Подсолнух Воробей Ирина

— Нам нельзя общаться с гостями, — ответила девушка для продолжения разговора.

— Досадно, — больше со злорадной иронией, чем с реальным сожалением произнес Вадим.

Они помолчали несколько минут, разглядывая неинтересные пейзажи под неинтересным небом.

— Есть куча приложений, — сказал парень после паузы. — Андрей такие после каждой ссоры с Женей устанавливает.

— И что там? — Татьяна изобразила любопытство.

— Легко найти одноразового партнера.

Парень улыбнулся, поймав ее пресный взгляд.

— Мм. Надо будет установить.

— Тоже подумываю.

Разговор исчерпал себя. К их взаимному облегчению, по радио заиграла танцевальная музыка. Можно было абстрагироваться, отвернуться к окну и спокойно думать печальные думы, не мешая другому. Половину пути они так и проехали. Постепенно Вадим ускорил ход. Время от этого идти быстрее не стало, но пейзажи менялись гораздо чаще, хоть интересного в них по-прежнему содержалось мало.

Мысли вслед за ходом машины тоже крутились в голове быстрее. Сначала Татьяна просто злилась. В основном, на Вадима, но малая часть ее гнева перепала и отцу. Отца она до сих пор ругала за старые обиды, испытывая разные сослагательные наклонения. Но потом все равно привела себя к мысли, что случившееся уже ничто не исправит. У нее был шанс исправить, но и его она упустила уже по собственной глупости. Оттого обиделась на саму себя. Хотелось рвать, метать и бить стекла, калечить себя и проклинать, но это тоже ничего не давало.

Вадим по-прежнему сидел напротив нее задумчивый, холодный и разочарованный, ничего от нее не требующий, ничего от нее уже не ждущий. В нем не было ни злости, ни обиды, ни даже ненависти, в которой он ей признавался. Он выглядел, как всегда, спокойным, самоуверенным, чувствующим себя комфортно. От его собственного чувства комфорта везде и при всех удобно становилось и всем вокруг. Даже во время ссоры и даже после расставания ей было комфортно рядом с ним. Это было странное и малопонятное чувство, но, несмотря на все остальное, приятное. Она могла злиться на него, обвинять во всех своих страданиях и ревновать ко всем и вся, но при этом все равно чувствовала связь, которую, казалось, ничто не могло оборвать. Именно это Татьяна и назвала для себя любовью. На любовь сверху наваливалось все подряд: и плохое, и хорошее. Оно шаталось и дрожало, трещало и взрывалось, но, пока была опора, держалось и все остальное.

Девушка посматривала в его сторону украдкой, пытаясь понять, сохранилась ли в нем такая опора, или все треснуло вчера под напором ее истерики, или все треснуло еще раньше, когда он узнал, что она сбежала не только отца, но и от него тоже. Она бы многое отдала, чтобы залезть ему в душу и пощупать там все собственными руками, прикоснуться к самым тонким струнам и надавить на больные места, узнать самое важное и, наконец, остаться ее частичкой.

Постепенно от злости и обиды Татьяна перешла к тоске по Вадиму, хотя он пока еще был рядом и всего на расстоянии полуметра. Она не ощущала такой тоски даже тогда, когда они находились в разных городах, и даже тогда, когда думала, что он счастлив с Муравьевой. Как будто тогда она глубинами подсознания испытывала надежду, что все это неправда, и так оно потом и оказалось. Но сейчас такой надежды не осталось.

В середине пути они снова заехали на заправку, стоявшую по другую сторону дороги. Заправка имела другое наименование и брендовые цвета, но суть не изменилась. И даже ассортимент бутербродов не отличался, разве что упаковки имели другую форму.

— У тебя в крови еще плавает джентльменство? — язвила Татьяна, когда они подходили к стеклянному холодильнику с закусками.

— Ну?

Вадим склонился над витриной и стал читать мелкий шрифт на этикетках.

— Тогда возьми мне с индейкой и капучино, — бросила она, убегая в уборную.

Зайдя в туалет, девушка первым делом подумала, что здесь было бы неплохо убраться и оросить воздух освежителем, которого не было. Но со своей главной функцией туалет справлялся. Она смочила лицо влажными руками, потому что полотенца закончились. Затем поправила расхлябавшийся пучок волос, заколола его покрепче шпильками и проверила в зеркале, повертев головой, не выпали ли где-нибудь отдельные локоны.

Вадим уже сидел за столом и копался в телефоне, жуя сэндвич, из которого соус потек ему на руку, когда Татьяна вышла в зал. Кофе и сэндвич для нее стояли на подносе рядом.

— Спасибо, — сказала девушка, садясь на кожаный диванчик.

Парень только кивнул, занимаясь чем-то увлекательным в телефоне. Она вгляделась в экран и увидела множество мелких в ряд фотографий девушек. Ревнивая усмешка застыла на лице. Она сделала глоток кофе, чтобы вместе с ним проглотить обиду, а затем откусила почти треть сэндвича, чтобы обида уж, наверняка, утрамбовалась где-нибудь на дне желудка.

— Сколько в провинции красивых девушек, — пространно заметил Вадим, довольно улыбаясь фотографиям в телефоне.

Татьяна сделала еще один большой глоток кофе, решив не комментировать его высказывание.

— Сфоткай меня, пожалуйста, — он протянул ей смартфон.

Девушка уставилась на него скептически и не сразу приняла передачу. Вадим проигнорировал недовольный взгляд и начал усаживаться на диванчике, примеряя различные позы. То он откидывал руку на спинку и поворачивал голову в профиль, то хватался за воротник кожаной куртки и слегка склонял голову в сторону, то проводил пятерней по волосам, делая пафосное лицо. Все это он делал с нарочитой серьезностью, которая вызывала только улыбку. Татьяна не сдержалась и посмеялась. Парень тогда сел как обычно прямо и тоже улыбнулся.

— Че, не возбуждает? — спросил заискивающе, а потом осмотрелся вокруг. — Надо что-то посолиднее.

Сунув остатки сэндвича в рот, он схватил кофе и подошел к кофемашине.

— Может здесь? Пусть думают, что я крутой бариста.

Татьяна опять посмеялась, наведя на него камеру телефона. Она уже приготовилась фотографировать, но парень резко дернулся.

— Блин, точно! — воскликнул он, указывая стаканчиком на дверь. — На фоне тачки надо.

Татьяне пришлось взять с собой сэндвич и кофе и выйти за ним следом. Откатив машину на парковку, парень поставил стаканчик на крышу, а сам присел на капот и опять начал выбирать наиболее пафосную позу и все спрашивал у Татьяны как лучше.

— Может, с сигаретой?

Он достал из кармана куртки открытую пачку и, вытащив одну штуку, сразу вставил ее в зубы.

— Свои недостатки лучше скрывать, — посоветовала Татьяна, косясь на сигарету.

— Ну, так не честно, — без обиняков сказал парень. — О вредных привычках надо сообщать сразу.

Девушка помотала головой и сделала пару снимков. Вадим начал изображать типичные стойки моделей, неизвестно откуда им взятых. То ложился в позе греческого бога на капот, то вставал с пафосно скрещенными руками на груди, то разворачивался в профиль, закрывая пол лица воротником куртки. Смотрелось забавно. Парень явно дурачился, и ему это нравилось. Татьяна фотографировала безмолвно, иногда хихикая.

— Как лучше всего-то? — спросил он, испробовав множество вариантов. — Что вам, девчонкам, нравится?

— Ну, таким, как Надя, мне кажется, вообще, плевать, как выглядишь ты, — пожала она плечами. — Им важно, как выглядит твоя машина.

Вадим хмыкнул.

— Но я же хочу понравиться таким, как ты.

Он посмотрел на нее прямо, перестав строить из себя модного красавчика. Татьяна опустила глаза на экран телефона, где парень криво улыбался с сигаретой во рту, поджав губы в правый угол.

— Тогда фоткайся в автобусе, — ответила она, не поднимая глаз. — Или за барной стойкой. А лучше за рулем старенького «Фольксвагена».

Девушка отнесла ему телефон и ткнула им в грудь. Парень подхватил его обеими руками.

— Блин, за рулем «Фольксвагена» я даже сам себе не нравлюсь, — протянул он разочарованно, обходя машину.

Татьяна уже открыла дверь, чтобы сесть на переднее место, но развернулась к нему и твердо заявила:

— А таким, как я, нравишься.

Вадим одновременно скромно и самодовольно улыбнулся, положив согнутые в локтях руки на крышу. Она смотрела на него совершенно серьезно.

— А ты не хочешь сфоткаться? — он с энтузиазмом наставил на нее камеру. — На фоне моей тачки.

Девушка закатила глаза.

— Я тебе не доверяю.

— Почему?

— Сфотографируешь меня специально криво, никто меня потом не лайкнет, — проговорила она и села в машину.

Вадим посмеялся и, захватив кофе, тоже залез внутрь. Татьяна долго доедала сэндвич уже в дороге и еще дольше допивала кофе по глотку. Он быстро остыл и немного потерял вкус, но пить его все равно было приятно. Когда из магнитолы полилась отвлекающая музыка, девушка расслабилась и заснула.

Проснулась она уже вечером от звонка телефона, который громом раздавался изо всех динамиков автомобиля. Вадим как раз ответил, когда Татьяна открыла глаза. Гром рок-н-ролльного рингтона сменился бархатным голосом Арины.

— Вадик, привет.

— Что случилось? — сразу спросил парень, услышав тревогу в голосе матери.

Девушка тоже встрепенулась и прислушалась.

— «Дэнсхолл» сгорел, — просто сказала женщина без особых эмоций, только с усталостью.

— Что? — в один голос воскликнули они и переглянулись.

Татьяна начала оглядываться по сторонам, пытаясь понять, где они едут. Вокруг уже был город. Все казалось незнакомым, но без сомнений это была Москва. Из окраин они быстро подбирались к центру по широкому проспекту.

— Как? Когда? — спрашивал Вадим, поглядывая то на телефон, то на дорогу.

— Дотла. Лишь подвал остался. Сегодня. Я только вернулась оттуда.

— Все живы?

— Да. Там почти никого и не было.

Наступила долгая пауза. Арина часто и коротко дышала, как будто ее лихорадило. Татьяна сидела с приоткрытым ртом, пытаясь уложить все в голове, но буря только расходилась.

— Хочешь, я приеду сегодня к вам? — спросил парень.

— Да, хочу, — опустошенно ответила Арина.

— Бате позвоним.

— Да, — вздохнула она. — Его мне сейчас очень не хватает.

Вадим закивал.

— Тогда сейчас Таню отвезу домой и приеду.

— Окей. Я ей тогда звонить не буду, — сказала женщина и бросила трубку.

Прозвучало несколько коротких гудков, и динамики резко переключились на музыку. Девушка все еще пребывала в шоке, но вспомнила про подвал.

— Отвези меня в «Дэнсхолл»! — воскликнула она в ужасе.

— Зачем? — раздраженно спросил Вадим. — Ты слышала, он сгорел.

— Там Рыжка!

— Что?

— Кот. В подвале.

Вадим посмотрел на нее озабоченно и прикусил губу. В глазах его металось сомнение. Татьяна смотрела на него решительно и с мольбою.

— Отвези меня, пожалуйста, в «Дэнсхолл», — настойчиво попросила она еще раз, напряженная и сгруппированная. — Он там, наверняка, жив.

Парень пожевал губу, цокнул и кивнул. Все время пути до ночного клуба Татьяна сидела камнем, сосредоточившимся на одной из тысяч пылинок на лобовом окне с краю, в нижнем углу. Информации, с одной стороны, было так мало, что девушка не знала, что и думать. С другой, этой информации было достаточно, чтобы многое понять и осознать. Она еще ничему не верила. В ее памяти «Дэнсхолл» светился неоновыми огнями, отражая стеклянными стенами огни ночных фонарей и вывесок. В нем все отдавало глянцем и драйвом. В нем громогласно шумела музыка и толпы людей отдыхали и веселились. Она не могла представить, как все это может измениться. А когда они приехали на место, Татьяна не смогла поверить и собственным глазам.

Перед ними в темноте ночи предстала угнетающая картина. Само здание снаружи казалось целым, только некоторые стекла полопались и разбросали осколки вокруг на площадку перед клубом. Весь фасад покрылся густой сажей и остатками пожарной пены. В воздухе летал серый пепел. Воняло и гарью, и углями, и сыростью, и неестественными химическими ароматами, перемешавшимися и не поддающимися распознаванию. Сзади здание казалось полностью разрушенным. Вся его половина развалилась. Стекла превратились в песок и сажу. Арматура торчала отовсюду. На земле валялись обломки стен, мебели, дверей и другого хлама, что когда-то являлось стильным украшением ночного клуба. Парковку перед служебным входом, от которого тоже мало что осталось, засыпали разбитые стекла и отлетевшая отделка. В центре обвала виднелась куча оборудования вперемешку с декорациями. Стальные вазы так и остались стоять по углам, хоть сами углы исчезли. Вазы тоже пострадали, оплавились и стали еще более кривыми, чем прежде.

— Жесть, — протянул Вадим, медленно идя вдоль здания и разглядывая его останки.

Татьяна в первую очередь побежала к подвалу. Дверь казалась с виду невредимой, окна — не тронутыми. Одно из них было открыто. Они всегда оставляли его для вентиляции. Девушка опустилась на колени на землю и прислушалась к нему. Тихо снизу доносилось мяуканье. Татьяна с облегчением выдохнула.

— Он там, — сказала она парню, когда тот подсел к ней на корточки.

Вадим тоже прислушался и удостоверился, что она не врет. Они подошли к двери, но она была заперта. Татьяна сразу начала осматриваться на разрушенное здание в поисках ключей, но не имело смысла искать в такой груде хлама и пепла маленький ключ от двери, даже если она знала, в каком месте клуба он находится. Ее начала охватывать паника. Она побежала вдоль здания по заднему двору, ища хоть что-нибудь, что могло бы навести ее на идею о том, как открыть дверь, или кого-нибудь, кто мог бы помочь. Парень рванулся за ней и схватил примерно у служебного входа.

— Стой! Только туда не ходи! — он указал на обломки. — Щас все откроем.

Держа ее крепко за плечи, парень посмотрел Татьяне в глаза, чтобы убедиться в ее адекватности. Девушка замотала головой.

— Я и не собиралась, — взволнованно ответила она и высвободилась из его цепких и сильных рук, которые до боли сжали ей плечи.

Вадим выдохнул и повел ее за локоть обратно к двери подвала, всучил телефон и попросил посветить ему фонариком, пока сам разглядывал замок.

— Шпилька есть? — спросил он, сразу посмотрев на макушку ее головы с круглым пучком волос.

Девушка сначала растерялась и завертела головой, но потом, вспомнив, что у нее длинные волосы, которые она всегда закалывала шпильками, достала из пучка одну штуку. Вадим попросил две. Пришлось ослабить пучок совсем. Он без спроса разогнул обе и вставил их по очереди в узкую замочную скважину, повозился немного, понажимал там что-то и замок, как по волшебству, щелкнул. Парень одарил девушку самодовольным взглядом.

— Отец твой был прав, — с улыбкой заметила Татьяна. — Ты бы стал отличным медвежатником.

Вадим засмеялся.

— Увлекался в детстве просто.

Он распахнул дверь. В подвале было темно. Вадим осветил его фонарем в телефоне. На звук открывания двери Рыжка выбежал из-за коробок и сразу кинулся к Татьяне. Вид у него был возбужденный. Кот сразу начал нежиться, облизывать губы и тереться о ногу девушки. Она подняла его на руки и крепко-крепко прижала к груди. От души сразу отлегло. Мягкая мохнатая мордочка уткнулась ей в грудную клетку. Она поглаживала его по голове и чуть-чуть качала, как ребенка, будто хотела убаюкать.

— Бедный Рыжка, испугался, — сюсюкалась Татьяна, поцеловав кота в лоб.

Вадим смотрел на это с умильной улыбкой.

— Спасибо большое, — сказала девушка, когда они вышли на улицу.

Пепел залетал в глаза и в рот. Неприятный запах проникал в нос и заставлял его морщиться. Ветер разносил частички пожара над городом. От него холодели пальцы и губы. Татьяна поежилась.

— Да не за что, — пожал плечами парень. — Поехали.

Он направился к машине, но она не сдвинулась с места.

— Спасибо, я сама доберусь до дома отсюда, — тону она старалась придать легкости, хотя в глазах застыла тревога. — Ты лучше езжай к матери.

Парень остановился и развернулся к ней, уперев руки в бока.

— Да мне не сложно, давай подвезу.

— Не надо, — махнула рукой Татьяна и тут же подхватила чуть не выпавшего кота. — Ты там нужнее.

Рыжка умывал себя лапкой. Вадим посмотрел на девушку, нахмурив брови.

— А ты?

— А у меня кот есть, — улыбнулась она, слегка приподняв рыжие пять килограмм с ушами.

Парень невесело усмехнулся. Сначала опустил голову, выставив ногу вперед, и постоял так недолго, сжимая губы. Потом медленно пошел к ней навстречу.

— Прощаемся тогда, что ли? — улыбка держалась неуверенно.

Татьяна смотрела на него, не двигаясь и даже не моргая. Его слова пробудили в ней тоску, про которую она забыла на этот час, пока они спасали Рыжку. Теперь тоска снова протекала сквозь дырявую душу и разливалась по всему телу, отдаваясь ломотой и слабостью. Сердце как будто высыхало медленно и больно.

— Спасибо тебе за все, — тихо сказала она, когда Вадим подошел к ней.

Она смотрела во все глаза, плохо различая его в темноте, потому что вблизи не было света, только тот, что доносился с улицы и с неба. Парень тяжело вздохнул, ничего не отвечая, и аккуратно обнял ее вместе с Рыжкой, приложившись теплыми губами к высокому лбу. Она закрыла глаза, чувствуя приятное волнение, расколовшееся на нежность и грусть.

— Нет, все-таки месяца запоя мне будет мало, — пробормотал Вадим, не отрывая рта от ее кожи. — Полгода минимум.

Он сильнее прижал ее голову к своим губам, потом погладил по волосам и отпустил, коснувшись пальцем только что вычищенного лба Рыжки. Девушка усмехнулась сквозь стиснутые зубы. Вадим кивнул, непонятно кому и на что, развернулся медленно и пошел к машине, крутя в руке ключи. Татьяна смотрела на парня, будто провожала на войну. Так не хотелось его отпускать, но так ничего нельзя было с этим поделать. Оставалось только глядеть по-щенячьи вслед в попытке насмотреться в последний раз на любимую фигуру.

Открыв дверь автомобиля и уже поставив внутрь одну ногу, он остановился, посмотрел на нее и громко хмыкнул.

— Когда от отчаяния и одиночества поедешь покупать сорок первую кошку, набери, — сказал парень насмешливо. — Я обязательно отвечу, если не умру от церроза печени.

Татьяна рассмеялась, сотрясая живот вместе с котом. Рыжка попытался выкрутиться, но девушка его схватила сильнее. Вадим тоже посмеялся и сел в автомобиль. Заведя машину, он еще минуту смотрел на нее, слепя фарами, отчего она жмурилась с улыбкой, а потом медленно развернулся и уехал без оглядки.

Стало совсем темно и холодно. Одиночество мгновенно свалилось на нее тяжестью тучного неба. Она крепче обняла Рыжку. Его гладкая шерстка по-прежнему действовала успокоительно. Кот тихо мурлыкал, видимо, пришел в себя окончательно. А Татьяна, наоборот, чувствовала, как разлагается. Ей хотелось растечься по земле кровяной жижей, или разбиться об асфальт на миллиарды керамических песчинок, или разлететься белым пеплом над городом. Она вспомнила слова отца о том, что он хочет знать, если ей будет плохо, и подумала, что сейчас ей как раз настолько плохо, чтобы поговорить с ним об этом. Она только утром его видела, а теперь ощущала тоску, будто они общались в последний раз в прошлой жизни. Еще утром она проявляла к нему холодность и отстраненность, а теперь испытывала огромное желание все ему рассказать. Но не могла пошевелить даже губами.

Татьяна еще долго стояла, не двигаясь, и смотрела в пустое место, в котором только что была ее любовь, на разваленные обломки, которые еще вчера были ее работой, на желто-красные огни вдалеке и прямоугольные очертания зданий, которые почти год были ее городом.