Первая печать Осояну Наталия
– Ты разрушишь его!
«Нет. Я не причиню людям вреда. Я потратил на них время, которое собирал с самого начала. Оно ушло все до последнего мгновения, и мне пришлось собирать заново… по крохам… по секундам. Я не причиню никому вреда, кроме той, которая правит городом по ночам. Отпустите меня».
– Ох, ну вот только этого мне не хватало! – проговорил грешник с тяжелым вздохом. – Что будем делать, Фиоре? Эй, да ты хоть слушала его?!
– Слушала… – откликнулась девушка словно эхо.
– Можно оставить все, как есть, но тогда никто не помешает ему и дальше забирать детей к себе в Приграничье, в навь. Можно исправить печать Арейны – хотя я сомневаюсь, что это кому-нибудь по силам… Уж точно не мне. Есть еще и третий путь. – Он ненадолго замолчал. – Я могу уничтожить печать и освободить их обоих – Арейну и Спящего.
«Да-а!»
От оглушительного рева у Фиоре потемнело в глазах.
«Освободи меня!»
– Ты обезумел? – тихонько спросила она у грешника, но тот вовсе не был похож на сумасшедшего. – Ты в самом деле хочешь освободить его? Хочешь отомстить городу за то, что тебя изгнали?
– Меня много раз выгоняли из городов, – сказал Теймар. – Подумай хорошенько над его словами: «Я потратил на них время, которое собирал с самого начала…» На людей, Фиоре. На то, чтобы спасти Эйлам. Не ты ли рассказывала мне о битве суши и моря, что произошла пятнадцать лет назад?
Она молчала. Теймар все ждал ответа, а Спящий возвышался над ними, не давая ни малейшей возможности сосредоточиться, собраться с мыслями.
Чтобы объяснить причину своего страха, ей нужно было кое в чем признаться…
– Ладно… – вздохнул грешник, не скрывая разочарования. – Нам нужна твоя помощь. Мы должны попасть в город – попасть очень быстро и в нужный нам дом. Только тебе по силам проделать такое.
«Освободите меня – и получите что угодно».
– Наоборот, достопочтенный. Я не торгуюсь.
«Я тоже».
– И мы в тупике… – пробормотал Теймар. – А время-то идет…
«Если я отпущу мальчика, которого забрал последним, вы поможете мне?»
– Геррет! – Фиоре вздрогнула от неожиданности и, забывшись, бесстрашно шагнула навстречу Спящему. – Ты действительно можешь его освободить? И больше не заберешь? Он сможет спокойно жить?!
«Как много вопросов! Да, я позволю ему уйти».
От переполнившего ее восторга она едва не воспарила над землей. О таком невозможно было мечтать даже в нави – спасти Геррета! Вытащить его из когтей Спящего, навсегда излечить от сонной болезни! Вернуть счастье в дом Кьярана и, быть может, заслужить прощение Солы!
Геррет проснется, и…
…мечта разбилась с оглушительным звоном.
– Нет… – сказала Фиоре севшим голосом и почувствовала, как по щекам полились слезы. – Горожане не простят ему такой удачи. Они становятся слишком жестокими, когда речь заходит о детях… Поэтому ты освободишь всех или…
«Тогда у меня совсем не останется времени».
– Но…
– Фиоре, это означает «нет»! – перебил Теймар, взяв ее за руку. – Он не станет нам помогать. Все, это его последние слова.
– Значит, мы не сумеем уничтожить Черную хозяйку, – упавшим голосом произнесла девушка. – Мы выбрались из города, спасли свои шкуры – и все. Дети будут и дальше засыпать, дьюсы – развлекаться в нави, а она останется полноправной владычицей Эйлама. Впрочем, ты же не сможешь вечно таскать меня за собой на привязи… Уж лучше отпусти прямо сейчас…
«Уничтожить Черную хозяйку?»
Вопрос Спящего застал обоих врасплох, но то, что за ним последовало, и вовсе нельзя было предвидеть даже в бреду. Фаэ разразился хохотом, от которого окрестные деревья едва не полегли на землю и даже серая стена, казалось, дрогнула. Теймар и Фиоре еле устояли на ногах.
«Уничтожить?!»
И, не переставая хохотать, Спящий Медведь открыл дверь.
Их настигли очень быстро – окружили со всех сторон, растащили, отняли дорожные мешки. Можно было сколько угодно кричать и плакать, взывать к милосердию и просить о снисхождении – это все равно не принесло бы никакого результата. Ненависть горожан к странной девчонке зрела давно, словно нарыв, и не нашлось подходящего лекаря, который вовремя излечил бы Эйлам от этого недуга.
Если бы Эльера не одолевали дурные предчувствия…
Если бы Орсо был в плохом настроении и не разрешил советнику взять десяток солдат и отправиться патрулировать улицы в непосредственной близости от дома Кьярана и Фиоре…
Если бы какой-нибудь камень попал ей в висок…
Но ничего подобного не случилось.
Быть может, в этом и крылся корень всех несчастий, что пришли следом.
Плоская черно-белая рыбина проплыла по стене, косясь на Фиоре одним глазом, в котором стоял немой вопрос: «Ты кто?» Оглядевшись, девушка поняла, что ее дом заполонили странные создания: они передвигались только по стенам и, судя по всему, находили такой способ передвижения весьма удобным и естественным. Рыбы являли собой большинство, но попадались и иные существа: жуки с бесчисленным количеством лап и длинными усами, бабочки с глазами на крыльях…
Лишь теперь Фиоре осознала, что у нее на шее больше нет серебряной цепи.
«Ты перестала за мной следить? Или просто слишком хорошо меня изучила?»
– Крыша на месте, – произнесла она вслух, чтобы отогнать неприятные мысли о Черной хозяйке, которая и так должна была появиться с минуты на минуту. – И то неплохо. Выходит, это все дьюсы печатей?
Теймар кивнул в ответ. Внезапная перемена, случившаяся со Спящим Медведем, заметно встревожила его, хотя должна была бы обрадовать: ведь они получили помощь в тот момент, когда план начал трещать по швам. Фиоре еще ни разу не видела его таким молчаливым и таким сосредоточенным.
Даже во дворце Черной хозяйки он был совсем другим…
– Что мы теперь должны делать?
– Ждать.
– Ты считаешь, она придет сама? А если сюда явится кто-то из ее слуг – Орсо, к примеру?
– Ты как-то сказала, что самый верный способ встретиться с Хозяйкой лицом к лицу – это разозлить ее, – проговорил Теймар. – Вот мы ее и разозлили. Если бы твой дом не был подготовлен должным образом, она сумела бы выдернуть нас отсюда и доставить хоть к себе домой, хоть в Обитель хаоса… Куда угодно, одним словом. Не сумев этого сделать, она придет сюда.
– Я уже здесь, – раздалось с той стороны, где наяву располагалась входная дверь. – Какая вы все-таки восхитительная пара – два тела-без-души, он и она. Жили глупо и умерли в один день.
Черная хозяйка вошла.
Она двигалась медленно, степенно. Шлейф платья волочился следом, ничуть не мешая, как не мешает кошке ее хвост. Длинные рукава опускались почти до пола, в прорезях виднелись изящные кисти рук, затянутые в перчатки. Подняв голову, Фиоре встретилась взглядом с горящими зелеными глазами, полыхавшими из-под маски. «И почему Теймар решил, что эти глаза настоящие? – мелькнула тревожная мысль. – Они ведь не человеческие! Они не могут быть человеческими!»
Но что-то менять уже было слишком поздно.
– Ну вот, я пришла! – провозгласила она, остановившись в нескольких шагах от Теймара. Было странно впервые слышать звук ее голоса, который вдруг показался Фиоре странно изменившимся… и вместе с тем знакомым. – Тебе наскучило жить? Или ты захотел получить обратно своего золотого дьюса? Нельзя иметь все, грешник. Раз уж в нави ты вновь стал человеком – плати. Таковы правила.
– Правила, которые ты сама придумала, – сказал грешник.
Из-под маски послышался негромкий смех:
– Верно. Потому что я здесь… хозяйка.
Женщина в черном взмахнула рукой, указывая изящным пальцем на Теймара, и невидимая сила отбросила грешника на несколько шагов. Фиоре из-за связывавшей их Пестрой сестры полетела следом, ударилась о стену, и все вокруг ненадолго окуталось туманом. Потом Теймар схватил ее за руку, прижал к себе.
– Держись! – прошептал он. – Все только начинается!
– Если бы ты не остановился на полпути, а просчитал мои мотивы до самого конца, – наставительным тоном произнесла Черная хозяйка, – то тебе многое сделалось бы понятным. Я не совершила ни одного необдуманного действия. Все мои поступки имеют под собой определенные причины.
– Это вовсе тебя не оправдывает, – ответил грешник. – Море тоже явилось сюда по определенным причинам, которые были справедливы для него и для Спящего, но ничего не объясняли жителям Эйлама!
– В моем случае все по-другому. Я поступаю справедливо.
И она ударила опять.
На этот раз Теймар успел поднять руку и начертить печать, от которой в воздухе заплясали бесчисленные язычки пламени. Атаку Черной хозяйки это не остановило, но слегка ослабило – и все равно их обоих прижало к стенке так, что хрустнули кости. Некстати вспомнилось, что в нави человеческое тело подвержено тем же опасностям, что и наяву. «Мы здесь умрем, – подумала Фиоре. – Потому что нам никто не поможет».
Глупая черно-белая рыба безмятежно плыла по потолку, не обращая ни малейшего внимания на творившееся внизу безобразие, – для нее-то как раз этого «низа» не существовало.
– Мерзкие безмозглые твари…
От нового удара дом содрогнулся, почти что подпрыгнул.
– …не знающие, для чего Создатель даровал им время! Ущербные создания, способные думать только о собственном благополучии и готовые уничтожить любого, кто поставит это самое благополучие под угрозу!
Еще один удар. Правую руку Теймара прижало к стене, и он, как ни старался, не смог ею даже пошевелить – так и застыл, будто приколотый булавкой мотылек. Фиоре замерла рядом с ним, не в силах поднять взгляд на ту, которая внушала ей куда больший ужас, чем тень Спящего или сам Спящий во плоти.
– И ради этих мелких людишек ты рискуешь жизнью? – вкрадчиво поинтересовалась Черная хозяйка, подойдя вплотную и взяв грешника за подбородок. – Ради них ты готов на все?
– Нет, – ответил он хриплым шепотом, глядя в пылающие гневом зеленые глаза. – Нельзя спасти многих, если не любишь кого-то одного… если нет в твоей памяти человека, чья жизнь значит больше твоей собственной, – значит, ты недостоин победы и не способен на подвиг…
– Забавно, – усмехнулась владычица нави. – Так кому из жителей славного города Эйлама так повезло? Уж не этой ли бестолковой кукле, готовой валяться у меня в ногах, лишь бы я тебя пощадила?
От возмущения Фиоре забыла о страхе:
– Это меня ты назвала куклой?!
– Да, тебя! – яростно отрезала Черная хозяйка. – Ты с самого начала была всего лишь моей игрушкой! У тебя нет души, а тело дано взаймы и может быть отнято в любой момент! Мне весело было следить за тобой, но любая игрушка когда-нибудь надоедает!
«У тебя нет души…»
Фиоре посмотрела на свои пальцы и увидела, что они перемазаны черной краской. На миг ею овладело очень странное ощущение – показалось, будто где-то в прошлом осталась еще одна встреча с Черной хозяйкой, очень важная и неосмотрительно забытая встреча.
Воспоминания о ней были похожи на выцветший рисунок в старой книге…
«Это было ночью, в доме Кьярана!»
Кто-то спрашивал ее: «Что мне сделать, чтобы ты не плакала?..»
– Ты ничего не поняла… – сказал Теймар, вновь отвлекая на себя внимание Черной хозяйки. – Ты так глубоко погрузилась в ненависть к людям, что разучилась их понимать…
– Говори! – раздалось в ответ. – Ради кого ты все это затеял?
Она лишь немного повысила голос, но стены дома вновь задрожали.
Черно-белая рыба остановилась, в изумлении уставившись одним глазом на свою товарку, и спустя всего мгновение цапнула бедолагу за хвост. Та испуганно дернулась, попыталась извернуться и укусить обидчицу в ответ, но ей в зубы попался хвост третьей рыбы, которая в свою очередь схватила четвертую.
– Он пришел, – проговорил грешник изменившимся голосом. – Печать рождается.
На его лице расцвела и погасла улыбка; выражение напряженной сосредоточенности сменила необычайная усталость, какая свойственна человеку, завершившему трудное и опасное дело.
Было еще одно чувство – грусть.
– Какая печать? – Черная хозяйка отшатнулась. – Что ты сделал?!
Черно-белые жуки цеплялись друг за друга длинными усами и суставчатыми лапками, бабочки и прочие создания срастались, образуя сплошной жутковатый узор из спин, глаз, крыльев, – и весь этот упорядоченный хаос был хорошо знаком Фиоре. Именно эти печати они с Имарис рисовали накануне почти полдня, только тогда черные знаки не соединялись в нечто единое, не были живыми, не несли в себе мощную силу, способную уничтожить любого.
Теймар сказал:
– А ведь ты знала, что мне нельзя верить…
И в этот миг Фиоре поняла, что грешник просто тянул время.
Эльер сдержал слово и пришел. От него требовалось не так уж много – подойти к входной двери, приложить к ней руку… и все. Она вдруг почувствовала его, почти увидела: человек, из-за своей скупости оставшийся в одиночестве, стоял у дома приемной дочери своего друга и ждал, что произойдет. Ждал и надеялся.
Сила Эльера, дарованная навью, превращала дьюсов и людей в золотые статуи, но если к первым быстро возвращался нормальный облик, то вторые чаще всего погибали, лишаясь той сущности, что по ночам принимала облик волка.
И эту силу Теймар сделал частью своей печати…
Вопль Черной хозяйки был ужасен. Она упала на колени, заламывая руки, и подол ее роскошного платья превратился в смоляной водоворот, который начал затягивать владычицу нави куда-то в небытие, на глубокие слои иномирья, в Обитель хаоса. За миг до того, как ее тело разорвало на части и на свободу вырвался огромный косматый волк, маска упала и Фиоре наконец-то увидела лицо Черной хозяйки.
Бледное лицо с яростно горящими зелеными глазами.
Свое собственное лицо.
11. «Что мне сделать, чтобы ты не плакала?..»
Ее руки и платье покрыты пятнами черной краски…
Нет, все не так.
Ее правая рука от запястья до локтя – сплошная рана, потому что ею Фиоре закрывалась от ударов, от палок и камней. Тело покрыто синяками, глаза опухли от слез и почти не видят, но сильнее всего душевная боль. Страшная обида засела в груди, где-то рядом с сердцем, и вместе с его биением в голове пульсирует один и тот же вопрос: «За что?»
Она не выбирала свою судьбу.
Она не заключала договор со Спящим Медведем и не платила чужими душами за сохранность собственной.
Она никому не желала зла.
«Я хочу исчезнуть. Пусть все решат, что меня никогда не было».
Если картина не удалась, ее стирают…
…Зеленые волчьи глаза смотрели пронзительно, словно зверь пытался выпить из нее волю, прежде чем перейти к крови и плоти. В том, что тварь хочет ее сожрать, не было никаких сомнений; равно как и в том, что она беззащитна.
– Ты меня обманул, Теймар.
Грешник молчал.
– Ты с самого начала знал всю правду?
Вновь тишина.
– Ах да… – Она попыталась улыбнуться. – Ты же предупредил.
Черный волк оскалил зубы, и ее собственный зверек, показавшийся вдруг маленьким и безобидным, бесстрашно зарычал в ответ. Он больше не пытался вырваться на волю, он намерен был защищать свое логово от посторонних во что бы то ни стало. Это немного привело ее в чувство, заставило собраться… и кое-что вспомнить.
«Что мне сделать, чтобы ты не плакала? – спросил некто, явившийся из тьмы. – Только скажи, и, если мне это по силам, я исполню любое твое желание».
И она пожелала.
Она пожелала…
– Я все вспомнила, – сказала та, что называла себя Фиоре. – Вспомнила, кто я.
Перед ее внутренним зрением вихрем пронеслись странные картины, застывшие образы: Кьяран, страдающая половина человека, и совсем близко от него – другая такая же половина, Ансиль; Эльер, которого сбывшаяся мечта обрекла на одиночество; Джаред и его израненная совесть. Разве это были мечты? Даже грешник, прозревший в нави и ослепший наяву, мечтал на самом деле о другом – о том, чего не увидишь даже во сне.
Черная хозяйка назвала ее телом-без-души, но у нее все же была душа.
Маленькая, рычащая, вечно рвущаяся с цепи…
А еще у нее было кое-что, чем не обладала сама повелительница снов.
– Память, – сказала она.
И нави не стало.
Эпилог
Они стояли на обочине старой дороги, подставив лица под лучи восходящего солнца, пробивающиеся сквозь кроны деревьев. Утренний ветер мирно шелестел листвой; где-то поблизости притаились фаэ, просидевшие всю ночь у костра, подле которого спали два человека – спали так крепко, что их не разбудили даже шаги большого лесного духа, приходившего в полночь.
– Что же теперь будет? – прошептала Фиоре, обращаясь не то к Спящему, не то к самой себе. Будущее казалось туманным, словно воздух над Западным провалом рано поутру.
– Будет новая жизнь, – ответил Теймар. – Или старая, если тебе так больше нравится. Никакой нави. Никакой Черной хозяйки. И, возможно, никакой сонной болезни… Но для этого надо поверить, что Спящий говорит правду.
– Я верю. Давай освободим его!
Грешник хмыкнул:
– Легко! Для этого даже не надо второй раз спускаться в Риаррен. Я дам тебе камешек, на котором нарисую печать, и ты бросишь его в любой колодец. Арейна освободится… Вы больше не будете страдать от недостатка воды… Как ни крути, это благо!
«Ты бросишь».
– А ты… не вернешься в Эйлам?
Он не ответил, и тогда Фиоре торопливо задала другой вопрос – ей не хотелось молчать, потому что в молчании рождались мысли, которым лучше было бы никогда не появляться на свет. Она попросила:
– Расскажи мне, как появилась навь.
– Было так, – сказал Теймар, словно читая историю из книги. – Одна девочка, переживая смертельную обиду на тех, кого раньше считала добрыми и ласковыми соседями, забралась на чердак. Там в углу много лет стояло забытое всеми большое зеркало… А ведь всем известно, что зеркала опасны. Они отражают не реальный мир, но мир, похожий на него. Спросишь, неужели это так важно?
– Важно, если дьюс зеркала силен, – ответила Фиоре и посмотрела на грешника. Его улыбка была спокойной и чуть-чуть ироничной, а золотые глаза блестели, отражая свет солнца. – С помощью рукотворных вещей, обладающих сильными дьюсами, можно творить чудеса.
– Может, ты сама расскажешь, что произошло дальше?
– Нет-нет! – Она рассмеялась. – У тебя очень хорошо получается.
– Ну ладно. Эта девочка… ее имя тебе известно… сняла с зеркала покрывало и, глядя на свое отражение, попыталась понять, что такого ужасного в ее лице, почему люди называли ее чудовищем, тварью и многими другими неприятными словами. Лицо было обычным, вполне человеческим, но наша героиня не успокоилась! Она коснулась поверхности зеркала и обнаружила, что от ее пальцев остался черный след, как если бы они были испачканы в туши.
– И тогда она принялась стирать собственное отражение… – прошептала Фиоре.
…Зеркало помогало ей, и дело спорилось. Мир словно подернулся рябью: где-то в глубине души она понимала, что происходит нечто ужасное, что на волю вот-вот вырвется могучий дух, но бежать к Кьярану не хотелось. Вкрадчивый голос дьюса шептал ей на ухо: «Верно… Все правильно… Продолжай!» – и Фиоре не хотела останавливаться.
Вскоре ее отражение превратилось в непроницаемо-черный силуэт.
– Меня нет, – сказала она, отступая на шаг, как отступает художник, чтобы окинуть взглядом только что законченное полотно. – Всем будет лучше, если меня не станет.
И в этот миг чей-то незнакомый голос спросил:
«Что мне сделать, чтобы ты не плакала?»
– Кто это был?! – спросила она, хватая грешника за руку. – Кто пришел ко мне в тот вечер? В памяти сплошной туман, словно я пытаюсь вспомнить сон… но это ведь было наяву, так?
Теймар вздохнул, словно сокрушаясь о ее недогадливости.
– Я еще на мосту понял, что ты очень легко засыпаешь. Такое иногда случается…
– Хочешь сказать, у того зеркала я тоже уснула?
– Да. Ты рисовала… то есть стирала свое отражение… но при этом не осознавала, что делаешь. И даже когда появился эйламский дьюс, ты продолжала спать наяву. А он, бедолага, пожалел тебя и спросил…
– Я помню! – перебила Фиоре. – Теперь я все понимаю.
Дьюсы, как сказал не так давно Теймар Парцелл, не умеют лгать и, соответственно, держат слово – поэтому эйламский дьюс, предложив исполнить любое ее желание, вынужден был так и поступить. Он оказался скован печатью собственного обещания.
– Дьюс города когда-то спас тебя от смерти, а в тот вечер и вовсе помог тебе вывернуть реальность наизнанку, – сказал Теймар и отступил, шутливо поднимая руки. – Я постараюсь не обижать девочек, которые водят дружбу с могущественными духами!
Рассмеявшись, она проговорила:
– Полагаю, ты бы и так не стал обижать ни тех ни других.
– О-о да… – Он взял ее за руку, осторожно провел кончиками пальцев от запястья до локтя, и Фиоре показалось, что мир снова переворачивается, а ее сущность разделяется на Тело, Память и Душу. – Хочешь знать, когда я окончательно удостоверился в правильности своей догадки? В пустыне, когда ты сидела на камне и плакала. Я увидел, что в нави у тебя глубокие шрамы на левой руке.
Она опустила взгляд, словно желая проверить его слова.
– А наяву – на правой, – договорил грешник. – В нави я имел дело с отражением, поэтому оно и не менялось. Настоящая ты была одновременно далеко и близко – в черном платье, в маске и перчатках, безжалостная, прекрасная и напрочь лишенная как воспоминаний, так и чувств.
– Отражение хранило мою память, – сказала Фиоре. – Но не было мной?
– Одной памяти недостаточно, чтобы быть человеком, – ответил Теймар. – Впрочем, как и одной души. – Помедлив, он прибавил: – У тебя, кстати, их теперь две.
Она хотела спросить, что это значит, но вырвался совсем другой вопрос:
– А у тебя?
В его смехе послышалось знакомое эхо.
– Знаешь, – сказал золотоглазый, перестав смеяться, – мы совсем забыли про Ньягу. Я же обещал ему снять печать! Скажу тебе по секрету, вместе с ней сойдут и остальные печати, поэтому эйламцам придется строить новый мост.
– И что же?.. – растерялась Фиоре. – Ты собираешься поручить это мне?
– Еще чего! – сердито фыркнул в ответ Теймар. – Это тебе не навьи фокусы, тут тонкая работа… хм… видимо, придется все делать самому. – Она улыбнулась, догадавшись, какими будут его следующие слова: – Не знаешь, кто из горожан мог бы приютить меня на несколько дней? За плату, естественно…
Часть III
За Облачной гранью
Нет человека, который был бы как остров, сам по себе.
Джон Донн
13-й день месяца шустриков
***14 год
В Вольтадомар прибыли поздней ночью. Пришвартовался у пятнадцатого маяка, чтобы не связываться со здешними таможенниками, которые славятся своей подозрительностью к чужакам, и просигналил перевозчикам. Они прилетели, как и следовало ожидать, уже после восхода солнца, так что мы не только хорошенько выспались, но и как следует позавтракали.
Остров не в силах сравниться с Ки-Алирой, хотя заметно, что здешний властитель очень старается превзойти Аладоре. По крайней мере, на библиотеку денег не пожалел: пространство в ней сложено таким хитрым образом, что у меня в какой-то момент даже голова закружилась, и при этом голоса дьюсов – всего лишь шепоты, которые совершенно не раздражают, не говоря уже о том, чтобы пугать. Трудился над этим чудом целый отряд из тринадцати печатников, и раз уж за двести тридцать восемь лет печати не подвели ни разу, думаю, и за две тысячи триста восемьдесят не подведут.
Провел там четыре дня (библиотекари предоставили все необходимое для Л.), сидя за книгами по десять-двенадцать часов. Пусто, пусто, пусто… Про Облачную грань совсем ничего, как будто ее вовсе не существует, – а ведь жители Вольтадомара, который летает так высоко, подходят к ней ближе всех. Они просто предпочитают не думать о таких вещах… Ну, ничего удивительного – люди вообще склонны не думать о том, что будет после.
Ко всему прочему, Алый Фолиант Карраско, невзирая на все меры предосторожности, отнял у меня зрение на правом глазу; теперь я различаю им только очень яркий свет, но это, как заверили мои новые друзья, временно.
Пока что предсказания печатников Цитадели, увы, сбываются. Если бесценное книжное собрание Вольтадомара не подсказало ответ на мой вопрос, стоит ли продолжать поиски?
Ох, Вив. Только не подумай, что я отчаялся.
Завтра вылетаем в Лоайсу через Поющие горы.
Если Старец еще жив, то я объясню ему, как
[часть листа оборвана]
До недавнего времени Северо верил, что острова с небес не падают.
Так говорила Ванда, а она родилась и выросла в небесном караване – уж кому, как не птахе, разбираться в подобных вещах. Правда, Северо не знал, как же вышло, что Ванда оказалась здесь, среди воспитанников Типперена Тая, которые все были родом из нижнего мира, который на пташьем жаргоне назывался Дно. Она выделялась не только потому, что была единственной девочкой, помимо Иголки, но еще и благодаря неизменно прямой спине, черным волосам, заплетенным во множество длинных кос, холодному взгляду светло-голубых, как зимнее утро, глаз и спокойной властной манере разговора. И не скажешь, что ей, как и самому Северо, недавно исполнилось четырнадцать. Такая взрослая и чем-то похожая на настоятельницу илинитской обители, где…
Острова с небес не падают.
Сидя на широком подоконнике в своей комнате, Северо смотрит в окно, а потом плотнее кутается в старое одеяло, пахнущее шалфеем, и закрывает глаза, чтобы не видеть, как последствия давней ошибки вот-вот настигнут его; вновь пострадают невиновные. А что касается пейзажа, то смотреть не на что: все те же бесконечные сумерки цвета сирени, растущей у немощеной дороги, по которой часто ездят повозки; цвета синяков, начинающих подживать. Как будто небо поколотил гигант с кулаками размером в тысячу лиг. Куда ни кинь взгляд, сплошные тучи, и даже если кажется, что время от времени через них просвечивает солнце, оно всегда не там, где ожидаешь, зная, что остров летит прямо на юг, прочь от побережья Сото, к малоизведанным землям мойя по другую сторону Туманного океана; если верить часам в гостиной и хронометру Типперена, они в пути уже…
А с какой стати, одергивает себя Северо, они должны верить часам в гостиной? Вполне возможно, что те давным-давно сломались, и, когда никто не смотрит, стрелки крутятся в обратную сторону; он и не сомневался, что внутри у часов не механизм, скрепленный печатями, а скопище прыгучих малых дьюсов, проклятая круговерть. Что касается пресловутого хронометра, то, кроме самого Типперена Тая, его никто не видел. Полагаться в вопросах измерения времени на чуть выпирающий нагрудный карман – это как-то чересчур.
Собственным чувствам и подавно не стоит доверять.
Северо не помнит, сколько минуло дней после происшествия, но само оно впечаталось в память, словно особо примечательная прогулка по красивейшим руинам в глуши. Он сидел на этом самом месте и при свете лампы читал ветхий путевой журнал, заполненный рукой предыдущего хозяина острова, носителя ключ-кольца. За окном шумел ветер и хлестал дождь; сквозь плотную, почти черную завесу стихии изредка прорывался свет одного из сотианских маяков, и воображение дорисовывало густые кроны Железного леса, над которым они как раз летели, вместе с жутковатыми стонами и треском ломающихся деревьев-исполинов, неслышным на такой высоте. Северо, успев привыкнуть к ненастью – гроза следовала за ними по пятам целую неделю, лишь изредка отставая на час-два, – спокойно листал страницы и в какой-то момент едва не задремал над описанием полета через Поющие горы, потому что местность, вопреки интригующему названию, оказалась очень унылой. Очнулся он от стука, с которым выскользнувший из рук журнал ударился об пол краем корешка, – и не успел сонный туман развеяться, как все вокруг засияло. Комната превратилась в начертанный всеми оттенками белизны рисунок, в гравюру, вытравленную на задней стенке Северова черепа, а потом раздался такой жуткий грохот, словно треснул небесный свод. Северо почувствовал, как отрывается от подоконника, теряя вес, – и действительно поднялся, может, на одну-две пяди в высоту, прежде чем грохнуться обратно и пребольно удариться копчиком.
В прошлый раз все началось похоже, только он был не в комнате, а снаружи – на посадочной площадке. Усердно орудовал метлой; скрежетал зубами и представлял себе, как ее тяжелой ручкой отлупит крысу Приетто; попятился, споткнулся о выступающую плиту, ударился затылком и сквозь искрящуюся пелену увидел… Впрочем, какая разница, что он тогда увидел и как поступил. Сделанного не воротишь, несделанного – тем более.
Соскользнув с подоконника, Северо идет к полке, где хранит полтора десятка книг и старых путевых журналов, спасенных из облюбованной плесенью библиотеки. Их хватило бы на полтора десятка обителей. Много дней назад, когда неприятности даже не маячили на горизонте, Ванда научила его гадать по книгам. Для птахи это занятие было всего лишь забавным способом убить время, для бывшего илинита – чудовищным святотатством, которое он успел повторить не раз, чувствуя, как ускоряется пульс и трепещут внутренности.
Вот и сейчас он протягивает руку, выбирает томик наугад, быстро открывает и тычет пальцем в страницу. Попадает на подпись к смазанной иллюстрации, и как будто чей-то голос произносит в голове: «Небесный бражник подстерегает добычу. Нарисовано со слов Сильвана Кано, птахи из каравана Летящих-за-солнцем». На картинке подобие глаза с черным провалом зрачка. Если приглядеться как следует, изображение распадается на тучи, торящие странно изогнутые пути, а полоски, что тянутся от края «радужки» к «зрачку», превращаются в острые клыки, тысячи клыков в сотни рядов. Да уж, с хищниками из верхнего мира лучше не встречаться…
Знамение добавляет щедрую порцию тревоги в сосуд, что и без того переполнен. Захлопнув книгу, Северо прижимает ее к груди и судорожно вздыхает, а потом ему внезапно становится легче, как будто подлинное солнце наконец-то прорывается сквозь густую завесу. Ничто не сравнится с приятным теплом, которое приносят его лучи.
У того, что с ними случилось, есть логичное объяснение: во время грозы в остров попала молния. Такое случалось редко и все же вовсе не было чем-то из ряда вон выходящим, мистическим. Еще реже молнии причиняли подлинный ущерб не постройкам или высоким деревьям, что росли на некоторых летающих островах за пределами оранжерей, а движителям, спрятанным в недрах каменной «подошвы»; и все-таки подобные неприятности могли приключиться с теми, кому не повезло. Так или иначе, острова не падают. Пусть Типперен Тай вот уже который день – час? год? неделю? – тщетно пытается отремонтировать их сердце, их солнце, в конце концов у него все обязательно получится.
У него получится, и остров вернется к побережью Сото, а может, продолжит путь через Туманный океан, но уже подчиняясь приказам хозяина. Впереди их ждут приключения и открытия – это точно!
Надо просто потерпеть.
Желудок сообщает Северо, что близится время трапезы – скорее всего, ужина. Вчера готовил Свистун, и у него, как обычно, из любых продуктов получалась одна и та же каша. Принц ехидно называл ее шустриковой, намекая на привычку этих вредных фаэ воровать человеческую еду, которую они могли прожевать и съесть, но не переварить, вследствие чего их проделки всегда можно было опознать по следам – лужам блевотины. А сегодня на кухне дежурит Ванда, и стоит ожидать чего-то по-настоящему вкусного.
Полный надежд Северо решает сперва помочь Толстяку в оранжерее – или, по крайней мере, предложить помощь этому вдумчивому и медлительному садовнику – и лишь потом наведаться к Ванде.
Он выходит из комнаты и даже не догадывается, что стоит двери закрыться, как все плоскости в ней – стены, пол и потолок, изголовье кровати, обложки книг – покрываются трещинами, сквозь которые просвечивает нестерпимо яркое ало-золотое сияние. На протяжении трех ударов сердца – спокойного, решительного сердца – эти трещины расширяются, и по краям каждой видны чьи-то когтистые лапы или руки со скрюченными пальцами, которые силятся ускорить процесс.
А потом все исчезает.
Острова, конечно, с небес не падают, но это не значит, что их обитателям ничего не грозит.
Когда Ванде было четыре года, трое юношей из разных семей их пташьего каравана выменяли на рынке в Арране стальную коробку с выпуклыми иероглифами. Подобными символами, как она узнала немного повзрослев, были помечены многие предметы из затерянного в Креспийских горах Черного города, места древнего и весьма жуткого, но притягательного для тех, кто искал в руинах ценные штуковины. Коробку общими усилиями открыли; она оказалась пустой. А через несколько дней на все восемь островов каравана пришла неведомая хворь…
Читать бесплатно другие книги:
