Счастье в наследство Бронтэ Элен
13
Старина Перкинс был очень горд тем, что ему доверили роль кучера. Лакей на запятках кареты морщился и ворчал себе под нос, слушая самодовольное бормотание старика, но не осмеливался высказывать свое мнение вслух. Горничную Кэтрин решила не брать, так как ей хотелось всю дорогу свободно болтать со своей дорогой подругой, не стесняясь чужих ушей.
Как и предполагала Кэти, отец не возражал против поездки, а мать слишком плохо себя чувствовала или, по крайней мере, так считала, чтобы распоряжаться дочерью. В Бате графиня казалась совершенно здоровой, но йоркширское лето явно не пошло ей на пользу, а переживания из-за помолвки маркиза и мисс Эттон только усилили недомогание миссис Быомонт. Кэтрин добросовестно высиживала около матери столько, сколько положено преданной дочери, но в конце концов графиня отослала ее, и Кэти была более чем рада ненадолго покинуть ставший унылым дом.
Обе барышни вольготно устроились в просторной карете. Перкинс лихо прикрикнул на лошадей, и обещавшая стать увлекательной поездка началась. Как и собирались, они заехали попрощаться с матерью Грейс, и благодушная женщина согласилась справиться с хозяйством пару дней без дочери, тем более что скоро миссис Эттон и вовсе должна была остаться одна.
Солнце уже перевалило за полуденную черту, и разморенные жарой подруги вяло переговаривались, подставляя горящие щеки встречному ветерку, проникающему сквозь опущенные стекла на дверцах кареты. Кэти захватила с собой список заездов, присланный ее отцу устроителями скачек, и теперь наугад пыталась определить фаворита, выбирая самые звучные имена лошадей.
— Грейс, как тебе Вихрь Кавалли? Или лучше Черный Адмирал?
— Адмирал, конечно, мне нравится больше. Хотя — почему черный?
— А в Кавалли есть что-то итальянское… Интересно, что это значит?
— Жаль, мисс Стоун не научила тебя итальянскому, — поддразнила Грейс.
Кэтрин лениво помахала веером перед лицом.
— Давно не было такого жаркого лета. Слава богу, она сумела вбить в мою голову французский, куда уж там до итальянского. Хотя… я ведь знаю несколько арий, кажется, слово «Кавалли» там тоже было. Надо подумать…
Но думать не хотелось, и Кэти, прикрыв глаза, откинулась на подушках. Грейс безмятежно смотрела на знакомые поля, проносящиеся мимо, как и подруга, она любила быструю езду, хотя кататься в карете ей доводилось нечасто. Перкинс, желая как-то освежить томившихся в экипаже барышень, погонял лошадей до самого поворота на старую дорогу.
— Мисс Кэтрин, послушайте, мисс Кэтрин! — крикнул он, придерживая упряжку. — Может, все-таки поедем по новой дороге? Я буду поторапливать лошадок, переночуем в Леймуте, а завтра к обеду и до Донкастера доберемся.
— Нет, к обеду нам там делать уже нечего. Поезжайте по старой дороге, как было обговорено! — тут же очнулась от дремоты Кэти.
— Ну, как скажете, мисс.
И лошади медленно повернули на старую дорогу.
Тут уж обеим леди было не до сладкой дремы — на каждом ухабе карета тряслась и подпрыгивала, лакей сзади вполголоса чертыхался, боясь свалиться.
Кэтрин высунулась в окно и рассматривала пейзаж, Грейс, напротив, крепко ухватилась за предназначенный именно для этих целей ремень, с трудом сдерживая подступающую дурноту.
— Посмотри, Грейс, как красиво там, внизу, в ущелье! На фоне этих камней речка кажется ярко-голубой, как твои глаза! Хорошо, что мы поехали здесь, пусть нас и потрясет, зато таких красот на новой дороге не увидишь, с той стороны гора пологая, а фермы внизу совсем не живописные.
— Поскорей бы миновать Сент-Джордж-Маунтин, — пробормотала Грейс, стараясь глубоко и медленно дышать, как когда-то учил ее отец.
— Вот уж не думала, что ты такая изнеженная, — фыркнула Кэти и еще сильнее высунулась из окна. — Подумаешь, немного неудобств, зато вечером мы будем на месте. Ночевать в этом Леймуте, где повсюду пахнет навозом, — удовольствие сомнительное.
— Ты думаешь, на Сент-Леджер будет пахнуть цветами апельсиновых деревьев, как в твоей оранжерее?
— Там совсем другой навоз; от благородных животных, и я смогу смириться с запахом! — решительно ответила Кэти. — Кстати, мы как-то уж совсем медленно едем. Перкинс! Прибавьте скорости, до темноты нам надо выехать на ровную дорогу!
— Слушаюсь, мисс.
Старик знал, что спорить с молодой хозяйкой бесполезно, и подстегнул лошадей.
Казалось, дорога вдоль склона Сент-Джордж-Маунтин стала немного поровнее или Перкинс действительно знал на ней каждый камешек, но трясти стало меньше. Грейс немного расслабилась, Кэти продолжала смотреть в окно, и даже малый на запятках кареты притих, уже представляя в мечтах пинту холодного пива в Донкастере.
Я не могу вам сказать, мои дорогие, злой рок подтолкнул руку Перкинса или он не разглядел, что трава на обочине дороги пробивается сквозь щели между неплотно примыкающими друг к другу камнями, но старик направил упряжку слишком близко к краю дороги. Под копытами той лошади, что была ближе к обочине, бог весть сколько лет лежащие на этом месте камни внезапно начали шататься. Несколько камней с гулким звуком сорвались в раскинувшееся слева от дороги ущелье, испуганная лошадь дернулась, увлекая за собой другую, Перкинс выругался, Кэтрин испуганно взвизгнула.
Вместо того чтобы выровнять упряжку и повернуть вправо, растерянный старик дернул поводья на себя, лошади отпрянули и присели на задние ноги. Грейс почувствовала толчок, карета подалась назад, из-под левых колес камни с шумом посыпались вниз, и экипаж медленно начал заваливаться влево. Потерявший равновесие лакей с отчаянными воплями кубарем полетел со своего места. К счастью, толчок отбросил его не в ущелье, а на дорогу, где бедняга и остался лежать без движения, очевидно, ударившись головой.
— О боже! — воскликнула Грейс.
Но отнюдь не падение лакея вызвало ее испуг. Пока Перкинс, едва балансируя на своем сиденье, боролся с лошадьми, его пассажиркам грозила нешуточная опасность. Смотревшую в окно во время резкого разворота Кэтрин отбросило на дверцу кареты, отчего дверь распахнулась, и девушка, казалось, неминуемо должна была вывалиться наружу. С отчаянным криком Кэти перебирала руками в воздухе, пытаясь схватиться за что-нибудь, что задержало бы ее падение в живописное ущелье. Ручка на дверце оказалась тем спасительным якорем, за который ей удалось уцепиться и повиснуть, но вряд ли девушка могла продержаться в таком положении долго. Грейс не растерялась, присутствие духа не покинуло ее, но, едва только она рванулась вслед за подругой в надежде поймать ее раньше, чем Кэтрин очутится за пределами кареты, от веса обеих девушек экипаж еще сильнее накренился влево, рискуя перевернуться.
— Помоги мне, Грейс! — закричала Кэти, голос ее был наполнен ужасом.
— Мисс, что у вас случилось? — встревожено крикнул Перкинс.
— Пересядьте на правую сторону, Перкинс, и постарайтесь заставить лошадей двигаться вправо!
Грейс и сама откинулась к правой дверце, пытаясь выровнять карету, страх за Кэтрин мешал ей думать связно.
— Держись, Кэти, прошу тебя, сейчас я тебя вытащу!
— Ручка… шатается… если она оторвется, я упаду.
Дыхание Кэтрин сбилось, она пыталась подтянуться, чтобы достать другой рукой до оконной рамы, но была слишком слаба для этого.
— Потерпи минуту!
Грейс крепко ухватилась одной рукой за ремень рядом со своим сиденьем и осторожно, стараясь не делать резких движений, потянулась к подруге. Почти распластавшись на сиденье, мисс Эттон вытянула правую руку как можно дальше, чтобы достать до трепыхавшейся в воздухе маленькой ручки Кэтрин.
— Хватайся за меня, скорее, пока карета не опрокинулась! Ну же, Кэти, держись!
От непривычных усилий обе девушки покраснели и едва переводили дух, Перкинс, краем глаза заметивший наконец драматическую сцену слева от него, изо всех сил старался вытянуть упряжку на твердую почву, отчаянно молясь про себя о спасении юных леди.
Дверная ручка все-таки отломилась, оставшись в руке Кэти, и бедняжка пронзительно завизжала, но в это время пальцы Грейс поймали ее слабую руку и крепко сжали.
— Я держу тебя, милая, постарайся помочь мне вытащить тебя! Брось эту ручку и поищи под каретой, где-то должна быть лесенка! Тебе надо за нее ухватиться!
— Я не могу! Я упаду, о Грейс, ты не сумеешь вытащить меня! Перкинс, почему вы не поможете?!
— Я бы и рад, мисс, но, если я сдвинусь хоть на дюйм, карета опрокинется! Слушайте мисс Грей-си, она поможет вам! Чарри, болван, где же ты? Молодой хозяйке нужна помощь! — причитал старик, но Чарри, похоже, до сих пор не отошел от удара и все так же помятой куклой лежал на дороге позади кареты.
Как назло, других всадников не было видно, старой дорогой пользовались только торговцы и пастухи, желающие побыстрее миновать горный участок пути, а время уже близилось к вечеру.
По лбу Грейс текли капельки пота, растрепавшаяся коса норовила попасть ей в рот или в глаза, руки и спина отчаянно болели, но она потихоньку втягивала Кэти в экипаж. Наконец Кэтрин с облегчением смогла ухватиться другой рукой за порожек кареты.
Перкинс уговорами и понуканиями сумел-таки заставить лошадей сдвинуться вправо, экипаж снова дернулся, на этот раз в другую сторону, и старик, не выпуская из рук вожжи, упал на дорогу, чудом не попав под колеса. Карету протащило вперед следом за упряжкой, и Кэтрин от толчка влетела внутрь и повалилась прямо на Грейс.
— Все кончилось, ты жива… — пробормотала Грейс, и темнота окутала ее сознание.
Когда Грейс открыла глаза, то увидела склонившееся над ней заплаканное личико Кэти. Сама она лежала на какой-то ткани прямо на дороге.
— О, Грейс, ты очнулась! — Подруга целовала и тормошила ее. — Я так испугалась, Грейс! Ты вдруг побледнела и потеряла сознание! Скажи мне, что у тебя болит.
— Руки… спина… живот… Кажется, у меня болит все, — еле слышно простонала Грейс. — А что с тобой?
— Это все потому, что ты надорвалась, когда тащила меня. У меня болит только рука, за которую ты меня втянула в карету, но это не опасно, я думаю. Грейс, ты сможешь встать?
Поддерживаемая за плечи Перкинсом, Грейс попыталась хотя бы сесть, но нестерпимая боль внутри заставила ее громко ахнуть. Она успела заметить, что одежда Перкинса покрыта пылью, но сам старик вроде бы не пострадал, а неподалеку сидит на земле и мотает окровавленной головой бедняга Чарри. Всхлипнув, Грейс откинулась назад.
— Боюсь, я не могу подняться, Кэти. Мне так больно…
— Перкинс, у вас получится развернуть карету? Нам надо поскорее вернуться в обитель, в лечебнице доктор поможет Грейс и Чарри.
— Что вы, мисс, об этом нечего и думать на такой узкой дороге!
— Но что же делать? — от отчаяния Кэтрин едва не разрыдалась.
— Если только попробовать выпрячь одну из лошадей и ехать на ней за помощью. Придется это сделать вам, мисс. Чарри не сможет забраться на лошадь, да и я сам порядком расшибся, боюсь, без седла далеко не уеду.
— Ах, это так долго! Пока я доеду, пока придут монахи с носилками… а вдруг Грейс… Грейс…
Кэтрин побоялась сказать самое страшное.
— Я потерплю, милая, — прошептала Грейс.
— Ты спасла мне жизнь, а я не знаю, как помочь тебе! — Кэтрин снова заплакала. — Зачем я не послушалась тебя и Перкинса, зачем настояла ехать этой дорогой! А теперь мы все застряли здесь!
— Не надо так сокрушаться, мисс, — старик ободряюще улыбнулся маленькой хозяйке. — Я придумал одну штуку.
— Говорите же скорей! — Кэти едва не рассердилась — ну почему он такой медлительный?
— Если выпрячь лошадок и как-нибудь привязать сзади, мы сможем потихоньку ехать задом наперед до тех пор, пока дорога не станет достаточно широкой, чтобы развернуться.
— Ну вот, выход и нашелся! — Кэти едва не захлопала в ладоши от радости. — Скорее, давайте так и сделаем, я помогу вам. Чарри, похоже, не способен еще стоять на ногах.
— Ежели не боитесь, мисс, отчего ж не попробовать, — пробормотал Перкинс.
— Вы ведь знаете, как я люблю лошадей и ничуть не боюсь их! Грейс, полежи, милая, мы сейчас все сделаем.
Кэти сняла с шеи легкий платок и подала слуге.
— Повяжите это вокруг головы, Чарри, хотя бы кровь перестанет идти.
— Благодарю вас, мисс.
Бедолага принялся повязывать голову, а Кэти и Перкинс направились к лошадям.
Грейс смотрела на подругу и размышлениями старалась хоть как-то отвлечься от мучающей ее боли. Мисс Эттон и не ожидала, что Кэти окажется столь решительной в этих трагических обстоятельствах. Сама она, будь у нее силы, поступила бы точно так же. Немало времени прошло, пока Кэти и Перкинс сумели кое-как привязать лошадей к запяткам кареты, не предусмотренной для подобного использования. Все же упорство и горячее желание помогли им, но они провозились до самой темноты.
С помощью Кэти Перкинс поднял в карету Грейс и уложил на пол, на гору подушек, Чарри, опираясь на плечо старика, взобрался по ступенькам сам и уселся на сиденье. Кэтрин устроилась напротив, поминутно спрашивая, удобно ли Грейс на ее ложе, а Перкинс, кряхтя и отдуваясь, зашагал впереди упряжки и потянул ее за собой — было уже слишком темно, чтобы он мог править лошадьми с небольшой площадки, предназначенной для лакеев.
Кэти чудилось, что они долгими часами спускались с этой злосчастной горы, хотя на самом деле прошло гораздо меньше времени. Грейс старалась сдерживать стоны, чтобы не пугать подругу, хотя ее измученное тело чувствовало каждый камешек на дороге, зато Чарри без стеснения стонал и охал все время пути, несмотря на то что Кэтрин дала ему бутылку вина из взятых в дорогу запасов. Сама она тоже немного глотнула, чтобы ободриться, и дала выпить Грейс в надежде, что подруга заснет, и боль не будет так терзать ее.
Наконец Перкинс убедился, что самый опасный участок они миновали, и залез на одну из лошадей верхом, чтобы направлять движение упряжки. Дело пошло быстрее, и недалек оказался тот момент, когда они очутились у подножия горы, в месте, где соединялись старая и новая дорога.
Карета остановилась, и Кэти обеспокоено высунулась из кареты.
— Что-то случилось, Перкинс?
— Нет, мисс, мы спаслись! Впереди лежит хорошая дорога, и мы быстро добрались бы до обители, ежели бы развернули карету и снова запрягли лошадок, да только не знаю, стоит ли это делать, в темноте мы провозимся два, не то три часа…
— Поехали, как едем, останавливаться и впрямь некогда, бедняжка Грейс, кажется, опять потеряла сознание. Если увидите всадника или карету, зовите на помощь!
— Навряд ли кто-нибудь так припозднился, мисс Кэти, — без особой надежды вздохнул Перкинс, и их упряжка потихоньку двинулась дальше.
Однако судьба на этот раз решила проявить к нашим героям милосердие. Примерно через полчаса их догнала не очень красивая, но надежная и удобная карета, запряженная двумя сытыми лошадьми. Кучер в неярком свете фонарей, подвешенных по углам кареты, с изумлением уставился на странным образом движущийся экипаж, а Перкинс, увидевший, что на дороге они не одни, принялся громко кричать о бедствии, которое им пришлось пережить, и умолять о помощи. Незнакомая карета поравнялась с ними, и в окно выглянул мужчина, с трудом различимый в темноте.
— Что произошло, чем мы можем вам помочь?
Позабыв о приличиях, Кэтрин точно так же высунулась наружу и начала сбивчиво рассказывать о случившемся несчастье.
— Сэр, мы ехали по старой дороге, и наша карета едва не свалилась в ущелье! Пострадала моя подруга, я не знаю, что с ней, и ранен слуга. Мы не могли развернуться на узкой дороге, и вот…
— Понятно. — Мужчина велел своему кучеру остановиться, Перкинс тоже придержал лошадей. — Я не знаю, о какой дороге идет речь, сам я новичок в здешних местах, но моя карета способна двигаться уж точно быстрее вашей. Далеко ли отсюда мы можем получить медицинскую помощь?
— Чуть ниже, в долине, расположена монашеская обитель, при которой есть лечебница… Нам бы надо поскорее добраться дотуда, сэр.
— Да, я слышал об этой лечебнице. В таком случае вы, мисс, ваша подруга и раненый сядете в мою карету, места здесь достаточно, а ваш кучер будет показывать моему дорогу. Ваш экипаж и лошадей, к сожалению, придется оставить здесь.
Кэтрин не знала, как и благодарить нежданного спасителя. Она почувствовала облегчение от того, что может переложить тяготы принятия решений на кого-то другого, а слабость, вызванная волнением, привела ее к очередному приступу плача.
— Ну-ну, мисс, успокойтесь, все самое страшное для вас, я думаю, уже позади.
Мужчина вышел из кареты и направился к ним, а его кучер помогал Перкинсу взобраться на сиденье рядом с собой.
— Кстати, я не представился, но, думаю, необычные обстоятельства нашей встречи извиняют меня. Мое имя — Джордж Фаулер, я вновь назначенный викарий в Марбери.
Кэтрин кивнула и назвала свое имя, а также имя Грейс. Мисс Бьюмонт знала, что преподобный Берил уже не мог исполнять свои обязанности по причине глубокой старости и удалился от дел, а его преемника ожидали в Марбери со дня на день. Она только удивилась уверенному виду и крупной фигуре преподобного Фаулера и его солидному экипажу — Марбери слишком маленькое поселение, чтобы считаться престижным приходом для кого-то, кроме самых бедных молодых священников. Однако размышлять об этом времени не было, она вышла из кареты, а преподобный легко подхватил на руки Грейс. Кэти поспешно перетащила подушки в карету викария, и Фаулер тотчас водворил на них бедняжку. Охающий Чарри сумел добраться сам, в присутствии викария он оробел и уже не потрясал воздух громкими стенаниями. Преподобный Фаулер помог Кэти подняться в карету, уселся сам и приказал кучеру ехать как можно быстрее.
14
Когда Грейс снова пришла в себя, первое, что она увидела, были пересекающиеся потолочные балки где-то очень высоко над ее головой. Девушка поняла, что лежит на кровати в незнакомом доме. Повертев головой, она вспомнила, что видела уже и этот потолок, и небольшие белые ширмы, затянутые тканью, по обе стороны от ее кровати. Грейс была в лечебнице, где трудилась ее мать.
Девушка пошевелилась, прислушиваясь к себе. Случившееся на дороге ясно было в ее памяти, а вот как она попала в лечебницу, Грейс не помнила. Боль по-прежнему не оставляла ее, но уже казалась не такой острой и почти нестерпимой, а скорее тянущей в мышцах, перенапряженных в отчаянном усилии помочь Кэти. Кроме того, болел живот и кружилась голова, хотелось пить, но прежде всего девушка отчаянно желала подняться с кровати. Мисс Эттон не привыкла болеть, и уж тем более ей несвойственно было отлеживаться в постели в ленивом безделье, как это любишь ты, Маргарет.
Но первая же попытка сесть принесла мучительную боль, а перед глазами заплясали черные мушки. Грейс с досадой снова откинулась на подушку и прислушалась. В большом зале лазарета обычно находилось одновременно немало больных, и их присутствие изгоняло тишину в расположенные через коридор кельи для самых тяжелых и умирающих. Кто-то перешептывался через ширму, кто-то стонал или охал, храпел и вздыхал… Мне трудно описать вам атмосферу лечебницы, но вы уже бывали в таких местах с тетей Эммой во время благотворительных визитов и вполне можете себе представить, как все это выглядело.
«Интересно, знает ли уже матушка о том, что я здесь? И как себя чувствуют Кэти и бедный Чарри?» — подумала Грейс. Судя по солнечным бликам на потолке, наступило уже позднее утро или даже середина дня, а значит, она пробыла здесь довольно долго. Грейс смутно припоминала тряскую дорогу, потом трясти стало меньше, и она впала в забытье, что-то среднее между обмороком и дремотой.
За ширмой внезапно раздались шаги и звуки приглушенного разговора. Грейс понадеялась, что кто-нибудь придет к ней и расскажет обо всем, чего она не помнит.
— Доктор, вы уверены, что она скоро поправится? И сможет снова быть радостной и безмятежной? — тревожный голос матери.
— Совершенно уверен, миссис Эттон. Ваша дочь очень сильная девушка, любая другая не справилась бы, а она смогла вытащить подругу… — этот голос Грейс тоже был знаком, говорил доктор Мейзенброк. — Мне очень, бесконечно жаль, но я бессилен. Она справится с этим потрясением, только дайте ей время.
— О, да, да, моя девочка всегда отличалась крепким сложением. Несколько лет назад, ей тогда было не то тринадцать, не то четырнадцать, она вместе с отцом ездила на ферму, помочь ему оперировать больную овцу. И там фермерский сынок, совсем еще ребенок, тайком вывел жеребца из конюшни и забрался на него, но не сумел удержать коня. Он разбаловался и мог бы сбросить и покалечить мальчика. Пока отец парнишки и другие мужчины соображали, как подступиться к упрямому жеребцу, Грейс подбежала и схватила его за повод. Моего мужа чуть удар не хватил, когда он это увидел, а Грейси как ни в чем не бывало завела коня в стойло… Вот какая она сильная, доктор!
Грейс улыбнулась наивной гордости, прозвучавшей в словах матери, и услышала робкий голос Кэтрин.
— Доктор Мейзенброк, вы уверены, что больше ничего нельзя сделать?
— Да, мисс Бьюмонт. Хотел бы я сказать вам обратное, но… Не надо так плакать, мисс Бьюмонт, никто ведь не умер. Вы напугаете мне больных!
Грейс услышала рыдания подруги. Что же случилось: если все живы, то почему Кэти так плачет?
— Кэти, мама, вы здесь? — осторожно позвала Грейс.
— Она проснулась, — послышался голос доктора, и одна из ширм отодвинулась в сторону.
Грейс увидела осунувшееся, встревоженное лицо матери, и за ним — заплаканное личико растрепанной Кэтрин. Похоже, она провела эту ночь не в постели — платье на подруге было вчерашнее, помятое и запачканное, белокурые локоны потеряли элегантный вид, а усталость и переживания прибавили ее лицу три, не то четыре, года.
— Грейси!
С обычной стремительностью Кэти бросилась к подруге, чтобы обнять ее, но доктор предостерегающе ухватил девушку за край платья.
— Аккуратнее, мисс Бьюмонт, вы можете повредить больной.
Кэтрин словно натолкнулась на стену. Лицо девушки побледнело, вскинутые руки опустились вдоль тела, и она медленно, словно с трудом, подошла к постели Грейс и, опустившись на колени, уткнулась лицом в край одеяла и разрыдалась.
— Кэти, что ты, дорогая моя, прекрати плакать, со мной скоро все будет в порядке. — Грейс жалела, что не может пошевельнуться и утешить бедняжку. — Мама, отчего вы обе плачете? Доктор Мейзенброк, сэр, объясните им, что я очень скоро поправлюсь и поеду домой.
— Да-да, конечно, мисс Эттон.
Доктор неловко придерживал плачущую миссис Эттон под локоть. Кэтрин подняла голову и с несчастным видом посмотрела на подругу.
— О, Грейси, я не знаю, как мне заслужить твое прощение! Если бы не моя глупость и упрямство…
— Да объясните же мне, в чем дело. — Даже кроткая Грейс потеряла терпение, глядя на эти три воплощения скорби.
Миссис Эттон посмотрела на растерянного доктора, потом подошла ближе, села на табурет рядом с кроватью и неловко погладила Кэти по голове.
— Объясните ей сами, доктор, я и не знаю, как к этому приступить, — тихо сказала несчастная мать.
Немолодой сухопарый доктор Мейзенброк обычно наводил страх на больных своим суровым видом, но сегодня он, похоже, испытывал неловкость и сожаление.
— Мисс Эттон, — начал он. — Ценой собственного здоровья вы спасли жизнь подруги, и этот благородный поступок много может сказать о вашей натуре…
— Не надо так говорить, сэр, прошу вас. — Длинное вступление уже начало утомлять Грейс. — Как бы я могла поступить иначе?
— Вы правы, дитя мое. Я знаю вас со времен счастливого детства, и вы всегда… — Доктор умолк, заметив, как нахмурилась больная. — Словом, когда вы втаскивали мисс Бьюмонт в экипаж, вы перенапрягли некоторые… ммм… части своего организма. Вероятно, у вас все еще болят руки и ноет спина, не так ли?
— Да, доктор Мейзенброк, — нетерпеливо согласилась Грейс. — Но это ведь не страшно?
— Конечно, нет, мисс Грейс. Но вы повредили еще и внутренние органы… такое случается с женщинами, которые занимаются тяжелым физическим трудом, и в нашей лечебнице были примеры.
Он опять замялся и сочувственно посмотрел в доверчивые голубые глаза бедняжки.
— Ну, в общем, я не буду утомлять ваш слух медицинскими терминами, моя дорогая, могу сказать только, что непомерные усилия нанесли вред той части вашего организма, которая отвечает за детородную функцию.
Миссис Эттон сдавленно охнула, Кэти еще глубже зарылась лицом в одеяло, а Грейс несколько мгновений непонимающе смотрела на врача, пытаясь про себя перевести его профессиональную фразу на понятный, ей язык. Доктор видел, как меняется выражение ее лица с задумчивого и недоуменного на испуганно-недоверчивое, но ничем не мог помочь этой красивой и молодой девушке, осознающей сейчас ужасную истину.
— Доктор… Вы хотите сказать, у меня теперь… не может быть… детей? — едва слышно прошептала она.
Миссис Эттон осторожно взяла дочь за руку, пытаясь утешить.
— Увы, мисс Грейс, вы правильно поняли меня. Вы, вероятно, чувствуете боли внутри, лечение скоро избавит вас от них, но полностью вернуть вам здоровье не в моих силах.
Доктор явно мечтал оказаться где-нибудь подальше от этих наполненных ужасом глаз.
Она не закричала и не забилась в истерике, как поступила бы изнеженная светская дама. Тяжесть понимания случившейся трагедии словно бы придавила Грейс, и дальнейшие слова доктора и причитания матери доносились до нее будто сквозь толстую бархатную портьеру.
Кажется, она снова лишилась чувств, во всяком случае, зрения и слуха, так как в следующий раз, когда она смогла осознавать происходящее вокруг, доктор подносил ей флакон с нюхательной солью, а Кэтрин продолжала плакать, но уже уткнувшись в подол платья сидящей на табурете миссис Эттон.
— Я думаю, вам лучше сейчас остаться одной, — мягко сказал доктор.
Грейс была благодарна ему за то, что он понял ее желание, но Кэтрин и миссис Эттон с одинаковым удивлением посмотрели на доктора Мейзенброка.
— Но… как же… мы ведь помочь ей хотим, — прошептала миссис Эттон, а Кэти слишком ослабела от слез, чтобы выговорить хоть слово.
— Ваши слезы ей не помогут, — с прежней резкостью ответил старый доктор. — Ей нужно побыть в одиночестве, успокоиться и постараться понять, что все могло закончиться гораздо хуже. И вы, мисс Бьюмонт, и она чуть не погибли, так же, как и ваш кучер… А теперь идемте. Мисс Бьюмонт, я дам вам капли, этак вы совсем себя доведете, нельзя столько плакать. Скоро приедет ваш отец и заберет вас домой…
— Нет, нет! — Кэти хотелось громко крикнуть, что никто не смеет отрывать ее от Грейс, но голос ее был едва слышен.
— Прошу вас, не спорьте, мисс Бьюмонт, у меня достаточно больных, которым нужно мое внимание. — Доктор помог девушке подняться и буквально вытолкнул ее из-за ширмы. — Когда вы успокоитесь, приедете повидать подругу. Думаю, она пробудет здесь еще довольно много времени.
Миссис Эттон поцеловала дочь в лоб и послушно вышла вслед за доктором, шепотом бормоча молитвы за единственное чадо. Грейс осталась одна со своим горем.
Радость от благополучного избавления от опасности померкла, но не о себе была ее самая горькая мысль.
— Уильям! Как я смогу сказать ему об этом? — шептала она, невидящим взглядом скользя по потолку вслед за движением солнечного луча. — Он так хочет, чтобы у нас было много детей… А его отец просто не переживет, если узнает, что ему никогда не дождаться внуков.
Слезы катились и катились по щекам девушки до тех пор, пока не вернулся доктор.
— Я так и думал, что вы терзаете себя, милая, — укоризненно пробормотал он.
— Но как мне теперь жить, доктор? — прошептала Грейс.
— Я скажу вам. Сначала надобно выздороветь и вернуться домой, а там вы уж и подумаете, как жить дальше. Это большая утрата для любой женщины, но всегда ведь можно усыновить какого-нибудь несчастного сироту… Или выйти замуж за вдовца с малолетними детьми… А теперь выпейте вот это, лекарство поможет вам заснуть, а когда вы снова проснетесь, все вокруг уже не будет казаться таким мрачным, сами увидите.
— Но я… — Грейс неохотно проглотила микстуру и слабеющим голосом спросила: — А как бедный Перкинс и Чарри?
— Малому здорово досталось, но мозги у него не вылетели на дорогу. — Юмор доктора был весьма своеобразен. — А старика здорово тряхнуло при падении, несколько дней ему следует полежать в постели с грелками и подкрепить здоровье стаканом-другим доброго портера. Вам всем повезло, что преподобный Фаулер отказался ночевать в Леймуте и решил добираться все-таки до Марбери, несмотря на темноту.
— А кто это? — пробормотала Грейс, но ответа уже не услышала.
Благотворный сон сморил ее. Во всяком случае, доктор считал, что он должен быть таким, поскольку во сне девушка не помнила о своем несчастье, в отличие от бодрствующей мисс Бьюмонт, похоже, навечно поселившей в сердце чувство вины.
Проснулась от тяжелого, муторного сна Грейс вечером или даже ночью, солнце уже не пронизывало бликами потолочные балки. Кое-где за ширмами светились желтоватые пятна — это горели свечи у кроватей больных, где дежурили сиделки из трудившихся в лечебнице мирянок или монахи, но большая часть обширного зала была погружена в темноту.
Девушка с трудом повернулась на бок, чувствуя, как занемела спина, и боль снова дрожью пробежала по телу. Похоже, еще нескоро получится встать с кровати. Но разве это теперь имеет значение? Вернется ли она домой или останется здесь, ее несчастливая судьба всегда будет рядом. Грейс попыталась молиться, однако утешение не приходило. Так было, когда умер отец, и ей понадобилось немало времени, чтобы снова начать радоваться жизни.
«Я не должна показывать матушке и Кэти, как мне горько чувствовать себя пустоцветом, который никогда не принесет плодов. Ради близких мне следует скорее снова стать безмятежной и спокойной. Но, боже, как это тяжело… Мне придется похоронить надежды на счастье, любовь… И чем раньше я это сделаю, тем быстрее придет успокоение». — С такими мыслями Грейс провела время без сна до самого утра.
Боль не оставляла ее еще долгие дни, и все это время Кэти и миссис Эттон поочередно проводили время около ее постели. Кэтрин не смела смотреть в глаза подруге, понимая, что может лишь бесконечно плакать и просить прощения.
— Ты ни в чем не виновата, Кэти. — Грейс еще и утешала ее! — Это Всевышний посылает нам испытания, и мы должны переносить их достойно. Я никогда не буду упрекать тебя или таить обиду, милая, поверь мне.
Матушка изо всех сил старалась подбадривать свое дитя, но понимала, что и от ее поддержки сейчас мало толку. Получить такой удар, когда, казалось бы, только-только начинается новая счастливая жизнь, — как найти в себе силы пережить его?
Как-то больную зашел навестить преподобный Фаулер. Грейс уже знала от Кэтрин историю их спасения и постаралась выразить свою благодарность викарию.
— Помогать ближним — наш долг, дитя мое, а для пастыря этот долг удваивается, — мягко отклонил он все попытки Грейс. — Если вы хотите порадовать близких, лучшее, что вы можете сделать, — поскорее покинуть сию юдоль печали и вернуться домой, к своей бедной матери.
Преподобный Фаулер оказался высоким, крупным мужчиной, еще не старым, лишь недавно миновавшим сорокалетний рубеж, и, похоже, вполне обеспеченным собственными средствами, поскольку приход Марбери вряд ли способен был принести ему солидный достаток.
Грейс слышала от доктора Мейзенброка, что преподобный уступил свой процветающий приход племяннику, а сам предпочел уединение Марбери, чтобы воплотить в жизнь задуманный труд о выдающихся деятелях нашей англиканской церкви. Очень хорошо образованный человек со светскими манерами, Фаулер легко сошелся с наиболее почтенными семьями Марбери и окрестностей, а его лишенные вычурности проповеди, подкрепленные понятными жизненными примерами, быстро открыли ему путь к сердцам простого народа.
Горячо сочувствующий молодой красивой девушке, ставшей жертвой трагических обстоятельств, викарий постарался ободрить Грейс, невольно воспользовавшись приемом Кэтрин Бьюмонт. Когда преподобный заметил, что его слова плохо доходят до сознания больной, он внял к ее чувствам добродетельной христианки и указал на непростительность впадения в уныние, когда близкие и без того сильно огорчены ее длительной болезнью.
— Пожалуй, вы правы, преподобный, — согласилась Грейс. — Я слишком долго пробыла в лечебнице и заразилась духом безнадежности. Полагаю, доктор Мейзенброк позволит мне уже завтра вернуться домой, где привычные дела и любимые книги отвлекут меня.
— Вот эти речи больше подобают моей прихожанке, — улыбнулся священник, одобрительно кивнув крупной головой с густой каштановой шевелюрой. — Надеюсь, ваш голос вскоре украсит наш церковный хор, мисс Бьюмонт говорила мне, что вы прекрасно поете.
Грейс улыбнулась — Кэти не упускала случая похвалиться подругой — и попрощалась с викарием в более бодром расположении духа, нежели до его визита. Его спокойные манеры и уверенность, подкрепленная жизненным опытом и верой, нравились ей.
Вскоре после преподобного Фаулера навестить подругу явилась Кэтрин. Она сообщила, что самая удобная карета графа завтра отвезет Грейс домой.
— Думаю, дня через два должен вернуться твой маркиз, а уж он-то сумеет развеселить тебя, — щебетала Кэти, ради подруги старающаяся быть веселой, хотя ее угнетала еще одна неприятная новость.
Грейс медленно перевела взгляд с бледного личика Кэти на потолок, словно его основательный вид давал ей силы.
— Я встречусь с милордом Секвиллем только один раз, чтобы вернуть ему данное слово, — ровным голосом сказала она.
— Но… как? Почему? Грейс, что ты такое говоришь? — Мисс Бьюмонт рухнула на табурет, чудом не оказавшись на полу.
— Я разорву нашу помолвку, Кэти. С самого начала это было ошибкой, а теперь о свадьбе нечего и говорить.
От спокойного, какого-то безжизненного тона подруги Кэтрин стало не по себе. Она с трудом удержалась, чтобы не расплакаться тут же, и произнесла:
— Ты ведь не думаешь, что он будет любить тебя меньше, Грейс? Как ты можешь лишать счастья его и себя?
— Уильяму нужен наследник, а я никогда не сумею подарить ему детей, Кэти. Не говорю уж о старом герцоге, чья жизнь наполнена ожиданием будущих внуков… Конечно, Уильям любит меня и не станет упрекать, но как я смогу жить с ним, зная, что сделала его семью несчастной?
Голос Грейс дрогнул, и она тихо заплакала. Принятое решение мисс Эттон обдумывала долгими ночами и, казалось, уверенность, что она поступает верно, ободрила ее. Но, произнеся роковые слова вслух, Грейс поняла, что переоценила свои силы. Ей будет очень, очень тяжело посмотреть в зеленые глаза Уильяма и повторить все то, что она только что сказала Кэти.
Кэтрин с рыданиями бросилась на грудь подруге. Все эти дни мисс Бьюмонт мучила и изводила себя, но ее чувство вины усилилось стократно, когда она поняла, сколь многого ее легкомыслие лишило дорогую Грейс.
Как всегда некстати явился доктор Мейзенброк и сурово отчитал обеих. Он пригрозил больше не пускать мисс Бьюмонт в лечебницу, если она не прекратит свои стенания, и смущенные девушки были вынуждены немного успокоиться.
Некоторое время Кэтрин молча сидела рядом с кроватью Грейс, потом предложила подруге выйти в сад. Больной уже позволяли понемногу вставать с постели и дышать свежим воздухом, не зараженным миазмами десятков больных.
Подруги обнявшись медленно пошли по дорожкам ухоженного монастырского сада. Тут и там выздоравливающие больные занимались работой садовников или прогуливались в обществе визитеров. Еще теплое августовское солнце ласково поглаживало созревающие яблоки на старых деревьях, аромат цветов не шел ни в какое сравнение со спертым воздухом лазарета.
— Грейси, мне надо сообщить тебе кое-что, и я даже не знаю, как начать… — уныло склонилась к плечу подруги Кэтрин.
— Думаю, ты не сможешь поведать мне что-то еще более печальное, чем то, что уже случилось.
— Моя мать настаивает на немедленном отъезде во Францию, — собралась с духом Кэтрин.
Все последние дни графиня Бьюмонт изводила дочь и мужа своими капризами и истериками. Опять эта мисс Эттон нарушила покой их семьи! Если бы не она, маркиз Секвилль женился бы на Кэтрин, ужасного путешествия в Донкастер вовсе бы не случилось, и ее дочь не обливалась бы теперь слезами, что неминуемо должно повредить ее внешности. Графиня едва ли не злорадствовала, когда узнала о несчастье, приключившемся с Грейс, во всяком случае, она ничуть не жалела бедняжку. Наконец миссис Бьюмонт надоело вечно видеть Кэтрин в слезах, и она приказала дочери и графу явиться к ней в комнату.
— Довольно я терпела бедствия, которые принесла в наш дом твоя подруга, — начала графиня без предисловий. — Мое здоровье непоправимо испорчено всеми этими переживаниями, а теперь и ты, Кэтрин, изводишь себя бесполезными рыданиями.
— Но, матушка, вы же знаете, если бы не Грейс, я бы погибла! — еще раз попыталась Кэти донести до матери простую истину.
— Если бы не Грейс, ты бы вообще не поехала по этой дороге!
— Я говорила вам и отцу, что я приказала ехать по старой дороге! При чем же здесь бедная, бедная Грейс?
— Как только в твои дела вмешивается эта девушка, все сразу идет не так, как нужно! Я не буду напоминать тебе о твоем дне рождения и недостойной Дорсетов помолвке, я позвала вас не за тем.
Кэти внезапно догадалась, что мать не просто собирается излить на супруга и дочь свою горечь, нет, графиня, задумала что-то более страшное. Девушка замерла от дурного предчувствия.
— Мой доктор уже не раз советовал мне переменить климат. После возвращения из Бата все заметили, как мне внезапно стало хуже.
— Да, дорогая, — поспешил согласиться граф.
— Приближается осень, и доктор всерьез опасается за мое состояние. Посоветовавшись со столичным светилом, своим хорошим знакомым, он рекомендует мне провести зиму на южном побережье Франции. Полагаю, управляющему вполне можно доверить все наши дела, не так ли, дорогой?
Управляющего, мистера Деммонса, выбирала сама графиня, это был жесткий, холодный человек, и даже граф не осмеливался ему перечить. Конечно, мистеру Бьюмонту оставалось только кивнуть в ответ на утверждение жены.
— Как, во Францию? — вскрикнула Кэтрин. — Я не могу оставить Грейс сейчас, когда ей как никогда нужна моя поддержка! Через три недели свадьба Грейс!
— Зато ты легко можешь оставить свою больную мать! — Графиня нарочито закашлялась, и пристыженной дочери пришлось пережидать приступ, прежде чем матушка продолжила заранее заготовленную речь. — Как ты можешь быть такой неблагодарной, Кэтрин? Как наша единственная дочь, ты всегда получала все, что хотела, и наша с отцом доброта только испортила тебя. Ты почти не бываешь дома, скачешь на своей лошади по округе и бегаешь по полям с деревенской девчонкой, вместо того чтобы завязывать новые знакомства и искать подходящую партию, как подобает дочери графа! У твоей подруги есть мать, которая позаботится о ней. Я уж не говорю о Секвилле, после свадьбы он увезет Грейс, и ты можешь не увидеть ее месяцы или даже годы! Неужели подруга тебе дороже родной матери? Или ты думаешь, что моя болезнь менее серьезна, чем у нее? От бесплодия еще никто не умирал, а кашель через несколько лет сведет меня в могилу! И ты своим поведением приближаешь конец, как будто хочешь нарочно лишиться матери поскорее, чтобы никто не указывал тебе, как правильно себя вести!
В душе графиня понимала, что ее упреки несправедливы, но она поставила себе целью увезти дочь из Бьюмонт-холла, в уверенности, что отъезд пойдет прежде всего на пользу самой Кэтрин. Вдали от мисс Эттон Кэти перестанет так переживать. Путешествие и новые знакомые отвлекут ее, и кто знает, может, Кэтрин образумится и задумается о своем будущем.
Как ни сочувствовал граф горю дочери, речь жены произвела на него впечатление, и Кэти осталась одна перед лицом объединившихся против нее родителей. Слезы и мольбы девушки только больше сердили мать, и бедняжке пришлось покориться.
Уехать от Грейс сейчас казалось ей предательством, а ведь она еще не знала, что подруга решила отменить венчание с маркизом. После признания Грейс Кэти было вдвойне тяжелее рассказать ей о задуманном матерью плане разлучить девушек.