Новые записки Хендрика Груна из амстердамской богадельни Грун Хендрик
Любители животных в нашем доме ликуют: Нидерланды получат двух больших панд из Китая. Но тут есть несколько подводных камней.
1. Мы получаем их во временное пользование, в сущности, арендуем. Миллион евро в год за пару толстых черно-белых мишек – не дороговато ли?
2. Возможное потомство придется возвратить Китаю.
3. Если Нидерланды обидят Китай, например, заикнутся о несоблюдении китайцами прав человека, нам придется отправить панд восвояси.
По моему мнению, лучше бы китайцы оставили такие подарки при себе, но мое мнение почти никто не разделяет. Впрочем, зоопарк, куда поступят панды, получит хорошую прибыль. Благодаря наплыву посетителей. В нашем доме интерес к медведям тоже очень велик. В комитет жильцов поступило предложение устроить следующую экскурсию в зоопарк с пандами.
В Саудовской Аравии осудили одного старого англичанина. Его приговорили к году одиночного заключения и 350 палочным ударам. Он совершал нечто воистину чудовищное: сам изготовлял вино. Полиция обнаружила бутылки в его автомобиле. Но ведь Саудовская Аравия – наш союзник в борьбе с мусульманским экстремизмом, так? А забить до полусмерти старика, который не прочь выпить стаканчик вина, это не экстремизм? Вот если бы наш король Виллем-Александр, бывший “пивной принц”, на банкете в честь его недавнего визита в Саудовскую Аравию демонстративно откупорил бутылку доброго божоле, то я, закоренелый республиканец, мгновенно превратился бы в верноподданного роялиста. Но хранил бы верность только этому королю.
Сегодня после обеда первая встреча с магистром Ван де Керкхофом, нашим новым директором.
СРЕДА 28 октября
Сегодня утром, войдя к Эверту, я увидел, что он, в одних грязных трусах, тяжело дышит в своем инвалидном кресле. Рядом с кроватью лежала замаранная пижама. Он тщетно пытался стянуть с кровати грязные простыни. Его истощенное тело дрожало мелкой дрожью. Я позвал сестру Хервеген, всегда готовую прийти на помощь.
– Ах, господин Дёйкер… Вы так и пролежали полночи в…
Эверт кивнул.
Она засучила рукава. Через полчаса кровать была приведена в порядок, а Эверт в чистой пижаме сидел в своем инвалидном кресле. Запах чистящего средства, заполнивший квартирку, слегка отдавал мочой и дерьмом.
– Держитесь, господин Дёйкер, – попрощалась сестра.
– Видимо, низшая точка достигнута, Хенк, – сказал Эверт, когда она ушла.
– Боюсь, ты прав.
– Я должен еще повременить. В воскресенье приезжает Ян с женой и детьми, – сказал мой друг.
– Выше голову, – только и мог ответить я, не найдя других слов утешения.
Поставил перед ним чашку кофе, и ему удалось выпить половину. Потом, когда он с большим трудом перебирался из кресла в кровать, я немного помог ему (одна-то рука у меня здоровая).
– Хендрик, дружище, мне нужно набраться сил, чтобы после обеда сыграть с тобой в настольную игру, – сказал он со слабой улыбкой.
Через пять минут он заснул. Я сел на стул у его кровати и попытался читать газету. Когда через два часа меня сменил Герт, я не смог припомнить ни строчки из прочитанного.
ЧЕТВЕРГ 29 октября
Новый директор, открывая свое первое совещание с комитетом жильцов, не спросил, что случилось с моей загипсованной рукой. Не то чтобы я ждал от него участия, для меня оно не так уж много значит, но его равнодушие говорит о многом. Если человек руководит учреждением опеки, должен же он проявлять хоть какую-то заботу о своих подопечных.
И во время всего совещания он излучал, главным образом, деловитую холодность. Мы спрашивали его о положении дел с пустующими комнатами, об увольнении консьержа, о закрытии общей кухни, о вероятности закрытия нашего учреждения в долгосрочной перспективе.
На все вопросы магистр Ван де Керкхоф на данном этапе не имел ответа. Видимо, он предпочел ограничиться тем, что считал основными задачами комитета жильцов, а именно: развлечениями, кружками по интересам и экскурсиями.
– Мы считаем, что в данный момент судьба нашего дома важнее, чем бинго, и надеемся, что дирекция разделяет наше мнение, – сказала Леония таким тоном, словно покупала в булочной полбуханки черного.
С этим Керкхоф, конечно, согласился, но у каждого в учреждении свои обязанности.
– Комитет жильцов готов заниматься не только мелочами, – услышал я свой собственный голос.
– Я это учту по возможности, – отрезал наш новый хозяин.
Интересная вырисовывается конфронтация.
Обсудив событие за бутылкой вина в комнате Рии и Антуана, мы пришли к единодушному мнению: этот господин за один час сделал все, чтобы впредь мы не уступали ему ни в чем.
Мы решили сдуть пыль с наших записных книжек: у кого сохранились связи в журналистике и адвокатуре? Граме, Риа и Антуан в ближайшее время нанесут визиты старым знакомым. Может быть, они нам пригодятся. Будем действовать тихой сапой. Пусть Керкхоф как можно дольше пребывает в заблуждении, что ведет на бойню покорное стадо. Стелваген, по сравнению с этим мясником, была просто душкой.
ПЯТНИЦА 30 октября
Сегодня утром Эверт вроде бы чувствовал себя лучше.
– Во всяком случае, прожил ночь в чистоте, Хенки.
– Слышу по запаху.
– Новые таблетки помогают.
Он питается, в основном, таблетками. И пьет маленькими глотками разные напитки астронавтов, добавляя к ним ближе к вечеру несколько капель виски или коньяка.
На другом фронте возникла некоторая озабоченность: хороший ли автобус мы собираемся арендовать для нашей поездки на рождественскую ярмарку и с хорошим ли шофером? Поводом для беспокойства послужила автобусная авария во Франции. Собственно, не сама авария, а тот факт, что в ней погибло человек тридцать французских пенсионеров. Они как раз ехали на экскурсию. Все-таки странная вещь, эта спонтанная солидарность с пострадавшими. Первый вопрос всегда один и тот же: а были среди них нидерландцы? Когда выясняется, что таковых не было, все облегченно переводят дух. Слава богу, погибли одни иностранцы! Но когда оказывается, что жертвы – старики-пенсионеры, авария снова воспринимается как страшное несчастье.
Французский шофер не справился с управлением. Что значит – не справился с управлением? Мне трудно представить, что руль неожиданно заупрямился и перестал подчиняться водителю.
Англичанин, приговоренный к 350 ударам палками за хранение вина, помилован. Для этого понадобилось вмешательство британского министра иностранных дел. А наши обитатели еще спорили о том, будут ли его бить палками или сечь плетью. Ну а год в тюрьме он, кажется, уже отсидел.
СУББОТА 31 октября
Вчера я получил от Эверта замечательную книгу: сборник стихотворений современного поэта Антона Кортевега “Старики счастливей всех”.
– Прощальный подарочек. Уж больно хорошее название. Ты ведь любишь поэзию?
Я подтвердил.
– А я нет. Но эти стихи читабельны, они нерифмованные. Я полистал книжку. Как раз для тебя.
Он посоветовал читать каждый день по несколько стихов в память о нем, а если одолеет тоска, принять близко к сердцу дарственную надпись.
Я раскрыл книгу.
– Нет, не сейчас! Когда я умру.
– Но книжка толстая!
– Больше шестисот стихотворений, так что если читать по два в день, хватит почти на год.
Среди наших обитателей снова наблюдается некоторое сочувствие беженцам. Его вызвала Бибихаль Узбеки из Афганистана. В свои почтенные 105 лет она, возможно, старейшая в мире беженка. У нее двадцать дней пути за спиной и на спине. Так как она преодолела великие расстояния на спинах своих спутников.
– Нам часто приходилось нелегко, – сообщила Бибихаль.
Мне кажется, она скромничает.
– Ехать на спине своего сына? Представить себе не могу, – сказала госпожа Квинт. – Я бы не доехала даже отсюда до подъезда.
– У вас такой слабый сын или такой большой вес? – спросила Слотхаувер.
Госпожа Квинт едва не задохнулась от негодования.
Чуть позже Герт неожиданно споткнулся о стул госпожи Слотхаувер как раз в тот момент, когда она собиралась глотнуть чая.
– Ох, прошу прощения.
– Опять вы? – Слотхаувер в ярости смотрела на Герта.
– Нет, что вы, в прошлый раз это был я, – любезно уточнил Граме.
– Может, это из-за того, что вы всегда так третируете своих ближних? – спросил Герт.
Слотхаувер встала и удалилась в свою комнату.
– Ну, вот и разобрались, чинно-благородно, – удовлетворенно констатировала госпожа Квинт.
Я знаю, что у Эверта кроме обычного набора таблеток есть еще один запасец. Через фонд “Горизонт” и с помощью своего сына Яна он раздобыл пентобарбитал. Таблетки для эвтаназии. И недавно признался мне в этом.
– Чтобы ты знал, Хендрик. Надеюсь, в свое время не буду никому в тягость.
Ноябрь
ВОСКРЕСЕНЬЕ 1 ноября
21.00
Словно для того, чтобы подчеркнуть трагичность этого дня, с утра до вечера над районом Амстердам-Север висел упрямый туман. По словам Рии, в десяти километрах к югу сияло солнце. Так и должно было быть.
Утром я зашел к Эверту. Он оставался в постели и попросил только чашку чая. Больше ничего. Пустяков, о которых стоило говорить, уже не осталось. Я предложил сыграть в шашки, но он отрицательно покачал головой.
– Я снова засну. Останься, как всегда, на четверть часика, а когда засну, спустись вниз, поухаживай за дамочками, – сказал он, усмехнувшись. На прощанье.
Он уснул, а я сжал его исхудавшую руку с набухшими венами. Через два часа пришел Ян с женой и детьми. Мы осторожно разбудили Эверта. Он не сразу сообразил, зачем собралась такая большая компания вокруг его кровати.
– Слушай, Грун, ты еще здесь? Занялся бы чем-нибудь получше, чем держать меня за руку.
Я оставил его наедине с семьей. Спустя час они пришли ко мне попрощаться. Со следами слез на щеках. Каждый из четверых обнял меня.
– Отец сейчас спит, – сказал Ян. – Но он просил вас зайти к нему в обычное время, чтобы опрокинуть стаканчик.
Опрокинуть стаканчик. Красиво звучит, легко. Невесомо.
– Конечно, зайду.
Ян вышел последним и у двери еще раз обернулся.
– До завтра.
Я пришел к нему в пятом часу. Он еще спал. Через час я его разбудил.
– В буфете еще остался добрый коньяк, Хенк, – сказал он, едва проснувшись. – Налей по полной. Себе большой бокал, мне маленький.
Мы чокнулись.
– За хеппи-энд, дорогой друг, – сказал он. – И большое тебе спасибо за весьма приятное общение в последние годы. Мне оно очень нравилось.
Я хотел ответить что-то хорошее, но не смог выдавить из себя ни звука. В глазах стояли слезы.
– Обо мне не беспокойся, скоро я угомонюсь. А ты пока держись и сделай еще что-нибудь в этой жизни, соберись с духом, выпивки хватит, – утешал он меня. – В буфете еще осталась пара шикарных бутылок, мой запас в твоем распоряжении.
Мы снова чокнулись. И выпили все до дна. Он попросил меня поставить на ночной столик два стакана воды и его коробку с таблетками.
– А теперь убирайся, приятель.
Он сдержал рыдание. Мы обнялись. В первый и в последний раз. Двое тощих старичков, которые по-стариковски любили друг друга.
– Скоро зайдет попрощаться Леония, так что не закрывай дверь, – сказал Эверт.
Это было час назад. Сейчас он остался один.
ПОНЕДЕЛЬНИК 2 ноября
Сегодня в десять часов утра я уведомил старшую сестру, что господин Дёйкер не открывает дверь. Эверт так задумал. Я вошел в комнату вместе с сестрой. Он лежал там в самом аккуратном виде, только с открытым ртом. В новом костюме, который они недавно покупали с Леонией, тщательно выбритый, причесанный волосок к волоску. Он еще был похож на Эверта, но сам Эверт отбыл. В неизвестном направлении.
Потом я посетил по очереди всех друзей из клуба “Старые-но-не-мертвые”, чтобы сообщить, что Эверт, к сожалению, вынужден денонсировать свое членство в клубе. Примерно в тех же словах, которые пару дней назад употребил Эверт.
– Хендрик, в ближайшее время я, к сожалению, в силу объективной необходимости буду вынужден прекратить свое членство в клубе СНОНЕМ. Окажи мне любезность, поблагодари от моего имени других членов клуба за то, что они так долго терпели меня в своих рядах. И передай мои извинения за преждевременный уход с вечеринки.
Так долго, как в СНОНЕМе, он не состоял еще ни в одной организации, сообщил он с гордостью.
Когда я постучал в дверь Леонии и она открыла, я понял, что она уже знает. Мы долго стояли, крепко обнявшись.
Сегодня вечером вместе придем к Рии и Антуану.
ВТОРНИК 3 ноября
На форзаце книги “Старики счастливей всех”, которую Эверт подарил мне на прощанье, было написано немного корявым почерком:
Друг Хендрик!
- Читать, смеяться и любить.
- Не ныть, не плакать, не хандрить.
- Не бойся глупости творить.
- Пока мы живы, нужно жить.
PS: Мой первый опыт альбомной поэзии.
По-моему, довольно удачный, а?
СРЕДА 4 ноября
Похороны в пятницу. В три часа. Эверт не был “жаворонком”. Больше ничего делать не нужно. Эверт все организовал: похоронное бюро, гроб, кладбище, приглашения, музыку. И категорически запретил кофе с кексами, вместо него будет кофе по-ирландски с тортом.
Члены клуба СНОНЕМ в понедельник вечером собрались, чтобы поддержать друг друга и поделиться воспоминаниями. Почетным гостем был Ян. Выпивку обеспечил наш эксперт – сам покойник. Запас бутылок он заранее отдал на хранение Рии и Антуану. Закуски не были его сильной стороной. Когда Эверту нужно было приготовить что-то горячее и съедобное, возникала опасность возгорания. Эту репутацию он тщательно поддерживал, чтобы по возможности избегать кулинарных обязанностей.
Мы немного поплакали и много смеялись.
На похоронах выступят Ян, Граме и я. Внучка Эверта сыграет вальс на аккордеоне. Риа и Антуан испекут самый красивый торт в своей жизни, а Герт и Эдвард позаботятся о том, чтобы весной будущего года на могиле Эверта расцвели двести тюльпанов и нарциссов.
ЧЕТВЕРГ 5 ноября
Вчера в мою дверь постучала сотрудница бюро ритуальных услуг.
– Прежде всего, примите мои соболезнования в связи со смертью вашего друга. Меня зовут Анита Вен, я из института повышения квалификации организаторов похорон “Момент”.
Я сказал, что никогда не слышал о ее конторе, и спросил: кто направил ее ко мне? Кто-то из нашей богадельни.
– Возможно, господин Дёйкер, хотя он не был связан ни с одной религиозной общиной, все же придавал значение какому-либо похоронному обряду?
И она водрузила на стол папку, на коей было начертано: “Вдохновение Творчество Духовность”.
– Вам очень повезло, что вы не встречались с покойным при его жизни.
Госпожа Вен посмотрела на меня с недоумением.
– Если бы вы хоть на момент приблизились к живому господину Дёйкеру с предложением религиозного обряда, вам самой пришлось бы заказывать молитву за упокой вашей души. Господин Дёйкер, мягко говоря, не жаловал духовное шарлатанство.
– О! – изумленно воскликнула госпожа Веен. – Полагаю, что и вы не проявите интереса к нашему предложению?
– Правильно полагаете.
Я пытался потом выяснить, кто назвал ей мое имя, но никто ничего не знал. Заведующая хозяйственной службой думала, что речь идет о стандартной процедуре. И даже сообщила мне о растущем спросе на ритуал “Из своего дома – в дом опеки” при последнем переселении стариков, если не считать переселения на кладбище. Видимо, администрация нашего заведения передает данные о старых и новых жильцах ушлым коммерческим благодетелям.
Трудно найти точные слова для красивой речи в честь Эверта. Несколько недель назад он вскользь коснулся этой темы.
– Будь краток и отпусти пару шуток, желательно соленых, – посоветовал он.
СУББОТА 7 ноября
Это было достойное прощание. Звучит банально, но я не могу предложить более подходящего эпитета. Мой друг, который всегда так умело демонстрировал свою грубую оболочку, все же на миг обнажил перед людьми свою нежную душу. Если учесть, что ему было 87 лет, то можно считать, что на его похоронах было полно народу. Многие жильцы искренне горевали. Кое-кого я подозреваю в злорадстве по поводу его смерти. Был кое-кто из персонала, в том числе, к моему изумлению, госпожа Стелваген. Хотя она здесь уже не работает, она попросила у Яна разрешения сказать несколько слов от имени социальной службы и выступила с краткой, но выразительной речью. Она назвала Эверта самым симпатичным строптивцем в своей карьере. Все-таки бьется живое сердце под этим серым костюмом. Эверт не устоял бы против такого комплимента.
Ян и Граме говорили трогательно и остроумно, и, думаю, я тоже.
Эверт позаботился о замечательном музыкальном оформлении: Hurt (“Боль”) Джонни Кэша, “Когда ко мне явится смерть” Зьефа Ванёйтсела и “Вороны” Андре Мануэля. Великолепная подборка. Я и не знал, что могу пролить еще столько слез.
В заключение Ян сказал:
– Отец просил передать вам, что свой могильный посошок он предпочел бы опрокинуть в одиночестве. Это его точные слова. Так что давайте простимся с ним здесь. Я думаю, нам тоже не помешает немного выпить. Отметим прощание чашкой кофе по-ирландски и куском самого вкусного торта, который его друзья, Риа и Антуан, испекли в своей жизни. И пусть каждый расскажет свою самую интересную историю об Эверте.
Так мы и сделали.
ВОСКРЕСЕНЬЕ 8 ноября
Обсуждали сообщение о том, что в небе над Египтом взорвался русский самолет.
– Если бы я сейчас вздумал путешествовать, – заметил Герт, – я бы слетал именно в Шарм-эль-Шейх. Вполне безопасно, совсем недорого и немноголюдно.
Игиловская[36] бомба занимает умы здешних обитателей. Насколько мне известно, дом престарелых еще никогда в истории не был целью террористов, но как знать… Некоторые жильцы полагают, что как раз потому, что никто никогда не покушался на богадельни, вероятность теракта только возрастает.
Последние несколько лет, четыре-пять раз в неделю, часа в четыре я заходил к Эверту. Сначала для проформы я всегда выпивал чашку чая, а уж потом кое-что покрепче. Эверт, не теряя времени на чай, сразу переходил к выпивке. Часов в шесть мы спускались в столовую на ужин. Это были два часа дружества (красивое старомодное слово, подходящее старикам вроде нас). Я думал, что теперь, когда его нет, мне будет трудно заполнить послеобеденные часы, но друзья из СНОНЕМа хорошо заботятся обо мне. И, кстати, о Леонии – сдержанной, сильной женщине, которая ненавязчиво и, казалось, небрежно столько делала для Эверта. Вчера ближе к вечеру она заглянула ко мне. Вошла и остановилась посреди комнаты.
– Обнимешь меня, Хендрик?
И тихо, беззвучно разрыдалась.
Через несколько минут она достала носовой платок.
– Спасибо тебе. Нужно было выплакаться. Пойдем на гороховый суп к Рии и Антуану?
Мы получили приглашения от друзей на две недели. И с благодарностью воспользуемся ими, чтобы отвлечься.
ПОНЕДЕЛЬНИК 9 ноября
Единственный иностранец среди наших жильцов – турок, господин Мехмед Окжегульджик.
– Можно я буду называть вас Окки? Остальное не могу запомнить, – сказала госпожа Ван Димен, как только он появился.
Господин Окжегульджик ответил, что без проблем, и с тех пор ведет жизнь под именем господина Окки. Он хороший мужик, склонный к самоиронии. Публично и торжественно объявил, что не является террористом, хоть он и турок. Я верю ему на слово, но кое-кто все еще немного сомневается.
– Мало ли что он говорит, с мусульманами нужно держать ухо востро, – заявил господин Пот, к сожалению, уже позабывший о своем намерении никогда больше не посещать гостиную. Видимо, у себя в комнате ему было слишком спокойно.
– Господин Окки никакой не мусульманин, а русский православный, – возразила Риа.
По мнению Пота, это примерно одно и то же.
Господин Окки иногда подсаживается к столу, где сидят, в основном, члены СНОНЕМа. Вчера, в разговоре по душам, я рассказал ему, какой утратой стала для меня смерть Эверта. Окки за короткое время потерял жену и дочь. Двое его сыновей вернулись в Турцию, в Стамбул, но у него самого нет желания возвращаться в свою деревню в Анатолии, а в Стамбуле для него слишком многолюдно.
– Мне здесь хорошо. Приличные люди, и никаких забот. Я через день звоню кому-нибудь из сыновей. Говорю с ними чаще, чем когда они жили в Нидерландах.
Более тридцати лет Окки проработал сварщиком на судостроительном заводе, здесь, в Амстердаме. После выхода на пенсию остался жить в Амстердаме с женой и дочерью.
Два года назад он овдовел. Дочь взяла на себя заботу об отце, но через полгода и она умерла. Он несколько лет стоял на очереди в дом престарелых, и вот ему повезло. Он успел получить здесь комнату, прежде чем вошли в силу ужесточенные правила приема.
– И никто меня отсюда не угонит, – сказал он.
– Не прогонит, – рассмеялся я.
– Неважно, все равно никто, – рассмеялся в ответ Окки.
СНОНЕМ мог бы предложить вакантное место господину Окки. Тогда мы будем считаться мультикультурной организацией. Я подумаю об этом.
ВТОРНИК 10 ноября
Совет по вопросам здравоохранения опубликовал новый список продуктов, которые следует или не следует употреблять в пищу, дабы оставаться здоровым. Под запрет попадают алкоголь, красное мясо, сахар и колбаса. Фрукты во фритюре давно уже имеют сомнительную репутацию. Хорошо, что Эверт не увидит списка, ведь именно названные в нем продукты он поглощал с превеликим удовольствием.
Что касается сахара, то здесь чемпионом является, бесспорно, госпожа Хунсбрук: она кладет в кофе или чай не меньше шести полных ложек.
– Кладите чуть меньше сахара, а то не доживете до ваших лет, – сказала одна из сестер.
Было слышно, как тут и там затрещали мозги. Ну и как? Сообразили, что к чему?
Я лично решил, что продолжу есть и пить по старинке. Алкоголь, красное мясо, сахар, колбаса и фрукты во фритюре помогли мне дожить до моих лет, и теперь уж я их не предам. На этот раз я поневоле присоединяюсь к господину Поту, который несколько раз на дню повторяет: “Поздно меня переделывать”.
Сестра Моралес, маленькая интриганка, которая прежде не раз пыталась подставить Стелваген, теперь ополчилась на нашего нового директора, магистра Ван де Керкхофа. За чаем она шепнула мне на ухо:
– Вы знаете, что господин Керкхоф собирается через два года закрыть весь дом? Считаю, комитет жильцов должен это знать.
Я спросил, откуда у нее информация, но она не сказала.
Не знаю, что мне делать. Моралес – надежный источник? Или фантазерка?
Сегодня клуб едет ужинать в ресторан. В эти тяжелые времена вылазка пойдет нам на пользу.
СРЕДА 11 ноября
Госпожа Слотхаувер решила, что кончина ее заклятого врага Эверта позволит ей снова безнаказанно вести издевательские разговоры и расточать ядовитые колкости.
– Вы хорошо вымылись, госпожа Смит? – спросила она громким голосом.
Госпожа Смит робко взглянула на нее.
– Конечно, спросите у сестры.
– Ну, значит, не так уж хорошо, от вас несет кислятиной.
В следующий момент опрокинулся полный молочник, прямо на платье госпожи Слотхаувер.
– Это вы нарочно! – яростно обрушилась она на Герта.
Герт пристально посмотрел на нее и отчетливо произнес:
– Я – новый Эверт.
– Кстати, я тоже, – сказал я, подняв указательный палец.
Вызвались отвечать еще два Эверта: Эдвард и Леония.
Госпожа Слотхаувер удалилась в свою комнату и больше не возвращалась.
Вчера мы роскошно поужинали на мексиканский лад. Много бобов, кукурузы, фарша и блинчиков с начинкой, так называемых буррито. Даже дамы запивали все это мексиканским пивом “Корона”.
– Второй раз в жизни пью пиво, – сказала Риа.
По ее лицу было видно, что третьего раза не будет никогда.
Мы помянули нашего покойного друга.
Без Эверта было немного спокойней, и беседа велась чуть более цивилизованно. При Эверте разговор так или иначе все-таки переходил в область ниже пояса. Миска бобов наверняка вызвала бы у него ассоциации с метеоризмом. Он, разумеется, не употреблял слово “метеоризм”. Если бы его вздумал употребить кто-то другой, Эверт наверняка назвал бы это непристойностью.
ЧЕТВЕРГ 12 ноября
Граме открыл временный тотализатор. На что делаем ставки? Имеется некий комитет Второй палаты парламента, контролирующий наши секретные службы. В комитет входят руководители фракций десяти политических партий. Комитет называют тайным, так как его члены обязаны соблюдать секретность. Но секретная информация просочилась в прессу. Значит, проболтался один из руководителей фракций. Но кто? У вас невольно появляется свой любимый подозреваемый. Вы надеетесь, что виноват тот политикан, к которому вы испытываете самую сильную ненависть, но в глубине души опасаетесь, что согрешил ваш политический единомышленник. Вообще-то наши обитатели не слишком интересуются политикой, но в данном случае нашлось много таких, кто злорадно тыкает указующим перстом в того или иного из десяти подозреваемых.
Граме решил, что из этой угадайки можно раскрутить новую светскую игру и предложил делать ставки на фаворита. Поначалу так развлекались только члены СНОНЕМа, но теперь в игру втянулись и другие жильцы. Банк будет разделен между участниками, угадавшими предателя. Ставка – два евро. Если комиссия, которая проводит расследование в тайном комитете, не найдет виновного, деньги будут возвращены игрокам. В случае скоропостижной смерти игрока его ставка остается в общем котле. Для господина Пота это условие послужило причиной для отказа от участия в игре.
– Помру или нет, деньги мои.
Жаль господина Пота, но правила есть правила.
Возможно, кое-кто из жильцов тоже имеет некоторое касательство к утечкам данных. Ловили же соседей на мелких нарушениях вроде готовки в комнатах или крючков, вбитых в стену.
– Из соседней комнаты пахнет яичницей. Разберитесь, в чем дело, сестра. – Какой-то стук слышен из коридора. Кто-то забивает гвозди, сестра.
Так называемые “жалобы на беспокойство” постоянно подают одни и те же граждане. Нет, я не скажу, кто именно.
ПЯТНИЦА 13 ноября
Пятница, тринадцатое. Сегодня суеверные люди должны смотреть в оба.
О суевериях: в 1987 году генерал У Не Вин, тогдашний правитель Бирмы, приказал напечатать новые банкноты номиналом, кратным девяти, ибо какой-то звездочет уверил его, что девять – его счастливое число.
Вчера заходил к Гритье. Медсестра рассказала мне, что дом престарелых в Веспе превращен в уютную деревню для больных деменцией. С улицами, площадями и двориками. Пациенты имеют право взять туда входную дверь от своего дома, там есть супермаркет с газировкой и лакрицей, а также кафе, где крутят старые шлягеры. Я спросил, есть ли там старое черно-белое телевидение, по которому целый день показывают сериалы “Свибертье”, “Да, сестра, нет, сестра” и викторину “Одно из восьми”. Этого она не знала.
Думаю, неплохо было бы снять новые эпизоды со старым составом, если актеры еще живы. Дряхлый бродяга Свибертье с ролятором, за ним гоняется полицейский Бромснор в инвалидном кресле… Оба смотрелись бы великолепно, но увы, они оба мертвы.
Некоторые ортодоксальные реформатские школы в Велюве бойкотируют детскую телепередачу “Новости Синтерклааса” из-за сюжета о призрачных белых ведьмах. Цитирую директора школы в Вортхёйзене: “Мы знаем из Библии, что люди, занимающиеся колдовством, огорчают Господа Бога”. Что ж, мне известны некоторые вещи, которые могут куда больше огорчить Господа Бога и его школьных учителей, чем “Новости Синтерклааса”. Если бы мне пришлось выбирать между великой книгой Бога и книгой Синтерклааса, я бы не затруднился с выбором. По мне, в Библии слишком много нелепых выдумок.
СУББОТА 14 ноября
Вчера утром шумиха вокруг белых ведьм, а вечером – пять терактов в Париже, сто двадцать погибших. Недоумение и негодование. Как осмыслить этот огромный ужасный контраст?
– Вот вам и пятница, тринадцатое, – со слезами на глазах сказала одна из соседок.
Весь вечер, как приклеенный, я просидел перед телевизором. Что бы там ни говорили все эксперты и очевидцы, телевизор довольно бесполезен, ведь к ужасающим цифрам, в сущности, нечего добавить: пять кровавых терактов, сто двадцать погибших (на данный момент). Чудовищно. Сейчас всех европейцев сплотило общее горе. Через несколько дней, когда речь пойдет о том, как победить террор и кто прямо или косвенно во всем виноват, снова разгорятся конфликты.