Второй взгляд Пиколт Джоди

— Тогда я найму того, кто сможет это сделать.

В течение томительно долгой секунды они молча сверлили друг друга глазами. Потом Росс, так и не сказав ни слова, повернулся, вышел из трейлера и с грохотом захлопнул дверь. Род, стоя на пороге, проводил его взглядом. Рабочие, встречавшиеся Россу на пути, не обращали на него ни малейшего внимания. Им платили деньги за то, чтобы они работали, и незначительные трудности вроде земли, насквозь промерзшей в августе, ручек лопат, трескавшихся при малейшем прикосновении, и гвоздей, которые было не забить при всем старании, служили лишь поводом потребовать увеличения зарплаты. Итак, в торговом центре, который здесь возводится, будет свое привидение. Ну и что? Из этой чертовщины даже можно извлечь выгоду. Например, открыть кафе для завтраков и ланчей, назвать его «Тишь да гладь» — и подавать там желе, которое завопит «Ф-фу!» на тарелке, и заходящийся визгом сыр. А когда набежит пресса, Род ван Влит невозмутимо скажет журналистам, что это место — просто золотая жила для бизнеса.

Но может… этот дурацкий торговый центр вообще не нужен? В Новой Англии всегда было полно старых жутких дешевых гостиниц, чьи пыльные чердаки кишели привидениями. И если у компании «Редхук» появился собственный призрак, почему бы не построить для него комфортабельный отель?

Разумеется, после того, как Род найдет человека, способного выдрессировать это привидение. Осторожность в таком деле не помеха.

Род вытащил из кармана мобильный телефон и набрал 411.

«Карьер „Ангел“», — раздался голос в трубке.

Род нажал кнопку отбоя и набрал номер еще раз. Услышав ответ оператора, облегченно вздохнул. Честно говоря, он ожидал, что опять ответит гребаный карьер.

— Я хотел бы связаться с мистером Кёртисом Уорбертоном, — произнес он.

Для специалистов криминалистической лаборатории в Монтпилиере особо тяжкие преступления были в приоритете. Это означало, что результаты анализов по делу об убийстве можно было получить на следующий день, а вот по делу об ограблении — через несколько недель. Илай прекрасно это знал и потому решил переговорить с лаборантом Туком Бурхесом, которого хорошо знал по совместной работе.

— Убийство? — переспросил Тук. — В Комтусуке?

— Именно так, — кивнул Илай.

Уточнять, что убийство произошло семьдесят лет назад, он не стал.

Тук взял у Илая фотографию:

— Ого. А почему черно-белая?

— Такой уж у нас старомодный фотограф. Сколько времени тебе понадобится?

— А сколько времени ты готов здесь торчать? — ухмыльнулся Тук, взял фотографию, отсканировал ее и включил «Фотошоп». — Какую часть снимка надо увеличить?

Илай указал на экран. Компьютер увеличил изображение окна и пола под ним. Тук нажал на несколько кнопок, усиливая резкость.

— Ну и что ты видишь? — спросил Илай.

— Пол.

— А на полу?

— Ничего, — пожал плечами Тук.

— То-то и оно, что ничего, — кивнул Илай.

Через десять минут он получил распечатку увеличенного изображения, а также распечатку снимка, сделанного в саду под окнами спальни Сесилии Пайк. Благодаря фотоувеличению можно было разглядеть крошечные блестящие кусочки на траве у лестницы, прислоненной к стене дома. Похоже на битое стекло.

— Внутри осколков почти нет, — сообщил Илай Ватсону по дороге домой. (Пес в ответ высунул язык и запыхтел.) — Почти все осколки снаружи. Это означает, что жертву никто не вытаскивал через окно. Она разбила стекло сама. Но если ее похитили, зачем ей разбивать стекло? — Илай сбавил скорость, пропуская другие машины. — Отсюда делаем вывод: никто ее не похищал. Сесилия пыталась убежать из дому. Иначе она не стала бы разбивать окно, а вышла бы через дверь. Но она не хотела, чтобы ее видели. А может, дверь спальни была заперта. И запер ее тот, кто не хотел выпускать Сесилию. — Илай повернулся к собаке. — Следующий вопрос: почему на первом этаже дома все перевернуто вверх дном? Спенсер Пайк сказал полицейским, что Серый Волк проник в спальню его жены через разбитое окно. Но если это правда, индеец не стал бы спускаться на первый этаж, волоча с собой жертву. Он ушел бы тем же путем, каким и пришел. Это означает, что разгром в доме устроил кто-то другой. Возможно, это инсценировка. Но кому она могла понадобиться? — спросил Илай, включая поворотник. — В любом случае все дороги ведут к Спенсеру Пайку.

ОТЧЕТ КОРОНЕРА

Причина смерти: повешение

Характер смерти: убийство

Важные сопутствующие обстоятельства: недавние преждевременные роды

НАРУЖНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ

Тело принадлежит нормально развитой белой женщине, не испытывающей недостатка в питании. Выглядит на указанный возраст. Волосы белокурые, радужки глаз карие. Зрачки одинаковые, ширина каждого составляет 6 мм. Рост 62 дюйма, вес 124 фунта. Рубцов и шрамов на теле не обнаружено. Окоченение умеренное. На ладонях, предплечьях, голенях и ступнях наблюдаются умеренные трупные пятна. На спине обнаружено одно слабовыраженное трупное пятно.

Глаза выступают из орбит. На шее наблюдается красная борозда шириной 2 см, более выраженная спереди. Борозда тянется от уровня щитовидного хряща до уровня ушей. На коже вокруг борозды обнаружены множественные точечные кровоизлияния. Изо рта и ноздрей вытекает кровянистая слизь. Язык распух, кончик сухой и темный. На коже шеи — несколько неглубоких царапин.

При осмотре грудной клетки обнаружено набухание молочных желез. Гематом и кровоподтеков не наблюдается.

При осмотре абдоминальной области обнаружено увеличение живота, на коже растяжки. Методом пальпации установлено, что матка находится на 4 дюйма выше лобка.

При осмотре конечностей обнаружены множественные кровоподтеки на голенях, запястьях и предплечьях.

ВНУТРЕННЕЕ ИССЛЕДОВАНИЕ

Тело вскрыто стандартным Y-образным разрезом. Органы грудной клетки и брюшной полости расположены нормально. Плевральная и перитональная жидкости не обнаружены. Осмотр шеи не выявил признаков перелома щитовидного хряща и подъязычной кости. Внутренние гематомы обнаружены только под странгуляционной бороздой.

Вес правого легкого составляет 300 граммов, левого — 280 граммов. В задних долях легких с обеих сторон наблюдается незначительная закупорка. Вес сердца 350 граммов, никаких патологий не обнаружено.

Вес печени составляет 1200 граммов, при вскрытии выявлено, что печень содержит 600 куб. см жидкой крови. Кровеносные сосуды печени значительно расширены. Поджелудочная железа и желчный пузырь без патологий. Вес селезенки 100 граммов, патологий не выявлено. Желудочно-кишечный тракт без патологий, при осмотре желудка обнаружено незначительное количество частично переваренной пищи. Никаких медикаментов в содержимом желудка не выявлено.

Почки, мочеточники и мочевой пузырь расположены нормально, имеют нормальные размеры и форму.

Вес матки 450 граммов. Наблюдается выраженное утолщение и геморрагия эндометриального слоя. Толщина стенок 2 см. При осмотре яичников в правом яичнике выявлено желтое тело величиной 2 см. Левый яичник без изменений.

Брюшная аорта и полая вена без изменений. Наблюдается незначительное посмертное кровотечение. При исследовании головного и спинного мозга никаких патологий не выявлено.

МИКРОСКОПИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ

При исследовании фрагмента экхимотической области выявлено незначительное количество сегментоядерных нейтрофилов вокруг экстравазированных эритроцитов. При исследовании срезов легких выявлены незначительная гиперемия и отек. Признаков пневмонии не наблюдается. Срезы гематомы печени подтверждают макроскопическую картину кровоизлияния без существенного тромбообразования. При исследовании прочих внутренних органов патологических изменений не обнаружено.

— Будь добр, Уэсли, переведи для меня эту китайскую грамоту, — попросил Илай.

Он сидел на крыльце, сжимая в потных пальцах стакан с лимонадом. Ватсон, растянувшийся на земле под качелями, изображал из себя мохнатый коврик.

Уэсли Снип, в гостях у которого находился Илай, в течение многих лет работал городским врачом — пока существовала такая врачебная должность — и по умолчанию до 1985 года был коронером округа. Потом набрали обороты медицинские страховые компании, да и скальпель в его руках начал заметно дрожать, и эти обстоятельства вынудили Снипа уйти на пенсию. Тем не менее в подвале своего дома Уэсли по-прежнему держал целую лабораторию. Его черный докторский чемоданчик неизменно стоял на буфете в гостиной, ожидая, что кому-нибудь понадобится помощь старого доктора.

— Ну, прежде всего, она, несомненно, была повешена, — изрек Уэсли. — Об этом говорит ее распухшее лицо и борозда на шее.

— А что еще ты можешь сказать? — спросил Илай.

Старый доктор пробежал заключение глазами:

— Есть множество признаков, подтверждающих, что она недавно родила… толщина стенок матки, молозиво, которое выделяется из молочных желез, размеры сердца. Да, и за несколько часов до смерти она схватилась с кем-то врукопашную. На голенях и запястьях кровоподтеки. Кстати, только синяки на запястьях свидетельствуют о повреждениях, полученных при жизни. Про синяки на голенях этого сказать нельзя, потому что она умерла прежде, чем наступила клеточная реакция. Возможно, она лягалась как бешеная, пытаясь вырваться из петли.

— А в какое время она умерла?

— Давай-ка посмотрим, — сдвинул брови Уэсли. — В желудке пусто, но накануне ей, естественно, было не до еды — она рожала. Провисела она достаточно долго, об этом говорят трупные пятна на ногах и на предплечьях… не меньше четырех-пяти часов. Но и не больше, потому что подкожные кровоизлияния не имеют четких границ.

— Ее муж сказал полицейским, что вынул тело из петли около девяти тридцати утра, — сообщил Илай. — Но убийца проник в дом в середине ночи.

— Не сходится, — пожал плечами Уэсли. — Судя по этому заключению, если дамочка была вынута из петли в девять тридцать, повесили ее где-то около пяти утра.

— Ну а если ее повесили посреди ночи?

— Значит, она была вынута из петли часов в шесть-семь утра. Иначе наблюдалось бы более выраженное окоченение.

Уэсли взял один из слайдов, приложенных к заключению, и стал рассматривать его на свет:

— Любопытно.

— Что ты обнаружил? — вскинул голову Илай.

— Парень, который проводил вскрытие, упоминает о синяке на спине и о печеночной гематоме. Судя по всему, он считает это признаками физической травмы. Посмотри, что он пишет насчет печени? Обнаружены расширенные кровеносные сосуды. Обычно это является следствием правосторонней сердечной недостаточности, но…

— Что «но»?

— Представь себе водопроводную трубу, закупоренную с одной стороны. Если сердце перестает выполнять свою работу, кровь остается в печени. Но она умерла в течение нескольких мгновений… времени для подобной реакции просто-напросто не было. — Уэсли, прищурившись, вновь принялся рассматривать слайд. — Давай-ка спустимся. Я хочу разглядеть это как следует.

Вслед за хозяином дома Илай пошел вниз. В подвале, где люди, как правило, устраивают мастерскую или тренажерный зал, Уэсли установил смотровой стол из нержавеющей стали и стеклянный шкаф, в котором хранились медицинские инструменты и микроскопы.

— Я помню это дело, — сказал он, снимая с полки проектор для слайдов. — В сорок третьем году, когда я приехал в Комтусук, о нем еще ходили разговоры. Помню, как-то раз на Хэллоуин сорванцы-мальчишки прятались в лесу поблизости от дома Пайка. Видно, собирались на следующий день хвастаться перед своими одноклассниками, рассказывая всякие страшилки.

— Да? Ну и что же они рассказывали?

— Насколько я помню, ничего. Туда они отправились смельчаками, а вернулись тихими, как церковные мыши. Мне пришлось лечить одного парня, футбольную звезду, который онемел на целый месяц. Я даже послал его в Бостон проверить гортань у навороченных специалистов.

— Ну и что у него было не так?

— Физически все оказалось в полном порядке. В один прекрасный день он заговорил как ни в чем не бывало.

— Думаешь, на участке Пайка с ним произошло что-то страшное?

Уэсли пожал плечами:

— Я думаю, иногда с человеческим организмом происходят удивительные вещи, о которых не прочтешь ни в одном медицинском справочнике. Печаль способна убить человека, а любовь излечивает от множества хворей. Я сразу понял, что немота этого парня не имеет никакого отношения к состоянию связок, гортани и всего прочего. Те доктора в Бостоне, конечно, ухватились за пациента и раскрутили его на кучу анализов и исследований, о которых мы здесь и слыхом не слыхивали. Но выяснилось, что прав был я: мальчишка лишился дара речи из-за нервного потрясения. А вот что его так потрясло — это уже другой вопрос.

Уэсли поместил слайд под микроскоп и припал глазом к окуляру.

— Ага, — пробормотал он.

— Что там такое?

— Отложения фибрина внутри перипортальных синусоидов и микроскопические зоны геморрагии. И коагуляционный некроз перипортальных гепатоцитов.

— Уэсли, умоляю, говори по-английски!

Старый доктор снял очки и потер глаза.

— Преэклампсия — это серьезное осложнение беременности. Оно становится особенно опасным, если возникает HELLP-синдром. Это название состоит из первых букв трех основных симптомов — гемолиза, повышения активности ферментов печени и тромбоцитопении. Впервые этот синдром стали диагностировать всего лет двадцать назад, и надо сказать, он хорошо поддается лечению. Но в те годы, конечно, дело обстояло совсем иначе… симптомы могли стремительно нарастать. Похоже, ее печеночная гематома — это именно следствие HELLP-синдрома… а вовсе не удара по животу, как решил твой судмедэксперт.

— По-твоему, это имеет какое-то отношение к моему расследованию?

Старый доктор покачал головой:

— Вряд ли. Это означает лишь одно: если бы Сисси Пайк не повесили, она, возможно, через пару дней умерла бы своей смертью.

Кожа Спенсера Пайка приобрела темно-желтый пергаментный оттенок. Из носа торчали трубочки кислородного аппарата. Он наблюдал, как Илай включает магнитофон, и в глазах его светилось раздражение, естественное для человека, который знает, что ему немного осталось, и не желает тратить драгоценное время на кого попало.

— В наше время продажа земельной собственности не являлась преступлением, — прошамкал Пайк.

— Это и сейчас не преступление, — кивнул Илай.

Он окинул взглядом других обитателей дома престарелых, сидевших в кафетерии. Все они сосредоточенно поглощали ланч, состоящий из блюд неопределенного вида и пюреобразной консистенции — что может быть лучше для беззубых ртов?

— Но мне бы хотелось узнать, почему вы решили продать эту землю.

— Для того чтобы иметь возможность продолжать роскошную жизнь, к которой я привык, — ухмыльнулся Пайк. — Разъясните этим безмозглым индейцам, детектив, что я — единственный законный владелец участка. Если бы мне вздумалось устроить там ярмарку, я сделал бы это с полным правом. Если бы я решил подарить землю расистской организации, никто бы мне этого не запретил. Но мне захотелось продать участок каким-нибудь дуракам-застройщикам и получить денежки, чтобы штат Вермонт и не надеялся получить его бесплатно после моей смерти. И я исполнил свою маленькую прихоть.

Илай уяснил для себя два обстоятельства. Во-первых, Спенсер Пайк думает, что цель визита детектива — урегулировать проблему с индейцами абенаки. Во-вторых, Спенсер не догадывается, что Илай — наполовину индеец.

— Судя по вашему сердитому тону, у вас и раньше были столкновения с абенаки, — заметил он.

— Еще бы нет! Один из этих индейских сволочей убил мою жену.

— Да, я читал полицейский отчет об этом деле. Представляю, как тяжело вы переживали утрату.

— Она была единственной любовью всей моей жизни. В один день потерять жену и ребенка — этого не пожелаешь и врагу.

— Насколько мне известно, они похоронены на вашем участке?

— Да.

Илай вскинул голову:

— А почему не на церковном кладбище? Ведь в то время вы были активным прихожанином конгрегациональной церкви?

— Моя дочь родилась мертвой, — проронил Пайк. — А мою жену убили. Я… я не мог расстаться с ними обеими. Мне хотелось, чтобы они были рядом… чтобы они могли без труда найти меня, а я мог найти их.

Пайк отвернулся, но Илай успел заметить, что на глазах у старика заблестели слезы.

В полицейском отчете ни слова не говорилось про труп новорожденного младенца. Илай отнес это на счет небрежности полицейских. Любой уважающий себя судмедэксперт произвел бы вскрытие тела. С другой стороны, офицера, проводившего расследование, можно понять. Ему не хотелось причинять дополнительных страданий человеку, только что потерявшему жену. Человеку, заметим, богатому и влиятельному. И потому он на веру принял слова Пайка о том, что ребенок родился мертвым.

Люди видят только то, что хотят увидеть, — в этом Илай не раз имел возможность убедиться. И тот офицер полиции не стал исключением.

— Ведь это вы обнаружили труп вашей жены? — спросил он.

— Я перерезал веревку, на которой она висела. Конечно, я знал, что ваши ребята из полиции будут недовольны. Скажут: не надо было трогать труп и все такое… Но я не мог стоять и смотреть, как она висит. Мне казалось… — Голос старика дрогнул. — Мне казалось, что ей больно…

— А ее отец? Как он все это перенес?

— Гарри? Он жил тогда на Холме. Когда это случилось, Гарри был в Бостоне на конференции, но немедленно вернулся, получив телеграмму. Он так и не оправился от удара. Никогда уже не стал прежним Гарри Бомонтом, каким я знал его до смерти Сисси.

Итак, отец Сесилии Пайк был в Бостоне. Это обстоятельство выводит его из круга подозреваемых.

— А там, на крыльце ледника, не было табуретки или чего-нибудь в этом роде? — уточнил Илай. — В общем, предмета, при помощи которого ваша жена могла сама залезть в петлю?

— Мою жену убили, — процедил Пайк. Голос его был тверд как кремень. — Чтобы повеситься, ей пришлось бы взлететь над землей футов на десять — на такой высоте находились стропила. Никаких табуреток там не было. Ничего, на что она могла бы встать.

Илай, не моргнув, выдержал пронзительный взгляд старика.

— Я всего лишь пытаюсь разобраться в случившемся, мистер Пайк. Когда вокруг вашего участка поднялась шумиха, всплыли некоторые новые обстоятельства, связанные с индейцем по имени Серый Волк. По моему мнению, в этом деле осталось слишком много загадок.

— Полностью разделяю ваше мнение.

Илай молчал, рассчитывая таким образом вызвать Пайка на откровенность. Но старик не проронил ни слова.

Сияя улыбкой, к ним подошла сиделка:

— Вам пора принимать лекарство, мистер Пайк.

Илай положил руку на колесо кресла-каталки:

— Есть у вас какие-нибудь предположения по поводу того, где Серый Волк мог скрыться после убийства?

Пайк покачал головой:

— Если вы хотите отыскать этого чертова индейца, детектив, мой вам совет: начните с ада.

Илай встал, а сиделка покатила кресло по коридору. Выждав, когда она скроется за углом, он вынул из кармана пару резиновых перчаток, надел их, взял со стола стакан, из которого пил Пайк, и положил в пакет со струнным замком. Все остальные старики, занятые едой, не обратили на эти манипуляции ни малейшего внимания.

Жизнь в Комтусуке потекла как обычно. Часы, которые несколько недель назад остановились, пробив полночь, вновь пошли как ни в чем не бывало. Качели на детской площадке перестали стонать, когда на них садились дети. Посеревшие бабочки обрели прежнюю яркость. Светящиеся жучки, усыпавшие ветки берез около городского управления, исчезли. Фотографии, которые прежде соскальзывали с бумаги, теперь оставались на своем месте, позволяя разглядывать себя сколько угодно. Даже самые осторожные мамаши стали выходить с детьми из дому, и малыши снова стали играть на дорожках.

Правда, местный гробовщик, все это время находивший превосходные пионы во рту усопших, по привычке продолжал разжимать их губы. Эйб Хаппинворт по-прежнему каждое утро подметал крыльцо своего магазина, хотя там не появлялось ни единого лепестка розы. Бизнесмены средних лет, которым еще совсем недавно снились по утрам чудесные сны, отключали будильник и с головой накрывались одеялом в тщетной надежде вновь погрузиться в мир причудливых фантазий. В большинстве своем жители города ощущали в груди какую-то странную пустоту, словно им не хватало чего-то, чему они не знали названия.

Шелби едва успела выскочить из офиса адвоката и добежать до ближайших кустов, как ее вырвало. Вытерев рот салфеткой, она опустилась на поребрик, проклиная себя на чем свет стоит. Составить завещание — это вполне естественный поступок для разумного человека, достигшего определенного возраста. В особенности для того, у кого есть сын.

Правда, Шелби знала, что Итан никогда не станет владельцем дома и имущества, которые она ему только что завещала.

…Роды начались у Шелби в разгар грозы. Томас отвез ее в больницу на старом автомобиле с откидным верхом, который постоянно заклинивало. В тот раз его не удалось поднять, и Шелби, раздираемая схватками, промокла насквозь. Когда ей дали новорожденного сына, липкого и бескостного, как древесная лягушка, Шелби не могла отвести от него глаз.

«Посмотри на него! — твердила она Томасу, прижимая ребенка к груди. — Ты видел когда-нибудь такое чудо?»

Итан и в самом деле был чудесным ребенком. Крупный и сильный, с темными волосиками, крепко сжатыми кулачками бойца и яркими бирюзовыми глазами. Стоило Шелби в первый раз выйти с коляской на улицу, восторгам не было конца. «Какой прекрасный малыш!» — говорили люди. О его патологии поначалу никто не догадывался.

Когда Итану было шесть недель от роду, он впервые получил сильный солнечный ожог. В то время Томас и Шелби жили в Нью-Гэмпшире. Они решили съездить на Плам-Айленд в октябре, когда пляжи пустовали. На бесконечной песчаной полосе, оглашаемой криками чаек, они целовались рядом с переноской, в которой лежал спящий Итан. Их волосы стали жесткими от соленого воздуха, горячие пальцы проникали друг другу под свитеры.

«Я чувствую себя школьницей», — прошептала Шелби, когда Томас расстегнул ей джинсы и рука его скользнула меж ее ног.

«Школьницы не таскают своих детей на свидания!» — рассмеялся Томас.

Увлеченные друг другом, они не заметили, как на коже ребенка появилась зловещая сыпь. Лишь когда сыпь превратилась в волдыри, они встревожились не на шутку. Вечером, тщетно пытаясь успокоить орущего Итана, которому не помогали холодные компрессы, Шелби осознала: это лишь начало.

Доктора так и не смогли установить, кто из родителей был носителем дефектного гена, ставшего причиной болезни. Впрочем, для Шелби это не имело ни малейшего значения. Она не сомневалась, что болезнь сына — это ее вина. Если она не смогла предотвратить болезнь, ей придется всю жизнь бороться с ее последствиями.

Никто не знал, как долго проживет Итан. Шелби множество раз спрашивала об этом у дерматолога и неизменно получала один и тот же ответ: это зависит от того, насколько серьезные повреждения кожи Итан получил в младенчестве, еще до постановки диагноза. Каждая минута, проведенная на солнце, сокращала его жизнь на несколько дней. Рак представлялся Шелби чем-то вроде медузы, которая внезапно появляется на поверхности воды. Всем известно, что в море полно медуз и что они опасны. Но пока вы их не видите, можно попытаться о них забыть.

Разве мать, потерявшая свое дитя, сможет продолжать жить?..

Шелби закрыла лицо ладонями. Ремешок сумочки соскользнул с ее плеча. Несмотря на завещание, лежавшее в сумочке, Шелби знала: Итану не придется перебирать фотографии, любовные письма и любимые чашки своей покойной матери. Это она будет аккуратно складывать детские джинсы и куртки, чтобы отправить их в какой-нибудь благотворительный фонд. Это она распахнет окно настежь, чтобы запах ее сына навсегда выветрился из его комнаты.

До Шелби донесся шум подъезжающего автомобиля, но она не стала поднимать голову. Во-первых, она не сомневалась, что ужасно выглядит. Во-вторых, она не часто позволяла себе нервные срывы, и если таковой случился с ней на улице, это никого не касается. Машина остановилась, стекло опустилось. В машине играло радио: звучали гитарные переборы.

— Миссис Уэйкман?

Шелби подняла голову, так как услыхала странное пыхтение. Любопытство заставило ее отнять руки от лица. Высунув голову из окна, на нее смотрел здоровенный пес. Чья-то рука бесцеремонно отодвинула собачью башку. В следующее мгновение выяснилось, что рука принадлежит копу, который был у Шелби дома прошлым вечером.

«Илай. Его зовут Илай».

Шелби промокнула глаза салфеткой, пытаясь свести ущерб к минимуму, и пробормотала:

— Привет.

Он смотрел на нее, не отрываясь. Взгляд его обжигал ей кожу. Наверное, именно так Итан ощущал прикосновение солнечных лучей. Как ни странно, полицейский ничуть не удивился тому, что сумасшедшая тетка ревет в три ручья посреди улицы. Точнее, он воздержался от комментариев по этому поводу.

— Ватсон не прочь выпить чашечку кофе, — сообщил он.

— Ватсон?

— Ватсон, прошу любить и жаловать, — кивнул Илай и почесал собаку за ухом.

Шелби почувствовала, что губы ее невольно дрогнули в улыбке.

— Ватсон любит кофе? — спросила она, поднимаясь.

Илай зажал руками уши пса, словно не желая, чтобы тот слышал, как выдают его секреты.

— Он надеется, кофе поможет ему перестать расти.

На этот раз Шелби не выдержала и прыснула. Собственный смех показался ей непристойным, как отрыжка, она даже прижала руку к груди, удивляясь: неужели эти звуки вырвались отсюда?

— Ватсон будет счастлив, если вы составите нам компанию.

Шелби неуверенно коснулась пальцем открытого окна:

— Ватсон мог бы сказать об этом и сам.

Илай протянул руку и распахнул перед Шелби пассажирскую дверцу.

— Дело в том, что он страшно застенчив, — сообщил он.

Росс сделал последнюю затяжку и бросил окурок в кусты, росшие вокруг крыльца. На сей раз любимая женщина покинула этот мир у него на глазах. Оказалось, это обстоятельство ничуть не облегчает боль утраты. Еще выяснилось, что человек может превратиться снаружи в камень, но это не мешает его душе кровоточить.

Росс пребывал в полной растерянности. Может ли он одновременно любить Лию и Эйми? Если Лия смогла вернуться в этот мир, означает ли это, что у Эйми тоже имеется подобная возможность? И если да, почему она не хочет эту возможность использовать? Быть может, протянутая меж ними нить была вовсе не такой крепкой, как это казалось Россу?

Если бы Росс позволил себе оглянуться назад, ему пришлось бы признать, что он потратил последние десять лет впустую. Он гонялся за призраком своей погибшей невесты. Сначала, мечтая о встрече с ней, пытался покинуть этот мир, потом стал изучать паранормальные явления. Но возможно, его отношения с Эйми, встречу с которой он считал судьбоносной, на самом деле были лишь звеном в цепи совпадений. И он увидел, полюбил и потерял Эйми лишь для того, чтобы заняться охотой за призраками и найти Лию.

А ведь Род ван Влит намерен избавиться от призрака Лии. Может, он не сразу приступит к решительным действиям, но, так или иначе, велика вероятность того, что Лия, где бы она ни пребывала сейчас, покинет этот мир навсегда. В конце концов, зачем ей оставаться здесь теперь, когда она узнала… узнала, кто она такая?

Росс потратил несколько лет на то, чтобы встретить привидение. Сколько же времени потребуется, чтобы отыскать его вновь, если оно не желает быть найденным? Несколько жизней, не меньше.

Может, стоит забыть об этом призраке и отправиться на поиски другого?

Росс уставился на собственную ладонь, на ожог от сигареты, еще заметный на коже. А на запястье белели шрамы, напоминающие, как близко он подошел к заветной черте. В любой момент он может повторить попытку. В ванной у Шелби хранится аптечка, в ней полно снотворных таблеток. А в ящике ночного столика у кровати Итана лежит армейский швейцарский нож. Еще несколько недель назад Росс обыскал весь дом — привычка путешественника, желающего удостовериться, что в случае экстренной необходимости он быстро найдет спасительный выход.

Тем не менее Росс знал: пересечь границу между двумя мирами будет непросто. Он превратится в призрака, связанного с этим миром той болью, которую он причинил своей сестре. К тому же ему не будет давать покоя одна мысль. Мысль о том, что он не завершил здесь чрезвычайно важное дело. Не выяснил обстоятельств смерти Лии.

Наверное, все-таки стоит помочь Илаю Рочерту. И если Лия сейчас пребывает там, откуда она может видеть его, Росса, у нее будет повод остаться… несмотря на все ухищрения Рода ван Влита.

Росс сунул руки в карманы джинсов, и пальцы его нащупали что-то гладкое. Из обоих карманов он извлек по новенькому медному пенни. На каждом стоял 1932 год выпуска, но обе монетки так блестели, словно их отчеканили нынешним утром. Перед глазами у Росса возникло видение: он лежит в гробу, на веках эти монетки, плата за переправу через реку Стикс. Кто будет ждать его на другом берегу? Лия? Эйми?

— Что это такое?

Росс, погруженный в свои мысли, вздрогнул, услышав голос племянника:

— Ты что здесь делаешь, Итан?

Хотя козырек над крыльцом защищал от солнца, мальчик был закутан с головы до пят.

— Сам не знаю, — пожал он плечами. — Просто не спится. Как и тебе, верно? — Он шагнул ближе и взглянул на монетки, лежащие на ладони у Росса. — Добавь доллар — и сможешь выпить чашку кофе.

— И почему только современные дети такие циничные?

— Потому что современный мир превращается в полное дерьмо, — заявил Итан. — По крайней мере, мы, поколение «Зет», в этом не сомневаемся.

— А что будет после того, как процесс превращения в дерьмо завершится? — вскинул брови Росс.

— Откуда мне знать? — вздохнул Итан, усаживаясь на ступеньку крыльца. — Наверное, все начнется сначала.

Росс вытащил сигарету и закурил.

— Дай мне разок затянуться, — попросил Итан.

— Вот еще выдумал! — покачал головой Росс и подумал: «Итан сейчас в таком возрасте, когда все запретное кажется крутым. В том числе и курение».

— Мама говорит: ты не должен курить при мне.

— Ты ведь не будешь ей докладывать, что я это делал.

— Не буду, — усмехнулся Итан. — Представляешь, какой для всех будет сюрприз, если я возьму и умру от рака легких?

Росс облокотился на перила. Он чувствовал себя страшно усталым, но знал, что не сможет уснуть, даже если уляжется в постель. Все, чего ему хотелось, — сунуть голову в духовку и открыть газ. Или, на худой конец, впасть в анабиоз. А вместо этого приходилось болтать с девятилетним пацаном.

— Я слышал, как вчера вечером ты с каким-то полицейским разговаривал о призраках.

— Этот разговор не предназначался для твоих ушей.

— Мне кажется, есть такое место, куда люди попадают… после этого… — задумчиво произнес Итан. — Как ты думаешь, на что оно похоже?

Сердце Росса болезненно сжалось, когда он понял, что Итан спрашивает вовсе не из праздного любопытства. Он уже начинает готовиться… Вспомнилось, как ему в первый раз дали подержать новорожденного Итана. Темно-синие глаза младенца смотрели на него так, словно он давно уже знал Росса…

— Не знаю, дружище, — пробормотал он. — Но, честно говоря, не думаю, что ангелы будут играть там на арфах.

— Может, у каждого это место свое, — предположил Итан. — Ну, у меня, например, там будет крутой настил для скейтборда. И еще я смогу торчать на солнце целыми днями. Забуду обо всем, что в этой жизни было противного и страшного. А ты — куда бы ты хотел попасть?

По-дурацки устроен этот мир, подумал Росс. Почему мальчишка вроде Итана должен умереть, а он, Росс, — продолжать свою тоскливую и безрадостную жизнь, хотя в ней нет и не будет никакого смысла? Он готов в любую минуту отказаться от этого мира. Но ребенку, которому суждено покинуть его раньше положенного срока, жизнь представляется величайшей ценностью.

Чистилище — это всего лишь синоним слова «завтра».

Росс опустился на ступеньку рядом с племянником и обнял его за худенькие плечи.

— Мне бы хотелось время от времени навещать этот мир, — признался он.

Так, как это делала Лия.

— Глазам своим не верю!

Шелби, стоя на крыльце магазина на автозаправке, наблюдала, как Ватсон лакает из миски чуть теплый кофе.

— Ну чему тут удивляться? Некоторые собаки обожают леденцы и шоколад, а Ватсон решил стать кофеманом.

У пса наблюдался явный избыток кожи, глаза его почти терялись в глубоких складках. Исподлобья взглянув на Шелби, он ткнулся носом ей в живот.

— Ватсон! — с укором произнес Илай.

— Все нормально. — Шелби почесала пса за ушами. — Он просто хочет проверить, съедобная ли я.

— Надеюсь, он уже понял, что нет, — усмехнулся Илай, отпивая кофе из чашки, которую держал в руках. — Старина Ватсон далеко не глуп.

Внимание их привлек микроавтобус, с шумом затормозивший неподалеку от магазина. Из машины вышли привлекательный подтянутый мужчина с седой прядью в волосах и женщина, одетая ярко, как цыганка.

— Господи, — простонала она. — Боюсь, в этой дыре приличный магазин днем с огнем не отыщешь.

— Расслабься, Мэйлин. Все, что мне нужно, — горелка «Стерно» и спички. Это найдется наверняка: тут кое-кто до сих пор обходится без электричества.