Госэкзамен Панфилов Василий

Деление здесь не по уровню причастности к тайнам, а скорее в деталях этих тайн, подчас измазанных в крови и грязи до того, что тошнота к горлу подкатывает. Ну и необходимости выговориться, используя специальные «морские термины»… не без этого.

– Сложно было… – негромко сказал Санька, поглядывая на распахнутую дверь в гостиную, – а иногда и страшно!

Он помолчал, кусая губы.

– Насчёт технической стороны я не врал, – продолжил брат, – а так… разве что чуть не договаривал. Долго…

Он пощёлкал пальцами, подбирая слова.

– … аэропланы распаковывать из трюма. Для тайных операций сойдёт, но случись чего… Мы бы ничего не успели, Егор!

– Та-ак… – я очень живо представил себя на месте Саньки, и волосы на голове шевельнулись, – это я не продумал! Н-да… всё ж наскоро… Ничего, будем работать!

– Да, – кивнул брат, – это важно! Пара моментов была, когда мы по краю прошли. Чудом! Это поначалу легко было, как… как кур картечью! Непуганые, ничего не подозревающие…

– А после? – глухо поинтересовался Мишка.

– О… – криво усмехнулся Саня, – мы такой переполох в Молуккском проливе навели, вы просто не поверите! Досмотровые партии высаживали на все мало-мальски годные суда. Нас не остановили только потому, что очень уж «Дева» убого выглядит, и на крейсер, будь он хоть трижды вспомогательный, не тянет никак!

– На то и расчёт был, – закивал я, – Корытце со ржой, экипаж маленький, таких по земному шарику не один десяток тысяч трюхает себе потихонечку, никому неинтересные.

– Ну… да, – кивнул Чиж, – психология! Сработала. Но страху мы пару раз натерпелись! Было как-то…

«По наши души, – констатировал капитан, вглядываясь в приближающийся британский корвет старческими дальнозоркими глазами.

– Бронепалубный крейсер типа „Комюс“, он же тип C, – опуская бинокль, медленно сказал Ерофеев, напрягшись, как кот перед хорошей драчкой. Да и по правде, как тут не напрячься, когда вот, корвет ВМС Великобритании во всей красе!?

– Охолонь, – негромко сказал ему вышедший на палубу судовой врач, – перегоришь раньше времени.

Вопреки собственному же совету, медикуса несколько потряхивает…

– А оно у нас будет-то, время? – отфыркнувшись, еле слышно пробормотал корнет, едва заметно расслабляясь, но продолжая немигаючи следить за вражеским судном.

– Приказывают остановиться для досмотра, – без нужды перевёл один из матросов сочетание флагов.

– Не нам… – чуть погодя добавил его товарищ, наблюдая, как отчаливший от корвета паровой катер, подпрыгивая на волнах, несётся к пароходу под флагом Панамы[80].

– Пока, – выдохнул первый, дёргая рыжеватый ус.

– А-атставить панику! – коротко скомандовал фельдкорнет Чиж, поднявшись из трюма.

– Есть отставить панику! – не сразу отозвался матрос, чуть покосившись на капитана, сохраняющего полнейшее спокойствие. Фельдкорнет, отдав несколько коротких распоряжений пилотам, подошёл к борту. Опираясь на леерное ограждение, он принялся наблюдать за корветом, сохраняя, по крайней мере с виду, то спокойствие, что присуще людям, крайне далёким от каких-либо проблем. На его чистом юношеском лице виднелось выражение лёгкого, чуть отстранённого любопытства, а глаза смотрели покойно и ясно.

Панамец тем временем остановился наконец, встав на якорь. К его борту причалил катер, и на борт парохода забралась досмотровая партия.

Надо сказать, что наблюдать это событие посчастливилось не одним лишь морякам „Девы“, но и доброй полудюжине судов, находящихся в одной из узостей Молуккского пролива. Встав на якорь, они ожидали своей очереди, и пожалуй, причины для волнений были у всех…

Минут через пять от корвета отчалил ещё один катер, и…

… фельдкорнет замахал руками, приветствуя британцев.

– Сбросьте трап, или что там у вас положено! – повернувшись к капитану, резко скомандовал Чиж. Юное лицо его исказилось, и на миг показалось, будто через кожу проступил лик древнего божества, и вот уже на палубе не вполне человек, а аватара самого Марса!

– Думаете? – приподнял бровь капитан. Короткий поединок взглядов, Иван Ильич отдал приказ…

… и потянулись долгие, томительные минуты ожидания.

– Что тут у вас? – резко спросил молоденький мичман, возглавляющий досмотровую партию и отчаянно старающийся казаться взрослым.

– Офицер! – и как и не было грозного божества… возле лееров весёлым щенком прыгает молодой креол, размахивая руками, – Возьмите нас на абордаж, сэр!

– Простите? – не понял мичман.

– На абордаж, сэр! – Санька-креол сиял, – Ну, или как там это у вас, военных моряков, называется?

Не давая опомнится, он усиленно зазывал моряков в гости, и мешая английский с креольским диалектом, очень убедительно играл…

… гомосексуалиста, впечатлённого статями бравого мичмана и мечтающего о романтическом морском приключении. За его спиной Ерофеев закатывал глаза и перемигивался с кем-то, невидимым с катера. Рожа у пловца была при этом ну настолько похабная…

Бравый мичман побагровел, крутанул шеей и смерил нежданного поклонника взглядом. Впрочем, связываться с экспрессивным заднеприводным он не стал… ну в самом-то деле!

Зато сержант британской морской пехоты высказался очень ёмко и ярко… Жаль, что самые интересные его высказывания заглушил шум заведённого двигателя парового катера. Потому что… ну в самом-то деле! Не отмоешься потом…

Да и что интересного может быть на этом корыте? Мелкая контрабанда? Минные аппараты сюда не поставишь, а прочее…

… ВМС Великобритании решительно не интересовало!»

– Н-да… – я хотел было пошутить, но вспомнил про свой вояж в женском обличии, и благоразумно решил смолчать.

– А не удалась бы игра? – задумчиво спросил Коста.

– Импровизировали бы, – ощерился брат, – на такие случаи у нас несколько сценариев отработано.

– Хм… – Феликс остро глянул на Саньку, – Я так понимаю, у вас были сценарии на ВСЕ случаи?

Чуть помедлив, брат кивнул, и по спине у меня пробежал холодок…

– Мы все присягу давали, – смущённо улыбнувшись, сказал Санька, – и…

Он снова оглянулся на дверь в гостиную.

– … помнили о пистолете Казарского![81]

Пробрало всех… хотя пожалуй, у каждого из присутствующих в жизни бывало нечто подобное, а у дяди Гиляя и Косты, так пожалуй, и не один раз.

Санька, несколько смущённый пафосом момента, решил зачем-то объясниться.

– Нет, ну в самом деле… Нас на «Деве Марии» два десятка человек всего, а на другой чаше весов – страна!

– Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя, – глуховато сказал молчавший доселе Лёвка, тут же смутившись ещё хуже Саньки и старательно отворачивая заалевшее лицо.

– Да, – не совсем понятно сказал Владимир Алексеевич, достав из кармана трубку и начав набивать её подрагивающими пальцами.

«Не иначе, было вспомнилось…»

Будто по негласному уговору, историю эту в тот день мы больше не поднимали…

Санька рассказывал всё больше хиханьки и хаханьки, пусть и опасливые. Навроде того, как разыгравшийся кит прошёлся под поплавками приводнившегося аэроплана, тронув их спиной.

– … о хо-хо-хо! – гулко, как в бочку, смеялся дядя Гиляй, – Так говоришь, портки тот пилот полоскал?

– Эй! – вскинулся Санька, – Я ничего не говорил!

– Но подразумевал! – парировал бывший опекун, поблёскивая глазами.

– Да ничего подобного! – возмутился брат, делая возмущённые брови.

– И зря, – наставительно сказал Владимир Алексеевич и хохотнул, – в иных историях без щепотки перца не обойтись!

– В историях – да, – кивнул фельдкорнет Чиж, – а легендах о ВВС – нет!

– О как, – озадачился дядя Гиляй, – уел! Даже спорить не буду. Сейчас – да… легенды нужны, и не поспоришь ведь… хех!

Услышав смех, на веранду осторожно выглянула Надя, а вскоре показалась и вся наша женская сборная, так что Саньке пришлось наново пересказывать свои байки, фильтруя из них кровь, грязь и специальные морские термины. Посмеялись от души, но недолго. Песса Израилевна, посидев немного с нами, снова подхватила Софию под руку и удалилась посплетничать о своём, о женском.

Судя по лукавым взглядам, кидаемым на Дзержинского, речь пойдёт о его романе с танцовщицей Клео де Мерод, о котором в Дурбане не судачил только ленивый. Вот кто бы мог подумать…

«Судя по всему, разговоры там будут из разряда „21 плюс“», подумал я, и в очередной раз подивился вывертам современного общества. Обсуждать «взрослые» отношения в присутствии девочек-подростков, это неприлично…

… а то, что девочки эти вполне «по взрослому» занимаются Большой Политикой и планируют разведывательные и диверсионные операции, это ж совсем другое дело! Причём когда я пытался поговорить с тётей Песей на эту тему, у меня не то чтобы не вышло… Её натурально коротит! В общем, я плюнул и перестал лезть в базовые настройки личности, приняв ряд вещей, как данность.

К слову, не только её особенность, это вообще один из признаков эпохи. Будущая моя тёща, как ни странно это прозвучит, человек с достаточно прогрессивным мышлением. Остальные, как правило, ещё хуже…

Проводив их глазами, подавил всколыхнувшуюся досаду. Хочется иногда вот так вот так вот, о ерунде всякой посплетничать…

… а некогда. К сожалению.

– С Балканами, господа-товарищи, – потирая подбородок, начал я нелёгкий разговор, – к большому моему сожалению, я не справился. Идея натравить на Фердинанда Болгарского Савинкова и Гершуни провалилась с треском!

– Мы, – негромко сказала Эсфирь, присаживаясь рядом, – Мы не справились. Не спорь, Егор… Я понимаю, что ты считаешь себя за всё в ответе, но принимая на себя чужие неудачи, ты одновременно принижаешь и работу других людей.

– Мы не справились, – кивнул я, принимая упрёк. При посторонних Фира ни в коем разе не стала бы поперечничать, но здесь собрались только близкие. Тем более, Балканами она занимается как бы не больше меня…

– Вместо того, чтобы по нашей задумке разрубить Балканский узел, Савинков с Гершуни ещё больше запутали его, – негромко сказала она, ставя перед собой руки и переплетая пальцы, – Признаться, я в некотором затруднении, и решительно не могу понять логику этих господ.

– Ну… – чуть помедлив, осторожно начал дядя Гиляй, – в уме и проницательности этим господам не откажешь, так что может быть, они нас переиграли?

– Нет, – Фира качнула прелестной головкой, и поправила смоляно-чёрный локон, выбившийся из причёски, – тут что-то иное. Вы знаете, я достаточно уверенно справляюсь с ведением работы на Палестинском направлении…

– Наслышан, – одобрительно кивнул Феликс, – не самый простой регион. Очень сложное переплетение религиозных, национальных и территориальных интересов, тянущееся с Ветхозаветных времён.

– Да, – Фира спокойно приняла комплимент, – Когда я начала разбираться в Балканских реалиях, нашла немало общего. Всё те же имперские амбиции не самых больших народов, постоянная оглядка на историю, густо переплетённую с мифологией, но всегда – Великую.

– В основном это величие очень региональное, – едко прокомментировал Санька, заработавший в своё время стойкую мигрень в попытках разобраться во взаимоотношениях балканских народов. К слову, толком и не разобрался…

– Не без этого, – с лёгкой улыбкой согласилась Фира, но как мне кажется, ей просто не хотелось спорить, – Опираясь на свои знания о Палестине, я достаточно быстро разобралась с ситуацией на Балканах.

– Как же, – закивал Владимир Алексеевич, – помню! Ваши прогнозы по Балканам, Эсфирь, оказывались наиболее точными из всех.

– Соглашусь, – медленно склонил голову Феликс, – Прогнозы такого уровня пристали скорее штабному офицеру, притом специализирующемуся именно на Балканах. Так что хотя и я до конца не понимаю ваше утверждение о заметной схожести Палестины и Балкан, вынужден принять это утверждение за истину.

Фира чуть порозовела…

… и кажется, я тоже. Комплимент уму и профессионализму невесты оказался куда как приятней признания её красоты. Последнее, признаться, меня несколько раздражает. Ревность? Отчасти… Но пожалуй, более всего не ревность, а досужее внимание некоторых репортёров и попытки то сфотографировать её возле школы, то придумать какую-нибудь нелепую историю, с переделанным на современный лад судом Париса[82].

– Имея исходные данные, – продолжила девушка, чуть запнувшись от смущения, – всегда можно рассчитать действия народов, кланов, религиозных объединений и финансовых групп. Если данные поступают своевременно и в полном объёме, то точность расчётов становится достаточно высокой.

– Иногда в эти уравнения вносятся неверные данные, – подхватил я, – или какие-то переменные вносятся хаотическим образом. Будь-то хоть достаточно масштабное градобитие или ураган, оскорбление религиозных чувств значительной части населения, или особо удачное выступление политического активиста.

– Верно, – согласилась Фира, еле заметно улыбнувшись мне, – На самом деле всё ещё сложней, и таких переменных, которые невозможно учесть, на самом деле десятки.

– Нет-нет… – она вскинула перед собой тонкие руки, – не подумайте, я не жалуюсь! Просто это всегда можно увидеть как некое уравнение, пусть даже не сразу!

– Хм… понял, о чём вы, – деловито кивнул Феликс, – Пусть даже задним числом, но всегда можно увидеть логическую цепочку. А здесь?

– Нет её, – ответил я, – Понимаете? Нет! Точнее, не полностью, а будто кусками, и как только в эту цепочку попадают Савинков и Гершуни, звенья лопаются!

– Ага… – отозвался Коста, – А может, и нет её? Логической цепочки.

– Ну-ка… – я живо повернулся к нему.

– Так… – он пожал широченными плечами, – я слышал, что шизофреники… или шизоиды? В общем, они бывают крайне убедительными! Притом больные шизофренией видят мир как нечто очень враждебное, пугающее до глубины души.

– Коста, ты гений! – Я вскочил, не в силах сидеть, – Не могу судить о психике этих господ… но ведь и в самом деле! Деяния их, а главное – методы, говорят о весьма специфическом мышлении!

– И в это движение вливаются всё больше шизоиды, – внёс свою лепту Мишка, – Н-да… а ведь похоже!

– А дальше – как эпидемия, – сказала Надя, азартно подавшись вперёд, – Они подпитывают друг друга, и сознательно или подсознательно, при контактах с балканскими революционерами ищут таких же!

– Эпидемия шизофрении… – подытожил я озадаченно, – скверно! Насколько я знаю, экспрессия больного шизофренией и шизоидов вообще может быть очень убедительной, и при всей странности, непонятности и непривычности вызывать веру в свою подлинность.

– Однако… – неожиданно перебил меня Мишка, – это же какая петрушка получается?! На вполне здравые социальные идеи ложится идеология террора, привлекательные для горячей молодёжи, да ещё и шизофреническая убедительность людей, считающих окружающий мир исключительно враждебным и пугающим?! Получается, мы видим зарождение сугубо деструктивной структуры, да ещё и дискредитирующей революционное движение вообще!

– Согласен, – мрачно сказал я, – Взламывать этот код мы можем долго, а результатам нам никто не гарантирует. Чем дальше, тем больше над Балканами закручивается грозовой фронт, над которым мы вскоре потеряем всякий контроль.

– Контроль… – Мишка потёр подбородок, – Бог бы с ним! Для нас главное – не допустить участия Балкан в Мировой бойне! Не скажу, что любой ценой, но…

Он замолк, не договаривая… да и о чём говорить? Сейчас Балканы кипящий котёл, который может рвануть в любой момент!

Сербские националисты, устроившие переворот вроде как под руководством Российского Генштаба, но чем дальше, тем больше из этого переворота торчат уши Франции! Сербия набирает французские кредиты и одновременно выпрашивает деньги у России… и ведь дают! Просто так, даже не взаймы…

В Болгарии правит князь из немецкой династии, и немецкие интересы давно переплелись с интересами значительной части болгар. К русским и Российской Империи там относятся в общем-то лояльно и чтят память воинов, отдавших жизнь за освобождение страны, но…

… политические интересы не могут строиться исключительно на благодарности![83] А Российская Империя, увы, ведёт на Балканах политику, которую сложно назвать иначе как провальной.

Россия не может предложить ни Балканам вообще, ни Сербии с Болгарией в частности, ничего… Лишь славянофильство с ярко выраженным комплексом «Старшего Брата», да православие с жандармским оттенком!

… а по Балканам мы постановили – резать, не дожидаясь гангрены! У нас есть деньги на наёмников, есть выход на различных революционеров, но решительно нет времени пытаться загрести жар чужими руками!

В настоящее время ситуация складывается таким образом, что Германии решительно неинтересны земли на Востоке. Она настроена отгрызть кусок британских колоний, и раз и навсегда покончить с гегемонией Соединённого Королевства, вырвавшись на оперативный простор Мирового Океана.

Польша и Прибалтийские губернии – ничто по сравнению с возможностью вести свободную торговлю по всему миру! Качество немецких товаров превыше всяких похвал, и по сути, у пруссаков нет необходимости в захвате чужих колоний. Достаточно сломать колониальную торговую систему, с её протекционизмом и прямым военным давлением, и немецкое качество завоюет мир!

… вот только национальные комплексы неполноценности никуда не делись, и весь народ настроен на захват жизненного пространства. Отчасти – да, необходимость получать сырьё… но в основном просто для того, чтобы было!

Чтобы любой немец, будь то крестьянин или сам Кайзер, проснувшись поутру, смотрел на карту мира и гордился Фатерландом!

Воевать же с Россией… нет, этого не хочет никто! Ради чего? Вряд ли кто-то из немцев сомневается в победе, но распылять силы и портить отношения с огромной страной ради Польши и Прибалтийских губерний, беременных национализмом и Революцией? Нет уж…

Помочь им обрести независимость, получив таким образом буферные зоны и отчасти отрезав Российскую Империю от европейской торговли, это сколько угодно… Но не ценой военного конфликта!

В случае войны Германия даже не планирует выставлять на восточный фронт хоть сколько-нибудь серьёзные силы, и тем более переходить в наступление. Зачем? Территориальные претензии к Российской Империи есть только у Австро-Венгрии, вот пусть она с Россией и воюет!

А если же на стороне Антанты выступят ещё и балканские страны, аппетиты ведущих держав могут разыграться, и война Колониальная станет Мировой!

… а мы, всей душой желая поражения Российской Империи, не хотим гибели не единого русского солдата. Пасть должен не фронт, но Самодержавие![84]

Двадцатого февраля 1903 года в порт Кейптауна зашёл первый морской конвой из Соединённого Королевства, и на землю Капской колонии ступила нога британского солдата. Две недели ушло на обмен дипломатическими нотами, гневные филиппики в прессе и ультиматумы, а шестого мая Британия объявила о разрыве мирных соглашений.

Глава 13

– Он, паскуда, раньше в Натале жил, – мешая русский и африкаанс, горячечным шёпотом рассказывал Роэль напарнику, расположившемуся поблизости под миртовым кустом, – адвокат…

Слова падали в горячий прокалённый воздух, подрагивающий от жары, и стороннему наблюдателю могло показаться, что они обретают видимые, едва ли не одушевлённые формы. Будто сотни крошечных духов вьются, пританцовывая, у головы африканера, и выстраиваются в очередь, толкаясь и распихивая друг друга, отчего речь африканера звучала отрывисто и скомкано.

Земля уже успела высохнуть после прошедшего утром дождя, и освежающая прохлада ушла, как и не было. Осталась тяжёлая, несколько душная влажность, наполненная ароматами одуряюще пахнущих африканских растений, от которых кружится голова, а в сердце разливается сонная нега. В такие дни хорошо дремать в тени, и не суть важно – покачиваясь ли в гамаке или сидя в кресле-качалке на веранде дома, листая газету, да подкуривая постоянно затухающую трубку.

Лежать, прея в маскировочных накидках и пытаться притом уподобиться какой-нибудь рептилии, дыша через раз и по возможности не шевелясь, человеку непривычному очень тяжело. Даже кафры, урождённые обитатели здешних благословенных пажитей, не всегда способны на такой подвиг. В полуденную жару они либо заваливаются в тенёк подремать, либо выбирают какое-нибудь несложное занятие, не требующее ни хоть сколько-нибудь физических, ни умственных усилий.

Что же говорить о белых людях, один из которых родился в тех краях, где реки скованы льдом до восьми месяцев в году?! Но дух возобладал над плотью, и они, впав в то странное оцепенение, что со стороны можно принять за спячку, ухитрялись вести не только еле слышимую беседу, но и наблюдать за неширокой грунтовой дорогой.

Каждый раз, когда птичий всполох показывает приближение повозки или всадника, оба наблюдателя замолкают, начисто сливаясь с ландшафтом. Готовые в любой момент перейти от оцепенения к самым решительным действиям, они провожают глазами пылящую по дороге повозку, одинокого всадника на старой кобыле или группу работников-индусов, которые за каким-то чортом оказались здесь в разгар рабочего дня.

Выглядит это крайне подозрительно и попахивает провокацией… Но нет, индусы, гомоня на своём наречии, прошаркали мимо, вздымая босыми ногами пыль.

Индусы-кули прошли, и снова наблюдатели впали в оцепенение, не забывая прислушиваться к птичьему гомону и вглядываться в кусты на противоположной стороне дороге, где залёг командир. Впрочем… всё это только предположительно, старшой у них волчара битый и воспитывает подчинённых, ухитряясь даже во время выполнения задаи подкидывать им пищу для мозга и тренировки наблюдательности.

Андрей, грызя травинку и сплёвывая то и дело сгрызенное чуть в сторонку, изредка еле заметно кивает впопад и невпопад, слушая вполуха, и не перебивая Роэля только из вежества и дружественной приязни. Буковки он знает не хуже африканера, глаза и ухи есть, мозги в наличии, да и на дырявую память ни разочка не жалуется. Нового тот не сказал решительно ничего, а просто проговаривается, выплёскивая нервное напряжение.

На ликвидацию кого бы то ни было, осназ отправляют только после того, как те наизусть вызубрят всё мало-мальски нужное, будь то информация об объекте ликвидации, карты местности, пути отхода и прочая мелочь. Любая! Вплоть до особливой неприязни хозяйской собачонки к дикобразам. Если такая информация от разведки получена, разумеется. Никогда ведь не знаешь, что может пригодиться!

Утаивать информацию нельзя ни в коем разе, особенно если она касается объекта ликвидации, и самое главное – её причин. В уставах прописано. Намертво!

Раз попустить, да другой… да выйдет так, что занимается осназ не диверсиями и ликвидацией опасных для страны людей (причём только с постановления суда), а…

… по самые уши замаран в политических убийствах внутри страны, да в разборках финансовых и промышленных кланов. А куда это годится?!

Что там выйдет из этой задумки годков через десяток, один Бог ведает, а пока осназ имеет двойное подчинение, и в мирное время работает на Службу Шерифа. Заодно и тренировки…

Серафим не раз говаривал, что во время той, первой ещё Англо-Бурской, любая мелочёвка выручала не раз и не два. Это ведь как работает? Деньга к деньге, да глянул в кубышечку, а там уже рупь! Так и здесь – одна мелкая деталюшка к другой, как в пазлах, так-то картинка и складывается! Пусть даже не цельная, пусть с дырочками, но суть-то ухватить можно? То-то!

Заучивали как «Отче наш» примеры всякие, навроде тово, как пластуны шастали в лагерь к британцам, как к себе домой, и никаких особливых хитростей, а просто – знание, грошик к грошику собираемое. Как командира полка зовут, да лейтенантов в ротах, да кто как выглядит и какие пристрастия имеет.

Любые! Хорошее, плохое… всё в дело может пойти! Как кузину зовут, да какую породу собак любит матушка полковника, да почему сержант, собака ирландская, не любит выходцев из Хэмпшира.

А устав британский да негласные, но культивируемые привычки ветеранов, так и вовсе – наизусть заучивали! Отдельно драгунов, пехоты, артиллерии, ополченцев из Капской колонии и индусов из санитарных отрядов. Ну и язык, знамо дело! Не просто знать назубок, а кому способности позволяют, тому хоть несколько фразочек и словечек ставят так, чтоб под выговор Йоркшира, к примеру, подходило. В масть.

Соображалку чутка включить, и вот уже ты не на пузе через лагерь ползёшь, аки крокодил, а на своих двоих, как белый человек. И не абы как, а знаешь, на кого и как ссылаться, чтоб тебя за своего приняли и пропустили. Ну или хотя бы не задержали…

Выучено и затвержено так, что ночью разбуди и с любого места спрашивать начни – любой осназовец ответит! И задачки психологические, этнографические, да на наблюдательность – как семечки щелкают, любого спрашивай. А ничего такого… дело привычки, ну и отбора.

Гвардия как есть! Только правильная, настоящая, а не эти… болванчики в мундирах.

Но вот если привычка такая у Роэля, языком в засаде чесать, и если возможность такая есть, так что же, затыкать дружка? Пусть его… Кто языком, а кто вон… траву грызёт да сплёвывает. Тоже, если подумать, не самая приятная привычка. Так что один вот… языком молотит без устали, а второй – грызь да тьфу…

– … сходу в политику влез, – возбуждённо продолжает африканер, – обоими ногами! Права индусов… Нет, ты подумай? Права! Не нравится что-то, так что тебя в Африке держит? Да?

Андрей кивает бездумно, и Роэль тихохонько выплёвывает своё возмущение понаехавшими цветными, которые (вот твари, а?!) хотят каких-то прав! Белого аборигена Африки ничуть не смущает, что его напарник из таких же понаехавших…

… которых современная расовая наука не считает полноценными европейцами, решительно классифицируя как переходное звено между азиатской и белой расами. Африканеры не столь пристрастны, ибо и сами не без грешка…

… то бишь с примесями негроидной крови, подчас заметными. В Штатах почти все они считались бы цветными, с соответствующей сегрегацией и урезанными правами. Но ведь это совсем другое дело! Верно?

Впрочем, подобное двоемыслие и двойные стандарты для Южно-Африканского Союза давно уже стали нормой и никого не удивляют. А что такого-то? Где иначе-то?

– … а ещё, паскуда, – не унимается Роэль, к месту и не к месту вставляя полюбившееся словцо, – адвокатишка этот сам говорил, что считает борьбу буров за свои права и свои земли справедливой, а…

– И не повесили? – вяло поинтересовался Андрей, прекратив жевать травинку и сбрасывая с щеки жука.

– С чего бы? – не понял африканер, – А… нет, это ещё до войны было! Одно время, дед рассказывал, вместе хотел вести политическую борьбу против британцев.

– Ага… и чево объединяться-то не стали? – лениво поинтересовался русин, уже зная ответ.

– Сдурел? – удивился Роэль, – С цветными!?

– Ага… – закивал напарник, – как же…

Бабка из гриква у самого африканера, «это другое», а индусы – цветные и низшая раса? Но поднимать эту тему он не стал, опасаясь нарваться на очередную лекцию о том, что есть цветные правильные и проверенные, а есть – неправильные и чужие, и…

«Это совсем другое дело, Андрей!» – как наяву услышал он безапелляционные слова.

– … а как война началась, так неделя прошла, а он уже верноподданный, – возмущается Роэль, – и подаёт прошение о формировании Корпуса индийских носильщиков-санитаров. Это как?!

– «Я считаю, – прикрыв глаза, начал цитировать африканер, полагаясь на память, – что если я требую прав как британский гражданин, то обязан также участвовать в обороне Британской империи… Я полагаю, что Индия может стать независимой только в рамках Британской империи и при ее содействии».

– Доказательство лояльности индийцев по время войны, чтоб Индии предоставили самоуправление – это, по его мнению, не подлость! – горячо шептал бур, – А вот когда мы, захватив Наталь и наши старые провинции, повыгоняли оттуда большую часть индусов за ту самую лояльность к Британии, так это, по его мнению, нарушение базовых прав человека. Подбивает теперь, паскуда, работать на благо Британии оставшихся на наших землях индусов!

Андрей, не вслушиваясь в слова, покивал, и напарнику этого оказалось достаточным, чтобы тот продолжил возмущённое повествование.

– Тих-ха… – командир материализовался рядышком так, будто и не человек вовсе, а лешак, да и выглядит соответствующе, только что с африканским колоритом, – Никшните! Заболтались, сороки… слышите, колёса скрипят?

– Виноват! – шепотом отозвался Андрей, не вставая с земли, чтобы не поправлять потом маскировочную накидку, должным образом утыканную веточками и травой.

– То-то, что виноваты… – пробурчал Серафим, сдвигая чуть вверх маску Лешего, – Да спрячьтесь получше-то, ироды! Не первое задание, а как, прости Господи, стажёры какие…

Роэль густо покраснел и потупил взгляд, принимая вину на себя. Очень уж он близко к сердцу принял эту историю… Молодой африканер полностью разделяет убеждения ныне покойного Дядюшки Поля, который в своё время заявил индусам, обратившимся к нему с просьбой дать им некоторые гражданские права: «Индусы по самому своему рождению должны находиться в рабском услужении у европейцев».

Под ответом президента Трансвааля подписался бы, пожалуй, каждый африканер! Роэль не исключение, и наверное, молодой человек и сам не сказал бы уверенно, что его более всего раздражает в индусах.

Как истинный бур, он вырос с фанатичным убеждением, что его народ Избран самим Господом, а удел потомков Хама и Сима – прислуживать потомкам Яфета[85]. Ему, как и прочим африканерам,казалось, что выступая за свои права, индусы идут против воли Господа, нарушая предначертанное и приближая Апокалипсис.

В этом виделось нечто удивительно кощунственное, идущее вразрез с пожеланиями Господа. Африканер возмущался совершенно искренне, не понимая и не желая принимать никаких аргументов, не видя в них решительно никакой логики и заранее расчеловечивая оппонентов.

Но и вне религиозного контекста возмущение его было ничуть не меньшим. Какого чорта?!

Да, африканеры не любят цветных и неприязненно относятся к индусам, ну так они их в Африку и не звали! Это Британия создала такую ситуацию, когда индусы, спасаясь от голода на родине, вынуждены подписывать кабальные контракты, и прежде всего – с англичанами.

Ну так и воюйте против них, боритесь за свои гражданские права человеческое достоинство. В Индии! Но нет же…

… и Роэль, как и многие африканеры, запоем читавший «Книгу Джунглей», находил самые прямые аналогии с шакалом Табаки!

Осназовцы затаились в кустах, замаскировавшись ещё пуще – так, что пожалуй, случись здесь охотник с ищейкой, то он прошёл бы трёх шагах, ничего-то не заметив. Некоторое время спустя на дороге показался вооружённый белый подросток верхом на костлявом мерине, настороженно оглядывающий окрестности.

Серафим, справный мужик из Сенцова, поморщился, стараясь не глядеть на сопляка прямым взглядом. Некоторые, он знает это хоть бы и по себе, способны почувствовать взгляд, особенно когда глядят прямо, как через прицел. А боковым, как бы вскользь, и ничево!

Несколько минут спустя показались наконец тяжело гружёные поскрипывающие фургоны, судя по флажкам, принадлежащие Королевскому полку ополченцев Наталя.

«Щуку съели, а зубы остались», – мелькнуло в голове у корнета, разглядывающего давнего врага без особых эмоций. Британские колонисты и пробританские буры, изгнанные победителями с земель, которые обе стороны считали своими, противник неприятный.

В той войне они не проявили себя хоть сколько-нибудь значимой военной силой, но сейчас… Сейчас всё изменилось!

Поначалу это были благодушно настроенные патриоты Британии, выполняющие обычно функции милиции на приграничных территориях. Изредка, объединившись в небольшие отряды, они совершали рейды на подконтрольные Союзу территории, не слишком, впрочем, себя утруждая.

Большая их часть считала, что записавшись в полк, они полностью выполнили свой патриотический долг. Так и служили, патрулируя окрестности собственных ферм, да изредка выбираясь в полк на побывку. Потом уже, ближе к концу войны они начали было воевать всерьёз, но развернуться всерьёз им не дали.

Сейчас основу полка составляют недобитки из старого состава, да всякая шваль из числа особо обиженных. Какие из них вояки, Бог весть, но каратели получились знатные!

Несколько удачных рейдов на территорию ЮАС не дали результатов, значимых для Британии с военной точки зрения, но…

… правительству Южно-Африканского Союза больше не надо убеждать фермеров с приграничных территорий в необходимости эвакуации. Королевский полк ополченцев Наталя сделал за них эту работу.

Здесь, глубоко в собственном тылу, милиционеры Капской колонии чувствуют себя уверенно и беспечно, но Серафим не обольщается. Каратели они или кто, но стрелять в здешних местах умеют все, равно как читать следы и преследовать раненого зверя.

«Тихохонько надо работать, – мелькнуло у него в голове, – как в аптеке! Эти, случись чего, преследовать будут до последнего, а здешние места, как ни крути, они знают куда как лучше нас!»

Помимо озабоченности, мелькнуло в голове и лёгкое злорадство. Худой скот-то у врага! Не зря, ох и не зря конница Дзержинского делала рейды в самую сердцевинку Капской колонии, выгрызая всяческое осмысленное сопротивление и помогая бурам из Союза уводить стада….

… а что увести не удавалось – резать! Сколько там награбили, и сколько перерезали падальщикам на поживу, это только гадать можно. А падёж? От бескормицы ли, от эпидемий…

Но ведь удачно ведь вышло, а?! Экая лядащая скотина у милиционеров… У армии может и получше, да не слишком! Одну только лошадёнку драгунскую через окиян перевезти в такую цену встанет, что дешевле выйдет самого драгуна взнуздать! А пушки тягать? Да повозки просто! Душа радуется…

Один из возчиков, подъезжая ближе к засаде, сделал последнюю затяжку и выколотил трубку о козлы, переговариваясь с кем-то невидимым в глубине фургона. Морщинистое лицо его, со следами давнего ожога, исказилось в гримасе, в которой только человек привычный опознал бы улыбку. Высморкавшись в горсть и обтерев ладонь о козлы, возчик смачно отхаркался, сплюнул на пыльную грунтовую дорогу и запел, сперва негромко…

• – Своей возлюбленной позабыт,
• В холодном доме совсем один[86],

– выводил он на удивление чистым голосом.

• – Жестоким горем, сижу, убит
• – Твой преданный паладин,

– подхватил невидимый напарник из глубины фургона.

• – И сердце бьётся едва-едва,
• И гулок стук его в тишине
• – Твои зелёные рукава
• Мне грезятся в полутьме….

Песню начали подхватывать остальные, и Серафим невольно заслушался. Хорошо ведь выводят, паскуды!

• – Я был послушным твоим слугой,
• Ни в чём нельзя меня обвинить.
• Не мог помыслить я о другой,
• Не мог тебе изменить.

• Во всём для меня ты была права
• Я видел и слышал тебя одну.
• Твои зелёные рукава
• Держали меня в плену.

• О, сколько платьев, шарфов, колец
• Тебе я, любимая, подарил…
• Сорил деньгами, и, наконец,
• Совсем себя разорил.

• За то осудит меня молва,
• Но деньги – пыль, и богатство – вздор,
• Когда зелёные рукава
• Ласкают усталый взор…

• Прощай же, дева моей мечты,
• Господь да хранит тебя в том краю,
• Где без меня продолжаешь ты
• Беспечную жизнь свою.

• Но, может, услышав мои слова,
• Меня пощадит милосердный бог.
• Твои зелёные рукава
• На мой возвратив порог.

Фургоны тянулись один за другим, но наконец, последний из них скрылся за дальним поворотом дороги. Потянулись томительные минуты ожидания, а дорога меж тем стала несколько оживлённей, отчего напряжение стало нарастать.

Необходимость соблюдать полную неподвижность, пребывая при этом в полной боевой готовности, утомляет просто необыкновенно. Тик-так… тянутся уже не минуты, а секунды – так, что даже полёт быстрокрылых стрекоз кажется замедленным и нарочитым, будто их рисовали для синематографа.

Объект запаздывает… а жара тем временем несколько спала, и движение стало ещё более оживлённым. Благо, Бофорт-Уэст городок небольшой, да и местная экономика преимущественно аграрная, так что столпотворения на дороге всё ж таки нет. Но и того, что есть…

Наконец, вдали показалась искомая повозка, и Серафим, достав маленький бинокль, приподнялся на локтях, всматриваясь до боли в глазах. Внешность у адвоката достаточно примечательная, а за время подготовки к операции осназовцам пришлось досконально её изучить, равно как и внешность всех мало-мальски близких к индусу людей, так что ошибка исключена.

Профиль, анфас, профиль в три четверти, в темноте, в европейском платье, в индийском, с бородой и без… Не ошибутся.

Подав условленный сигнал, корнет снова поднял бинокль и закусил губу. Метрах в трёхстах позади повозки адвоката тащились его соплеменники, то бишь возможные свидетели…

– А свидетели нам не нужны… – прошептал он, и после короткого раздумья подал ещё несколько сигналов, проорав малой птахой, коих в этих местах – как воробьёв в Москве. А чтоб не путать, орал нарочито с небольшими ошибками, которых человеку понимающему – за глаза, а издали – ну никак не разберёшь.

Прикрыв ненадолго глаза, Серафим живо представил, как Роэль бежит назад по заранее присмотренному маршруту, будто наяву видя каждый кустик, канаву и деревце, огибая их вместе с африканером. Продолжая мысленный хронометраж, он открыл глаза и спрятал бинокль.

Расстояние ещё изрядное, но лица пассажиров и возницы уже не спутать. Достаточно…

Чуть опустив глаза, дабы не давить индусов взглядом, он ждал… Повозка приближалась, а топавшие позади индийские кули, напротив, слегка приотстали.

Серафим явственно представил себе, как Роэль, не добегая до них с полсотни метров, рыкнул, умело подражая леопарду, и ни разу не воинственные кули, сгрудившись и ощетинившись палками, пятятся по дороге назад. Развитое воображение даже показало это так живо, что он будто побывал в синематографе.

Страницы: «« « ... 1112131415161718 » »»