Тайная страсть Гойи Лесина Екатерина

В отличие от кредитора, который исчезать не намерен был, и все чаще напоминал Максу о долге. Тот же рос день ото дня. И Макс всерьез задумался над новым интересным предложением – присоединиться к парням в кожанках, которые на рынке местном барыг пасли… А что? Ему обещали и что долг он выплатит, и деньгами разживется, и вообще вся жизнь его круто переменится.

Нет, Макс не был глуп, понимал, чем приходилось заниматься этим самым ребятам. Пожалуй, осознание и останавливало. Вот только альтернатива была печальна…

Чем бы все закончилось?

Кто знает.

И почему-то Макс рассказал о проблеме именно Гошке, мрачноватому пареньку, который никогда особо в душу лез… Наверное, поэтому и рассказал.

– Гошка дал денег. И сказал, что вернуть смогу, когда получится… Я не просил его, он сам, и в общем, еще добавил, что с теми людьми, с которыми я связался, только полный кретин станет связываться. Прав ведь был. Я кретином себя и ощущал. Полным.

Смеркалось быстро.

Летом всегда так, ночь тянет до последнего, а потом выплескивается черными чернилами.

– Я ему денег так и не отдал… Собирал, нашел подработку… Ничего криминального. Не люблю быть должником. Но мы в одиннадцатом классе были, когда его мать умерла, и Гошка сам не свой ходил. Все повторял, что убили ее, что этого он отцу не простит. А потом исчез, нам сказали, его в гимназию перевели, чтоб, значит, выпустился с красивым аттестатом. Это уже сейчас он рассказал, что тоже от глупостей не удержался, от одной глупости. Когда отец Маринку привел, Гошка ей прямо и высказал, что считает, будто она его мать убила. И поклялся, что на чистую воду выведет. Он следил за ней, потом в отцовские бумаги полез. Тут-то его и отправили… на учебу.

– А сейчас он сам тебя нашел?

– Да, случайно получилось, ему меня порекомендовали, фамилия показалась знакомой… Тихо! – Макс прижал палец к губам. – Смотри.

Он указал на дом.

Алина нахмурилась. Дом как дом. Ничего нового. Громадный. Белый. И неуютный с виду. Она не сразу различила человека, потому что человек этот терялся на фоне дома.

– Через окно, – шепотом пояснил Макс и задал риторический вопрос: – Зачем человеку, которому нечего скрывать, через окно выбираться?

– Не знаю, – шепотом же ответила Алина и с трудом сдержала зевок. Надо же, в сон потянуло. Сидит она на ветке дерева неизвестной породы, в компании старого приятеля, следит за кем-то, и вообще в последние дни ее жизнь – сплошное приключение, а ее в сон тянет.

– Вот и я не знаю.

Издалека сложно было разглядеть, кто это.

Евгения? Нет, для Евгении человек был слишком худощав. А вот для Варвары, пожалуй, полноват… Егор? Ему-то зачем такая акробатика?

Меж тем человек огляделся и, пригнувшись, двинулся к кустам. И шел он странно, трусцой, то и дело останавливаясь. А главное, что двигался прямо к дереву, на котором они сидели.

Если так, то их вот-вот обнаружат!

Но данное обстоятельство, казалось, Макса совершенно не волновало. Он не спешил прятаться и Алине соскочить с ветки не позволил. Только палец к губам прижал, призывая к тишине, и прошептал:

– Она налево свернет…

И фигура точно свернула налево, на мгновение пропав из виду. Она показалась вновь. И опять же исчезла.

– Не надо было приезжать! – Этот голос Алина узнала сразу. – Я же просила тебя!

Евгения.

Выходит, что вот это – Евгения?

А куда подевалась ее полнота?

– Не могла до завтрашнего дня подождать?

– Не могла. – А вот это глубокое контральто заставило Алину вздрогнуть. Это же… Да быть того не может! – Я ведь предлагала встретиться раньше, но у тебя дела…

– В доме полно полиции. Если бы я отлучилась…

Евгения не скрывала недовольства.

– Не мои проблемы, дорогая.

– Конечно, не твои… Господи, о чем я думала, с тобой связываясь!

Ответом на этот возглас стал смешок. Женщине ситуация казалась забавной.

– О деньгах, Женечка, исключительно о деньгах… Мы все о них думаем, увы, такова жизнь. Ты принесла?

– А ты?

– Тебе мало? Я ведь в прошлый раз оставила предостаточно.

– Я пролила.

– Не мои проблемы!

– Наши. – Евгения не собиралась отступать. – И если ты и вправду решила меня шантажировать, то, дорогая, подумай вот о чем. Зелье достала ты, и Марина к тебе на процедуры ходила… Поэтому, если хочешь, чтобы наше сотрудничество продолжалось, будь добра вести себя прилично…

– А ты не боишься?

– Что ты меня следом за Маринкой отправишь? Не боюсь! Видишь ли, я подстраховалась. Случись со мной несчастье, многое всплывет… И про ваш с Маринкой старый бизнес, и про маму мою…

– Давние дела.

– Срок по некоторым еще не истек. Да и не полиции тебе бояться надо, у них же у всех родственнички остались. Скорбящие. Некоторые до сих пор скорбят. Обрадуются, получив письмецо с твоими данными…

– Ну ты и стерва! – Женщина восхитилась.

– Как есть. Да про Раечку вы тоже забыли, сами устроились, а Раечку…

– Раечка давно…

Евгения засмеялась:

– Это ты другим заливай, что Раечка мертва. Матушка Раиса покаяться была рада, а покаяние ее нотариус заверил.

О чем они говорят? Алина ничего не понимает, а вот Макс слушает с явным интересом. Даже вперед подался. И главное, про Алину он будто бы и забыл.

Ничего.

Она не обижается.

– Поэтому, повторюсь, мы нужны друг другу. И денег я тебе дам. В качестве жеста доброй воли. Постарайся не потратить все сразу… Но взамен мне кое-что нужно. Вчера к вам привозили одну девицу, Алиной звать. С вывихом или растяжением, уж не знаю точно.

Алина встрепенулась.

– Была такая, – признала вторая женщина. – Ничего особенного, совершенно себя запустила. Кожа в отвратительном состоянии, про волосы вообще молчу…

– Молчи, молчание – золото. Надеюсь, ты ей лишнего не сболтнула?

Над поляной повисло молчание.

– Ну? – Евгении первой надоела тишина. – Я же просила, держать язык за зубами! Как вас вообще не посадили?! Чудом, не иначе…

– Да ничего я ей не сказала! Только что знала Маринку давно, что она ко мне ходила… Да успокойся! Ее не тем кремом намазали, перепутали, уродки криворукие. Сколько раз говорила, к моей косметике не соваться, так ведь не слушают. Она ничего и не запомнила, к Таньке поперлась, а та уже с ней поговорила, пара сеансов…

– Что ж, – задумчиво произнесла Евгения, – может, оно и к лучшему… Мутная девица…

Это Алина мутная? Она прозрачна, как… как… сравнение не придумывалось.

– Думаю, теперь она к тебе частенько наведываться станет. Поговори с Танькой, пусть назначит чего-нибудь для душевного спокойствия.

– Зачем?

– Сама как думаешь? – грубо оборвала Евгения.

Алина же вцепилась в Максову руку. Это ведь не то, о чем она подумала, не то… Совсем не то… Ее никто не собирается убивать!

– Тихо. – Макс произнес это на самое ухо и Алину приобнял, успокаивая. – Я тебя никому не позволю обидеть.

Алине хотелось бы поверить.

– Нет!

– Не тебе решать. – Евгения была непреклонна. – Хочешь получить свою долю?

– Ты же говорила…

– Кто знал, что Маринка такую глупость допустит? А у этого урода, оказывается, жена имелась, бывшая, но с какого она именно здесь и сейчас объявилась? И успокойся! Помнится, раньше ты так не переживала, так что жду… И не светись здесь.

– Знаешь… – Это женщина сказала после долгой паузы. – А ты ведь хуже ее, много хуже… Маринку хотя бы совесть мучила. Ты же…

– А мне плевать на Маринку. И ты не обольщайся. Тебя я тоже не пожалею…

И стало тихо.

Тишина эта длилась и длилась. В ней темная фигура Евгении скользнула к дому, и с легкостью, необычной для ее комплекции, женщина взобралась на подоконник и исчезла в доме.

– Вот такие пироги, Алинка, – произнес Макс задумчиво. – И что скажешь?

Сказать Алине было нечего.

– Она… Получается, что это была она?

– Не спеши. – Макс наклонился и неожиданно поцеловал Алину в макушку. – Тут, конечно, многое звучало, но, сдается мне, что не все так очевидно. А вот Раису эту найти стоит…

Как он ее искать собирается? Кто это такая?

Макс не объяснил, Алина же не стала спрашивать.

Часть 2
О РОДСТВЕННИКАХ

В особняк Альваро явился в указанное время. Вошел, естественно, с заднего хода, потому как вид его нынешний доверия не внушал.

Дверь ему открыли не сразу.

– Я пришел к дону Диего… – Альваро протянул мрачному слуге, во взгляде которого читалось неприкрытое презрение ко всяким оборванцам, записку. – Меня ждут.

– Проходи. – Слуга скривился, должно быть, пытаясь представить, за какой надобностью молодой хозяин пригласил в дом личность столь недостойную.

Альваро повели коридорами для слуг, тесными, в которых и кошка-то с трудом развернется.

– Жди здесь, – велел слуга, отворив перед Альваро дверь. – Я доложу хозяину.

И удалился с гордо поднятою головой, будто бы именно он являлся владельцем дома. Альваро осмотрелся. Комнатушка, в которой его оставили, была невелика, и, судя по некоторому запустению, заглядывали сюда крайне редко.

Альваро усмехнулся: похоже, для него отыскали самую что ни на есть захудалую комнатенку, какая имелась в этом особняке. Боятся, что украдет что-нибудь? Впрочем, человек, понимающий в тонкостях воровского дела, и здесь нашел бы, чем поживиться. Хотя бы вот той статуэткой в виде голубки. Альваро прошелся, тронул голубку. И голубка, посаженного на подоконник. Коснулся запыленных штор. Выглянул в окно и, попробовав задвижку, которая поддалась легко, окно приоткрыл.

– Матушка, я так больше не могу! – Взволнованный мужской голос доносился откуда-то снизу, и Альваро прилег на подоконник, высунулся, пытаясь разглядеть говорящих. Но, верно, говорили в комнате этажом ниже, а потому увидел он лишь карниз и жирных голубей, по нему разгуливавших. – Я устал побираться!

– Потерпи, дорогой…

– Он обращается со мной, будто с прислугой! Хотя… нет! С прислугой он обращается куда более уважительно!

– Скоро все изменится. – Женщина говорила негромко, и, чтобы расслышать ее, приходилось сосредоточиться, впрочем, господь милостью своей наградил Альваро отменным слухом.

– Он только и говорит, что о моих долгах. – В мужском голосе появились хнычущие нотки.

– Мануэль, согласись, что в чем-то твой брат прав. Мы не можем позволить себе…

– Мама! А как же мое честное имя!

Альваро хмыкнул: опыт подсказывал, что именно подлецы больше всех заботятся о честном имени.

– Да надо мною весь Мадрид уже смеется! Как же… Мануэль вынужден побираться! Мне скоро милостыню подавать станут! А я…

Звук хлесткой пощечины Альваро ни с чем бы не перепутал.

– А ты сейчас успокоишься. – В голосе женщины появились металлические ноты, и Альваро удивленно приподнял бровь. Надо же, а у него сложилось впечатление, что матушка клиента – женщина недалекого ума и не самого сильного склада характера.

– Успокоишься, – повторила она, – и пойдешь к брату. Ты попросишь у него прощения за утрешнюю ссору. Ты ведь на самом деле не думаешь, что он…

– Извращенец и содомит? Матушка, право слово!

Вторая пощечина заставила Мануэля замолчать.

– Не имеет значения, что я думаю, – с бесконечным терпением произнесла женщина. – Сейчас важно, что думает он. Чего ты добился, обвиняя брата в… таком? Или ты полагал, что он испугается твоих криков и оплатит твои долги? Мануэль, я начинаю бояться, что, оделив тебя внешностью, господь забыл о голове. Твой отец тоже никогда не был способен думать ни о чем, кроме своих приятелей и потаскух. Хоть раз в жизни сделай над собою усилие… Бери пример с сестры.

– Лукреция – дура.

– Лучше быть состоятельной дурой, чем бедным умным гордецом.

Альваро лишь головой покачал: чем дальше, тем интересней становилось дело. Он лег на подоконник и, выскользнув из комнаты, распластался на карнизе, к счастью, довольно широком. Подумалось, что после этаких экзерсисов его, почти чистая рубашка, вновь окажется заляпана, да не чем-нибудь, а птичьим дерьмом, но дальнейшая беседа всецело отвлекла Альваро от печальных мыслей.

– Мануэль. – Теперь женщина говорила ласково, утешая. – Ты же понимаешь, что теперь мы зависим от Диего… Он не злопамятен. Если ты раскаешься…

Тут, видимо, у донны зародились некие сомнения. Надо полагать, она хорошо знала собственного сына, а потому испытывала некоторые сомнения в его способности раскаяться искренне.

– Или хотя бы сделаешь вид, что раскаялся, Диего тебя простит.

– И что?

– И ничего, поживешь в доме. Вести себя будешь прилично. Никаких попоек. Никаких приятелей. Про девок тоже забудь.

– Мама!

– Ты изъявишь желание помогать Диего в его делах. Мануэль, не спорь! Это, конечно, не так интересно, как кости, но куда более полезно. Ты должен знать истинные размеры его состояния. Или хочешь, чтобы после смерти брата поверенные нас обобрали?

– А Диего собирается умереть?! – В этом вопросе было столько наивного восторга, что Альваро едва с карниза не свалился.

– Тише, Мануэль, тище! И у стен есть уши… Нет, Диего не болен. Конечно, его болезнь может оказаться скрытого свойства… Вот твой отец, помнится, тоже никогда не жаловался на здоровье, а меж тем умер от удара. В одночасье скончался.

В голосе женщины теперь слышалась печаль, которую можно было бы принять за искреннюю.

– И как знать, не передалась ли эта болезнь Диего? А несчастные случаи?.. Жизнь столь опасна, непредсказуема… Вспомни, что произошло недавно.

– Ты про коня? Так это говорят, он какой-то травы нажрался, конюх не уследил. Сам и виноват.

– Сам, – охотно согласилась женщина. – Однако представь, Мануэль, что было бы, если бы не милость господа, уберегшая нашего Диего? Он мог бы погибнуть…

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь воркованием голубей.

– И вот представь, в каком положении мы бы оказались? Да нас бы обокрали в миг, Мануэль! Две слабые женщины и мужчина, не имеющий представления о том, что должен унаследовать…

– Я понял, мама.

– Надеюсь. И еще, пожалуйста, Мануэль. Воздержись от глупостей.

– Каких, мама? – А вот ему не доставало умения лицедействовать, во всяком случае, Альваро ему не поверил.

– Разных, Мануэль, разных… Одно дело, если Диего умрет от болезни. И другое, если вдруг будет убит. Убийство – это всегда расследование, и виновный, если его найдут, а искать будут весьма старательно, отправится на виселицу. Надеюсь, мы поняли друг друга?

– Да, матушка.

Альваро вернулся в комнату, искренне надеясь, что если какие-то шорохи и были слышны говорившим, то списали их на голубей.

– Могу я теперь узнать, – поинтересовался Диего, – что вы там делали?

– Подслушивал. – Альваро попытался отряхнуть с куртки голубиный помет.

Ныне Диего выглядел на свои годы. Был ли тому причиной богатый наряд, либо же обилие украшений, которые придавали ему солидности, или же бессонная ночь, Альваро не знал. Он разглядывал нанимателя с немалым любопытством.

Худощав. Статен.

Бледен.

Лицо, побитое оспинами, нельзя назвать привлекательным, черты его слишком мягкие, женские, пожалуй, но все ж проглядывает в чертах что-то такое, жесткое.

– И как? – Диего указал на кресло. – Садитесь. И рассказывайте. Сдается мне, ваше присутствие уже принесло немалую пользу…

Говорил Альваро сухо, не спуская с нанимателя взгляда. Тот слушал, подперев щеку рукой, и пальцы поглаживали неровную кожу.

– Что ж, и матушка… Пожалуй, я всегда подозревал, что она не столь глупа, как хочет казаться. Надо же… внезапная болезнь. А ведь мой отец скончался вскоре после моего возвращения. И кончина его была довольно неожиданной. Накануне они с матушкой, кажется, повздорили, а утром его нашли мертвым. Сердце остановилось. И это никого не удивило, нет, пожалуй, все решили, что всему виной образ жизни.

– Быть может.

– Но матушке, несомненно, его смерть оказалась выгодна. Она отписалась тетушке. И та приютила бедную вдову с детьми… Да, пожалуй, этак я начну и святых подозревать в коварных замыслах. – Диего рассмеялся, но смех этот был печален. – Что вы мне посоветуете?

– Быть крайне осторожным.

– Это я понимаю.

– Скажитесь нездоровым. Очень нездоровым. – Альваро не был силен в придворных играх. – Нет смысла идти на риск и убивать того, кто и сам стоит одной ногою в могиле. При том болезнь позволит вам соблюдать некоторую осторожность в еде. Скажем, отказ от вина никого не удивит. И от блюд острых, сдобренных пряностями. Многие яды имеют неприятный вкус…

– Я понял. – Диего вскинул руку, прерывая. – Что ж, это имеет смысл. Ко всему прочему, болезнь позволит мне избегать верховых прогулок и мероприятий, которые могут быть в нынешнем моем положении небезопасны.

Что ж, парень оказался умен.

Известие о тяжкой болезни молодого хозяина – а к удивлению Альваро, в доме все считали Диего хозяином – встревожила всех. Слуги притихли, скользили тенями, страшась лишний раз попасться на глаза родственникам несчастного дона.

Ибо брат его был капризен.

А сестра изводила всех придирками, находя в том престранное удовольствие. Матушка, при кажущейся ее тихости, покорности судьбе, обладала отвратительным качеством цепляться к каждому человеку, невзирая на его звание и положение, с жалобами.

В первый раз Альваро слушал ее внимательнейшим образом, кивая и поддакивая в нужных местах, однако не узнал ничего нового. А когда донна Изабелла все же изволила вспомнить о вечерней молитве – а молилась она столь же истово, сколь сплетничала, – он с трудом перевел дух.

Пожалуй, будь Альваро более суеверным, счел бы, что сия благородная дама и вправду ведьма, как о том перешептывались слуги. Вот уж кто боялся донны Изабеллы, что огня. Стоило раздаться ее голосочку, нервозному, по-девичьи звонкому, как коридоры дома пустели…

И все же больше ничего не происходило.

Альваро смотрел.

Слушал.

Он всегда умел слушать, а еще, пожалуй, обладал немалым талантом оказываться в нужное время в правильном месте.

Слуги боялись.

Переживали за хозяина, которого в доме любили, пожалуй, совершенно искренне, полагая человеком незлобливым, щедрым, но недалеким, неспособным разглядеть, чего же на самом деле стоят его родичи.

И переживали за себя, конечно, ибо и глупцу было очевидно, что, получив наследство, донна Изабелла поспешит избавиться и от этого дома, и от всех, кому не посчастливилось в нем служить.

– Эта женщина, помяни мое слово, жизнь тянет. – Старая кухарка, которая служила в доме со времен незапамятных, перекрестилась. – Ведьма, как есть ведьма…

Альваро кухарка, по непонятной ему самому причине, жаловала.

– Выйдет поутру, белая, что твоя смертушка, а кого повстречает и давай говорить. Мелет, мелет языком, а пустое все… Но раз, и сама уже порозовела, а человеку дурно делается.

Кухарка сунула Альваро ломоть свежего хлеба с сыром.

– Так и передай хозяину, чтоб гнал от себя ее, тогда, глядишь, и на ноги станет.

– Передам.

Кухарка важно кивнула и, вытерев руки о передник, продолжила:

– А хозяин-то хороший. Помню, как донна Каэтана его приветила… Ой и славный был малец. В кого только пошел? Батька егоный-то, сказывали, дрянным человеком был. А может, и не сам по себе, может, жена из него силы и разум высосала до донышка… Она старшенького не любит, небось чает, когда ж он, бедолажный, в могилу сойдет. Дочка ее не лучше, только хитрости материниной в ней пока нету. Не нажила. От того и плюется ядом во все стороны… Особенно Каэтану невзлюбила. А чего, спрашивается?

Альваро ел и слушал. Пожалуй, давно уже у него не было жизни столь сытной и отчасти спокойной.

– Каэтана-то своих деток не имела, не дал господь… Тебе-то небось хозяин все сказал? – Темные глаза кухарки блеснули. – Не кривися, думаешь, я его не знаю? Он же ж не глупый, только людям веры много имеет… Я тебя как увидела, так сразу и скумекала, что неспроста ты в доме. И нашим сказала не мешать. Раз хозяин привел, значится, надобно так. Небось никак не успокоится?

– Нет, – осторожно ответил Альваро.

– И занемог в тот же день. А накануне-то здоровенький был… Крепко он старую хозяйку любил. И хозяина, да, что уж тут. – Она махнула рукой и оглянулась, будто подозревая, что кто-то подслушает. – У нас туточки чужих нету. Знали про хозяина многие, да и как не знать-то? Он-то, может, и думал, что таится, да от людей многого не утаишь. Иные-то поначалу осуждали. А чего судить? Человеком он был таким, что не каждый сумеет. А уж что от женщин его воротило, то случается. От иных и отворотиться не грех. Жену его молодую жалели крепко. Молодая. Красивая – глаз не отвесть. Наши все бегали тайком на ее поглядеть. Да только…

Кухарка говорила спокойно, будто бы рассказывая не о старых тайнах дома, а о нынешнем обеде или еще о какой пустяковине.

– И его жалели. И ее… И жили-то… Она-то деток хотела, да, верно, господь не попустил. А может, условились они, чтоб без детей, значится. Того не ведаю, не скажу. Но когда она сестриного сына в доме пригрела, хозяин и слова не сказал. Сторонился сперва, а после, может, он и того, проклятый, да все одно человек. А каждому человеку охота деток заиметь.

Это кухарка произнесла тоном непререкаемым. Будто было у Альваро желание ей перечить. На всякий случай он кивнул, показывая, что всецело ее позицию разделяет.

– Он и сам к малышу тянуться стал, то одно, то другое, а потом уж… Тут-то слухи поползли, что… – Она вновь перекрестилась. – Ох, чего было! Никогда никто не слышал, чтоб хозяйка, значится, на хозяина голос повышала. А тут крик стоял несколько дней. Диего-то мигом из дому спровадили, оно и верно, мальчишка ж… Кто ж знал, что оно так выйдет. А потом хозяин и помер. Пусть господь смилостивиться над грешною душой его. Я часто за него молюсь. И за донью… Молодой хозяин крепко тогда убивался. Наши-то решили, блажит, а он прям слег весь. И донья Каэтана от постели его не отходила, а там уж и родственники прибыли. Сестрица ейная, ласковая-ласковая, тоже вокруг сыночка вьется, заботится, дескать. Только ему от той заботы все хуже и хуже делалося. Тогда-то донья Каэтана, видать, и скумекала, что оно неладно, и сестрицу в поместье дальнее спровадила, готовить, стало быть, к прибытию.

И это тоже было интересно, хотя и отношения к делам нынешним не имело.

– Ну а там уж, как уехала, то и молодой хозяин на ноги стал… В Андалузию поехали. Там бы и сидели, ан нет… Зато знаю, что не собиралася хозяйка себя убивать.

– Откуда?

– Оттудова. Что велела она на завтрак себе булок свежих испечь. И еще шоколаду. Дюже сластеною была, хотя себя крепко держала. Блюла, значится, фигуру. А тут велела шоколаду. И напомнила еще, чтоб не забыла я, как будто я когда-то забывала. И вот скажи, ежели бы она самоубиваться хотела, неужто про шоколад заговорила б?

В этом имелась своя логика.

– А главное, что? – Кухарка присела рядышком и, оглянувшись, склонилась к самому уху Альваро. – Эта поганка Лукреция давно уже шашни крутила за теткиной спиной. Ни стыда у людей, ни совести.

– С кем?

– Так известно с кем… с Франсиско этим, чтоб ему в аду пятки подпалило! Ну, как помрет, – уточнила кухарка и вновь оглянулась. – Он-то, может, и не стал бы, да она сама ему проходу не давала. На шею вешалась, а то и чего поболе, господь прости старую сплетницу… Но не сплетни это, а как есть, чистая правда! Каэтана как дозналась, так и погнала эту сволочь из дому поганою метлой… Гордою была… Так и скажи хозяину, что сестрица егоная Каэтану сгубила. На пару со своим полюбовником.

– С чего вы решили?

– Как с чего? – Кухарка аж возмутилась. – Я говорю, шашни крутили они, а Каэтана мешалась. Небось Франсиско решил, что, коль избавится от старой любовницы, то новая в доме хозяйкою станет. И тогда возвернется он сюда, а тою ночью их Мария видела. Она-то, может, и не великого ума, да врать в таком не станет…

– Мария – это?..

– Камины она чистит. Ты на задний двор сходи, я ее пришлю… расспросишь…

По заднему двору прогуливался Мануэль, которому в этом месте совершенно точно делать было нечего. Он выхаживал с видом одновременно и презрительным, и горделивым, тянул шею, кривил лицо, будто увиденное его вовсе не радовало.

– Совершенная бесхозяйственность, – сказал он, и Альваро не сразу понял, что обращались именно к нему.

– Простите, господин?

Перед Мануэлем он держал маску человека услужливого, по-своему преданного и в то же время не особо умного. Впрочем, делать это было несложно, поскольку младший брат Диего категорически не допускал мысли, что у людей простого сословия может иметься разум.

– Посмотри, всюду беспорядок. Слуги ленивы… Моя тетушка была достойной женщиной. – Мануэль перекрестился. – Но всего-навсего женщиной. А женщине тяжело одной управиться с таким хозяйством. Все-таки дому нужна крепкая мужская рука.

Мануэль поднял кулак:

– Вот где они у меня все будут!

– Не сомневаюсь, господин…

– Мой бедный брат… Как его здоровье? – Теперь в голосе Мануэля слышался вполне искренний интерес.

– Не очень.

– И что говорит доктор?

Доктор говорил именно то, что ему было велено.

– Не понимаю. – Теперь раздражение прорвалось явное, которое Мануэль и не пытался прикрыть. – Почему он позвал этого пройдоху, вместо того чтобы обратиться к семейному врачу?

– Я не волен над выбором господина…

Альваро усмехнулся про себя. Семейный доктор, судя по всему, водил давнюю и тесную дружбу с донной Изабеллой, а потому доверия особого не внушал.

– Ну да, конечно, конечно… Мой бедный брат всегда отличался упрямством… Идем. – Мануэль не стал даже оборачиваться, дабы проверить, идет ли Альваро следом. Он привык к тому, что слуги подчиняются приказам. Альваро не стал разрушать святой уверенности человека в его всевластии.

Страницы: «« ... 678910111213 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Михаил Гиголашвили (р. 1954) – прозаик и филолог, автор романов «Иудея», «Толмач», «Захват Московии»...
Курс обучения нейролингвистическому программированию от одного из основателей Российской школы НЛП –...
Стихийный портал, образованный в минуту смертельной опасности, выносит главного героя в техномир на ...
Это первое руководство по комьюнити-менеджменту от российского практика.Внедрив инструменты выращива...
Данная поваренная книга разделена на несколько глав, в которых дана краткая информация о блюде, а та...
Это издание, посвященное вопросам практического пчеловодства, займет почетное место на книжной полке...