Наследник Атлантиды Воронин Дмитрий

Глава 9

2005 год, 31 октября,

США, штат Мичиган, Детройт

– Ваша честь, господа присяжные… хочу заметить, что обвинение до сих пор не выдвинуло никаких серьезных доказательств причастности моего подзащитного ко всем тем преступлениям, о которых здесь шла речь. Смерть Алана Пейна и его супруги, безусловно, трагична, но ни один – я отмечаю, ни один свидетель, подводимый к присяге со стороны обвинения, не смог убедительно показать, что видел моего клиента вблизи дома Пейнов в тот печальный день.

– Ясное дело, что Бельконе не ходил к Пейну. Он просто приказал убить его…

Стук молотка.

– Я бы попросил вас, мистер Эннинг, воздержаться от подобных выпадов.

– Простите, ваша честь.

– Таким образом, нет никаких свидетельств…

– Черт подери, Кларисса слышала, как Лучано Апулья передавал Пейну привет от дона Бельконе, прежде чем…

– Позвольте, но этого свидетеля обвинение по каким-то неизвестным мне причинам не сочло нужным…

– Ты прекрасно знаешь причины, скотина…

Стук молотка.

– Господа, прошу прекратить препирательства, иначе я вынужден буду…

Трель мобильного телефона.

– Ваша честь, я могу ответить на звонок?

– Прошу вас, мистер Бельконе, но по возможности пусть разговор будет кратким.

Мистер Франческо Бельконе довольно улыбается, поднося к уху трубку радиотелефона. Даже здесь, в суде, никто не решается идти против его воли. Кроме этого молодого Эннинга, решившего, что сумеет одержать победу над ним, доном Бельконе… смешно. Если бы Эннинг имел хотя бы один шанс из ста, за его жизнь никто не дал бы и дайма. А так – пусть потешится. Ему это будет хорошим уроком.

По мере того как дон Бельконе слушает сообщение, его лицо меняет свое выражение, презрительная улыбка медленно сползает с губ. Он достает дорогой платок с вышитой в уголке монограммой, вытирает внезапно выступивший пот со лба. Затем медленно кладет трубку на стол.

– Я хотел бы сделать заявление, ваша честь.

– Прошу вас, мистер Бельконе…

Лицо судьи выражает недовольство, но и оно тщательно завуалировано. Мало найдется тех, кто посмеет что-то запретить всесильному дону Бельконе. И что с того, что действия корсиканца нарушают принятые правила? Он сам себе правила… и полученный накануне толстый конверт без обратного адреса, набитый стодолларовыми купюрами, лишнее тому подтверждение. О да, судья мог бы отказаться… но ведь дело не в деньгах. Дело в его жене, в его сыне, в его внуке. Кроме стопки долларов – весьма внушительной, дон Бельконе не страдает грехом скупости – в конверте лежат снимки. Много снимков. Судья понимает, что люди Бельконе знают каждый шаг и его, и его родственников. Стоит ему принять неверное решение…

– Ваша честь, господа присяжные. Хочу заявить, что это действительно по моему приказу был убит Алан Пейн.

В зале шум, адвокат замер, вытаращив глаз. Судья, не веря собственным ушам, мысленно умоляет Бельконе прекратить нести чушь. Потому что в противном случае он вынужден – о черт, проклятое слово – вынужден будет вынести обвинительный приговор. И тогда… тогда предупреждение в фотографиях, полученное накануне, может обернуться большой кровью. Что делать, что делать? А дон Бельконе, поминутно вытирая пот, продолжает говорить:

– Я лично отдал приказ на устранение Алана Пейна. Вынужден признать, что убийство его жены и дочери осуществлено моими людьми с целью устранения свидетелей. Я готов назвать все имена…

Он добавляет еще одну фразу. Очень тихо, так, что слышит только адвокат.

– Я готов на все… я просто очень хочу жить…

Но адвокат не понимает этой фразы, он не знает, с чем она связана. И считает, что клиент внезапно сошел с ума, и готовится объявить об этом, потребовать освидетельствования, быть может, удастся как-нибудь исправить ситуацию.

Скоро он узнает все… и постарается исчезнуть из этого города навсегда, сменить внешность и имя – хотя бы просто для того, чтобы его новое имя никак не ассоциировалось с печально известной фамилией Бельконе.

Дело «Штат Мичиган против Франческо Бельконе»США, Детройт, 1990 год

Черный «Lincoln Town Car» притормозил у вычурных металлических ворот. Охранник вышел, держа руки на виду – в этот дом приезжали разные люди, и большая их часть очень не любила вида оружия. Во всяком случае, оружия, находящегося в чужих руках. Если уважаемый гость поведет себя неадекватно, найдется кому приструнить его. Подобные инциденты случались нечасто, один-два раза в год… если кому и приходило в голову пожелать смерти дону Сержио Вальцоне (таковых нашлось бы немало, и охранник это прекрасно понимал), то приходить с этим делом сюда, в его дом… да что там сказать, в его крепость, было делом совершенно безумным. И все же безумцы находились… Охранник прекрасно понимал, что в этом случае окажется на линии огня, а потому шел неторопливо, с достоинством – но в то же время с напряженными, готовыми к броску мышцами. Этого гостя он не знал… не то чтобы знакомые лица представляли меньшую опасность, но этот гость вызывал некоторые опасения. Он выглядел… опасным. Гладко выбритый череп, узкая бородка, черные очки. Странный тип.

Человек вышел из машины – охранник забеспокоился еще больше. Он работал на этом месте уже семь лет, за это время навидался всякого и привык облекать в подозрения всякого рода мелочи. Смотри в оба – здоровее будешь, эту заповедь он усвоил крепко. Гость в дорогом элитном костюме – однако наметанный глаз не обманешь, костюм новый… слишком новый, еще не успевший осесть по фигуре. И сам за рулем машины – а люди, имеющие обыкновение носить подобные костюмы, редко ездят за рулем «линкольнов». Спортивные «порше» или «ламборджини» – другое дело, а «таункар» создан для степенного водителя. А хозяин должен находиться сзади, под защитой тонированных стекол, курить сигару и потягивать коньяк из хрустального бокала…

И уж точно хозяин не должен выходить из машины навстречу какому-то там охраннику. А этот вышел… зачем? Хочет обеспечить себе свободу маневра? Готовится к броску? Охранник почувствовал, как по спине пробежала предательская струйка пота. Пальцы спокойно висящей вдоль тела руки на мгновение сплелись в сложную фигуру. Тот, кто сейчас страховал его, должен был увидеть сигнал и принять меры. Если все сделано верно, сейчас на странного гостя нацелено по крайней мере два ствола. Серьезных ствола, не чета той пукалке, что покоится в кобуре самого охранника.

– Слушаю вас, мистер…

Явное многоточие в конце фразы говорило о том, что охранник желает услышать фамилию гостя.

– Мне необходимо встретиться с мистером Вальцоне.

– Вам назначено?

– Нет. Но, думаю, мистер Вальцоне не откажется принять меня. Передайте ему, что его хочет видеть… нет, лучше передайте ему это.

С этими словами бритый франт протянул охраннику небольшую коробочку. Круглую, металлическую, очень плотно закрытую.

Охранник помолчал, затем протянул руку и взял странную посылку.

– Думаю, вы понимаете, что этот предмет необходимо будет проверить…

– Проверяйте, – спокойно кивнул бритый. – Не возражаю. Но поторопитесь, долго ждать я не намерен.

– Поторопиться? – Охранник был удивлен. – Но, я думаю, сегодня мистер Вальцоне вряд ли сможет вас принять… оставьте свой телефон, секретарь мистера…

– Слушай, сынок… – вряд ли бритый был существенно старше охранника, но по каким-то причинам счел нужным говорить эдаким насмешливо-покровительственным тоном. – Ты не думай, сынок. Это вредно. Сделай так, чтобы содержимое этого контейнера попало в руки мистера Вальцоне сегодня. Где-нибудь в течение часа. Я подожду. И поверь, сынок, если мистер Вальцоне сочтет, что кто-то виновен в несвоевременной доставке моего послания, лучше тебе не попадать… в число виновных.

– Я сделаю все, что могу, мистер.

– Сделай, сынок… – более не сказав ни слова, бритый нырнул в машину, отъехал от ворот на несколько метров, освобождая проезд, и, откинувшись на спинку сиденья, принялся ждать.

Дон Вальцоне сидел в глубоком кресле у камина и неторопливо выпускал кольца сигарного дыма. Сегодня был плохой день – мокрый, сырой и промозглый. Он поправил шерстяной плед, укутывающий давно предавшие его ноги, закрыл глаза. Перед мысленным взором проплыли картины дома… не этого дворца, который все равно так и не стал для него домом. А другого – не слишком роскошного, но уютного. Стоявшего когда-то на берегу теплого моря, на любимой Корсике. Оттуда пришлось уехать – что поделать, интересы Семьи требовали его присутствия в этом проклятом, вонючем, продымленном насквозь городе. С тех пор прошло много, очень много лет. Он прошел все этапы, достигнув высшего – статуса главы Семьи Вальцоне. Раскинутые им сети покрывали большую часть Детройта… да что там, большую часть штата Мичиган. Только это не радовало…

Чуть слышно скрипнула дверь. Дон Вальцоне не любил беззвучно открывающихся дверей, и слугам было строжайше запрещено устранять тонкий, прямо-таки нежный скрип этих тяжелых створок драгоценного красного дерева. За спиной послышались мягкие шаги.

– Что-то случилось, Антонио?

Без вызова потревожить покой хозяина могли лишь двое. Памела, его секретарь, и Антонио, начальник его охраны. Список исчерпывающий и остающийся неизменным многие годы. В иной Семье должность начальника службы безопасности была престижной, но и опасной. Ошибки всегда стоили дорого, а ошибки того, кто занимал столь высокий пост, как правило, стоили провинившемуся жизни.

Нельзя сказать, чтобы за эти годы Антонио Каррере не ошибся ни разу. Было всякое… но дон Вальцоне умел ценить не столько непогрешимость, сколько преданность. А с преданностью у Антонио было все в порядке. И потому, несмотря на время от времени проносящиеся над его головой грозы, он уже почти тридцать лет удерживал за собой это место.

– Прибыл некий посетитель. – Голос Каррере был спокоен. – Он желает видеть вас.

– Кто?

– Он не назвался…

Это было необычно. Дон Вальцоне открыл глаза и взглядом указал Антонио на свободное кресло. Тот, как тысячи раз за последние годы, отрицательно качнул головой. Это тоже был своеобразный ритуал…

– Человек просил передать вам вот это.

На невысокий мраморный столик легла металлическая безделушка. Эдакая карманная пепельница – круглая, плотно закрытая.

– Что там, проверили?

– Безусловно, дон Вальцоне. На вид ничего опасного. Обрывок долларовой бумажки.

Огонь в камине по-прежнему распространял по залу жаркие волны, но Сержио Вальцоне почувствовал, как по спине пробежал неприятный холодок. Он сунул руку под плед, извлек маленький ключик с фривольным брелком-ангелочком.

– Вот как… Антонио, сходи открой мой маленький сейф… тот, что под столом. Там большая шкатулка… не ошибешься, она одна. Принеси ее сюда.

– Сию минуту… – Это было еще одним знаком доверия. Только Антонио позволялось – в редчайших случаях – получить доступ к сейфу хозяина. Он прекрасно понимал, что это – одна из тех проверок, которым он подвергался ежечасно. И потому сделал точно то, что было приказано – взял массивную шкатулку, даже не бросив короткого взгляда в сторону бумаг, лежавших в сейфе. Дон Сержио немного ошибался. Столь длительная и столь успешная карьера Антонио Каррере была обеспечена отнюдь не его преданностью. Просто этот человек давно и прочно усвоил – хочешь жить хорошо и долго, делай только то, что от тебя требуют, говори только правду и не оставляй свидетелей.

Шкатулка легла на стол перед доном Вальцоне, который уже задумчиво крутил в руках обрывок долларовой бумажки. Очень старый, порядком истертый обрывок.

– Я могу идти?

– Останься.

Старик открыл шкатулку – она была до половины наполнена такими же обрывками серовато-зеленых купюр, и к каждому фрагменту был булавкой пристегнут листок бумаги с короткой – иногда в два-три слова всего – надписью. Сухие старческие пальцы принялись перебирать эти бумажки. Каждая – обязательство. Каждая – долг. Иногда – долг малый, который можно покрыть деньгами, протекцией или защитой. Иногда – большой долг, не измеримый ни в долларах, ни в евро, ни в партиях наркотиков или оружия… Дон Сержио Вальцоне знал – его в этом мире не только боятся. Его и уважают – прежде всего потому, что он всегда отдает долги.

Наконец один из обрывков точно совпал с тем, что лежал в шкатулке. Собственно, дон Вальцоне понял это и раньше, но ему просто нужно было убедиться в этом. Поскольку это был один из тех немногих долгов, выплачивать который ему очень и очень не хотелось.

– Вы плохо себя чувствуете? – Голос Антонио по-прежнему был спокоен, но его глаза выражали озабоченность.

– Нет, все нормально, сынок. Проследи, чтобы этот человек пришел сюда. И вот еще… будет лучше, если никто, кроме тебя, не будет видеть его лица.

– Может быть… – Антонио сделал многозначительную паузу.

Дон Вальцоне понял намек, но лишь сухо усмехнулся.

– Избави тебя бог, сынок. Этот гость… в том случае, если он тот, за кого себя выдает, тебе не по зубам.

Антонио ушел, а дон Сержио снова закрыл глаза. Прошлое никогда не уходит бесследно. Оно имеет привычку возвращаться – иногда в новых обличьях… Прошлое оставляет следы в душе. Часто – не очень добрые следы, болезненные, кровоточащие.

Ему казалось, что прошла целая вечность, прежде чем вновь скрипнула дверь, и за спиной послышались шаги.

– Пусть гость останется у входа, а ты, Антонио, подойди ко мне. И помоги мне развернуть это проклятое кресло, сынок. Да, и зажги верхний свет, здесь так темно…

Конечно, управиться со своим креслом старик мог и без посторонней помощи, но Антонио Каррере тщательно выполнил все указания. Жестом предложил странному гостю остаться у двери, включил свет – блики тяжелой хрустальной люстры заполнили большой зал, до этого тонувший в полумраке. Затем развернул кресло так, чтобы хозяину было удобнее разглядеть посетителя.

Некоторое время старик сидел неподвижно, а его глаза скользили по телу высокого, широкоплечего мужчины с наголо обритой головой, щегольской бородкой и холодными серыми глазами. Наконец сухие бескровные губы тронула чуть заметная улыбка – улыбка, предназначенная гостю.

– Антонио… – прошептал старик, достаточно, впрочем, громко, чтобы и посетитель слышал его слова. – Сынок, этого человека надо убить. Немедленно. Прямо здесь…

Он еще не закончил фразу, а револьвер был уже в руке Каррере. Грохот выстрелов заполнил зал, затем сменился сухими щелчками курка. Человек в дорогом костюме стоял на том же месте, хотя Антонио мог поклясться – промахнуться с расстояния в несколько шагов было просто невозможно. Но факт оставался фактом – стена за спиной гостя, ранее отделанная дорогим гобеленом, сейчас представляла собой жалкое зрелище. Да и костюм бритоголового уже не был ни чистым, ни черным – порядком покрытый пылью, он явно нуждался в чистке. Зато сам гость вроде бы и не заметил, что его только что хотели убить. Он стоял все в той же позе и спокойно наблюдал за растерянным Каррере, словно наслаждаясь его беспомощностью. Антонио выщелкнул барабан, одним движением выбил из него пустые, резко пахнущие порохом гильзы и сунул руку в карман… пальцы теребили подкладку в тщетной надежде нащупать там хотя бы один патрон. Каррере всегда гордился своим умением стрелять и не таскал с собой ненужных вещей. Шесть патронов в барабане – этого должно было хватить в любой ситуации. Сейчас не хватило…

– Достаточно, Антонио, хватит стрельбы, – послышался голос дона Вальцоне. – А теперь присядь куда-нибудь в уголок, сынок, держи рот закрытым, а уши нараспашку. А я побеседую с нашим… гостем. И открой окно, тяжелый запах здесь…

– Окно открывать не стоит, – впервые подал голос гость. – Надеюсь, это помещение защищено от прослушивания?

– Защищено, – кивнул старик, не дожидаясь, пока голос подаст Каррере. Да тот и промолчит, ведь получил приказ не раскрывать рта. – Не беспокойся, приняты все необходимые меры.

Он помолчал, затем, вздохнув, слабо шевельнул рукой, указывая гостю на глубокое кожаное кресло.

– Садись. И расскажи, зачем ты явился с того света, Вирм. Я ведь не думаю, что ты хочешь забрать мою душу в ад…

Долг служителя правопорядка, как это ни банально, служить и защищать. Но сейчас у сержанта Джерри Вирма были иные цели. Защищать было поздно, оставалось только то единственное, что в подобной ситуации может принести облегчение душе – месть. Пусть говорят, что месть бессмысленна и бесполезна. Пусть говорят, что месть не воскресит мертвых. Возможно… но она послужит предупреждением живым.

– Я его убью…

Обещание это, несмотря на то, что произнесено было вроде бы в адрес одного человека, относилось сразу ко многим. Не только к Франческо Бельконе, который – в этом были убеждены все, кто имел к делу Пейнов хоть какое-то отношение, был главным виновником жестокого убийства, но и к каждому, кто принимал участие в устранении Алана Пейна. Необходимо было только вычислить непосредственных участников… Безусловно, Джерри не собирался изображать из себя Архангела с карающим мечом и вырезать одну из Семей детройтской мафии подчистую, хотя соблазн был велик, велик… Нет, только виновных.

Алан Пейн, разумеется, в Семью не входил – происхождение подкачало. Но он был великолепным аналитиком, и Семья обратила на него внимание. Разбрасываться ценными кадрами было не в привычках дона Бельконе – за исключением случаев, когда эти кадры нуждались в примерном наказании, а остальные – в должном уроке. И Пейн оказался привлечен к наиболее важным операциям Семьи – к поставкам наркотиков и, частично, к организации торговли оружием. Молодой экономист, внезапно оказавшийся на гребне волны, начавший получать очень неплохие деньги, которые никогда не имел бы, занимайся он легальным бизнесом, совершенно не испытывал угрызений совести. В конце концов, если есть спрос на товар – почему бы не возникнуть и предложению.

Идиллия продолжалась больше четырех лет. Услуги Пейна были высоко оценены доном Бельконе – и эта высокая оценка выражалась не только в пухлых конвертах, исправно получаемых молодым экспертом, но и во все большем доверии. Что там говорить – иногда далеко не вся верхушка Семьи владела информацией, которой свободно оперировал Алан. Он был честен, изобретателен, предусмотрителен… и воздавалось ему по заслугам. Пейн купил себе неплохой особняк. Его жена и дочка, которой к тому времени исполнилось восемь лет, были счастливы…

А потом счастье внезапно кончилось.

В столе у жены Алан нашел несколько пакетиков с героином. А на руке – следы инъекций. Разразился грандиозный скандал, в ходе которого Алан Пейн узнал, что его жену снабжает наркотиками Семья – по сниженным ценам. Установить, в какой момент Эльзу посадили на иглу, что заставило благополучную, обеспеченную женщину, мать очаровательной дочурки, искать наркотического дурмана, он уже не мог.

Зато мог отомстить.

И Алан Пейн пошел в полицию…

Что ж, до полиции он дошел и даже успел сделать заявление. Но Семья не может считаться влиятельной, если не имеет своих людей и в полиции, и в суде. О совершенной Пейном глупости узнали почти сразу же. А полиция оплошала… следовало бы незамедлительно запустить программу защиты свидетелей, спрятать Пейна в какой-нибудь медвежий угол… но увы, Алану дали вернуться домой. Там его уже ждали.

Сначала убили Эльзу. Ей было бы очень больно, но убийцы вкатили ей бешеную дозу какой-то гадости, и она лишь хихикала и пускала слюни, когда ей отрезали пальцы… Даже если бы Лучано Апулья оставил бы несчастную женщину в покое, ей все равно не удалось бы выжить после такой дозы.

Никто не задавал Алану вопросов. Никто не требовал объяснений. Никто не ждал оправданий. Апулья просто заткнул ему рот и заставил смотреть, как умирает его жена. Время от времени он скучным и равнодушным голосом объяснял Пейну допущенную тем ошибку. В деталях пересказывал беседу со следователем, называл имена осведомителей Семьи, которые тут же сообщили о столь неожиданном и неосмотрительном поступке одного из ведущих аналитиков Семьи. Втолковывал, что нарушение верности Семье – это преступление. А преступление должно быть наказано.

Затем Лучано занялся самим Пейном. Будучи опытным палачом, он прекрасно понимал, что весь ужас, который уже пережил провинившийся аналитик, заставляет его сейчас желать смерти для себя. И никакая боль, никакие пытки не принесут большего страдания.

Самым лучшим продолжением наказания было бы повторить всю процедуру, но уже с дочерью Пейна. Увы, Кларисса Пейн ушла в школу, а после школы отправилась к какой-то из подруг. Алан и Эльза предоставляли дочери, несмотря на ее относительно юные годы, определенную свободу. Боевики Семьи сейчас ищут девочку, но пока найдут… не исключено, что полиция все же сообразит, в чем дело, и сюда прибудут спецы по защите свидетелей. Лучано Апулья не боялся полицейских, и выпустить кишки паре-тройке копов было бы для него праздником, однако в последнее время Семьи, делившие власть в Детройте, предпочитали не убивать полицейских. По крайней мере без острой на то необходимости.

В общем, Апулья решил завершить операцию. Передав на прощание привет Пейну от дона Бельконе, он трижды выстрелил аналитику в голову… подумав, выпустил оставшуюся часть обоймы в область сердца.

И Кларисса Пейн все это видела. Ее детский ум еще не мог осознать весь ужас происходящего, она просто выполняла приказ Эльзы – сидеть, смотреть и молчать. Молчать во что бы то ни стало. Кларисса часто играла с мамой в молчанку – кто кого перемолчит. Девочка часто проигрывала и в этот раз решила обязательно выиграть… Уже потом полиция, прибывшая на место преступления, выяснила, что Эльза, увидев неспешно идущего к дому Лучано Апулья, все поняла. И не стала убегать, прекрасно понимая, что с ребенком это будет невозможно. Она осталась, чтобы встретить смерть – но перед этим спрятала дочь и приказала ей молчать. Позвонить в полицию она не успела.

Девочка запомнила на удивление много.

– Меня зовут Кла-а-арисса-а-а… – смешно растягивая буквы, представилась она двухметровому сержанту Лютеру, который вместе с Вирмом и еще тремя копами прибыл к дому Пейнов. Огромный негр обладал потрясающе жуткой внешностью и, быть может, именно поэтому всегда нравился детям. Именно дети умели смотреть сразу в душу, не задерживая внимания на внешней оболочке. Лютер расплылся в улыбке, опускаясь на корточки.

Девочка доверчиво положила ладошку на огромную лапищу негра и протянула:

– А я его видела-а-а.

– Узнаешь? – Сердце Джерри замерло. Первый настоящий живой свидетель за последние четыре года.

– Ка-а-анешно… Я же бальша-а-ая! – с возмущением заявила Кларисса, повернувшись к сержанту. Затем подумала и добавила – И у-у-умная!

Джерри был среди тех, кто пришел арестовывать дона Франческо Бельконе. Вспыльчивый итальянец пытался было оказать сопротивление, и только дуло пистолета Вирма, направленное ему в лоб, вынудило Бельконе подчиниться требованиям полиции.

Как просто было нажать на курок…

Сержант Джерри Вирм не сделал этого. А в результате умерла милая девочка Кларисса Пейн, с тоненькими светлыми косичками и веснушчатой мордашкой.

Дело тут же забрали фэбээровцы, и программу защиты свидетелей проводили они. Это не помогло… или агенты ФБР были недостаточно осторожны, или среди них тоже нашлись те, кто получал конверты от имени дона Бельконе. Девочку нашли в загородном доме, нашли за два дня до суда. Убийцы не оставили отпечатков пальцев, нашли и уничтожили все установленные в доме камеры… Вот только девочка была застрелена тремя пулями в голову. И двумя в сердце.

Вместе с ней погибли четверо агентов… но у ребят была такая работа. Кто не доволен – пусть идет торговать мороженым или хот-догами, это безопаснее. А вот за девочку сержант Джерри Вирм намеревался отомстить. Сначала – Лучано Апулья, затем – тем, кто вместе с ним явился убивать девочку, поскольку не мог этот ублюдок, будь он хоть трижды профессионалом, справиться с четырьмя агентами ФБР так, чтобы никто из них не успел поднять тревоги. А потом придет очередь и Франческо Бельконе.

– Апулья умрет, – пробормотал Джерри вслух. – Сегодня.

Машина остановилась возле бара «Ирокез», принадлежащего Семье Бельконе, где, если верить оперативной информации, имел привычку ошиваться Лучано. Сейчас его здесь не было – несомненно, убийца лег на дно и выжидает. Заведение было еще то – приличная публика сюда не ходила, да и полиция в массе своей старалась не нарываться на неприятности. С одной стороны, вроде как всем известно, что за погибшего собрата копы на уши встанут, но отомстят, с другой – кого это когда останавливало. Да и убивать не надо, измордовать до полусмерти и ствол отобрать – сколько подобных случаев было. Собиралось здесь самое что ни на есть отребье, но в этой забегаловке можно было организовать и встречу без посторонних ушей – к бару примыкала гостиница, если это можно было так назвать, где кроме несметного количества клопов и тараканов иногда появлялись небезынтересные личности. Вне всяких сомнений, были у Семьи заведения и поприличнее, были и такие, куда невозможно было попасть без приглашения. Но Джерри нутром чувствовал – поиски необходимо было начинать отсюда.

Людей в баре было немного, и все головы, как по команде, повернулись в сторону вошедшего. Две шлюхи довольно потасканного вида окинули полицейского чрезвычайно завлекательными взглядами и тут же потеряли к копу интерес – профессионалки сразу поняли, что громила пришел не за бабой. Да и если за бабой, то не за ними – одет мужчина был достаточно дорого, чтобы при случае позволить себе и соответствующую по цене партнершу.

Толстый бармен, напротив, слегка оживился, рассчитывая хоть на какую-то выручку. Потому как шлюхи привычки платить не имели, а клиентов, которых можно раскрутить на выпивку, с утра у них не было. Остальные посетители дули дешевое и дерьмовое пиво, не помышляя о более благородных и дорогостоящих напитках. Бармен демонстративно достал бутылку вполне приличного (если верить этикетке) пойла и выставил ее на замызганную и местами выщербленную стойку.

Апулья приходил сюда не напиваться. И уж, конечно, не в поисках шлюх, в полной мере укомплектованных пусть и не экзотическими, но все равно неприятными болячками. Эта мразь предпочитала дорогие рестораны, дорогих женщин, дорогие машины. И все это он имел, и все это было оплачено кровью… и кровью Клариссы тоже. Здесь он встречался со своими людьми, которые по его приказу выполняли наиболее грязную и наименее интересную работу. И следовательно, здесь его не могли не знать.

Вирм подошел к стойке, игнорируя продемонстрированную барменом бутылку, заказал пиво. Попробовал, отставил в сторону.

– Ослиная моча.

– Какое есть, – пожал плечами бармен, сообразивший, что особого дохода от посетителя не будет. – Не нравится, проваливай.

– Как только ответишь на один вопрос.

– Чего ради? – Морда бармена в буквальном смысле слова окаменела. Копов здесь явно не любили.

Джерри сунул под нос бармену жетон и, все так же не поднимая голоса, поинтересовался:

– Мне нужен Пит Хаксли. Он же Голубой кот, он же Меченый. Сразу скажешь или для начала выбьем пару зубов?

Похоже, что бармену совершенно не хотелось отвечать на поставленный вопрос, но лишаться зубов ему не хотелось еще больше. А глядя на здоровенные кулаки Вирма, он не без основания предположил, что «парой» не отделается. Поэтому он вздохнул…

– Комната три.

– Умница. А теперь не шуми. Запасной ключ.

– Нету.

Вирм молча взял бармена за холку и приложил носом к стойке. Не ударил, а именно приложил – медленно, преодолевая без особой натуги отчаянное сопротивление, раздавил нос толстяка о вонючую липкую доску, и только услышав всхлипывание и невнятное «даю, даю», соизволил убрать руку и дал возможность бармену занять более или менее вертикальное положение.

– Давай. И быстро.

Получив требуемый ключ и ласково объяснив толстяку, что лучше бы ему не рыпаться и не шуметь, а то как бы чего не случилось, Вирм поднялся по хлипкой грязной лестнице на второй этаж. Подойдя к двери с номером три, он подумал, что можно было бы о ключе и не беспокоиться – дверь доброго слова не стоила и не устояла бы даже перед обычным пинком. Мысль показалась забавной, поэтому ключ остался не у дел, а дверь от удара ноги слетела с петель и грохнулась на заплеванный и заблеванный пол.

В комнате находился довольно известный в определенных кругах Меченый, мелкий сутенер, предпочитающий работать с мальчиками. На несколько месяцев в году в нем просыпались гомосексуальные наклонности, как правило весной, за что он и получил свою вторую кличку. А Меченым его прозвали, когда один из его партнеров цапнул Пита зубами за ухо, но не рассчитал и откусил небольшой кусочек.

Сутенер был невысок, хлипок и женоподобен. Как раз сейчас он переживал очередную смену сексуальных пристрастий, поэтому был тщательно подкрашен и надушен.

– Где Лучано?

– Ви…и…ирм? – заикаясь, уточнил Пит, словно отказываясь верить в то, что видит перед собой копа. – Ка…а…акой Лу-у…

– Лучано Апулья. Не дури, Пит. Быстро, у меня мало времени.

– Я не зна…

– И не думай, – серьезно сказал Джерри. – Ты знаешь, где он. И я знаю, что ты знаешь. Так что давай не будем валять дурака, а то я испорчу твою сексуальную рожу сильно и надолго.

– Ви…ирм… Он же меня… убьет…

– Ты этого не заслужил? Говори, живо, иначе я оставлю тебе убедительные доказательства того, что ты это сказал под принуждением.

– Я правда не знаю, Вирм. – Пит попытался справиться со страхом, но удалось ему это плохо. – Правда. Честно. Клянусь.

Джерри вздохнул и резко, без замаха, выбросил вперед руку с пистолетом. Удар отбросил сутенера к стене, губы были разбиты, пару зубов ублюдку придется вставлять.

– Повторяю вопрос. Где Лучано?

– Не зна…

Следующий удар пришелся по ребрам. Джерри отчетливо слышал хруст, значит, по меньшей мере одно ребро сломано. На мгновение у него мелькнула мысль о том, что Пит действительно может не знать о местонахождении Апулья.

– У тебя еще много зубов и костей, Меченый. Я сломаю их все, если ты захочешь. Но этот процесс мы можем закончить раньше.

После секундного размышления Хаксли решил, что проявил достаточно стойкости и мужества, чтобы при случае оправдаться перед Семьей. Без телесных повреждений ему бы никто не поверил, поэтому кое-что вытерпеть было надо. Но теперь можно и остановиться. К тому же Лучано можно будет и предупредить. Если получится. Джерри все же полицейский и убивать информатора не станет.

– «Хилтон»… Номер пятнадцать-двадцать. Он будет там до восьми вечера, потом уйдет на одну из своих квартир…

– Так вот, Пит, если ты мне соврал, то я тебя найду и доломаю остатки костей. Только поверь, я буду делать это медленно.

– Да что ты, Вирм, я правду…

Ощущение опасности сработало прежде, чем он сумел проанализировать свои чувства. Тело метнулось в сторону, одновременно грохнул выстрел, что-то просвистело у него над головой. Джерри упал на бок, в падении развернулся, и его пистолет трижды плюнул огнем.

Выражение лица бармена стало вдруг очень удивленным – наверное, в него никогда не попадали крупнокалиберные пули. Да еще в таком количестве. «Ремингтон» выпал из внезапно ослабевших рук, а затем и тело грузно рухнуло на пол. Где-то завизжала женщина…

Он обернулся, чтобы задать Питу еще пару вопросов, но вдруг понял, что тот на них больше не ответит. Картечь, предназначавшаяся Вирму, досталась его собеседнику.

«Хилтон» встретил сержанта сиянием огней, вышколенным персоналом, коврами и живыми цветами. Быть может, не самый шикарный отель – но, безусловно, самый уважаемый. И не только здесь, в Детройте, но и во всей стране. А может – и во всем мире. Вирм вошел в роскошный лифт, коротко бросил лифтеру:

– Пятнадцатый.

Тот степенно кивнул и тщательно выполнил свою важную работу. Нажал на кнопку. Затем скосил взгляд на широкоплечего мужчину… он не помнил подобных среди обитателей пентхауса, но и задавать лишних вопросов не собирался. Не его это дело – вопросы задавать. Только начни, и сразу потеряешь непыльную работенку. Тем более что у этого здоровяка на лбу написано слово «власть». Или коп, или из ФБР… да мало ли подобных контор развелось.

Джерри подошел к двадцатому номеру, прислушался. За дверью было тихо. Он просканировал комнаты – в последние годы пускать в ход свои способности ему приходилось все чаще и чаще – и спустя секунду довольно улыбнулся. Там, внутри, был человек. Именно тот, кто был ему нужен.

Примерившись, он что есть силы двинул дверь ногой. Обычный человек, вероятно, повредил бы себе кости, но Вирм не был обычным человеком. А потому дверь распахнулась, устилая пушистое покрытие щепками…

– Здравствуй, Лучано.

Апулья, несколько ошарашенный встречей, тупо смотрел на Джерри, не в силах произнести ни слова. На нем был смокинг, безукоризненно сидевший на мускулистой фигуре, и самое главное, в руках Лучано не было неразлучного друга – пистолета. А пистолет Вирма уже смотрел убийце между глаз.

– Здравствуй, Лучано, – тихо повторил Джерри, и по телу Апульи пробежали мурашки, столько холода было в голосе полицейского. – Вот мы и встретились…

Некоторое время Лучано молчал, собираясь с мыслями. Ему была, в целом, вполне понятна причина появления здесь копа, и ничего хорошего это ему не обещало. Вирм был старым врагом, и раз уж приперся сюда, да еще и с пушкой в руках, значит, настроен достаточно решительно и имеет в рукаве по меньшей мере один козырь. Не туза, но как минимум десятку. Трезв. Рука не дрожит. Спокоен. Плохо…

– Привет. – Он старался говорить спокойно, чтобы не выдать зарождающийся страх. – В чем дело?

– У тебя хватает наглости спрашивать, в чем дело? – Сержант не повышал голоса. – Дело в тебе, Лучано. Ты преступник. Ты убийца.

– Обвинения против меня будут сняты, Вирм, – с деланным равнодушием ответил Апулья. Он отдал бы сейчас десять лет жизни за кольт в кармане. Но пистолет лежал в ящике стола, узкий смокинг не самая подходящая одежда для кобуры с «питоном».

– Ты в очередной раз убрал свидетелей, Лучано. Убрал маленькую девочку.

– Брось, Вирм, ты не хуже меня знаешь, что я этого не делал. Я мирно сидел в…

– Делал, Лучано. Она на твоей совести. Если у тебя есть совесть.

– Не надо оскорблять, Вирм…

Пистолет сержанта теперь смотрел Лучано в пах. Апулья знал, что при первом же его резком движении, даже при грубом словесном выпаде Вирм может спустить курок, поэтому надо было вести себя настолько осторожно, насколько это вообще возможно.

– Может быть, не ты сам стрелял в Клариссу. Может, ты ограничился лишь тем, что убил ее отца и мать на глазах у девочки. Поэтому сейчас сдохнешь ты. А потом – тот, ради кого ты это сделал.

– Послушай, Джерри, ты не можешь так поступить. – В голосе Лучано впервые послышались нотки испуга. – Ты… ты же представитель закона, полицейский. Мою вину надо доказать.

– Нет, дерьмо. Твоя вина мне известна. И этого достаточно.

– Этого недостаточно, Вирм. Застрелив меня, ты станешь убийцей. Если ты хочешь свести счеты, то делай это законным образом…

Апулью охватила паника, он видел, как напрягся лежащий на спусковом крючке палец полицейского, и понял, что если сейчас, сию минуту он не скажет что-нибудь особо ценное и умное, то вскоре его мозги будут стекать со стен этого люкса. Еще никогда в жизни он не чувствовал такого страха.

За последние годы Вирм задерживал его восемь раз. Из них три раза – просто от злости, просто чтобы продержать Лучано несколько суток в камере. В остальных случаях дело также закончилось несколькими днями. Улики исчезали, свидетели умирали, вышестоящие полицейские инстанции внезапно начинали требовать соблюдения буквы закона, а Дилэни, один из лучших адвокатов Семьи, произносил очередную патетическую речь о том, что власти должны раскрывать преступления на основе фактов, а не задерживать уважаемого человека по пустым и ничем не подкрепленным подозрениям. В результате чего его выпускали, и очередной полицейский чин скрипя зубами сухо произносил формальные слова извинения и потом буравил спину ненавидящим взглядом. Это забавляло Лучано. До сегодняшнего дня. Но сейчас дело зашло слишком далеко… вероятнее всего, не стоило трогать ФБР. Охранников следовало просто вырубить, и прикончить одну лишь девку…

Вирм неспешно извлек из кармана глушитель, принялся старательно наворачивать его на ствол пистолета. Затем оружие снова заняло прежнее положение.