава 82

Солнце уходило за горизонт.

У Кристофера было всего десять минут.

В центре вражеского стана он видел шептунью: та готовилась к войне. К ней подводили оленей. Каждому она что-то шептала на ухо. После этого они оттягивались в Лес Миссии. На свои позиции.

Ждать, когда разлетится зеркальное стекло между мирами.

Кристофер по грязи подполз к ней еще ближе. Невидимым он оставался лишь при свете дня. Это последний шанс. Нужно было непременно заполучить ключ, хранившийся в складках ее шеи. Он достал из кожаного чехла тупой серебряный клинок.

– Что это был за шорох? – прошипели совсем рядом.

Кристофер затаил дыхание. Он наблюдал за почтарями, которые ластились к шептунье, словно котята к хозяйской ноге. Людишки всех размеров и форм. Разного возраста, пола и цвета. Ее ополчение. Кристофер задумался: кем они были, прежде чем попасть на эту поляну, где шептунья расстегивала им веки и целовала глаза?

– Криссстофер, – звали голоса, – ты где?

Вместе с оленями человеки-почтари столпились на пятачке вокруг него, принюхиваясь и смыкая круг. Прощупывая землю под ногами. Кристофер сжался в комок. Они подступали. Он замахнулся серебряным клинком. Олени подобрались почти вплотную и невидящими глазами упирались в лицо Кристофера. Нос к носу. Еще шаг – и его обнаружат.

Внезапно вражеский лагерь огласился душераздирающим криком. Все обернулись в ту сторону – посмотреть, из-за чего такое смятение.

Там появился славный человек.

Он истекал кровью. Мчался что было сил. Раскидывал оленей. Одного за другим. Но в конце концов могучий самец вонзил свои ветвистые рога в руки и ноги славного человека. А самые острые отростки приберег для его груди. Потом приволок его к шептунье и положил у ее ног – так кот приносит хозяйке пойманную мышь.

– НЕТ! – вскричал славный человек.

Только уж чересчур пронзительным оказался этот крик. Кристофер понял: это отвлекающий маневр. Это самопожертвование. Шептунья слезла со своего помоста и подошла к славному человеку. Кристофер пополз вперед. Человеки-почтари рывком подняли славного человека с земли. Шептунья выдернула сломанный роговой отросток, застрявший у него в груди.

– ГДЕ ОН? – взвизгнула шептунья.

Славный человек молчал. Его руки развели в стороны. Олень грыз его ноги. Славный человек не издал ни звука. Почтари с воем вонзали в него когти. Кристофер видел, что славный человек принимает эти муки с улыбкой, зная, что Кристофер здесь, что он, невидимый и невредимый, ведет охоту. Шептунья выдернула у него из груди второй обломок рога. Выдернула с яростью и отшвырнула в сторону. Славный человек скрючился от боли. Кристофер не останавливался. Не выпускал из руки клинок. Добыть ключ. Спасти славного человека. Спасти мать. Спасти мир.

– ГДЕ МАЛЬЧИШКА?! – снова прошипела шептунья.

– Может, ты и заставишь меня кричать, но говорить – никогда, – сказал славный человек.

Шептунья не ответила. Она лишь ухмыльнулась. Криво. Жестоко. И злобно. Потом воздела руки над головой – и все ее приспешники раскрыли рты. Небо пропорол неописуемый, невыносимый рев. Кристофер выронил клинок и зажал уши, а шептунья едва заметно мотнула головой – и все войско стало маршем отступать.

В глубь Леса Миссии.

Кристофер поднял с земли клинок и двинулся следом по широкой тропе. У каждого дерева стоял почтарь. Олени каждому покусывали лодыжки, передавая приказ не сходить с места. Чтобы те ограждали маршрут, как отбойники на шоссе. Сквозь кроны деревьев Кристофер посмотрел на небо. У него оставалось не более трех минут светлого времени. Чтобы заполучить ключ. Медлить нельзя.

Впереди влачился славный человек. Его плоть была истерзана. Раны сочились кровью. Споткнувшись, он упал. Его тут же укусил олень, подгоняя дальше.

Войско шло маршем по длинной, извилистой тропе, которую Кристофер никогда прежде не видел. Или видел? Уверенности не было. Это ощущение напомнило ему давние мамины сны, в которых к их квартире каким-то образом вдруг добавились три лишние комнаты, ранее ею не замеченные. В них она заходила вместе с ним. Непонятно где. Непонятно как.

Теперь путь лежал через заброшенную штольню, открывшую свою гигантскую каменную пасть. Казалось, она щелкает деревянными зубами. Цок, цок, цок. Это стучали оленьи копыта. Цок, цок, цок. Кристофер не отставал. Или его вели? Он уже не понимал. Возможно, ему расставили капканы, но деваться было некуда. Из тоннеля процессия выбралась через другой выход. Которого Кристофер прежде не видел. Через тот, который на реальной стороне скрыт от глаз. Увиденное повергло его в ужас.

Перед ним возник дивный сад.

Чудный ухоженный садик с цветами, травами и вечнозелеными деревьями. Деревья росли так густо, что снег не падал на землю. А свет падал. Дневной свет был прекрасен. Погода стояла не по сезону теплая. Идеальный весенний день с прохладными, благоухающими нотками осени. Кристоферу было внове такое ощущение совершенства.

Процессия остановилась.

Шептунья замерла перед высоким деревом. Запрокинув голову, Кристофер кое-что увидел… прекрасное, белое… примостившееся на толстых сучьях метрах в трех от земли. Увидел он и ведущие туда ступеньки – ни дать ни взять молочные зубы. И ярко-красную дверь.

Этот домик на дереве принадлежал Дэвиду Олсону.

– Дэвид! – окликнула шептунья. – Выходи!

Красная дверь открылась. На пороге стоял Дэвид Олсон. Он по-змеиному соскользнул на землю и подполз к шептунье. Та погладила его по голове, будто говоря: «Вот молодец». Повернулась к толпе и воздела руки. Грянул барабанный бой. Человеки-почтари поволокли славного человека вверх по лестнице. Шептунья устремилась следом.

Последним в домик вошел Дэвид. Он помешкал на пороге и обернулся к лесу. То ли он знал, что Кристофер здесь. То ли заподозрил, что его послание Кристоферу опоздало. Да оно и не важно; просто Кристофер никогда еще не видел таких скорбных глаз.

– Дэвид! Шевелись! – рявкнула шептунья.

Как послушная собачонка, Дэвид вернулся в дом и затворил дверь.

Кристофер смотрел сквозь ветви на багровое небо.

У него оставалось тридцать секунд света.

Дерево обступили десятки оленей и почтарей. Несли караульную службу. Готовились к битве. Молились. Кристофер не мог больше медлить.

Он бросился к домику на дереве.

– Что там за звук? – зашипели голоса.

Кристофер не останавливался. Он ускорял бег. Только бы успеть до захода солнца. У него оставалась последняя возможность внезапных действий. Он огибал почтарей. Перепрыгивал через оленей.

– Он тут? Где он? – вопили голоса.

У подножия дерева Кристофер ухватился за лестницу и начал карабкаться по молочным зубам. День угасал.

Кристофер достиг домика на дереве.

Оконное стекло запотело от холода. Кристофер даже не мог заглянуть внутрь. И не имел представления, что делается внутри. Он приложил ухо к двери. И не услышал ни звука.

Тогда он повернул дверную ручку. Медленно приоткрыл дверь. У него зашлось сердце. Он заглянул в домик на дереве. Там. Никого не было. Только на стене висела старая фотография Эмброуза. Вид разнообразили еще царапины от ногтей. Это Дэвид рвался наружу? Или что-то непонятное рвалось внутрь? Человеки-почтари с шептуньей как сквозь землю провалились. Дэвида Олсона и след простыл. Славного человека и след простыл. И что же это за домик на дереве? Портал? Вход на другой уровень? Мышеловка?

Кристофер переступил через порог.

И обернулся посмотреть на горизонт. Последний луч солнца гладил макушку земли. Облака плыли скопищем лиц. Кристофер ощущал весь город. Тысячи лягушек пытались выбраться из кипящего котла.

Кристофер шагнул в дом. Он не догадывался, что произойдет, если затворить дверь и войти туда, где кошмары столь устрашающи, что после пробуждения их и не вспомнишь.

Мир притих. Кристоферу казалось, будто он шагнул навстречу своей смерти. Но выбора не было.

В тот миг, когда опустилась ночь, Кристофер затворил дверь.

Глава 83

биИп.

Мать Кристофера была так поглощена дневником Дэвида Олсона, что не сразу услышала этот сигнал.

биИп.

Она перечла последнюю запись. Но явно что-то упустила. Там должен был содержаться какой-то намек в помощь Кристоферу. Дэвид в свое время направился в свой домик на дереве. Дэвид вошел в лес. И больше его не видели. Что произошло с Дэвидом Олсоном в лесу? Как случилось, что в ту ночь он умер?

биИп. биИп.

– Что это за звук? – спросил Эмброуз.

Мать Кристофера посмотрела на Эмброуза. Даже под этой повязкой она угадывала печать страха на его лице. Невыносимая тяжесть давила ей на грудь. В палате слова отдавались гулко, как в ванной комнате. Мир погрузился под воду.

биИп. биИп. биИп.

Третий сигнал узнавался безошибочно. Что-то изменилось. Она повернулась к монитору, ища глазами ответ. Вот тогда-то и пришла разгадка. Температура Кристофера. До этого она каждый раз видела одни цифры – 37,0°. Но сейчас – нет.

38,8°

Мать Кристофера выпрямилась в кресле. Пощупала руку сына. Горячую, как раскаленная сковородка.

– Я тебя вытащу. Даю слово. Но ты должен бороться ради меня. Борись! – сказала она.

39,4°

Знания, почерпнутые Кейт Риз на сайте о здоровье, и панический опыт раннего материнства не давали ей забыть, что подъем температуры выше сорока градусов опасен. А при температуре сорок один и шесть десятых градуса мозг начинается плавиться.

биИп. биИп. биИп. биИп.

40,0°

Распахнулась дверь. В палату ворвались доктор и медсестра.

– Миссис Риз, покиньте палату. Немедленно.

– Нет, – сказала мать Кристофера. – Я должна остаться.

– Охрана! – крикнул врач.

Охранники вбежали в палату мгновенно – можно было подумать, они ждали команды под дверью. Эмброуз уверенно положил руку на плечо матери Кристофера.

– Такие меры ни к чему, доктор, – произнес Эмброуз. – Мы как раз собирались уходить.

– Еще чего! – вскричала мать Кристофера.

Эмброуз сжал ей плечо и прошептал на ухо:

– В смирительной рубашке вы вряд ли сможете ему помочь.

Мать Кристофера смерила взглядом охранников. Два пузатых толстяка. От гриппа оба неистово чесали себе щеки, обливаясь потом. Один держал в руке перечный баллончик. Другой – дубинку с фонарем.

– Доктор велит выйти… – тот, что повыше, проглотил крепкое словцо и через силу заменил его вежливым, – …мэм.

Все в ней восставало против этой четверки, но начни она сопротивляться, ее тут же упекут.

Ты нам только дай повод… сучка мэм.

– Разумеется, – с притворной любезностью сказала она. – Вы уж меня простите.

Неспешно покидая палату вместе с Эмброузом, сидящим в инвалидном кресле, мать Кристофера напоследок бросила взгляд на монитор.

40,5°

биИп. биИп. биИп. биИп. биИп.

41,0°

Глава 84

Когда опустилась ночь, что-то изменилось. Вслух ничего не говорилось, но все это чувствовали. Температура упала. Поднялся легкий ветер и оставил шепоток на тысячах затылков.

час наСтал

– Час настал, Эдди. Слушай бабушку.

Сидя у себя в спальне с отцовским револьвером в руке, Тормоз Эд смотрел в окно на задний двор, где росло дерево. Одна ветка провисала кривой улыбкой. Заряжай, Эдди. Пора в лес. В гости к бабушке идем, Эдди. Тормоз Эд стал заряжать револьвер. Каждый патрон со звяканьем укладывался в барабан – клик клик клик. Тормоз Эд забросил револьвер вместе со всем необходимым в свой рюкзак. Застегнул куртку и открыл окно. Спрыгивая с подоконника, он ухватился за насмешливую ветку-змею, которая благополучно перенесла его на землю. Ступай в лес, Эдди. Брэйди попытается захватить домик на дереве, Эдди. Не допусти захвата домика на дереве, Эдди. Брэйди. Эдди.

«Слушай бабушку».

час наСтал

– Понял меня, Брэйди? Час настал. Слушай бабушку, – сказала миссис Кайзер.

Брэйди Коллинз хотел помочь бабушке встать, но ее скрюченные артритом суставы только щелкнули, и она повалилась обратно на больничную койку.

– Стара я уже по лесам разгуливать, Брэйди, но ты помни, что тебе наказывала бабушка, хорошо?

– Хорошо, бабуля, – отозвался он.

Брэйди подошел к стенному шкафу. Надел зимнюю куртку и шарф. Схватил рюкзак, который набил припасами в ожидании скорой, вызванной к его матери для госпитализации. Нашел отцовский охотничий нож и пистолет времен Второй мировой. Потом застегнул молнию рюкзака и опять подошел к больничной койке.

– Надеюсь, ты найдешь свою девичью фамилию, бабушка.

– Найду, если мы выиграем войну.

Брэйди Коллинз кивнул, чмокнул бабушку в щетинистую щеку и ушел. В больнице была такая толчея, что никто не обратил внимания на восьмилетнего мальчика с рюкзаком. Беспрепятственно покинув здание, он начал долгий путь к Лесу Миссии. Хотел попрощаться с отцом, но тот дежурил у матери в отделении реанимации и интенсивной терапии. Брэйди надеялся, что его мать, когда очнется, забудет думать о Кэти Кайзер. Она это заслужила. В конце-то концов, она пожертвовала собой, чтобы удержать отца Брэйди от ночной вырубки леса. Брэйди мог только пожалеть, что другие способы не сработали. Но теперь час настал, Брэйди. Дженни. Брэйди.

час наСтал

– Дженни? – шепнул голос. – Час настал, Дженни.

Вероятно, это была ее мать. Голос нежный, сладкий. Теплый, как одеяло. Дженни Херцог сунула руку под подушку и вытащила нож. Посмотрела на отражение своих глаз в металле и заулыбалась, представляя, как лезвие войдет под кожу ее сводного брата. Потом она подкралась к его двери и без стука распахнула дверь. Сидя за компьютером, брат расстегивал штаны.

– Скотт? – окликнула она. – Скотт?

– Чего приперлась? – рявкнул он, вздрогнув от неожиданности.

– Я в лес иду. Пошли вместе?

– Фигли мне с тобой по лесам шарахаться? – процедил он.

– Я тебе дам все, что пожелаешь.

Ее сводный брат тут же выключил компьютер. Дженни подошла к Скотту и взяла его за руку. А потом направила свой зуд по руке прямо ему под кожу. Она повторяла это действие каждую ночь, пока он спал. Раз за разом принималась дышать ртом, чтобы не втягивать носом этот запах тухлятины. От его носков, от подмышек, от мази против угревой сыпи. Раз за разом дотрагивалась до этой мерзкой, потной пятерни. Готовясь к сегодняшней ночи. Война близко, говорила ей мама, а потому сейчас требуются солдаты. Зато потом, обещала мама, как только хорошие парни победят, Дженни получит разрешение искромсать морду Скотта и скормить ему его собственное мясо. Она наконец получит разрешение пустить брату кровь и умертвить его в потопе вместе со всем остальным гнусным миром.

час наСтал

В тот миг, когда лицо миз Ласко нависло над унитазом женского туалета в ее излюбленном баре, она почувствовала у себя на затылке этот шепот, сладкий и влажный. А она как раз хотела сунуть два пальца в горло. Не потому, что ее тошнило. Нет. А потому, что она до сих пор была трезва как стеклышко. Вот ей и подумалось: если сейчас очистить желудок и влить в себя бутылку «Джек Дэниелс», то, может, после этого удастся хоть чуток захмелеть. Но и это не помогло. И она расплакалась. Давно уже миз Ласко не набиралась так, чтобы наутро ничего не вспомнить. И не потому, что отказывала себе в спиртном. Наоборот, она каждый вечер топила себя в алкоголе. Но из-за этого проклятого зуда действия алкоголя не ощущалось. Зато все остальное ощущалось предельно четко. Потому что жизнь превратилась в притворную пьянчужку, которая беспощадно заставляла ее вспоминать все гадости, которые она когда-либо делала. И все гадости, которые делали ей другие. Когда терпеть это стало невмоготу, она опустилась на колени перед унитазом и начала молить Бога, чтобы Он дал ей возможность захмелеть, как раньше. И вдруг, к ее радости и вящему облегчению, молитвы эти были услышаны. Тонкий голосок известил, что к ней наконец-то вернется способность забываться, а не переводить спиртное почем зря. При одном небольшом условии: прийти после работы в Лес Миссии, чтобы там посетить некое «уютное заведение».

час наСтал

Так продолжалось около часа. По всему городу люди бросали свои занятия и стягивались в Лес Миссии. Даг, когда у него зазвонил телефон, оторвался от рождественского ужина.

Она тебе изменяет, Даг. Не хочет отдаться тебе по-взрослому, а другим – с дорогой душой. И сама ловит кайф. Она залетела, Даг. От другого парня. Но Лес исцелит твое разбитое сердце. Час настал.

Дебби Данэм занималась любовью с охранником на парковке супермаркета «Джайэнт Игл», когда весь товар был распродан.

Брось ты этого хлыща, Дебби. Лес подскажет тебе, как утешиться. Час настал.

Старуха сидела в кресле-качалке у себя в мансарде.

Мы вместе купались в реке Огайо. Он был таким видным парнем. А сейчас он здесь, в лесу. И жаждет тебя увидеть, Глэдисссс. Час настал.

Майк и Мэтт с матерями сидели за ужином. Старая иудейская традиция угощаться китайскими блюдами и смотреть кино на католическое рождество вступила в силу на сутки раньше[70]. Когда пиршество закончилось, мальчики вскрыли свое печенье с предсказаниями.

Майк, если они захватят домик на дереве, она убьет твоего брата.

Мэтт, прошу, помоги мне. Кристофер в ловушке. Час настал.

Когда отец Том готовился ко всенощной, у миссис Рэдклифф возникла странная идея провести службу в Лесу Миссии. Отцу Тому такая затея совсем не понравилась. По его словам, ему даже виделась в ней какая-то скверна. Однако на него набросились хористы в полном составе, искусали, изранили и бросили истекать кровью у алтаря, а сами продолжили подготовку. Псалом оказался совершенно неизвестным, его прежде не репетировали, но почему-то все знали мелодию.

час наСтал

час наСтал

час наСтал

Но самая, наверное, нелепая мысль пришла в голову сестре Тэмми, когда та вышла покурить после завершения процедур в отделении реанимации и интенсивной терапии. В самом деле, мысль была настолько абсурдной, что сестра Тэмми поначалу списала ее на переутомление: как-никак из-за нехватки персонала ей пришлось отработать трое суток без отдыха. За последний месяц она увидела больше огнестрелов, ножевых ранений и суицидных попыток, чем за десять лет, минувших после ее окончания колледжа. А началось все с того, что какая-то женщина перерезала горло собственному мужу. Потом Мэри Кэтрин протаранила машину, в которой ехали Кристофер и его мать. Шериф получил пулю в грудь. На людях выстрелил себе в висок некий клоун. Миссис Коллинз добровольно заглотила галлон малярной краски. Да только ли это? Были и другие инциденты. Управление автомобилем в нетрезвом виде. Потасовки в барах. Дорожно-транспортные происшествия. Но самое жуткое – водитель школьного автобуса, мистер Миллер, практически сам напоролся на оленьи рога, когда отгонял автобус в гараж, доставив последнего школьника на рождественское празднество. А уж там случилась форменная бойня. И ведь главная странность заключалась даже не в этом. Нет.

Главная странность заключалась в том, что смертельных исходов не было.

Очень постаравшись, она все равно не припомнила, чтобы в последнее время у них констатировали смерть. Судмедэксперт даже шутил, что все остальные вкалывают без роздыху, а он прохлаждается, потому как последние доставленные на экспертизу останки представляли собой найденный в лесу детский скелет. Как звали того мальчика? Дэвид… А дальше? Когда же это было? С месяц назад. За целый месяц – ни одной смерти. Обалдеть.

Рождественское чудо.

Сестра Тэмми еще трижды жадно затянулась и вернулась на пост. Но прежде поблагодарила Господа за то, что смена ее все же закончится в полночь. Через пять часов она готовилась отправиться домой и поднять с отцом по бокалу «мерЛОТА». Через пять часов – Рождество.

И все же. Если люди больше не умирают, это может означать только одно: конец света.

Глава 85

Мэри Кэтрин открыла глаза. Она посмотрела в окно на закат, и в животе у нее поднялась жуткая тошнота. Сегодня канун Рождества. Но она не собиралась в гости к тетушке Джеральдине на грибной суп. Она собиралась в церковь ко всенощной, которую должен был служить отец Том. Мэри Кэтрин мчалась по шоссе со скоростью двести километров в час. И в тот роковой миг, когда перед ней выскочил олень, она думала только о том, как бы уцелеть самой. Чтобы не попасть в Ад, она вывернула руль и протаранила машину, в которой ехал маленький мальчик с матерью.

Ты эгоистка, Мэри Кэтрин. Какая же ты эгоистка.

Этот голос грыз ее изнутри, а воспоминания обрушивались одним сплошным потопом. Страшной силы удар. Неистовое вспарывание металла, взрыв стекла. Гидравлические ножницы вскрывают обе машины, как жестянки супа. Санитары скорой вытаскивают Кристофера и миссис Риз. А ведь это были такие хорошие люди. Такие добрые.

Ты направила машину на ребенка, чтобы не попасть в Ад, Мэри Кэтрин.

Мэри Кэтрин отдала бы все что угодно, лишь бы поменяться с ним местами. Но с ней не случилось ничего такого, чего не исправил бы здоровый ночной сон. Ее спасли пристежной ремень и подушка безопасности. Она не пострадала. Лучше бы ее задушил этот пристежной ремень. За эту аварию она заслуживала смерти.

Ты заслуживаешь всего, что с тобой сейчас происходит, Мэри Кэтрин.

В конце концов Мэри Кэтрин заставила себя осмотреть собственное тело. Она увидела больничную рубаху. Датчик аппаратуры, прикрепленный к указательному пальцу. Кардиомонитор пикал, пикал и пикал. Когда ее доставили в больницу, измочаленная сестра Тэмми попросила не волноваться. А просто отдыхать. И все образуется. Возможно, доктор тут же выписал бы ее домой.

Если бы не младенец.

Дверь открылась.

– Мэри Кэтрин?

В палату вошла ее мать. Она со слезами бросилась к Мэри Кэтрин и прижала дочь к груди.

– Мама, я так виновата.

Откуда ей было знать, что мама льет слезы не от облегчения, что ее дочь, семнадцати лет от роду, которую она кормила грудью, когда той было семнадцать недель от роду, вчера ночью уцелела в автокатастрофе. Откуда ей было знать, что дети, даже считающие себя взрослыми, всегда будут выглядеть малютками для своих матерей.

– Слава богу, ты цела, – сказала ее мать. – Хвала Иисусу.

Мэри Кэтрин увидела, как в палату вошел ее отец. После долгих часов ярости у него были стиснуты зубы. От ярости на ее непослушание. На ее безрассудство. На размеры больничных счетов и страховых выплат, не говоря уже о внесенной плате за обучение в университете «Нотр-Дам» – все эти траты грозили ввергнуть семью в пучину долгов.

– Папа, – выдавила она. – Я так виновата.

Отец замер, как идол. Не глядя в ее сторону. Он стоял молча и потирал свою круглую голову. В детстве Мэри Кэтрин думала, что волосы у него попросту стерлись, как стирается резинка на кончике карандаша. Она хотела, чтобы отец заговорил, но, не дождавшись, задала единственный вопрос, который сейчас не давал ей покоя.

– Как Кристофер?

– Он в коме, – ответил отец. – По всей видимости, он умрет, Мэри Кэтрин.

Все угрызения совести, которые она испытала вплоть до этого момента, были только легкой разминкой. Мэри Кэтрин вспыхнула от стыда. Глаза блеснули слезами, голос дрогнул.

– Я так виновата. Это все из-за…

– За каким чертом тебя понесло на трассу в два часа ночи? – перебил он.

Она не узнала отцовский голос. Никогда еще она не видела такой ярости. Мэри Кэтрин онемела. И посмотрела на мать.

– Нечего на нее таращиться. Смотри мне в глаза. Что ты там делала, Мэри Кэтрин?

Мэри Кэтрин посмотрела отцу прямо в глаза. Ее охватил ужас.

– Я ехала в церковь, – ответила она.

Как только эти слова слетели с языка, у нее скрутило живот. Она солгала. То есть она действительно поехала в церковь. Но лишь после того, как купила три теста на беременность. Лишь после того, как помочилась на три палочки. Лишь после того, как три раза подряд увидела положительный результат. Отец. Сын. Святой дух.

– Ты ехала помолиться? – У матери увлажнились глаза.

– Да, мама, – ответила Мэри Кэтрин.

– Что вдруг? – спросил отец.

– Прости? – запнулась Мэри Кэтрин.

Отец сверлил ее взглядом. В нем нарастало бешенство.

– Ты знала, что сегодня мы всей семьей идем ко всенощной, но почему-то решила улизнуть на машине в два часа ночи, чтобы помолиться в церкви?

– Да, папа.

– О ЧЕМ? – спросил он.

Мэри Кэтрин превратилась в оленя, заметавшегося в свете фар.

– М-м-м…

– ПОМОЛИТЬСЯ. О. ЧЕМ? – повторил отец.

Мэри Кэтрин повернулась к матери.

– Прошу тебя, милая, ответь. О чем ты молилась? – негромко спросила мать.

– Мамочка… – начала Мэри Кэтрин, вдруг сделавшись на десять лет младше. – Я не понимаю, что произошло. Наверное, я сделала что-то плохое, но не знаю что. Возможно, я только подумала о чем-то плохом, хотя подумать – все равно что сделать. Но я даже не могла предположить, что так выйдет, мама. Клянусь, я даже не могла предположить.

– Скажи попросту: о чем ты молилась, милая. Что бы это ни было, мы сообща разберемся, – сказала ее мать.

Глаза Мэри Кэтрин наполнились слезами. Отец схватил ее за руку.

– ХВАТИТ ВЫДЕЛЫВАТЬСЯ ТУТ, ОТВЕЧАЙ, КОГДА СПРАШИВАЮТ! – взревел отец. – О ЧЕМ ТЫ МОЛИЛАСЬ? – взревел отец.

– Папа, я беременна.

С ее уст слетела правда, и вместе с нею хлынули слезы. Мэри Кэтрин затрясло от рыданий; мать ее обняла. На миг Мэри Кэтрин показалось, что все как-нибудь образуется. Мамина любовь никуда не денется. Она еще сможет поступить в «Нотр-Дам». А там, глядишь, устроится на хорошую работу, расплатится с отцом за долги, поможет Кристоферу восстановиться. Мысленно она уже пообещала, что так и будет. Потому что мама ее простила. Потому что дала ей любовь, хоть и незаслуженную.

– Когда вы с Дагом начали заниматься сексом?

Мэри Кэтрин подняла глаза на отца. Он наконец-то смотрел прямо на нее. У него на лице читалось крушение всех надежд.

– Когда вы с Дагом начали заниматься сексом? – повторил он.

– У нас с ним ничего не было.

– Что? Ты спишь с другими?

– Нет, папа.

– Тогда кто отец? – спросил он.

Мэри Кэтрин молчала. Мать бережно держала ее за руку.

– Кто отец, милая? – спросила она.

– Не знаю, мам, – ответила Мэри Кэтрин.

– Ты не знаешь? Сколько ж их было?! – спросил отец.

– Ни одного.

– Что ты несешь? – возмутился отец.

– У меня еще не было секса.