Жнец-3. Итоги Шустерман Нил
Роуэн пожал плечами.
– Ты оказала мне любезность, – сказал он. – Я отвечаю тем же. Теперь мы квиты. И, кроме того, один раз ты уже предавала Годдарда. Может быть, ты сделаешь это еще раз.
– Многое с тех пор изменилось.
– Неужто? Как я вижу, он по-прежнему относится к тебе не так, как ты того заслуживаешь. Разве он говорил тебе то, что сказал мне сегодня? Что ты унаследуешь власть над жнеческим сообществом? Нет! Мне кажется, он ведет себя с тобой точно так же, как ведет себя со всеми остальными. Как со слугой.
Эйн глубоко вздохнула. Неожиданно она почувствовала себя страшно одинокой. Обычно она вполне удовлетворялась тем, что была как бы сама по себе. Но сейчас все было по-другому. Увы, в ее жизни совсем не было ни друзей, ни союзников. А все люди мира представлялись врагами. И, не исключено, так и было на самом деле. Но как этот самодовольный юнец смог так глубоко залезть в ее душу? Убить его за это мало! И вместе с тем он прав.
– Ты гораздо опаснее, чем думает Годдард, – сказала она.
– Но ты ведь все равно меня слушаешь, – отозвался Роуэн. – Почему?
Ей не хотелось думать об этом. Вместо этого она стала перебирать возможные способы, которыми могла здесь и сейчас убить Роуэна – и черт с ними, с последствиями! Но если она это сделает, толку не будет. Здесь, в пентхаусе Годдарда, невозможно убить его так, чтобы его нельзя было восстановить, а Годдард это непременно сделает, чтобы поставить Роуэна перед судилищем, которое он запланировал. И тогда Роуэн наверняка все расскажет Годдарду. Рэнд почувствовала себя связанной по рукам и ногам – как и этот пленник Годдарда.
– Это не имеет никакого значения, но мне просто интересно, – продолжил Роуэн. – Ты согласна со всем, что он делает? Ты думаешь, он ведет мир в правильном направлении?
– Не существует правильного направления, – ответила Рэнд. – Есть направления, идя по которым, мы сможем добиться больших благ, а есть – наоборот – направления, где никакие блага нас не ждут.
– Под «мы» ты имеешь в виду жнецов?
– А кого еще?
– Жнецы существуют для того, чтобы сделать мир лучше для всех. А не наоборот.
Если Роуэн думал, что это ей интересно, то усилия его пропадали впустую. Этика и мораль были пугалами, актуальными для жнецов старой гвардии. Сознание Рэнд было свободно от пережитков прошлого, и она гордилась этим обстоятельством.
– Он собирается уничтожить тебя публично, – сказала она. – С тем, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что Жнец Люцифер исчез навсегда. Убит, сожжен и развеян по ветру.
– Ты этого тоже хочешь?
– Скорбеть по тебе я не стану, – сказала Рэнд. – И, когда ты уйдешь, мне будет легче.
Роуэн согласился – да, так оно и есть. Но тем не менее он продолжал:
– Знаешь, Эйн, неизбежно придет время, когда эго Годдарда настолько укрепится, что даже ты увидишь, насколько он опасен. Но к тому моменту он будет так силен, что никто не сможет ему противостоять.
Рэнд хотела было возразить, но почувствовала, как по коже ее пошли мурашки – ее собственная физиология говорила, что Роуэн прав. Да, она не станет скорбеть по поводу Роуэна, но, когда он уйдет, поводов для страха у нее останется не меньше.
– Ты действительно очень похож на него, – сказала Рэнд. – Вы оба так умеете вывернуть мозги наизнанку, что человек уже не понимает, что к чему. Поэтому извини, но больше я с тобой говорить не стану.
– Станешь! – проговорил Роуэн уверенно. – Потому что, когда он со мной покончит, он заставит тебя избавиться от того, что от меня останется, – так же, как ты избавилась от Тигра. А потом, когда никто не будет слышать, ты станешь ворошить мои обгоревшие кости и говорить с ними – чтобы последнее слово все-таки осталось за тобой. Может быть, ты даже плюнешь на них. Но легче тебе от этого не станет.
Это было невыносимо. Потому что Рэнд знала – Роуэн был прав в каждом своем слове.
Глава 27
Чертоги наслаждения Тенкаменина
«Спенс» с Анастасией на борту пересекал Атлантический океан, направляясь в регион под названием Мидафрика. Расстояние от Амазонии до Африки гораздо короче, чем полагает большинство, и покрыть его можно в три дня. В то время как мид-мериканские жнецы искали беглянку на самой окраине Южной Мерики, «Спенс» прибыл в портовый город Порт-Ремембранс. В Эпоху смертных этот город назывался Монровией и был столицей Либерии, но Гипероблако решило, что черная история города, где процветала работорговля, а потом была столь неудачно проведена репатриация коренного населения, не должна ничем напоминать о себе, в силу чего и придумало название, которое никого бы не оскорбило. Естественно, оскорбленные нашлись, но Гипероблако настаивало на своем решении и, как это обычно бывало, доказало свою правоту.
Жнеца Анастасию встретил сам Высокое Лезвие Мидафрики Тенкаменин – открытый противник Годдарда, согласившийся предоставить беглянке тайное убежище.
– Так много шума по поводу младшего жнеца! – воскликнул он весело своим громыхающим голосом. Его мантия отличалась многоцветностью и была скроена таким образом, чтобы выказать уважение каждой культуре, которая процветала в разные времена в этом регионе. – Не беспокойтесь, крошка, вы среди друзей и в полной безопасности.
Если словосочетание meu anjo, «мой ангел», с которым обращался к Анастасии Поссуэло, было просто милым, то слово «крошка» обладало явно уменьшительным значением. Жнец Анастасия, гордо держа голову, не стала комментировать эти слова Тенкаменина из соображений дипломатических, но Джерико не удержался:
– Не такая уж она и крошка.
Высокое лезвие бросил на капитана неуверенный взгляд.
– А вы кто? – спросил он.
– Джерико Соберанис, капитан судна, которое столь успешно привело Жнеца Анастасию в ваши гостеприимные объятия.
– Я слышал о вас, – проговорил Тенкаменин. – Вы известный сборщик древнего мусора.
– Моя профессия – поисково-спасательные работы, – уточнил Джерико. – Я нахожу потерянное и ремонтирую вещи, которые никто не берется ремонтировать.
– Принято, – кивнул Тенкаменин. – Спасибо за вашу службу.
Затем Высокое Лезвие, по-отечески обняв Анастасию, в сопровождении своей свиты повел ее к выходу из порта.
– Вы, должно быть, устали и хотели бы отведать что-то более изысканное, чем корабельная еда? – спросил Тенкаменин. И увидев, что Джерико по-прежнему идет рядом с Анастасией, поинтересовался у капитана:
– Разве вам не заплатили? Думаю, Жнец Поссуэло должен был об этом позаботиться.
– Прошу прощения, ваше превосходительство, – произнес Джерико, – но Жнец Поссуэло настоятельно требовал, чтобы я постоянно находился рядом со Жнецом Анастасией. Я искренне надеюсь, что вы не будете меня просить нарушить его приказ.
Высокое Лезвие, драматически закатив глаза, вздохнул.
– Отлично, – сказал Тенкаменин и, повернувшись к свите, приказал:
– Сервируйте для нашего малагасийца дополнительное место за обедом, а также приготовьте соответствующую его статусу комнату.
Но Жнец Анастасия уточнила:
– Соответствующая статусу не будет соответствовать той роли, которую капитан сыграл в моем спасении. Джерико, доставляя меня сюда, рисковал всем, что имеет. Поэтому прошу относиться к нему так же, как ко мне.
Свита Высокого Лезвия ожидала взрыва, но Тенкаменин расхохотался.
– Мы здесь ценим отвагу и храбрость, – обратился он к Джерико, отсмеявшись. – Мы с вами поладим. Простите меня, капитан, но я люблю подурачиться. Конечно, для нас вы в высшей степени почетный гость, и к вам будут относиться соответственно.
Джерико не получал от Поссуэло никаких особых распоряжений. Он должен был довезти Анастасию до Африки, и на этом его работа заканчивалась. Но капитан не был готов расстаться с бирюзовым жнецом, и, кроме того, команда «Спенса» давно нуждалась в отпуске. Берег Западной Сахары был бы для них отличным местом отдыха. И, пока корабль стоял в порту, Джерико собирался присмотреть за Анастасией и особенно за Высоким Лезвием, который, казалось, из кожи лез вон, чтобы очаровать прибывшего жнеца.
– Вы доверяете ему? – спросил Джерико, улучив мгновение перед тем, как их посадили в лимузины, чтобы отвезти во дворец Тенкаменина.
– Поссуэло доверяет, – ответила она. – А этого для меня достаточно.
– Поссуэло доверял тому младшему жнецу, который продал вас Годдарду, – заметил Джерико, на что Анастасия промолчала.
– Я буду вам второй парой глаз, – сказал капитан.
– Наверное, в этом нет необходимости, но – спасибо!
Обычно Джерико интересовало денежное выражение благодарности тех, кто его нанимал, но в этом случае его более чем удовлетворила простая благодарность.
Тенкаменин, которого люди из ближайшего окружения называли просто Тенка, был человеком обезоруживающе необузданной природы – качество, стократ усиленное наличием густого глубокого голоса, который мощно звучал даже тогда, когда его владелец говорил шепотом. Ситра нашла эти черты Высокого Лезвия одновременно милыми и пугающими. Она решила убрать в себя подальше Ситру Терранова и все то время, пока Высокое Лезвие будет рядом, оставаться Жнецом Анастасией.
Она заметила, что индекс Тенкаменина тяготел к африканскому полюсу спектра генетических признаков, что было понятно, так как именно этот континент был ответственен за существование африканских генов в общем геноме человечества. Сама Анастасия имела несколько больший, чем у обычного человека, процент африканского материала в своем индивидуальном геноме, который включал в себя паназиатские, европеоидные и мезолатинские, а также «прочие» компоненты. Пока они ехали во дворец, Тенкаменин заметил это и сказал:
– Нам не следует обращать внимание на подобные вещи, но я это делаю. Похоже, мы с вами немного более близки, чем все прочие люди.
Его резиденция была больше чем резиденция. Тенкаменин построил себе величественный храм удовольствий.
– Я не называю его «Ксанад», как это сделал в отношении своего дворца Кубла Хан, – сказал он Анастасии. – Жнец Хан был абсолютно лишен вкуса, и жнецы Монголии совершенно справедливо поступили, когда снесли его дворец бульдозерами, как только он подверг самого себя жатве.
Дворец Тенки, как и сам его хозяин, был сооружением стильным, воплощением самого тонкого вкуса.
– Я не паразит какой-то, – с гордостью в голосе сказал Тенка, – и не забираю у других людей их дворцы и дома. Этот дворец построен на пустом месте. Работать на стройке я пригласил целые поселки, я наполнил жизнь людей интересным делом и дал им хорошо оплачиваемую работу. И, хотя дворец в целом построен, они продолжают трудиться, и не потому, что я прошу их об этом, а из удовольствия.
Хотя Анастасия поначалу и сомневалась в том, что это был выбор рабочих, поговорив с ними, она убедилась в беспочвенности своих сомнений. Они совершенно искренне любили Тенку и с радостью тратили на эту работу свое свободное время. Да и платил Тенка щедро – зарплата рабочих была значительно выше гарантированного базового дохода.
Дворец, построенный Тенкой, был буквально напичкан всевозможными артефактами, оставленными людьми Эпохи смертных. Вещи эти были одна эксцентричнее другой. Штат, обслуживающий дворец, носил униформы, принадлежащие к разным столетиям и разным культурам. Тенка собрал огромную коллекцию игрушек, отдельные экспонаты которой были возрастом более тысячи лет. Кроме того, владелец дворца отвел отдельное помещение для телефонов всех этапов становления и развития этого аппарата. Здесь были похожие на коробки разной формы эбонитовые и пластмассовые устройства, стоявшие на столах и висевшие на стенах. Их снимающиеся трубки присоединялись к базе с помощью спиралевидных проводов, которые вытягивались, как пружины, и легко запутывались.
– Это хорошо, когда общение привязано к определенной точке – той, где стоит телефон, – говорил Тенкаменин. – Понимаешь важность и значимость каждого разговора.
Но, поскольку все эти телефоны были предназначены для личных звонков Тенки, они никогда не звонили. Анастасия полагала, что это оттого, что в жизни Высокого Лезвия личного пространства уже не осталось, а жизнь его была похожа на стеклянную витрину супермаркета.
Утром на следующий день после своего прибытия Анастасия получила приглашение на встречу с Тенкаменином и двумя постоянными членами эскорта Высокого Лезвия – Жнецом Бабой и Жнецом Македой, чьей очевидной целью в жизни было служить Тенкаменину в качестве слушателей. У Бабы был острый ум и страсть шутить по поводу и без. Понять его шутки мог лишь Высокое Лезвие. Македа же получала удовольствие от того, что постоянно всячески подкалывала и унижала Бабу.
– А вот и наша Госпожа Глубин Морских! – провозгласил Тенка при появлении Анастасии. – Не присядете ли? Мы должны многое обсудить.
Анастасия села, и ей предложили маленькие сэндвичи на хлебе с отрезанной корочкой, разложенные на круглой тарелке. Высокое Лезвие более всего был озабочен тем, как Анастасия явится свету.
– Как я понимаю, по миру гуляют слухи о вашем возрождении, – сказал он. – Друзья Годдарда стараются замолчать этот факт. Мы же, старая гвардия, напротив, хотим, чтобы об этом знали все. Мы подготовим общественное мнение таким образом, что, когда вы официально явитесь человечеству, оно будет слушать вас во все уши.
– Но если человечество будет слушать, я должна ему что-то сказать?
– Конечно, – ответил Тенка с такой уверенностью в голосе, что Анастасия решила, что у того есть что-то особое на уме. – Нам попалась в руки криминальная информация в высшей степени оригинального характера.
– Обратите внимание: это произошло в мире, где не только нет криминала как такового, но нет и какого-либо намека на оригинальность, – проговорил Баба.
Тенкаменин рассмеялся, Македа же саркастически закатила глаза. После этого Высокое Лезвие протянул руку и положил на пустую хлебную тарелку Анастасии маленького бумажного лебедя в стиле оригами.
– В складках его крыльев прячется тайна, – проговорил он с улыбкой и продолжил:
– А скажите-ка, Анастасия, насколько хорошо вы владеете навыками исследования глубинного сознания Гипероблака?
– Очень хорошо.
– Отлично, – сказал Тенкаменин. – Когда вы развернете крылья этого лебедя, вы найдете нечто, что послужит вам отправной точкой.
Анастасия осмотрела лебедя с разных сторон.
– И что я должна искать?
– Мы просто задаем направление. Но я не хочу говорить вам, в чем будет цель ваших поисков, потому что, если я это сделаю, вы сможете пропустить то, за что зацепилась бы ваша интуиция.
– То, что, вероятно, пропустили мы, – сказала Македа. – Нужно посмотреть на все свежими глазами.
– И кроме того, – вступил в качестве третьего Баба, – важно не просто узнать; важно найти – а потом показать, как это делается, другим людям.
– Именно так, – кивнул головой Тенкаменин. – Мы верим в ложь не потому, что она убедительна, а потому, что желаем в нее поверить. Следовательно, чтобы развенчать ложь, нужно, прежде всего, разрушить в человеке это желание.
Слова Тенкаменина повисли в воздухе, гулко отражаясь от стен, а Анастасия вновь посмотрела на лебедя. Так жаль, что придется развернуть столь мастерски сделанные крылья!
– Как только вы придете к каким-нибудь заключениям, мы поделимся с вами тем, что нам удалось узнать, – сказал, наконец, Тенкаменин. – Я вам гарантирую, что экскурсия в недра глубинного сознания откроет вам глаза на очень многое.
Глава 28
Черная знаменитость
Были приглашены все, кто в Северное Мерике имел хоть какой-то вес и значение. А когда Суперлезвие присылает приглашение, лучше его не игнорировать. В результате стадион будет, вероятнее всего, заполнен до отказа.
Годдард известил о предстоящем событии каждого, кто в той или иной степени от него зависел – редкая вещь для жнеца, особенно жнеца во власти. Представители этой высшей касты общаются с простыми людьми исключительно посредством пули, ножа и дубинки, иногда – яда. Говорить или переписываться с массами – не в их обычаях. Они же занимают не выборные должности, а потому и подотчетны не избирателям, а лишь друг другу. Не было у жнеца причины завоевывать сердца обычных людей, поскольку единственной их целью в жизни было прерывать биение этих сердец.
Поэтому когда Суперлезвие Годдард лично передал приглашение, люди обратили на это особое внимание. Несмотря на то что он жил в укрепленной башне, Годдард утверждал, что принадлежит простым людям. И были тому свидетельства: Суперлезвие желал разделить свой триумф с простыми людьми, принадлежавшими к самым разным слоям общества. С другой стороны, люди желали быть рядом с самыми известными жнецами континента, и это желание было сильнее страха. Билеты ушли в течение пяти минут после начала продажи. Все остальные могли наблюдать за предстоящим спектаклем из дома или с работы.
Счастливчики, которым удалось достать билет на казнь, понимали, что будут свидетелями исторического события. Своим детям, внукам, правнукам и праправнукам они смогут сказать – да, я там был в момент, когда был казнен Жнец Люцифер.
Обычные люди, в отличие от жнецов, не чувствовали страха перед Жнецом Люцифером, но они ненавидели его – не только потому, что тот погубил Стою, но и потому, что, замолчав по его вине, Гипероблако наделило каждого из них статусом фрика. По сути, весь мир был наказан за преступления, совершенные Люцифером. И Люцифер был, как это точно сформулировал Годдард, объектом всеобщей ненависти. И, конечно же, все приглашенные с радостью станут свидетелями ужасного финала его преступной жизни.
Таких вещей, как особые бронированные автомобили, уже не существовало. Большинство машин были по своей природе непроницаемы для внешнего вторжения. И тем не менее для транспортировки преступника к месту казни в течение нескольких дней был построен специальный грузовик – с зарешеченными окнами, весь в мощных заклепках. От Фалкрум-Сити до Майл-Хай-Сити, где должна была состояться казнь, шла прямая высокоскоростная дорога, но автоколонну собирались пустить по извилистому маршруту, который, прежде чем достигал искомой точки, проходил через большинство городов Мидмерики. Поездка, которая могла бы занять всего один день, растягивалась на неделю.
Роуэн знал, что его казнь превратится в пиар-акцию, но он не ожидал, что будет столько показухи.
В автоколонне должно было быть больше десятка автомобилей. Сопровождать кортеж поручили охране на мотоциклах; окруженные мотоциклистами, в роскошных лимузинах, окрашенных в соответствующие цвета, поедут жнецы самого высокого ранга; следом пойдет большой угловатый бронированный грузовик, также сопровождаемый, словно свадебный автомобиль, эскортом мотоциклистов.
Сам Суперлезвие не собирался участвовать в этой поездке, хотя первым лимузином в кортеже должна был пойти его темно-синяя машина, украшенная сверкающими звездами. Но машина будет пуста, хотя народным массам об этом знать было не положено. Годдарду совсем не хотелось участвовать в долгом и трудном путешествии, но он мог произвести соответствующее впечатление на население городов, через которые кортеж поедет, не находясь среди путешествующих, а просто отправив вместо себя свой лимузин. Главное для него было появиться в нужный момент и в нужном месте в самый день казни.
Вместо себя в это поездку он послал Жнеца Константина – тому было дано поручение эскортировать наводящего на всех ужас Жнеца Люцифера к месту, где его убьют.
Как Роуэну было известно, именно Константин три года назад отвечал за его розыски и арест. Малиновый цвет мантии и лимузина Жнеца Константина своим цветом совпадал с цветом надписи «Враг Человечества» на борту грузовика, где должен был ехать Роуэн. Интересно, это случайность или счастливое совпадение, подумал он.
Перед тем как автоколонне покинуть Фалкрум-Сити, Константин появился у грузовика, в который, закованного в кандалы, грузили Роуэна.
– Все эти годы я хотел посмотреть на вас, – сказал Константин. – И теперь, когда у меня это получилось, должен вам сказать, что вы не производите на меня никакого впечатления.
– Благодарю вас, – сказал Роуэн. – Я вас тоже очень люблю.
Константин потянулся было к лезвию, но передумал.
– Я мог бы подвергнуть вас жатве здесь и сейчас, – сказал он, – но не хочу возбуждать гнев Суперлезвия Годдарда.
– Я вас понимаю, – отозвался Роуэн, – и примите мои соболезнования. По мне же, лучше быть убитым вами, чем им.
– Это почему?
– Для Годдарда это месть, вендетта; для вас – логичный исход трехлетних поисков. Мне было бы приятнее удовлетворить ваши мотивы, чем мотивы Годдарда.
Константин внимательно посмотрел на пленника. Взгляд его не стал мягче, но он, по крайней мере, уже не кипел от гнева и не готов был взорваться, о чем впоследствии бы пожалел.
– Перед тем как мы отвезем вас к месту, где вы примете смерть, я хочу кое-что узнать, – сказал Константин. – Я хочу знать, почему вы сделали то, что сделали.
– Почему я прикончил Жнеца Ренуара, Жнеца Филлмора и прочих?
Константин отрицательно махнул рукой.
– Не то, – сказал он. – Хотя вы и не заслуживаете снисхождения за эти убийства, я понимаю, почему вы выбрали в качестве своей мишени этих жнецов. Это были далеко не лучшие из нас, и вы их осудили, хотя судить их было не вашего ума дело. Уже за эти преступления вас следовало подвергнуть жатве, но я хочу все-таки знать, почему вы убили Верховных Жнецов? Они были очень хорошими людьми. Самым плохим из них был Ксенократ, но и он был ангел по сравнению с теми, кого вы убили до этого. Что заставило вас совершить это немыслимое преступление?
Роуэну уже надоело опровергать выдвигаемые против него обвинения – какое это теперь имело значение! Поэтому он повторил ту ложь, которой все давно поверили.
– Я ненавидел жнеческое сообщество, ибо оно отказало мне в кольце жнеца, – сказал Роуэн, – и потому решил нанести ему максимальный урон – какой только возможен. Я хотел, чтобы все жнецы мира заплатили за то, что не позволили мне стать настоящим жнецом.
Своим взглядом Константин, казалось, готов прожечь броню грузовика.
– И вы полагаете, что я вам поверю? Поверю, что вы руководствовались столь мелочными мотивами?
– Так зачем же еще мне нужно было топить Стою? – проговорил Роуэн. – А может быть, я – чистое зло, и в этом кроется объяснение?
Константин понимал, что над ним издеваются, и собрался уже покинуть Роуэна, чтобы потом, на протяжении всего путешествия, уже не подходить к грузовику с пленником. Но напоследок он сказал:
– С особым удовольствием сообщаю вам, что для вас приготовлена очень болезненная процедура жатвы. Годдард собирается зажарить вас живьем.
На Роуэне были новенькие кандалы, изготовленные специально для него, со стальными цепями, которые гремели по днищу кузова, когда он передвигался. Цепи были длинными, обеспечивая достаточную степень мобильности, но массивными, что серьезно затрудняло передвижение. Конечно, это было излишество. Тот факт, что Роуэну до этого не раз удавалось ускользать от тех, кто его ловил и охранял, не предполагал, что он в полной мере владел искусством побега. Всегда, когда ему удавалось это сделать раньше, он мог благодарить либо неожиданного помощника, либо тупость и некомпетентность своих охранников. Конечно, он не собирался перекусывать кандалы и пинком ноги открывать стальную дверь, как того, вероятно, ожидали его нынешние охранники, приписывавшие Роуэну сверхъестественные свойства. Но, с другой стороны, может быть, Роуэн хотел, чтобы о нем думали именно так. Ведь если ты сажаешь пойманное тобой существо в стальную клетку, да еще опутываешь его цепями, то какая тогда тебе цена как охотнику?
В каждом большом и маленьком городе люди толпами выходили к дороге, по которой ехала автоколонна, словно это был праздничный парад. Зарешеченные окна грузовика, в котором везли Роуэна, находились на разной высоте и были гораздо больше, чем на любом бронированном автомобиле. Кроме того, интерьер грузовика был ярко освещен. Вскоре Роуэн понял, почему это было сделано именно таким образом – где бы ни находился пленник, его всегда можно было видеть снаружи, а свет внутри мешал бы ему спрятаться в темном углу.
Грузовик двигался вдоль бульваров и центральных улиц, и зеваки, стоящие по обеим сторонам проезда, с любой точки отлично видели Роуэна. Время от времени он выглядывал в окно, и в этот момент возбуждение толпы достигало предела. Люди показывали на него пальцами, делали фотографии и повыше поднимали детей, чтобы те увидели эту черную знаменитость. Несколько раз Роуэн приветствовал зевак взмахом руки, и те начинали хихикать. Иногда, когда на него указывали пальцем, он повторял этот жест в отношении людей из толпы, и те страшно пугались, словно опасались, что его злобный призрак станет являться им среди ночи.
И, пока они ехали от города к городу, Роуэн не переставая думал о последних словах Константина. О том, какую казнь ему придется принять. Но разве жатва с помощью огня не запрещена законом? Или, может быть, в этом конкретном случае закон может быть отменен? И, как ни старался Роуэн убедить себя, что он не боится, ему было страшно. Боялся он не самой смерти, а предшествующей ей боли. А в том, что боли будет много, он был уверен. Конечно, Годдард нейтрализует наночастицы в его крови, и ему придется испытать те же муки, что испытывали еретики в темные времена Средневековья.
То, что жизнь его закончится, не было для Роуэна предметом особого беспокойства. Он умирал так много раз и такими разными способами, что вполне привык. Смерть не представлялась ему чем-то отличным от сна, причем во сне бывало и похуже, особенно когда являлись кошмары. Пребывая в состоянии временной смерти, он не видел снов, а разница между тем, что он уже переживал множество раз, и тем, что его ожидает, состояла в длительности.
Возможно, как кое-кто верил, окончательная смерть открывает перед человеком врата чудесного нового мира, который обычные люди и представить себе не могут.
Такими размышлениями Роуэн старался смягчить невеселые перспективы, которые его ожидали.
Вторым способом сделать это были раздумья о Ситре. Он ней не было слышно ничего, и было бы глупо расспрашивать Константина или кого-либо другого о том, где она находится. Конечно, из тех, с кем Роуэну пришлось общаться за эти дни, никто не знал, жива ли она. Информацией об этом располагал Годдард – ведь это он послал за ними обоими Высокое Лезвие Западной Мерики. Но если Ситре удалось ускользнуть от преследователей, лучшим способом помочь ей было молчать перед лицом врагов.
И если учесть, куда вела Роуэна эта вьющаяся через города и веси дорога, он мог лишь надеяться, что она находится в лучшем положении, чем он сам.
Глава 29
Неочевидная очевидность
Три даты. И это все, что было внутри сложенных крыльев лебедя. Одна дата – Год Рыси, вторая – Год Бизона, третья – Год Цапли. Все три даты относились ко времени, когда Ситры еще не было на свете.
Немного времени понадобилось Анастасии, чтобы понять важность этих дат. Это было несложно. Знали люди эти даты или нет, события, которые произошли в три года, были частью общеизвестной истории. Но, с другой стороны, это была официальная история, общепринятые сведения. А в истории как форме знания ничто не отражено как опыт, полученный из первых рук, от непосредственных очевидцев. Вещи, о которых мы знаем из истории, – это вещи, которые нам позволено знать. С тех пор как Анастасия стала жнецом, она не раз наблюдала, как ее коллеги искусственно притормаживали историческую информацию, когда в этом возникала необходимость, а то и по своему усмотрению видоизменяли облик исторического события. Они не искажали факты – за точностью фактов следило Гипероблако, – но тщательно выбирали, какие факты можно скормить публике, а какие нельзя.
Но проигнорированная информация не забывалась, она по-прежнему хранилась в глубинном сознании, и любой мог ею воспользоваться. В дни своего ученичества, когда она искала «убийцу» Жнеца Фарадея, Ситра стала настоящим экспертом в деле странствования по просторам глубинного сознания Гипероблака. Алгоритмы файловой системы Гипероблака в значительной степени напоминали алгоритмы, управляющие человеческим мозгом, устроенным, как известно, по принципу гипертекста. Образы здесь группировались не по датам, не по времени и даже не по месту, занимаемому в пространстве. Чтобы отыскать стоящего на углу жнеца в мантии цвета слоновой кости, необходимо было просмотреть картинки сотен и сотен людей, которые в одеждах цвета слоновой кости стояли на углах по всему миру, а затем сузить круг поиска на основе выбора других элементов сцены. Например – особого типа уличного фонаря, длины теней, а также звуков и запахов, поскольку Гипероблако каталогизировало результаты действия всех органов чувств. Искать что-то в таком режиме было подобно поиску иголки в стоге сена на планете, поверхность которой плотно заставлена этими стогами.
Чтобы найти параметры, которые сузили бы поле поиска на этом поистине необъятном поле информации, необходимы были и находчивость, и вдохновение. Но теперь проблема, стоявшая перед Анастасией, была куда труднее той, что она решала несколько лет назад. Тогда она знала, что искать. Теперь же, кроме дат, у нее ничего не было.
Первым делом она изучила все, что было известно о произошедших в те годы катастрофах. Затем погрузилась в глубинное сознание Гипероблака в поисках оригинальных источников информации, которые остались за пределами официальной интерпретации тех событий.
Главным препятствием на ее пути было отсутствие терпения. Анастасия чувствовала, что ответы близко, но они были похоронены под таким количеством слоев информации, что временами ей казалось, что ей никогда не найти того, что она ищет.
Случилось так, что Анастасия и Джерико приехали в Мидафрику за несколько дней до Праздника Луны. Каждый раз, когда на небе воцарялась полная луна, Высокое Лезвие Тенкаменин устраивал грандиозный прием, который длился двадцать пять часов, потому что, как говорил хозяин, «двадцати четырех часов просто не хватает». Развлечениям не было числа, повсюду сновали профессиональные гости, а от еды, доставленной для приглашенных со всех частей света, ломились столы.
– Оденьтесь как подобает случаю, но без мантии, и оставайтесь рядом со мной с парочкой гостей, – посоветовал ей Тенка. – Вы будете частью декораций.
Анастасии совсем не хотелось участвовать в приеме, поскольку она боялась быть узнанной, но еще больше потому, что предпочла бы продолжить свои странствия по глубинному сознанию. Но Тенкаменин настоял на своем:
– Небольшой отдых от нудной работы по вычерпыванию исторического мусора будет только на пользу. Я дам вам цветной парик, и никто вас не узнает.
Поначалу Анастасия сочла безответственным и глупым предположение, что простой парик спрячет ее, но, поскольку никто и подумать не смог бы, что давно умерший жнец появится на вечеринке, и особенно – в диком неоновом парике, то лучшего укрытия, чем быть у всех на виду, нельзя было и представить.
– Это урок, который поможет вам в ваших исследованиях, – сказал Тенкаменин. – Лучше всего спрятано то, что лежит на виду.
Тенка был превосходным хозяином – каждого гостя он приветствовал лично и наделял всех иммунитетом направо и налево. Это было ошеломляющее и одновременно забавное зрелище, но Анастасии оно не вполне нравилось, и Тенка это заметил.
– Вам кажется, что я чересчур расточителен? – спросил он. – Ужасный гедонист и эпикуреец?
– Годдард любит устраивать такие вечеринки, – проговорила Анастасия.
– Только не такие!
– Вот как?
Тогда Тенка подозвал ее поближе, чтобы она могла лучше услышать его среди веселого праздника.
– Посмотрите внимательно на этих людей и скажите, что вы видите. Точнее, чего вы не видите.
Анастасия оглядела собравшихся. Люди плавали в многоуровневом бассейне, танцевали на балконах, все – в купальных костюмах и ярких вечерних нарядах. И здесь Анастасия поняла…
– Здесь нет жнецов!
– Ни одного. Отсутствуют даже Македа и Баба. Все гости – это члены семей тех, кого я подверг жатве за период, прошедший с прошлого полнолуния. Я приглашаю их сюда, чтобы они не скорбели в одиночестве, а веселились и радовались жизни. Ведь именно этого желали для них их ушедшие родственники. И здесь же я наделяю всех иммунитетом. После праздника я возвращаюсь в свои хоромы.
Тенкаменин показал на самое большое окно дворца, после чего подмигнул и повел рукой вправо, за пределы дворца, пока его палец не уткнулся в маленькую лачугу в самом углу принадлежащего ему участка.
– Это сарай для инструментов? – спросила Анастасия.
– Никакой это не сарай. Это – место, где я живу. Все комнаты во дворце предназначаются для таких почетных гостей, как вы, а также гостей не столь почетных, но таких, на кого я хочу произвести впечатление. Что же до моего, как вы сказали, «сарая для инструментов», то это полная копия дома, где я вырос. Мои родители верили в простоту. А мне нравились разнообразные сложности. Хотя в простой жизни и я нахожу огромное удовольствие, особенно по ночам.
– Уверена, они должны гордиться вами, – сказала Анастасия. – Я имею в виду ваших родителей.
Тенкаменин с сожалением вздохнул:
– Вряд ли. В отношении простоты они перешли всякие разумные границы. Они теперь принадлежат к тоновикам, и я с ними уже много лет не разговаривал.
– Мне очень жаль.
– Вы слышали, что у тоновиков был пророк? – спросил Тенка. – Он появился вскоре после того, как вы совершили свое глубоководное погружение. Тоновики говорили, что он был единственным, с кем разговаривало Гипероблако.
Тенка грустно усмехнулся.
– Естественно, его подвергли жатве.
Подошел официант с подносом креветок, чересчур больших, чтобы быть реальными, – вне всякого сомнения, это был продукт экспериментальных ферм Гипероблака. Как и всегда, у Гипероблака все получилось на отлично – креветки были еще вкуснее, чем казались.
– Как продвигаются ваши поиски? – спросил Тенкаменин.
– Продвигаются, – отозвалась Анастасия. – Сложность в том, что Гипероблако соединяет файлы самым странным образом. Допустим, я извлекаю образ марсианской колонии, а он ведет меня к детскому рисунку Луны. Или читаю доклад с орбитальной станции «Новая Надежда», который оказывается через ссылку связан с обедом, который заказал жнец, о котором я никогда не слышала. Данте…
– Данте Алигьери, верно? – уточнил Тенка.
– Именно так его и звали. А вы его знали?
– Я знаю о нем, – ответил Тенкаменин. – Он то ли из Транс-Сибири, то ли из ЕвроСкандии. По-моему, подверг себя жатве лет пятьдесят назад. Может быть, шестьдесят. Во всяком случае, о нем ничего не слышно.
– И так – с каждой ссылкой. Ни в одной из них нет никакого смысла.
– Старайтесь проникнуть во все норки. Потому что в любой может оказаться суслик, которого вы ищете. Вы его не видите, а он там есть.
– Я все еще не понимаю, почему вы не скажете мне, что я должна найти.
Тенка вздохнул и, склонившись к Анастасии, прошептал:
– Мы получили эту информацию, проникнув в файлы, на которых хранилось сознание жнеца, которая незадолго до этого подвергла себя жатве. Кроме того, что мы там нашли, у нас ничего не было, а исследование глубинного сознания ни к чему не привело. Чем меньше знаешь о том, что ищешь, тем успешнее поиски. Ищешь мужчину в голубой шляпе, а нужную тебе женщину в голубом парике не замечаешь.
Тенка тронул один из неоновых локонов, что красовались на голове Анастасии.
Хотя это и противоречило представлениям Анастасии, она должна была признать, что в речах Тенкаменина был определенный смысл. Разве она сама не видела каждый вечер, как Тенка направляется к своему «сараю для инструментов», но ее собственные представления ни разу не позволили ей догадаться о причинах, по которым он туда идет? Анастасия вспомнила старинное учебное видео, которое педагог как-то показал ее классу в школе. Задачей был посчитать, сколько пасов сделают члены баскетбольной команды, постоянно передвигающиеся по площадке. Ситра, как и большинство ее одноклассников, справилась с задачей. Но никто из них не заметил человека в костюме медведя, который танцевал в углу зала. Иногда, чтобы обнаружить очевидное, ты должен отказаться от любых предварительных предположений относительно предмета поиска.
На следующее утро она сделала первое открытие и сразу же побежала к Тенке сообщить о том, что обнаружила.
Дом Тенкаменина был настолько скромен и прост, что эту простоту и скромность оценил бы даже Жнец Фарадей. Тенка был занят тем, суть чего Анастасия не сразу поняла. Прямо перед ним стояли двое людей, выглядевших совершенно несчастными.
– Заходите, друг мой, – сказал он, увидев Анастасию, после чего обратился к стоящим перед ним людям:
– Вы знаете, кто это?
– Нет, ваше превосходительство, – ответили они.
– Это мой флорист, – сказал Тенкаменин стоящим. – Она наилучшим образом украшает мой дворец и мой дом.
Затем он обратился к одному из стоящих перед ним людей – нервничающему человеку лет сорока, который, если судить по внешности, вот-вот должен был сделать очередной разворот.
– Расскажите мне о своей самой заветной мечте, – сказал Высокое Лезвие. – Чего вы хотите больше всего на свете?
Человек колебался.
– Не сдерживайте себя, – потребовал Тенкаменин. – Не старайтесь скромничать. Пусть эта мечта явится вам во всем своем блеске!
– Я хочу… Я хочу океанскую яхту, – наконец признался человек таким тоном, словно он был маленький мальчик, сидящий на коленях у Санта-Клауса. – Больше всего на свете я хочу совершить кругосветное путешествие.
– Отлично! – воскликнул Высокое Лезвие, хлопнув в ладоши так, словно заключил сделку. – Завтра едем покупать яхту. Это мой подарок.
– Ваше… Ваше превосходительство… – проговорил человек, не до конца веря своему счастью.
– Ваша мечта осуществится. И у вас на это путешествие будет шесть месяцев. Когда вернетесь, все мне расскажете. А потом я уж подвергну вас жатве.
Человек был в восторге. Несмотря на известие о предстоящей смерти, он был на седьмом небе от счастья.
– Спасибо! – говорил он. – Спасибо, ваше превосходительство!
Как только он покинул дом Тенкаменина, к Высокому Лезвию обратился второй из стоящих – человек помоложе и не такой испуганный:
– А что со мной? Вы тоже хотите узнать, о чем я мечтаю?
– Друг мой! Жизнь может быть грубой и несправедливой. Как и смерть, – сказал Тенкаменин и резко взмахнул рукой.
Анастасия даже не заметила лезвия, но человек, схватившись за горло, упал и тут же испустил дух. Он был мертв.
– Я сам извещу его семью, – сказал Тенкаменин Анастасии. – И приглашу их на следующий Праздник Луны.
Анастасия была удивлена ходом жатвы, хотя и не шокирована. У каждого жнеца свой подход к делу. Это тоже был метод – удовлетворить самую потаенную мечту одной жертвы и тут же отказать в этом другой. Анастасия видела хороших жнецов, у которых методы были и похуже.
Явились уборщики, а Тенка провел Анастасию в патио, где был накрыт завтрак.
– Знаете ли вы, – начал он, – что именно вы были для меня источником вдохновения?
– Я?
– Ваш пример. До вас этого никто не делал – предложить человеку самому выбрать метод жатвы и заранее назначить дату. Гениальная идея! Подобная способность к сочувствию жертве большинству из нас кажется немыслимой. Наш бог – эффективность. Главное – дело.