Летний сон в алых тонах Хольст Кристоффер

Глава двадцатая

Этим вечером Буллхольмен напоминает греческий остров. Не хватает только пения цикад. Время почти одиннадцать часов, и мы с Адамом переместились за столик на террасе. Рози покинула нас полчаса назад – сказала, что с возрастом шутить не стоит и что ей, к сожалению, пора идти домой и ложиться спать, пока еще ноги ее держат.

Я же сегодня вечером не чувствую никаких запретов, и, как только Рози ушла, я решила воспользоваться шансом и заказала у девушки из Лидингё в баре два мохито. Один – мне, второй – Адаму. Несмотря на то, что мы оба уже нетвердо держались на ногах, было что-то такое в этом вечере, от чего мне хотелось, чтобы он никогда не заканчивался.

Должно быть, это из-за жары и очарования лета.

А может быть, из-за него. Полицейского, что напротив меня.

Наши ноги находятся в опасной близости друг от друга. Иногда касаясь друг друга. И когда это происходит, я начинаю нервничать и отводить взгляд.

В самый разгар беседы на классическую тему о том, что мы, шведы, большую часть года мучаемся от холода, но оживаем летом, остров внезапно оглашает громкий пронзительный гудок. Вытаращив глаза, мы испуганно переглядываемся.

– Дьявол! – вопит Адам.

– «Серебряная стрела»! – восклицаю я.

Вскочив на ноги, мы видим, как белый паром отчаливает от берега в нескольких сотнях метрах от нас. Несколько секунд Адам выглядит совершенно растерянным. Потом бросает взгляд на часы – кстати, из всех встреченных мною мужчин моего возраста он единственный, кто носит старые добрые часы, – словно чтобы убедиться, что все произошло на самом деле. После чего начинает смеяться. И тогда я тоже смеюсь. Мы хохочем над тем, что последний вечерний паром покинул гавань и что мы выпили так много, что он совершенно забыл про время.

– Черт побери, – говорит он. – Каким же я все-таки порой бываю болваном!

– Не ругай себя. Это все я виновата, вливаю в тебя кучу всякой ерунды.

– Это вовсе не ерунда. А очень даже вкусные вещи.

Женщина за соседним столиком щелкает зажигалкой, и я зачарованно гляжу на ее полную пачку сигарет. После чего, не выдержав, наклоняюсь к ней и спрашиваю, возможно громче, чем собиралась, можно ли мне взять одну.

– Да ты еще и курильщица, – улыбается Адам.

– Только когда немного переберу с алкоголем. Вот тогда я действительно курильщица.

Я делаю затяжку, чувствуя, как все тело начинает дрожать от никотина. Прикрыв глаза, я с наслаждением выдыхаю облачко дыма в светлое небо.

– Превосходно, – говорю я. – Хочешь попробовать?

Адам сначала колеблется. Но потом берет сигарету из моих пальцев и тоже делает затяжку.

– Только маме ничего не говори, – просит он.

– Эротично…

– Да, понимаю, звучит по-детски. Но мой папа скончался от рака легких.

Будь я трезвой, наверняка выдала бы что-нибудь утешительное, но единственное, что я могу изречь в моем теперешнем состоянии, это:

– Вот тебе раз!

Адам смеется.

– Да уж как-то так.

– А вот Данне, – продолжаю я, – никогда не разрешал мне курить в его присутствии.

– Это твой бывший?

Я киваю. Кажется, я немного не в себе, раз в такой вечер завела разговор о Данне. Впрочем, ничего удивительного – я, когда перепью, начинаю тарахтеть, как ведущий на радио «Микс Мегапол». И меня не заткнуть, пока я сама не выдохнусь.

– Он терпеть не мог, когда я курила. И не потому, что я делала это часто, как в восемнадцать или девятнадцать лет – в последние годы я почти не курила. Так, только от случая к случаю, на прогулках или вечеринке, где есть балкон. И если я приходила домой и от меня пахло дымом, Данне сразу мрачнел, даже спать со мной в одной постели не соглашался – стелил себе на диване. Представляешь? НА ДИВАНЕ. Ума не приложу, как он мог учуять запах. С таким нюхом ему бы в полиции собакой-ищейкой работать. Он, кстати, даже внешне был немного похож на овчарку. И знаешь что, Адам?

– Нет…

– Теперь, когда его больше нет рядом, я могу курить столько, сколько захочу. Хоть круглыми сутками. Круто, правда?

Он забавно выгибает одну бровь.

– Ну, если ты так говоришь, дорогая Силла. Независимость – прекрасное чувство.

А ведь он прав, думаю я. Абсолютно прав! Посреди пьяного дурмана на меня словно нисходит озарение. Независимость! Словно передо мной в этот вечер сидит Далай Лама. Ведь именно об этом и идет речь. В последние годы я была как зомби! Жаждущий надежности, как наркоман героина, сметанно-луковый зомби. Какой же я была зависимой и беспомощной! Вся моя жизнь крутилась только вокруг Данне и его друзей – хотя большая их часть была такими скучными, что хоть волком вой. Единственное, что у меня еще оставалось лично моим, это работа. Ну разве не печально? Еще как печально! И я даже не могу ни в чем винить Данне. Ведь я сама решила быть с ним. Выбрала нашу совместную дремотно-сонливую жизнь. Бросилась с головой в этот омут. Давай съедемся и станем жить вместе! Давай откроем общий счет в банке! Давай научимся готовить что-нибудь посложнее яичницы и кофе! И для чего? Наверное, все потому, что я слишком боялась одиночества, была слишком неуверенной в себе. Несамостоятельной. Но теперь-то все будет по-другому. Теперь я стану смелой и храброй, впервые за всю мою жизнь. Как там поет Миранда Ламберт, моя любимая певица в стиле кантри: Happiness ain’t prison, but there’s freedom in a broken heart[24].

– А ты знаешь, – говорю я. – Мы еще ни разу не успели поговорить о тебе и твоей жизни.

Он смотрит мне в глаза.

– О моей жизни?

– Ну да, и твоей девушке. Сабрина, верно? Или нет, это же имя ведьмы-подростка из мультфильма. А эту зовут…

– Сабина, – подсказывает Адам.

– Во, точно! Ты и Сабина, вы ведь вместе, ага?

Он ухмыляется и делает глоток из своего бокала. Крохотная капелька воды от кубика льда поблескивает на его влажной верхней губе. И что-то такое во мне хочет протянуть руку и смахнуть ее прочь.

– Ну… пожалуй, что и так. Наверное.

– Наверное? Так вы не вместе?

– Ты меня сейчас допрашиваешь, Силла?

Я иронично приподнимаю бровь.

– Пожалуй. И все, что вы сейчас скажете, может быть использовано против вас.

– Помогите!

Я смеюсь. Моя нога уже в который раз задевает его ногу под столом. Но теперь я уже не отвожу взгляда. Опасные воды, Силла. Чертовски опасные воды.

– Сабина – чудесная девушка. И мама знает, что в наших отношениях мы то делали шаг вперед, то отступали назад. Понимаешь, жить с полицейским не очень легко. Сама она тоже занята на работе. Она руководит одной пиар-фирмой в Стокгольме, и это отнимает у нее почти все время. И еще она очень много ездит по стране. Так что несколько раз мы были близки к тому, чтобы прекратить наши отношения. Но если говорить о том, как обстоят дела сейчас…

Он замолкает. Я безотрывно гляжу на его кадык, не в силах оторвать взгляда.

– Так вы вместе?

– Это… это сложно.

Наши взгляды встречаются. Я улыбаюсь ему. Но в первый раз за сегодняшний вечер у меня возникает ощущение, что я притворяюсь. Я улыбаюсь, хотя на самом деле мне не хочется этого делать. Как патетично. Я ведь знала, что у него есть девушка. Знала, что ее зовут Сабина. Так откуда же это внезапно появившееся чувство, словно весь вечер коту под хвост?

И в этот самый момент на веранде появляется Пол – слышно, как скрипят и прогибаются доски под его грузным телом. Он звенит в колокольчик и обводит всех гостей дружелюбным, но вместе с тем требовательным взглядом. Намек понят – пришло время закрываться. Мы опрокидываем в себя то, что осталось в наших бокалах – чтобы ни капли не пропало, я даже обсасываю листочек мяты.

– Думаю, я переночую у мамы в садовом домике, – говорит Адам. – Так что нам, пожалуй, по пути?

– Ага. Только подожди секундочку, мне надо сбегать пописать!

Я слышу, как он фыркает за моей спиной, пока я ныряю обратно в ресторанчик. На самом деле мне не надо в туалет – странное дело, но когда я пьяна, мне совершенно не хочется писать. Это еще одна моя личная особенность, не считая цистита. Вместо этого я устремляюсь к стене с фотографиями у барной стойки. Пусть даже этот вечер стал отличной паузой от размышлений на тему убийства Каролины, я знаю, что однажды обязательно проснусь посреди ночи, и тогда все мои мысли снова вернутся к ней. И у меня появится сильное желание иметь эти фотографии под рукой.

Я оборачиваюсь, чтобы проверить, не смотрит ли на меня кто. Пола нигде не видно, а уроженка Лидингё занята тем, что протирает столы. Я нахожу снимок Каролины и компании и осторожно отцепляю его от стены. Сладкие белые летние мечты. И тут же мой взгляд падает на вторую фотографию, о которой говорила мне Рози, с мамой и маленькой девочкой с косичками. Ее я тоже забираю с собой и прячу оба снимка в бюстгальтер. Лишний раз напомнив себе, что вообще-то любой приличной женщине полагается всегда носить с собой сумочку.

– Подумать только, теперь у меня есть знакомый полицейский.

Мы бредем вдоль усыпанной гравием проселочной дороги, которая проходит между участками. Несмотря на то, что Адам сам не очень-то трезв, он все же придерживает меня рукой за спину, помогая двигаться в нужном направлении.

– Я и подумать не могла. Надо же – полицейский.

– Чепуха, – отзывается Адам. – Ничего особенного.

– Шутишь? Вот это действительно работа так работа. Всем работам РАБОТА. Настоящая работа. Сама я только и делаю, что пишу всякие сплетни и любовные истории. Я всегда до чертиков боялась выслеживать преступников.

– Я так не думаю. Ты кажешься такой же любопытной, как и моя дорогая матушка.

– А мы и есть пара. Ну не в том смысле пара… но нам нравится общаться. И вместе на пару вести расследование. Ты же понимаешь, что я хочу сказать?

Он кивает. Оказавшись возле моего выкрашенного красной краской почтового ящика, мы останавливаемся.

– Ну вот, – говорит Адам. – Пусть я пропустил паром, но должен признаться, что вечер выдался… экстраординарным.

Я улыбаюсь. Такой наигранной улыбкой. Экстраординарный. Он и в самом деле особенный. Даже говорит иначе, совсем не так, как мои знакомые. И кажется таким взрослым. Таким хорошо одетым, опрятным и… в общем, как после химчистки. Но прежде всего он полная противоположность Данне. Даниель из тех, кто любит размораживать пиццу «Билли» и менять зубную щетку раз в год – как раз к этому сроку ее щетина начинает выглядеть так, словно пережила небольшой террористический акт. Адам же такой… похожий на француза. Я никогда не была во Франции, но у него определенно французская харизма. Готова побиться об заклад, что он каждое утро гладит свой костюм. И что у него в шкафу висит двадцать белых рубашек, а простой эспрессо, на его взгляд, – идеальное начало утра.

– Экстраординарный, – повторяю я. – Я с тобой соглашусь.

– Мне осталось преодолеть всего несколько метров, – говорит Адам. – Разбудить женщину в доме и спросить у нее, можно ли мне переночевать на диване.

Мы оба смотрим на стоящий чуть поодаль садовый домик. Свет в нем погашен. Рози, должно быть, уже уснула. У меня в голове появляется идея.

– А не хочешь переночевать у меня?

Слова срываются с моего языка раньше, чем я успеваю закрыть рот. Адам смотрит на меня с улыбкой.

– Что это ты такое предлагаешь, Силла Сторм?

– Ну, если ты не в состоянии осилить всю дорогу до дома…

Он наморщивает лоб. Смотрит поверх моего плеча на мой зеленый домик.

– Выглядит симпатично.

– Внутри он еще симпатичнее. А диван у меня длинный и вполне удобный. Обещаю, на чердак я тебя не потащу. Там все равно места на двоих не хватит…

Адам смеется.

– Наверное, это будет неплохо, если не придется будить маму.

– Согласна!

И с этими словами я отворяю калитку и пропускаю его вперед. Около двери домика Адам останавливается и ждет, пока я запру калитку и, пошатываясь, двину следом. Наконец, я отпираю дверь, и мы входим внутрь. Голос в голове настойчиво твердит мне Don’t shit where you eat, Cilla[25], но я беззаботно отмахиваюсь от него.

Потому что сейчас я храбрая.

Или же больная на всю голову.

А, в сущности, какая разница?

Я запираю за собой дверь.

Адам уже успел продвинуться вглубь комнаты и теперь стоит спиной к моему икеевскому дивану. Он оглядывается и кладет свой пиджак на край дивана. Я скидываю лодочки на коврик перед дверью. Мелькает мысль протянуть руку и зажечь свет, но я этого не делаю. Вместо этого мы просто смотрим друг на друга.

Стоит полная тишина. Сквозь кружевные занавески на окнах в комнату заглядывает луна. Лунный свет скользит по его белой рубашке, освещает колючую щетину на подбородке.

– Хорошо у тебя здесь, – говорит он тихо.

– Спасибо.

– Очень уютно. Очень… и ты.

И этого достаточно.

Я вижу это по нему. Вижу, чего он хочет.

На самом деле я должна была прислушаться к голосу разума в моей голове, который советовал мне забраться на чердак, а Адама оставить устраиваться на диване. Одного. Но я этого не сделала.

Вместо этого я шагнула к нему и позволила заключить себя в его объятия. Все произошло безумно быстро. Его пальцы, запутавшиеся в моих волосах, его жаркое дыхание на моем лице. Он прижал свои губы к моим и страстно поцеловал меня, и на вкус этот поцелуй оказался совершенно фантастическим – словно мята, лед, сахар и алкоголь одновременно.

Я сорвала с него рубашку, одна пуговица оторвалась и со стуком упала на пол. Потом я прижала ладони к его горячей груди, ощущая под пальцами мягкие волосы. Его запах снова обрушился на меня, пьяня и дурманя. Он стянул с меня платье, сорвал трусики, быстро, грубо. Я засунула руку ему в брюки. Он широко улыбнулся мне в темноте. После чего мы оба упали на диван, прямо на мягкие подушки.

Я чувствую, как все мое тело охватывает возбуждение. Вечернее вино и напитки включаются в кровообращение, заставляя всю меня дрожать под его весом.

Я уже предчувствую скорую головную боль. Утренний стыд, раскаяние и все прочее, что к этому прилагается. Но я с радостью встречу все. Только пусть это случится. Я никогда не делала ничего подобного прежде. И возможно, именно это делает происходящее таким фантастическим. Это так неправильно. И в то же время так правильно. Его язык играет с моим, сквозь его темные кудри просвечивает луна, и тут он входит в меня.

Интересно, другие тоже видят луну? Или сегодня вечером она светит только для меня одной? Для меня и Адама.

Глава двадцать первая

Бум, бум, бум.

Меня разбудил утренний стук Рози в дверь.

Я широко зевнула и потянулась у себя на чердаке. Привычно стукнулась головой о потолок и одновременно почувствовала, как между висками нарастает боль. Ох, вот ты черт. Ну, конечно. Это все вино. И мохито в придачу. Мне срочно нужна таблетка от головной боли. А может, две. Плюс несколько чашек крепкого кофе. Но как раз с этим Рози может мне помочь. А для начала я, пожалуй, должна открыть ей дверь.

Я сползаю с матраса и начинаю потихоньку спускаться по лестнице. Но на середине останавливаюсь как вкопанная. И ошеломленно смотрю во все глаза на то, что лежит у меня на диване. Головная боль вдруг становится вдвое сильнее. На моем диване лежит мужчина. Он лежит, зарывшись носом в подушку, а одеяло за ночь соскользнуло с него и упало на пол. Выставив на полное обозрение его голую задницу и светло-коричневую от загара спину. На шее – завитки темных волос.

Адам.

Снова раздается стук. И следом до меня доносится голос Рози: «Эй! Пора вставать! Утренний кофе!»

Дьявол. Д.Ь.Я.В.О.Л.

Я едва не падаю с лестницы прямо на деревянный пол и принимаюсь в панике метаться в поисках халата. Сотни мыслей скачут в голове, словно шарики для пинг-понга. Чем мы вчера занимались? Было ли что-нибудь между нами? Мы же не… Да. Да, именно этим мы и занимались. Я переспала с сыном моей новой соседки. Он переспал со мной. Мы переспали друг с другом.

– Эй, есть кто живой? – надрывается Рози по ту сторону двери.

Я подскакиваю к дивану и с такой силой толкаю Адама, что он переворачивается на спину. Растерянно открывает глаза и недоуменно оглядывается.

– Вставай, черт возьми!

– Чего?

– Вставай, говорю! Там за дверью твоя мать. Ты должен спрятаться.

Он садится на постели, ошалевший и ничего не понимающий. Я помогаю ему встать и показываю на кухню, где рядом с плитой есть хозяйственный шкаф, который почти пустует, если не считать хранящегося там пылесоса.

– Полезай туда!

– Издеваешься?

– Нет! Быстрее.

– Дьявол.

Адам заворачивается в одеяло и, стараясь ступать как можно тише, подходит к шкафчику, забирается внутрь и прикрывает за собой дверцу. Однако она не желает закрываться до конца, и кусочек его стопы продолжает торчать наружу. Блин, вот засада. Но если я сейчас не открою, то Рози встревожится и пойдет звонить в полицию. Ведь убийства на Буллхольмене вещь вполне привычная.

Быстренько оглядев себя в зеркале, я открываю дверь.

– Ну наконец-то! – восклицает Рози. – Погода сегодня совершенно замечательная! Предлагаю завтрак в саду со сливочным сыром и мармеладом из бузины. Я как раз поставила в духовку булочки.

По правде сказать, мысль о еде сейчас не кажется мне привлекательной. Для начала я должна принять таблетку парацетамола. Но потом я, разумеется, не откажусь посидеть на солнышке в компании свежих булочек. Оглядев Рози, я прихожу к выводу, что она и в самом деле выглядит бодрой и свежей.

– Который час? – спрашиваю я.

– Половина девятого.

– Как тебе удается выглядеть так бодро в такую рань? Разве вчерашнее «Примитиво» не дает о себе знать?

– Я стойкая женщина. И кроме того, я улизнула раньше, чем успела окончательно захмелеть. А вы еще долго вчера сидели?

Я провожу рукой по копне сена, в которую за ночь превратились мои волосы (моя прическа очень странно реагируют на алкоголь и поздние вечера), и чувствую, как краска стыда заливает мои щеки.

– Да, немного. Но потом мы тоже устали. И Адаму надо было успеть на последний паром…

Рози кивает.

– Но правда, очень миленький ресторанчик?

– Чудесный, – отзываюсь я. – Нужно ходить туда почаще, тамошний бургер с курицей и соусом из плодов манго это что-то неземное.

– А я что говорила! Ну ладно, давай приводи себя в порядок, а я пойду поставлю варить кофе и посмотрю, чтобы булочки не пригорели. Встречаемся у меня в саду через четверть часа, идет?

– Конечно!

– Вот и славно. И прихвати с собой Адама, если он, конечно, не хочет провести весь день в кладовке. Ему тоже не помешает немного позавтракать.

И подмигнув, Рози исчезает за калиткой. Светло-розовая туника развевается на ветру за ней следом. Я же остаюсь стоять с открытым ртом, только сейчас осознав, что нет ничего удивительного в том, что Адам стал полицейским – с такой-то матушкой, как Рози.

Как и было решено, четверть часа спустя мы все трое собрались у Рози в саду. Стол был уже накрыт к завтраку и, как это всегда бывало, когда за дело бралась Рози, все было так вкусно, что язык можно было проглотить.

Я думала, что мне будет трудно запихать в себя что-либо в такую рань, после того как вчера ночью я поздно легла спать, но стоило мне один раз укусить, как я напрочь забыла обо всем на свете. Убеждена, что Рози печет самые вкусные булочки в мире. Они у нее такие хрустящие снаружи и мягкие внутри, плюс идеальное сочетание сладкого и соленого.

Очевидно, Рози, нисколько не смущаясь, заглянула в мое окно, прежде чем начать барабанить в дверь, и заметила мужскую голову на одном конце дивана. Слава тебе господи, что она не сумела разглядеть, что было на другом конце.

Несмотря на то, что нам с Адамом было ужасно стыдно, когда мы уже одетые приплелись к ней в сад, в каком-то смысле это было даже хорошо, что она уже знает, что ее сын провел ночь у меня в домике. Мы хором объяснили, что Адам не хотел ее будить – а также заверили, что между нами совершенно ничего не было. Но Рози только отмахивалась от нас. Вы взрослые свободные люди, делайте что хотите! Так она нам сказала. И, пожалуй, была права.

И все же я хотела как можно быстрее закрыть эту тему. И еще я едва могла поднять глаза на Адама, поэтому предпочла надеть солнечные очки, которые надежно защитили меня от всех зрительных контактов. Больше никакого вина на этой неделе, Силла. Только лимонад. Если пьешь один только лимонад, то практически невозможно затащить чужого парня к себе домой.

– Вкусный кофе, мама, – сдержанно похвалил Адам, делая глоток.

– Крепкий, каким и должен быть кофе, – ответила Рози.

Я пробормотала нечто неразборчивое – в эту минуту меня занимали мысли, далекие от вкусного кофе. Я мысленно прокручивала в голове все те вещи, которыми мы занимались вчера. Ночью. Да что там, всего несколько часов назад. Хотя такое чувство, что все это происходило в прошлом столетии.

Я мысленно видела его мускулистое тело, нависшее над моим, его щетину, щекочущую мне шею и грудь, вижу, как его круглая, как футбольный мяч, полицейская задница подпрыгивает вверх-вниз в лунном свете…

И уже в следующую секунду я представила, как элегантная женщина из Эстермальма красит свои длинные ногти и размышляет на тему, что она и ее парень будут есть сегодня на ужин. А интересно, прямо сейчас она тоже перекусывает? Или она из тех, кто выпивает только чашечку зеленого чая на завтрак? Скорее всего, она сидит на диете 16:8, при которой не завтракают и от того стремительно теряют в весе.

Женщину, о которой я думаю, зовут Сабина. А ее парня – Адам. О боже.

Я сделала судорожный глоток кофе.

Что я наделала? Что мы наделали?

– А сейчас ты успеешь на паром?

Голос Рози вернул меня обратно к реальности.

Адам почесал в затылке.

– Э, да, пожалуй. Следующий отходит около одиннадцати.

– Надеюсь, у тебя есть отгулы и тебя не станут слишком ругать, – говорю я.

– Есть. Но чисто технически я вполне могу находиться здесь, чтобы проследить за Людвигом Аксеном и за тем, чтобы он сегодня явился на допрос.

Рози намазала кусок булочки толстым слоем сыра «Филадельфия» и сверху положила ложечку мармелада.

– Разве для этого не требуется присутствие двух полицейских? – спросила она.

– Да, днем прибудет Тилли. На самом деле, мы вместе собирались сегодня приехать, но я ей сообщил, что уже на месте. Лучше я дождусь ее здесь, вместо того чтобы встречаться с нею в городе.

Я кивнула. Думая о том, как открыто он сейчас говорит о своей работе. В манере, которая очевидно не слишком-то позволительна. Нет, пожалуй, ничего удивительного в том, что он рассказывает что-то своей маме – наверняка многие полицейские так делают, даже если они в этом не хотят признаваться. Но говорить о таких вещах при мне… Очевидно, я заставила этого строгого мужчину в костюме слегка открыться. Должно быть, так всегда происходит, когда проводишь с кем-нибудь ночь.

Адам, похоже, подавно не хотел встречаться со мною взглядом. Вся сцена нашего завтрака напоминала шараду. Моим единственным желанием было пойти и снова лечь спать.

– Да, так будет гораздо разумнее, – кивнула Рози. – Но если ты задержишься, то я пойду поставлю еще кофе…

Она внезапно замолчала. Я подняла голову и увидела, что она смотрит на мою грудь. И Адам тоже. Я опустила взгляд на вырез моей наполовину расстегнутой джинсовой рубашки и едва не опрокинула на себя кофе, когда увидела, что из моего белого бюстгальтера торчит Каролина Аксен.

– Что это у тебя там? – растерянно спросил Адам.

– Э…

Я достала снимок. Нет, снимки. У меня за пазухой было спрятано целых две штуки. Положила на стол перед собой. Адам медленно привстал. Наклонился, изучая снимки. О боже, я совсем забыла, что сорвала их вчера вечером со стены ресторанчика Пола. Две недели, Силла. Две недели без вина. Когда пьешь один только лимонад, то гарантированно не станешь умыкать снимки из ресторанов.

– А… это то, что я думаю? – удивленно спросил Адам.

– Я… я могу объяснить! – выдохнула я.

– В самом деле?

– Это висело на стене с фотографиями в ресторанчике Пола, – поспешила объяснить Рози. – Мы случайно заметили их вчера, когда там ужинали, верно, Силла?

– Да, именно так.

По лицу Адама было видно, что он продолжает сомневаться.

– Ладно… а потом ты решила сорвать их и запихать в свой лифчик?

– Ну… да. Понимаю, звучит странно…

– По меньшей мере, – кивнул Адам.

– …но я взяла их, потому что мне иногда полезно иметь картинку перед глазами. Чтобы понять.

Теперь уже Адам наморщил лоб. Я почувствовала, как у меня по лбу и между грудей начинает течь пот. Только сейчас до меня дошло, что Адам на самом деле полицейский. Полицейский, который расследует убийство Каролины Аксен. И теперь он вдруг видит, что женщина, у которой он провел ночь (разумеется, только на диване), прячет в своем лифчике фотографию жертвы. Несомненно, это должно выглядеть очень подозрительно.

– Чтобы понять что? – спросил Адам резким голосом.

Между его бровей пролегла крохотная складка. Прежде я ее никогда не видела. И теперь мне с неохотой, но пришлось признать, что она ему идет.

– Чтобы понять, как одно с другим связано.

Складка стала еще глубже. Адам метнул сердитый взгляд на свою маму.

– Вот, значит, чем вы вдвоем занимаетесь?

Рози сглотнула и виновато посмотрела на сына.

– Может, еще кофе? – спросила она и, не дожидаясь ответа, принялась наполнять все чашки кофе из зеленого термоса.

– Мама, мы же уже говорили об этом раньше.

– Не понимаю, о чем ты, – парировала Рози, стараясь не встречаться с сыном взглядом.

– Перестань, все ты понимаешь. Это уже не в первый раз, когда ты вмешиваешься в мое расследование.