Новые записки Хендрика Груна из амстердамской богадельни Грун Хендрик
ПЯТНИЦА 21 августа
Уму непостижимо: госпожа Квинт за кофейным столом пожаловалась, что из-за фейерверка не спала всю ночь.
– О нет! Фейерверк продолжался пятнадцать минут. И все это время вы не могли заснуть? – посочувствовал я. – Вы, должно быть, очень устали.
Злобный взгляд был мне ответом. Но я уже не тушуюсь, как старый пай-мальчик Хендрик. И это меня радует.
Вчера днем Эверт практиковался на арендованном скутмобиле, но я бы не сказал, что с большим успехом… В семьдесят лет мой друг попал в аварию на мопеде и с тех пор ужасно боится всего, что тарахтит. Его страх сильнее его дерзости, а это о чем-то говорит. В то же время он отдает себе отчет, что в инвалидном кресле с ручным управлением он очень скоро окажется взаперти. Болезнь его разрушает, силы оставляют. Инвалидная коляска с электрическим приводом или скутмобиль позволят ему немного дольше сохранять подвижность.
Отправляясь на тренировку (надо же было опробовать арендованную Гертом тачку), Эверт для храбрости хлебнул лишнего. Что отразилось на стиле вождения многими непредсказуемыми маневрами. Несколько раз он едва избежал легких столкновений, но, в конце концов, все-таки врезался в Герта, из-за чего тот страшно расстроился и не то чтобы разозлился, но разразился бранью, как пьяный матрос. Эверт так испугался, что забыл свой страх и присмирел, как ягненок. Урок вождения продолжился в черепашьем темпе. Дома, бледный и измотанный, он перебрался в свое инвалидное кресло.
Герт обследовал повреждения скутмобилей. Ничего страшного. Эверт четыре раза предлагал возместить ущерб. “И моральный, и марети… матери…альный”. Но тут у него начал заплетаться язык.
Потом мы с Гертом прокатились по маршруту, намеченному на вечер. С ветерком.
СУББОТА 22 августа
Потрясающе! Мы сидели в дыму фейерверка, в первом ряду зрителей. Так сказать, под сверкающим цветным дождем и градом выстрелов. Аж дух захватывало.
Дома Эверт вынужден был признать, что игра стоила свеч. Не только из-за фейерверка, но скорее из-за победы, которую он на старости лет одержал над самим собой: несмотря на страх, прокатился на скутмобиле. Благополучно добрался туда и благополучно вернулся обратно, без капли спиртного. Правда, о-о-о-о-о-о-очень осторожно. Ведь на обратном пути возникла дополнительная трудность: темнота. Многие старики боятся темноты. В точности, как много-много лет назад, когда они были маленькими детьми: только зажгутся фонари, быстро домой.
ВОСКРЕСЕНЬЕ 23 августа
Скоро выезжаем. Через четверть часа Стеф подаст к подъезду свой микроавтобус. Специально для этого дня я отдавал в глажку летний костюм кремового цвета. Моя шляпа а-ля Морис Шевалье тоже едет со мной.
ПОНЕДЕЛЬНИК 24 августа
После часа езды я наконец сообразил: мы едем в национальный парк Де-Хоге-Велюве. Погода прекрасная, температура воздуха идеальная для стариков: 23–25 градусов. И как верх блаженства – легкий освежающий ветерок. Антуан и Риа продумали все до мелочей. У входа в музей Крёллер-Мюллер стояли наготове инвалидные кресла и трое толкателей: их племянник Эдвин, сын Эверта и внук Эверта. Последнего соблазнили скромным гонораром. Процессия инвалидных кресел двигалась вдоль великолепных творений Ван Гога и других шедевров, которые госпожа Мюллер сто лет назад приобрела на деньги своего мужа Крёллера. У нее был хороший вкус и проницательный взгляд. Сам Ван Гог при жизни продал, кажется, всего одну картину. Он умер в возрасте 37 лет. С тех пор у него появились миллионы поклонников, о которых он никогда уже не узнает. Печально.
Потом мы спокойно прогулялись и покатались по роскошному саду скульптур, хотя кое-кто начал проявлять заметное нетерпение. Искусство – вещь хорошая и приятная, но, разумеется, не за счет физических возможностей экскурсанта. Потребность в еде и питье заявляла о себе все громче. Некоторое время Риа и Антуан сдерживали аппетиты, чтобы тем успешнее организовать в парке царский пикник. Складные стулья, термосы, холодильники для вина, столовые приборы, скатерть, все это было извлечено из микроавтобуса Стефа.
Белое вино повлекло за собой небольшие неприятности: Леония свалилась со складного стульчика (отделалась царапинами), я осквернил кетчупом свой белый костюм (сам виноват), а Эверт в один из многих моментов рассеянности помочился из инвалидного кресла прямо на собственные туфли. Мы торжественно похоронили его носки под высокой сосной.
По возвращении, в шесть вечера, мы с превеликим трудом сумели проглотить немного пудинга. Повар был сердит. Он все еще думает, что мы существуем для него, а не наоборот.
ВТОРНИК 25 августа
Госпожа Де Граве предпочитает штопать носки своего мужа в гостиной на первом этаже. Она не любит вступать в разговоры. Собственно говоря, она старается избегать всех остальных жильцов, за исключением господина Де Граве.
– Это что-то из области аутизма, – заметила дежурная сестра, как бы извиняясь за госпожу Де Граве.
Госпожа де Граве – одна из последних женщин в Нидерландах, которая еще штопает носки своего супруга. Она их штопает с упоением.
– За десять евро вы купите в “Блоккере” восемь пар новых носков, – презрительно бросила госпожа Слотхаувер.
– В “Блоккере” носки не продаются, – вступился за жену господин Де Граве.
Со слухом у него плоховато, но оскорбление он уловил безошибочно.
– Ну, тогда в “Земане”, какая разница? – сварливо отрезала Слотхаувер.
– Моя жена любит рукоделие. А вы любите отравлять людям удовольствие, – съязвил Де Граве.
Слотхаувер отступила, продолжая огрызаться.
– Как можно, прости господи, протереть столько дырок в носках? – громко вопрошала она. – Для этого нужны очень длинные грязные ногти.
Время от времени госпожа Де Граве штопает не носки, а нейлоновый чулок, натянув его на стакан и закрепив резинкой. Это вызывает у здешних дам теплые ностальгические чувства. Они бы тоже с удовольствием занялись этим делом, если бы не тремор. У госпожи Де Граве рука очень твердая для ее возраста.
Я хорошо помню, как когда-то моя жена в панике торопилась заклеить лаком для ногтей спущенную петлю на нейлоновом чулке. Как она потом удаляла лак с чулка, не помню.
Завтра проводим смелый эксперимент в рамках нашего ресторанного проекта: идем в “Макдоналдс”. Никто из нас никогда не бывал в “Макдоналдсе”. Наверное, восемь стариков, заказывающих все, что есть в меню, слегка шокируют клиентов и персонал. Ведь в “Макдоналдсе” предлагают меню? В сущности, я понятия не имею, что там можно съесть, кроме гамбургеров. Купил в супермаркете готовый обед на случай, если кухня “макдака” нас разочарует.
Среда 26 августа
– Я прочел в газете, что мужчины передовых и либеральных взглядов, даже если им за восемьдесят, часто практикуют секс, – сказал Эверт и обвел взглядом сидевших вокруг дам и господ, сосредоточенно макавших в чай свои пряники. – Кто-нибудь из вас все еще не прочь заняться сексом?
Госпожа Ван Димен поперхнулась выпечкой и долго не могла откашляться.
– Могу я рассматривать этот кашель как безусловное “да”? – спросил Эверт.
Ван Димен залилась краской и энергично затрясла головой в знак безусловного “нет”.
– Секс после шестидесяти все еще немного табу, не так ли? – вздохнул Эверт.
– Да, – подтвердил Антуан. – Но позволю себе сказать, что мы еще иногда практикуем.
И он взглянул на свою Рию. Она слегка покраснела, но ответила ему ласковой улыбкой.
– Ну да, что-то вроде того, – сказал Антуан. – А как насчет тебя, Эверт, разве тебе для секса так уж нужны две ноги?
Эта откровенная беседа на столь непривычную тему так испугала сотрапезников, что они не знали, куда девать глаза.
– Конечно две, и моя вторая нога расположена посредине.
Тягостное молчание за столом стало угрожающим.
– А я читала, что владельцы лодок часто носят красные штаны, – попыталась сменить тему госпожа Брегман.
– Да, а люди в остроносых туфлях более склонны к занятиям музыкой, – поддержал ее господин Верлат.
– Возможно, здешние мужчины просто не прогрессивны и не либеральны, – завершил Эверт эту восхитительную беседу.
– Кто хочет еще чашечку чая? – спросила дежурная сестра.
ЧЕТВЕРГ 27 августа
Народу было немного. Веселых мальчиков и девочек в синих клетчатых рубашках и бейсболках фирмы “Макдоналдс” было больше, чем клиентов. Они не удивились нашему появлению, но, возможно, действовали по инструкции: никогда не выпучивать глаза при виде восьми ковыляющих друг за другом стариков. Антуан в некотором замешательстве попросил одну из девушек принести меню.
– Меню висит при входе, господа.
Мы не сразу в нем разобрались. К счастью, оно было напечатано крупным шрифтом. Мы заказали два хэппи-мила, два больших макчикена, две порции чикен-макнаггетс, два маккомбо, три разных салата и еще что-то с рыбой.
– И две бутылки вашего фирменного вина, – крикнул Эверт в сторону стойки, где делали заказ Граме и Леония.
Многие рестораны гордились бы скоростью, с которой все было подано: через пять минут еда стояла на столе. Но открывать упаковки пришлось нам самим. В результате выросла устрашающая гора пластиковых контейнеров и картонок, и убирать ее тоже пришлось нам, официантов там не было. Вероятно, в суете мы выбросили один чизбургер, потому что так и не смогли его найти. В коробках с хэппи-милами обнаружились игрушечные часы, три штуки, то есть мы подумали, что игрушечные, но часы оказались настоящими. Настоящие часы в упаковке с обедом за 3,99 евро! Как они это делают?
– Свои первые часы я купила, когда мне исполнилось восемнадцать, – сказала Риа. – И они стоили недельной зарплаты.
– Да, времена меняются, судя по часам, – сострил ее муж.
Эверт пожелал лишний раз убедиться, что мы и впрямь не получим ни одной бутылки вина.
– У вас наверняка есть что-нибудь под стойкой, барышня? Плачу немедленно и наличными, черт возьми.
Девица испуганно помотала головой: дескать, ничего нет.
В общем, еда была довольно вкусной. То, что по вкусу детям, нравится и старикам. Сладкое и соленое. Правда, у нас возникли проблемы с двойным бургером. Герт попытался засунуть его в рот целиком. Это удалось, но лишь наполовину. Когда он вытаскивал бургер обратно, в нем застряла искусственная челюсть, и поток кетчупа устремился на подбородок Герта. Немногочисленные посетители изумленно оглянулись, так как в нашем углу раздался взрыв хохота.
На десерт мы взяли разные молочные коктейли и впервые в жизни попробовали мороженое макфлурри. Не думаю, что в “Макдоналдс” часто заходят посетители, которые сидят так долго и так весело проводят время за столом. И за все про все меньше десяти евро на человека. В конце концов Эверт заявил, что пора уходить.
У него обострился абстинентный синдром, и он пригласил нас к себе, чтобы выпить на посошок.
“Макдоналдс” сообщает, что его клиенты съедают ежегодно 2,36 миллиарда гамбургеров. То есть один миллион коров.
ПЯТНИЦА 28 августа
Все-таки это чувствительный шок: Стелваген уходит. Теперь я понимаю, почему во время последней встречи она показалась мне немного рассеянной: в душе она уже распрощалась с нами и хочет оставить по себе хорошую память. Это объясняет и столь несвойственную ей уступчивость: возможные негативные последствия ее уже не волнуют. Она добилась именно того, чего хочет: собственного округа, куда входит примерно пятнадцать домов преста… пардон, центров опеки.
Обитатели богадельни получили нижеследующее краткое сообщение.
С 1 ноября д-р Э. Х. Стелваген вступает в должность директора округа Запад 1. Это означает, что, начиная с этой даты, она покинет пост директора вашего центра опеки. Попечительский совет фонда “Эвеан” в настоящее время обсуждает вопрос о замещении вакантной должности директора.
Мы благодарим госпожу Стелваген за творческое и профессиональное отношение к обязанностям руководителя, проявленное ею в течение пяти лет, и желаем успеха в будущей карьере в рамках нашей организации.
Подписано председателем попечительского совета. И все же я немного огорчился. Как ни странно, начинаешь понемногу любить своего врага. Несмотря на бюрократическое отношение и начальственное высокомерие, она была такой же гладкой, как ее брючные костюмы пастельных цветов: аккуратные, приличные и безрадостные. Если где-то что-то шло не так, она переводила стрелки на подчиненного. Но в глубине души скрывала что-то похожее на материнское отношение к своим дряхлым детям.
Меня очень беспокоит формулировка касательно преемника. Они там совещаются о замещении должности, что не сулит ничего хорошего. Не удивлюсь, если назначат какого-нибудь сантора и он тихой сапой ликвидирует наш дом. В этом случае его, конечно, назовут менеджером переходного периода.
СУББОТА 29 августа
Весь день обсуждали новость об уходе Стелваген. Не то чтобы жильцы будут страшно тосковать по ней, но их очень пугает неизвестность.
“Когда знаешь, с кем имеешь дело, знаешь, чего ждать” – таково преобладающее мнение.
Госпожа Схансле выдала очередной оригинальный афоризм:
– Они заварили суп из топора, но не нам его расхлебывать.
Эверт обдумывает прощальный розыгрыш, который он устроит Стелваген, если успеет. Он боится, что иначе Стелваген слишком быстро о нем забудет.
Мы стали вдруг страстными болельщиками легкой атлетики. В прошлом году всего несколько здешних обитателей слышали о Дафне Схипперс[25], а теперь человек двадцать сидят перед телевизором, смотрят трансляцию с чемпионата мира в Пекине и ждут финального забега на 200 метров. И большинство делает вид, что разбирается в деле. Некоторые знатоки уверены, что Дафне выиграет, другие эксперты убеждены в обратном. И кто-нибудь всегда может сказать: “Вот видишь? А что я говорил?” К счастью, правы оказались оптимисты. Фантастически провела забег “наша” Дафне.
– Хотя ей, конечно, далеко до Фанни Бланкерс-Кун, – последовал комментарий старой гвардии из лагеря “раньше все было лучше”.
– Дорогие мои, – сказал Граме, – хоть это и не играет роли, но наша Фанни, с ее лучшим результатом, в этом финале отстала бы от Дафне метров на тридцать.
Граме – дока по части цифр и статистики и не любитель ностальгической жвачки.
Госпожа Смит получила в подарок от внучки устаревшую фотокамеру, что само по себе неплохо. Но внучка еще и научила бабушку пользоваться этой аппаратурой, и теперь бабушка каждый день за кофе или за чаем фотографирует сотрапезников. Некоторые из них начинают нервничать и могут, например, опрокинуть вазу, полную печенья. И тогда Смит, как настоящий папарацци, фоткает рассыпанное на полу печенье. И потом целый день показывает всем и каждому, сколько печенья пропало зря.
ВОСКРЕСЕНЬЕ 30 августа
В прошлую пятницу комитет жильцов устроил первое парадное чаепитие. Мы заслужили множество одобрительных хлопков по плечу. Это был большой успех.
Приготовления начались в два часа. Стелваген приказала повару покинуть кухню, и он сделал это с нескрываемым возмущением. Риа и Антуан взяли на себя командование парадом. Кухонную команду составляли Граме, Эверт, Герт, Леония, Евгения и я. Мы, простые резчики и смазчики, полтора часа добросовестно выполняли приказы. Не допускалось никакой халтуры: с ломтиков белого хлеба, например, нужно было аккуратно срезать корочку, а сами лмтики разрезать точно по диагонали. “Нет, не перпендикулярно!” – строго говорила Риа. Ровно в половине четвертого мы вкатили в столовую две кухонные тележки с булочками, бутербродами с лососиной и со сливочным сыром, с паштетом, клубникой со взбитыми сливками, тарталетками, шоколадками и кексами. Старые рты раскрылись от изумления при виде такого изобилия. Участвовать в трапезе имели право только те граждане, которые сделали небольшой взнос в размере трех евро.
– Перебор всегда смешон, – нарочито громко сказала Слотхаувер, сидевшая за столом, где собрались слишком прижимистые люди.
Эверт это услышал и двинулся в атаку на Слотхаувер, угрожая ей сифоном для взбитых сливок. Даме срочно понадобилось в туалет.
Стелваген тоже ненадолго заглянула в столовую. Съела половину булочки и рассыпала любезные улыбки. Эверт чуть не подстроил аварию с ее костюмом, но Леония вовремя поставила на тормоз его инвалидное кресло. Когда он оглянулся, она ущипнула его за щеку. Вместо того чтобы выругаться, Эверт покраснел.
Через полчаса трапеза закончилась. Пол и стол были усыпаны крошками и остатками выпечки, но кругом сияли довольные лица, кое-где испачканные сливочным кремом. Организационный комитет был вознагражден бурной овацией. Одна дама выступила с предложением устраивать парадные чаепития по четвергам, так как она католичка и по пятницам ей нельзя есть мясо.
– А вы не намазывайте паштет на яблочный пирог, – сразу нашел решение Эдвард.
У Эдварда аллергия на религию.
Восемь человек предложили свою помощь в организации следующего чаепития. Мы устроим каждому вступительный экзамен.
ПОНЕДЕЛЬНИК 31 августа
Вчера после обеда состоялось открытие выставки произведений нашей самодеятельной художницы Евгении Лакруа. Сама Евгения предпочитала говорить о вернисаже, но это сразу вызвало недоуменные взгляды.
– Что вернуть? Какая сажа? – со страхом спросила госпожа Дёйтс.
Комитет жильцов позаботился о напитках, сыре и колбасе, хотя в это время обычно подается только чай с кексом. Возникло замешательство. Госпожа Дёйтс нечаянно макнула в чай ломтик колбасы.
– Все из-за этой вернисажи. Я совсем выбита из колеи.
Евгения поручила технической службе развесить в гостиной и в соседних коридорах примерно двадцать ее собственных картин. Рабочие не справились, пришлось тридцать раз перевешивать, пока все не оказалось на своих местах “в смысле освещения и композиции”. Она специально назначила торжественное открытие на воскресенье, когда в доме бывает много гостей, и лично проводила экскурсии, объясняя, что имела в виду художница, создавая то или иное произведение. Объяснения не были избыточной роскошью.
– Почему у женщины на коленях пони? – спросил господин Пот.
– Это не пони, а кошечка, – сказала Евгения, оскорбленная до глубины души таким невежеством.
Стелваген тоже сунула нос в гостиную. Постояла рядом со мной, рассматривая нечто, принятое ею, вероятно, за автопортрет.
– Итак, вы начинаете ваше прощальное турне? – спросил я.
– Ну, турне еще не началось, господин Грун. Вы будете сожалеть о моем уходе?
Она застала меня врасплох.
– Вы будете сожалеть о нем больше, чем мы, – ответил я, немного подумав.
– Что вы хотите этим сказать?
– Я пожелал бы вам чуть больше любви к вашей работе и чуть меньше честолюбия. На мой взгляд, менее честолюбивые люди более счастливы. Делюсь с вами личным опытом, ведь я почти всю жизнь работал завучем. А вы возглавляете дом опеки. Есть сходство, не так ли?
Она задумалась.
– Может быть, вы правы.
И она удалилась, не попрощавшись, против обыкновения.
Сентябрь
ВТОРНИК 1 сентября
- Думая о смерти, не могу уснуть,
- И лежу без сна, думая о смерти.
- И проходит жизнь, завершая путь.
- И все бытие создано для смерти.
В последнее время “Бессонница” Блума[26] – это про меня. Я плохо сплю, потому что боюсь надвигающейся смерти. Не моей, а моего лучшего друга. Каждый раз при виде Эверта я думаю, что скоро его потеряю и никогда больше не увижу. Объявленная смерть страшнее, чем скоропостижная.
Сам Эверт, кажется, не поддался страху. Его глаза все еще блестят. Он всасывает в себя каждый день жизни и наслаждается ею.
Когда я отвесил ему соответствующий комплимент, он посоветовал мне брать с него пример, дескать, он не желает каждый божий день глядеть на мою унылую физиономию. Я только рот раскрыл от неожиданности.
– Туше! – припечатал Эверт.
Умеет он шутки шутить.
Потом я прочел ему первые четыре строки из “Бессонницы”.
– Поэзия так себе. Три строки подряд начинаются с “и”, – отреагировал он.
Так-то, Блум, поделом тебе.
Но тема смерти атаковала нас с соседнего стола.
– Знаете, я больше не могу удерживать мочу. Ну, вам это хорошо знакомо.
– Что хорошо знакомо? – спросил Эверт, разворачивая свое кресло.
Дамы, пойманные на месте преступления, заткнулись.
– Ладно, можете продолжать. Вы сидите за столом смерти и болезней.
За короткое время установилось разделение столов на те, где можно, и те, где нельзя говорить о физическом дискомфорте. В результате теперь гораздо меньше приходится слышать обо всех телесных недугах, которым подвержены наши жильцы. Разговоры о них не помогают, но они заразны. Стоит начать одному, другой тоже потребует внимания к своим немощам, и поток мучений затопит пространство. Нет, делать вид, что ничего не происходит, самое светское занятие для каждого.
CРЕДА 2 сентября
В следующую субботу у меня день рождения. Нужно отметить его оригинальным образом, ведь именно этого от меня ожидают. Но как? Я ломаю голову.
– Празднуем в субботу твое тезоименитство? – спросила Риа.
Мало кто еще помнит это старинное слово. По-моему, Риа заслуживала стилистически равноценного комплимента.
“Шутить изволите, милостивая государыня?” – вертелось у меня на языке.
Во время посещения Гритье в закрытом отделении мое внимание привлекла женщина, которую я принял за старую клоунессу. Присмотревшись, я заметил, что эта обитательница богадельни накладывает на лицо праздничный грим. Перед ней на столе были разбросаны принадлежности для макияжа. Полюбовавшись своим отражением в зеркальце, она решила, что вполне можно наложить еще один слой губной помады. Чуть позже я видел, как она дрожащей рукой пыталась покрасить ногти, собственно, даже все пальцы целиком. За этим занятием ее застала подошедшая медсестра.
– Госпожа де Бер, откуда у вас косметичка? – испуганно спросила она.
Госпожа Де Бер не поняла вопроса, но сильно рассердилась на сестру, отобравшую у нее забаву. Из ее ярко накрашенного рта полилась на удивление выразительная струя бранных слов. Сестра ушла искать помощь, чтобы разгримировать госпожу Де Бер. Но даже две медсестры не смогли стереть весь макияж, потому что жертва упиралась и не давалась им в руки. В конце концов, они все-таки увели ее в ее палату.
Гритье с интересом наблюдала эту сцену и несколько раз одобрительно улыбнулась жертве. Позже, проходя по коридору, я слышал рыдания госпожи Де Бер.
ЧЕТВЕРГ 3 сентября
Две дамы, соседки по этажу, пригласили меня на танцы с роляторами в клуб “Треугольник”. Они прочли объявление в рекламном листке и подумали, что хорошо бы захватить туда с собой кавалера. Меня прошиб холодный пот. Ни одна отговорка не пришла в голову. Не мог же я сказать, что на следующей неделе во вторник у меня будет приступ мигрени. Единственное, что оставалось, – тянуть время.
– Да, кажется, очень интересно, – промямлил я, – и когда это будет?
Узнав точное время и место, я сказал, что должен свериться с расписанием своих дел. Теперь до завтра нужно придумывать отговорку. Ведь я опасаюсь, что и в следующий раз получу приглашение. И зачем я сказал, что это кажется мне интересным. Это кажется мне у-жас-ным. Терпеть не могу танцы и терпеть не могу роляторы. Честно говоря, “танцы с роляторами” для меня звучит страшнее, чем, к примеру, “пытка водой”.
Мы используем последние солнечные дни для прогулок на скутмобилях, Герт, Эверт и я. После парада парусников на Эй мы уже два раза уламывали Эверта выезжать с нами на арендованном скутмобиле. Он каждый раз упрямится, но в дороге держится молодцом. Мы стараемся по возможности избегать оживленных улиц, прежде всего из-за мотоциклистов.
Твиске, большой природный парк под Амстердамом, очень красив. В будни там спокойно. Наш маленький караван почти бесшумно скользит по великолепным асфальтированным велосипедным дорожкам (въезд на мотоциклах запрещен), любуясь чудесным и даже немного пустынным пейзажем. Единственная опасность – столкновение с неосторожным кроликом, их там тьма тьмущая. Мы пробовали сосчитать, насчитали сотню и сдались. Прогулка длится часа полтора, включая получасовую остановку на террасе кафе с видом на реку и вкусным кофе. По возвращении домой вознаграждаем себя рюмкой коньяка. Счастливые дни.
ПЯТНИЦА 4 сентября
Фотография мертвого сирийского мальчика, выброшенного морем на турецкий пляж, потрясла меня и многих других. Свирепый внешний мир с неведомой силой ворвался в наш гнилой мирок. Некоторые расплакались, глядя на одинокого человечка. Казалось, он мирно заснул на безлюдном берегу. Утонувшая невинность.
К вечеру мы уже позабыли о несчастных беженцах и последними словами поносили нашу разболтанную сборную по футболу, проигравшую матч Исландии. Но во сне я снова увидел этого мертвого малыша. Эти ботиночки. Личико в песке.
Завтра мне исполняется восемьдесят шесть лет, и по этому поводу я собираю весь клуб СНОНЕМ и везу в недавно открытый поблизости ресторан, специализирующийся на оладьях. Думаю, большинству это доставит удовольствие. К оладьям можно будет заказать вино и пиво, я навел справки.
За кофе дамы, танцующие с роляторами, взяли меня в оборот: так я иду с ними?
– Мне, правда, очень жаль, но я вынужден отказаться: докторша запретила. Я посоветовался с ней, и она сняла с себя ответственность за мои колени. Обе лабиальные связки почти совсем стерлись.
“Лабиальные связки” произвели на них глубокое впечатление. А вдруг во время танцев мои колени треснут? И я упаду замертво? Мои отвергнутые дамы не решились взять ответственность на себя.
СУББОТА 5 сентября
– Вот, дорогой друг, небольшой знак внимания.
Эверт появился в девять утра с тортом и конвертиком, принес две тысячи евро.
– Последние две тысячи, Хенк, – сказал он. – Для тебя и остальных членов клуба. Делай с ними, что хочешь.
Правда, он попросил не тратить их сразу, ведь если он проживет дольше, чем думает, ему снова может понадобиться пара сотен из этих денег. Я хотел тут же отдать ему тысячу.
– Шутка. Я зажал еще кое-что для себя.
Эверт вместе со своим сыном Яном все уладил: деньги, гроб, похороны, место на кладбище. Его комната прибрана, весь хлам выброшен, к некоторым вещам прикреплена записка с именем будущего владельца.
– Могу спокойно дожидаться Костлявого Хейна. Никаких срочных дел.
Сейчас спущусь вниз, в столовую, с тортом Эверта и двумя тортами, которые специально купил вчера. Многая лета, Хенк!
ВОСКРЕСЕНЬЕ 6 сентября
Вчера, в пять часов вечера, клуб СНОНЕМ с двумя нашими шоферами Стефом и Эдвином отправился в модный ресторан “Строп”. На ужин в честь моего дня рожденья. “Строп” располагается в бывшем баре при стадионе, да к тому же еще и заботится об окружающей среде: сало для оладий до последнего момента весело роется в грязи на соседней полянке. Для дам и господ, которые не ценят оладий, в ресторане готовят салаты и рыбу. Превосходное пиво варят в собственном подвале, винцо отличное, десерт легкий. В общем, супер. Правда, чтобы достичь входной двери, нужно подняться вверх по склону. Эдвин и Стеф честно заработали свои оладьи: из-за поломки лифта им пришлось каждого из нас втаскивать на второй этаж. А на обратном пути удерживать наши роляторы и инвалидное кресло, чтобы мы на большой скорости не врезались в свинарник.
Мне вручили подарки, Граме и Риа произнесли заздравные тосты. Я немного стеснялся, оказавшись в центре внимания, но честно признаюсь: повеселились мы на славу. Впервые в жизни я попробовал японские оладьи. Вот уж не думал, что когда-нибудь приобщусь к такой экзотике.
И обошлось все удовольствие в 300 евро за десять человек.
Сравните эту сумму с другой: газеты пишут, что на прошлой неделе, во время резкого падения китайского и других фондовых рынков, за два-три дня испарились 5000 000 000 000 долларов. В пересчете – 4,4 триллиона евро. Исчезли. Пропали. Газеты часто указывают суммы в долларах и для нас пересчитывают их в евро. По логике вещей, для стариков вроде меня хорошо бы пересчитывать их еще и в гульденах. В данном случае, по моим подсчетам, получается примерно 10 триллионов гульденов. Так-то. Теперь мы, по крайней мере, имеем представление о потерях на бирже.
ПОНЕДЕЛЬНИК 7 сентября
Госпожу Лангефелд поймали на краже ложки. Когда она после ужина направлялась к лифту, дежурная сестра попросила разрешения заглянуть в корзинку ее ролятора. Госпожа Лангефелд разрешения не давала. Тут подоспела глава хозяйственной службы, извлекла из корзинки ложку, представила ее на всеобщее обозрение и немедленно препроводила госпожу Лангефелд в свой кабинет. Чуть позже господин Дикхаут компетентно сообщил, что при домашнем обыске в комнате Лангефелд было обнаружено шестьдесят пять ложек и вилок из столовой. Дикхаут, притаившись за дверью в коридоре, подслушал громкие вопли изумленных сестер, обнаруживших целый ящик, полный столовых приборов.
Подозреваю, что исчезновение вилок и ложек стало настолько очевидным, что персонал получил задание провести небольшое расследование.
– Мужчины – охотники, женщины – собирательницы, – резюмировал господин Дикхаут после того, как публично пригвоздил госпожу Лангефелд к позорному столбу.
Животрепещущий неразрешимый вопрос: зачем человеку шестьдесят пять вилок и ложек? Я сочувствую госпоже Лангефелд. Другие обитатели нашего дома считают, что нужно было вызвать полицию.
Мы думали, что наша футбольная команда достигла дна, но нет: Нидерланды проиграли Турции со счетом 3:0. Небольшая, но сплоченная группа болельщиков вчера пропустила ужин, чтобы посмотреть матч. После окончания игры мы испытывали не только голод, но и горькое разочарование. Эверт сказал, что даже он, в своем инвалидном кресле, сыграл бы лучше, чем эти гребаные татуированные футбольные миллионеры. Он и впрямь был страшно зол.
– В последнее время турецкому народу приходится туго. Наш проигрыш немного взбодрит его. Не так ли, Эверт?
Эверт предложил мне заткнуться.
Зато порадовались турок-уборщик и, разумеется, господин Окжегульджик. Но он тактично воздержался от бурного ликования.
ВТОРНИК 8 сентября
Вчера за столом позади меня сидели три дамы. Рядом аккуратно в ряд стояли их роляторы. Одна из дам спросила меня, какой сегодня день.
– Понедельник, седьмое сентября, – сказал я.
– Понедельник, седьмое сентября, – громко повторила она, обращаясь к своей соседке.
– Понедельник, седьмое сентября, – еще громче сообщила та своей соседке.
– Понедельник, седьмое сентября, – сообщила мне эта третья дама.
Я подтвердил.
Минут через пятнадцать приковыляла еще одна дама.
– Я думала, по вторникам вы заходите к мужу, – сказала дама номер 1.
– Конечно, захожу, каждый вторник. Но сегодня понедельник.
– Так сегодня понедельник? Сейчас спрошу.
– Сегодня понедельник? А я это уже спрашивала? – спросила меня дама номер 1.
– Мне все равно, – сказал я. – В самом деле, понедельник. Понедельник, седьмое сентября.
Приходится иногда проявлять терпение.
Теперь мне все труднее вести дневник. Боюсь, это творческий кризис. (Лично у меня книги о писателях, склонных к творческим кризисам, вызывают глубокий читательский кризис.) Нужно продержаться еще немного. Ведь я обещал самому себе довести дневник до 31 декабря, вдохновляясь прекрасным (но неосуществимым) заветом Кафки: “Книга – ледоруб для замерзшего моря души”.
Еще больше пугает то, что в последнее время мне все труднее не только писать, но и читать. Я все чаще перечитываю одну и ту же страницу, так как забываю только что прочитанное, если отвлекусь или, того хуже, засну над книжкой. И в большинстве случаев дело тут не в книжке.
СРЕДА 9 сентября
Прервав партию в шахматы, а точнее, серию промахов, Эверт вдруг сказал:
– Вся концепция неба представляется мне сомнительной.
– Ты о чем?
– Надеюсь, прости господи, что рая не существует. В долгосрочной перспективе всякий рай становится адом. Если окажешься там рядом с Рамзесом Шаффи, он целую вечность будет орать тебе в ухо: “Мы не свернем с пути”[27].
Я спросил его, с кем бы он хотел оказаться рядом. Эверт надолго задумался.
– Не знаю. Хотел бы иметь для себя одного такой рай, где мог бы встречать друзей. Приглашал бы тебя на партию в шахматы, на коньячок и хорошую беседу. Например, о небесном рае.
Я почти убежден, что потусторонней жизни не существует, о чем и сообщил ему. А если рай все-таки существует, то я и там предвижу большие про блемы.
– Разве угодишь всем, когда, к примеру, “Аякс” играет против “Фейеноорда”?
– И кто будет выносить мусорное ведро? – продолжил Эверт ход моих рассуждений.
Но больше всего мы опасаемся встретить в раю террористов, которые свободно разгуливают повсюду, обмотав себя поясами шахидов, ведь через некоторое время они поймут, что семидесяти девственниц маловато для вечности.
Мы каждый день заглядываем друг к другу, без уговора. Бывает, что мы сталкиваемся в коридоре:
– Привет, а вот и ты!
Госпожа Де Граве очистила свой платяной шкаф в пользу беженцев.
Читать бесплатно другие книги:
