Северное сияние Робертс Нора

— Я не знаю. Господи, я не знаю! Я… Я вам сразу сказала: Макса убили. Я говорила вам, он не убивал себя. И сержанту Кобену говорила. И продолжаю говорить.

— Я знаю. Я вам верю.

— Вы мне верите? — На глаза ее навернулись слезы и покатились по щекам. — Вы мне верите!

— Да. Но дело в том, что медицинская экспертиза подтвердила версию самоубийства. У Кобена могут быть свои сомнения, интуиция и даже кое-какие улики. Но у него нет той заинтересованности, как у нас. И времени, и места, чтобы копаться в этом. Нам ведь придется вернуться на шестнадцать лет назад. Вам, Кэрри, надо будет вспомнить все подробности тех дней: что вы чувствовали, о чем думали, с кем разговаривали. И все это должно остаться между нами. Боюсь, что вы в опасности.

Она смахнула слезы.

— Не понимаю.

— Если наше предположение верно и кто-то убил Макса из-за той давней истории в горах, этот «кто-то» вполне может за вами наблюдать. Он сейчас гадает, что вам известно, что вы помните, что вам мог рассказать Макс.

— Вы считаете, мне грозит опасность?

— Я считаю, вам надо быть очень и очень осторожной. Вы не должны ни с кем обсуждать то, о чем мы с вами говорим. Ни с кем, даже с детьми. Ни с лучшими подругами, ни со священником. Ни с кем. И я бы хотел, чтобы вы позволили мне покопаться в личных вещах Макса, в его бумагах. И здесь, и в редакции. Но чтобы никто об этом не знал. Еще я хочу, чтобы вы мысленно вернулись в тот февраль. Что вы делали, что делал Макс, с кем он общался, как себя вел. И все записывайте.

Она опять смотрела на него в упор, и в ее взгляде теперь затеплилась надежда.

— Значит, вы хотите найти того, кто это сделал? С ним и с нами?

— Я хочу установить истину и сделаю для этого все, что от меня зависит.

Она вытерла щеки.

— А я о вас такие вещи говорила… Направо и налево.

— Наверное, часть ваших слов была справедливой.

— Нет, не была. — Теперь она прижала ладони к глазам. — Я совсем запуталась. У меня неладно на сердце. И в голове тоже. Я ведь заставила себя нанять Мег на этот перелет, чтобы только доказать самой себе, что мне… что мне не стыдно. Что я не верю. — Она уронила руки и сидела с закрытыми глазами. — Если он был там, в горах, он, наверное, знал…

— Мы все это выясним. Получим ответы на все вопросы. Не исключаю, Кэрри, что часть этих ответов может оказаться тяжелой. Но это лучше, чем вопросы без ответов.

— Надеюсь, что вы окажетесь правы. — Она поднялась. — Мне надо немного привести себя в порядок. — Она сделала было шаг, но остановилась и опять повернулась к нему: — Эта история с лосем… у школы… Максу бы она понравилась. Он бы с удовольствием о ней написал. «Сохатый нарушитель порядка с позором изгнан со школьного двора» — что-нибудь в этом духе. Такие истории его забавляли. Человек, который находит удовольствие в эдакой глупости, — разве он мог зарубить Патрика Гэллоуэя? Мне захотелось стать его женой практически сразу, как мы познакомились. Мне нравилось, что он без конца говорит о своей будущей газете, о том, что важно вести хронику не только крупных событий, но и всяких повседневных мелочей.

Кэрри выглянула в окно, ее взгляд замер на горных вершинах.

— Я сюда приехала учителем и осталась, потому что прикипела душой. Учителем я была, прямо скажем, неважнецким, но мне захотелось здесь жить. И еще импонировало то, что шансов устроить личную жизнь здесь было явно больше — мужчин-то вон сколько. А я как раз искала своего мужчину. — Она покосилась на Мег.

— Кто ж не ищет?

Кэрри усмехнулась, голос ее звучал хрипло.

— Я хотела выйти замуж и родить детей. Одного взгляда на Макса хватило, чтобы я за него уцепилась. Он был умен — но не кичился этим, симпатичен — но не настолько, чтобы за ним бабы увивались. Немного сумасбродный — чуть больше, чем нужно, но поддающийся воспитанию, это я уже тогда видела.

Она замолчала. По прерывистым вдохам Нейт заключил, что она пытается побороть слезы.

— А что, женщины перед тем, как выйти замуж, составляют себе список «за» и «против»? — удивился Нейт. — Вроде как когда дом покупаешь? Фундамент крепкий, но ремонт требуется. Так примерно?

Кэрри сквозь слезы фыркнула и поспешила прикрыть рот рукой.

— Да. Я-то — точно, по мере приближения к тридцати. Не могу сказать, что это была любовь с первого взгляда — вспышка, озарение. Но я затащила его в постель, и оказалось, мы друг другу подходим. Я добавила крестик в колонку с плюсами.

Снова повисло молчание, потом Нейт прокашлялся:

— А этот конкретный плюс — он какого-то особого цвета или размера?

— Не волнуйся, Бэрк, у тебя в этой строке хороший, жирный плюс, — вступила в разговор Мег. И бросила на него одобрительный и понимающий взгляд. Ей понравилось, как он ведет разговор со вдовой — непринужденно и бережно. Насколько было возможно. Потом она перевела взор на Кэрри. — Вы всегда прекрасно смотрелись вдвоем. Дружная пара.

— Да, мы были дружны. Может, любви с первого взгляда у меня и не было, но я вам скажу, когда я его полюбила — когда он в первый раз взял на руки нашу дочь. У него было такое выражение… И потом — как он на меня посмотрел. И удивление, и восторг… радость и страх одновременно — все на его лице было написано. Так что можно сказать, вспышки или озарения я не испытала, зато обрела нечто стабильное и настоящее.

— Мег, он не убивал твоего отца. — Кэрри опустила голову. — Мужчина, который с таким выражением смотрел на своего новорожденного ребенка, не мог никого убить. Я понимаю, у тебя есть все основания думать иначе, но я хочу, чтобы ты знала: я очень благодарна тебе за то, что ты согласилась меня сегодня отвезти.

— Каждая из нас потеряла близкого человека. Если мы станем друг на друга кидаться — что мы этим докажем?

«Женщины, — подумал Нейт, — более стойкие и сильные существа, чем мы. И чем я, в частности».

Сразу после приземления он разыскал по телефону Кобена и, хоть это и было с его стороны бессердечно, оставил Мег и Кэрри получать урну с прахом без него.

— Томас Кижински, он же Двупалый. Наиболее вероятная кандидатура. Есть еще такой летчик — Лукес, он сейчас работает в Фэрбанксе. И еще парочка, к которым Гэл-лоуэй периодически обращался. — Он положил на стол перед Кобеном свой список. — Но Кижински, по-моему, самая перспективная версия. Его убили недели через две после Гэллоуэя.

— Ножевые ранения, следствие пришло к выводу об уличном ограблении. — Кобен шумно набрал воздуха. — Кижински водился с сомнительными личностями. Помногу проигрывал, подозревался в торговле наркотиками. На момент убийства он задолжал порядка десяти тысяч. По версии следствия, с ним как раз и расквитались, но доказать этого не удалось.

— Считаете это совпадением?

— Я ничего не беру на веру. Но дело обстоит таким образом, что Кижински плохо жил — и плохо кончил. Если он даже и возил Гэллоуэя в горы, он нам об этом уже не расскажет.

— Тогда у вас не должна вызвать затруднений моя просьба. Дайте мне его дело.

Кобен снова шумно вдохнул.

— Бэрк, меня ведь пресса донимает.

— Да, я кое-что читал. И сам журналистам давал официальные разъяснения.

— А такую чушь видели? — Он выложил перед ним газету. Заголовок гласил: «ИЗ ЗАМЕРЗШЕЙ ПЕЩЕРЫ ИЗВЛЕЧЕН ЛЕДЯНОЙ ЧЕЛОВЕК». Под заголовком шла не очень отчетливая фотография Гэллоуэя в пещере.

— Это для вас неожиданность? — удивился Нейт.

— Снимок наверняка сделал кто-то из спасателей. И срубил деньжат. Мне лейтенант и так уже плешь проел. Не хотелось бы, чтобы и вы присоединились.

— В горах с ними был третий.

— Да, судя по дневнику Гэллоуэя, был. Конечно, никаких доказательств того, что он умер сразу после своей последней записи, у нас нет. Через шестнадцать лет не только время, но и дату смерти установить невозможно. Это могло случиться и через месяц. А то и через полгода.

— Вы сами знаете, что это не так.

— Одно дело — что я знаю. — Кобен поднял руку. — И совсем другое — что я могу доказать. — Вверх пошла вторая рука. — Экспертиза установила факт суицида, и моему лейтенанту это по душе. Жаль, что Хоубейкер в своей записке никаких имен не назвал.

— Дайте мне дело, и я вам назову имена. Вы же, Кобен, как и я, чуете, что тут нечисто. Если хотите закрыть поскорее крышку, чтоб не воняло, — дело ваше. Мне же предстоит присутствовать на погребении, и женщина, оставшаяся с двумя детьми на руках, заслуживает того, чтобы знать правду, ей ведь надо жить дальше. Я могу задержаться здесь, в Анкоридже, и потратить несколько дней на поиск информации — либо вы дадите мне дело, и я тут же вернусь в Лунаси.

— Если бы я хотел закрыть, как вы выражаетесь, крышку, я бы не стал показывать вам дневник Гэллоуэя. — Кобен был искренне раздосадован. — Но с меня спрашивает начальство, а оно хочет, чтобы крышка была закрыта. Главная версия — что Хоубейкер убил Гэллоуэя, а третий — тот, кто, судя по дневнику, был покалечен. И если не вдумываться, это выглядит правдоподобно. Стал бы убийца Гэллоуэя щадить раненого! Ведь он потенциальный свидетель. И Хоубейкер убивает обоих. Затем следует страх разоблачения, раскаяние — и он сводит счеты с жизнью.

— Слишком гладко. Кобен поджал губы.

— Некоторым нравится, когда гладко. Я дам вам дело, Бэрк, но вы ведите свое расследование без лишнего шума. Чем тише, тем лучше. Стоит газетам, моему лейтенанту — да кому угодно — разнюхать, что вы продолжаете копать, — не сносить мне головы.

— Договорились.

Мег до такой степени измучилась в поездке с Кэрри, что у нее не было сил возражать против продолжения работы официанткой еще на один вечер. Будь у нее выбор, она бы предпочла загрузить в самолет собак и улететь в лес. Скрыться, провести несколько дней в полном одиночестве, вдали от людей с их приставаниями и просьбами.

«Отцовские гены», — подумала она, входя в раскаленную кухню «Приюта». Уехать, стряхнуть с себя все, отринуть суету. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее так бездарно.

Но на самом деле было еще нечто, что заставляло ее остаться. Мег искренне надеялась, что причина не в Чарлин.

Мег выложила заказы перед Большим Майком. Два бифштекса, вегетарианское блюдо дня и лосось.

Забрала уже готовые блюда и с такой ловкостью понесла их в зал, что сама подивилась. Оказывается, ничего в этом нет выдающегося. Впрочем, лучше бы у нее это не получалось. Ее эта работа совсем не привлекала, даже как запасной вариант.

Господи, до чего же она соскучилась по воздуху! По тишине. По своим собакам. Музыке. Сексу.

Она была готова сорваться и уйти, но проработала еще два часа. Гвалт, жалобы, сплетни, сальные анекдоты. Напряжение внутри все нарастало, ей необходимо было уйти отсюда. Когда народу поубавилось, она перехватила Чарлин у входа в кухню.

— Все, на сегодня хватит. Я ухожу.

— Но ты мне еще нужна!

— Поищи кого-нибудь другого. У тебя получится. — Она направилась к лестнице. Сначала — душ, а потом соберет вещи и — домой.

Теперь в дверях номера ее поймала Чарлин.

— Через час будет новый наплыв. Повалят любители выпить…

— Думай что хочешь, но мне на это наплевать. — Она бы захлопнула дверь перед носом у матери, но та успела проскользнуть внутрь.

— А тебе всегда было плевать. Но знаешь что? Мне плевать, что тебе плевать. Ты передо мной в долгу.

Ладно, обойдемся без душа. Надо вещи сложить.

— А ты мне счет выстави.

— Меган, мне нужна помощь. Почему ты обязательно должна говорить мне гадости? Неужели нельзя просто помочь?

— Говорить гадости я научилась у тебя. Я не виновата. — Она выдвинула ящик комода, вынула все содержимое и побросала на кровать.

— Я столько сил отдала этому бизнесу, и ты тоже с этого имела.

— Твои деньги меня интересуют меньше всего.

— Я не о деньгах. — Чарлин сгребла вещи с кровати и швырнула в воздух. — Я говорю о бизнесе. Это что-нибудь да значит. А тебе всегда было плевать. Тебе лишь бы от меня уехать. Но все равно — этот бизнес наш. О нас пишут газеты, журналы, мы включены в путеводители. У меня работают люди, которые зарабатывают тут хлеб насущный. Без этой работы им нечего будет надеть, нечем детей накормить. И у меня есть клиенты, которые приходят ко мне изо дня в день — потому что знают, что такое «Приют странника».

— У тебя, — повторила Мег. — Ко мне это не имеет никакого отношения.

— Вот и он так всегда говорил. — В ярости Чарлин ногой сбросила на пол джинсы Мег. — Ты и внешне на него похожа, и говоришь его словами.

— В этом я тоже не виновата.

— Вот и он никогда и ни в чем не был виноват. «Не повезло в покер, извини, на этой недели денег не будет». «Ты же знаешь, Чарлин, как это бывает, надо подождать». «Я на пару дней отъеду? Что-нибудь да подвернется. И перестань меня пилить!» А по счетам-то платить надо! — горячилась Чарлин. — И кто-то должен был платить за лекарства, когда ты болела, или добывать деньги тебе на новые туфли. Да, он мне охапками полевые цветы летом носил, писал стихи и песни, но из них обеда не сваришь!

— Я сама себе обед варю. И туфли сама себе покупаю. — Постепенно Мег успокоилась. — Я не говорю, что ты валяла дурака. Ты много сил приложила, но и интриг наплела с целую гору. Но это твоя жизнь. Ты имеешь то, за что боролась.

— Я боролась за него. Мне он был нужен, чтоб его…

— Мне тоже, и обе мы проиграли. Ничего с этим не поделаешь. — «Ладно, за вещами можно потом заехать, — решила Мег. — Сейчас надо просто выбраться отсюда».

Она направилась к дверям, но вдруг остановилась.

— Я звонила в Бостон, говорила с его матерью. Она… Она не будет возражать против того, чтобы ты его похоронила здесь.

— Ты ей звонила?

— Да. И обо всем договорилась. — Она распахнула дверь.

— Мег! Меган, подожди. — Чарлин опустилась на кровать, вокруг нее на полу были разбросаны вещи дочери. — Спасибо тебе.

Черт. О черт!

— Не за что. Один телефонный звонок.

— Это так для меня важно. — Чарлин переплела руки на коленях и уставила на них неподвижный взор. — Очень важно. Я так злилась, что ты полетела в Анкоридж… взглянуть на него. А меня как будто вне игры оставила.

Мег прикрыла дверь и прислонилась к ней спиной.

— Я и не думала ни о чем таком.

— Я не была тебе хорошей матерью. Для меня главное было — выжить. И я старалась. Но дел всегда было невпроворот. Я и не представляла себе, что так много будет дел.

— Ты была еще совсем молодая.

— Пожалуй, даже слишком молодая. Он хотел еще. — Она подняла глаза на дочь. — Он в тебе души не чаял и хотел еще детей. Но я этого не допустила. Просто не хотела еще раз через все это проходить — толстеть, уставать, а потом еще и эта боль… И потом, когда вся жизнь кувырком… А денег как не было, так и нет. Он настаивал, я отбивалась — так и вышло, что мы по большей части ругались. И я ревновала его к тебе, я всегда у вас была лишней, и всегда я говорила «нет».

— Кто-то должен был это говорить.

— Наверное, так бы у нас ничего и не получилось. Если бы он тогда вернулся, все равно ничего бы не склеилось. У нас уже давно интересы были разные. Но я уверена: если бы мы разошлись, тебя он забрал бы к себе.

Не зная, куда деть руки, она машинально расправляла покрывало.

— Он бы тебя забрал, — повторила она. — И я бы ему позволила. Ты должна это знать. Он тебя любил сильней, чем умела любить я.

Какого же труда ей стоили эти несколько шагов до кровати! Мег подошла к матери и села.

— Так сильно, что наскреб бы денег мне на новые туфли?

— В этом я не уверена, но в поход он бы тебя брал — чтобы ты смотрела на звезды. И сидел бы с тобой у костра, и рассказывал всякие истории.

— Мне хочется думать, что, если бы он вернулся, все бы у вас наладилось.

Чарлин поморгала:

— Правда?

— Да. Хочется думать, что вы бы нашли способ поправить отношения. Вы же уже столько лет были вместе! Многие куда быстрей расходятся. У меня к тебе один вопрос.

— Спрашивай, раз уж разговорились.

— Когда ты его в первый раз увидела, была у тебя вспышка молнии? Когда ты в него влюбилась?

— Ну еще бы! Чуть не спалила меня эта молния. И самое интересное, что она так никогда и не угасла. Когда я злилась или особенно уставала, я начинала думать, что все уже умерло. Но стоило ему на меня посмотреть — и она опять пронзала меня. Ни к кому и никогда я такого не испытывала. Жду, жду, а все без толку.

— Может, тебе теперь надо ждать чего-то другого? От кого-то я недавно слышала о преимуществах надежного и верного друга.

Мег поднялась, собрала раскиданные вещи.

— Я не могу больше сегодня работать.

— Ладно.

— Завтрак еще обслужу, но ты должна найти кого-то Розе на замену. Мне нужно возвращаться к себе, у меня своя жизнь.

Чарлин кивнула и поднялась.

— Красавчика полицейского с собой заберешь?

— Это уж как он захочет.

Она сложила вещи, прибралась в комнате. Думала оставить Нейту записку, но решила, что это будет слишком просто и неправильно — даже для нее.

Тут она вспомнила, что машины все равно нет. Придется позаимствовать у Нейта. Или еще у кого-то. А сказать потом.

В конце концов она забросила на плечо рюкзак и двинулась к полицейскому участку, заскочив по дороге к итальянцу.

Он говорил, что пробудет на работе допоздна, будет приводить дела в порядок. Неважно. Машина у него заперта. Можно, конечно, воспользоваться своей универсальной связкой ключей — вдруг какой-нибудь подойдет. Но ему это не понравится, особенно если поставил сигнализацию. Как человек городской, он вполне мог это сделать.

С рюкзаком и пиццей в руках она вошла в участок.

До чего тихо, мелькнула мысль. Как человек может работать без музыки? Мег сняла рюкзак и с улицы подала голос, и как раз в этот момент он возник в дверях.

Она успела заметить, как он прижал рукой кобуру, а потом, увидев Мег, улыбнулся и убрал руку.

— Чую запах еды — и женщины. Во мне пробуждается пещерный человек.

— Пицца «Пепперони». Я решила, что тебе самое время употребить что-то горяченькое — включая и меня.

— Беру весь набор. А рюкзак зачем?

— Какой наблюдательный. Бегу отсюда. Ты со мной?

— С Чарлин поругались?

— Да, но не только это. Вообще-то, мы даже помирились. Просто мне здесь невмоготу, Бэрк. Слишком много людей. В больших дозах я это не перевариваю. Меня это напрягает. Решила, что лучшим способом избавиться от напряжения будет пицца, а потом немного секса у меня дома. Пока я никого не покалечила и не загремела к тебе в участок.

— Мне нравится твой план.

— Хотела просто уехать, но… Ты должен меня похвалить, что я не уехала втихую.

— Хвалю. Входи. Сейчас найду, чем это запить.

— Я запаслась. — Она достала из кармана бутылку красного. — Прихватила в «Приюте» из бара. Придется выпить всю, чтобы улик не оставлять.

Она сунула ему бутылку, прошла в кабинет и торжественно водрузила пиццу на стол.

Папки с делами он успел закрыть, еще когда услышал, как открывается наружная дверь. Компьютер выключил, а доску завесил одеялом.

— Салфетки есть? — спросила Мег. Джентльмены так не поступают, но он не хотел оставлять ее в кабинете одну.

— У Пич под стойкой. — Он достал швейцарский армейский нож, открыл штопор. — В первый раз буду этим пользоваться. Посмотрим, на что он годится. — Он быстро вытянул пробку: — Готово.

Мег швырнула на стол салфетки, принесла две кружки.

— А это у тебя что? — Она подергала за угол одеяла.

— Не трогай. — В ответ на ее удивленный взгляд он лишь качнул головой. — Не трогай — и все. Давай есть.

Они расселись и принялись за пиццу с вином.

— Ты почему так долго работаешь? И один? Время убиваешь, пока я не освобожусь?

— Отчасти. Ты мне лучше скажи, что вы опять с Чарлин не поделили?

— Ты увиливаешь.

— Верно.

— Она от меня слишком многого хочет, я — неблагодарная, и так далее, и тому подобное. Потом перешли на отца и… другие темы, но кое-что в ее устах показалось мне разумным. Я согласна с ней, он был не сахар, а она из кожи вон лезла, хоть и на свой лад. Мы согласились, что обе его любили, причем куда сильней, чем любим друг друга.

Она подлила вина и взяла себе еще кусок пиццы.

— У тебя под этим одеялом что-то про моего отца, да? Я много видела фильмов про полицию, Бэрк, и знаю, что вы обычно цепляете на доску все отчеты, фотографии и что там у вас есть, когда расследуете дело.

— Официально я ничего не расследую. Ты права, это связано с твоим отцом, и я прошу тебя не трогать сейчас это одеяло.

— Я тебе уже говорила: я не неженка какая-то.

— А я говорю: есть вещи, которыми я ни с кем не делюсь. И никогда не буду.

— Подозреваю, из-за таких вот заявлений твоя жена и связалась с другим.

— Ошибаешься, — невозмутимо ответил он. — До моей работы ей и дела не было.

Она закрыла глаза, но потом заставила себя посмотреть на него в упор.

— Дешевый был выпад с моей стороны. — Она отложила пиццу. — Что-то я себе сегодня не нравлюсь. Вот почему мне и надо уехать, вернуться туда, где я снова буду себе нравиться.

— Но прежде ты зашла ко мне и принесла поесть и выпить.

— Чем-то ты меня зацепил. Не знаю, что дальше будет, но пока это факт.

— Меган, я тебя люблю.

— Господи, зачем ты сейчас это говоришь? — Она вскочила и стала вышагивать из угла в угол. — Сейчас, когда я в таком стервозном настроении. Или ты, Игнейшус, специально нарываешься на то, чтобы женщины тебе в лицо плевали? Тебе нравится, когда тебе разбивают сердце?

— Для меня это был удар молнии, — спокойно продолжал Нейт. — Без него, думаю, вряд ли удалось бы пробить эту стену — ведь я целый год только и делал, что упивался своим горем. А в последнее время молния трансформировалась в ровный огонь. С таким жить приятнее, чем с электрическим разрядом. Но время от времени снова вспыхивает. Испепеляет меня, как шаровая молния.

Мег перестала ходить и села. В душе что-то дрогнуло.

— Да поможет тебе господь.

— На то и уповаю. Но я тебя действительно люблю, и это совсем другое, чем было с Рейчел. Тогда у меня все было распланировано, шаг за шагом, все своим чередом.

— А со мной не нужно шаг за шагом?

— Пустая трата времени.

— Брось. У тебя же «дом» и «очаг» на лбу написаны.

— Вот еще. Может, когда ты решишь, что тоже меня любишь, мы и начнем что-то планировать, но пока…

— Когда я решу?

— Да. Когда решишь. Я терпеливый, Мег, и упорный. Сила воли ко мне возвращается. Она долго пребывала в спячке, но теперь возвращается. Придется тебе смириться.

— Любопытно. Пугаешь меня, но — любопытно.

— И вот, поскольку я тебя люблю и доверяю тебе, я сейчас кое-что тебе покажу.

Он открыл досье. Взял ксерокопию дневника Патрика Гэллоуэя и протянул ей.

Мег мгновенно узнала почерк, лицо ее напряглось и застыло. Бросила быстрый взгляд на Нейта и тут же вернулась к листкам бумаги, зажатым в руке.

Читала молча. Ни слез, ни гнева, ни трепета, как было бы с другой женщиной. Она лишь взяла в руку бокал и медленно отпила, после чего дочитала дневник до конца.

— Откуда это?

— Это ксерокс с блокнота, который был у него в кармане парки. Кобен мне передал.

— Когда?

— Несколько дней назад.

Ее словно обожгло.

— И ты мне ничего не сказал? Даже не показал.

— Мне надо было все взвесить, а тебе — успокоиться.

— И это то, что ты называешь силой воли, шеф? Принятие решений в одностороннем порядке?

— Это часть моих профессиональных обязанностей и личных ощущений. И пока я не решу иначе, ты ни с кем не должна это обсуждать.

— Значит, ты мне его сейчас показал, потому что, на твой опытный взгляд, ты все уже взвесил, а я — успокоилась. Так?

— Что-то вроде того.

Она закрыла глаза.

— Ты все продумал, да? И в профессиональном, и в личном плане. Что для тебя практически одно и то же.

Он промолчал. Она открыла глаза.

— Зря я на тебя нападаю, когда ты сделал ровно то, что считал правильным. И что, наверное, и было правильно.

Она отставила вино в сторону — все равно теперь не пойдет.

— И что считает Кобен?

— Важнее другое — что считает начальство. Версия такая: Макс убил Гэллоуэя, потом — третьего. Когда тело твоего отца обнаружили, страх разоблачения и раскаяние довели его до самоубийства.

— И таким образом они все это и оформят. И дело будет закрыто. Так это у вас называется?

— Думаю, что так и будет.

— Бедняжка Кэрри! — Она подалась вперед и вернула ему листки. — Бедный Макс. Не убивал он никакого Патрика Гэллоуэя.

— Не убивал, — согласился Нейт и захлопнул папку. — Не убивал.