Пыль грез. Том 2 Эриксон Стивен
Вал поднял голову. Твою мать, у этих дубинки и ранцы.
– Проверить оружие! Готовь «синьку». Слышали? «Синьку»! И целиться по первой шеренге! По узлам, парни и девчонки, по белым ранцам!
– Командир!
– Худовы…
– Я слышу коней! С юго-востока… кажется… это ведь кони?
Вал приподнялся чуть повыше. Две фаланги ящериц ловко разворачивались. Ох, боги…
Готовясь к атаке, Голл подался вперед в седле. Как малазанцы, он хотел найти самого уродливого врага во всем проклятом мире. И самого страшного. Но у этих фаланг не было пик, чтобы отражать атаку кавалерии, – и они поплатятся.
Когда он довел армию до того места, где остановилась Рафала, он увидел – всего за дюжину ударов сердца – все, что хотел увидеть.
Враг уничтожал малазанскую армию, отбрасывал ее назад, кося сотни солдат, как малых детей. Это была бойня, и всего лишь треть всех фаланг сошлась с Охотниками за костями.
Летерийцы надвигались с двух флангов, ощетинившись стеной пик в зубчатом строю, но до врага они еще не добрались. Дальше по краям собиралась конница, но очень далеко – чересчур далеко, на взгляд Голла.
Прямо перед хундрилами две фаланги выстраивали плотную защитную линию, лишая «Выжженные слёзы» возможности ворваться между ними, посылая стрелы направо и налево. Голлу не нужно было подавать знаки и отдавать команды – его ведущие воины знали, что нужно отходить, выпустив стрелы; знали, что за ними пойдут тяжелые копейщики, глубоко врезаясь в ослабленные ряды врага, – ударить и отойти. Не будет возможности разбить эти фаланги: демоны слишком большие, и доспехи слишком тяжелые. Они не дрогнут перед атакой.
Это последний день хундрильских «Выжженных слёз». Дети мои, вы поскачете за мной? Знаю, что поскачете. Дети мои, будьте сегодня мужественны. Глядите на своего отца – он гордится вами всеми.
Первая шеренга демонов начала готовить странные дубинки.
Вал видел, как из рядов на’руков вырвались молнии и вонзились в массу хундрильских воинов. Атака словно захлебнулась в ужасном кровавом тумане.
Борясь с тошнотой, Вал повернулся на спину и уставился в небо. Оно совсем не было похоже на небо.
– «Мостожоги», готовьсь! Оружие в руку! Один… два… три… вставай!
Брис думал, что тела, лежащие впереди на земле, это трупы. Но они внезапно поднялись – сорок или пятьдесят – и выстрелили чем-то в первую шеренгу на’руков. Маленькие черные гранаты лопались, попадая во вражеских воинов. И через мгновение пораженные на’руки начали извиваться: жидкость проедала броню и шкуру.
Один из белых ранцев взорвался, повалив стоявших вокруг. Затем еще один и еще. Первые шеренги фаланги мгновенно превратились в хаотичное месиво.
Брис повернулся к сигнальщику.
– Труби атаку! Атаку!
Трубы взревели.
Легионы перешли на быструю рысь, выставив пики.
Саперы бежали влево в проход между двумя отрядами. Нужно было вовремя освободить дорогу.
На шести шагах летерийские шеренги рванулись вперед; голоса слились в один дикий рев.
Острия зубчатого строя пробивали вражеские шеренги – одну, вторую, третью. Фаланга на’руков смялась. И затем два отряда остановились, подняв пики. Между конниками хлынули бойцы, вооруженные топорами и штурмовыми мечами, и начали ближний бой. Фальшионы вздымались и опуска- лись.
Брис подал знак. Подъехал еще один посыльный.
– Онагры и баллисты на восточный холм. Начать обстрел. Кавалерии – прикрывать их спереди, пока не начнут стрелять.
Посыльный отсалютовал и умчался.
Брис посмотрел на юго-восток. Каким-то чудом несколько конных воинов уцелели после колдовского залпа; они появлялись из клубов дыма и пыли, чтобы обрушиться на первые шеренги на’руков. Их нечеловеческая ярость не удивила Бриса: они пережили такое, что срывает с любого воина остатки разума.
Брис коротко выдохнул молитву по ним во имя дюжины давно забытых богов.
Справа появился гонец.
– Командир! Западные легионы схлестнулись с врагом.
– И?..
Воин вытер пот с лица.
– Отбили их шага на два, но теперь…
Увидев, что солдат не в силах продолжать и вот-вот заплачет, Брис просто кивнул. Он повернулся, чтобы посмотреть на то, что осталось от малазанских позиций.
Там только ящерицы в доспехах, оружие поднимается и опускается, кровь брызжет туманом.
Но приглядевшись, Брис понял еще кое-что.
На’руки больше не продвигались вперед.
Вы остановили их? Кровь богов, что же вы за солдаты такие?
Тяжелая пехота стояла. Тяжи держали траншею. Даже умирая, они не отступали ни на шаг. На’руки цеплялись за пропитанную кровью землю бруствера. В них впивалось железо. Алебарды падали, отскакивая от щитов. Тела рептилий скатывались назад, мешая продвигаться задним шеренгам. Стрелы разили врага с позиций позади траншеи.
А с неба спускались десятка два локи вивалов, яростно пытаясь сорвать головы в шлемах ящериц-воинов. Другие затевали драку со своими сородичами, и с неба шел кровавый дождь.
Душа Флакона металась от тела к телу, хватая души локи вивалов и бросая их на на’руков. Отправив в бойню одного, он переключался на следующего. Флакон захватил сколько мог – с дюжину; от запаха крови и всего увиденного они обезумели. Ему нужно было только сорвать с них остатки сдержанности и натравить на ближайших тварей – на вивалов.
Пока они дерутся с сородичами, он не против – чем больше умирающих и мертвых вивалов, тем лучше.
Но он и себя чувствовал разодранным на части. Чувствовал, как теряет разум. Большего он не мог сделать. И все же Флакон не сдавался.
Битум подошел к группе морпехов. Огляделся.
– Хромой… а где твой…
– Мертв, – сказал Хромой. – Только я и Хруст.
– Драчунья?
Круглолицая женщина покачала головой.
– Мы разделились. Видела, как погибла Худышка, и все…
– Так что вы тут расселись? Подъем, морпехи; там тяжи умирают, не сходя с места. И мы идем к ним. Эй, Релико! Подымай Простака – идете со мной!
Молча, без всяких споров морпехи поднялись на ноги. Из ран текла кровь. Они были истощены.
Подобрав оружие, они двинулись за Битумом к траншее.
Неподалеку Урб отшвырнул разбитый на куски щит. Хеллиан присела рядом, тяжело дыша; по лицу и по груди текли кровь и рвота. Она сказала, что не знает, чья это кровь. Урб смотрел на ее жесткие глаза, на застывшее лицо. За ними строились другие солдаты.
Урб повернулся.
– Сделаем, как сказал Битум, солдаты. Возвращаемся. Пошли.
Хеллиан чуть не оттолкнула его, устремившись к траншее.
Перед холмом Хенар Вигульф придержал коня: он видел павших скакунов, скрюченные, обгоревшие тела там, где был командный пункт адъюнкта. Спешившись, он обнажил мечи и взбежал на холм.
Добравшись до вершины, он увидел, как по противоположному склону поднимаются четыре на’рука.
Лостара Йил и адъюнкт лежали почти бок о бок. И, похоже, мертвые, хотя нужно было убедиться. Если бы было время.
Он бросился вперед.
Она очнулась от звона стали. Моргая, Лостара уставилась в небо, пытаясь вспомнить, что произошло. Голова болела, кровь в ноздрях запеклась коркой, в ушах потрескивало. Повернув голову, она увидела, что рядом лежит адъюнкт.
И ее грудь медленно вздымается и опадает.
Ага, хорошо.
Раздался рык боли.
Она села. И увидела, как Хенар Вигульф падает на спину, а кровь хлещет из раны на груди. Приближались три на’рука.
Хенар упал у самых ног Лостары.
Она поднялась и обнажила мечи.
Хенар посмотрел на нее, и от боли, которую она увидела в его глазах, перехватило дыхание.
– Мне жаль…
– Ты будешь жить, – сказала она ему, проходя мимо. – Держись – это приказ!
Он приподнялся на локте.
– Капитан…
Она взглянула на на’руков. Уже совсем близко, только идут медленно из-за ран. А за ними появилась еще дюжина.
– Просто помни, Хенар, это я делаю не для всякого!
– Делаешь что?
Она сделала еще шаг, поднимая мечи.
– Танцую.
Все навыки вернулись, словно просто поджидали ее, поджидали, когда наступит момент, когда она проснется – возможно, в последний раз – неважно. Для тебя, Хенар. Для тебя.
Для этого и нужен Танец Тени.
Здесь.
Сейчас.
Хенар смотрел на нее, и глаза его открывались все шире.
В лиге к юго-востоку Целуй отползла от упавшего коня. Барсучья или лисья нора, или еще что. Конь дергал сломанными передними ногами, и его крик пронзал воздух.
Левая нога Целуй согнулась в четырех местах. Осколок кости прорвал легинсы. Целуй достала нож и повернулась к коню, упершись взглядом в пульсирующую жилу на шее животного.
Неважно. Они все мертвы. Даже если бы она добралась до Смертного меча и этой безумной рыжей королевы, все уже неважно.
Целуй подняла взгляд. Небо – плоть, и эта плоть гнила у нее на глазах.
Уголёк. Бадан.
Охотники за костями… адъюнкт, ты довольна? Ты их всех убила.
Ты убила всех нас.
Глава двадцать четвертая
На рассвете, едва солнце взошло на востоке, весь город – почти сто тысяч – собрался на берегу устья древней реки, впадавшей в глубокий залив. Что привело их всех сюда? Что может собрать такое множество душ в одном месте и в одном мгновении, когда сто тысяч становятся одним целым?
Они молча стояли над красными водами, что смешивались с солеными слезами залива, и смотрели, как огромная погребальная ладья занимается пламенем, ветер надувает промокший парус, а черный столп дыма уходит в небо.
Великий король Эрлитана, последний из рода Дессимбов, умер. Будущее было затянуто песком, где-то далеко набирал силу рев войны, который скоро превратится в бурю.
Они пришли сюда оплакать умершего. Они пришли сюда в поисках спасения, ведь в конечном итоге даже горе есть не что иное, как эгоистичная прихоть. Мы оплакиваем то, что от нас ушло, те миры, которые для нас отныне закрыты. Умерла великая личность, но мы не можем – не смеем – пойти за нею, так как для каждого из нас свой путь к смерти.
Погибла целая эпоха. Новая эра будет принадлежать грядущим поколениям. На рыночных прилавках гончары раскладывают миски с ликом умершего короля и сценами его славных подвигов, навеки вырванных из течения времени и замкнутых в круг, ибо таково искреннее желание той сотни тысяч.
Остановись, мгновение. Молю, чтобы этот день никогда не кончился. Молю, чтобы завтра никогда не наступало. Естественное, искреннее желание.
История тоже умирает, но ее смерть неспешна. Говорят, что часть королевского духа задержалась. И эрлитанцы каждый день собирались у дворцовых ворот, чтобы попричитать, помечтать об ином исходе, посетовать на невозможную более участь. История тоже умирает, но ее смерть неспешна.
А красный язык реки течет без конца. И королевский дух молвил: «Я вижу вас. Вижу вас всех». Разве вы не слышите его? Прислушайтесь…
«Конец Золотого века» Тэни Бьюл
Ном Кала стояла среди других молчаливых воинов, забывших, что значит жить. Ветер трепал их истлевшие меха, полоски кожи и иссохшие патлы. Затупившееся, выщербленное оружие болталось в безвольно повисших руках. Ветер со свистом завывал в пустых глазницах. Воины напоминали древние статуи, отданные на растерзание ветрам, дождям, жаре и холоду.
В этом не было толка, и не одна Ном Кала придерживалась такого мнения. Первый Меч Онос Т’лэнн стоял, припав на одно колено, в десяти шагах, обхватив рукоять своего кремневого меча, воткнутого острием в каменистую почву. Он стоял, склонив голову, как будто перед невидимым хозяином, больше напоминавшим размытое пятно отброшенных обязательств, – пятно, видел которое только Онос Т’лэнн. Он был неподвижен уже довольно долго.
Терпение не было испытанием, и все равно Ном Кала чувствовала разброд среди родичей, ропот ужасных желаний, затаенную мстительность. Рано или поздно первые начнут уходить, отказываясь служить тому, кто имел право ими командовать. И он не станет их удерживать. Он никогда так не делал, с чего бы вдруг ему меняться…
Первый Меч поднялся и посмотрел на воинов.
– Я Онос Т’лэнн. Первый Меч Телланна. И я отвергаю ваши потребности.
Ветер продолжал горестно завывать.
– Но вы склонитесь перед моей.
Эти слова стали для Ном Калы тяжелым ударом. Так вот что значит склониться перед Первым Мечом. Мы не можем противиться ему, не можем. Она чувствовала, как воля Оноса Т’лэнна кулаком сжимается вокруг нее. Раньше у нас еще был шанс уйти. Он давал нам такую возможность. Но никто из т’лан имассов ею не воспользовался. Вместо этого мы ушли в себя, еще глубже, продолжили поедать свои мысли, выплевывать их и поедать снова. Мы питались ненавистью и презрением, гневом и местью.
Он мог бы повести нас за собой в пропасть, а мы бы даже не заметили.
Трое заклинателей костей из Оршайновых т’лан имассов вышли вперед.
– Первый Меч, – произнес Улаг Тогтил, – мы ждем твоего приказа.
Онос Т’лэнн медленно повернулся на юг. Небо над горизонтом напоминало кипящую смолу. А затем он развернулся на север, где далекие облака ловили красный отсвет заходящего солнца.
– Дальше не идем, – произнес Первый Меч. – Дальше мы – пыль.
А как быть с нашими темными мечтами, Первый Меч?
Он был настолько силен, что услышал эту мысль.
– Держись за свои мечты, Ном Кала. В них будет ответ. Т’лан имассы, настало время убивать.
Статуи шевельнулись. Кто-то воспрянул, кто-то сгорбился, будто под невыносимой ношей. Статуи – мои родичи. Мои сестры, мои братья. Некому больше смотреть на нас, некому видеть нас, некому размышлять, кем бы когда-то были и чьи… любящие руки нас сотворили такими. На глазах у Ном Калы остальные т’лан имассы начали один за другим обращаться в пыль.
Ни одного свидетеля. Пыль грез, пыль всего, чего мы не достигли. Пыль того, чем мы могли стать и чем, к сожалению, стали.
Статуи не безмолвны. Для них молчание – это лавина слов. Услышит ли их кто-то? Станет ли слушать?
Ном Кала осталась наедине с Оносом Т’лэнном.
– В тебе нет гнева.
– Да, Первый Меч.
– Можешь ли ты его чем-то заменить?
– Не знаю. Люди одолели нас. Они оказались лучше, только и всего. Я чувствую только печаль, Первый Меч.
– А не найдется ли в печали места гневу?
Возможно, и найдется. Если хорошо поискать…
– Еще есть время, – произнес Онос Т’лэнн.
Ном Кала поклонилась и исчезла.
Ном Кала тоже обратилась в пыльное облако, и Онос Т’лэнн проводил ее взглядом. Перед его внутренним взором предстала фигура, протягивающая руки будто в мольбе. Он знал это измученное лицо с одиноким сверкающим глазом. Что мог сказать он незнакомцу, которого когда-то знал? Теперь и он сам был другим. Да, когда-то они были близкими друзьями. Но теперь у нас обоих больше общего с пылью.
Боль Ном Калы снова накрыла Оноса Т’лэнна. Ее мысли сочились страшной силой. Она была молода и являла собой пример того, кем могли стать имассы, если бы не Обряд, который лишил их будущего. Жалкого будущего. Бесславного поражения. Утраты достоинства и медленной смерти.
Нет, Ток Младший. Я дам тебе только молчание. И его неутихающий рев.
Услышишь ли ты? Станешь ли слушать?
Услышит ли меня хоть кто-то?
Она жила в его внутренностях подобно паразиту. Видела вокруг себя обломки давно забытого обещания, лужи и груды бесформенного мусора. Но также она ощущала тепло и пульсацию, словно сам камень был живым. Ей следовало еще тогда понять, насколько это важно, но ее сознание блуждало в своих же темных глубинах, полных бессмысленного раскаяния.
Она стояла шагах в шести от двух золотокожих чужеземцев и, как и они, удивленно смотрела в небо, не веря своим глазам.
Ампелас Укорененный.
Ампелас Сорванный. Огромный город – настоящая гора – закрыл собою небосвод на севере. Снизу свисали густые заросли переплетенных металлических корней, из которых лился переливающийся радугой дождь. Казалось, что даже в страданиях крепость не могла источать ничего, кроме даров. Да, Калит чувствовала эти мучения. Ампелас парил, накренившись на одну сторону. Его окружали облака дыма и пыли. Все дно было покрыто шрамами, словно разбитый божественный кулак, готовый снова врезаться в землю.
Калит ощущала… нечто, озлобленную волю, задыхающуюся от боли. Матрона? А кто еще? Это ведь ее кровь течет в камнях. Это ее легкие создают завывающий ветер в проломах. Это ее пот блестит и стекает подобно слезам. Это она кровоточит тысячей ран, это ее кости ломаются под огромным и вечно растущим давлением.
Да, это Матрона, но… в кошмарном сгустке ее плоти не осталось сознания.
Давно умерший город был сорван. Сорван вопреки тысячам и тысячам поколений веры и законов, когда-то казавшихся нерушимыми.
Она не признает никаких правил. Она своей волей вдохнула жизнь в труп, и он теперь ползет по небу.
– Летающая крепость, – произнес чужеземец по имени Геслер. – Лунное Семя…
– Только крупнее, – добавил Ураган, почесывая бороду. – Если бы Тайшренн такое увидел…
– Будь у Рейка нечто такое…
– Ага. Он бы раздавил Высшего мага, словно таракана, а затем и всю Худом траченную Малазанскую империю.
– Выглядит, однако, потрепанной, – заметил Геслер. – Не так сильно, как Рейков камушек, конечно, но того и гляди упадет.
Теперь Калит разглядела Фурий, марширующих под Драконьей башней. Да, «летающая крепость» – очень подходящее название. Тысячи солдат Ве’гат. Впереди их легионов – группки охотников К’елль. За Фуриями – огромные, нагруженные до отказа повозки, которые тянули трутни.
– Посмотри на гигантов, – сказал Геслер. – Настоящие тяжи. Нижние боги, один такой запросто порвет демона кенрилл’ах напополам.
– Смертный Меч, – обратилась к нему Калит, – это Ве’гат, солдаты к’чейн че’маллей. Ни одна Матрона еще не создавала их в таких количествах. Сотни всегда хватало. Гунт’ан Асиль родила более пятнадцати тысяч.
Геслер обратил на нее свои янтарные глаза.
– Что же мешало другим Матронам? Такими темпами они бы уже давно поработили этот мир.
– Роды вызывают мучительную… боль, – ответила Калит и, поколебавшись, добавила: – От этого теряют рассудок.
– А зачем правителю рассудок, когда есть такие солдаты? – пробормотал Ураган.
Калит поморщилась. Никакого почтения или хотя бы страха. Но она их выбрала. Никто не говорил, что я должна любить их или хотя бы понимать. Вообще, они пугают меня не меньше, чем сами к’чейн че’малли.
– Она умирает.
Геслер почесал щеку.
– А наследники есть?
– Да. Одна. – Калит указала на двух ящеров, что приближались к ним. – Это Гунт Мах, Единственная дочь, а с ней Саг’Чурок – охотник К’елль, ее охранник.
Следом показался еще один ящер, двигавшийся плавно, словно скользя по маслу. У Калит перехватило дыхание.
– И еще Бре’ниган, стражник Дж’ан, личный телохранитель Матроны… Очень странно. Он должен быть с ней, а не здесь.
– А как же убийцы? – спросил Ураган, с подозрением глядя в небо. – Куда они подевались? Тот, что нас похитил…
– Я не знаю, Кованый Щит.
Все очень странно. Что-то случилось.
Когда Гунт Мах и Саг’Чурок подошли, чужеземцы (они называли себя малазанцами) невольно попятились.
– Гес, а что, если мы им не понравимся?
– Что-что? – огрызнулся тот. – Сожрут нас, и вся не- долга.
– Бояться нечего, – успокоила их Калит.
Уверена, Красная Маска тоже так думал.
– Дестриант, — раздался у нее в голове голос Саг’Чурока, – Матрона скована.
«Что?»
– Двое убийц Ши’гал, оставшиеся в Гнезде, заключили союз. Они выели ей мозг и теперь управляют телом. Через него они сорвали с места Ампелас. Но тело слабеет, и вскоре Ампелас падет. Нам нужно найти врага и вступить с ним в бой.
Калит перевела взгляд на Гунт Мах.
– Она в безопасности?
– Да.
– Но… зачем?
– Ши’гал не видят будущего. Этот бой будет последним. Для че’маллей все кончено. Единственная дочь ничего не изменит.
– А что Гу’Рулл?
– Его изгнали. Он пропал. Возможно, погиб. Он пытался вернуться и сражаться, но его ранили и вышвырнули прочь.
В разговор вмешался Геслер:
– Ты что, можешь с ними общаться?
– Да. Простите, не сказала раньше. Во мне есть сила… аромат. Подарок от Единственной дочери.
– Если нам вести в бой этих слонотрахов… – произнес Ураган.
– Ураган, послушай!..
Геслер сделал шаг к товарищу, и они продолжили препираться на каком-то своем языке.
Калит не понимала, о чем они говорят, только видела, что Ураган пошире расставил ноги, а лицо его угрожающе побагровело. Он был упрям, гораздо упрямее Смертного Меча. Геслер продолжал его увещевать, но Ураган стоял на своем. Он что-то говорил про сны. Он смирился.
– Она поделится ароматами, – сказала Калит. – Без этого…
Ураган резко развернулся к ней.
– Насколько эти твои Ве’гаты быстры? Насколько умны? Понимают ли они приказы? Есть ли у них дисциплина? Как они общаются друг с другом? И с кем, Худа ради, мы воюем?
Калит лишь удрученно покачала головой.
– Я ничего не знаю. Ничего не могу сказать в ответ.
– А кто может?
– Ураган, чтоб тебя!
Рыжебородый великан набросился на товарища:
– Чего? Ты вообще-то у нас Смертный Меч, так что тебе задавать эти вопросы, а не мне! Кто будет командовать? Ты, тупой кусок дхэнрабьего навоза! Берись за дело, я у тут у тебя не на побегушках!
Геслер сжал кулаки и сделал полшага навстречу Урагану.
– Ну все, – пророкотал он. – Я сейчас раздавлю твою огромную башку, а потом развернусь и…
Ураган, оскалившись, приготовился к драке.
Между ними, расставив в стороны клинки, шагнул Саг’Чурок. Чужеземцы отскочили, чтобы не напороться на зазубренные лезвия. Геслер рыкнул и, развернувшись, отошел на десяток шагов.
Ураган с ухмылкой расправил плечи.
Читать бесплатно другие книги:
