В клетке. Вирус. Напролом Скальци Джон
– А то, что Амели не сочла нужным сообщить тебе, что изначальным инвестором ее первой компании был семейный бизнес, – ответил за нее папа.
– И что через пару лет они выкупили у дочери ее компанию с большой выгодой для нее, – продолжила мама.
– Вполне законная сделка, возможно оправданная с точки зрения бизнеса, и уж точно кумовство в чистом виде, – закончил папа.
– А что за бизнес у ее семьи? – спросил я.
– «Лабрам индастриз», – сказал папа.
– Я их знаю. Они ведут дела с СХЛ.
Папа кивнул:
– «Колыбели» и прочее специальное оборудование. Не только для СХЛ. У них целая линейка товаров для «активного образа жизни», предназначенная для хаденов. Это не основное их направление, главным образом они занимаются строительством и перевозками. Но после рождения Амели компания пришла и на этот рынок.
– И как же со всем этим совмещаются добавки для спортсменов? – спросил я, вспомнив о капельнице в доме Чэпмена. – Их-то не назовешь оборудованием.
– Это и есть прежний бизнес Амели, – пояснила мама. – Когда «Лабрам» взял его под свое крылышко, они объяснили свое решение тем, что такой продукт станет логичным дополнением к спортивному инвентарю. Может, даже искренне так считали.
– А что думали инвесторы?
– Ничего не думали, – сказала мама. – «Лабрам» – частная компания. Собственность семьи.
– Если они купили ее предыдущую компанию, то могут купить и эту, – заметил я. – Если только она сама от нее не откажется.
– Крис, – усмехнулся папа, – если они и купят, то уж точно не за сотню миллиардов долларов. Хотел бы я заглянуть в их гроссбухи.
– Зачем? – спросил я.
– Чтобы узнать о них побольше, прежде чем заводить с ними дела.
– Не знал, что ты собираешься заводить с ними дела, – сказал я.
– Это связано с лигой хилкеты.
– Я слышал, Амели Паркер собирается стать партнером в вашингтонской команде.
– Тут немножко другое, – заметила мама. – Она хочет вложить свои деньги. Но сама компания «Лабрам» намерена крупно вложиться в план расширения лиги на Европу и Азию.
– Это оборонительный ход, – заметил папа. – Они хотят знать, что останутся главными поставщиками «колыбелей» для игроков, а еще намерены сделать свои добавки обязательными для иностранных лиг.
– Вот такая договорная игра, – сказала мама.
Она уже закончила с моей прической, отложила машинку и начала стряхивать волоски с моей шеи. Скоро должен был появиться робот-пылесос, чтобы очистить пол.
– А почему вас так волнуют иностранные лиги? – спросил я папу. – Ведь вашингтонская команда войдет в Североамериканскую лигу.
– Правильно, – кивнул папа. – Но организационная структура выстроена так, что все действующие лиги становятся филиалами СХЛ. Все доходы от франчайзинга, мерчандайзинга и чего бы то ни было еще идут головной корпорации. То есть вся прибыль в один котел.
– А это нашей лиге сейчас просто необходимо, – заметила мама.
– Мне казалось, ты говорила, что с финансами у лиги все нормально, – напомнил я.
– Я говорила, что положение близко к критическому. А последние пару дней более внимательно изучала их бухгалтерские книги.
– И что?
– А то, что кризис уже наступил. И в следующие пару лет их ждет финансовый крах.
– Да еще какой, – поддакнул папа.
– Но почему? – спросил я.
– Во-первых, из-за цен на недвижимость и налогов, – сказала мама. – А во-вторых, из-за Абрамса—Кеттеринг.
Я недоуменно посмотрел сначала на нее, потом на папу:
– А как одно с другим связано-то?
– Просвети нашего отпрыска, дорогая, – с улыбкой обратился к маме отец.
– Крис, лиге не принадлежит ни один из стадионов или других площадок, где проходят игры, – начала мама. – Она арендует их либо у муниципальных властей, либо у других спортивных клубов. Причина в том, что до принятия Абрамса—Кеттеринг правительство предоставляло значительные льготы тем организациям, которые, кавычки открываются, способствовали здоровью и процветанию граждан, страдающих синдромом Хаден, кавычки закрываются. Хилкетная лига с формальной точки зрения была такой организацией. Поэтому они получали налоговые послабления, кредиты и даже частично прямое финансирование спорта от дяди Сэма.
– И не могли построить на эти средства стадионы?
Мама покачала головой:
– Вложения и строительство окупились бы только в том случае, если бы компания получала прибыль от доходов, связанных с хаденами.
– То есть ты можешь построить стадион для хилкеты, но ты не можешь использовать его ни для каких других целей, – наконец понял я.
– Именно так, – подтвердил папа. – Но если ты снимаешь площадку или арендуешь ее, то получаешь налоговые льготы от суммы аренды.
– Мало того, – добавила мама, – Тот, кто сдает эту площадку, также получает преференции в случае, если дает лиге скидку. Если это власти штата или муниципалитет, они получат возмещение от федерального правительства, если частная компания – налоговую субсидию. Поэтому лиге выгоднее арендовать стадион, а не строить, а владельцам стадионов выгоднее брать с нее низкую арендную плату.
– Но это же… злоупотребление федеральной программой! – воскликнул я. – Она же вроде создавалась, чтобы открывать детские оздоровительные лагеря для хаденов и еще чего-то подобного, а не для стяжателей из профессионального спорта.
Папа согласно закивал.
– Теперь ты понимаешь, почему Абрамс—Кеттеринг прошел в конгрессе, – сказал он. – Вместо любой программы, хоть как-то выгодной хаденам, мы получили этот мартышкин труд.
Я снова повернулся к маме:
– И теперь, после того как Абрамс—Кеттеринг прошел, цены на аренду взлетят.
– Да. – Она взглянула на мою шею, нахмурилась и сняла оттуда завиток волос, который раньше не заметила; я почувствовал, как ее пальцы нежно отбросили его в сторону. – Большинство контрактов со стадионами действуют для конца сезона, а когда их начнут перезаключать, цена подскочит в два, а то и в десять раз.
Я тихонько присвистнул. От трила это прозвучало не слишком естественно, но по-другому я не мог выразить свои чувства.
– И это еще только верхушка айсберга, – сказал папа и посмотрел на маму. – Ты ему про зарплаты расскажи.
– Для зарплат что, тоже налоговые льготы? – недоверчиво спросил я.
– У них льготы буквально на все, – сказала мама. – На зарплаты, технический персонал, медикаменты, услуги сиделок, профподготовку, транспортировку трилов на игру и после игры.
– А мне больше всего нравится льгота на хаденский просмотровый режим, – заметил папа. – Его создавали, чтобы помочь хаденам прочувствовать игру; стоимость разработки и внедрения была целиком субсидирована. А лига взяла и открыла к нему платный доступ. И теперь каждый заработанный с этого цент – чистая прибыль.
– И все это исчезнет в следующем налоговом году, – добавила мама. – А лига сама по себе никогда не была прибыльной. Она приносила какой-никакой доход, только пока работал механизм ухода от налогов, и даже тогда едва сводила концы с концами. Но праздник кончился. Команды в Мексике и Канаде еще на подъеме, но основная часть лиги здесь, в США. Ей придется несладко.
– И ты все еще хочешь стать их инвестором? – спросил я у папы после короткой паузы.
– По-твоему, это плохая идея? – сказал он.
– Я вдруг испугался за свой трастовый фонд, – ответил я.
Папа рассмеялся.
– А ты что думаешь? – я повернулся к маме.
– Я тоже не в восторге от этой идеи, – сказала она. – И мне не нравится, как лига упорно замалчивает эту тему. Вчера я хотела напрямую поговорить с этим мерзким прохвостом Маккензи Стодденом, а он только увиливал от ответа.
Я вспомнил Стоддена, того начальника по связям с инвесторами, который так удивился, обнаружив, что я не из обслуги.
– Что он сказал?
– Пытался уверить меня в том, что все это часть долгосрочного плана развития, что, разумеется, неправда, а потом отфутболил наверх, чтобы я поговорила с главным юристом.
– С Оливером Мединой, – уточнил я.
– Верно. Тот еще типчик. Для начала напомнил мне, что все наши переговоры с лигой охраняются соглашением о конфиденциальности, – думаю, это он упомянул из-за тебя, Крис, – а потом намекнул, что весь свой здешний опыт они намерены распространить на остальной мир.
– Какой именно? Аферы с налоговыми льготами и правительственными субсидиями?
– Так и есть, – заметил папа. – Если ты заметил, лига строит свои планы по расширению именно в тех странах, где программы поддержки хаденов все еще работают и сохранены налоговые стимулы.
– Они хотят перераспределить затраты, чтобы сгладить удар, полученный в США, где-нибудь еще, – добавила мама. – Но для этого им нужно выжить, до тех пор пока не заработают лиги в Европе и Азии.
– Как они намерены выживать? – спросил я.
– Ты же видишь – расширяют лигу, – сказал папа. – Минимальный взнос для инвесторов вашингтонской команды – десять миллионов, причем сразу. Для иностранных инвесторов – сто миллионов и половину сразу.
– И вы оба думаете, что это сработает?
– Если лига в ближайшие несколько недель сумеет осуществить свои финансовые планы как в США, так и за границей, она, возможно, продержится на плаву еще пару лет. Возможно. Что будет потом, зависит от того, выдвинут ли в других странах некий эквивалент билля Абрамса—Кеттеринг. И если выдвинут, то как долго будут его принимать.
– Заметь, лига вполне могла бы найти способ стать прибыльной без государственной поддержки, – сказала мама.
– И стать первой профессиональной лигой, которой это удалось, – уточнил папа.
Мама закатила глаза, и он повернулся ко мне:
– Мне тоже не нравится, как лига ведет дела. Я не верю, что она когда-нибудь начнет приносить доход. Кроме того, я не хочу терять деньги. Но я был бы доволен, если бы это стало долгосрочной, безубыточной инвестицией. Я бы хотел, чтобы здесь появилась своя команда. Думаю, это будет хорошо и для Вашингтона, и для местных хаденов.
– До поры до времени, – заметила мама.
– Что это значит? – спросил я.
– Мама хотела сказать, что лига намерена в будущем более активно привлекать для игр спортсменов-нехаденов здесь, в США, – пояснил папа. – У них уже есть так называемые экспериментальные лиги, куда может войти любой. Но теперь они говорят, что действительно собираются их использовать. Типа планировали их использовать с самого начала.
– Они считают, что, когда нехадены начнут играть в хилкету, «экспериментальные лиги» станут очень популярными и посещаемость резко вырастет. Ну и, естественно, прибыль тоже, – сказала мама.
– Ты же сама хотела, чтобы они зарабатывали, не опираясь на помощь государства, – напомнил ей папа.
– Вот такая я противоречивая натура, – ответила мама и повернулась ко мне. – Прости, Крис. Не уверена, что ты рассчитывал попасть на бизнес-конференцию, пока я тебя стригу.
– Да уж, в парикмахерской такие темы не обсуждают, – признал я. – Но поскольку я тут собираюсь в Бостон – поговорить с Ким Силвой, наверняка окруженной чиновниками из лиги, это может пригодиться. Не волнуйтесь, я не стану им говорить, что вы нарушили соглашение о конфиденциальности и все мне рассказали.
– Я и не волнуюсь, – сказала мама. – Ты член правления нашего семейного бизнеса, хоть и без права голоса. Мы можем говорить с тобой, о чем хотим.
– Я все равно им не скажу, что разговаривал с вами.
– Жаль. Но решение мудрое. – Мама показала рукой на мою голову. – Ну и как тебе стрижка?
– Отлично, как всегда.
Мама улыбнулась и поцеловала меня в макушку.
Глава 14
Я подключился к гостевому трилу, который «Бостон бэйз» оставили для меня в своем административно-учебном центре в Альтоне, и был удивлен, обнаружив, что это самая настоящая скаутская модель для игры в хилкету.
– Ух ты! – воскликнул я и поднял руки, чтобы рассмотреть их получше.
Потом я вдруг заметил еще один ожидавший меня трил. Ее идентификатор выдал имя: Ким Силва.
– Добро пожаловать, агент Шейн. – Она была не в игровой модели, а в сдержанно-изысканном «Зебринг-Уорнере». – Похоже, вас удивил наш гостевой трил.
– Я… ну… – пробормотал я. – А это правда игровой? То есть он что, действительно настоящий?
– Типа того, – ответила Силва. – Его используют наши учебные команды. Для учебных игр.
– Круто, – сказал я.
– Мы знали, что вам понравится, – ответила Силва и протянула мне руку. – Очень приятно познакомиться, агент Шейн.
– Мне тоже, мисс Силва, – сказал я и пожал руку. – Должен признаться, все мои соседи чуть не умерли от зависти, когда узнали, куда я собираюсь.
– Можете сказать им, что в моей команде многие тоже чуть не умерли от зависти, когда узнали, что я с вами встречаюсь. У меня на стене когда-то висела ваша фотография. Та самая, с папой.
– Ах эта…
Когда я был маленьким, отец запечатлел момент, как я в своем детском триле протягиваю цветок папе римскому. Фото попало во все новостные ленты и стало одним из самых знаменитых портретов с хаденами, сделанных когда-либо. Мой папа любил шутить, что оно оплатило мое обучение в колледже.
– Жаль только, что нам пришлось познакомиться при таких печальных обстоятельствах, – сказала Силва.
– Да, – согласился я. – Примите мои соболезнования.
– Спасибо, – ответила Силва и ненадолго замолчала. – Это нелегко.
– Я знаю.
– На самом деле мне пока нельзя с вами говорить, – сказала Силва. – О Дуэйне и обо всей этой трагедии. Медина меня убьет.
– Что ж, он лишь соблюдает протокол, – сказал я. – Я с удовольствием подожду официального начала беседы. Вы же хотите меня проводить?
– Ну да, – подтвердила Силва. – Меня попросили сказать вам, что разговор немного отложится. Медина и Боб Крайсберг сейчас на более важной встрече, и она затягивается.
– Надеюсь, все в порядке? – сказал я.
Боб Крайсберг был владельцем «Бостон бэйз».
– Крика там много, так что, думаю, далеко не все в порядке.
– А что конкретно?
– Я не прислушивалась. Просто я ждала в приемной Боба достаточно долго, а потом его помощница предупредила о возможной задержке и передала, что Медина попросил меня на это время составить вам компанию.
– Я бы мог просто посидеть в холле.
– Думаю, Медина не хотел оставлять вас без присмотра. Так что простите – я за вами пошпионю.
– Все нормально, – успокоил я ее и вспомнил, что надо запустить быструю диагностику на этом триле, чтобы проверить, есть ли в нем защищенный канал связи. Он был. – Уверен, мы найдем вполне невинные темы для милой беседы, пока они не освободятся.
– Хотите, я проведу для вас экскурсию? – спросила Силва. – Покажу наше тренировочное поле. Обычно я все время там, когда прихожу сюда.
– Это было бы чудесно, – сказал я.
– А вы знаете, что было в этом здании, до того как его заняли «Бостон бэйз»? – спросил я, осматриваясь по сторонам, пока мы шли.
– Оно было частью то ли Бостонского университета, то ли Гарварда. Они же рядом. На самом деле оно, наверное, и сейчас принадлежит какому-то из этих университетов. Думаю, лига его просто арендует.
– В этом есть резон, – заметил я, вспомнив разговор с родителями о налоговых послаблениях для лиги.
– Скорее всего, Бостонского, – решила Силва. – Боб там учился, и его просто распирает от гордости.
– Понятное дело, – поддакнул я.
– Ну, не знаю. Я-то сама в колледж не ходила. Начала играть в хилкету сразу после школы.
– И вас не заботит отсутствие востребованной профессии? – пошутил я.
– Знаете, я думаю, что как-нибудь обойдусь, – лукаво ответила она, и я понял, что шутка удалась.
– Ну и хорошо.
– Хотя кто-то имеет побольше, конечно, – осмелилась она, решив, видно, тоже проверить меня на чувство юмора.
– Но вы всего добились сами.
Силва пожала плечами:
– Это лишь игра, и только. – она показала на стены с фотографиями команды, сделанными во время игр. – Мы же тут не проблемы мирового голода решаем.
– Игра тоже может быть важным занятием, – заметил я. – Хилкета очень много значит для огромного числа хаденов. Я бы даже сказал – для многих из нас. Вы – настоящая звезда спорта.
Она рассмеялась:
– Мне просто нравится надирать людям задницу. В хилкете это законно, да еще и деньги платят.
– И что, так много ярости? – снова пошутил я.
– Вы себе даже не представляете, – ответила Силва.
Мы пришли в ту часть здания, где проходили тренировки.
– А где все? – спросил я.
Это была переоборудованная бейсбольная площадка, огороженная большими металлическими щитами. Казалось, что ты попал на какой-то промышленный склад, и никаким духом романтики здесь даже не пахло.
– Сегодня тренировки начнутся после двух. Пена дал нам пару дней передышки, чтобы мы пришли в себя после смерти Дуэйна.
– Резонно, – согласился я.
Силва покачала головой:
– Глупо. Теперь у нас мало тренировок, и все будут забивать себе головы мыслями о Дуэйне, а значит, ходить расстроенными и несчастными. И я больше всех. А в пятницу у нас игра, там из нас всю дурь и выбьют. Надо бы, наоборот, удвоить тренировки. – она вдруг осеклась. – Это же не значит, что мы о Дуэйне говорим, правда?
– Наверное, нет, – предположил я.
– Хорошо. – Она показала рукой на поле. – Не хотите пробежаться?
– Простите?
– Вы же в «скауте». Они очень быстрые. Быстрее большинства трилов. Попробуйте.
– Думаю, не стоит.
– Очень даже стоит. Поле вы не испортите. Оно для этого и сделано. А у вас, скорее всего, не будет другой возможности побывать в настоящем скаутском триле, если только вы не решите вступить в лигу. – Она показала на дальнюю стену за воротами с натянутой сеткой. – Сами увидите, как быстро вы сможете туда добежать. Ну же, давайте.
Я взглянул на нее, пожал плечами и рванул с места так быстро, как только мог, к дальней стене поля.
Через четыре секунды лицо моего трила с размаху уткнулось в пол, и я услышал за спиной заливистый смех Силвы.
– Не вижу ничего смешного, – с притворной серьезностью объявил я.
– Мне очень жаль, – сказала Силва, подходя ближе. – Вернее, мне совсем не жаль.
– Я так и понял. Вы же с самого начала знали, что произойдет, – сказал я, с трудом принимая вертикальное положение.
– Это не только с вами так. Все падают, когда пытаются в первый раз пробежаться в «скауте». Он бежит с совершенно другой скоростью. Ты понятия не имеешь, где у тебя центр тяжести.
– И приземляешься на лицо, – продолжил я.
– Ну да. Кто угодно приземлится. Люди думают, что сложнее управлять «танками», потому что они такие большие и мощные. – Она ткнула пальцем в мой трил. – Но на самом деле «скаут» куда сложнее. Это настоящая заноза в заднице.
– И в лице тоже.
Силва кивнула:
– Управление «скаутом» – это настоящее искусство. Вот я, например, не умею. Поэтому я и прикипела к универсальной модели или иногда в «танке» играю. Для «скаута» надо очень быстро соображать.
Я чуть обдумал ее слова.
– Значит, вы позволили им поместить меня в «скаут» только затем, чтобы привести сюда и посмотреть, как я упаду лицом вниз?
– Не стану ни отрицать, ни подтверждать это. Скажу лишь, что мы часто оставляем посетителям скаутские трилы. А еще часто приводим сюда и предлагаем побегать.
– А я-то считал себя особенным.
– Ну, если хотите почувствовать себя особенным, тогда держитесь! – Трил Силвы внезапно дернулся и застыл в позе спокойного ожидания.
– Э-эй. – Я помахал рукой перед ее лицом – никакого ответа.
– Я тут! – крикнула Силва, появляясь в танковом триле из смежной комнаты, где, как я сразу догадался, был склад.
Она доковыляла до меня – быстрее, чем я ожидал от «танка», – и подняла вверх два орудия, зажатых в массивных кулаках.
– Боевой молот или меч, – сказала она. – Выбирайте.
– Что?
– Боевой молот или меч? – повторила Силва.
– Меч? – робко предположил я.
– Хороший выбор, – похвалила Силва и протянула мне меч, который я нерешительно взял. – Ну что, готовы?
– Готов для чего? – спросил я, и вдруг на шее моего трила замерцали красные огоньки.
Я посмотрел на «танк» Силвы и увидел, что на его шее тоже замигало колечко огней.
– На счет «три» попытайтесь отрубить мне голову, – сказала Силва.
– Вы серьезно? – не поверил я.
– Раз.
– Да вы точно не шутите!
– Два.
Я ухватил меч двумя руками и выставил перед собой, как… ну, как меч, наверное.
– Три! – объявила Силва, и в следующую секунду все мое поле обзора заполнил танковый трил, несущийся на меня с боевым молотом в руке.
– Вот черт, – охнул я и повернулся, чтобы бежать.
И тут же получил удар молотом в бок. Мой трил магическим образом переместился метра на три в сторону, и меч выскользнул из рук. Я покатился по полу, вскочил и тут же получил новый удар – на этот раз в грудь. Меня подбросило в воздухе и швырнуло на спину. Я перекатился на бок и, к счастью, сделал это достаточно проворно, чтобы избежать следующего удара, который запросто бы разнес человеческий хребет, да и каркас трила, думаю, тоже, из чего бы его там ни делали.
Потом я кое-как умудрился встать на ноги и подбежал к упавшему мечу. Силва молча смотрела, как я подобрал его и принял боевую стойку.
– Весело, правда? – сказала она.
– Едва ли слово «весело» здесь уместно, – заметил я.
– Ой, да бросьте. На вашем триле даже боль не включена. Все же в порядке.
Она была права. Я вообще не чувствовал никакой боли, когда меня били.
– Это не по правилам, – сказал я ей.
– Хотите – включайте, – заявила Ким и кинулась на меня.
С трудом подавив естественное желание удрать со всех ног, я бросился ей навстречу с занесенным мечом. Расчет был такой: пронестись мимо и, не давая ей сделать удар, самому на бегу рубануть ее по шее.
Но как бы ни был безупречен план, Силва тут же раскусила его. Когда я подбежал, она качнулась ко мне, уже в следующую секунду молот уперся в мою грудь, и я снова отлетел в сторону.
На этот раз я, по крайней мере, удержал меч в руке и даже устоял на ногах, хотя и с большим трудом.
– Вы быстро учитесь, – отметила Силва и, кажется, хотела добавить что-то еще, поэтому я решил застать ее врасплох и очень удивился, когда комната вдруг завертелась.
«Ох ты ж, мать честная, – подумал я и понял, что вижу площадку с высоты птичьего полета. – Да она мне голову, на фиг, отрубила».
А затем пол с угрожающей скоростью понесся мне навстречу. Или, по крайней мере, навстречу моей голове.
Через секунду уголком одного глаза, не занятым созерцанием искусственного газона, я увидел ноги «танка».
– Броситься прямо на меня, несмотря на боевой топор, – сказала Силва. – Храбрая стратегия, агент Шейн.