Судьба на выбор Казакова Светлана
Трелони не слишком-то походила на пасторальные деревеньки с гравюр и открыток. Покосившиеся заборы, обрамленные седыми от инея ветками деревьев, ухабистая дорога, запах навоза, ставший ощутимым, стоило приоткрыть дверцу кареты. Должно быть, в теплое время года, когда разрасталась живая изгородь, здесь было красиво, но пока никакого особенного вдохновения сельский пейзаж не навевал.
Гвендолин вздохнула и мужественно шагнула навстречу будущему.
Деревенский староста, к дому которого доставил ее альд Линтон, оказался приземистым человеком лет пятидесяти. Он комкал в руках потрепанную шляпу и пытливо рассматривал девушку, точно решал, не попросить ли сквайра вернуть ее обратно в пансион, но в конце концов буркнул:
— Отведу вас в школу.
— Оставляю вас в надежной компании, — сказал на прощание Карлион Линтон. — Но вы ведь помните, о чем я говорил? Если что, обращайтесь без всякого стеснения.
— Вы с нашим сквайром, часом, не родня? — полюбопытствовал староста, пока Гвен провожала глазами карету.
— Нет, — удивилась она вопросу. — Мы… недавно познакомились.
Собиралась сказать «сегодня», но побоялась, что знакомый с расписанием почтового транспорта староста уличит ее во лжи. Да и слуги альда Линтона наверняка бывают в деревне и вполне могут однажды разнести слухи, что новая учительница провела ночь в доме землевладельца.
Щеки Гвен вспыхнули, но, к счастью, староста этого не заметил. Подхватил ее саквояж и размашисто зашагал по неширокой улице.
Гвендолин едва поспевала за ним. Сначала улочка выглядела пустынной, но постепенно на ней начали появляться прохожие. На Гвен они глядели с любопытством, но без настороженности. Миниатюрная, скромно одетая девушка вызывала лишь улыбку, у кого — приветливую, у кого — снисходительную. Последнее случалось чаще, и даже когда староста представлял ее кому-то как новоприбывшую учительницу, веса в глазах деревенских жителей это Гвендолин не прибавляло. Наверное, потребуется немало времени, чтобы заслужить уважение.
— Вот она, школа, — буркнул староста, остановившись у двухэтажного строения, расположившегося поодаль от жилых домов. — А сверху квартирка ваша, — махнул рукой на закрытые ставнями окна. — Обживайтесь.
Служанкой при школе работала крепкая молодая женщина с такими румяными щеками, что они казались подкрашенными свекольным соком. Она назвалась Талулой и с ходу повела Гвендолин осматривать владения.
Сама школа — скромная и опрятная — производила в целом приятное впечатление. Но квартиру еще не успели привести в порядок. Расчихавшись от пыли, Гвен огляделась. Продавленная кровать, трехногая табуретка, грубый деревянный стол, составляющий компанию кособокому шкафу для одежды.
— Прежняя учительница была из местных, — пояснила служанка, — и в этом жилье не нуждалась. Но теперь, когда у нее снова родился ребенок, работать ей совсем некогда. Уже четвертый малыш. Хорошо, что у мужа неплохое жалованье.
Гвендолин вспомнила комнату, в которой проснулась утром, и подавила тягостный вздох. На роскошные условия она не рассчитывала, но все же представить себе, что всю дальнейшую жизнь придется провести в такой нищете, получалось с трудом. Да и не хотелось представлять — уж слишком безрадостная получалась картина.
Оставив Талулу прибираться в квартире, Гвен спустилась в школьный коридор, радуясь, что сегодня выходной день. Было бы непросто приступить к работе прямо сейчас. Сначала нужно хотя бы немного освоиться.
— Госпожа учительница!
Обернувшись, Гвен увидела хорошенькую девушку примерно своих лет. На голове у нее красовался ярко-голубой капор, шаль такого же цвета лежала на плечах. Незнакомка протягивала сверток в плотной бумаге с масляными пятнами.
— Я дочь старосты. Пришла вас поприветствовать. И принесла пирог.
— Спасибо! — Гвендолин приняла угощение. Сквозь бумагу пробивался аппетитный запах. — Вы сами пекли?
— Нет, мама. Я не слишком хорошо стряпаю. Ой! Я не представилась. Меня зовут Джесмин. А вас — Гвенда Грин, да?
— Да. Но мне больше нравится, когда меня называют Гвен. У вас очень красивое имя.
— Мама вычитала в какой-то книге, — улыбнулась новая знакомая. — А у вас есть книги? Я тоже люблю читать.
— Конечно, есть. Может, вместе попьем чаю с пирогом? А затем я вам их покажу.
Дочь старосты оказалась девушкой бойкой и разговорчивой, и за время чаепития в маленькой, в отличие от комнаты опрятной кухне Гвендолин услышала о деревне Трелони и ее жителях столько, сколько и не рассчитывала узнать.
— Все говорят, что он посватается к дочке башмачника, — говорила Джесмин, энергично жестикулируя. Упустив нить разговора, Гвен не совсем понимала, о ком идет речь, потому попросту кивала, демонстрируя, что участвует в беседе. — Но пока что-то не торопится. Вот я и думаю — а если он собирается сделать предложение не дочери башмачника, а мне?
— Он тебе нравится? — догадалась Гвендолин.
Длинные ресницы Джесмин затрепетали, щеки залились нежным румянцем. Ее смущение выглядело так мило, что Гвен пожалела о том, что сама не может вот так же опустить глаза и признаться в своих чувствах к Арчибальду, который, конечно же, посватался бы к ней, будь он настоящим.
— Да, но — тсс… Это секрет! — улыбнулась собеседница, обозначив ямочки на щеках. — Пока даже он об этом не знает, не говоря о наших родителях.
— Но разве не они должны заниматься всем, что связано с браком?
— В большом городе — может быть, но в деревнях все по-другому. Обычно молодые сговариваются сами, а затем парень идет к отцу невесты. Мы живем привольнее.
— А как же репутация?
— Пфф! — махнула рукой Джесмин. — Ты ведь еще не знакома с прежней учительницей? Так вот, ее первенец родился через четыре месяца после свадьбы! И ничего. Вот если бы свадьба вовсе не состоялась, ее репутация пострадала бы. А так все довольны. Особенно родители мужа, которые убедились, что невестка не бесплодна.
— Не хочу даже слушать о таком! — зажала уши Гвен. — И настолько безнравственной особе разрешили работать в школе?!
— Привыкай, — хмыкнула дочь старосты. — Про моего милого тоже поговаривают, будто он одарил одну девицу из батрачек зеленой юбкой. Но, мне кажется, брешут из зависти.
— Он… подарил другой девушке юбку? — растерянно переспросила Гвен. — С ее стороны не слишком благопристойно принимать от молодого человека такие презенты до свадьбы. И почему именно зеленую?
Джесмин, расхохотавшись, согнулась, обхватила руками колени и еще долго не могла успокоиться.
— Ах, до чего же ты смешная! Не было никакой юбки! Это означает, что парень и девушка занимались этим на траве!
— Чем занимались?
— Ой, не могу! — снова рассмеялась Джесмин. — Из какого же яйца ты вылупилась? А еще грамотная!
К ее звонкому, как журчание весеннего ручейка, смеху присоединился громкий, похожий на звук трубы хохот Талулы. Гвен перевела обиженный взгляд с одной на другую и встала с места. Выпрямила спину и гордо пошла в комнату — проверить, хорошо ли прибрала служанка.
Вид нового обиталища, пусть и ставшего чище, по-прежнему наводил тоску. На какое-то мгновение Гвендолин вообразила себя не на чужом, а на своем месте. В наверняка большом дядюшкином доме — почти таком же красивом, как особняк Карлиона Линтона. Представила полный новой одежды сундук с приданым, уложенные камеристкой локоны, белые свадебные перчатки.
И — чужого человека, который откидывает вуаль с ее лица.
Вздрогнув, Гвен потерла виски, прогоняя навеянную хандрой фантазию. Нет, она не усомнится в правильности своего поступка! Он был совершен, чтобы ни от кого не зависеть. Чтобы рассказать до конца историю Арчибальда. Чтобы стать наконец-то самой собой, а не приложением к фамилии, которую она носит.
— Что случилось? — раздался за спиной голосок Джесмин. — Ты обиделась? Ах, Гвен, я тоже далеко не так искушена, как пытаюсь показать! Даже целовалась всего-то пару раз.
Гвендолин вздохнула: ее саму не целовали еще ни разу.
— Пожалуйста, вернись к столу! — попросила дочь старосты.
Натянув на лицо улыбку, Гвен обернулась:
— Хорошо. Но, учтите, вам не удастся привить мне свою деревенскую мораль!
— И не нужно! Глядишь, и другие девицы станут равняться по тебе. А то так и бегают за ним, так и увиваются! Вертихвостки! — снова вернулась к предмету своего обожания Джесмин. — А ты любишь мясное рагу с картофелем? — вдруг сменила она тему. — Мама его готовит сегодня на ужин и будет рада, если ты придешь. И я тоже.
Гвендолин с большим удовольствием провела бы вечер одна, но обижать новую приятельницу отказом не решилась.
И правильно сделала. Ужин удался. Староста был все так же неразговорчив, но его супруга оказалась хлебосольной хозяйкой, не скупившейся ни на угощения, ни на комплименты новой учительнице. Поначалу Гвен смущалась, но затем почувствовала благодарность к едва знакомой женщине, встретившей ее так радушно. Дочь очень походила на мать, и, глядя на жену старосты, можно было с легкостью представить, какой станет Джесмин через несколько лет, когда ее пока гибкая фигурка приобретет пышность, а в густые темно-русые волосы белой лентой вплетется ранняя седина.
— Вы уж не обижайтесь, я с вами говорю как с собственной дочкой, — шепнула Гвендолин хозяйка дома, улучив момент, когда гостья отошла от стола ополоснуть руки. — У нас тут новенькие девушки редко появляются. Так что вы будете на виду, и парни станут на вас заглядываться, ходить вокруг да около, пытаться свести знакомство поближе. Не ученики, конечно, те еще не доросли, а вот их старшие братья… Да и отцы тоже.
— Спасибо за предупреждение! — Гвен вспыхнула. — Но я приехала сюда не для того, чтобы с кем-нибудь познакомиться. А для того, чтобы работать.
— Так-то оно так, но вы же еще молодая. Соблазнов очень много. А приглядывать за вами некому.
От старосты Гвен уходила затемно. Хозяин провел ее до дверей школы и, пожелав доброй ночи, оставил одну, ведь Талула, закончив дела, давно ушла. В пустом доме властвовала тишина, нарушаемая редкими шорохами, и Гвен от всей души надеялась, что их издают не мыши и не крысы.
Поднявшись в свою комнатку, она зажгла свечи, чтобы разогнать темноту и страхи, и, переодевшись, приготовилась ко сну. Но сон все не шел. Гвен достала толстую тетрадь, которую не открывала уже несколько дней, и собралась продолжить историю Арчибальда.
Однако не успела она начать, как внимание отвлекли какие-то звуки, поначалу невнятные и негромкие, но через минуту превратившиеся в бойкую слаженную мелодию. Гвен, удивившись, подошла к окну и откинула занавеску. Взору открылось презабавнейшее зрелище: перед стенами школы собралось несколько мужчин, облаченных в традиционные костюмы жителей данной части королевства. Аккомпанируя себе на народных инструментах, они хором выводили незнакомую девушке задорную песню. Заметив внимание Гвендолин, необычный оркестр заиграл энергичнее. Она в ответ улыбнулась и помахала рукой. Вот так приветствие!
Разглядывая незваных гостей, Гвен увидела среди них молодого человека. Тот выглядел немногим старше ее самой. Он, не отрываясь, смотрел на девушку, и она задержала пальцы на занавеске, почти физически ощутив на себе этот взгляд. Остальные музыканты тоже с любопытством глазели на новую учительницу, но по-другому, от их взглядов не теплело в груди и не хотелось улыбаться.
Гвендолин не знала, сколько времени продолжался импровизированный концерт, но, когда она отошла от окна, улыбка все еще играла на ее губах.
ГЛАВА 4
Ночь после ухода музыкантов прошла тихо, зато первый рабочий день начался шумно и суматошно. Ученики вопреки представлениям Гвендолин о пунктуальности деревенских жителей стали осаждать школу задолго до начала уроков. Стоило Талуле открыть дверь, как пестрый гомонящий поток хлынул внутрь и застыл в дверях классной комнаты. Дети — одни чистые и умытые, другие с чумазыми лицами, некоторые неплохо одеты, но большинство в поношенных ботинках и дырявых чулках — с опасливым интересом рассматривали новую учительницу. Под их взглядами Гвен ощутила пугающую неуверенность. Она знала, чему ей следует научить этих детей, знала, что лишние премудрости им не нужны — лишь самое главное. Так им говорили в пансионе. Но за годы учебы будущую преподавательницу не подготовили к тому, как найти общий язык с деревенской ребятней. Гвен заставила себя улыбнуться и указала рукой на парты.
Классная комната была достаточно просторной, чтобы вместить всех учеников. Их, как подсчитала Гвендолин, было двадцать четыре. Правда, двое — милая белокурая девочка и мальчуган в штопаных одежках — оказались малы, чтобы чему-либо учиться. Их привели старшие братья, и Гвен не стала спорить, поняв, что детей просто не с кем оставить дома. К тому же малыши сидели тихо и хлопот не доставляли, в отличие от настоящих учеников. Прежняя учительница не привила им понятия дисциплины, а что еще хуже — практически не дала никаких знаний. Видимо, она сама не была в достаточной мере образованной и компенсировала этот недостаток тем, что помнила большое количество интересных историй. Их учительница, как выяснилось, рассказывала на уроках. Неудивительно, что дети ждали того же от Гвен и недовольно зашумели, поняв, что теперь придется учиться по-настоящему. Гвендолин с трудом удалось их утихомирить, пообещав, что в конце учебного дня, если они станут прилежно заниматься, она, так и быть, почитает или расскажет что-нибудь интересное.
Существовал более простой и быстрый способ добиться хорошей дисциплины. Наставницы пансиона, где воспитывалась Гвен, не тратили бы время на уговоры, в ответ на возмущение тут же последовало бы наказание. Но Гвендолин еще по дороге в Трелони решила, что обойдется без жестких мер. Ей хотелось, чтобы дети относились к ней так же тепло, как она сама — к самым терпеливым и добрым своим учителям, и большее, что она себе позволила, — это постучать указкой по столу, призывая к тишине.
Стучать приходилось часто. К концу занятий голова у Гвен раскалывалась от гомона, и даже когда ученики наконец разошлись по домам, в ушах еще звенели их голоса.
— Строже с ними надо, — то ли укоризненно, то ли сочувственно сказала Талула, когда Гвен появилась в кухне. — Обедать будете?
Гвендолин так проголодалась, что проглотила все, что подала служанка, не чувствуя вкуса. Сытная еда вернула силы, а хорошее настроение принесла Джесмин. Дочь старосты сегодня выглядела еще более нарядной и довольной жизнью, чем вчера. Она влетела в кухню вихрем оборок и лент и тут же забросала Гвен вопросами:
— Как прошел день? Как дети? Не слишком озоровали?
— Как сказать, — неопределенно протянула Гвендолин. — Похоже, моя предшественница не достигла особых успехов. Только не передавай ей мои слова, пожалуйста!
— Ей сейчас не до того, — отмахнулась Джесмин. — А что до детей, вряд ли кому-то из них пригодится твоя наука. Им ведь придется, как родителям, работать на земле, никто не станет доктором или адвокатом.
— Отчего же? — не согласилась Гвен, хоть и понимала, что собеседница права. — Возможно, у кого-то из них появится шанс продолжить образование и освоить другую профессию. Но знания в любом случае не бывают лишними.
— Ты говоришь, как альд Линтон. Это он велел, чтобы в деревне открыли школу. Ты ведь с ним знакома, да?
— Знакома, — подтвердила Гвендолин. Должно быть, староста рассказал дочери о том, что новую учительницу привез в Трелони сам сквайр. Хорошо бы, чтобы данный факт не оброс нежелательными домыслами. Гвен поспешила сменить тему: — Что за люди поют и играют на народных инструментах? Вчера, когда я вернулась от вас, они выступали прямо под моим окном!
— А, есть тут такие! — рассмеялась Джесмин. — Обычно они играют на праздниках и ярмарках, но перед тобой, видно, решили отдельно покрасоваться.
— Мне понравилась их музыка, — улыбнулась Гвен.
— Я передам. Среди этих старичков-трубадуров затесался и мой дядюшка.
— Старичков? Но я заметила среди них молодого человека.
— Молодого? — Джесмин нахмурилась. — Вот уж не знаю. Может, родственник к кому-нибудь приехал? Надо выяснить! — Она подскочила с места, явно уязвленная тем, что новой учительнице известно что-то, чего не знает она сама. — Я попозже загляну! — крикнула уже от двери и, захлопнув ее, побежала по лестнице, грохоча каблуками.
— Вот егоза! — проворчала, заглянув в кухню, Талула. — Ничего, замуж выйдет — будет ходить медленно и степенно, как и положено хранительнице очага. Глядишь, скоро и ее деток учить будете!
Поблагодарив служанку за обед, Гвендолин отправилась к себе в комнату, где наконец-то смогла посвятить несколько часов исключительно Арчибальду. Никто не потревожил писательницу. Слова кружевной вязью ложились на бумагу, и Гвен казалось, будто герой ее истории тоже здесь, совсем рядом, неслышно стоит за спиной. Она даже чувствовала запах прелых листьев, налипших на подошвы его сапог за время долгой дороги.
А к закату вернулась Джесмин — влетела прямо в комнату Гвен, взбудораженная, горящая желанием немедленно поделиться новостями.
— В самом деле, родственник! Одного человека, который тут уже не живет, а домишко его остался, так тот прислал сына своей кузины приглядеть за хозяйством и подыскать покупателя для дома! Ума не приложу, как парень так быстро втерся в доверие к нашим и начал петь с ними! Не иначе, настоящий талант! А до чего же хорош собой!
— Но ведь тебе уже кто-то нравится? — напомнила Гвендолин.
— Нравится, — призналась Джесмин. — Но любоваться же никто не запретит! Ты ведь и сама его заприметила!
Гвен опустила взгляд. Вот досада — любовь к Арчибальду не помешала ей обратить внимание на приятного молодого человека. И отчего-то захотелось узнать о нем побольше.
— Его зовут Криспин Дэй, — будто угадала ее мысли дочь старосты. — У него есть лошадь и телега. Ни жены, ни детей, а родители — фермеры, как и у тебя. Видать, не бедствуют.
Гвендолин повторила про себя услышанное имя: Криспин Дэй. Простое и звонкое — так и звенит весенней капелью. Вот бы познакомиться с ним…
— Я уговорю родителей пригласить его на мой день рождения, — заявила Джесмин. — Это уже скоро. Будет вся деревня. Ты тоже приглашена! Можешь подарить мне книгу, — беззастенчиво добавила она, оглядывая прибранную комнату учительницы.
— Хорошо, подарю, — отозвалась Гвен. — Но, если он приехал только для того, чтобы продать дом, значит, скоро уедет?
— А если ему у нас понравится? Если он захочет остаться? Или присмотрит себе невесту и увезет ее с собой?
— В телеге?
— С таким парнем — хоть пешком в соседнее графство! Жаль, мое сердце уже занято.
— Ты ведь еще не знаешь, взаимны ли твои чувства.
— Выясню! Вот подойду и спрошу. А если он так и не соизволит сделать мне предложение, я дождусь високосного года и…
— Сделаешь его сама? — не поверила Гвендолин.
— Почему бы и нет? И… что это за запах?
Гвен принюхалась. В хорошо прогретой комнате витал неприятный сладковатый запашок, и это точно были не прелые листья с сапог Арчибальда. Гвендолин повертелась, оглядывая свое жилище, но так и не нашла источника запаха.
— Дохлая мышь, — сказала Джесмин.
— Ты думаешь? — с сомнением уточнила Гвен.
— Знаю, — вздохнула новообретенная приятельница. — Болтается у тебя на платье. Сзади.
Гвендолин испуганно взвизгнула и попыталась посмотреть себе за спину, одновременно думая, что вовсе не хочет видеть мышь.
— Можно? — Джесмин взяла с ее стола чистый лист бумаги. — Не волнуйся, сейчас сниму. Интересно, какой шутник тебя ею наградил? Поспорить могу — один из братьев Бенсонов.
Гвен вспомнила трех мальчишек-погодков, больше всех шумевших на занятиях, и мысленно согласилась с этой догадкой.
— Не дергайся, — велела Джесмин. — Мальчишки ее на крючок подцепили, как бы платье не порвать… Фу, гадость какая! — Она распахнула окно, вышвырнула за него «подарочек» от маленьких шутников вместе с бумагой и брезгливо отерла руки о подол. — Эти дети совсем от рук отбились. Мать два года назад умерла, а отцу не до них. Может, женится снова, будет кому его разбойников воспитывать, да пока не похоже, что он собирается новую хозяйку привести в дом. Хотя дом у него хороший и надел большой… Но у альда Линтона вон какой домище, а тоже один в нем кукует, не торопится снова жениться.
— Альд Линтон? Снова? — заинтересовалась Гвен, позабыв о дохлой мыши. — Выходит, он уже был женат? И его супруга…
— Сбежала она! — припечатала Джесмин. — Не по душе пришлась наша провинция — в столицу захотелось! А вообще там темная история, так что, может, никуда и не сбежала, а пострадала от рук любовника! Утопил он ее в озере или топором зарубил и в лесу прикопал! А альд Линтон до сих пор тоскует…
— Постой-постой! С твоей фантазией только «Грошовые ужасы»[2] сочинять! — осадила приятельницу заинтригованная Гвен. — Давно это произошло?
— Года три назад. Может, меньше, может, больше. За временем не угонишься.
— И с тех пор он один? Но… ведь, если она жива, все еще считается его женой?
— Не думаю. Неверность женщины — повод для развода, это всем известно. «Адюльтер», во! — гордо выговорила Джесмин сложное слово. — А уж коли ее убили, то он и вовсе вдовец. Значит, может жениться во второй раз!
— А если она просто исчезла и он не знает, где жена, жива или нет? — предположила Гвендолин. — Что тогда?
— Если сгинула и нет вестей? — задумалась собеседница. — Тогда он и правда считается женатым. Несправедливо! — сочувственно вздохнула девушка. Но вздыхать и грустить было не в характере Джесмин, и она тут же сменила тему: — Насчет Криспина Дэя я еще сведения соберу, — заявила с уверенностью заправского сыщика. — Очень уж незаметно он свой приезд обставил. И вдруг — раз — уже поет в нашем хоре!
— И хорошо поет, — отчего-то смутившись, добавила Гвендолин.
— Вот на моем дне рождения и послушаем. И заодно проверим, как он танцует!
ГЛАВА 5
С началом занятий скучать Гвен стало некогда. Любопытствующие не оставляли новую учительницу в покое. Среди них вопреки предупреждениям жены старосты оказались не только отцы и старшие братья учеников, но также их матери, сестры и тетушки. Гвен стоило большого труда оставаться со всеми улыбчивой и вежливой, особенно в моменты, когда ее начинали забрасывать вопросами, которые преподавательницы в пансионе назвали бы бестактными, а то и возмутительными. Увы, деревенские жители не видели как в своих словах, так и в желании выведать всю подноготную девушки ничего странного. Приходилось постоянно напоминать себе о том, что здесь она — Гвенда Грин, скромная фермерская дочка, которая не имела многого, что доставалось некоторым ее соученицам по праву рождения, и все же не унывала и гордилась тем, что смогла получить образование. То, что письмо от настоящей Гвенды до сих пор не пришло, тревожило. Гвендолин надеялась, что оно в пути, и представляла себе почтовые кареты, отмеряющие милю за милей по дорогам королевства, и то мгновение, когда в ее руках наконец-то окажется долгожданный конверт.
Отношения с учениками налаживались со скрипом. К счастью, новых «подарков» Гвен не получала, но и других сложностей хватало. Пришлось научиться торговаться: одна история за две решенные задачи, еще одна — за выученное стихотворение. Гвен старалась не приближать к себе никого из ребят, чтобы ее не обвинили в том, что она заводит любимчиков. Впрочем, дети и сами к этому не стремились. После уроков они спешили домой, ведь у каждого помимо учебы имелись другие обязанности — приглядывать за домашней скотиной, помогать матерям с уборкой, нянчить младших братьев и сестер.
Сама Гвен проводила вечера в компании Арчибальда. Его история пока еще не приближалась к концу, но писательница уже раздумывала, в какие издательства и журналы можно отправить рукопись. При мысли о том, что кто-то чужой прочтет написанные ею строки, появлялось странное волнение, однако надежда увидеть их напечатанными придавала решимости. Иногда Гвендолин вспоминала о том молодом человеке — Криспине Дэе, но первая встреча с ним так и осталась единственной. Концертов у нее под окнами больше не устраивали, а сама она практически не выбиралась в деревню. Даже Джесмин не радовала новостями. Занятая подготовкой ко дню рождения дочь старосты теперь забегала редко, и если о чем-то говорила, то только о предстоящем торжестве. Она задумала настоящую вечеринку с танцами, играми и богатым угощением, и родители, учитывая, что дочь у них единственная и любимая, а совершеннолетие бывает лишь раз в жизни, ни в чем ей не перечили.
Так в суматохе пролетела первая рабочая неделя Гвендолин.
В выходной ее ждали на празднике у Джесмин, а в последний учебный день, закончив занятия, Гвен решила воспользоваться хорошей погодой и немного прогуляться в лесу, который почти вплотную примыкал к деревне.
Наслаждаясь теплом и свежим воздухом, наконец-то запахшим весной, она размышляла о сюжете романа, в котором наметился долгожданный финал. Арчибальд имел право на то, чтобы окончить свои скитания, обрести счастье и зажить мирной жизнью с хорошей девушкой, которая, конечно же, не будет любить его так, как Гвендолин, но зато сможет подарить ему детей.
Увлеченная своими мыслями, Гвен не сразу услышала шум и стук копыт, но, как ни странно, заметила небольшой предмет, скатившийся с пригорка к ее ногам. Выточенный из синего с золотистыми прожилками камня шар размером с некрупное яблоко темнел на снегу, и она не удержалась от того, чтобы поднять его, а когда топот и конское ржание приблизились, не задумываясь, опустила находку в карман юбки.
— Ты! — резко окрикнул подлетевший к ней всадник. Подняв глаза, Гвен обомлела, увидев сначала направленный прямо на нее пистолет, а затем и державшего его мужчину, лицо которого закрывал черный платок, так что видны были только темные глаза между краем платка и шляпой. — Верни то, что тебе не принадлежит, иначе отправишься туда, откуда не возвращаются!
Гвендолин в страхе отступила и, зацепившись за что-то ногой, полетела на землю. Почудилось, что она неведомым образом оказалась в своей же книге, вот только у нее, в отличие от Арчибальда, не имелось при себе никакого оружия. А если бы и было, пользоваться им она все равно не умела.
— Она видела это и прикоснулась, значит, может рассказать, — послышался еще один голос. — Не нужно оставлять свидетелей.
Понимая, что сбежать ей не позволят, девушка даже не попыталась встать на ноги. Уж лучше полежать в снегу, а там, может быть, что-нибудь изменится. Например, появится кто-то и спасет ее…
Если честно, Гвен сама почти не верила в это, но судьба неожиданно расщедрилась на чудо. Раздались крики, звонкий лай собак и громкий выстрел. Гвен уткнулась лицом в рукав и не рисковала поднять голову.
— Удрали, господин! — огорченно сказал кто-то.
Набравшись храбрости, Гвендолин взглянула на своих спасителей. Первым, кого она увидела, оказался молодой мужчина в охотничьем костюме и высоких сапогах. Шляпу он то ли не носил вообще, то ли она слетела во время быстрой скачки, и короткие темные волосы разлохматились, придав незнакомцу легкомысленный вид.
Второй мужчина, постарше, одетый намного проще, очевидно, был слугой и почтительно держался за спиной хозяина, когда тот наклонился к Гвендолин и подал руку.
— Целы? — Получив в ответ кивок, он ухватил ее запястье горячими, что чувствовалось даже через замшевую перчатку, пальцами и резко дернул, поднимая Гвен на ноги. — Ваше счастье, что мы оказались рядом.
— К-кто вы? — запинаясь, спросила она.
— Эмрис Торнбран. Альд Эмрис Торнбран, — уточнил незнакомец, очевидно, решив, что ей самой непросто распознать в нем аристократа. На красивом холеном лице промелькнула усмешка. — А кто вы и как забрели в мои владения?
— В ваши? — смутилась Гвен, догадавшись, что замечталась и отошла далеко от Трелони.
— Да вы, похоже, совсем окоченели! — неверно истолковал ее растерянное бормотание спаситель. — Сейчас мы это исправим.
Она ожидала, что мужчина предложит ей фляжку с чем-нибудь горячительным, чтобы согреться, и уже приготовилась вежливо отказаться, но альд Торнбран вдруг щелкнул пальцами. Глаза его, казавшиеся просто серыми, налились зеленью, и по телу Гвен словно пронесся горячий ветер. Он высушил одежду, растопил колкие снежные крупинки.
— Рисуюсь, — ухмыльнулся мужчина.
Гвендолин потупила взор и отодвинулась на несколько шагов. Несмотря на то что ее вещи высохли и должно было стать теплее, по коже побежали ледяные мурашки. Торнбран… Гвен вдруг вспомнила, где слышала его имя. С этим магом встречался альд Линтон в день ее приезда.
— Спасибо, — заставила себя произнести она. — За… все… Простите за доставленные хлопоты…
Развернулась и быстро зашагала прочь.
— Чудная, — хмыкнул ей в спину маг. И тут же скомандовал, видимо, слуге: — По коням, Джером. Я же сказал, что хочу поохотиться? По-моему, разбойники — отличная дичь.
Сказано это было таким тоном, что разбойникам Гвен не завидовала. Но, впрочем, и не сочувствовала. Все, чего она хотела, — скорее убраться подальше и, хоть никто и не думал ее останавливать, боялась даже оглянуться, а когда наконец увидела сквозь поредевший лес деревню, припустилась бегом.
— Словно призраки следом гнались! — прокомментировала ее возвращение Талула. — На вас лица нет! Вас кто-то обидел?
— Все в порядке, — нервно отмахнулась Гвен. — Приготовь чай! Только не предлагай больше те черствые булочки, их нужно скормить птицам!
О своей необычной находке она вспомнила уже после ухода служанки. Разглядывая каменный шарик, Гвендолин чувствовала исходящее от него тепло. Словно она сжимала в ладонях кусочек солнца, но ласковый, не обжигающий. Должно быть, какая-то магическая штука, но для чего она?..
Воспоминания, как обычно, пришли без предупреждения. Нахлынули волной, сбили с ног. Стало тяжело дышать, точно чьи-то холодные пальцы стиснули ее сердце.
…Просторная темная комната — несмотря на то что в доме не бедствуют, свечи все равно экономят. Тяжелые занавески из плотной жесткой материи пахнут пылью. За ними прячется девочка в коротком платье с оборками. Волосы заплетены в косу, перевитую голубой ленточкой. Ладошки все еще пощипывает от ударов линейкой.
— Бездарность! — Слова — как удар кнута. — И это моя дочь? Недоразумение! Ошибка природы!
— Успокойся. — Второй голос звучит размеренно, но за мягкой интонацией пробивается беспокойство.
— Я потратил целый день на то, чтобы хоть чему-нибудь ее научить, но нет! Я не ошибся. В ней нет ни капли магических способностей, ни малейшей искорки дара!
— Способности могут проявиться позже.
— Уверен, такого не случится. Ты ведь помнишь? Я в ее возрасте…
— Ты — другое дело.
— Почему мой сын, мой наследник, умер? Почему не стало моей жены? Почему их нет, а она выжила?
— Не говори так. Малышка не виновата в слабом здоровье матери и в том, что в город пришла эпидемия, убившая ее брата. Не виновата она и в том, что у нее оказался иммунитет к болезни.
— Больше не хочу ее видеть.
Занавески колются, но маленькая Гвен утыкается в них лицом и плачет навзрыд, больше не беспокоясь о том, что ее могут обнаружить в ненадежном укрытии. Кажется, если она умрет прямо здесь и сейчас, отец не станет горевать. Более того — вздохнет с облегчением…
Воспоминания ушли. Гвен в слезах сидела на краешке жесткой кровати. Разжав пальцы, она наблюдала за тем, как упавший шарик медленно катится по полу и останавливается в углу. Затем вытерла щеки и подняла шар. Золотистые огоньки в нем, казалось, засияли ярче и стали напоминать звезды, вспыхивающие и гаснущие на ночном небе. Девушка спрятала находку в шкатулку с украшениями. Пока не найдется более подходящего места, лучше ему полежать здесь.
Склонившись над привязанным к стулу человеком, Эмрис Торнбран всмотрелся в бледное лицо с потухшими глазами и раздраженно цыкнул. До чего нежные, оказывается, эти разбойники! А ведь он их и пальцем не тронул, так — слегка «пощекотал» магией! Первый лишился сознания почти сразу же, второй продержался достаточно, чтобы ответить на все вопросы, но рассказал не так уж и много. А хуже всего, что после этого рассказа Эмрис чувствовал себя дураком. Кинулся за бродягами, приставшими к какой-то девице, а поймал, как выяснилось, воров. И обокрали воры не кого-нибудь, а самого же альда Торнбрана. Причем об этой краже он мог и не узнать, как не подозревал о том, что в замке хранится этот шар: дядюшка Сайлас оставил в наследство столько хлама, что всего не упомнишь. Но кому-то этот хлам вдруг настолько понадобился, что он нанял людей, пытаясь выкрасть вещицу.
— Нужно сообщить в Службу правопорядка, — сказал альд Торнбран слуге. — Но только о проникновении в замок, а не о краже. Не хочу выставлять себя на посмешище перед законниками.
— Но ведь тогда их, — Джером кивнул на скрученных преступников, — почти тут же отпустят. Отделаются неделей наказания, если за ними не числится других проступков.
— Этого я и хочу.
Назвать нанимателя воры не могли, на условленную встречу уже опоздали, но, быть может, тот сам решит их найти, когда они окажутся на свободе? Правда, сначала нужно отыскать девицу, которая, по словам разбойников, подобрала шар. То-то эта бледная овечка так странно себя вела! А он даже имени ее не узнал.
— Ничего, — зло прошептал маг, с хрустом сгибая и разгибая пальцы. — Никуда эта красотка от меня не денется, кем бы она ни была.
Ошибкой считать, что Эмриса Торнбрана можно оставить в дураках. И кому-то предстояло жестоко поплатиться за эту ошибку.
ГЛАВА 6
На следующее утро Гвен велела себе забыть о случившемся накануне, ведь наступил день рождения Джесмин и на праздник надлежало явиться в соответствующем настроении. Правда, сделать это было не так просто, как сказать, но она старалась. Выбрала из привезенных книг толстый сентиментальный роман, завернула в красивую бумагу и приложила открытку ручной работы, делать такие их научили в пансионе. Привычное унылое платье сменила на самое нарядное — из шуршащей зеленой тафты, украшенное фестонами по подолу. Завила волосы локонами, промучилась с прической почти час, несмотря на помощь Талулы.
— Вы просто куколка! — восхитилась полученным результатом служанка. — Проходу от парней не будет! Чего доброго, еще затмите Джесмин. Она вам этого не простит!
В шутках Талулы слышалось предостережение, но, явившись в дом старосты одной из первых, Гвен тут же угодила в объятия виновницы торжества и ее матери, и ни та, ни другая не выказали ни малейшего намека на недовольство или ревность. Подумалось, что это оттого, что они обе добры к ней, а еще потому, что обаяние Джесмин не затмить новым платьем и прической.
Если кто и ревновал, так это другие приглашенные на праздник девушки, ведь за ломившимся от угощения столом именно чужачке-учительнице досталось место рядом с именинницей. Но отнюдь не завистливый шепоток смущал Гвен. Джесмин удалось заманить на торжество молодого человека, который был в числе музыкантов, игравших под окнами школы. Вблизи он выглядел немного старше, да и оделся нарядно. Вышитый бежевый жилет, подобранный в тон шейный платок. Длинноватые для мужчины русые волосы аккуратно причесаны — видно, что тщательно собирался, готовясь отправиться в гости. Но сильнее всего привлекали внимание глаза цвета небесной лазури, казавшиеся еще светлее из-за контраста с темными густыми бровями, по изгибу которых так и хотелось провести кончиком пальца.
Поймав себя на неподобающих мыслях, Гвендолин отвела взгляд. И кто только придумал посадить их друг напротив друга? Джесмин, не иначе.
— Ты ничего не ешь, — шепнула та, коснувшись руки Гвен. — Салат я сама приготовила. По рецепту из кулинарного журнала. Журнал по моей просьбе доставили из города. Там написано, что такие кушанья подают на стол самой королеве! А еще у нас есть апельсины! Их привезли по железной дороге! Представляешь? Ты когда-нибудь ездила на поезде?
Гвен молчала. Она помнила яростный рев, напоминающий рык огромного животного, оглушительный скрежет и плотные облака дыма. Помнила, как стояла на перроне, завороженная неумолимым приближением тянущего за собой вагоны черного паровоза. Помнила, как пальцы, державшие ее руку, разжались…
Осознав, что собеседница повторила свой вопрос, покачала головой:
— Нет, никогда.
Воспоминания, как ни старалась Гвен, прорывались сквозь радостный гомон праздника, но она загоняла их обратно, в самые дальние уголки сердца.
После того как гости поднялись из-за стола, начались танцы. Гвендолин стояла в окружении деревенских девушек, наблюдая за тем, как напротив них переминаются с ноги на ногу молодые люди. Ее удивило, что первыми танцевать начали представители старшего поколения. Даже родители Джесмин! Под аккомпанемент оркестра, который Гвен видела под своим окном, они отплясывали так лихо, что у жены старосты растрепалась прическа и раскраснелись щеки.
Джесмин тоже пригласили. Судя по реакции, тот самый парень, который ей нравился. Невысокий, чернявый, с хитроватым смазливым лицом. И что только она в нем нашла?
Задавшись этим вопросом, Гвендолин не сразу заметила приблизившегося к ней молодого человека.
— Позволите пригласить вас на танец?
— Что? — Резко подняв голову, она посмотрела в лучистые светлые глаза. — Но… мы друг другу не представлены.
— Меня зовут Криспин Дэй, — ответил он с улыбкой. — А вас — Гвенда Грин.
— Сегодня вы не играете и не поете с ними? — Гвендолин кивнула на музыкантов. Те как раз сменили задорную мелодию на более медленную.
— Нет, сейчас мне хочется побыть среди танцующих. А вам? — Криспин протянул руку, и Гвен вложила пальцы в его широкую ладонь.
Она не танцевала так давно, что почти забыла нужные движения, но здесь, в Трелони, это никого не волновало. Каждый плясал так, как умел. В один танец проникали элементы другого, танцующие сближались на неприличное расстояние, на глазах у всех почти обнимали друг друга. Происходящее смущало, потому Гвендолин не смотрела на остальных — только на молодого человека, который вел ее в танце, ловко огибая препятствия и, к счастью, не стремясь привлечь к себе Гвен слишком близко. Но она все равно слышала, как он негромко подпевал музыкантам:
- Я милую мою ищу
- В лесу, в полях и на лугах.
- Ее за прошлое прощу
- И ей скажу, что сам неправ.
- Я моей милой подарю
- Кольцо, букетик и рассвет.
- С родными я поговорю,
- Чтоб не сказала слова «нет».
«Чтоб не сказала слова „нет“… — мысленно повторила Гвендолин. — Жених, выбранный моим дядей, как раз с родными все и решил, что не помешало мне убежать. Интересно, как же там справляется Гвенда?»
— Вы не устали? — шепнул ей на ухо партнер по танцу. Его мягкие волосы коснулись щеки, и девушка вздрогнула от непривычного ощущения. — Еще один круг?
— Да, — отозвалась она. При мысли о том, что на следующий танец ее пригласит кто-нибудь другой, желания останавливаться не возникло. Да и не хотелось почему-то, чтобы Криспин Дэй приглашал кого-то, кроме нее, так что за новым кругом последовал еще один и еще…
Когда музыка стихла, а исполнители потребовали напоить их и дать отдохнуть, Криспин удержал руку Гвен в своей:
— Мы ведь еще увидимся?
— Трелони — маленькая деревня. Тут сложно не столкнуться с кем-то из знакомых.
— Что ж, тогда я постараюсь чаще проходить мимо школы. И, может быть… — Он вдруг приблизился и склонился к ее лицу: — Может быть, вы пригласите меня на чай?
Отвесив поклон, он отошел к музыкантам, а Гвен направилась к Джесмин, которая раздавала холодные напитки. Разгоряченные танцами гости охотно принимали глиняные кружки.
— Пока вы танцевали, все остальные сгорали от зависти, — хихикнула дочь старосты. — Кроме меня, конечно. Я, так уж и быть, великодушно уступлю тебе этого молодчика.
Гвендолин прижала ладони к заалевшим щекам и вспомнила вдруг, какой маленькой казалась ее рука в руке Криспина.
— Не смущайся! — подбодрила Джесмин. — Для чего еще нужны танцы? Погоди, сейчас игры начнутся, вот там…
— Игры? Нет-нет, я пойду! Прости, устала что-то, и голова разболелась…
— Бросаешь меня? Ладно. Но тогда я подыщу тебе провожатого.
Не слушая возражений, Джесмин юркнула в гущу гостей и вскоре вернулась, приведя с собой того самого молодого человека, с которым танцевала Гвен.
Вопреки опасениям Криспин Дэй совершенно не выглядел расстроенным оттого, что его отправили с праздника провожать пожелавшую вдруг уйти гостью. Он сказал, что не силен в играх, и, хоть Гвендолин в это не поверила, ей было приятно, что молодой человек предпочел ее общество развлечениям.