Тени сгущаются Шваб Виктория
– Я сама с ним разберусь.
Келл рывком распахнул двери во внутренний дворик. С минуту постоял на пороге, подставив лицо ледяному дыханию ветра. Потом, как будто холод так и не помог унять его злость, выскочил в зимнюю ночь.
На пороге балкона его поймала чья-то рука, и он, не оборачиваясь, понял – это она. Пальцы Лайлы горели жаром, и искра этого огня передалась ему. Он не оглянулся.
– Привет, – сказала она.
– Привет, – прохрипел он.
Он сделал еще несколько шагов, не выпуская ее руки. Они подошли к перилам балкона, и холодный ветер внезапно затих.
– Лайла, ты что, не могла найти другого корабля?
– Может, расскажешь, за что ты его так ненавидишь? – спросила она.
Келл ответил не сразу. Он долго смотрел на красневший внизу Айл. И только после долгого молчания сказал:
– Дом Эмери – один из старейших в Арнсе. У него давние связи с домом Марешей. Ресон Эмери и король Максим были давними друзьями. Королева Эмира приходится Ресону кузиной. А Алукард – второй сын Ресона. Три года назад он исчез прямо посреди ночи. Никому не сказав ни слова. Никого не предупредив. Ресон Эмери пришел к королю Максиму с просьбой: помочь найти сына. А Максим обратился ко мне.
– Ты искал его, как Рая и меня, с помощью магии крови?
– Нет, – ответил Келл. – Я сказал королю и королеве, что не могу его отыскать, но на самом деле даже не пытался.
– Почему? – не поняла Лайла.
– Разве не ясно? – ответил Келл. – Потому что это я велел ему проваливать. И хотел, чтобы он больше никогда не показывался во дворце.
– Но почему? Что он тебе сделал?
– Не мне, – стиснул зубы Келл.
– Неужели Раю? – осенило Лайлу.
– Когда моему брату было семнадцать, он не в меру увлекся твоим… капитаном. А потом Эмери разбил ему сердце. Рай был убит горем. Я и без всяких татуировок чувствую боль брата. – Он провел рукой по волосам. – Я велел Эмери исчезнуть, и он послушался. Но ненадолго. Он явился через несколько месяцев – точнее, его привезли в столицу под стражей за преступления, совершенные против короны. Короче говоря, за пиратство. Король и королева в знак уважения к дому Эмери сняли обвинение. Дали Алукарду «Ночной шпиль», приняли на королевскую службу и отпустили на все четыре стороны. А я пообещал, что если он еще хоть раз покажется в Лондоне, я с ним разделаюсь. Думал, на сей раз он все-таки послушается.
– А он вернулся.
Келл стиснул ее руку.
– Да. – Он почувствовал ее пульс. Их сердца бились в унисон, слаженно и сильно. Ему не хотелось отпускать ее. – В серьезных вещах Алукард всегда беспечен.
– Я его не выбирала, – сказала она, отводя Келла от края. – Просто мне нужно было сбежать.
Она шагнула прочь, но он ее не отпустил. Привлек к себе, отгоняя холод.
– Ты когда-нибудь перестанешь убегать?
– Я бы хотела, но не знаю как. – Она прижалась к нему.
Рука Келла скользнула по ее плечу. Он приподнял ее голову, прижался лбом к ее лбу.
– Могла бы для разнообразия остаться… – прошептал он.
– Или ты мог бы… – отозвалась она, – сбежать со мной.
Слова повисли облачками тумана, и Келл невольно потянулся к ее теплу, к ее голосу.
– Лайла! – Это имя пылало у него в груди.
Ему хотелось поцеловать ее.
Но она поцеловала первой.
В тот последний – и единственный – раз она просто на миг коснулась его губ на прощание, а потом ушла.
На этот раз все было иначе.
Их притянула друг к другу могучая сила, подобная гравитации, и он не знал, кто из них тянет, а кого притягивает, знал только, что столкновение неизбежно. В этом поцелуе была вся Лайла. Ее неколебимая гордость и упрямая решимость, безрассудство, дерзость, жажда свободы – все сосредоточилось в этом поцелуе, и у Келла перехватило дыхание. Ее губы прижались к нему, пальцы нырнули в волосы, а его рука скользила по ее спине, путаясь в хитроумных складках платья.
Она толкнула его к перилам. Прикосновение холодного камня смешалось с жаром ее тела. Он слышал биение ее сердца, чувствовал, как энергия бурлит в ней и перетекает к нему. Они повернулись, словно схваченные танцем, и он прижал ее к стене, покрытой морозными узорами. У него перехватило дыхание. Она до крови впилась зубами в его губу, рассмеялась, а он все равно целовал ее. Не от отчаяния, или надежды, или на прощание, а потому что хотел. Хотел ее целовать. И целовал, пока холодная ночь не отступила, а его тело не вспыхнуло жаром. Целовал, пока огонь не развеял страх, гнев и тяжесть в душе, пока не вернулась способность дышать. А потом задохнулись оба.
И когда они отстранились друг от друга, он чувствовал у себя на губах ее улыбку.
– Я рад, что ты вернулась, – прошептал он.
– Я тоже, – ответила она. Потом заглянула ему в глаза и заявила: – Но турнира не брошу.
Чудо разбилось. Рассыпалось вдребезги. Ее улыбка стала застывшей, дерзкой, и тепла как не бывало.
– Лайла…
– Келл… – передразнила она и высвободилась из его объятий.
– У этой игры есть последствия.
– Я с ними справлюсь.
– Ты меня не слушаешь! – в сердцах воскликнул он.
– Нет, это ты не слушаешь! – огрызнулась она и слизнула кровь с губы. – Я не нуждаюсь в спасителях.
– Лайла, – начал он, но ее уже рядом не было.
– Поверь в меня, – сказала она и открыла дверь. – Все будет хорошо.
Келл долго смотрел ей вслед, надеясь, что она не ошибается.
Ожка забилась в темный уголок под балконом дворцового патио. Капюшон надежно скрывал ярко-красные волосы. В этом диковинном замке над рекой шел какой-то бал. По камням плясали блики света, из-за дверей доносилась музыка. Ледяной воздух обжигал лицо, но Ожка не обращала на это внимания. Она давно привыкла к холоду, к настоящему холоду – зимы в этом Лондоне не шли ни в какое сравнение с ее родным миром.
Сквозь морозное стекло было видно, как люди едят и пьют, смеются и кружатся в танце, скользя по узорчатому полу. И ни на ком из них не было никаких меток или шрамов. В этом зале магия служила только для развлечения – зажигать свечи, создавать ледяные скульптуры, зачаровывать музыкальные инструменты и веселить гостей.
Такая никчемная трата энергии злила Ожку. На руке горела свежая переводческая руна, но она и без знания языка понимала, что здешние жители не ценят своих возможностей. Прожигают жизнь впустую, тогда как рядом, в бесплодном мире, люди умирают от голода.
Так было до Холланда, напомнила она себе. А теперь все меняется, мир исцеляется, расцветает, но станет ли он когда-нибудь таким прекрасным, как этот? Несколько месяцев назад этого и представить было нельзя. А теперь это кажется трудным, но не более того. Ее мир медленно расцветает под дыханием магии. А этому миру все дается слишком легко.
Сможет ли отполированный булыжник стать похожим на самоцвет?
И вдруг ей страшно захотелось что-нибудь поджечь.
«Ожка», – раздался у нее в голове укоризненный голос, тихий и дразнящий, как шепот любовника. Она прикоснулась к черному глазу – звену в цепочке, соединявшей их с королем. Ее король мог слышать ее мысли, читать ее желания – интересно, все или нет? – как свои собственные.
«Я не сделаю этого, ваше величество, – подумала она. – Если только вы сами об этом не попросите. Ради вас я сделаю все».
Связующая нить ослабла, король вернулся в глубину своих мыслей. А Ожка опять присмотрелась к танцующим.
И увидела его.
Высокий и худощавый, одетый в черное, он кружился по залу с девушкой в зеленом платье. Волосы у девушки были светлые, схваченные обручем из дерева и серебра, а у него – рыжие. Не такие красные, как у Ожки, а цвета меди. Один глаз был светлый, а другой черный, как у нее и у Холланда.
Но более он ничем не походил на ее короля. Холланд был красив и могуч, само совершенство. А этот Келл – всего лишь тощий мальчишка, ничтожество.
И все-таки она узнала его с первого взгляда, и не потому, что Холланд его знал, а потому, что для нее он светился, как огонь во тьме. Лучился магией. А когда его темный взгляд лениво скользнул за окно, сквозь тени, сугробы и Ожку, он обжег ее. Она сжалась, уверенная, что он ее увидит, почувствует, но он ничего не заметил. Ей подумалось – может быть, стекла в окнах зеркальные и гости не видят ничего, кроме самих себя. Отраженные улыбки мерцают, будто в калейдоскопе, а снаружи притаилась темнота. Ждет.
Ожка поудобнее устроилась на балконных перилах. Она забралась сюда, соорудив на дворцовой стене ступени изо льда, но сам дворец, видимо, защищен от вторжения извне. Она попыталась проскользнуть внутрь через двери на верхнем этаже и встретила магический отпор – не громкий и не болезненный, но мощный. Заклятие было свежим, магия – очень сильной.
Единственным путем внутрь оставались парадные двери, но Холланд строго-настрого велел ей не привлекать внимания.
Она потянула за мысленную нить и ощутила его.
«Я нашла его, – просто сообщила Ожка, ничего не объясняя. Просто смотрела. Она была глазами короля. Он видел то же, что и она. – Увести его силой?»
«Нет, – прозвучал в ее голове голос короля, приятно пронизывая ее насквозь. – Келл сильнее, чем кажется на вид. Если применишь силу и потерпишь неудачу, он не пойдет. А должен пойти. Непременно. Прояви терпение».
Ожка вздохнула.
«Хорошо». – Но в ее разуме не было покоя, и король это понял. Вместе с его словами, с касанием его воли ее окутало уютное тепло.
«Ты не только мои глаза, – сказал он. – Ты мои руки, мой язык, моя воля. Я доверяю тебе, действую через тебя».
«Да, – ответила она. – Я не подведу».
– Ужасно выглядишь.
Это было все, что Алукард сказал ей утром, когда она пожелала ему удачи.
– Умеешь ты делать комплименты, – буркнула она и нырнула в свою палатку. Но, по правде сказать, Лайла и чувствовала себя ужасно. В комнате Эльсора она так и не смогла уснуть, поэтому вернулась в «Блуждающую дорогу», к тесноте и знакомым лицам. Но стоило ей закрыть глаза, как она снова оказывалась или в том проклятом ящике, или на балконе рядом с Келлом. В результате она всю ночь таращилась на блики свечи, пляшущие по потолку, пока Тав и Ленос храпели, а Васри пропадал неизвестно где. В голове снова и снова вертелись слова Келла.
Лайла закрыла глаза, ее слегка качнуло.
– Мастер Эльсор, вам нехорошо?
Она встрепенулась. Истер прилаживала к ноге последнюю пластину.
– Нет, все в порядке, – отозвалась Лайла и стала вспоминать уроки Алукарда.
«Магия – это беседа».
«Стань открытой дверью».
«Пропусти волны сквозь себя».
В эту минуту она чувствовала себя каменистым берегом.
Она посмотрела на запястье. Там, где врезались веревки, ссадины уже затягивались, но вены на тыльных сторонах ладоней были темными. Не черными, как у близнецов Данов, но и не светлыми, как положено. Ей стало не по себе, но тревога тут же сменилась раздражением.
С ней все в порядке.
И так будет всегда.
Она уже почти вышла в финал.
Дилайла Бард не из тех, кто сдается на полпути.
Келл обошел вескийца Рула всего на два очка, а ей уступил на четыре. Он уже сошел с дистанции. Но Лайла сохранит преимущество, даже если проиграет одно очко. Кроме того, Алукард уже выиграл свой второй поединок и обеспечил себе место в финальной тройке вместе с волшебницей по имени Тос-ан-Мир, одной из знаменитых фароанских близнецов. Если Лайла выиграет, то получит шанс сразиться с ним. При этой мысли она лукаво улыбнулась.
– Что это такое? – спросила Истер, кивком указав на осколок бледного камня у нее в руке. Лайла рассеянно потирала его. Услышав вопрос, она поднесла камень к свету. Если приглядеться, на нем можно было различить уголок рта Астрид, застывший то ли в смехе, то ли в крике.
– Сувенир на память, – Лайла сунула щербатый осколок в карман плаща, брошенного на диван. Хоть это и жестоко, но Лайле становилось легче при мысли о том, что Астрид Дан исчезла и больше никогда не появится. Если и есть на свете магия, способная вернуть к жизни окаменевшую злую королеву, то, наверное, для этого понадобится полный набор обломков. А теперь одного всегда будет не хватать.
– О чем? – спросила Истер.
Лайла взяла рукояти кинжалов и спрятала их в пластины на руках.
– О том, что я сильнее, чем кажусь, – ответила она и вышла из палатки.
«О том, что я путешествовала между мирами и спасала города».
Она нырнула в коридор на стадионе.
«О том, что я побеждала королей и королев».
Поправила маску, вышла на арену, купаясь в аплодисментах.
«О том, что я прошла через невозможное».
В центре арены высился Рул, огромный, как башня.
«О том, что я Дилайла Бард…»
Она подняла сферы, сморгнула пелену на глазах и разжала пальцы.
«И меня не остановить».
Келл стоял на балконе своей комнаты и держал в руках золотое кольцо. Из металла доносился многоголосый гул стадиона.
Восточная арена была расположена совсем недалеко от дворца. Вокруг нее плавали в реке ледяные драконы с красными брюшками. В подзорную трубу Келлу было видно, что происходит на стадионе. Два бойца яркими пятнами белели на темном каменном полу. Лайла в темной дьявольской маске. Рул со стальной волчьей мордой, над которой торчала его лохматая шевелюра. На его знамени был изображен синий волк на белом фоне, но толпа пестрела вымпелами с серебряными кинжалами на черном.
За спиной Келла у балконных дверей стоял Гастра, у входной двери дежурил Стафф.
– Вы его знаете? – спросил Гастра. – Стейсена Эльсора?
– Не уверен, – пробормотал Келл.
Далеко внизу над ареной прокатились аплодисменты. Поединок начался.
Рул выбрал землю и огонь. Две стихии кружились вокруг него. Он принес на ринг эфес и ручку щита. Земля вокруг ручки сложилась в твердокаменный щит, а огонь превратился в изогнутую саблю на эфесе. Кинжалы Лайлы, один огненный, другой ледяной, встрепенулись и ожили, как накануне. Мгновение противники стояли, оценивая друг друга.
Потом начался бой.
Первый удар нанесла Лайла. Она проскользнула под саблей Рула, зашла ему за спину и вонзила огненный кинжал в пластину на ноге. Он развернулся, но она уже отскочила и приготовилась к следующему броску.
Рул был выше на целую голову и раза в два шире, но двигался куда быстрее, чем можно ожидать при его телосложении. Она попыталась еще раз прорваться сквозь его защиту, но потеряла две пластины.
Лайла отскочила назад, и Келл отчетливо представил, как она оценивает противника, нащупывает бреши в обороне, слабые места. И каким-то образом она их нашла. Одно, потом другое.
Она дралась не как Рул, или Кисмайра, или Джиннар. Келл вообще никогда не видел такой манеры боя. И дело не в том, что она была лучше, хотя, конечно, ей хватало скорости и ума. Просто она дралась на ринге так же, как на улицах Серого Лондона. Так, как будто на карту поставлено все. Как будто противник – это последнее, что преграждает ей путь к свободе.
Вскоре она уже вела: шесть – пять.
И вдруг Рул нанес решающий удар.
Она атаковала, и в этот миг Рул повернул свой щит и метнул его, как диск. Он ударил Лайлу в грудь с такой силой, что она отлетела к колонне. Из разбитых пластин на животе, груди и спине брызнул свет. Лайла тяжело рухнула на каменный пол.
Толпа ахнула, и голос в золотом кольце объявил результат.
Четыре пластины.
– Вставай, – прохрипел Келл. Она, шатаясь, поднялась на ноги. Сделала шаг и чуть не упала. Но Рул атаковал снова. Массивный диск вернулся ему в руки, он плавным движением крутанул его и послал обратно.
Лайла, должно быть, увидела атаку, заметила летящий к ней каменный диск, но, к ужасу Келла, не увернулась. Наоборот, она отбросила оба кинжала и выставила вперед руки, блокируя удар.
Это было безумие.
Это казалось невозможным – но, тем не менее, каменный диск замедлил полет.
По толпе прокатился ужас – люди поняли, что Стейсен Эльсор на самом деле не дуал, а триада.
Щит заколебался на лету, будто борясь с течением, и остановился в паре дюймов от протянутых рук Лайлы. Повис в воздухе, трепеща.
Но Келл понимал, что он висит не просто так.
Лайла его толкала. Пыталась превозмочь стихию Рула, как сделала с ним, с Келлом. Но в тот раз он поддался ей, прекратил борьбу, а Рул, на миг растерявшись, удвоил усилия. Лайла давила на диск изо всех сил, ее сапоги заскользили по каменному полу.
Казалось, задрожала сама арена. Поднялся ветер. Маги сошлись в поединке воли.
Земляной диск, висевший между Лайлой и Рулом, содрогнулся. В подзорную трубу Келл видел, как дрожат у Лайлы руки и ноги, как все тело изогнулось в немыслимом усилии.
«Отпусти!» – хотелось крикнуть ему. Но Лайла не отступала.
«Дура упрямая», – подумал он. В этот миг Рул призвал всю свою силу, поднял огненную саблю и метнул. Лезвие ушло в сторону, но огненная вспышка, должно быть, отвлекла Лайлу. Она на миг дрогнула, каменный щит подался вперед и задел ее ногу. Удар прошел вскользь, но этого хватило.
Треснула десятая пластина.
Поединок закончился.
Публика взорвалась. Рул издал победный вопль, но Келл не сводил глаз с Лайлы. Она стояла, опустив руки, откинув голову, неестественно спокойная.
Потом пошатнулась и рухнула.
Келл ринулся из комнаты и уже на ходу услышал из кольца голос судьи, вызывавшего врача.
Он ее предупреждал. И не раз.
Еще не дойдя до двери, Келл вытащил нож. Гастра бежал за ним по пятам. Стафф преградил дорогу, но Келл оказался проворнее и сильнее. Он нырнул в чулан раньше стражников.
– Ас старо, – проговорил он, прочно запечатав за собой дверь, по которой Стафф молотил кулаками снаружи. Потом нарисовал еще один символ. – Ас тасцен.
И дворец растаял перед ним, сменившись турнирным шатром.
– Победителем объявляется Рул, – провозгласил судья. Келл выскочил из палатки Камероу и ворвался к Лайле. Две служанки укладывали ее на кровать, третья расстегивала шлем. При виде него они вскочили и побледнели.
– Прочь, – приказал Келл. – Все вон отсюда.
Две служанки удалились немедленно, а третья, жрица, словно не слыша, сняла с Лайлы маску демона и отложила в сторону. Лицо под маской было призрачно-белым, на висках темнели вены, из ноздрей текли две черно-красные струйки. Жрица провела ладонью по лицу Лайлы, и через мгновение глаза, затрепетав, приоткрылись. На языке у Келла вертелось с десяток ругательств, но он промолчал. Молчал и тогда, когда Лайла сдавленно вздохнула и приподнялась, качнула головой и пошевелила пальцами, поднесла тряпку к носу.
– Истер, можешь идти, – велела она, вытирая кровь.
Келл молчал, сколько мог, но, едва Истер скрылась, его прорвало.
– Я же тебя предупреждал! – заорал он. Лайла поморщилась и коснулась виска.
– Со мной все хорошо, – проговорила она.
Келл лишь хмыкнул.
– Ты рухнула без сознания прямо на арене!
– Поединок выдался трудный, – сказала она и встала, изо всех сил стараясь не показать, что ее шатает.
– Как можно было сделать такую глупость? – закричал он. – Смотри, у тебя течет кровь – она черная! Магия – это тебе не игрушка! Ты даже правил ее не понимаешь. Хуже того, ты решила, что их не существует. Лезешь напролом через весь мир, делаешь все, что тебе взбредет в голову. Ты неосторожна. Неразумна. Безрассудна.
– А ну заткнитесь оба, – велел, входя, Рай. За ним шли Вис и Тольнерс. – Келл, тебя здесь вообще быть не должно.
Келл, не слушая его, обратился к стражникам:
– Задержите ее.
– За что? – вскинулась Лайла.
– Келл, успокойся, – сказал Рай.
– За то, что выдает себя за другого.
– Кто бы гово… – ощетинилась Лайла.
Келл толкнул ее спиной к шесту и зажал ей рот ладонью.
– Только посмей. – Лайла не сопротивлялась. Лишь стояла, застыв как камень, и сверлила его своими разноцветными глазами. В них горел дикий огонь, и на миг ему подумалось, что ей, должно быть, не на шутку страшно. Но тут он почувствовал прижатый к боку нож.
А в глазах читалось, что, если бы не Рай, она бы его и впрямь пырнула.
Принц поднял руку.
– Стейсен, – обратился он к Лайле и взял Келла за плечо. – Прекрати, прошу тебя.
Лайла опустила нож, и Рай с помощью Тольнерса оттащил от нее Келла.
– Ты никогда не слушаешься. Ни о чем не думаешь. Владеть силой, Лайла, это большая ответственность, и ты ее недостойна.
– Келл, – предостерегающе вмешался Рай.
– Почему ты защищаешь ее? – накинулся маг на брата. – Почему во всем этом треклятом мире только я должен отвечать за свои поступки?
Они лишь во все глаза смотрели на него – и принц, и стражники. И Лайла – у нее еще хватало наглости улыбнуться. Улыбка была мрачная, дерзкая, перечеркнутая черной кровью, все еще текущей по лицу.
Келл негодующе воздел руки и выскочил из шатра.
За ним погнался Рай, он слышал топот его ног по булыжной мостовой. Келлу не хватало пространства, не хватало воздуха, и он, сам не понимая, что делает, достал из ножен кинжал, а из воротника монеты.
Келл прижал окровавленные пальцы к ближайшей стене и прошептал заклинание. Последним, что он услышал, был голос Рая, взывавший к нему. Потом мир унесся прочь, забирая с собой всех и вся.
Только что Келл был здесь – и вдруг исчез, и лишь капля крови на стене отметила место его перехода.
Рай стоял возле палатки и смотрел туда, где только что был его брат, и у него сжимало грудь, но не от физической боли, а от внезапного, жестокого понимания: Келл нарочно ушел туда, куда он, Рай, не сможет за ним последовать.
Рядом, как тени, выросли Вис и Тольнерс. Стала собираться толпа. Им не было дела ни до ссоры в палатке, ни до чего на свете, они знали только одно – вот он, обожаемый принц, среди них! Рай понимал, что должен придать своему лицу обычный вид, нацепить дежурную улыбку, но это было выше его сил. Он не мог отвести глаз от кровавой метки на стене.
Тут появился Максим, а с ним и охранники Келла. Толпа перед королем расступалась, он улыбался, кивал и махал даже после того, как взял Рая за руку и повел во дворец. По пути он говорил о последнем раунде, о трех чемпионах, о вечерних празднествах, заполнял молчание ничего не значащей болтовней. Но лишь до той минуты, пока за ними не захлопнулись двери дворца.
– Что произошло? – спросил король, втолкнув сына в личные покои. – Где Келл?
Рай тяжело плюхнулся в кресло.
– Не знаю. Он был у себя, но когда увидел, что поединок закончился, пошел к шатрам. Отец, он просто беспокоился.
– О чем?
«Не о чем, – подумал Рай, – а о ком». Но не мог же он рассказать королю о девчонке, выдававшей себя за Стейсена Эльсора, о той самой девчонке, которая была рядом с Келлом в Черную ночь (и заодно спасла мир, но это, конечно, не имеет значения), поэтому он просто сказал:
– Мы поссорились.
– И где он сейчас?
– Не знаю. – На Рая навалилась усталость, он опустил голову на руки.
– Вставай, – приказал отец. – Собирайся.
Рай с трудом поднял голову.
– Куда?
– На вечерние празднества, куда же еще.
– Но Келл…
– Его здесь нет, – отрезал король каменным голосом. – Он пренебрег своими обязанностями, но для тебя это недопустимо. – Король Максим уже шел к двери. – Когда Келл появится, я им займусь, но ты – принц Арнса независимо от обстоятельств. Так что будь добр, веди себя, как подобает принцу.
Келл привалился к холодной каменной стене. Колокола Вестминстера отбивали время.
Сердце отчаянно колотилось. Что он натворил!
Сбежал. Из Лондона. От Рая. От Лайлы. Оставил позади весь город и ворох проблем.
До них всего один шаг. И целый мир.
«Если не хочешь быть здесь, уходи».
«Беги».
Он не собирался уходить – просто хотел побыть немного в покое, подумать. И вот он здесь, на обледенелую мостовую капает свежая кровь, в ушах до сих пор слышится голос брата. Ему стало стыдно, но он прогнал это чувство. Этот побег ничем не отличается от сотен других путешествий за пределы своего мира, ведь он каждый раз оказывается вне досягаемости.
Правда, на этот раз он совершил его по своему желанию.
Келл выпрямился и зашагал по улице. Он не знал, куда идет, просто надо было куда-нибудь двигаться, пока его не захлестнуло с головой чувство вины… или холод. Зимы в Сером Лондоне сырые и промозглые. Он плотнее запахнул плащ, поднял голову и прибавил шагу.
Через пять минут он очутился перед дверями «Пяти углов».
Он мог бы пойти куда угодно, но все прогулки неизменно заканчивались здесь. Память тела, больше ничем это не объяснить. Ноги сами несли его по тропинкам, зашитым в ткань мироздания, по космическим склонам, по линиям притяжения, постоянно притягивавшим к одной и той же цели магию вместе с телом мага.
