Пыль грез. Том 1 Эриксон Стивен
– Точно.
Покачав головой, Уголек улеглась на койку и уставилась в потолок.
– И как же ее не уволили?
– Потому что она из И’Гхатанских Бурекрыс, вот почему. Которые ушли под землю.
– А, верно. – Она минуту подумала и сказала: – Ладно, скоро мы отправляемся.
Бадан снова потер лицо.
– И никому не известно – куда, и даже почему. Какая-то муть, Уголек. – Он помедлил и спросил: – У тебя нет неприятного чувства по этому поводу?
– У меня не осталось никаких чувств, Бадан. По любому поводу. И я не знаю, что ухватило меня за горло в ночь прочтения Скрипа. На самом деле я почти не помню ту ночь – ни как ехали, ни что было дальше.
– Ничего и не было. Ты просто отключилась. В любом случае объявился какой-то фенн. И врезал богу по уху.
– Хорошо.
– И все? Все, что ты можешь сказать?
– Ну, как говорит одна одноглазая ведьма, в мире много вероисповеданий, Бадан.
– Я не… – Но от ее взгляда слова на губах высохли и обратились в пыль. Бадан поежился и посмотрел в сторону. – А то, что ты про мозги говорила, Уголек, это тоже была шутка?
Она вздохнула, закрывая глаза.
– Нет, Бадан, нет. Разбудишь меня, когда Римм вернется, ладно?
В сопровождении Лостары Йил, Кенеба, Блистига и Быстрого Бена адъюнкт Тавор прошла по тронному залу и остановилась в десяти шагах от двух тронов.
– Приветствую вас всех, – сказал король Тегол. – Адъюнкт, мой канцлер сообщил мне, что вами подготовлен список просьб, большая часть которых поможет счастливо пополнить королевскую казну. И будь я продажным типом, я бы сказал: давайте сразу этим займемся. Но я не таков, так что хотел бы сначала обратиться совершенно к другому вопросу, огромной важности.
– Разумеется, государь, – сказала Тавор. – Мы в вашем распоряжении и готовы помочь, насколько это в наших силах.
Король просиял.
Лостару удивил вздох королевы, но она не придала ему значения.
– Замечательно! Как только вспомню все подробности того, что хотел спросить, начну. А пока вот что: мой седа говорит, что вы разворошили колдовское гнездо. Однако мой канцлер уверяет, что проблемы преувеличены – и кому из двух я должен верить? Пожалуйста, если можно, помогите разрубить этот ужасный узел.
Тавор, нахмурившись, повернулась и сказала:
– Высший маг, пожалуйста, растолкуй вопрос.
Быстрый Бен встал рядом с адъюнкт.
– Государь, и ваш канцлер, и седа, по сути, правы.
Лостара заметила, что Бугг, стоящий справа от трона Тегола, улыбнулся, а потом нахмурился.
– Очаровательно, – пробормотал король и, подавшись вперед, положил подбородок на ладонь. – А вы можете пояснить, Высший маг?
– Не уверен, но попробую. Ситуация хоть и угрожающая, но, скорее всего, это временно. Прочтение Колоды Драконов, на котором присутствовал преда Брис Беддикт, похоже, выявило нарушения структуры в… м-м… ткани реальности, своего рода раны. Похоже, государь, кто-то – кто-то очень сильный – пытался наложить новую структуру на уже существующие пути магии.
Брис Беддикт, стоящий слева от королевы, спросил:
– Высший маг, вы могли бы пояснить, что это за «Пути»? Это центральное понятие в вашей магии?
– Преда, в отличие от колдовства, до недавнего времени преобладавшего на этом континенте, в других местах магия более формализована. Сила, такая грубая здесь, повсюду очищена, распределена по аспектам, организована в своего рода темы, которые мы называем Путями. Многие доступны и смертным, и богам; а есть, – Быстрый Бен бросил взгляд на Бугга, – Старшие. Некоторые практически иссякли или недоступны – из-за недостатка знаний или после ритуала запечатывания. Кроме того, некоторые захвачены и управляются стихиями, или изначально присущими этим путям, или настолько близкими, что различия несущественны.
Король Тегол поднял палец.
– Погодите, дайте проморгаться. Давайте поразмышляем над сказанным… между прочим, в размышлении я силен. Как я понимаю, Высший маг, владение, которое тисте эдур называли Куральд Эмурлан, представляет один из этих путей?
– Точно так, – отозвался Быстрый Бен и торопливо добавил: – государь. Пути тисте – а их, насколько нам известно, три – все Старшие. Двумя из них, кстати, тисте уже не управляют. Один практически запечатан. Второй захвачен.
– И как эти пути связаны с вашей Колодой Драконов?
Высший маг поморщился.
– Это не моя Колода, государь, уверяю вас. На ваш вопрос нет простого ответа…
– Очень кстати! А то я начинал чувствовать себя тупым. Прошу понять, я не против быть тупым. А вот чувствовать себя тупым – другое дело.
– Да, понимаю, государь. Что ж, вероятно, изначально Колода Драконов предназначалась для гадания – не такая неуклюжая, как плитки, жженая кость, узоры ила, узелки, костяшки, блевотина, дерьмо…
– Ясно, ясно! Прошу вас, добрый сэр, тут же дамы!
– Прошу прощения, государь. В каком-то очевидном смысле Высокие дома Колоды соотносятся с определенными путями и, таким образом, представляют собой как бы окна, позволяющие заглянуть в эти пути – и, разумеется, наоборот, нечто может смотреть с той стороны; вот почему прочтение так… рискованно. Колода не знает препятствий: в умелых руках она может раскрыть узоры и связи, закрытые для глаз смертного.
– Все, что вы описываете, Высший маг, – сказал Брис, – не очень-то совпадает с тем, что произошло на том прочтении.
– Точно так, преда, и это снова возвращает нас к ране – к этому городу. Кто-то ножом вырезал здесь новый узор. Новый – и при этом невероятно древний. Была попытка пробуждения, но то, что пробудилось, сломано.
– И вы знаете, что это был за «кто-то»? – спросил король Тегол.
– Икарий, Похититель Жизни, государь. Поборник, который собирался скрестить клинки с императором Руладом Сэнгаром.
Тегол откинулся на спинку трона и сказал:
– Седа, есть что добавить в настоящее время?
Бугг вздрогнул и поморщился.
– Познания Высшего мага весьма впечатляют, государь. В высшей степени.
Королева Джанат спросила:
– Седа, а можно эту рану излечить? А в противном случае что грозит Летерасу, если она продолжит… кровоточить?
Старик скорчил такую физиономию, как будто отведал что-то отвратительное.
– Летерас сейчас как лужа с взбаламученным илом. Мы слепы, движемся на ощупь и никто не в состоянии зачерпнуть больше, чем пригоршню магии. И эффект распространяется вширь; скоро он поразит магов по всему королевству.
– Высший маг, – сказала Джанат, – вы сказали, что эффект временный. Означает ли это, что излечение неминуемо?
– Большинство ран со временем излечиваются сами, ваше величество. Думаю, излечение начнется… как только мы, малазанцы, прогоним отсюда Худа. Прочтение резко ударило по ране. Полилась кровь, а в данном случае кровь – это сила.
– Ну что ж, – задумчиво сказал король. – Как очаровательно, как любопытно, как тревожно. Думаю, лучше было заняться вопросом пополнения королевской казны. Адъюнкт Тавор, вы желаете снарядить обоз, достаточный, чтобы дойти до Пустоши и, полагаю, пересечь ее. Мы с радостью предоставим вам желаемое по разумным, сниженным ценам – чтобы продемонстрировать нашу признательность за беспримерные усилия по свержению тирании эдур. Далее, мой канцлер уже приступил к необходимым действиям с нашей стороны, и он сообщил, что, по его предварительной оценке, мы сможем удовлетворить ваши требования. На подготовку обоза уйдет около четырех недель, а на оплату, надеюсь, несколько мгновений. Разумеется, снабжением своего эскорта занимается сам Брис, так что вам не нужно об этом беспокоиться.
Тегол замолчал, заметив невольно оторопевшую адъюнкт.
– Да, ваш эскорт. Мой брат настоял, что будет сопровождать вас по землям соседних королевств. Очень просто: ни Сафинанду, ни Болкандо не стоит доверять: они будут предавать и строить вам козни на каждом шагу. Неприятные соседи – впрочем, как и мы были для них не так давно. Я подумываю объявить о королевском проекте: построить самую высокую в мире стену, чтобы навеки отделить наши территории, с изящной отделкой, чтобы смягчить впечатление. Да-да, милая женушка, я, конечно, чушь несу – и да, это было весело!
– Государь, – сказала Тавор, – благодарю за предложенный эскорт, однако, уверяю вас, в нем нет необходимости. Может быть, королевства, по чьим территориям мы хотим пройти, и коварны, но сомневаюсь, что у них получится застать нас врасплох.
Тавор говорила спокойным голосом, и Лостара, хотя не могла видеть, была уверена, что и взгляд адъюнкт совершенно спокоен.
– Они воры, – сказал Брис Беддикт. – А ваш обоз, адъюнкт, будет огромен – земли, куда вы направляетесь, опустошены, – и возможно, даже в самом Колансе вам не найти пропитания.
– Прошу прощения, – сказала Тавор. – Не помню, чтобы я говорила о цели похода.
– А там больше ничего и нет, – пожал плечами Брис.
Адъюнкт ничего не ответила; атмосфера сразу накалилась.
– Преда Брис, – сказал король, – поможет вам охранять ваш обоз по дороге через две страны карманников.
И все же Тавор колебалась.
– Государь, у нас нет желания втянуть ваше королевство в войну, если Сафинанд и Болкандо решат нарушить договор о проходе.
– Одно наше присутствие, – сказал Брис, – предотвратит любые провокации с их стороны, адъюнкт. Прошу, поймите, если мы не сопроводим вас, а вы в результате окажетесь в состоянии жестокой войны без возможности отхода, у нас не будет иного выхода, как отправиться вам на помощь.
– Именно так, – подтвердил король. – Соглашайтесь на эскорт, адъюнкт, а то я задержу дыхание, пока лицо мое не станет самого королевского пурпурного цвета.
Тавор наклонила голову в знак согласия.
– Я снимаю все возражения, государь. Благодарю за эскорт.
– Так-то лучше. Теперь мне нужно получить подтверждение от моих служащих по трем отдельным вопросам. Удовлетворен ли канцлер ходом снабжения войск адъюнкт?
– Да, государь, – ответил Бугг.
– Прекрасно. Уверен ли королевский казначей, что у малазанцев достаточно средств на это предприятие?
– Полностью уверен, государь, – ответил Бугг.
– Хорошо. Согласен ли седа, что отбытие малазанцев ускорит излечение пострадавшего города?
– Согласен, государь, – ответил Бугг.
– Наконец-то консенсус! Просто восторг! Чем займемся теперь?
Поднялась королева Джанат.
– Пища и вино ожидают нас в трапезной. Позвольте мне проводить наших гостей. – И она сошла с помоста.
– Дорогая женушка, – ответил Тегол, – вам я позволяю все, что угодно.
– Я очень рада, что вы охотно принимаете на себя такое бремя, муж мой.
– И я тоже, – сказал Тегол.
Глава шестая
Жуку, который ползет медленно, нечего бояться.
Сафийская поговорка
Покрытый кровью и пылью, Ведит выехал верхом на лошади из клубов дыма, слыша за спиной жалобные вопли и ужасный рев огня, пожирающего трехэтажное здание в центре города. Прочие строения вдоль главной улицы уже рухнули, хотя языки пламени еще лизали почерневшие остовы и ядовитый дым столбами поднимался к небу.
Вслед за Ведитом выскочили еще четыре всадника, с обнаженными скимитарами в руках; арэнская сталь клинков была перепачкана кровью.
Услышав за спиной бешеный стук копыт, Ведит нахмурился. Осколки от круглого щита, прикрепленного к правой руке, пронзили ладонь, и этой рукой держать поводья он не мог. В левой руке Ведит сжимал свой скимитар; лезвие было обломано – остался только кусок в ширину ладони, и Ведит выбросил бы оружие, но рукоять и эфес были слишком дороги для него, чтобы с ними расстаться.
Поводья свисали между передними ногами лошади; в любой момент скачущее в страхе и боли животное могло наступить на них и сломать себе шею, выбросив всадника из седла.
Ведит поднялся в стременах, подался вперед, ударившись о качающуюся шею лошади, вцепился зубами в ее левое ухо и потянул назад. Заржав, лошадь задрала голову, стук копыт замедлился. У Ведита появилось время убрать в ножны то, что осталось от отцовского клинка, и, обхватив рукой шею лошади, ослабить укус.
Через пару мгновений раненая кобыла пошатнулась, сошла с мостовой в заросшую высокой травой канаву и остановилась, содрогаясь всем телом.
Бормоча успокаивающие слова, воин отпустил ухо лошади и, выпрямившись в седле, подобрал поводья здоровой рукой.
Подъехали четверо его спутников и, собравшись на дороге, торжественно воздели мечи, хоть и сплевывая пыль и сгустки крови.
Ведита мутило, однако он понимал их. Растущий список обвинений, постоянно сокращающаяся свобода, унижения и неприкрытое презрение. Каждый день появлялись новые болкандские солдаты; вокруг лагеря хундрилов, как грибы на навозе, вырастали маленькие форты. И напряжение непрерывно росло. Конфликты вспыхивали, как дикие пожары, и вдруг…
Ведит направил лошадь на дорогу и обернулся на горящий город. А потом оглядел горизонт с обеих сторон. Повсюду кривыми копьями поднимались столбы вьющегося черного дыма – да, терпение «Выжженных слёз» лопнуло, и десяток деревень, вдвое больше сел, десятки ферм, а теперь и целый город ощутили на себе гнев хундрилов.
Отряд Ведита в тридцать воинов – большинству из которых едва исполнилось двадцать – схлестнулся с гарнизоном. Битва была яростной. Он потерял почти весь свой отряд, и этого было достаточно, чтобы пламенная ярость хундрилов обрушилась местью на раненых солдат и жителей города.
Эта бойня оставила горький, ядовитый привкус на языке и в душе.
Лошадь не могла стоять спокойно. Ободранный бок все еще кровоточил. Она вертелась, мотая головой, и била в землю раненой задней ногой.
В этом безымянном городе остались многие десятки трупов. Еще утром мирная жизнь текла привычным порядком, с размеренным биением сердца. А теперь здесь развалины и обгорелое мясо – хундрилы не опускались даже до мародерства, так захватила их жажда убийства.
Гордому народу самую глубокую рану наносит чужое презрение. Болкандцы думали, что у хундрилов – тупые ножи. Тупые ножи, тупые мысли. Думали, что дикарей нетрудно обмануть, надуть, подсунуть грязную огненную воду и украсть добро.
Мы – Семь Городов; думаете, вы первые, кто пытался играть с нами в такие игры?
Появлялись отставшие солдаты – три, еще два, одинокий раненый воин скорчился в седле, еще два.
Солдаты гарнизона понятия не имели, как противостоять кавалерии. Они, похоже, никогда подобного не видели и остолбенели от четкой атаки, от тучи дротиков, пущенных, когда между воинами оставалось всего десять шагов. Строй болкандцев, перегораживавших главную улицу, смешался, когда зазубренные дротики начали пробивать щиты и кольчуги, солдаты сгибались и падали, сбивая соседей.
Затем хундрильские боевые кони со всадниками, размахивающими скимитарами, врезались в разбитый строй.
Это была бойня. Пока задние ряды болкандцев не рассеялись, разбежавшись по переулочкам и проходным дворам, укрывшись в дверных проемах лавок в каменных зданиях. Битва завязла.
Хундрильским всадникам нужно было либо оставить лошадей, которым никак не протиснуться в узенькие проулки, либо обрушиться на солдат, прячущихся за щитами в нишах и дверных проемах. Все еще в меньшинстве, воины «Выжженных слёз» начали замедляться.
Все утро ушло на то, чтобы выследить и зарубить всех солдат гарнизона до последнего. И всего колокол – чтобы убить тех жителей, кто не затаился, возможно, рассчитывая на то, что семьдесят пять солдат справятся с тремя десятками дикарей, и поджечь город, чтобы поджарить заживо тех, кто удачно спрятался.
И такое, знал Ведит, творилось по всей округе. Никто не спасся, а чтобы послание было полностью ясным, со всех болкандских ферм вычистили все съестное или мало-мальски полезное. Причиной возмущения стало недавнее повышение болкандцами цен – на сто процентов и только для хундрилов – на все товары, включая фураж для лошадей. Проклинайте нас, раз уж забираете наше серебро и золото.
У Ведита осталась дюжина воинов, один из которых, вероятно, умрет, не дотянув до лагеря. Толстые осколки пронзили его предплечье, как лишние длинные кости, боль пульсировала.
Да, потери огромны. Но какому еще отряду довелось атаковать гарнизон города?
И все же, возможно, «Выжженные слёзы» разворошили не то гнездо.
– Перевяжите раны Сидаба, – сказал Ведит. – Его меч при нем?
– При нем, Ведит.
– Давайте сюда – мой сломался.
Сидаб, хоть и понимал, что умирает, поднял голову и улыбнулся Ведиту окровавленными губами.
– Он будет мне по руке, как меч моего отца, – сказал Ведит. – Я буду носить его с гордостью, Сидаб.
Воин кивнул, улыбка его слабела. Он начал кашлять кровью и, выскользнув из седла, тяжело грохнулся на мостовую.
– Оставьте Сидаба здесь.
Остальные кивнули и начали плевать на мостовую вокруг трупа, тем самым освятив землю – такова была единственная похоронная церемония для хундрильского воина, погибшего в бою. Ведит нагнулся и подобрал поводья коня Сидаба. Скакуна он тоже заберет и поедет на нем, чтобы облегчить страдания своей лошади.
– Возвращаемся к Военному вождю Голлу. От наших слов его глаза засверкают.
Военный вождь Голл грузно сидел на поскрипывающем троне из связанных веревкой оленьих рогов.
– Нежный дух Колтейна… – вздохнул он, зажмурившись.
Джарабб, слезогонец Военного вождя и единственный второй обитатель шатра Голла, снял шлем, набивную шапочку из оленьей кожи, запустил толстые пальцы в волосы и, шагнув вперед, опустился на одно колено.
– Приказывайте, – сказал он.
Голл застонал.
– Не сейчас, Джарабб. Время для игр кончилось: мои долбаные юные храбрецы втянули нас в войну. Двадцать отрядов с воем вернулись в лагерь с целыми мешками кур, щенков и всякой всячины. И готов спорить: тысяча ни в чем не повинных фермеров и крестьян уже мертвы…
– И сотни солдат, Военный вождь, – напомнил Джарабб. – Форты горят…
– И я все утро кашляю от дыма – и не стоило их жечь: бревна нам пригодились бы. И вот мы плюемся и рычим, как пустынная рысь в логове, и что, по-твоему, сделает король Таркульф? Впрочем, на него-то плевать – у него грибы вместо мозгов, – беспокоиться надо о канцлере и милом завоевателе. Давай-ка я скажу тебе, что они сделают, Джарабб. Они не потребуют, чтобы мы вернулись в свой лагерь. Не будут настаивать, чтобы мы выплатили репарации и деньги за убитых. Нет, они поднимут армию и двинутся прямо на нас.
– Военный вождь, – сказал Джарабб, вставая, – Пустошь зовет нас на север и восток – и на равнинах нас никто не поймает.
– Замечательно, но эти болкандцы – не враги нам. Они нас снабжают…
– Мы награбим сколько сможем перед отправлением.
– Вот адъюнкт порадуется, как мы ей подготовили почву. Это задница, Джарабб. Задница.
– Так что же нам делать, военный лидер?
Голл наконец открыл глаза, моргнул и кашлянул. Потом сказал:
– Я не буду пытаться исправить то, чего не вернешь. Это не поможет адъюнкт. Нет, нужно брать быка за… рог. – Он вскочил на ноги и подобрал свой плащ, покрытый вороньими перьями. – Снимайте лагерь: забейте весь скот и готовьте мясо. Болкандцам потребуются недели, чтобы собрать достаточно солдат. Чтобы обеспечить спокойный проход Охотникам за костями – не говоря уж о Серых шлемах, – мы двинемся прямо на столицу. Мы нагоним такого страху, чтобы Таркульф обмочился и перестал слушать советников; пусть король думает, что на его сраное отхожее королевство вторгаются три армии.
Джарабб улыбнулся. Он видел, как сверкают угольки в темных глазах Военного вождя. А значит, как только будут отданы приказы, как только помчатся, вздымая пыльный хвост, гонцы, настроение Голла поднимется.
Возможно, поднимется настолько, что он снова согласится… на игру. Нужно только, чтобы жены старика поблизости не было.
Кованый щит Танакалиан поежился под кольчужным плащом. Стеганая подкладка протерлась насквозь на правом плече – надо было заштопать ее с утра, и он так и сделал бы, если бы не страстное желание наблюдать за высадкой первой когорты Серых шлемов на эту жалкую землю.
Хоть Танакалиан и торопился, но Смертный меч Кругава уже стояла на возвышении над берегом. Ее лицо раскраснелось под тяжелым шлемом. Хотя солнце только-только поднялось над горными пиками на востоке, в душном, давящем воздухе роились песчаные мухи. Подойдя ближе, Танакалиан разглядел в глазах Кругавы обреченность бесчисленных эпических поэм, как будто она всю жизнь впитывала трагедии тысячелетних павших цивилизаций, находя это дико приятным.
Да, эта жесткая женщина была железной.
Подойдя, он поклонился.
– Какое знаменательное событие, Смертный меч.
– Вот только мы здесь вдвоем, сэр, – прогрохотала она в ответ. – А должны были стоять трое.
Он кивнул.
– Нужно избрать нового Дестрианта. О ком из старейшин вы думаете, Смертный меч?
Четыре плоскодонных широких авара – шлюпки для высадки с Престолов Войны – пробирались по каналу; весла вязли на мелководье в иле. Прилив ничуть не помогал. Залив не наполнялся; вместо этого вода бурлила в водоворотах, словно в нерешительности. Братьям и сестрам с тяжелой ношей придется высаживаться и брести по илу – интересно, насколько там глубоко?
– Я не могу решить, – призналась наконец Кругава. – Никто из наших старейшин не достаточно стар.
Это правда. В долгом морском путешествии завершилась жизнь десятков самых древних братьев и сестер. Танакалиан повернулся и посмотрел на два лагеря в тысяче шагов от воды: один на этом берегу, а второй на противоположном, западном. До сих пор они не встречались напрямую с акриннайской делегацией – если толпу бесконечно поющих, потрясающих копьями варваров с торчащими волосами можно назвать таким почетным именем. Пока акриннаи остаются на другом берегу, пусть себе поют, пока горы не сползут в море.
Лагерь болкандцев, процветающий город ярких шатров, уже бурлил – приближающаяся высадка изморцев словно пробудила безумие. Странные эти болкандцы. Покрытые шрамами – но изнеженные, вежливые – но несомненно кровожадные. Танакалиан не доверял им; эскорт для прохода по горным перевалам в королевство насчитывал целую армию – три или четыре тысячи воинов, – и хотя вряд ли любой болкандский солдат мог сравниться с Серым шлемом, их численное превосходство заставляло задуматься.
– Смертный меч, – сказал он, снова повернувшись в сторону Кругавы, – нам грозит предательство?
– Будем считать, что идем по враждебной территории, Кованый щит. Маршируем в доспехах, с оружием наготове. Если весь болкандский эскорт пойдет на перевал перед нами, мне не о чем беспокоиться. Если они разделятся на авангард и арьергард, придется оценить, сколько воинов будет у нас за спиной. Если немного – не страшно. Если больше, чем в авангарде, тогда придется учитывать, что в конце перевала нас будет поджидать вторая армия. Поскольку, – добавила она, – мы будем двигаться колонной, подобная засада поставит нас в невыгодные условия, по крайней мере, изначально.
– Будем надеяться, – заметил Танакалиан, – что они намерены обращаться с нами достойно.
– А если нет, они пожалеют о своем безрассудстве.
Три легиона, восемнадцать когорт и три роты снабжения. Пять тысяч братьев и сестер наземных войск. Остальные легионы будут двигаться на Престолах Войны по малоизведанным водам вдоль южного берега, к Пеласийскому морю. И адъюнкт, и Кругава были согласны, что «Выжженным слезам» нужна поддержка. Учитывая скудность ресурсов на Пустоши, Охотники за костями пойдут независимо, севернее других сил – хундрильской конницы и изморской пехоты. Они пойдут на восток параллельными путями, примерно в двадцати лигах друг от друга, пока не достигнут границ первого королевства по ту сторону Пустоши.
Танакалиан прекрасно знал: Кругава уверена, что их ожидает священная война – единственная цель их существования; и на этих чужих землях Серые шлемы обретут славу, завоюют героическую победу на службе Волков Зимы. Танакалиан был согласен с таким пониманием цели, будущей судьбы, и тоже не боялся войны. Они были обучены насилию и клялись перед письменами истории, вырезанными на полях сражений. Мечом и железной волей они изменят мир. Такова правда войны, сколько бы мягкотелые дураки ни мечтали об обратном, о мире и гармонии между народами.
Мечты романтиков неизбежно кончаются укусом гадюки, хоть они не желают этого. Надежда и вера сочатся сладчайшим нектаром, в итоге обращаясь в смертельный яд. Танакалиан прекрасно знал, что почти все добродетели уязвимы. Их легко извратить, можно развернуть в руках носителя. Нужен самообман, чтобы насаждать справедливость в мире, которому ничего не нужно, в котором сама реальность насмехается над праведниками полным безразличием.
А война сметает подобные игры. Она чиста и безжалостна в своей жестокости. Справедливость является с привкусом крови – сладким и горьким; так и должно быть.
Нет, он ничего не расскажет Смертному мечу о последних испуганных словах Дестрианта, о его постыдной панике, о пронзительных предупреждениях. Ведь подобные провалы никому не помогут.
Однако Танакалиан поклялся себе хранить внимание и настороженность, никому не доверять и подозревать любого чужака в предательстве.
Ран’Турвиан был слишком стар для войны. Его жизнь забрал страх – это я видел ясно. Он был слеп, скатился в безумие. В пустую болтовню. Это было так… недостойно.
Авары уперлись в дно в сотне шагов от линии прилива. Нагруженные солдаты ковыляли почти по колено в грязи через тучи мух, пока гребцы пытались стащить лодки на свободную воду, чтобы вернуться к стоящим на якоре Престолам Войны.
Начинался долгий день.
– Ну что ж, – пробормотал канцлер Рава, прочитав зашифрованное послание, – наш дражайший король, похоже, довел наше любимое королевство до королевской заварухи.
Перед стариком расхаживал из угла в угол большой палаты шатра Авальт. Он догадывался о большей части содержания пергамента в руках Равы. Замечание канцлера, если говорить начистоту, не соответствовало действительности. В «заварухе» был виноват вовсе не король Таркульф. Она целиком стала результатом некоторых стычек между слугами канцлера и, увы, самого завоевателя Авальта.
– Сейчас необходимо определить, – сказал он голосом, еще хриплым от тирады, произнесенной недавно перед избранными агентами и шпионами, – каковы истинные отношения между нашими изморскими друзьями и этими хундрильскими бандитами.
– Верно, – согласился Рава. – Однако нужно помнить, что изморцы придерживаются непомерно раздутых представлений о чести. Как только мы представим им нашу версию внезапного, коварного буйства хундрилов… как только расскажем о зверском убийстве сотен, а то и тысяч невинных… – Он улыбнулся. – Уверен, мы с облегчением увидим, как Смертный меч с негодованием отвернется от них.
Авальт согласно кивнул.
– И тогда я смогу ударить своими силами по хундрилам, не беспокоясь об изморцах.
Рава, не глядя своими бледными глазами на Авальта, спросил:
– А разве есть повод для беспокойства, завоеватель? Разве нам не хватит военной мощи, чтобы уничтожить и тех и других в случае необходимости?
Авальт застыл.
– Разумеется, канцлер. Но вы же не забыли последние данные разведки из Летера? Через наше королевство собирается пройти третья армия этого союза. Вероятно, мы можем справиться со всеми тремя. Но ужасной ценой. Далее, мы пока не знаем, какое соглашение заключили летери с этими малазанцами – мы можем оказаться втянутыми в ту войну, которой всеми силами старались избежать…
– И в результате вскроется наша хитрость в отношении наших мнимых союзников – сафинандцев и акриннаев.
– Упомянутая хитрость делает очевидным предательство, которое вы замыслили – если вдруг не сможем поддержать их. Одно дело давать обещания, только чтобы бросить союзников на поле боя, – а если мы не можем занять земли этих союзников после того, как их армии будут разбиты, тогда все окажется напрасным.
– Просто предположим, – сказал Рава, – что летерийской угрозы больше не существует, и тогда великому Болкандскому союзу не нужно показывать свои бумажные клыки. В худшем случае нам будут противостоять три разрозненные армии, идущие каждая своей дорогой через наше королевство. Одна их них сейчас крепко дала нам по носу, но, скорее всего, хундрилы, утолив жажду крови, торопливо отошли. Со своей добычей они устремятся на Пустошь. Естественно, это будет роковая ошибка: нам достаточно двинуть несколько легионов вашей Третьей Регулярной и занять пограничные форты и укрепления – тогда жалкие остатки хундрилов, которые приползут обратно, не будут представлять никакой угрозы. – Он поднял палец. – Нужно объяснить нашим командирам, какую выгоду мы можем получить от хундрильских рабов.
– Разумеется.
– В результате нам остаются изморцы и малазанцы – по всем оценкам, и те и другие вполне цивилизованны. Их, конечно, огорчит произвол хундрилов, и они даже будут чувствовать некоторую ответственность. А то и предложат какие-то репарации.
Авальт перестал расхаживать и теперь стоял, уставившись на канцлера.
– А что тогда насчет засады, которую мы планировали на перевале?
– Пока что я бы посоветовал не снимать ее, завоеватель. По крайней мере, до тех пор, как увидим реакцию Смертного меча на новости о хундрилах и их неоправданных набегах.
– Полагаю, вы заверите Смертного меча в нашей преданности ей и Серым шлемам, – сказал Авальт. – И в нашей уверенности, что действия варваров – хоть союзников, хоть нет – предугадать невозможно. И что мы в любом случае считаем изморцев ответственными.
Рава согласно кивал.
– И исходя из всего сказанного, то, что мы выстраиваем свой эскорт в оборонительный порядок, просто свидетельствует о нашей… врожденной осторожности.
– И подвигнет Смертный меч на уступки, в желании как-то утешить нас в нашей вновь обретенной нерешительности.
– Именно. Прекрасно сказано, завоеватель.
Авальт снова начал вышагивать по залу.
– Значит, мы гоним хундрилов на Пустошь и берем в рабство тех, кто вернется. Устраиваем засаду на изморцев – и получаем целый клад великолепного оружия и доспехов – достаточно для снаряжения нового элитного подразделения…
– Двух, – напомнил Рава. – Ваша личная охрана – и моя.
– Как договаривались, канцлер. В итоге мы столкнемся с одной оставшейся армией. С малазанцами.
– И нужно учитывать, что до них могут дойти известия о судьбе их союзников.
– И тогда они или ощутят свою уязвимость и пойдут на попятный, или в порыве гнева сами нападут на нас.
– Меньше десяти тысяч дурачков, – заметил Рава. – Мы можем призвать союзников – акриннаев и сафинандцев – и потом поделиться трофеями.
– Мне нужны их арбалеты, – сказал Авальт. – Описать не могу, как бесит, что нам до сих пор не удалось похитить хоть один. С парой легионов, вооруженных таким оружием, я бы захватил Сафинанд за месяц.
– Все в свое время, – напомнил Рава.
– Но это все при условии, что летерийцы не подключатся.
Канцлер вздохнул и скорчил гримасу.
– Мои лучшие шпионы один за другим пропадают при этом дворе, а те немногие, кому удалось вырваться, уверяют, что король Тегол еще хуже Таркульфа. Бесполезный, неуклюжий идиот.
– Но вы в это не верите, канцлер?
– Конечно нет. – Он подумал. – Как правило. Возможно, ситуация там невероятно похожа на нашу.
Авальт снова застыл на месте, затаив дыхание.
Читать бесплатно другие книги:
