Когда она сказала «да» Брэдли Селеста
Он нахмурился. Она погладила его лицо.
Его внушающее ужас лицо. Невероятно!
— Пойдем в твою комнату, хорошо?
Рен поколебался. Но не припомнил ничего особенно отвратительного, что могло бы напугать ее в его спальне. Он перебрался туда недавно.
Толкнув дверь, он замер.
Калли громко рассмеялась.
Еще утром почти вся мебель была в чехлах. Очевидно, с тех пор здесь потрудилась Каллиопа. Все поверхности сверкали, сияли и пахли воском.
— Все ради хозяина дома, — весело заметила Калли. — Как полагается.
— Но откуда ты знала, что я…
Она пожала плечами.
— Я была полна решимости. Но на всякий случай…
Она пошарила под подушкой и вынула веточку розмарина.
— Я сделала все, чтобы ты думал обо мне всю ночь напролет.
Рен был потрясен.
— Самое удивительное, что, хотя ты этого не знаешь, я уже думал о тебе ночь напролет.
— Спасибо, сэр Лоренс, — улыбнулась она.
— Рен. Мне нравится, как ты произносишь мое имя. Я думал, что Рен мертв… но оказалось, что он всего лишь спал, пока ты его не разбудила.
Он рассмеялся и закружил ее так, что розовые юбки трепетали, как шелковые паруса.
Калли откинула голову и тоже рассмеялась.
Оба упали на постель. Калли погладила его непокорные волосы.
— Ты похож на льва со своей темно-рыжей гривой. С этим нужно что-то делать.
Он уткнулся лицом в ее грудь.
— Я уже изменился. Чего еще ты от меня хочешь?
— Неужели, мистер Портер, вы еще не поняли? Я хочу всего!
Он поцеловал ее. И целовал до тех пор, пока не накрыл ее собой. Пока не запустил пальцы в ее волосы. Пока она не стала извиваться под ним. Пока оба не задохнулись от наслаждения. Пока ему не пришлось остановиться, потому что голова слишком сильно кружилась от желания.
— Я знала! — выдохнула она ему в ухо. — Ты такой страстный мужчина, Рен.
Он на мгновение замер.
— Я так долго голодал… до прошлой ночи. И по-прежнему очень голоден. Не знаю, смогу ли я быть таким… какой нужен тебе… в твой первый раз.
Она погладила мужа по волосам, а он попытался представить ход течения ее мыслей.
— Думаю, ты именно тот, кто мне нужен, в первый раз и на все времена. Ты уже многому меня научил.
Рен зажмурился. Но тут же открыл глаза.
— Я стыжусь этой унизительной сделки.
Калли недоверчиво фыркнула.
— Не знаю, почему ты так унижаешься. Я прекрасно с тобой обращалась.
Рен, не выдержав, ухмыльнулся.
— Ты права. Обещаю больше не чувствовать себя униженным.
Она пощекотала его ухо.
— Теперь ты взял себя в руки? Я хотела бы снова тебя поцеловать.
Никогда еще на сердце Рена не было так легко. У него, который думал, что его больше не поцелует ни одна женщина.
Он стиснул Калли в объятиях. Перевернул, так что теперь она оказалась сверху. Растрепанные волосы свисали очаровательными прядками на раскрасневшееся лицо, а грудь просто выпала из непристойного платья.
Рен решил показать, как ценит столь изысканное портновское искусство, и вобрал в рот розовый сосок. Скоро она стонала и извивалась от страсти, то и дело задевая его готовую к бою плоть. Так сладко и восхитительно ощущать эту боль — чувствовать, как Каллиопа всей тяжестью тела налегает на него, вбирая в свое влажное, жаркое естество его жезл.
Но тут она наклонилась, и они снова стали целоваться, пока Рен не приподнял ее, чтобы втянуть в легкие воздух. У нее такие сладкие, хоть и неопытные губы. Он мог бы провести всю ночь, обучая ее искусству поцелуев.
Но сейчас Калли воспользовалась передышкой, чтобы снять с него сюртук, расстегнуть и стащить жилет. Взялась было за рубашку, но Рен попытался возражать:
— У меня не только лицо в шрамах.
— Знаю, — хихикнула она. — Я успела подсмотреть. Ты сумасброд и хвастун. Кто-то проткнул тебя шпагой?
Ну конечно, для Калли правил не существует.
Рен вздохнул:
— Это было нечто вроде багра, которым пользуются лодочники, чтобы подцепить грузовые тросы.
— М-м-м-м-м-м…
Похоже, ее больше интересовала его рубашка, чем маневры лодочников.
Рен сел и одним движением стащил ее с себя.
И вот он перед ней почти обнаженный, чего не делал с тех пор, как выслушал приговор доктора. Калли снова оседлала его, не подозревая, какое желание вызывает прикосновением своей истекающей соками «киски».
— Ты прекрасно сложен, хотя немного слишком худой. Нам необходима хорошая кухарка.
Он потянулся к ее соску, по-прежнему игравшему с ним в прятки.
— Можешь кормить меня своими сорняками все лето, если пожелаешь, — тихо ответил он.
Калли смотрела на мужа и так им восхищалась, что горло перехватывало. До сих пор она разыгрывала глупую девчонку, дразнила, утверждая, что он тощий, хотя при мысли о том, что с ним сделали, у нее разрывалось сердце. Слезы подступали к глазам. Хотелось прижать к груди, как ребенка, стать его верной спутницей… и возлюбленной.
Он еще не готов говорить о таких вещах… она видела, какого труда ему стоило смириться с тем, каким он стал, поверить, что она хочет его, желает его тела и не питает отвращения к его дорогому ей изуродованному лицу.
Он пошевелился под ней. И она с радостью отвлеклась, оценивая состояние его жезла.
— Рен!
— Что, Калли?
— Скажи… как он во мне… поместится?
Калли пыталась заставить мужа забыть о смущении, но оказалось, что ее действительно это интересовало. В голосе прозвучали слабые, но отчетливые нотки беспокойства.
— О милая Калли.
Его большие руки отвели волосы с ее лица. Он смотрел в ее глаза.
— Ты ведь знаешь, я сделаю все, чтобы не причинить тебе боли.
Она кивнула.
— И кроме того, я… уже делал это раньше.
Калли нахмурилась.
— В самом деле? И сколько девственниц у тебя на счету?
— О, тысячи! — рассмеялся он. — Я известен по всему миру.
Но тут же покачав головой, пояснил:
— Ты моя первая, дорогая маленькая девочка Уортингтон. Но я примерно знаю, как все происходит… в теории, конечно… ты мне доверяешь?
Она снова кивнула.
— О да, полностью.
Рен, казалось, был немного потрясен такой доверчивостью.
— Хорошо… э… ты больше ни о чем не желаешь спросить?
Калли улыбнулась в ответ.
— Нет, на сегодня это все. Но наверняка позже что-то придумаю. Дейд говорит, что я вся состою из вопросов.
— Вот в этом я не сомневаюсь. Да, Калли!
— Что, Рен?
— Когда мы в постели, сделай мне огромное одолжение, ни слова не говори о своей семье.
Калли прикусила губу.
— Понимаю, это будет не совсем уместно.
— Спасибо. Предпочитаю, чтобы в этой кровати нас было двое.
— Считай, что договорились.
Рен сел, удерживая ее на коленях.
— Сейчас я сниму оставшуюся одежду.
— Я и не заметила, что ты одет, — нахмурилась она. — Там тоже шрамы?
— Несколько, — усмехнулся он. — Не о чем беспокоиться. Нога была сломана в нескольких местах, но боли внутренние…
Она позволила ему ссадить себя с коленей, правда, в процессе ему удалось украсть поцелуй и прикусить сосок. Ощущения Калли испытала весьма приятные.
И тут он встал. Калли опустилась на колени, не желая пропустить ни движения. Первыми были сняты сапоги. За ними последовали брюки и подштанники до колен. Теперь он ничего не утаивал.
Капли с восторгом уставилась на мужа.
— У тебя прекрасная фигура! И ты стоишь куда прямее, чем при первой встрече.
— Ты хорошо на меня действуешь, — заметил он.
Лицо ее порозовело, а глаза стали огромными.
— Спасибо, — выдохнула она, но тут же приняла свой обычный тон. Калли указала на восставшую плоть, фаллос, благодаря ее пристальному вниманию и фривольному костюму куртизанки, победно вздымался.
— Ты собирался объяснить, как поместишься во мне.
Рен приблизился к жене и протянул руку:
— Пойдем со мной.
Он подвел ее к стоявшему перед камином креслу и снова усадил себе на колени. Розовый шелк переливался в свете пламени, и сейчас она стала похожа на восходящее солнце.
— Сейчас твое лоно тугое и тесное, как ножны для шпаги, — пробормотал он ей на ухо. — Чем дольше я буду целовать и ласкать тебя, тем более ты возжелаешь меня и станешь влажной от страсти. И тогда я проникну в тебя, и это будет словно возвращение домой.
— О господи!
Он приподнял ее подбородок и глянул в широко раскрытые от удивления глаза.
— Сначала будет больно. Всему виной тонкий барьер плоти, он защищает твою девственность. Я его разрушу, когда проникну в тебя впервые. Некоторым женщинам бывает очень больно, некоторым — не слишком. Я не узнаю этого, пока не войду в тебя, очень нежно и медленно. Но я так сильно хочу тебя, Калли, а потому плоть моя велика, слишком велика. Я никогда еще не испытывал такого желания.
Она пошевелилась. Он заметил, что она плотно сжала бедра.
— Ты знаешь, что такое оргазм, сладкая моя, но вряд ли испытаешь его в первый раз, если только я сначала не подарю тебе его.
Калли судорожно сглотнула:
— Сначала? Ртом? Думаю, мне понравится.
— Да, и поможет, когда мне придется в тебя вторгнуться.
Она положила голову ему на плечо и провела кончиками пальцев по груди.
— Мужчины такие разные, — пробормотала она, гладя плоский сосок. — Тебе хорошо?
Рен поцеловал ее в ушко.
— Каждая клеточка моего тела восторгается твоими прикосновениями, но я не настолько чувствителен, как ты.
Он запустил руку в ее вырез и ущипнул за сосок. Она ахнула и вся подалась ему навстречу.
Он едва сдержал стон.
— Я хочу любить тебя, Калли. Хочу ласкать каждый клочок кожи и жду от тебя того же самого.
— Не возражаю, — вздохнула она, скользя ладонью вниз. Рен, в свою очередь, судорожно вздохнул, когда прохладные пальцы прошлись по его головке. Он слегка вздрогнул. Калли обхватила его фаллос рукой.
— Мне понравилось сосать тебя, — прошептала она. — И понравилось, когда ты в меня излился. Мне понравился твой вкус.
Голова Рена кружилась. Небо сладчайшее, как она откровенна! Ничего не скрывает!
Он пытался найти хоть одну связную мысль.
— Мне твой вкус тоже нравится.
— Я и не подозревала ни о чем подобном, хотя довольно начитана для своего возраста, — рассуждала она. — Ты все это придумал сам?
Рен невольно рассмеялся.
— Нет, это довольно известная вещь, но большинство леди отказались бы от того, что ты делаешь так хорошо.
— Но почему? — удивилась она. — Другому они тоже отказали бы?
Рен с каждой секундой терял способность сосредоточиться.
— По моему опыту — нет.
Прежде чем он успел удержать ее, она соскользнула вниз и опустилась перед ним на колени.
Глава 23
— Калли, я… — пытался протестовать Рен.
Ее горячие губы обхватили его. Он вцепился в подлокотники кресла и застонал, погрузившись в наслаждение настолько, что не мог думать.
Калли глубоко втянула его жезл и стала кругами водить по нему языком. В следующий раз нужно не забыть про жемчужину.
Она хотела, чтобы он взял ее, и ей нравилась длительная прелюдия, что говорило в пользу Рена. Поэтому она не торопилась и ласкала его долго, продлевая сладостную пытку, пока он не проник еще глубже, желая войти в нее.
Да.
Она оставила его в кресле задыхающимся и трепещущим и откинулась назад, упираясь ладонями в ковер и раздвинув бедра, при этом жарким взглядом окидывая мужа сквозь пряди упавших на лоб волос.
— Я хочу, чтобы ты вошел в меня, — прошептала она.
Синие глаза сияли, как полуденное небо, но Рен не отпустил подлокотники кресла. Очевидно, все еще колебался. Тогда Калли призвала на помощь чары волшебного неглиже и повела плечом. Бретелька упала. Лиф соскользнул.
Он стремительно обрушился на нее, завладев губами, вжимая в пол, одной рукой проникая между бедрами, одновременно поднимая подол и раздвигая ноги коленями.
Калли вцепилась ему в волосы и неистово стала целовать в ответ, словно предлагая себя, если он только примет ее и возьмет.
Так было всегда.
Так не было никогда.
Его набухший стержень прижался ко входу в лоно. Рен помедлил, но она уже успела довести его до предела. И он одним рывком вошел в нее.
Она взвизгнула. Он замер.
— О нет! О, Калли, прости. Я остановлюсь…
Он попытался выйти из нее.
Как больно!
Калли сжала его ногами, обвила ими талию и не пустила дальше.
— Нет, дорогая, пожалуйста, дай мне выйти.
Она снова поцеловала его, пытаясь отвлечься от разрывавшей ее боли.
Рен осторожно обнял ее и стал целовать, жарко, исступленно, разжигая страсть, пробуждая желание с новой силой.
Острая боль превратилась в жгучую, а потом почти утихла. Она почувствовала, что снова увлажняется. И сжала его еще крепче.
Когда тело ее чуть расслабилось, когда пальцы, запутавшиеся в его шевелюре, разжались, он немного высвободил свое копье. Лицо застыло, словно маска.
— Ты… не из терпеливых… верно?
Калли тихо, прерывисто засмеялась.
— Нет, я упрямая, что не одно и то же.
Он снова поцеловал ее, нежно, соблазняюще, покусывая губы, проникая языком в рот. Она чувствовала это, чувствовала, как тает под его прикосновениями, чувствовала голод, чувствовала жар.
Рен стал погружаться в нее медленно, но решительно. Она расцепила ноги, и он продолжал двигаться между ее коленями. Двигался на ней, в ней ее темный любовник, ее муж, человек, которого знала она одна. Его язык проникал в ее рот. Точно так же, как его фаллос погружался в ее лоно.
Когда он медленно проник до ее сокровенных глубин, Калли ощутила резкую боль. Когда самая толстая часть его стержня растянула вход, она ощутила жжение. Но в промежутках, о да, она нежилась в сладостном потоке наслаждения, которое он ей дарил.
Как ласкал внутри. Как открывал для нее все новые ощущения. Как владел ею. Как отдавался ей…
«Я люблю тебя».
Она не сказала этого вслух. Не время. И все же. Она любила его… любила вкус этого человека, текстуру кожи, его ум, сердце и чувства.
Он этого не знал. Он думал, что владеет ее телом. Думал, что владеет ее ощущениями. Ему не нужно ее сердце. Не сейчас, когда он только что стал обретать свое.
Но тут прилив ощущений унес все мысли, покачивая на теплых солоноватых волнах наслаждения, чуточку оттененных болью. Он целовал ее снова и снова, словно не мог насытиться.
Но тут она тоже обрела ее, золотую лестницу блаженства, спиралью уходившую в бесконечность, зовущую вверх…
Он должен двигаться быстрее, она хочет большего… прямо сейчас.
Рен почувствовал это, догадался и стал вонзаться в нее с большей силой. И оторвался от ее губ, чтобы она могла ловить ими воздух и стонать, и кричать, а потом рассыпаться в сладких содроганиях. Рен успел сделать еще один выпад, еще…
Но тут вожделение одолело его.
— Калли, — тихо простонал он, прежде чем исторгнуться в нее, в свою невесту, в свою жену, в свою женщину. Он простонал ее имя и понял, что наконец обрел дом.
Калли заснула на ковре, обвив его ногами и уткнувшись в его подбородок. Рен держал ее в объятиях. Ее волосы падали ему на грудь, остатки непристойного платья накрывали чресла.
Она необыкновенная.
И когда-нибудь покинет его.
Прошлой ночью он отдал ей половину ожерелья. Она вернула одну жемчужину, чтобы заставить его снять капюшон.
Когда он попытался аннулировать сделку, она остановила его резким жестом.
Он хотел, чтобы она осталась.
Она хотела вернуться к семье. Все совершенно очевидно. И часу не проходило, чтобы она не упоминала о родных с такой тоской… хотя сама этого не сознавала.
Он не тосковал ни по одному человеку так, как она страдала без семьи. Хотя боялся, что скоро начнет изнывать от тоски.
Калли пошевелилась и обняла его. Открыла глаза и сонно уставилась на мужа.
— Тебе неудобно на полу.
Ему было неудобно, но он не выпустил бы ее из объятий даже за власть над всем миром.
— Раньше я заметила, что в этой комнате есть прекрасная кровать.
— Хм-м-м…
Он украл поцелуй. Потом другой. Целовать Калли… как можно от этого отказаться?
Она дернула за переливающийся шелк, который Рен придавил своим телом.
— Это ты во всем виноват, — проворчала она.
— Разве? — улыбнулся он.
Она попыталась вытащить из-под него юбки, но быстро устала и снова легла.
— Да. Ты решил быть благоразумным настоящим рыцарем.
— А ты решила взять дело в собственные… руки.
Задорно усмехнувшись, она сжала его фаллос.
— Благоразумию нет места в спальне, сэр.
Кровь резко прилила к члену, лишив дара речи. Вместо ответа Рен потянулся к лифу ее неглиже и разорвал, обнажив груди.
Калли охнула, но тут же проворковала:
— Вы способный ученик, сэр.
Он не вошел в нее, потому что знал: Калли скроет, что ей еще больно. Поэтому они ласкали друг друга руками и губами. Она кончила, содрогаясь в его объятиях, пока он нежно ласкал ее лоно. Он излился в ее рот, сжимавший его плоть.
Когда сердце умерило бег, Рен поднял ее из обрывков вконец испорченного неглиже и голую отнес на кровать. Уставшая Калли позволила уложить её, укрыть и бессильно обмякла, когда муж лег рядом и обнял ее.
— Это платье… как ты его назвала?
Она утомленно улыбнулась и сонно поцеловала его.
— Думаю, теперь оно называется «лохмотья на полу».
Рен очнулся от глубочайшего, спокойнейшего сна, какого давно не знал, и увидел, что Калли сидит на кровати, скрестив ноги, и играет с жемчужинами, лежавшими в подоле ее голубого платья.
Для Рена жемчужины олицетворяли постыдную сделку и неизбежную потерю Калли. Когда она чувственным жестом провела пальцами по сверкающим шарикам, он почувствовал, как сердце болезненно сжалось.