Каждый час ранит, последний убивает Жибель Карин

99

Скрипит засов, решетки открываются. Я держу в руке сумку и иду к тому, что называется свободой. Когда я прохожу через последнюю дверь, то закрываю глаза и глубоко вдыхаю воздух. Открыв глаза, я вижу Грега. Он облокотился о свою машину, стоит и улыбается.

На меня сразу накатывает ярость.

Он подходит ко мне и кладет свою тяжелую руку на мое вывихнутое плечо.

– Рад тебя видеть, брат, – говорит он.

Я кладу сумку в багажник его «ауди». Сажусь на переднее сиденье, хлопаю дверью. Он заводит машину, трогается с места так, что слышится визг колес. Он всегда любил некую театральность.

– Куда поедем? – спрашивает он. – Хочешь чего-нибудь выпить?

Я молча качаю головой. Я смотрю в зеркало заднего вида на быстро уменьшающуюся в размерах тюрьму.

Смотрю, как исчезает Маню.

– Я… Мне очень жаль, что с Маню так случилось, – говорит Грег. – Они за это заплатят.

Я еще рта не раскрыл. Я закуриваю и опускаю стекло.

Почему Грег приехал сегодня? Почему не приходил в последнее время?

– Скажи, куда тебя отвезти, – еще раз спрашивает он.

– Ты нашел Таму?

Он замолкает и смотрит на дорогу.

– Я тебе вопрос задал.

– Нет. Я отправил на ее поиски нескольких ребят, гарантирую, мы найдем ее.

– Я тебе ее доверил, Грег. Господи, я же тебе ее доверил…

– Знаю, Из… Прости меня.

– Да наплевать мне на твои извинения. Мне Тама нужна.

– Мы ее найдем, – повторяет он.

– Где мои вещи?

– В боксе на хранении. Поедем туда?

Я киваю головой и выбрасываю окурок в окно.

– У меня с собой нет ключей, надо ко мне заехать, – говорит он.

– Хорошо. Но сначала – в Сент-Жан.

– Что мы там забыли?

– Не твое дело. Рули давай.

Через двадцать минут мы подъезжаем к Сент-Жан-де-Веда. Я показываю Грегу, куда ехать, и он паркуется у гаражей. Я приказываю ему подождать меня в машине. Осматриваюсь, но не замечаю ничего подозрительного. Тогда, несмотря на боль в плече, я залезаю на крышу одного из гаражей, поднимаю плохо прикрепленную черепицу и с облегчением нахожу там связку ключей. Спускаюсь на землю и открываю гараж. Два больших замка, две замочные скважины.

Приподнимаю нижний край гаражных ворот, опускаю за собой и иду вглубь помещения. Беру на ходу отвертку из коробки и отодвигаю в сторону старый шкаф. За ним есть тайник, который я давно себе сделал. Я откручиваю шурупы в фальш-стене и наконец вижу свое сокровище.

Это полная сумка денег и фальшивых документов. Под купюрами лежат патроны и автоматический пистолет, который я прячу в карман куртки.

Я тщательно запираю гараж и кладу сумку в багажник машины, а потом снова сажусь на переднее сиденье.

Вытаскиваю оружие и заряжаю. Грег подпрыгивает на месте.

– Поехали.

– Из… Я знаю, что был не на высоте, но…

– Да ладно, успокойся! – говорю я, убирая пистолет. – Это на всякий случай. Теперь к тебе.

Он заводит машину, и мы возвращаемся в Монпелье. Грег едет быстро, и я закатываю глаза.

– Помедленнее. Еще не хватало, чтобы нас остановили.

Он слушается, включает радио. Видимо, чтобы разрядить обстановку.

– Что будешь делать?

– Рули давай.

– О’кей, – вздыхает Грег.

– На сегодня мне надо снять номер в гостинице.

– Можешь переночевать у меня, если хочешь, – предлагает Грег.

– Спасибо! – говорю я вяло.

– Не за что, брат. Знаешь, Из… Тама… Я ведь ничего не подозревал…

– Это-то и плохо.

– Тармони рассказал тебе о телефонном звонке?

– Да.

– Считаешь, это она вас сдала?

– Рули, говорю…

В камере у меня было время подумать. Много времени.

Конечно, нас сдала Тама. Потому что я ее бил, потому что не мог сдержаться.

Я полагал, что она меня простила, но, видимо, ошибался. Она заставила меня за это заплатить.

Мы молча добираемся до Монпелье. Без солнца город выглядит уныло.

Уныло. Без Тамы.

Проезжаем с Грегом недалеко от ресторана, где мы с Тамой праздновали ее шестнадцатилетие. Мимо магазина, в котором она любила покупать себе одежду. Мимо площади, куда мы с ней ходили иногда пропустить по стаканчику. Едем по улицам, где мы гуляли, держась за руки.

Я еле справляюсь с собой, чтобы не заплакать, – хорошо, что на мне солнечные очки.

Потому что настоящие мужики не плачут. Мой чертов отец постоянно напоминал мне об этом.

Унылый город.

Без Тамы.

Я так любил эту девочку.

Я и сейчас ее люблю.

Но я убью ее.

Через сорок пять минут мы подъезжаем к дому Грега. Когда я вхожу внутрь, меня охватывает странное чувство.

Мне кажется, что Тама ушла всего несколько минут назад. Что она вот-вот появится.

Грег берет из холодильника упаковку пива и ставит на стол.

– Отпразднуем твое возвращение!

Я не хочу ничего праздновать, но не вмешиваюсь, пусть Грег наводит мосты.

– Пойду воздухом подышу, – вдруг говорю я.

– Хочешь посидеть во дворе?

– Да, лучше во дворе.

– Конечно, – понимающе говорит Грег.

– А что, ты когда-нибудь за решеткой сидел?

– Нет, но… Я прекрасно представляю, каково это.

– Да ладно!

Он берет пиво, и мы выходим во двор. Садимся на садовые стулья, и я закуриваю. Мы чокаемся, но улыбнуться мне по-прежнему не удается. Не знаю, смогу ли я снова когда-нибудь улыбаться.

Около девяти утра Грег выпустил меня из шкафа. Вытолкал на улицу, и мы прошли по двору. Он открыл сарай и бросил меня внутрь.

Новая тюремная камера. Здесь воняет затхлостью, пылью, плесенью. Здесь ужасно грязно.

Он взял большой рулон клейкой ленты, заставил меня лечь на живот и связал за спиной руки, а потом щиколотки. Я спрашивала себя, что еще придумал этот психопат, как еще он собирается меня мучить. Заклеив рот, он перевернул меня на спину.

– Сегодня у нас праздник, Тама! – сказал он, отвратительно ухмыляясь.

Я не поняла, что он имел в виду. Он оттащил меня подальше и прислонил к огромной балке, которая поддерживала крышу. И к которой он меня привязал, намотав скотч таким образом, чтобы я не могла пошевелиться.

– Ну вот, – сказал он. – Просто идеально.

Он вышел из сарая, а меня стало трясти от холода. Что еще придумала эта тварь?

– За свободу, брат! – бросает Грег, чокаясь со мной пивом. – Вся эта история с процессуальными нарушениями… С ума можно сойти! Вот идиоты! Ты под подпиской о невыезде?

– Какая еще подписка, – отвечаю я. – Скоро до них дойдет, что я свободен как ветер…

– Ясно, – улыбается Грег.

Он еще может улыбаться. Везет ему.

– Что будем делать с кланом Сантьяго?

– Это я беру на себя.

– Потому что мне не хочется быть следующим в списке…

– Я этим займусь, говорю же.

– Ок, Из…

– Почему ты не приходил в тюрьму?

Он отворачивается и старательно избегает моего взгляда:

– Мне было неудобно, Из… Потому что я недосмотрел за Тамой… Я должен был помешать ей сбежать, должен был… Черт, если бы ты знал, как мне было плохо, брат!

Я ничего не говорю, допиваю пиво и открываю еще одну банку.

Когда я слышу голос Изри, мне кажется, что я брежу.

Но это он! Здесь, в нескольких метрах от меня. Я понимаю, что его освободили из тюрьмы и что Грег за ним ездил. Теперь я знаю, почему эта сволочь меня тут заперла. Чтобы Изри не увидел меня.

Но я могу его слышать.

Я думала, что все знаю о людской жестокости и испорченности. Как я ошибалась.

Я стараюсь двинуть рукой или ногой, пытаюсь кричать. Я верчусь во все стороны в сумасшедшей надежде, вдруг получится высвободиться. Но Грег привязал меня как надо, и я даже пальцем не в состоянии пошевелить. Не могу издать ни звука.

Без движения, без сил, без оружия.

Мужчина, которого я люблю, здесь, рядом со мной. А я надеялась, что он придет и спасет меня…

И вот он пришел, а я даже не имею возможности дать ему знать, что я тоже здесь, рядом.

Меня душат слезы. Я должна слушать, как Грег поливает меня грязью.

– Я бы в жизни не поверил, что Тама так с тобой поступит, – продолжает Грег. – Я думал, она тебя любит, блин!

– Я тоже так думал…

В этот момент приходит Тармони, и я прошу Грега оставить нас наедине. Я прекрасно вижу, что это его огорчает, но достаточно одного моего взгляда, и он послушно уходит.

– Я нашел для тебя идеальное укрытие, – тихо говорит адвокат.

Он протягивает мне обрывок листка с адресом.

– Как ты и хотел… Место на отшибе, примерно два часа от Монпелье.

– Отлично, – благодарю я. – Спасибо. Кто еще в курсе?

– Только ты и я. Больше никто. Я снял дом у одного местного под чужим именем. На шесть месяцев дом твой. Нужно торопиться.

– Мне надо кое-что сделать до отъезда. Буду там завтра вечером. Ты нашел мне тачку?

– У ворот стоит. Пошли…

Мы выходим на улицу, и я вижу черный «мерседес». Именно то, что я хотел. Мощная, компактная и незаметная машина.

– Нравится?

– Отлично, – киваю я.

– В багажнике лежат два телефона. Естественно, их никто не отследит.

Мы возвращаемся во двор, я закрываю глаза. Снова это странное чувство, что Тама здесь, рядом. Забуду ли я ее когда-нибудь?

Может быть, забуду, когда убью.

К нам присоединяется Грег, он все еще дуется, что ему пришлось уйти, пока мы беседовали. Мне все равно. Тармони допивает пиво и вызывает такси. Когда он уезжает, Грег впадает в задумчивость:

– Хороший адвокат этот Тармони…

– Самый лучший, – говорю я.

Мне кажется, что у меня лопнет голова. Я, наверное, вывихнула руку, пока крутилась. Вся левая сторона тела ужасно болит. Но физическая боль ничто в сравнении с болью душевной.

Из, умоляю, не оставляй меня в лапах этого извращенца!

– Твоя мать звонила, спрашивала, как ты, – произносит Грег. – Волновалась.

Тут я наконец улыбаюсь. Зло улыбаюсь.

– Честно! – продолжает Грег. – Она переживала, что ты за решеткой!

– Наверно, поэтому ни разу и не пришла! – говорю я, открывая еще одну банку.

– Как ты думаешь, почему Тама вас сдала? Планировала убежать с тем козлом?

Грег снова возвращается к этой теме, бьет в больное место. Самое больное место. Как будто ему нравится меня мучить.

– Может быть. Но какая разница почему. Она меня предала, изменила. И заплатит за это своей жизнью.

Каждое слово Изри – как нож в сердце. Каждое слово ранит меня все больше.

У меня текут и текут слезы, я уже не могу дышать.

Изри меня ненавидит.

Изри хочет меня убить.

100

Когда Тайри проснулась ближе к вечеру, то сразу стала искать глазами Габриэля. При слабом свете прикроватной лампы она разглядела его в кресле.

– Долго я спала?

– Несколько часов, – ответил он. – Как ты себя чувствуешь?

– Не знаю… По крайней мере, спокойнее. В голове меньше бардака!

– Тем лучше.

Некоторое время она молчала, находясь в плену нового потока образов.

– Я была маленькой, когда приехала во Францию, – сказала она.

– Где ты родилась?

– В Марокко. Это я помню.

– Ты приехала с родителями?

– Нет. С женщиной…

– Какой женщиной?

Она не ответила, словно вспоминать об этом было слишком тяжело. Габриэль решил не торопить и дать ей выговориться.

– Ее звали Межда.

– Она была из твоей семьи?

– Нет! Она… Она меня купила.