Великий Кристалл. Памяти Владислава Крапивина Зонис Юлия
Из темноты выскочил крошечный полустанок. Освещенная фонарями платформа, кирпичная будка, стрелочница с желтым флажком в руке нахлобучила капюшон на голову. Полустанок проплыл мимо, растаял. Не поймешь, был в самом деле или приснился? Сережа перешел на противоположную сторону. Там за неширокой лесополосой по параллельному пути шел второй состав. Шел натужно, медленно, не иначе товарняк, хоть разглядеть вагоны из-за деревьев не получалось. Скорый пассажирский поезд его уверенно обгонял.
Внезапно их тепловоз загудел долго и протяжно. Лесополоса оборвалась, грязно-желтые цистерны вынырнули из-за нее. Они были так близко теперь! Рельсы, по которым шли поезда, сближались?
В следующий миг Сережу швырнуло на перегородку, завизжали металлом о металл колеса: машинист пытался затормозить. Набравший скорость состав не хотел останавливаться, он хрипел и стонал, разбрасывая искры из-под днища. Испугаться по-настоящему Сережа не успел. Мысли разом вылетели из головы, осталось одно-единственное желание: скорее вернуться в вагон, в купе, к маме! Однако сделать это не получалось, инерция тянула назад. Тогда он упал на четвереньки, пополз, раскорячившись, как паук… А потом рельсы соединились.
От удара вагон поднялся на дыбы, начал клониться набок, и Сережу наконец швырнуло к заветной двери. Он схватился за ручку… и в этот миг ночь превратилась в день. Грохот и вспышка ударили по вагонам одновременно, выбивая стекла, корежа металл, разрывая и давя живую плоть, заливая жидким огнем. Верх и низ перестали существовать, время кончилось. Сережа открыл дверь.
Влажная галька холодила кожу, успокаивала боль от ссадин и ушибов. Другую боль унять не могла. Мысли вернулись в голову, и с ними пришел ужас случившегося. Как поезда могли столкнуться, Сережа не понимал, зато прекрасно сознавал, чем это закончилось. Он это видел! Спасся, только потому что сбежал на Секретный Берег. Но для других этого выхода не существовало. Они остались в пылающих летящих под откос вагонах. Сонные, растерянные, не понимающие, что происходит. И мама осталась…
Сережа не знал, сколько просидел так. Впервые он боялся открыть дверь. Серый океан с равнодушным шорохом накатывал волны на берег. И чайки равнодушно перекрикивались в сером небе. И монументом равнодушию стоял маяк с навечно погашенным прожектором. Секретному Берегу нет дела до трагедии, случившейся в большом мире. Если остаться здесь навсегда…
Сережа отбросил глупую, никчемную мысль. Нельзя ожидать самого худшего, пока ты не знаешь наверняка. Пока есть надежда.
Вернуться в свою пустую квартиру решимости не хватило, он открыл другую дверь. В большом мире была ночь, за окном тускло светил фонарь на противоположной стороне улицы. В его отблесках угадывались письменный стол, темные пятна медвежат на коврике, человек, свернувшийся калачиком под одеялом. Но Эль не спала, из-под одеяла доносились всхлипывания.
Сережа постарался закрыть за собой дверь тихо, но язычок замка все равно щелкнул. Всхлипывания прекратились.
– Кто тут?
Рука потянулась к стоявшей на тумбочке лампе, вспыхнул свет.
– Сергей? – Девочка удивленно уставилась на нежданного гостя. – Как ты сюда попал? Я же дверь квартиры заперла, я проверяла.
– Я через Секретный Берег пришел. Как прошлый раз.
Эль молчала. Наверное, не знала, что сказать? А может, думала о чем-то своем? Глаза у нее были красные, зареванные. Поэтому Сережа спросил первым:
– Ты почему плачешь? Что-то случилось?
Девочка ответила не сразу.
– Ты о крушении слышал? Два дня назад поезда столкнулись, товарный и пассажирский. Папа… – Она запнулась, стараясь удержать подкатывающее к горлу рыдание. Две слезинки все же выкатились из глаз. Вытерла их рукой, продолжила: – Товарняк папа вел. Когда цистерны с бензином взорвались, он бросился людей из вагонов вытаскивать. Обгорел сильно. Он в больнице сейчас, в Москве, мама к нему уехала.
Она снова запнулась. А потом выпалила зло:
– Его судить хотят, когда выздоровеет. Говорят, он виноват. Заснул, не остановил поезд на стрелке. Только неправда это!
Несколько секунд они молчали. Сереже было жаль Элиного папу, но тот хотя бы жив остался. Собравшись с духом, он спросил:
– Что с пассажирами случилось?
Эль дернула плечом.
– Первые два вагона сгорели, там погибших много. В других тоже пострадавшие есть. – Она нахмурилась, разглядывая гостя. Словно только теперь увидела его порванную майку, грязные пятна на шортах, сбитые в кровь колени, ссадины и синяки. – Сережа, а что с тобой случилось?
– Мы с мамой в том поезде ехали, во втором вагоне. Я ночью в тамбур вышел. Я видел, как поезда столкнулись и взорвались.
Девочка тихо ойкнула, вскинула кулачки ко рту.
– Как же ты… – Не договорила, сама поняла. Глаза ее широко открылись. – Ты что, двое суток просидел на Секретном Берегу?
– Не знаю. Там ведь нет времени. Я боялся возвращаться, боялся узнать, что с мамой. Потом подумал: вдруг все не так страшно, как мне показалось, и она…
Он не смог вытолкнуть из себя конец фразы, но Эль и так поняла. Затараторила:
– По телевизору говорили номер телефона, на который родственники могут звонить. И в газете его наверняка напечатали. У нас есть вчерашняя газета!
Она откинула одеяло, вскочила с кровати. Босиком пошлепала в коридор. Там вспыхнул яркий свет, и через минуту девочка позвала:
– Есть! Иди сюда. Думаю, по этому телефону и ночью звонить можно.
Сережа хотел шагнуть и не смог, тело сделалось ватным. Он ярко представил, как это будет: он наберет номер, на том конце ответят, он назовет фамилию, имя, отчество мамы, и ему скажут… Мучительно захотелось уйти на Секретный Берег. Навсегда.
Эль поняла. Тихонько вернулась в комнату, посмотрела на Сережу пристально. Глаза ее были по-прежнему широко открыты. Карие радужки казались черными.
– Не нужно никуда звонить. Мы сделаем, чтобы катастрофы не случилось. Если с Секретного Берега можно в будущее попасть, то и вернуться назад получится? Ты же сам говоришь, что там нет времени и что из любой двери выйти можно. Вот мы и выйдем до того, как поезда столкнутся, предупредим о поломанной стрелке.
Сережа хотел возразить, что вернуться не получится. Что прошлое – это прошлое, в него никак не попасть. Рассказать о том, что время анизотропно, о причинно-следственных связях, об «эффекте бабочки». Промолчал. Вера Эль в чудо – единственное, что у них оставалось. И кто сказал, что чудес не бывает? Секретный Берег – уже чудо!
Они не стали задерживаться в этом странном месте вне времени и пространства.
– Кого предупредить надо? – хмуро спросил Сережа.
– Да кого угодно! Моего папу, начальника вашего поезда. Главное, оказаться там вовремя.
Легко сказать! Сережа поочередно представлял двери своей квартиры и подъезда, железнодорожного вокзала и даже вагона, в котором ехал. Но как представить время? Как шагнуть сквозь него? Маяк не пускал в прошлое.
В конце концов он сдался.
– Я не могу. Время – оно неуловимое, только что был миг, а уже прошел, и нет. А двери всегда в настоящем, всегда есть, – объяснил виновато.
Эль не спорила. Губы ее задрожали, на глаза навернулись слезинки.
– Пожалуйста… – прошептала. Словно он специально саботирует!
– Я же говорю: время – как сон! А двери…
Хотел сказать, что настоящие двери ничуть на сон не похожи, и осекся. Потому что однажды такую дверь он видел! Всего полминуты, но запомнил.
На затерявшемся в ночи полустанке было тихо и пусто. И зябко. Сережа ощутил, как кожа покрывается мурашками. Эль тоже поежилась. Перед уходом из квартиры она переоделась из пижамы в спортивные штаны и футболку, но мастерку не прихватила. А зря.
– Получилось? – спросила с надеждой.
Сережа огляделся. С местом он не ошибся, а со временем… Следов крушения не заметно, но как далеко оно случилось от полустанка? В темноте не разглядишь. Теплая капля упала на лицо. Вторая. Начинался дождь. Тот самый, на который он смотрел из вагона обреченного поезда.
– Да! – воскликнул радостно.
Развернулся, потянул за ручку дверь кирпичной будочки. Дверь оказалась заперта изнутри. Сережа подбежал к окну, забарабанил, закричал:
– Откройте!
Стрелочница сидела за столом в своей каморке, положив голову на руки. Дремала, наверное. Вскинулась, внезапно разбуженная, уставилась на детей, потом – на стоявший перед ней будильник. Встала, поковыляла к двери.
– У вас на стрелке поломка! Крушение будет! – затараторила Эль.
На помятом со сна лице женщины были недоумение и растерянность.
– Вы кто такие? – наконец спросила она. – Чего по ночам шляетесь?
– Дежурного предупредите, скорее!
Стрелочница помедлила, затем развернулась, подошла к черному телефонному аппарату. Сунувшимся следом ребятам повелительно указала на узкий потертый диван. Сережа и Эль сели. Послушно ждали, пока она поднимала трубку, крутила диск. Потом стрелочница заговорила:
– Егорыч, тут какая-то шантрапа ко мне прибежала, о крушении талдычат. Гнать взашей? – Она с сомнением оглянулась на нежданных гостей. – Да они детишки совсем, школьники. Слушай, Егорыч, а Мазур на месте? Ты ему передай, пусть приедет, разберется. Я их придержу пока. – Положила трубку.
– Вы почему о поломке не сказали?! – взвилась Эль. – Вы что, не понимаете: крушение будет, поезда столкнутся!
– Будет, будет тебе «крушение» дома от мамки. Молоко на губах не обсохло, а шляешься по ночам невесть где, – проворчала стрелочница. – Сейчас скорый пропущу, потом разберемся, что с вами делать. Сидите пока!
Она накинула на плечи плащ, сунула под мышку желтый флажок, пошла к выходу, вынимая из кармана ключи. Сережа осознал пронзительно ясно, что будет дальше: их запрут, а дежурный пришлет наряд милиции. Но раньше, чем приедет милиция, случится крушение! И никакие слова, никакие предупреждения этому помешать не могут.
Решившись, он вскочил, бросился следом. Врезался в закрывающуюся дверь, оттолкнул ошарашенную женщину. Помчался через платформу к темнеющей лесополосе.
Деревья росли не густо, но без всякого порядка, – это тебе не парк. Проломиться сквозь заросли в темноте стоило нескольких болезненных царапин и вконец разорванной майки. К тому же дождь припустил вовсю. Под деревьями это не так чувствовалось, но стоило взобраться на насыпь и побежать вдоль колеи, как одежда промокла насквозь. Но это мелочи! Место, где железнодорожная колея распадается надвое, уже близко. Он сам переведет стрелку! Он видел в кино, как это делается!
– Сергей, стой! – донесся сзади голос Эль.
Подошва сандалии предательски проскользнула на мокрой шпале. Сережа грохнулся с разгона, больно ушиб колено, свез кожу на ладонях. Засипев, поднялся, убрал застилающие глаза мокрые волосы, поспешил дальше, благо стрелка – вот она.
Стрелка выглядела не так, как в кино. Плоский черный ящик, от него проложена металлическая тяга к рельсам, соединяющим главную колею и боковую. Окончания этих рельсов были заострены. Левый остряк плотно прилегал к основному рельсу, правый отступал на добрых пять сантиметров. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить: при таком расположении товарняк свернет на боковой. Пойдет наперерез пассажирскому.
Эль подбежала, стала рядом. В ящике загудело, остряки шевельнулись, готовые передвинуться, занять правильное положение… И тут громко хлопнуло, рельсы замерли, сдвинувшись всего на полсантиметра.
– Вот она, поломка, – пробормотала девочка. – Наверное, закоротило из-за дождя.
– А можно его вручную перевести? Должен быть способ для таких случаев!
– Да. Только нужен специальный инструмент, курбель называется. У стрелочницы наверняка есть.
Сережа оглянулся на полустанок. Колея в той стороне делала поворот, поэтому луч локомотивного прожектора они пока не видели, но отсветы его блестели на мокрой листве деревьев, и слышен был стук колес на стыках. Нет, не успеть!
Он сел посреди колеи, уперся ягодицами в рамный рельс, пятками – в остряк. Поднатужился изо всех сил. Куда там! С таким же успехом можно груженый «БелАЗ» толкать. И болты, соединяющие остряки с тягой, пальцами не раскрутить, качественно затянули.
– Что ж ты сразу не сказала?! – крикнул в сердцах.
– Это ты не сказал, куда бежишь! Я думала, ты предупредить машиниста хочешь.
Эль как зачарованная смотрела на конус света, скользящий по лесополосе. Пробормотала:
– Даже если папа нас сразу увидит, остановить груженый состав не успеет…
Охнула и бросилась прочь с насыпи. Испугалась? Лишь когда прожектор локомотива вынырнул из-за поворота, ударил в глаза, Сережа понял, куда она побежала. Колея, по которой шел скорый, была прямой как стрела, машинист издалека увидит человека на рельсах! Вскочил, бросился следом за девочкой.
Он взбирался на вторую насыпь, когда локомотив скорого прогудел коротко и сердито, требуя освободить дорогу. Эль шла навстречу поезду, размахивая поднятыми над головой руками. Сережа, прихрамывая от боли в разбитых коленках, поспешил к ней. Локомотив прогудел еще сердитее: «Уходи! Не заставляй останавливаться, выбиваться из расписания!» Девочка и не думала подчиняться. И тогда локомотив начал тормозить. Обиженно завизжали колеса, но гудок не умолкал: «Слишком близко, опасно, не успею!» Эль попятилась, однако с колеи не сошла: вдруг поезд снова разгонится?
За спиной громко загрохотало: товарняк взрезал вторую стрелку, въехал на чужой путь. Сережа не оглянулся, и так понятно: сейчас прожектор пассажирского поезда осветил вынырнувшие из темноты цистерны. Дело сделано, машинист будет тормозить до полной остановки.
– Уходи! – закричал, стараясь пересилить гудки локомотивов.
Эль шагнула в сторону и вдруг опрокинулась нелепо. Зацепилась ногой, поскользнулась?! Упала прямо на рельс.
Сережа больше не чувствовал ночного холода, льющейся с неба воды, боли в синяках, ссадинах и порезах. Крушения не будет, благодаря Эль машинист начал тормозить на полминуты раньше, и расстояния теперь хватало, чтобы не врезаться в цистерны. Но между неумолимо накатывающим локомотивом и лежащей на рельсах девочкой расстояния не было вообще. Значит, нужно успеть добежать, отнести в сторону, оттащить, оттолкнуть хоть бы… Он прыгнул навстречу визжащим, разбрасывающим искры колесам.
Сережа открыл глаза. Камешки насыпи оказались на удивление гладкими, не впивались в кожу. Они были влажными, но дождь не шел. И тихо – ни лязга колес, ни рева гудков. Прожектор светит высоко вверху. Сережа разжал пальцы, отпуская руку девочки. Сел. Осторожно потряс за плечо.
– Эль, ты жива?
Она открыла глаза. Потрогала голову, засипела.
– Ух и приложилась, шишка здоровенная будет. И копчиком. Как теперь сидеть? – Перевернулась на бок, уставилась на Сережу. – Как ты нас сюда вытащил? Там же никакой двери не было!
Он понял наконец: это же Секретный Берег! Не догадался сразу, потому что не бывал здесь ночью. Не знал, что здесь бывает ночь. Но двери в самом деле не было…
Эль не ждала ответа. Постанывая, поднялась на ноги, запрокинула голову. Прошептала восторженно:
– Маяк заработал. Он светит!
Пробивая ночной мрак, луч прожектора уходил в бесконечность. Сережа улыбнулся. Где-то там, за этой бесконечностью, девочка Эльвира Вигдорова спит у себя в постели, и ее папа скоро вернется из командировки. А мальчик Сергей Гончаров сидит в купе поезда, и мама, испуганная, разбуженная внезапной остановкой, крепко обнимает его. И ничего плохого не случилось!
– Идем! – позвала Эль. Они взялись за руки и шагнули к двери. Представлять, что за ней, не требовалось, они и так знали. Винтовая лестница, бегущая вверх.
Евгений Шиков
Девчонок в космос не пускают
Когда Алена смотрела на небо, ей казалось, что небо тоже смотрит на нее. И черное, все в звездных точках, ночное небо, и яркое, голубое летнее небо, и низкое серое небо московской осени, и такое многоцветное закатное небо каждое из них смотрело на нее по-своему, не отводя от Алены своего внимательного взгляда. И если смотреть очень-очень долго, то можно представить, что ты в нем летишь. Что ты умеешь летать по-настоящему.
Когда Алена смотрела на небо, ей казалось, что там, в небе, ее кто-то ждет.
Когда-нибудь, я полечу в космос.
– Это когда?
– Когда-нибудь. Но скоро.
– А я тогда полечу на Марс.
– Ты глупый. Марс он тоже в космосе.
– Мне космос не нужен. Мне Марс нужен.
– У тебя не получится, чтобы без космоса. Так не бывает чтобы сразу на Марс.
– С чего бы это?
– С того бы это! Чтобы долететь до Марса, надо сначала залететь в космос!
– Не-а. Я его облечу.
– Его нельзя облететь. Это же космос. Он везде!
– Ну, здесь же его нет.
– Здесь? Здесь, может, и нет.
– И на Марсе нет?
– И на Марсе нет…
– Тогда, значит, если я перемещусь отсюда на Марс…
– Погоди… и как это ты думаешь переместиться на Марс?
– Ну а как ты думаешь переместиться в космос?
– Полететь! Я думаю по-ле-теть в космос! На ракете! Со ступенями.
– Со ступенями?
– Со ступенями.
– Глупость-то какая! Зачем ракете ступени?
– Без ступеней ракеты не летают.
– Вообще?
– Вообще.
– А я думал, они без топлива не летают.
– И без топлива тоже. Ракеты вооще много без чего не летают.
Замолчав, они оба стали разглядывать свою обувь. На Алене были ярко-желтые кеды, по бокам которых она нарисовала молнии. На Андрее были старые потрепанные кроссовки. Солнце уже приготовилось садиться; все разошлись по домам. На улице оставались только они двое. Алена потому что родители у нее раньше девяти домой не приходили; Андрей потому что был, как говорили, из неблагополучной семьи. Почти каждый вечер, кроме выходных, они оставались на улице вдвоем до тех пор, пока с работы не возвращалась мама Алены и не забирала ее домой. А пока ее не было, они сидели и болтали. Это было вполне ничего сидеть так и болтать с кем-то. Алена даже как-то попробовала болтать с родителями, но вскоре выяснила, что с ними болтать было ну просто невозможно.
– Совсем скоро, говорила она, например, я полечу в космос и стану космонавтом.
Тогда мама сдержанно кивала, поправляла очки и говорила:
– Отлично. Но ведь ты понимаешь, что для этого надо учиться не просто хорошо, а очень хорошо?
Ну и как прикажете с этим спорить? Сиди молча и пей свое какао. Скукота.
Другое дело Андрей. Когда она сказала ему, что скоро полетит в космос, он сразу же покачал головой и сказал:
– Ничего подобного. Девчонки не бывают космонавтами.
– А вот и бывают! сказала Алена, чувствуя затаенную радость уж тут-то она знала, что ответить! Я в книге видела!
– Ну, в книге, может, и бывают, а по-настоящему не бывают. Девчонок в космос не пускают.
– Ага, скажешь тоже! Пускают! Была даже первая женщина-космонавт!
– Первый космонавт не был женщиной. Первый космонавт был Гагариным.
– А первый космонавт-женщина Гагариным не был!
– А кем же он был?
– Он был Валентиной Терешковой!
– Ну, не знаю… Андрей пожал плечами, значит, она летала в какой-нибудь другой космос. Который для девчонок.
– Ничего не для девчонок! Она летала в обычный космос! В мужской!
– В мужской космос ее бы не пустили, уверенно сказал Андрей.
– Еще как пустили бы… Тьфу! Да нет никакого мужского космоса! Есть просто космос! Его не бывает «женского» и «мужского»!
– Ничего ты не понимаешь, покачал головой Андрей. Это ведь как с футболом. Или с баскетболом. Есть женский, есть мужской. И женщин в мужской баскетбол не пускают. Потому что вы маленькие, и когда ударяетесь плачете. А еще вы бегаете небыстро. И раздевалка вам отдельная нужна. Ничего тут не поделаешь. Он тяжело вздохнул и покачал головой. Не женская это штука космос.
Некоторое время Алена даже не знала, что ему сказать он выглядел таким самодовольным, как… как какой-нибудь индюк! И глупым, как… как обезьяна! Или… или как индюк! Но в тот самый миг, когда Алена уже открыла рот, чтобы сказать ему все это, ей помешали.
– Алена! сказала мама, беря ее за руку. Я тебе кричу-кричу не слышишь, что ли? Прощайся быстрее с другом, и пойдем.
– Он мне никакой не… Я… нет, я еще… Поняв, что тут ничего не поделаешь, Алена, смирившись, пошла за мамой, но, напоследок, исхитрилась-таки обернуться и посмотреть на Андрея таким взглядом, что тот вспыхнул бы синим пламенем если б у него была хотя бы одна-единственная капля совести. Но Андрей остался сидеть, как ни в чем не бывало, и даже не задымился, а это, как говорила мама, говорило о многом, не так ли?
Как бы там ни было, с этого вечера Алену ждало не только небо.
Каждый вечер, на одной из четырех скамеек вокруг баскетбольной площадки, они с Андреем обсуждали возможность выхода в космос. Надо сказать, Андрей был мастак придумывать всякие сложности да такие, что даже Алена, которая прочитала все книги, в названии которых было слово «КОСМОС», частенько попадала впросак. Например, сидели они как-то вечером с пакетиком семечек на скамейке номер четыре, а он возьми да и спроси:
– А как будет космонавт в женском роде?
– Космонавт в женском роде? переспросила Алена.
– Да. Космонавт в женском роде. Может, космонавтиха?
– Чего? Алена прыснула. Такого слова нет даже!
– А как тогда?
– Не знаю… наверное, космонавта!
– Космонавта? А может, космонавтина?
– Не-е. Точно не космонавтина…
– Космонавтинка? Космонтана? Косменщица? Космонавтовка?
– Нет! Нет! Алена, смеясь, мотала головой. Не так, уж точно не так!
– Космонюня? Косметиха?
– Косметиха? Алена подумала, что сейчас умрет со смеху. Ты сказал косметиха?
– Ну да… косметиха. Он тоже засмеялся. А что? Первая в мире женщина-косметиха!
– Да нет же! Она… она… космонавтка! Вот!
Некоторое время после этого они сидели молча, изредка посмеиваясь. Затем Андрей спрашивал:
– А ребенок-космонавт? Космонавтенок? Или космонавтюк?
И они начинали по-новому.
– Видишь? сказал как-то Андрей и показал пальцем на один из домов. Видишь то окно? На предпоследнем этаже. Раз, два… четвертое с краю?
– Пальцем показывать некрасиво, сказала ему Алена.
Андрей покосился на нее и засунул обе руки в карманы. Они сидели на скамейке номер три, так что солнце светило им прямо в затылки, отчего их тени вытянулись и лежали поперек всего баскетбольного поля длинными черными полосами. При желании, можно было поднять руку, и тогда одна из полос тоже приходила в движение накрывая, например, лавочку номер два на противоположной стороне поля.
– Ну хорошо, я вижу окно, сказала Алена. Дальше что?
– Я живу там, сказал Андрей. Когда окно загорится мне можно идти домой.
– В смысле пора домой?
– Нет. В смысле можно домой.
– А до этого что? засмеялась Алена. До этого нельзя, что ли?
– Нельзя.
– Как это?
– Так это. У меня ключей нет. Ключи только у папы. А он возвращается поздно.
Некоторое время Алена обдумывала его слова.
– То есть ты весь день делаешь, чего хочешь, так?
– С чего бы? В начале подготовительные в школе. Сегодня вот математика. Секции еще… Потом заношу портфель…
– Куда это ты его заносишь?
– К соседке заношу… потом пью у нее чай, и иду гулять…
– А-а. Тогда понятно. Алена представила все это и пожала плечами. Не так уж и плохо.
– Да я и не жалуюсь.
Алена посмотрела на небо.
– Видишь вон ту звезду? Она ударила его в плечо локтем. Вон ту вот, почти у земли?
Андрей присмотрелся.
– Где? Не вижу.
– Да вон же! Ты что, слепой?
– Нет. Просто у меня зрение плохое.
– Серьезно? А чего тогда очки не носишь?
– Я ношу. Я их просто разбил.
– Врешь! Я тебя никогда в очках не видела!
– Я их еще весной разбил…
– А чего тебе тогда новые не купили?
– Чего-чего? Андрей нахмурился. Не купили и не купили. Мне и без очков нормально.
«Странный он какой-то, подумала Алена. Не купили, так не купили, чего стесняться-то»?
– Вон там, она показала пальцем. Если от дома, то вправо и вниз.
– Показывать пальцем неприлично!
– Да брось ты! Какой там! Смотри, ну? Во-о-он там!
Какое-то время Андрей вглядывался в небо, смешно щуря глаза, а потом улыбнулся.
– Вижу! Красная, да?
– Ага, красная! А знаешь, что это?
Читать бесплатно другие книги:
