Тени сгущаются Шваб Виктория

Вода вращалась перед ней, как щит, превращаясь в лед при каждом выпаде противника. Под его ударами щит трескался, но уж пусть лучше трескается лед, чем драгоценные доспехи.

Защита продержалась недолго. После второго блока Вер-ас-Ис нагнал ее и обрушил два удара подряд. В считаные секунды Лайла потеряла две пластины. Семь – восемь.

Она чувствовала, как силы иссякают, а фароанец с каждой минутой словно становился сильнее. Проворнее.

Огонь и вода оказались неудачным выбором. Они не могли соприкасаться; при малейшем контакте они уничтожали друг друга, превращаясь в облачко белого пара…

И это навело ее на мысль.

Она скрылась за ближайшим валуном, сравнительно невысоким, и соединила в руках две стихии. Заклубился белый дым, и под его прикрытием она вскочила на камень. Оттуда, сверху, ей было видно, как колышется воздух вокруг Вер-ас-Иса – тот вертелся во все стороны, высматривая ее. Лайла напряглась, и пар стал оседать, вода превратилась в изморось, а затем в лед, окутав фароанца, а огонь поднялся в воздух и дождем пролился на него. Вер-ас-Ис прикрылся земляным щитом, но она успела разбить две его пластины. Девять – восемь.

Но насладиться преимуществом не удалось: мимо просвистело земляное копье, и Лайла отскочила за валун.

Прямо в западню.

Вер-ас-Ис поджидал там, в ее укрытии, и навстречу ей полетели четыре земляных копья. Отразить удары она бы не смогла – не хватало времени. Она проиграла, но проблема была не только в проигрыше: копья оказались острыми. Такими же острыми, как осколок льда, пронзивший плечо Келлу.

В ней вспыхнул страх, как в те минуты, когда ей к горлу приставляли нож, и она чувствовала его острие, прикосновение опасности, поцелуй смерти.

Нет. Внутри у нее что-то поднялось, простое, инстинктивное, и в этот миг случилось невероятное: время замедлило ход.

Это была магия – а что же еще? – но не такая, как раньше. Все пространство арены стало другим, замедлив пульс и разложив секунды на мгновения, растянув момент – ненадолго, ровно на столько, чтобы хватило увернуться и нанести удар. Одно копье все же попало ей в руку, разбив пластину и оцарапав до крови, но это было не важно, потому что Вер-ас-Ис опоздал на миг – тот самый, украденный, – и глыба льда ударила его в бок, разбив последнюю пластину.

И тотчас же время пришло в движение. Лайла и не заметила, какой тишиной была наполнена эта затянувшаяся секунда, пока она не закончилась. А потом на нее обрушился хаос. Рука болела, зрители аплодировали, но Лайла смотрела не на них, а на фароанца. Он глядел на свое тело, как будто обвинял его в предательстве. Как будто знал: произошло то, чего не может быть.

Но если Лайла и нарушила правила, никто этого не заметил. Ни судьи, ни король, ни болельщики.

– Победу одержал Стейсен Эльсор, – объявил судья в бело-золотой мантии.

Вер-ас-Ис сверкнул на нее глазами, но спорить не стал, лишь повернулся и ушел. Лайла посмотрела ему вслед. Губы ее были мокрыми, на языке появился медный привкус. Сквозь прорезь в маске Лайла коснулась носа – пальцы окрасились красным. Голова кружилась. Понятное дело, бой выдался нелегким.

Она победила.

Вот только сама не понимала – как.

Рай сидел на краю кровати, потирая шею, а Гастра, как умел, перевязывал Келлу плечо. Оно заживало быстро, но к балу все равно не успеть.

– Крепись, братец, – поддел он принца. – Завтра будет еще хуже.

Он победил. Победа далась нелегко, и не только потому, что он, чтобы не вызывать подозрений, одолел Кисмайру с минимальным перевесом. Нет, она отличный боец, прекрасный, пожалуй, даже лучший. Но Келл не желал прекращать борьбу – это значило бы отказаться от свободы и снова стать игрушкой в шкатулке. Кисмайра сильна, но Келлом двигали отчаяние и жажда свободы, и он вырвал победное очко.

Он попал в финальную девятку.

Три группы по трое, друг против друга, побеждает тот, кто наберет больше очков. Для полной победы этого не хватит, так что нужно набрать перевес больше чем в один удар. Однако ему выпал неудачный расклад. Завтра предстоит сражаться не в одном, а сразу в двух поединках. Принца, конечно, жаль, но обратной дороги нет.

Келл сказал Раю о запрете покидать дворец, полученном от короля. Сказал, конечно, уже после того, как улизнул на поединок.

– Он тебя в порошок сотрет, если узнает, – предостерег Рай.

– А он не узнает, – ответил Келл. Принца это не убедило. При всей его браваде ему никогда не удавалось идти против воли отца. Келлу, до недавних пор, тоже.

– Кстати, насчет завтра, – бросил с кровати Рай. – Пора начинать проигрывать.

Келл оторопел. Плечо пронзила свежая боль.

– Что? Почему это?

– Догадываешься, как трудно было все это организовать? Устроить? Честно говоря, это чудо, что нас до сих пор не раскусили…

Келл вскочил на ноги и ощупал плечо.

– Твоя уверенность сделала полдела…

– И я не допущу, чтобы ты все погубил своей победой.

– Я не намерен выигрывать турнир. Завтра же только девятка, – Келл чувствовал, что чего-то недопонимает. И взгляд Рая подтвердил это.

– Тридцать шесть лучших превращаются в восемнадцать, – медленно процитировал Рай. – Восемнадцать становятся девятью.

– Да, я знаком с математикой, – сказал Келл, застегивая тунику.

– Из девяти останутся только трое, – продолжал Рай. – И что же происходит с этими тремя, о мудрый математик Келл?

Келл нахмурился. И вдруг до него дошло.

– Ой.

– Ой, – передразнил Рай, вскакивая с кровати.

– Церемония снятия масок, – сказал Келл.

– Да, – подтвердил его брат.

В Эссен Таш было не так уж много правил, касавшихся боя, и еще меньше – насчет масок. Участники могли скрывать лицо хоть до конца турнира, но на церемонии снятия масок трое финалистов должны были показать свои лица королю и зрителям. Финальный матч и церемония награждения проходили с открытым забралом.

Откуда взялась эта церемония, как и многие другие турнирные ритуалы, давно стерлось из памяти, но Келл знал, что ее история восходит к первым мирным дням, когда на турнир, воспользовавшись анонимностью, прокрался злодей, собиравшийся убить фароанскую королевскую семью. Он прикончил мага-победителя и похитил его шлем, а когда короли и королевы трех империй пригласили его на свою трибуну за наградой, нанес удар. Он убил фароанскую королеву и тяжело ранил юного короля. Потом его схватили. Зарождающийся мир мог разлететься на куски, но ни одна из империй не взяла на себя вину, и убийца погиб, не успев никого обвинить. Мир между королевствами кое-как удержался, и появилась церемония снятия масок.

– Дальше девятки тебе пройти нельзя, – решительно заявил принц.

Келл уныло кивнул.

– Выше нос, братец, – сказал Рай, застегивая у него на груди королевскую фибулу. – У тебя впереди еще два поединка. И кто знает, может, тебя одолеют в честной борьбе.

Рай направился к двери, Келл отстал на шаг.

– Сэр, – сказал ему Гастра, – можно вас на два слова?

Келл остановился. Рай в дверях оглянулся.

– Идешь?

– Я догоню.

– Если не явишься, я сделаю какую-нибудь глупость, например, брошусь на шею Алука…

– Да не пропущу я этот дурацкий бал! – рявкнул Келл.

Рай подмигнул и закрыл за собой дверь.

– В чем дело, Гастра? – спросил Келл стражника.

Тот сильно нервничал.

– Дело в том… Когда вы состязались, я вернулся во дворец проверить, как там Стафф. Мимо шел король, он остановился и спросил, как вы провели день… – Гастра замялся, недоговаривая очевидного: король не стал бы спрашивать, если бы знал о побеге Келла. Значит, не знал.

– И что ты сказал? – насторожился Келл.

Гастра опустил глаза.

– Сказал, что вы не выходили из дворца.

– Ты соврал королю? – сказал Келл, стараясь не выдавать эмоций.

– Не то чтобы соврал. – Гастра поднял глаза. – Строго говоря…

– Как так?

– Ну, я сказал ему, что Келл не покидал дворца. А про Камероу я ничего не говорил.

Келл изумленно уставился на юношу.

– Спасибо, Гастра. Прости, что из-за нас с Раем ты попал в такое положение.

– Ничего, – сказал Гастра с удивительной твердостью и быстро добавил: – Но я понимаю, почему вы это сделали.

Зазвонили колокола. Начинается бал. Плечо пронзила боль, и Келл заподозрил, что это напоминание от Рая.

– Тебе недолго придется лгать, – пообещал он Гастре и шагнул к двери.

Вечером Лайле очень хотелось поехать на бал. Теперь, когда она узнала правду, ей не терпелось увидеть лицо Келла без маски, разглядеть обман в морщинках на хмуром лбу.

Но вместо этого она отправилась в порт. Смотрела, как покачиваются на волнах корабли, слушала плеск волн о борт. Маска с широко раскрытой пастью болталась у нее в руке.

В порту было непривычно пусто – почти все моряки и докеры, наверное, разошлись по пабам и празднуют. Мореходы любят сушу куда больше, чем те, кто живет на суше, и умеют пользоваться ее радостями.

– Ну и поединок сегодня был, – послышался голос. Ее нагнал Алукард.

Лайла вспомнила их утренний разговор, обиду в голосе, когда он спросил, зачем она это делает – выдает себя за Эльсора, рискует собой, и не только собой – ими всеми. И вот опять оно, предательское желание извиниться, попроситься обратно на корабль, или хотя бы вернуть его расположение.

– Опять следишь за мной? – спросила она. – Почему ты не на празднике?

Алукард вскинул голову:

– Нет настроения. Кроме того, захотелось посмотреть, что же привлекло тебя больше, чем бал.

– Хотел проверить, не попаду ли я еще в какие-нибудь неприятности.

– Бард, я не твой папочка.

– Вот и славно. Отцам не полагается соблазнять дочерей, чтобы выведать их секреты.

Он горестно покачал головой:

– Это было всего один раз!

– Когда я была моложе, – рассеянно продолжала Лайла, – то в Лондоне – в моем Лондоне – любила ходить в порт, смотреть на корабли. Иногда придумывала, каким был бы мой корабль. Представляла, как он унесет меня прочь. – Она поймала на себе взгляд Алукарда. – В чем дело?

– Ты впервые добровольно сообщила хоть что-то о себе.

– Это не успеет войти в привычку, – грустно улыбнулась она.

Некоторое время они шли молча. У Лайлы позвякивали карманы. Рядом разливалось красноватое сияние Айла, вдалеке сверкал огнями дворец.

Но Алукард не выносил тишины.

– Вот, значит, что тебе милее танцев. Бродить по берегу, словно призрак моряка.

– Ну да, если вот это надоест. – Она достала руку из кармана и разжала пальцы, показав целую горсть украшений, монеток, побрякушек.

– Зачем? – потрясенно спросил Алукард.

Лайла пожала плечами. Потому что это привычное дело, могла бы сказать она, и хорошо знакомое. К тому же в этом Лондоне содержимое карманов гораздо интереснее. Ее добычей, среди прочего, стали камень снов, огненная галька, что-то похожее на компас.

– Воровка – это навсегда.

– А это что такое? – Он выудил из пригоршни осколок белого камня.

– Это мое, – напряглась Лайла. – Сувенир на память.

Он пожал плечами, положил осколок обратно.

– Попадешься когда-нибудь.

– А до тех пор повеселюсь. – Она сунула добычу в карман. – Может, корона меня тоже простит.

– Я бы на это не рассчитывал. – Алукард стал потирать запястья и, поймав себя на этом, разгладил плащ. – Можешь сколько угодно бродить по докам и обирать прохожих, но я бы предпочел выпить чего-нибудь горячего в хорошей компании, так что… – Он изящно поклонился. – Сумеешь ни во что не вляпаться хотя бы до завтра?

– Постараюсь, – фыркнула Лайла.

На полпути к «Блуждающей дороге» Лайла поняла, что за ней кто-то идет.

Она услышала шаги, ощутила запах магии, и сердце знакомо заколотилось. Поэтому, оглянувшись и увидев кого-то в узком переулке, она ничуть не удивилась.

И не бросилась бежать.

А надо было. Надо было сразу выскочить на главную дорогу, туда, где полно народу. А Лайла вместо этого сделала именно то, чего обещала Алукарду не делать.

Вляпалась.

Она поняла это на следующем повороте. В дальнем конце переулка что-то блеснуло. Лайла шагнула вперед и вдруг поняла, что это.

Нож.

Она едва успела увернуться от броска. Но все же скорости не хватило – нож задел ее бок и с лязгом упал наземь.

Лайла зажала рану ладонью.

Порез был неглубокий, почти не кровоточил. Лайла подняла глаза и увидела человека, сливавшегося с темнотой. Она метнулась прочь, но выход из переулка преградила другая фигура.

Она встала поудобнее, прижалась к стене и приготовилась сразиться с обоими. Но вдруг чья-то рука ухватила ее за плечо, от теней отделился третий силуэт.

Раньше в такой ситуации она бы бросилась бежать со всех ног. Но сейчас шагнула навстречу. Это, наверное, пьяные матросы или уличные бандиты.

И вдруг блеснуло золото.

Вер-ас-Ис был без шлема, и Лайла увидела золотой узор во всей красе – он огибал глаза и скрывался под волосами.

– Стейсен, – прошипел он, и с его фароанским акцентом имя прозвучало по-змеиному.

Проклятье, подумала Лайла. Но вслух лишь сказала:

– Опять ты.

– Ах ты, гнусный мошенник, – продолжал фароанец на невнятном арнезийском. – Не знаю, как ты это делаешь, но я видел, что ты мухлюешь. И чувствовал. Ты не смог бы…

– Не бери в голову, – перебила его Лайла. – Это всего лишь иг…

В раненый бок врезался тяжелый кулак. Она согнулась пополам, кашляя. Ударил не Вер-ас-Ис, а один из его спутников. Их украшенные камнями лица были прикрыты темной тканью. Лайла крепко сжала свою обитую металлом маску и обрушила ее на голову ближайшего противника. Он вскрикнул и отшатнулся, Лайла замахнулась еще раз, но ударить не успела. Они ринулись на нее, шесть рук против двух, и прижали к стене. Один заломил ей руку за спину, заставив согнуться пополам. Лайла инстинктивно упала на колено и откатилась, перебросив противника через плечо, но встать не успела – в челюсть ей впечатался сапог. Из глаз посыпались искры. Чья-то рука обхватила ее сзади за шею и подняла на ноги.

Она потянулась к ножу, спрятанному за спиной, но ее схватили за руку и с силой дернули вверх.

Попалась. Лайла ждала, что, как тогда на арене, нахлынет сила, мир замедлит ход, но ничего не происходило.

И тогда она сделала то, чего они не ожидали. Засмеялась.

Ей было не до веселья – плечи горели от боли, дыхание перехватывало, – но она заставила себя рассмеяться, и наградой ей было смятение, исказившее лицо Вер-ас-Иса.

– Ты жалок, – бросила она. – Не смог одолеть меня один на один и решил попробовать втроем на одного? Это лишь доказывает твою слабость.

Она потянулась к магии – огня или земли, или даже кости, но отклика не было. Голова гудела, из раны на боку сочилась кровь.

– Думаешь, только вы тут умеете заговаривать металл? – прошипел фароанец и приставил нож к ее горлу.

Лайла храбро встретилась с ним взглядом.

– Ты и впрямь хочешь меня убить только из-за того, что проиграл?

– Нет, – ответил он. – Мера за меру. Ты сжульничал. Я отвечу тем же.

– Ты уже проиграл! – закричала она. – Какой, к черту, в этом смысл?

– Страна – это еще не человек, но человек – это страна, – ответил он и сказал своим: – Избавьтесь от него.

Лайлу потащили к порту.

– Сам не справишься? – поддела она его. Если укол и достиг цели, Вер-ас-Ис этого не показал. Просто повернулся и зашагал прочь.

– Вер-ас-Ис, – окликнула она его, – я даю тебе выбор.

– Да неужели? – Он оглянулся, весело сверкнув зелеными глазами.

– Отпусти меня сейчас же, и сможешь спокойно уйти, – медленно произнесла она. – А иначе вам всем конец.

– А если я тебя отпущу, мы расстанемся друзьями? – улыбнулся он.

– Ну, уж нет, – она покачала головой. – С тобой я так или иначе разделаюсь. Но если твои люди меня отпустят, останутся живы.

На миг ей почудилось, что хватка на горле ослабла. Но потом стала сильнее прежнего. Вер-ас-Ис шел к ней, вертя в руке нож.

– Если бы словом можно было убить… – произнес он. Рукоять врезалась ей в висок, и мир почернел.

Лайла очнулась от забытья, словно вынырнула из бездны на поверхность.

Глаза открылись, но вокруг было все так же черным-черно. Она хотела закричать, но оказалось, что рот заткнут кляпом.

В голове пульсировала боль, становилась сильнее с каждым движением, и Лайла подумала: не стошнило бы. Попыталась сесть, но не смогла.

Захлестнула паника. Стало трудно дышать. Она в ящике. Очень тесном.

Лайла притихла, прислушалась. Ящик не плыл и не качался. Похоже, она еще на земле. Если не под землей.

Не хватало воздуха.

Она не знала, гроб это или просто ящик, не видела размеров. Лежала в темноте на боку. Попыталась шевельнуться, но не смогла – руки и ноги были связаны. Тугая веревка за спиной врезалась в запястья, пальцы онемели. Наверное, кожа стерта до крови. При малейшем движении в мышцы вонзались тысячи иголок.

«Я их убью, – подумала она. – Всех». Она не сказала это вслух – мешал кляп. И воздуха в ящике было очень мало. Вздохнуть бы поглубже…

Спокойнее.

Спокойнее.

Спокойнее.

Лайла мало чего боялась. Но не любила тесных темных мест. Попыталась отыскать на себе ножи, но они исчезли. И безделушки из кармана тоже. А с ними и белый осколок. Лайлу обжег гнев.

Огонь.

Вот что нужно. Ну что плохого натворит огонь в деревянном ящике, сухо подумала она. В худшем случае она сгорит, не успев выбраться. Но чтобы освободиться – хотя бы для того, чтобы отомстить Вер-ас-Ису и его людям – надо перерезать веревку. А веревки горят.

Лайла стала призывать огонь.

«Тигр, о тигр, светло горящий…»

Ничего. Даже искорки. Вряд ли это действует рана – она уже подсохла, а с ней высохло и заклятие. Так оно устроено. Так или нет? Должно быть, так.

Паника. Опять паника.

Лайла зажмурилась, сглотнула и попыталась еще раз.

И еще.

И еще.

– Сосредоточься, – велел Алукард.

– Тебе не кажется, что это довольно трудно? – Лайла стояла посреди его каюты с завязанными глазами. Когда она видела его перед тем, как завязать глаза, он сидел в кресле, закинув ногу за ногу, и потягивал темный напиток. Судя по звукам – звякнула бутылка, забулькала жидкость, – он еще был там.

– Открыты глаза или закрыты – разницы нет, – сказал он.

Лайла так не считала. С открытыми глазами она могла призвать огонь. А с закрытыми – никак.

– Какой во всем этом смысл?

– Смысл в том, Бард, что магия – это чувство.

– Как зрение, – буркнула она.

– Как зрение, – подтвердил Алукард. – Но не совсем. Магию нет нужды видеть. Надо осязать.

– Осязание – это тоже чувство.

– Не болтай.

О ноги потерлась Эса, и Лайле захотелось пнуть ее.

– Терпеть ее не могу.

Алукард будто не услышал.

– Магия – это все и ничего. Это зрение, и вкус, и запах, и звуки, и прикосновение, и что-то совсем иное. Это средоточие всех сил, и в то же время она сама по себе. И когда ты научишься ощущать ее присутствие, она всегда будет с тобой. А теперь прекрати ныть и сосредоточься.

Сосредоточься, велела себе Лайла. Она чувствовала магию в своем сердце, даже не видя ее. Надо лишь дотянуться.

Она зажмурилась, пытаясь внушить себе, что темнота – это ее собственный выбор. А она сама – открытая дверь. И полностью владеет ситуацией.

«Гори», – подумала она, и слово чиркнуло внутри, как спичка. Она щелкнула пальцами и ощутила знакомый жар огня. Веревка вспыхнула, на миг осветив ящик – тесный, очень тесный; Лайла повернула голову, и на нее уставилась хищная пасть. Лайла узнала в ней собственную маску, и в тот же миг ее передернуло от боли. Когда огонь парил над пальцами, он лишь согревал, но, коснувшись веревок, жестоко обжег.

Она подавила вскрик и дернула. Веревка порвалась. Освободив руки, Лайла загасила пламя и снова погрузилась в темноту. Выдернула кляп, села, чтобы дотянуться до лодыжек, и громко ударилась головой о крышку ящика. Чертыхнувшись, упала назад, потом, осторожно извиваясь, нащупала и развязала веревки на ногах.

После этого надавила на крышку ящика. Та не поддалась. Лайла осторожно свела ладони, между ними вспыхнул крохотный язычок пламени. При его свете она разглядела, что на крышке нет защелок. Обыкновенный ящик. Крепко заколоченный. Лайла потушила свет и положила ноющую голову на дно. Вздохнула раз-другой, успокаиваясь. «Эмоции – это не сила», – вспомнила она одну из бесчисленных поговорок Алукарда. Потом прижала ладони к дощатым стенкам и надавила.

Не руками, а волей. Воля против дерева, воля против гвоздей, воля против воздуха.

Ящик дрогнул.

И рассыпался.

Выскочили железные гвозди, треснули доски, воздух изнутри ящика вытолкнул все наружу. Посыпались обломки. Лайла прикрыла голову, встала на ноги, вдохнула полной грудью. Саднили ободранные запястья, руки тряслись от боли и гнева. Лайла озиралась. Куда ее занесло?

Она ошибалась. Это не земля. Она в трюме. Корабль неподвижен, а значит, еще стоит в порту. Лайла посмотрела на обломки ящика. Жестокая ирония судьбы: ведь она сделала почти то же самое со Стейсеном Эльсором. Лайла утешила себя тем, что, если бы действительно затолкала Эльсора в ящик, то проделала бы дырочки для воздуха.

Из обломков ей подмигнула маска демона. Она вытащила ее и надела. Ей было известно, где живет Вер-ас-Ис. Она видела его команду в «Солнечном луче», таверне на той же улице, что и «Блуждающая дорога».

Лайла выбралась на палубу.

– Эй, – окликнули ее. – Ты что тут делаешь?

Лайла не замедлила шаг. Быстро пересекла палубу, спустилась на пристань, не обращая внимания ни на крики за спиной, ни на утреннее солнце, ни на далекий радостный гул.

Она честно предупредила Вер-ас-Иса о том, что с ним будет.

А Лайла умела держать слово.

– Повторяю: ты должен проиграть. Что тут непонятного?

Рай, кипя от ярости, мерил шагами палатку Келла.

– Тебя тут вообще быть не должно, – сказал Келл, потирая ноющее плечо.

Он и не собирался выигрывать. Только хотел, чтобы поединок вышел хороший. На равных. И не его вина, что Рул-волк споткнулся. Не его вина, что в девятках предпочитают ближний бой. Не его вина, что вескиец накануне слишком хорошо повеселился. Он не раз видел, как Рул сражается, и знал: это отличный боец. Ну почему сегодня он не смог выступить так же блестяще?

Келл провел рукой по слипшимся от пота волосам. Серебряный шлем лежал на подушках.

– Келл, нам только этого не хватало.

– Это вышло нечаянно.

– Слышать ничего не хочу.