Пыль грез. Том 2 Эриксон Стивен

Глава двадцать третья

• Я лицо которого у тебя не будет
• Хотя ты вырезал себе место
• Спрятанное в толпе

• Мои черты ты никогда не видел
• Ведь твои тонкие дни застряли
• В ночном соломенном матрасе

• Мой легион явился неожиданно
• Лес превратился в мачты
• Травинки – в мечи

• И этого лица у тебя не будет
• Брат с дурными вестями
• Прячется в толпе

«Предвестник» Рыбак

У нее был дядя, принц, поднявшийся высоко, но, увы, не по той лестнице. Он затеял заговор, но оказалось, что все его агенты – еще чьи-то агенты. Стала ли заносчивость причиной его смерти? Какое решение сделало ее неизбежной? Королева Абрастал много размышляла о судьбе дяди. Самое забавное, что ему практически удалось смыться из города и добраться до восточной границы. Но утром последнего дня его скачки некий фермер проснулся с ноющими от ревматизма ногами. Фермеру было пятьдесят семь, и вот уже больше трех десятков лет летом и осенью он каждое утро возил урожай с семейного надела в деревню – в полутора лигах. И возил на двухколесной тачке.

В то утро он, должно быть, проснулся в густых миазмах собственной смертности. Потертый, изношенный. Изучая туман, укутавший низкие холмы и равнины за его полями, наверное, чувствовал немоту в руках и в сердце. Мы уходим. Все, что давалось без усилий, становится мучительным испытанием, а разум остается ясным, но заключенным в дряхлеющее тело. Хотя утро сулило прекрасный день, холодная тьма ночи не покидала старика.

У него было три сына, но все они служили в армии – воевали где-то. Какие-то слухи о них доходили; но старик их и знать не хотел. Достаточно того, что его сыновья не с ним Мучаясь от боли, фермер запряг мула в шаткий фургон. Мог бы взять телегу, но этот мул, не старый и не хромой, был из породы, отличавшейся необычайно длинным телом, и не подходил под дышло телеги.

Тяжкие приготовления и загрузка повозки заняли почти все утро, даже с помощью полуслепой жены фермера. И когда он двинулся в путь, нахлестывая мула, туман уже растаял, и жаркое солнце поднялось высоко. Каменистая тропа до боковой дороги больше подходила для тележки, а не для фургона, и двигались медленно; когда добрались почти до тракта, солнце било прямо в глаза.

В тот день в куче камней в углу поля рядом с трактом дикие пчелы затеяли гражданскую войну. И перед самым появлением фермера рой вскипел.

Старик в полудреме слышал торопливо приближающегося всадника, но на дороге хватало места – она прокладывалась для передвижения армий к границе и обратно, – так что стук копыт не особенно беспокоил. Да, всадник скакал быстро. Похоже, какой-нибудь гонец из гарнизона с дурными вестями; а вести, по мнению старика, бывают только дурными. У него мелькнула беспокойная мысль о сыновьях, но тут поднявшийся с поля у дороги рой пчел облепил безумной тучей мула.

Тот, заревев от ужаса, бросился вперед. И страх придал ему такие силы, что старик повалился через низкую спинку сиденья, выпустив поводья. Фургон подпрыгнул и вильнул в сторону, сбросив фермера. Он упал на дорогу в облаке пыли и свихнувшихся пчел.

Тут и появился всадник, сменивший уже трех коней после бегства из города. Ему хватило умений и чутья, чтобы объехать мула и фургон, но внезапное, неожиданное появление фермера прямо на пути коня не оставило и мгновения всаднику и скакуну среагировать. Передние ноги коня подрезали фермера, сломав ключицу и мощно ударив в голову. Конь споткнулся, грохнулся грудью на дорогу, выбросив всадника из седла.

Еще ранним утром дядя снял шлем – жара ведь стояла невыносимая – и хотя трудно сказать наверняка, насколько это существенно, Абрастал подозревала – пожалуй, свято верила, – что если бы ее дядя не снял шлем, он остался бы жив после падения.

Она изучала события того дня почти с фанатичной одержимостью. Ее агенты посещали этот отдаленный регион. Опрашивали сыновей и прочих родственников – и даже самого фермера, который чудом выжил, хотя теперь постоянно страдал от падучей, – чтобы точно определить последовательность событий.

Честно говоря, ее не очень-то волновала судьба дяди. Он был идиот. Нет, ее завораживало, и даже очаровывало, стечение обстоятельств, которые точно сложились, чтобы лишить человека жизни. По одному этому примеру Абрастал быстро поняла, что подобные узоры существуют повсюду, и их можно собрать практически для любой случайной смерти.

Люди говорили о невезении. О неудаче. Говорили о непокорных духах и мстительных богах. А некоторые называли самую страшную истину: что мир и сама жизнь – всего лишь слепое сцепление случайных событий. Связь причины и следствия – ничто, и говорит лишь об абсурдности, перед которой беспомощны все, даже боги.

Некоторые истины досаждают, холодные и злые, хуже любого привидения. Некоторые истины рождает разинутый от ужаса рот.

Когда она выбралась из своей палатки, вокруг нее столпились охранники и адъютанты, и уже не было времени на размышления, на рассуждения о прошлых одержимостях. Не было ничего, кроме текущего момента, красного, как кровь в глазах, громкого, как запертый в черепе вой.

Дочь отыскала ее. Фелаш, пропавшая в разгар жестокой бури на море, заключила сделку с богом, и пока крики тонущих моряков еле пробивались через злобный вой ветра, этот бог открыл путь. Древний, жуткий, грубый, как изнасилование. Через слезы, застилавшие глаза Абрастал, возникло лицо ее четырнадцатой дочери, как будто поднимаясь из невообразимых глубин; и на языке Абрастал ощущала морскую соль, чувствовала ошеломляющий холод бессмертного голода моря.

Мама. Вспомни историю твоего дяди. Ползет фургон, мул покачивает головой. Топот вдали. Вспомни, как ты рассказывала мне эту историю, каждый день проживая ее заново. Мама, тот тракт – это Пустошь. И я слышу жужжание роя… я его слышу!

Старшие боги вещают неохотно и грубо. В тисках их силы ни один смертный не в состоянии говорить свободно. Никакой ясности, никакой точности. Только искаженные слова и образы могут пробиться. Только иносказания.

Но Фелаш – умница, самая сообразительная из ее любимых дочерей. И Абрастал поняла. Восприняла предупреждение.

Момент растаял, но боль от удара осталась. Вытирая окрашенные кровью слезы, она проталкивалась через испуганных подчиненных и стражников, прорвалась, голая выше пояса, со спутанными и слипшимися от пота рыжими волосами. На коже проступила соль; она воняла, как тело, вытащенное со дна моря.

Растопырив руки, чтобы не подпускать никого к себе, тяжело дыша, она опустила голову. Наконец, отдышавшись, смогла заговорить:

– Спакса. Приведите Спакса. Немедленно.

Воины-гилки, собравшись по племенным группам, проверяли оружие и снаряжение. Вождь Спакс стоял и смотрел на них, корябая бороду; кислый вчерашний эль из бочонка опасно бурлил в животе. А может, виновата была козлиная голяшка, или здоровенная плитка горького шоколада, – ничего подобного он не видел и не пробовал, пока не появился в Болкандо, но, усритесь добрые боги, это был действительно шоколад.

Он заметил гонца Огневолосой еще издали. Обычный тощий придворный хлыщ, раскрасневшийся от натуги, а дрожащую губу было видно с десяти шагов. Разведчики докладывали Спаксу, что до Охотников за костями примерно день пути, – они замечательно проводят время, заодно почти разоряя сафинандских торговцев; и Спакс, несмотря на всю свою браваду, был вынужден признать: и хундрильские «Выжженные слёзы», и изморцы тверды, как язык пожирателя кактусов. Почти как его баргасты. По общепринятому мнению, армия с обозом движется медленно даже по ровной земле, однако ясно, что Голлу из «Выжженных слёз» и Кругаве с изморцами плевать на общепринятые мнения.

Поджидая гонца, Спакс еще раз взглянул на своих воинов и понял, что они измотаны. Ничего страшного, разумеется. В конце концов, через день Абрастал проведет переговоры с малазанцами, и они все смогут отправиться домой без всякой спешки.

– Вождь!

– Ну и с чего она возбудилась на этот раз? – спросил Спакс; ему всегда нравилось подначивать этих хлыщей, однако на сей раз молодой человек не среагировал на наглую фамильярность и не выпучил глаза. Он просто продолжал, словно не слышал Спакса.

– Королева требует вашего присутствия. Немедленно.

Обычно на такой приказной тон последовала бы пара саркастических комментариев, но Спакс, наконец, разглядел, как перепуган гонец.

– Тогда веди! – прорычал он.

Уже облаченная в доспехи, королева Абрастал не была настроена на шутливый тон и высказала вождю гилков достаточно, чтобы он ехал рядом с ней к лагерю изморцев молча. Утренний свет выхватывал детали на изрезанном бороздами склоне гор к западу. Пыль висела над дорогами к сафинандской границе; вереницы фургонов и телег уже тянулись из трех лагерей. На повозках были только сундуки с монетами, охранники и проститутки. Абрастал знала, что они вернутся сюда ждать возвращения легиона Эвертайн.

И ждать, возможно, придется долго.

Она рассказала Спаксу об отправке, он, разумеется, нахмурился. Баргасты знали достаточно, чтобы не сомневаться по такому поводу. Он даже сообщил, что его колдуны и ведьмы жаловались на слабость и слепоту – как будто баргастские боги ушли, или не властны здесь, на Пустоши.

Пока готовили коней, Спакс говорил о вере в схождение, и Абрастал с удивлением обнаружила, что за белой краской на черепе и доспехами из черепаховых панцирей этот варвар много знает о мире за пределами его племени и его народа. Однако представление о силе, притягивающей силу, не очень-то помогало понять то, что приближается.

– Ты говоришь, что такие силы обречены встретиться, Спакс. Но… это не одно и то же.

– Ты про что, величество?

– Случай – это орудие судьбы? Наверное, так можно сказать, но к нам подбирается, Спакс, что-то гораздо более жестокое. Случайное, непредсказуемое. И глупое. Оказаться не в том месте и не в то время – проклятие.

Он какое-то время обдумывал и сказал:

– Попробуешь отговорить их? Огневолосая, эта Кругава упертая, как гора. Ее путь – река в половодье. Думаю, у тебя ничего не выйдет.

– Я понимаю, Спакс. И значит, мне придется принять ужасное решение, да?

Но он не хотел соглашаться – она ясно видела, хоть он ничего не сказал; подали коней, они взобрались в седла и пустили скакунов галопом, а миновав пикеты Эвертайна, перешли на карьер. На такой скорости не поговоришь, можно только переброситься парой слов. Они и не пытались.

Пикеты изморцев увидели их и узнали вымпел на седле Абрастал. Им быстро расчистили путь прямо к центру лагеря. Проезжая по главной аллее между офицерских шатров, Абрастал и Спакс оказались в центре внимания: солдаты выстраивались вдоль их пути, провожая взглядами. Такие тревожные моменты могут распространять ледяную лихорадку.

Вскоре они остановились у штаб-квартиры Серых шлемов. Смертный Меч Кругава и Кованый Щит Танакалиан ожидали их, по обычаю, в полном облачении.

Абрастал первая сползла со взмыленного коня. Через мгновение спешился и гилк.

Кругава склонила голову в поклоне.

– Королева, позвольте приветствовать вас среди изморцев…

– Да плевать на формальности, – перебила Абрастал. – Будьте добры, пойдемте в ваш шатер.

Что-то мелькнуло в жестких глазах женщины, и она показала на шатер за спиной.

Спакс сказал:

– Может, захотите позвать Голла?

– Уже, – ответил Танакалиан с не совсем уместной полуулыбкой. – Ждать его недолго.

Абрастал, хмуро посмотрев на Кованого Щита, прошла мимо него и Смертного Меча; в шаге за ней шествовал Спакс. Через несколько мгновений все четверо оказались в главном зале шатра. Кругава отослала помощников и отправила стражу на внешний периметр.

Стянув перчатки, Смертный меч повернулась к Абрастал.

– Ваше величество, ваше слово. Или подождем вождя Голла?

– Нет. Он умен. Разберется. Смертный меч, мы оказались посреди бури, которую можно увидеть только со стороны. Сами мы еще ничего не ощущаем, потому что находимся близко к ее центру. – Она посмотрела на Кованого щита, потом снова на Кругаву. – Ваши жрецы и жрицы испытывают затруднения, вы не станете отрицать?

– Не стану, – ответила Кругава.

– Хорошо. Ваши союзники всего в дне пути…

– Если понадобится – доберемся за полдня, – сказала Кругава.

– Как скажете. – Абрастал помедлила.

Тут появился вождь Голл, махнув занавеской на входе. Он тяжело дышал, широкое лицо было покрыто бисеринками пота.

– Вы собираетесь покинуть нас сегодня, – сказал Танакалиан, глядя на королеву.

Абрастал нахмурилась.

– Я ничего подобного не говорила, Кованый щит.

– Простите брата, – сказала Кругава. – Он торопыга. Ваше величество, о чем вы пытаетесь нас предупредить?

– Я скажу слово, которое услышала от Спакса и которое вы сразу поймете, по крайней мере, мне так сказали. Это слово – схождение.

Что-то вспыхнуло в глазах Кругавы, и Абрастал увидела, как женщина выпрямилась и собралась, почувствовав серьезность момента.

– Да будет так…

– Погодите! – сказал Танакалиан с широко раскрытыми глазами. – Ваше величество, здесь не место… возможно, вы ошибаетесь. Время еще придет… до него далеко. Я не вижу, как…

– Довольно, – прервала его Кругава, темнея лицом. – Если только, сэр, вы не готовы четко изложить знания, которыми обладаете вы один. Мы ждем.

– Вы не понимаете…

– Именно.

Танакалиан выглядел как в воду опущенный. Недоверие Абрастал к нему, возникшее еще у входа в шатер, усилилось. Что прячется внутри этого молодого воина-священника? Он как будто сбит с толку.

Кованый щит глубоко вздохнул и сказал:

– Я вижу не больше, чем кто-либо из присутствующих. По поводу предстоящего схождения чувствую только, что оно не ждет нас на Пустоши.

Кругава буквально ощетинилась от гнева; Абрастал впервые видела Смертного меча в таком состоянии.

– Брат Танакалиан, вы не можете судить о судьбе, какими ни были бы ваши амбиции. Сегодня и впредь ваша задача – наблюдать. Мы остались без Дестрианта… и не можем провидеть наше будущее. – Она повернулась к Абрастал. – Серые шлемы направляются к Охотникам за костями. И встретимся сегодня. Возможно, им понадобится наша помощь. Возможно, нам понадобится их. В конце концов, стоять в сердце бури, как вы выразились, значит не видеть ни одной опасности, но подвергаться всем.

Впервые заговорил Голл:

– Хундрилы станут острием копья, Смертный меч. Вперед пошлем летучих, они первыми увидят союзников. Если что не так, мы получим сообщение.

– Хорошо, благодарю вас, вождь, – сказала Кругава. – Ваше величество, благодарю за предупреждение…

– Мы идем с вами.

Спакс повернулся с вытянутым лицом.

Но Смертный меч кивнула.

– Славу, которая внутри вас, ваше величество, не спрятать. Однако покорнейше прошу вас передумать и выслушать возражения, которые ваш командир-гилк рвется высказать. Это все же не ваша судьба. А судьба Охотников за костями, хундрилов и изморских Серых шлемов.

– Гилки, – ответила Абрастал, – находятся под моим командованием. Думаю, вы превратно поняли реакцию вождя Спакса. Он удивлен, да, но раз он и его баргасты закрепились у меня, мне их и вести.

– Именно так, – подтвердил Спакс. – Смертный меч, здесь в самом деле недопонимание. Гилки не знают страха. Мы – кулак белолицых баргастов…

– А если кулак ткнется в осиное гнездо? – спросил Танакалиан.

Абрастал замерла.

Спакс оскалился.

– Мы не дети, чтобы умирать от мелких укусов, Кованый щит. Если мы разворошим такое гнездо, следите за собой.

– Это неправильно…

– Хватит! – рявкнула Кругава. – Кованый щит, готовьтесь обнять всех, кому суждено пасть в этот день. Вот ваша задача, ваша ответственность. Если вас так привлекает блеск политики, вам лучше было бы остаться на берегах изморского королевства. А тем, кто здесь, не по душе подобные игры. Мы покинули свои дома, родные места. Мы покинули свои семьи и любимых. Покинули интриги, обманы и смертельные придворные танцы. А вы готовы испить этого горького вина? Вперед, сэр, готовьтесь.

Побледнев, Танакалиан поклонился Абрастал, Спаксу и Голлу и вышел.

– Ваше величество, – сказала Кругава, – вы очень сильно рискуете.

– Я знаю, – последовал ответ.

– И все же?

Абрастал кивнула.

– И все же.

Проклятые бабы! Все от баб!

Остановив коня на вершине холма, она стала смотреть на юг. Это пыль на горизонте? Возможно. Целуй изогнулась, чтобы не так болела поясница. Бедра горели, словно облитые кислотой. Воды осталось мало, а конь уже как полумертвый.

Сраная адъюнкт. Лостара Йил. Сучка-сестра – так нечестно! Она страдала от нерешительности, но теперь хватит. Да, она найдет дураков, надутых изморцев и возбужденных хундрилов, готовых плакать над разбитым горшком. Она передаст все бесполезные мольбы о помощи Кругаве – еще одной Худом проклятой женщине – и на этом все. Я не вернусь. Я же дезертир, так? И поскачу прямо через них. В Сафинанд. Там я смогу затеряться, королевство окружено горами. Неважно, что там нищета, для меня сойдет.

Чего еще от нее ждут? Что она героически вернется и приведет две армии? Прискачет на выручку и утащит их от самых Худовых врат? Этой ерундой должна заниматься Уголёк или даже Масан Гилани, которая отправилась искать союзника, которого, может, и вовсе не существует, – да, оставьте легенды этой северной шлюхе, у нее есть все необходимое.

Целуй вырезана не из такого материала. Не из бронзы. Скорее, из воска. А мир становится все жарче. Ее приветствовали всю дорогу. Они решили доверить ей свою веру, свои надежды. И я их найду. Это точно туча пыли. Я ясно вижу. Встречу их и скажу все, что должна. Адъюнкт говорит: о Смертный меч, такое предательство не подобает изморцам. И хундрилам. Она просит, придите к ней.

Адъюнкт говорит: меч нужен, чтобы носить его и сражаться, а не чтобы сидеть на нем. Это оружие, а не храбрость, как бы крепко оно тебя ни держало. Адъюнкт говорит: среди вас есть предатель, и, по словам этого предателя, вы обрекли Охотников за костями. Адъюнкт говорит, что кровь на твоих руках, ледяная ты корова.

Любыми средствами, говорила Уголёк. Используй все, что сможешь. Стыди их, ругай, плюйся. Или действуй хитростью и поджаривай их, пока у них сапоги не загорятся. Пусть ослепнут от сияющего солнца своей гордыни. Проси, умоляй, падай на колени и высоси их до дна. Примени все уловки, Целуй, ты это умеешь.

Боги, она ненавидит их обеих. Понимающий взгляд их глаз, принятие всего, что в ней есть нехорошего. Да, они знали, что она не вернется. И им было все равно. Она – расходный материал, выпущенная стрела; как только попадет в цель, она больше не нужна и пусть валяется на земле.

Ладно, она будет сломанной стрелой. Прекрасно. А почему нет? Они ведь больше ничего и не ждали, так?

Целуй послала коня вперед. Тот двинулся неохотно.

– Еще немножко, – сказала она, подгоняя его. – Видишь всадников? Хундрилы. Мы уже почти добрались.

Мне не надо их ни в чем убеждать – они уже в пути. Мне достаточно их только пришпорить.

Кто знает, может быть, Кругава все-таки решилась. Вид у нее, похоже, соответствующий.

Что ж, милочка, я несу пики и хлысты…

Всадниками Ведита, летучими, приближающимися к одинокой всаднице, командовала Рафала, не сводящая глаз с незнакомки. Вне всяких сомнений, малазанка, это сразу видно. На измотанном коне. Рафала почувствовала возбуждение: несомненно, что-то происходит, история снова стиснула челюсти и никакими усилиями нельзя из них вырваться. Голл отправил их вперед быстрым аллюром. Чтобы найти Охотников за костями. Чтобы поговорить с адъюнктом. Попросить ее подождать или повернуть колонну к югу.

Собирались страшные боги – это было понятно по высоким тучам, копящимся на юго-западе, сползая с гор. Армии должны соединиться и стоять как одна лицом к этим богам. Что ожидает их! Адъюнкт Тавор, командир Охотников за костями; Голл, Военный вождь хундрильских «Выжженных слёз»; Кругава, Смертный меч Волков; Абрастал, королева Болкандо и командир легиона Эвертайн. А, и еще гилки. Умеют эти баргасты покувыркаться в мехах. Я с ними дела иметь не собираюсь.

И что ждет их на Пустоши? Какое-то жалкое племя – кто еще мог бы тут выжить? И нет никакого тайного королевства, никакой империи, это очевидно. Ведь земля мертва. Так что они сокрушат врага – кем бы он ни был, – и двинутся дальше, к своей судьбе, ожидающей их, по мнению адъюнкта, в далеком Колансе. Рафала только надеялась, что получит возможность обагрить кровью свой меч.

Малазанка придерживала истощенного скакуна, явно чтобы хундрильским коням досталось больше пути. Это понятно. Далхонцы не слишком уверенно держатся в седле. Малазанцы десятилетиями очень разумно набирали армию. Выходцы из племен коневодов шли в кавалерию, горцы – в разведчики и рукопашники, а фермеры – в пехоту. Горожане становились саперами, а жители побережья – морпехами и моряками. Но постепенно все смешалось. Далхонцы – плохие наезд– ники.

Неважно. Взять хоть виканцев. Я только месяц, как была окроплена кровью, но я их видела. Они унизили нас всех.

А теперь очередь хундрилов проделать то же самое.

Она дала знак всадникам замедлиться, а сама двинулась дальше и остановила коня перед малазанкой.

– Я – Рафала…

– Рада за тебя, – перебила женщина. – Просто отведи меня к Голлу и Кругаве и дай нового коня. Этот уже готов.

– Сколько дней пути? – спросила Рафала, пока один из ее капралов занимался конями.

Малазанка слезла со своего коня не слишком ловко.

– До кого? А, думаю, недалеко. Я заблудилась в первую ночь, хотя видела справа горы. А оказалось – это тучи. Теперь скачу на юг и на восток второй день. Ну, скоро этот придурок?

Рафала нахмурилась.

– Он готовит тебе своего лучшего боевого коня, солдат.

– Ладно, мне же не платить. – Морщась, женщина забралась в седло. – Боги, вы что, не можете сделать какую-нибудь набивку? Я прямо на костях сижу.

– Я не виновата, – неспешно произнесла Рафала, – что ты слишком расслабляешь мышцы. Поехали, солдат. – Посмотрим, угонишься ли за мной. Своему летучему она сказала: – Продолжать движение. Я провожу ее и вернусь.

И они поехали дальше. Летучие поскакали на север; Рафала и малазанка направились на юг, и капрал на позаимствованном коне все больше отставала.

«Ладно, – подумала Целуй, когда они с Рафалой добрались до авангарда, – так будет проще». Лес стягов обозначает скопище – как гласит старая малазанская шутка – командиров. Она один раз скажет то, что нужно, и хватит.

Ей было понятно, что всех ожидает катастрофа. Слишком много баб на одной кухне. Она во всем предпочитала мужчин. Как друзей, как любовников, как офицеров. Мужчины любят попроще. И не реагируют бурно на любое проклятое выражение лица, любой взгляд и жест. Не вскипают из-за любого ничтожного замечания. А самое главное, не бьют ножом в спину и не подсовывают ядовитое питье с улыбочкой. Нет, она давным-давно усвоила все хитрости своего пола; натерпелась взглядов, оценивающих и ощупывающих ее фигуру и одежду, прическу или мужчину, идущего рядом с ней. Насмотрелась, как одна женщина кромсает другую, стоит той отвернуться, глазами-ножами – вжих, вжух.

И разве не правда – совершенно несомненная, – что женщин, предпочитающих компанию мужчин, ненавидят больше всего?

Тут слишком много командиров с сиськами. Взгляни на Голла: он в осаде под своими татуированными слезами. А этот баргаст… ничего удивительного, что он прячет лицо под краской.

– Можешь возвращаться, Рафала, – сказала Целуй. – Не заблужусь.

– Мне нужен твой конь, малазанка.

– Так мне дальше пешком идти?

Молодая хундрилка удивленно спросила:

– Идти куда?

Целуй нахмурилась.

Они проехали через разрозненный строй всадников и оказались перед авангардом; командиры верхом на конях не обратили на них внимания, продолжая идти ровной рысью. Рафале и Целуй пришлось развернуть коней и двинуться следом. Все это смутило Целуй: когда они виделись в последний раз?

Рафала заговорила:

– Военный вождь Голл, я доставила малазанскую посланницу. – Потом обратилась к Целуй: – Найду тебе другого коня.

– Хорошо. Только недолго.

С насмешливым взглядом Рафала развернула коня и двинулась к замыкающим колоннам.

Первой к Целуй обратилась рыжеволосая женщина, которой она прежде не видела:

– Малазанка, где твои сородичи?

– Сородичи?

– Твои однополчане.

– Думаю, недалеко. Сегодня доберетесь, тем более в таком темпе.

– Морпех, – сказала Кругава, – что вы должны нам передать?

Целуй, оглядевшись, заметила, что к командирам подтянулись штабные офицеры.

– А мы можем поговорить наедине, Смертный меч? То есть вы и вождь Голл…

– Королева Болкандо Абрастал и вождь белолицых гилков Спакс объединили свои силы с нашими. А остальных я отправлю в сторонку. – Она повернулась к королеве. – Вы не против, ваше величество?

Лицо Абрастал исказила гримаса.

– Да уж, хуже надоедливых мух. Пошли! Все!

Два десятка всадников отъехали от авангарда, и остались только Кругава, Танакалиан, Голл, королева и Спакс.

– Так лучше? – спросила Кругава.

Целуй глубоко вздохнула. Она слишком устала, чтобы спорить.

– Среди провидцев, служащих адъюнкту… Смертный меч, я не могу сказать по-другому. Они считают, что угроза предательства вполне реальна. И меня прислали, чтобы подтвердить союз.

Смертный меч побледнела. Целуй заметила, как чужеземная королева внимательно взглянула на Кованого щита, Танакалиана.

Что? Да чтоб тебя, им известно больше, чем мне. Похоже, угроза и вправду реальна. Сестра, твои глаза видят то, чего не видит никто. Что удивляться, что я всегда убегала от тебя?

Первым заговорил Военный вождь Голл.

– Как зовут тебя, солдат?

– Целуй. Десятый взвод, третья рота, восьмой легион.

– Целуй… видят духи, не перестаю восхищаться, как вы, малазанцы, имя превращаете в приглашение… я отвечу на опасения адъюнкта как хундрил. Мы поскачем вперед во всю прыть, чтобы соединиться с Охотниками за костями как можно скорее.

– От изморцев, – сказала Кругава, – предательства не будет. Посмотрите, как быстро мы движемся. Мы знаем о неминуемой опасности и спешим навстречу армии адъюнкта. И нам также повезло, что королева Болкандо возглавляет свой легион Эвертайн и гилков, и что она пообещала нам любую помощь, какая потребуется. Скажите, Охотники за костями в осаде? Что за враг явился с Пустоши и напал?

И вот именно сейчас нужно об этом?

– За последние два дня, Смертный меч, нашим единственным врагом были тучи кусачих мух, – ответила Целуй.

– И все же вас послали найти нас, – заметила Кругава.

– Да.

– Значит, – продолжила Смертный меч, – должно существовать какое-то предчувствие опасности – помимо возможного предательства, – которое оправдывало бы подобную срочность.

Целуй пожала плечами.

– Мне нечего больше добавить, Смертный меч.

– И ты проскакала весь путь, только чтобы подтвердить союз?

На вопрос Голла Целуй на мгновение отвела взгляд.

– Да, вам это должно показаться странным. Вам всем. И ответить мне нечего. Возможно, союзу грозит опасность – вот и все, что мне известно.

Такой ответ, похоже, никого не устроил. Плохо. А что я могу сказать? У моей сестры дурные предчувствия. Скрипа постоянно тошнит, а единственный высший жрец из штаба Тавор не просыхает с самого отбытия из Летера. И мухи ужас как кусаются.

Вернулась Рафала, ведя в поводу оседланную лошадь, гнедую кобылу с тупыми глазами. Подвела ее ближе к Целуй.

– Перелезай, если сможешь.

Нахмурившись, Целуй выдернула сапоги из стремян и задрала правую ногу. Рафала подвела кобылу на шаг ближе, и малазанка, уперевшись правой ногой в стремя, поднялась, вцепилась в семиградское седло и уселась верхом на широкую спину лошади.

Пересадка прошла успешно, и Рафала сжала губы, как будто сдерживая позывы комплимента. Она объехала Целуй, чтобы подобрать поводья коня ее воина. И тут же уехала, ведя коня за собой.

Обернувшись, Целуй увидела, что Голл улыбается.

– Я даже знаю, куда, – сказал он.

Баргаст хохотнул.

– Тогда скачите с хундрилами, – сказала Кругава. – Ведите их к Охотникам за костями.

Нижние боги… как бы отказаться?

– Боюсь, я буду их тормозить, Смертный меч. Хоть лошадь отдохнувшая, я-то, увы, нет.

– Спала когда-нибудь между двух коней? – спросил Голл.

– Простите?..

– Подвесная койка, Целуй, на кольях от палатки, чтобы кони держались на расстоянии. Так мы возим раненых на марше.

Все женщины смотрели на нее. Понимающим взглядом, видя то, чего не замечали мужчины. Зубки решили показать? Что ж, радуйтесь, что мне некуда деваться. А Голлу она сказала:

– Если до этого дойдет, Военный вождь, я скажу вам.

– Очень хорошо, – ответил воин. – Тогда едем к моим «Выжженным слезам». Ваше величество, Смертный меч, в следующий раз свидимся в шатре адъюнкта. А до тех пор – счастливого пути, и пусть пыль за вами ослепит богов.