Именинница Рослунд Андерс
Ответный женский голос прозвучал необыкновенно громко. Или это Гренс специально прибавил звука? А может, вынул наушники, чтобы незнакомец все слышал.
— Ты в порядке, Эверт?
— Я в полном порядке. Если хочешь, чтобы взломщик тоже оставался в порядке, высылай машину немедленно
— На твой домашний адрес?
— Да, на мой адрес.
Гренс поднял глаза на незнакомца и еще раз холодно улыбнулся.
— Десять минут — и ты в наручниках будешь сидеть в патрульной машине. С каким удовольствием я буду свидетельствовать против тебя в суде…
— Вернувшись домой после нашей последней встречи, комиссар, — продолжал незнаконец, — я обнаружил на кухне пятна крови. Об этом не упоминается ни в одном протоколе.
— Будь добр, заткнись наконец.
— Кровь была и на оружейном шкафу в моем подвале. Я храню там пистолет, свой «Радом», и на этот раз дуло было развернуто не в ту сторону. Им кто-то воспользовался, Гренс. Пуль тоже не было… И об этом ты не прочитаешь ни в одном чертовом протоколе.
Пятна крови на полу, секретный подвал — пожалуй, комиссар уже слушал его краем уха.
— И далее то, что Расмус и Хюго называют печеньем в клетку. Ты точно готовил вместе с ними нечто подобное, и я никак не могу взять в толк, что именно. Кто еще может знать об этом, кроме членов семьи?
— Печенье в клетку?
— Да.
Они смотрели друг на друга, и Гренс как будто начал что-то припоминать.
— Печенье в клетку, ты сказал?
— Да, я сказал именно так.
Комиссар опустил пистолет. Выдвинул стул, сел напротив незнакомца.
— Хоффман?
— Навеки твой Пит Кослов-Хоффман.
Не отрывая глаз от комиссара, гость медленно поднял руки со стола, — жест, который он уже столько раз пытался сделать. Потом правой рукой открутил два пальца на левой.
— Видишь, Гренс?..
Бросил протезы на стол.
— Медицинский силикон, персональные капсулы… Легко выкручиваются и снова вкручиваются на место. Протезы… Идеально примыкают к обрубкам в ваккуме… Ты все еще не узнаешь меня? Даже теперь, без двух пальцев?
— К чему этот маскарад, Хоффман? И что с твоим голосом?
Гренс положил пистолет на стол между собой и собеседником. Возможно, это был жест доверия. Или призыв к тому, что они должны друг другу доверять.
— Вот это…
Пит Хоффман оттянул обвисшую щеку, потом складку на подбородке, провел ладонью по крашеным волосам и выложил на стол оба протеза, которые покатились и с легким стуком ударились о пистолет.
— Угроза, Гренс, от тех, кто слов на ветер не бросает. И, что хуже всего, Зофия, Расмус, Хюго и Луиза тоже в опасности.
Гренс подобрал протезы, узнал их и откатил обратно в сторону Хоффмана.
— И поэтому ты вломился сюда… к тому, с кем никогда больше не должен был встречаться?
— Мне нужна твоя помощь, Гренс.
— Напиши заявление в полицию, и ты ее получишь.
— Ты шутишь?
— С другими, во всяком случае, это работает. Люди не вламываются в чужие квартиры. Они звонят в дверь полицейского участка и вместе с сотрудником по форме заполняют бумаги.
— Положа руку на сердце, Гренс, кто из твоих коллег будет заниматься бывшим уголовником? Для меня это не вариант, и ты прекрасно это знаешь. Вы будете давить на меня. Изводить, придираться, в надежде, что я снова исчезну.
— Тогда напиши заявление, как я уже сказал.
— И второе, Гренс. Полиция точно не то место, куда я могу обратиться. Потому что шантажисты успели проникнуть и туда, причем достаточно далеко. Кто-то из ваших с ними работает. И это, комиссар, создает еще один повод для нашей с тобой встречи. Потому что мы меняемся ролями, и снова наступает твой черед просить у меня помощи. На этот раз, Гренс, ты внедряешься в свою организацию по моему заданию.
Эверт Гренс разлил кофе и поставил на стол две дымящиеся фарфоровые чашки. Один черный, в другом совсем немного молока. Обнаруженный в буфете залежавшийся кекс «Мария» тут же занял свое место рядом с протезами и табельным пистолетом.
— Печенье в клетку? — Гренс улыбался заметно потеплевшей улыбкой. — Как же, я сам их пек. А вот кофе доверял только настоящим мастерам. Не так-то много людей пили у меня кофе… Ну, Анни, конечно, когда она здесь жила… адвокат Огестам, однажды ночью… Ну и ты, Хоффман… Свен Сундквист тоже бывал в этой квартире, но это был очень тяжелый вечер, поэтому… мы обошлись без кофе. Трое гостей за тридцать лет, не так уж и много, а?
Пит Хоффман глотнул кофе, — самый крепкий, какой только пил в жизни. В груди кольнуло, но мысли сразу прояснились.
— Тебе предстоит самое легкое задание, какое только получали агенты за всю историю человечества, — внедриться в собственную организацию. Ты будешь работать там, где уже работаешь, Гренс, и где тебя никто ни о чем не спросит.
— И зачем мне это?
— Затем, что группировка, которая угрожает уничтожить меня и мою семью, наладила контакт с кем-то из ваших. Сначала они заручились поддержкой полиции, а потом прислали моему сыну вот это…
Хоффман отодвинул стул и показал маленький пакет, откуда вытащил яркую пластмассовую игрушку.
— Первая лежала в нашем почтовом ящике, а эта в красном рюкзаке Расмуса, в классе, где двадцать четыре ребенка сидели и писали буквы.
Хоффман поставил пластмассового человечка рядом с чашкой Гренса, с которой он был примерно одной высоты.
— Вот… видишь?
— У меня нет детей, ты знаешь. Я ничего не понимаю в игрушках. Конечно, я смотрю рекламу по телевизору, вижу игрушки в витринах магазинов. Но их так много… Никогда не интересовался ничем подобным.
Хоффман осторожно снял обе пластмассовые руки, потом обе ноги и нос. Выкрутил выпученные глаза, губы. То, что лежало теперь на столе, было чем угодно, только не игрушкой.
— Но в этом-то ты кое-что понимаешь, Гренс?
Комиссар вскочил и медленно попятился от стола.
— Ручная граната на моей кухне? Какого черта ты сюда это принес?
— Сядь.
— И запальник вкручен. Ты что, угрожаешь мне?
— Сядь и слушай дальше, Гренс.
Комиссар продолжал стоять, не спуская глаз с готовой к использованию ручной гранаты, и Пит Хоффман начал рассказывать. О первом предупреждении — пластмассовом человечке, обнаруженном в конверте в почтовом ящике. О копиях секретных документов, которые нашел у себя в офисе среди прочей корреспонденции. О мобильном телефоне, к которому прилагалась записка. Наконец, их условия — развязать гангстерскую войну при помощи нового оружия. Начать с группировки, которую должен выбрать он сам. Затем о том, что лежало в красном рюкзаке Расмуса, о переезде и изменении внешности.
Эверт Гренс смотрел на гранату и не мог решиться дотронуться до нее пальцем. Потом подошел к мойке, включил кран, дождался, пока вода будет достаточно холодной, и налил себе полный стакан. Выпил все и налил снова, а потом еще и еще.
— В почтовом ящике, говоришь? И в рюкзаке Расмуса?
— Именно так.
— Гранаты, замаскированные под игрушки?
— Да.
— И что, Расмус играл с ними?
— Только с первой. Он еще плакал, когда я забрал ее у него… даже ударил меня.
Ярость — теперь она проступила и на лице Гренса. Откуда-то изнутри, что бывало с ним не так часто.
— Ты знаешь, как я люблю твоих детей, что они для меня значат.
— Я знаю, Гренс.
— Значит, это поэтому ты решил, что я твой главный козырь? Прибежал сюда плакаться со своими ручными гранатами? Думаешь, брошу все и побегу спасать тебя, Зофию и мальчиков?
— Я могу считать тебя кем угодно, только не своим главным козырем, Гренс. Ни один из вас никогда таковым для меня не будет. Но я столько раз рисковал жизнью ради вашей полицейской шайки… А теперь один из ваших с теми, кто хочет убить мою семью. Купленный коп, Гренс. Они ничего бы не сделали без вашей поддержки… И потом, Гренс, тебе все это нравится не больше, чем мне. Настолько не нравится, Гренс, что ты готов пойти на то, чтобы мне помочь. Мне и всем нам. Так давай, внедряйся в свою банду. И на этот раз я буду твоим куратором.
Комиссар налил себе еще стакан. Дал воде в кране стечь, чтобы была достаточно холодной, но будь она даже ледяной, это не облегчило бы его состояния.
Хюго. Расмус. Луиза.
Двое маленьких мальчиков и новорожденная девочка, неизвестно откуда вдруг возникшая в его жизни. Единственные дети, с которыми Гренс когда-либо по-настоящему разговаривал.
— Ты им что-то вроде дедушки, ведь так?
— Нет, я им кто угодно, только не дедушка. Никому я не дедушка, Хоффман, никогда им не был.
Тогда все произошло очень быстро. Не успел Гренс оглянуться — мальчики стояли по обе стороны от него и смотрели, как он делает клетчатые печенья.
Они доверились ему. Думали, он из тех взрослых, которые всегда поступают и думают правильно. И Гренс преисполнился гордости, когда однажды возникла необходимость присмотреть за ними, и он оказался первым кандидатом на роль няньки. Расмусу и Хюго, во всяком случае, этот выбор казался вполне естественным.
— Никакой я вам не дедушка, Хоффман, — повторял Гренс. — Я вам никто, понял?
— Но ты можешь быть и дедушкой, когда захочешь.
Разговор, начавшийся на кухне в доме Хоффмана, быстро перешел в дружбу. До сих пор время от времени Хюго появлялся у дверей полицейского участка и спрашивал «инспектора, который ночует на диване». Что же касалось его младшей сестры, возможно, Эверт Гренс был первым после матери, кто узнал о ее существовании. Мужу Зофия сообщила о своей беременности позже.
Стать дедушкой… Может, это и есть самое подходящее занятие для полицейского за полгода до выхода на пенсию?
Нет.
Расмус и Хюго славные ребята, и Гренсу и в самом деле было приятно с ними водиться, но хорошего понемножку.
Комиссар выпил воды. Осушил большой стакан за пару глотков. Ярость не стихла, комом легла в горле и груди.
Мерзавцы, теперь они угрожают детям.
— Нам нужно еще холодной воды. И кофе.
Гренс залил воду и включил кофемашину, когда в дверь позвонили. Среди ночи? Кто это мог быть? Кого, черт возьми… ах да! Полицейский патруль. Он ведь сам просил Хермансон прислать коллег, когда возникло недоразумение с Хоффманом, который оказался не совсем Хоффманом, тем не менее был им.
Как же Гренс мог об этом забыть?
Коллеги не унимались, продолжали звонить в дверь.
Комиссар отпер, но лишь приоткрыл створку, так что ни они, ни он сам толком ничего не могли видеть.
Двое ребят в форме, блондин и брюнет, оба совсем молодые — все, что он разглядел.
— Да?
— Вы вызывали машину, комиссар. Взлом квартиры. Хермансон сказала, что это срочно.
Эверт Гренс приоткрыл дверь чуть шире.
— Вызывал, но, видите ли… произошло недоразумение.
Брюнет был чуть выше блондина. Это он разговаривал с комиссаром.
— Недоразумение? Но Хермансон говорила, что вы собираетесь применить табельное оружие.
— Мы с ней не расслышали друг друга.
Парни смотрели на Гренса. Хермансон была не из тех, кто может не расслышать. И они, похоже, знали ее достаточно хорошо, чтобы понимать это.
— Все-таки позвольте войти.
Первым желанием было отправить их восвояси, но это была плохая идея. Парни всего лишь делали свою работу. Согласно должностной инструкции, они были обязаны войти в квартиру и убедиться, что все в порядке. Что, если комиссар отвечает им со слов злоумышленника, который стоит за его спиной с пистолетом в руке?
— Я… видите ли, я принял за взломщика своего старого друга, который пришел меня навестить. Сейчас мы сидим на кухне и пьем кофе. Хотите?
Комиссар сделал приглашающий жест и шагнул в сторону. Один из молодых людей последовал за хозяином на кухню, другой пошел осматривать комнаты.
— Вот он, пожалуйста, — Гренс показал на Хоффмана. — Мой друг, которого я принял за взломщика.
Полицейский стоял на пороге кухни, там же, где и сам Гренс полчаса назад. Отсюда все помещение обозревалось как на ладони. Молодой человек увидел пожилого мужчину с отечным лицом и седыми усами, фарфоровые чашки на столе и включенную кофемашину.
Ручные гранаты, равно как и протезы пальцев, уже исчезли. Одну руку Хоффман держал под столом.
— Харальдсон, — представился Хоффман. — Это я тут немного припугнул комиссара.
— Харальдсон?
— Петер Харальдсон, его старый друг.
Юный полицейский задумался, как будто хотел спросить что-то еще.
— Хотите кофе? Только вскипел.
Гренс кивнул на кофемашину.
— Нет, спасибо. Подожду, пока коллега управится.
Пару минут спустя коллега подтвердил, что все в порядке, и полицейские по обе стороны от Гренса направились к входной двери.
— Сожалею, парни, сегодня явно не мой вечер, — извинялся комиссар, — но вы хорошо сделали свою работу. Я хочу, чтобы об этом знали не только вы, но и ваше непосредственное начальство, и обещаю об этом позаботиться.
Кофе оказался не менее крепкий, чем в прошлый раз. Пит Хоффман глотнул, ожидая, что вот-вот кольнет в груди, мысли придут в порядок и в голове прояснится.
— А это я обнаружил среди корреспонденции в офисе на Васагатан в тот момент, который изменил все.
То есть гранатами они не ограничились. Ночной гость Эверта Гренса бросил на стол кипу бумаг.
— Вот здесь все это лежало.
За бумагами последовал пакет на мягкой подкладке, который Хоффман положил поверх кипы.
Питу Кослов-Хоффману
— Тот же машинный шрифт, что и на том конверте, и ни обратного адреса, ни отправителя. Тебе знакомы эти бумаги, — продолжал Пит. — Копии рапортов, журнальных записей… Оригиналы существуют в единственном экземпляре и хранятся в сейфах в полицейском отделении. Все это писал Эрик Вильсон, когда я был агентом полиции в мафиозных группировках, а он моим куратором.
Инспектор пролистал бумаги. Здесь был даже листок из белого конверта с сургучной печатью. Сначала страницы, разоблачающие кодовое имя агента — Паула, потом его настоящее имя — Пит Хоффман. Гренс поднял глаза на гостя, лицо которого при виде бумаг сразу преобразилось.
Ужас — комиссар узнал это выражение глаз.
Некто добрался до того единственного, что защищает в остальном уязвимого агента, — его анонимности.
И эта информация явно попала не в те руки.
Ядро мафиозной организации — ее святая святых и сокровенная тайна. Это то, о чем не говорят — таково их главное правило. Что, если гангстеры, в особенности те из них, к кому внедрялся Пит в качестве агента полиции, узнают, кто он есть на самом деле.
Что тогда?
Он — покойник.
Зофия, Хюго, Расмус, Луиза — тоже.
— Понимаю, в какой ты ситуации, — сказал Гренс. — И все-таки не могу взять в толк, чего они от тебя хотят. Что такого ты, по их мнению, должен для них сделать, чего не хочешь делать, потому что предпочел замаскироваться и увезти семью в безопасное место. Что это такое может быть — даже не догадываюсь.
— Вот здесь, Гренс. Послушай.
Пит Хоффман вытащил из кармана мобильник, нажал кнопку и поднес к уху Эвента Гренса, чтобы тот мог лучше слышать.
— …ты должен развязать войну… С оружием, которое называется FN BRG-15.
— Я записал одну из наших бесед на телефон. Измененный голос может принадлежать кому угодно. Щелчки — в тех местах, где я вырезал ненужное.
Гренс прислушался. Они использовали исказитель голоса, иначе невозможно добиться такого механического звучания.
— Ты должен развязать небольшую гангстерскую войну и сделаешь это с помощью FN BRG-15… Сам решай, с какой группировки лучше начать… сам их выберешь, а потом позаботишься о рекламе оружия… намекнешь, что никто не застрахован…
— Теперь понял, Гренс? Им нужно создать спрос на новое оружие в криминальном мире. Быть вооруженными хуже, чем остальные, — их главный страх, особенно в преддверии гангстерской войны. Я нужен им как человек, не принадлежащий их миру, нейтральная сторона, так сказать. Те, с кем мы имеем дело, торгуют оружием в международном масштабе и хотят утвердиться на шведском рынке. Для начала продать небольшую партию суперсовременных автоматов, которых не существует, но которые, тем не менее, уже здесь. Ну а потом, если дело выгорит, в ход пойдет и остальная часть арсе- нала.
— Которых не существует, но которые, тем не менее, уже здесь… — повторил Гренс. — Что это значит?
— Один экземпляр лежит в багажнике моей машины, припаркованной в квартале отсюда.
Эверт Гренс вытащил еще пару бумаг из кипы на столе — наугад.
— Торговцы оружием, которые знают, кем ты был и на что ты способен… И вдобавок имеют своего человека в полиции.
— Руку, которая может далеко дотянуться, Гренс.
Комиссар поднялся, и на этот раз не потому, что хотел воды или кофе. Его охватило беспокойство. Как и всегда, когда возникала необходимость что-то обдумать.
Итак, купленный полицейский. Который проник в сейф в отделе криминальных расследований, откуда вытащил бумаги, свидетельствующие об осведомительской работе Пита Хоффмана. Но кто в таком случае выкрал документы Заны Лилай из архива, тоже купленный полицейский?
Два коррумпированных коллеги зараз, не слишком ли много, или это один и тот же?
Гренс мерил шагами прихожую — вдоль, поперек и по диагонали. Ничего не помогало. Он прошел спальню, кабинет и библиотеку. Вернулся. Вышел на балкон, где только и удалось немного расслабиться. Комиссара захватил вид ночного Стокгольма, суетливого даже в это время суток.
Дейян Пейович и Бранко Стоянович. Оба убиты в нескольких километрах друг от друга с разницей в несколько часов. В обоих случаях — пули с мягким наконечником, наполовину титановые, наполовину свинцовые. Оба были связаны с известными торговцами оружием. Друг с другом, по-видимому, тоже.
Но связаны ли они со всем этим, с Питом Хоффманом и теми, кто ему угрожает?
Это может быть случайным совпадением, иногда бывает и такое.
Именно так говорил Эрик Вильсон, шеф Гренса и бывший куратор Хоффмана, в кафе на Бергсгатан.
Как полицейский, он не верил в совпадения. Верил ли в них Гренс?
Комиссар вдохнул теплый воздух, облокотился на перила. При мысли о том, как легко через них перемахнуть и шлепнуться на асфальт бездыханным трупом, у него защекотало в желудке.
Вечность.
Нет, еще не время.
И в случайности он тоже не верит. Вчера, на пути из подъезда дома по Бреннчюркагатан, 37 к дому по Оденгатан, 88, он сопоставлял в уме два убийства. А сегодня вчерашние события получили привязку к торговцам оружием, которые, угрожая Питу Хоффману, хотят внедриться на шведский рынок.
Гренс прикрыл глаза, и мысли о падении покинули его окончательно.
Глубоко вдохнул и выдохнул несколько раз и вернулся к Хоффману, который сидел за кухонным столом, на том самом месте, где комиссар обычно пил свой утренний кофе.
— Я согласен.
— Согласен?
— Да, я стану твоим агентом в собственном отделении, и сделаю это ради тебя. Заодно попробую выяснить, кто из наших продался. Кто угрожает смертью детям, которых так люблю, чтобы закрепиться на черном рынке оружия. Но только при одном условии…
— Прости, не понял…
— Ты все понял верно.
— И что за условие, Гренс?
Комиссар вскрыл упаковку с кексами «Мария», которые оказались до того твердыми и рассыпчатыми, что потребовалось срочно промочить рот глотком кофе.
— Сейчас я расследую два убийства, которые тоже, как я полагаю, связаны с дележом нелегального рынка оружия. Равно как и с тем, что происходит сейчас с тобой, Пит. Поэтому услуга за услугу. Я внедряюсь в полицейскую группировку, и ты становишься моим куратором. Ты, в свою очередь, внедряешься в банду торговцев оружием и работаешь на меня.
Летний Стокгольм разноцветный, искрящийся, смешливый, — по крайней мере из окна автомобиля. Но если у тебя нет никакого желания участвовать в этом празднике, ты видишь только бестолково снующую толпу, то есть примерно то, что наблюдал Эверт Гренс, перемещаясь между парковкой на Свеавеген и северным подъездом отделения полиции со стороны Кунгсхольмсгатан. Пять с половиной минут — весь путь. Если, конечно, не глазеть на бесконечные мелькания за окном.
— Хермансон?
Он набрал ее, выходя из машины, и Хермансон ответила после первого сигнала.
— Да.
Слабый голос, будто сомневающийся.
— Привет, ты не спишь?
— Уже нет.
Гренс кивнул охране на входе, и те пропустили его, не спрашивая документов.
— Мне нужна информация о Пейовиче и Стояновиче — все, что мы успели нарыть за день.
— Прямо сейчас, среди ночи?
— Сейчас я поднимаюсь в лифте в отдел уголовных расследований.
Он слышал, как она встала из постели, голос окреп.
— Чем ты там занимаешься, Эверт?
— Чем занимался всегда, еще до твоего рождения. Значит ли это, что я слишком стар или что ты молода, решай сама, Хермансон. Но я занимался и занимаюсь тем, что расследую убийства. В том числе и двойные, как сейчас.
— Я имела в виду другое, Эверт. Ты изменился с тех пор, как вернулся из той квартиры, где когда-то убили четырех человек. Ты стал… уж слишком беспокойный, что ли… Как будто тебя и в самом деле что-то сильно задело. И вообще, ты теперь какой-то скользкий, скрытный. Я разговаривала с Вильсоном, Эверт, потому что переживаю за тебя. Ты, как бы тебе это сказать… Вот и сегодня вечером… позвонил, разбудил меня, пригрозил, что применишь табельное оружие, попросил выслать патруль… Полчаса спустя — снова звонок. На этот раз патрульные. Они сказали, что произошло недоразумение. Что ты не держал под прицелом взломщика, а пил кофе со старым другом… Вот и сейчас, Эверт. Ты будишь меня вот уже третий раз за ночь ради того, что может потерпеть по крайней мере еще несколько часов, до утра точно. Я повторяю вопрос, Эверт, чем ты там занимаешься?
Двери лифта заело, когда он выходил наружу, за последнюю неделю такое случалось вот уже несколько раз. Когда же Гренс наконец выбрался из темноты в коридор, один только торговый автомат с бургерами и разными сладостями освещал его путь.
— Послушай, Хермансон…
— Да?
— Мне нужна документация. Все, что мы нарыли за день о Пейовиче и Стояновиче. Где я мог бы это найти?
Она задумалась.
— Где, Хермансон?
— С кем ты встречался сегодня ночью?
— Это не имеет никакого отношения к делу.
— С кем, Эверт?
— Старый приятель, я тебе о нем рассказывал.
— И ты принял его за взломщика? Брось, Эверт…
— Другой версии у меня для тебя нет.
Хермансон снова замолчала. Как будто не могла решить, стоит ли спорить с шефом, явно не настроенным пускаться в объяснения, которых она от него ждет, или лучше вернуться в постель?
— Часть в моем кабинете, — ответила она Гренсу. — На стуле, который стоит в углу возле окна, в пластиковой папке с буквами «П» и «С».
Кабинет Марианны Хермансон находился в паре дверей от торгового автомата и в четырех от кабинета самого Эверта Гренса. Элегантный стул с сиденьем и спинкой из прозрачного материала она купила на свои деньги, потому что стеснялась предлагать посетителям казенный. Папка и в самом деле лежала на нем, под прозрачной обложкой Гренс увидел черно-белую фотографию головы Пейовича с пулевым отверстием на виске крупным планом.
— Да, нашел. Где остальное?
— Еще одна должна быть у Свена. Если, конечно, он не взял ее почитать на ночь, с ним бывает и такое. Я видела ее на его столе за телефоном.
Свен Сундквист сидел в соседнем с Гренсом кабинете. За телефоном, как и говорила Хермансон, лежала папка, надписанная его размашистым почерком: «Торговцы оружием? Торпеда[5]».
— Есть. Где еще?
— Посмотри в комнате стажеров, Лукаса и Амелии, с которыми ты познакомился на Бреннчюркагатан. Я просила их собрать информацию о вчерашних жертвах. Молодые лучше ориентируются в Сети, чем мы с тобой или Свен.
