Великий Кристалл. Памяти Владислава Крапивина Зонис Юлия

Александр Голиков

Факельщик

Докладывайте!  велел Координатор.

– Контейнер с артефактом был утерян при гиперпереходе из Сумтистана на оперативную базу в Месоте, начал Распорядитель. Глаза его ничего не выражали.  Полевой агент, отвечающий за доставку, утверждает, что имела место точечная деструкция. Возможно, готовился удар и по вектору ухода, чтобы наверняка. Агенту, во избежание утечки, пришлось включить поисковый маячок и сбросить артефакт в режиме самонаведения; сейчас контейнер находится на планете Земля, на самой границе Месотского сектора. От нас пятьдесят парсек. Почему он попал именно туда, вопрос отдельный и весьма занятный.

– А если бы не успел сбросить?

– Агенты уровня «альфа» подготовлены по программе «супер», успел бы. Хотя нападение на гиперкапсулу он не учел. Да и кто бы учел? До сегодняшнего дня это считалось невозможным.

– Ладно, о нападавших потом. Что дальше?

– Дальше начинаются чудеса. Это тот самый занятный вопрос. Не наблюдал бы сам не поверил…

Голос в голове словно заноза. Говорил, когда захочет, заставлял делать то, что он, Ким, по трезвому разумению и делать бы не стал. Но делал. Голос имел над ним необъяснимую власть: приказал и Ким шел выполнять. Без сомнения и оглядки. Прямо вуду какое-то! При этом Ким не впадал в транс, не отключался, а вполне отдавал себе отчет, кто он такой, где находится, какой день недели и вообще мелочи помнил. И проклинал минуту, когда решил взять тот мерцающий футляр, выглядевший совершенно чужеродно; у них в Никольске на хрустальном заводе такого уж точно не делают. Штука эта будто сама в руки просилась. Ким не без оснований подозревал, что все теперь с ним происходящее и есть следствие того, что он взял в руки там, у мостика. Потому что Голос в его голове зазвучал в ту же секунду, как только он притронулся к футляру, будто включился от прикосновения пальцев: «Откроешь умрешь. Но носи всегда с собой. Это важно для связи. Жди дальнейших инструкций». Голосу он поверил сразу, пришло вдруг чувство, что лучше с ним не спорить. Умирать в двенадцать лет незнамо за что не хотелось, поэтому мерцающую штуковину он засунул в карман джинсов, благо вещь оказалась узкой и длинной, вполне поместилась, и отправился домой, полный впечатлений.

Потом была пара необычных «заданий». Вчера он по приказу Голоса целый день бродил по Никольску, раз сто проходя туда-сюда по центральным улицам. К вечеру его отпустили, и Ким на ватных ногах, вконецодуревший, кое-как добрался до дома и сразу завалился спать, даже не вспомнив об ужине. Мать только плечами пожала, не стала настаивать: чувствовала своим материнским сердцем, что сына сейчас лучше не трогать. Впрочем, он у нее с рождения такой… странный. Весь в папашу, тот тоже больше молчал всю дорогу, себе на уме был, все искал чего-то, места не находил. Вот и Ким молчаливый, слова не дождешься, будто в себя погружен, ищет там не пойми что. А чего искать-то? Все мы из одинакового теста слеплены, и внутри все одинаковое. Или не все? Мать вздохнула и ушла к телевизору.

Сегодня Голос приказал сходить на то место, где он нашел Вещь. Под тот мостик через ручей. Битый час Ким лазил вокруг, перемазался, как черт, пока Голос не велел уходить. А вечером вдруг приказал собраться и ждать. И не забыть оружие. Беда была в том, что связь у них оказалась односторонней, Ким не мог уточнить, что значит «собраться» и как быть с оружием, которого нет и не предвидится. Разве что перочинный ножик в кармане. Он мысленно задавал вопросы, пытался как-то достучаться «до небес», но все без толку. Со стороны, наверное, выглядело смешно: беззвучно разевал рот, гримасничал, морщил лоб. Но Киму было не до смеха. Третий день уже не улыбалось. Совсем.

А сейчас Голос сказал: «Пятый путь, три утра, десятый вагон от головы состава, с собой сумка с припасами, возьми оружие. Контейнер сберечь во что бы то ни стало!» И дал картинку железнодорожной станции. Через секунду контакт прервался.

А железной дороги у них в Никольске отродясь не было. Правда, в двадцати километрах находилась станция Ночка. Там линия есть, идет на Ульяновск. И картинка вроде как ночкинской станции. И что? Туда?

Он столбом стоял возле шиномонтажки на Пролетарской, как раз домой возвращался, когда накрыло. Голосу, судя по всему, плевать, день тут или ночь, ворвется в сознание ветром перемен, скажет, что делать, а ты после как заводной, механически переставляешь ноги и бездумно делаешь, что велели. Третий день Ким живет какой-то чужой жизнью, оставаясь при этом самим собой. Парадокс, нонсенс, чтоб им всем пусто было. Кому это всем, Ким представлял весьма смутно. Но ведь кто-то же там есть, в его голове?

– Пацан, тебе чего?  Рабочий с монтажки непонимающе уставился на застывшего Кима.

– Ничего, буркнул тот и потопал дальше. Задача Голосом поставлена, и Ким уже понял, что делать. Доберется на велосипеде, матери записку оставит. А со школой как быть? И что с оружием? Эй, Голос, ты где? Какое еще оружие?! И куда ехать? Надолго или как?..

– Что за чудеса?

– Контейнер с артефактом подобрал местный. Тут же был взят под контроль пси-оператором.

– Минуту! Как это подобрал? Он что, контейнер увидел?! Местный увидел находящийся в «мембране» контейнер?

– Именно. Для него он оказался вполне материален. Вывод: этот местный обладает ресурсами организма, схожими с возможностями полевых агентов уровня «бетта». Или даже выше, тут пока трудно что-либо конкретно утверждать. Понятно, что сам он ничего про это не знает. Как у них там говорят, оказался в нужном месте в нужное время…

– А ведь у контейнера был задействован режим самонаведения, так?  задумчиво промолвил Координатор.  И почему тогда, спрашивается, артефакт навелся не на базу в Месоте, а на этого аборигена?

– Да, я тоже об этом сразу подумал. Поэтому и ведем его сейчас по программе «Факельщик», рассчитанной как раз на раскрытие потенциала предполагаемых «спящих»…

– Что с изъятием?

– Готовимся, задействованы все специалисты. Через несколько часов приступим.

Координатор встал, подошел к большому окну, сцепил пальцы рук за спиной. Внешне похож на человека, только пальцев на руке шесть. Смотрел на панораму большого города за окном и о чем-то напряженно размышлял. Распорядитель терпеливо дожидался дальнейших распоряжений. Чего-чего, а терпения ему хватало…

До станции Ким добрался глухой ночью. На дворе начало октября, светало достаточно поздно. Страшновато было ехать в кромешной тьме, хорошо, фонарик взял, да и трасса оказалась пустынна в районе по ночам почти никто не ездит. Незачем да и особо некуда.

Под лай собак доехал до одноэтажного здания станции, слез с велосипеда и прикинул, куда бы его спрятать жалко до слез, ведь запросто своруют бесхозную вещь, ночкинские те еще засранцы. В конце концов, затолкал его между штабелями шпал и стеной сарая, стараясь продвинуть как можно дальше. Утащат, как возвращаться-то будет? Да и вещь в хозяйстве нужная, а там и багажник на задней раме. Вздохнул, перекрестил велик и отправился к путям, спотыкаясь и чертыхаясь. Никакой сумки с едой не взял, решил, что как-нибудь перебьется, зато руки свободны. А вот ножик перочинный прихватил. Не понравилось ему упоминание об оружии.

Который тут пятый путь? Если считать от здания вокзала, то впереди. Пара фонарей мало что освещали, но дальше как раз и виднелся грузовой состав. Чернильно-черное на темном. Так, а с какой стороны локомотив? Похоже, справа, в ту сторону и Ульяновск, а слева только ветка к цементному заводу, делать там нечего. И направился направо, наискось, ближе к составу. Как ни странно, ни мандража, ни страха не испытывал, а вот любопытства хватало. Опознав тушу локомотива, отсчитал от него десять вагонов, подошел к нужному. Посветил. Ничего не опломбировано, вагон оказался пустым. Тем лучше. Что бы он делал, окажись вагон заперт и под пломбой? На крышу бы полез? Забрался, внутри чуть теплее, чем снаружи. Прошел к торцу, уселся на грязный пол. Вроде все, что дальше? Эй, Голос?..

– А что с нападавшими? Есть версии?  спросил от окна Координатор, вяло наблюдая, как заходит на посадку скаттер.

– Аналитики склоняются к тому, что это зуниты. Вероятность больше девяноста процентов. Зуниты давно охотятся за артефактом, им он необходим так же, как и нам. Поэтому защищаться будем прежде всего от них.

– Хм… Но как вы защитите местного, если с ним всего лишь установлена пси-связь, да и то при помощи контейнера с маяком? Ведь сейчас он в качестве неопытного полевого агента, верно?

– Группа БР уже в пути, им осталось пару прыжков до цели. Это первое. Второе: программа «Факельщик» поможет. Надеюсь, местный не просто так оказался на пути артефакта. Это если мы обнаружим там чье-то вмешательство со стороны. Но очень надеюсь, что до драки дело не дойдет, потому что велели объекту для проверки весь световой день ходить по городу и слежки не обнаружили. И третье: на пути следования аборигена мы подготовили векторный портал, он скоро откроется, все-таки пятьдесят парсек, но техники обещали точную наводку. Заберем аборигена, изымем контейнер с артефактом и потом отправим домой.

– Какая отправка?  резко повернулся Координатор.  Необходимо срочно изучить этот феномен. Не просто же так артефакт на него навелся? И не просто так дался в руки? В чудеса я не верю. Но если возникнет хоть малейшая угроза утечки и артефакт может оказаться у зунитов… Надеюсь, понятно?

– Разумеется. Прежде всего артефакт, это единственный приоритет. Все остальное несущественно.

Поезд тронулся рывком, со скрежетом, и Ким даже обрадовался скоро все разрешится. Внутри вагона стояла кромешная тьма (дверь он плотно закрыл, мало ли?), поэтому осторожно достал футляр, положил рядом. Стало светлее. И где-то красиво: светил футляр матовым, мерцал, как уголек в костре, только белым, а не тускло-багровым. Ким зачарованно на него уставился. Длиной футляр сантиметров тридцать тридцать пять, руке было приятно к нему прикасаться и чувствовалось, что внутри пульсирует что-то живое, настоящее, но до того нездешнее, что даже далекие звезды казались куда ближе и роднее. И неожиданно прилег рядом, прижался щекой, тянуло его к мерцающему неодолимо, захотелось футляр открыть, заглянуть внутрь и… Или захлебнуться счастьем, или подавиться собственной кровью. Он взял футляр в руку, погладил мягкое свечение. Тут же словно иголки прошлись по телу быстро, легко, дружелюбно, словно щенок обнюхал, виляя хвостиком. Ким улыбнулся щенку в ответ и собрался было футляр открыть, но вагон непостижимым образом вдруг резко накренился, и Ким кубарем полетел пряо к двери, при этом выронив футляр, больно приложившись коленкой и расквасив нос. Снаружи страшно выло, будто тропический ураган плюнул на Индийский океан и срочно примчался сюда, на Среднерусскую возвышенность. Оглушительно гремело и скрежетало, а вагон, продолжая крениться, стал медленно подниматься. Что-то со звоном лопнуло там, снаружи, и улетело куда-то к черту в зубы. Ким лихорадочно оглядывался, пока не увидел футляр у противоположной стенки. Мерцал тот слабо, казалось, сейчас вовсе угаснет. Вагон продолжал подниматься, наплевав на все законы физики. И Киму стало страшно.

«Немедленно возьми контейнер!»  заорал Голос, и виски сдавило так, что глаза чуть из орбит не выскочили.

Ким собрал все мужество, что еще осталось, хлюпнул кровью и на четвереньках пополз в сторону матово-мерцающего. По-прежнему почти ничего не видно, вагон продолжал подниматься, а сверху вдруг начала светиться крыша мертвым сиреневым светом. Вагон тряхнуло, потом подбросило, и Ким пролетел метров пять, опять приложившись коленкой. Взвыл. Но зато оказался рядом с футляром, быстро его схватил и крепко прижал к груди. Голова гудела, из носа обильно капало, и кровь падала прямо на футляр, шипела, как на раскаленной сковородке, и поднималась к лицу красным дымком. Ким вздохнул раз, другой, третий и… мозги будто вмиг просветлели! Словно жил в каких-то до этого потемках, а тут сразу включили сотню мощных прожекторов. В голове стало ясно-ясно, легко-легко, и он с любовью глянул на контейнер. Теперь Ким знал, что это такое. А так же зачем он здесь, откуда взялся Голос в голове и кто через минуту проникнет в вагон через крышу. Щенок потерся о ноги, тявкнул, задумался на мгновение, потом дернулся, спружинил и превратился в огромного красивого пса. Осмотрелся грозно и лизнул Киму пальцы. Язык у пса оказался теплым и шершавым, совсем как у их Шарика.

– А говорят, чудес не бывает, произнес Ким, легко открыл контейнер и взял в руку светящуюся узорчатую палочку. Пес одобрительно гавкнул на всю Вселенную.

Ким провел пальцем по узорам и опять почувствовал, как лизнули шершавым и теплым. Он улыбнулся, поднялся и взмахнул палочкой, как дирижер в оркестре.

Где-то ее называют струнным корректором, где-то пространственным преобразователем. Зуниты готовы все за нее отдать. Актовитяне, что контролировали его при помощи Голоса, хотели ею гасить и зажигать звезды. Ну, а он, Ким, знает ее точное название: волшебная палочка. И для начала просто уберется отсюда подальше.

Он проложил туннель к звездам, шагнул в него и исчез.

Поизучать его решили? Ну-ну. Он тоже готов учиться.

Маму Ким заберет чуток попозже. Велосипед тоже.

И подумает насчет Земли. Говорите, граница Месотского сектора?

Это же так далеко!

В центре Галактики должно быть намного лучше.

Григорий Панченко

Все хорошо[2]

Бабушка, вот сюда садитесь. Да, да. Вот так… Удобно?

Жанна едва успела отвернуться, чтобы скрыть гримаску, потому что Рина Вадимовна приметлива. Бабушка…

Саму-то себя Жанна согласилась считать бабушкой с натяжкой и не сразу, на год позже, чем ею стала то есть в тридцать три. Ладно, это дело прошлое. Пять лет как прошлое. Шесть, точнее, включая тот самый год.

Тут, на детской площадке, ее тоже никто бабушкой не считает, а когда и если сюда является Сашка со своей девочкой (не слишком-то часто, по правде говоря!), то они Шурке, конечно, проходят как брат и сестра, старшие Жаннины дети. Еще бы. Сходство с младшеньким налицо.

Тут она опять скорчила гримаску, на этот раз самой себе, своим мыслям по поводу того, что ребята здесь редко появляются. Жанна с Алексом за маленьким Сашкой на игровой двор тоже не часто приходили. В основном пацана выгуливала ее мама и, разумеется, Рина Вадимовна, «бабушка Рина». Ее-то бабушкой зовут на автопилоте, все и всегда. Хотя она даже Алексу пра-, а наимладшему, то есть Шурке «да божечки ж мой!», как говорит мама, прапрапра- получается. Так не бывает. На весь район, по крайней мере, только у них в семье и есть. Да и на весь город, пожалуй.

Жанна этому давно отвыкла удивляться, и сейчас скорее самому своему удивлению удивилась: чего бы это вдруг? Был какой-то повод, ускользающая мысль но ухватить ее за хвост так и не вышло.

Спохватившись, поискала глазами внука. Тот был в полном порядке: с группой ровесников трех цветов кожи не считая переходных оттенков, болтая на четырех языках, сейчас испытывал в углу детского городка что-то летающее и жужжащее. На бабушку и прапрапрабабушку ни малейшего внимания не обращал.

Сейчас Жанна удержалась от гримаски, это было бы совсем нехорошо, да ей и самой стыдно сделалось, но… она ведь помнила время, когда такая вот пестрота и многоречье считались явлением куда как нежелательным. И вызывали очень даже косые взгляды. Не действия, нет, это было еще раньше (хотя как сказать), а вот взгляды и слова помнилось такое. А еще мамина скованность помнилась, тогда совсем непонятная, казавшаяся смешной…

– Не мешай ему, деточка, тихо сказала бабушка Рина, кивнув на прапраправнука, им теперь не до нас…

Да, до сих пор приметлива, зрение только в прошлом году отказывать начало. С ногами хуже ну так на то и бегунок. Правда, не любит его и хотя бы по дому сих пор сама ходить старается. И вот сейчас тоже в нем не осталась, пересела на скамью-кресло. Это, на площадке всем известно, «ЕЕ место», разве что какая из молодых мам по незнанию иногда его занимает.

– Да все в порядке, бабушка. Еще сорок две минуты может развлекаться сколько влезет.

– Сорок две… А что сегодня? Музыка?

– Нет, рет-сканнинг: четверг ведь…

Рина Вадимовна с некоторым недоумением покачала головой. Что такое рет-сканнинг, она в самых общих чертах представляла, но продолжала сомневаться, что это так уж необходимо детям. Жанна, честно говоря, тоже. Но ее дело бабушкино, и если родители считают… А они считали причем пацан с ними был более чем солидарен. Ладно, примем, что молодежи видней.

Летящее-жужжащее очередной раз вспорхнуло, сделало круг над головами малышни, а потом вдруг пошло в воздухе зигзагом. Оказалось, что оно вдобавок еще и светящееся. Заложило неуклюжий вираж и унеслось в сплетение кустов и деревьев, стеной поднимающихся за детской площадкой. Слышно было, как оно там пару раз трепетнуло крыльями, или что там у него, и замерло.

Послышался разочарованный многоголосый гвалт: заросли были непролазные, во всяком случае, для шестилеток.

Жанне отлично было известно, что по крайней мере одному из шестилеток этот аргумент не указ, потому она проворно вскочила, сама еще не решив, будет ли удерживать внука за шиворот или полезет в заросли вместо него (не хотелось бы: именно сегодня на ней дорогое и красивое). К счастью, делать выбор не понадобилось. Какой-то подросток, смутно знакомый, уже шагнул прямо в зеленую стену, точно в море прыгнул. Чей-то брат, надо полагать. Здесь всегда много ребят лицейского возраста.

Она хмыкнула, вспомнив себя и Алекса на этой самой площадке, семнадцатилетних, но уже с полуторагодовалым Сашкой. Что ж, они тогда не лицеисты были, а студенты. Студенческая же семья более или менее нормально… в основном. Два вундеркинда пара. Ну и с повтором через поколение, ага. Алекс-Сашка-Шурка. Шуренок. Мои мужчины, мальчики мои…

Тут в глубине сознания вновь тенью скользнула какая-то неуловимая мысль, скрытная и шустрая, как мышь, а еще до странности тревожная. Жанна, уже начавшая было опускаться на скамейку, в панике выпрямилась и зашарила глазами по детской площадке, ища внука. Да вот же он, принимает из рук того парня летуче-жужжаще-светящееся то есть, собственно, теперь оно тихо и неподвижно, хотя парой огоньков продолжает посверкивать.

Никакой опасности. Нигде и ниоткуда. Просто быть не может.

Тем не менее она продолжала стоять, бдительно оглядываясь по сторонам, а пуще всего всматривалась в ту непролазную поросль, куда давеча упорхнула игрушка. Ощущала себя при этом, конечно, полной дурой.

Очень удивилась, обнаружив, что старушк внимательно смотрит в ту же сторону, на сплетенье ветвей и стволов. Правда, опаски в ее взгляде не было, а было… поди угадай. Какое-то непонятное чувство.

Тут Жанна обнаружила, что ощущение беды окончательно развеялось.

– Давно пора все это расчистить, кивнув на заросли, сказала она, словно лелея свою прежнюю тревогу.

– Там бетон, коротко ответила Рина.

– Где?

– Сразу за этим… палисадником. И под ним. Ну же, деточка, разве ты не помнишь?

А. Ну да. «Палисадником», даже скорее рощицей, на небольшом холме, так странно и вроде бы не к месту замыкающем квадрат двора, Жанна с Алексом в год своего знакомства пользовались вовсю. Тут ведь больше и негде толком уединиться: повсюду чужие глаза, а за окраиной степь, терриконы… В этом смысле город на удивление мало изменился с тех уже довольно-таки давних пор, как программа «Ушинский-XXI» превратила его из захолустного умирающего промцентра в академический городок нового поколения.

Кривенькие деревца в этой роще и низкорослые, кустарник тоже неприхотливый, а потому густой, борющийся сам с собой за каждую пядь. Похоже, там и вправду прямо под корнями какие-то развалины. Помнится, очень неудобно было: сквозь почву и листья то и дело камни впивались, в спину и еще куда не надо, причем в самые не подходящие для этого мгновения. То есть, получается, не камни, а бетонное крошево.

Смущаться и краснеть по поводу этих воспоминаний совсем нечего. Она давно уже не «та приезжая девчонка, непонятно каким способом получившая университетский грант и сразу же положившая глаз на нашего золотого мальчика», а почтенная супруга этого золотого мальчика, мать его платинового сына и бабушка совсем уж бриллиантового внука.

Времена тогда были странные и смутные последний тандем, предпоследний майдан… Жанна в свои тогдашние даже не шестнадцать об этом, конечно, не задумывалась напрочь, а мамину повышенную осторожность воспринимала по привычной схеме «ох-уж-эти-взрослые-ну-что-они-вообще-понимают»: у нее и в мыслях не было, что они с мамой, вдвоем живущие на ее вундеркиндскую стипендию, тоже могут восприниматься как понаехавшие тут. А уж вежливо-каменные лица родителей Алекса она вообще скорее потом вспомнила, чем заметила прямо тогда да и в любом случае это для нее тоже были «ох-уж-эти-взрослые».

С некоторых пор она первоначальные чувства Алексовых родителей, в общем, начала понимать, пусть и с поправкой на успокоившееся время. А когда Сашка, в те же пятнадцать с половиной, учудил такой вот вундеркиндский дубль поняла и без «в общем». Да уж. Не сложись у нее тогда, в тот первый университетский год, совершенно безоблачные отношения с Алексовой прабабушкой…

Но они сложились. Жанна так ни разу старушку по отчеству и не назвала: «нет-нет, деточка, зови меня просто Риной, так мне самой удобней»… Даже на «ты» обращаться просила, но тут уж просто язык не поворачивался. Хотя для многих тогдашних тинейджеров это нормально было, для нынешних тем паче.

Ладно, дело прошлое. Как бы там ни было, вот он Шура, Шуреныш, Шуреночек: самый младший в семье, самый бриллиантовый из всех внуков планеты Земля и ее окрестностей.

– Ну, не велика проблема бетон… по инерции возразила Жанна, думая уже совсем о другом.

– Довольно велика, Рина грустно покачала головой.  Размером с дом. Бывший, конечно, но шестнадцатиэтажный. Он тогда в городе только один такой был. Да и после уже не строили…

Жанна несколько секунд усваивала информацию. Собственно, ничего диковинного, просто иногда забываешь, НАСКОЛЬКО Санина прапрапрабабушка путешественница во времени.

– Так это… во время Межевой войны?

Старушка кивнула.

– И вы…

Снова кивок.

– Да, деточка, после паузы добавила Рина Вадимовна, я видела его изнутри. И дом, и бомбоубежище. То, которое в подвале. Там, под… под рощей и холмом. Глубоко.

Жанна оглянулась на внука. Он авторитетно объяснял что-то сверстникам, двум мальчикам и раскосой смуглокожей девочке: крылатая игрушка была в руках как раз у нее. Тот парень лицейского возраста, что лазил в кусты, тоже стоял рядом, прислушивался с любопытством и удивлением, кажется, не все понимая. Потом младшие закончили консилиум и принялись за дело: положили игрушку на оградку песочницы, склонились над ней, принялись оживлять. Взлететь это чудо детской техники пока не взлетело, но зажужжало почти сразу, а со следующей попытки и засветилось множеством огоньков.

Ладно. Образцовая бабушка хорошо и правильно, но это не единственная профессия. Жанна села на скамью, активизировала бланкет, вывела на голограмму окно «Гамбит Лужина». Страница четырнадцать.

– …Мы тут всегда жили, произнесла старушка странным голосом, словно извиняясь.  И играть сюда же ходили. Даже когда этого… бетона не было еще. Площадки детской, правда, тогда не было тоже, а вот дворик был. Кирилл, Леночка, Марина… еще Лева но это за несколько лет до, потом его увезли… Заур, Ленка-младшая… Алекс… Ну и я.

– Да все в порядке, бабушка.  Жанна наконец сообразила, в чем дело: Рина о времени Межи со своей правнучатой невесткой, приезжей и крепко послевоенного поколения, говорила редко, но когда это все-таки случалось, в голосе ее неизбежно появлялась виноватость.  Бетон так бетон, заросли так заросли. Бабушка, я сейчас немного поработаю, можно? Как раз на эту тему, кстати. Ну так, краем.

– Конечно-конечно, деточка. Я за Алексом-наимладшим присмотрю, ты не беспокойся.

Беспокоиться Жанна уже и не думала, но к тексту статьи почему-то вернулась с некоторым трудом. Так, а ну-ка оставим разброд и шатания, всего тридцать шесть минут прогулки осталось, даже не сорок две.

«…Насчитывающая две полные декады «эпоха Лужина», характеризующаяся подчеркнуто незамутненным оптимизмом и восторженным взглядом в будущее. Следует особо отметить полную искренность всех этих чувств. Сейчас в нее трудно поверить, особенно при учете того, что феномен межевых войн сосуществовал с той эпохой на протяжении полутора десятилетий из отведенных ей двух. Однако до поры Межа считалась явлением столь далеким, словно проходила по иной планете…»

Минуточку, а не анахронизм ли? Дата появления термина «Межа» именно в такой форме? Поиск… мимо. Мимо, мимо… И снова мимо. Ага, вот: широко распространенным становится на исходе, но в цитате корреспондента газеты «Bild» зафиксирован… ого: восемью годами раньше, причем не «Vermessung», а неуверенное калькирование «das “Mezja”», что позволяет еще годик-другой автохтонности накинуть.

«…словно проходила по иной планете. Достаточно сказать, что выросло и вступило в жизнь целое поколение, для которого «стратегия целых кафтанов» со школьной скамьи стала не только прагматическим руководством к действию, но и высоким, светлым, достойным восхищения ориентиром. Чрезвычайно характерная подробность: в ту пору буквально общим местом сделались пренебрежительные сопоставления набоковского Лужина с его старшим однофамильцем из «Преступления и наказания». Как с горечью заметил современник эпохи…»

Не назвать ли? Пожалуй, нет необходимости: общеизвестная цитата. Кто не узнает с ходу, задаст поиск в «зеркалке» и тут же получит фамилию. После чего весьма удивится.

«…заметил современник эпохи: «Мы же такими замечательными сами себе казались. И древними, и вечными, и едиными, больше всех заслужившими, нашедшими золотой алгоритм… в труде со всеми сообща, и заодно с правопорядком… Вот нас так и провоцируют на применение военной силы, а мы не поддадимся, пусть там всех хоть ипритом заливают ну и пожалуйста: Атлантический шельф наш, и экономика без санкций вперед скакнула, и без непечатного в печати все-таки лучше, разве не так? Да еще плюс защита традиционных ценностей. И куча других плюсов».

Одновременно зрела и ширилась убежденность, что власть свята даже в тех случаях, когда отвратительна. Потому что альтернатива не майдан, но Межа».

Внизу что-то требовательно пискнуло и Жанна чуть не подпрыгнула от неожиданности.

Потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить: перед ней собачий бегунок. А существо, на которое надето это устройство, щенок в наголовнике с фотоэлемнтами, совсем еще крохотный, даже породу не разобрать.

Все-таки это покамест редкость. Жанна о таких штуках, конечно, читала, даже писала, и в стерео видела, но своими глазами первый раз.

Щенок, то есть взрослый и даже старый пес, снова требовательно пискнул электронным голосом. Для него, разумеется, это был лай.

– Доброе утро, доброе утро, всем здравствовать!  С дальнего конца площадки, сияя улыбкой, поспешала его хозяйка. Лейла, вот как ее зовут. Давненько не виделись. Насчет песика теперь все понятно. А зовут его, кажется…

– Это Юан-Ли?  с удивлением спросила старушка.

– Он, он, мое сокровище!  закивала хозяйка.  Видите, он вас с Жаннет сразу узнал… Ах, бабушка Рина, как я вам завидую: все-то вы помните, дай вам бог здоровья, мне бы такую память в вашем возрасте, если доживу, конечно…

Жанна поморщилась. Ну, Лейла в своем репертуаре: тактичности у нее за миновавшие годы не прибавилось.

– Но ведь Юан-Ли еще молодой совсем, в голосе Рины Вадимовны все еще звучало удивление.

– Что вы, ах, что вы, бабушка, молодой он был, когда Жанночка здесь своего сынишку выгуливала. (Женщина, постаравшись сделать это украдкой, бросила на Жанну сочувствующий взгляд в духе, мол, «вот как сдала, бедняжка»; старания эти были столь неумелы, что Жанне захотелось с размаха врезать ей бланкетом по голове.) А сейчас нам девятнадцать с половиной лет да? Правда-правда, солнышко мое?  и еще десять дней после перезаписи, видите, до сих пор глазки не раскрылись и ножки не ходят, но это ничего, на то и экзоскелетик, и масочка видящая, да? Вот, вот, молодец ты наш… Играй с мячиком, играй!

Мячик Юан-Ли догнал сразу, точно прижал его коленчатыми лапами бегунка, попытался перехватить зубами но эта функция у наголовника не была активирована, а крохотная щенячья пастишка тем паче для такого не годилась. Лейла всплеснула руками:

– Ой, бабушка Рина, Жанхен, ну будьте здоровы, побегу я моему малышу помогать. (Однако не тронулась с места.) Ему же не объяснишь, что у него лапки и мордочка как у новорожденного. Ну ничего, еще пару месяцев и можно будет снять эту машинерию, уж так-то она нам надоела…

Лейла все не уходила, поглядывала выжидательно, будто желая еще что-то сказать. Но, кажется, так и не нашла нужных слов или просто вдруг смущение испытала, хотя это не в ее стиле. Песик очередной раз пискнул, шевельнул мяч и хозяйка наконец поспешила к нему.

Какое-то время Жанна и Рина молча смотрели ей вслед.

– Вижу, деточка, тебе неприятно.  Старушка нарушила молчание первой.  А зря! Ты тоже в таком, только человеческом, будешь ходить. Я-то не успею, но вы с Алексом вполне.