Когда она сказала «да» Брэдли Селеста
Если бы ей позволили, она бы налегла на его руку, терлась о пальцы и завывала как банши.
Но ей этого не позволяли. Она оставалась его статуей. Его созданием, которое он высекал из мрамора своими руками. Пытка была утонченной.
Она нуждалась в большем. Ее тело ныло от желания принадлежать ему, лететь на волнах его вожделения.
Черт с ним, с платьем. Черт с ним, с балом! Пусть он возьмет ее. Прямо здесь, в темноте, в тайном бесстыдном мире. Удовлетворит ее болезненное желание.
Он отнял руку, и ей захотелось громко закричать в отчаянии. Но он требовал ее молчания, и она подчинялась. Ее покорность зажила своей жизнью, словно Рен запер в клетку ее волю, и Калли не хотела покидать эту клетку.
Даже когда к лепесткам ее лона прижался холодный металлический набалдашник трости.
Хотя ледяной шок пронзил ее тело, она даже не поморщилась. Она не одна в этом путешествии. Если он хочет увидеть, как далеко она способна зайти, насколько преданна ему и есть ли предел, после которого она его отвергнет, идиоту придется долго ждать…
Тем не менее она словно окаменела, когда Рен вошел в нее золотым набалдашником и стал медленно им двигать, увлажняя его. Согревая.
Рен поднял голову, продолжая водить набалдашником по набухшему бутону плоти. Золото сияло в полумраке, мокрое и скользкое.
Она должна понять, что он намерен делать. Он хотел шокировать и насиловать ее, хотел подтолкнуть к краю и за край, заставить понять, что она не должна никогда его покидать. Что она принадлежит ему.
Он нажал на трость, снова войдя в нее. Фамильный герб исчез в ее сладостном жаре. Предупреждение. Обещание.
Она не шевелилась. Не протестовала.
Завороженный и одновременно обеспокоенный ее бесконечным терпением, он намеревался испытать эту восхитительную покорность до критической точки.
Калли ждала. Ее нервы были натянуты как струны, и лоно — горячее и пульсирующее — жаждало насыщения. От предвкушения его действий, тревожащих, возбуждающих, бесконечно распутных, сохло во рту и тревожно пульсировало в животе. Но она не двигалась.
— Миссис Портер, вы самое необычное создание, которое я когда-либо знал.
Его горячее дыхание щекотало мягкие завитки ее венерина холмика. Голос был хриплым от вожделения и изумления.
И тут он медленно проник в нее тростью. Проник, осторожно нажимая. Не слишком глубоко.
Калли старалась не дрогнуть, не переступать с ноги на ногу, хотя безумное наслаждение терзало ее. Глубина собственной распущенности поражай. Она хотела этого немыслимого вторжения. Более того, желала, чтобы он продолжал!
Рен помедлил, но Калли оставалась неподвижной и молчаливой.
Покорная богиня. Вихрь, укрощенный его рукой.
МОЯ.
Он, торжествуя, вновь прижался губами к ее лону, смакуя языком и медленно ублажая золотым набалдашником.
То, что она позволила сделать с собой такое, почти уничтожило его. Он чувствовал себя посрамленным, приниженным таким доверием, хотя фаллос пульсировал, возбужденный ее покорностью. Золотой набалдашник с фамильным гербом был глубоко в ней. Он поместил его туда.
Заклеймил ее своим тавром, поднимая до новых высот языком, зубами и губами. Знала ли она, что он тоже был ее добровольным рабом, привязанным к ней чем-то гораздо большим, чем отрезок кружева? Но откуда ей знать, если он пошел на все, чтобы это скрыть?!
Но теперь, доказав право обладания, он хотел большего. Хотел, чтобы она забилась в экстазе. Нуждался в доказательстве, что она желает его. Не просто застыла от омерзения.
И, чтобы быть честным с собой, он признал, что желает иметь власть над ее наслаждением.
Калли больше не думала о людях за занавеской, о своем платье и даже о том, что его поступок должен был шокировать ее до умопомрачения. Она окаменела, позволяя себе только чувствовать…
Толстый твердый набалдашник двигался в ней, потирая и перекатываясь, пока горячие губы поглощали ее, доводя до безумия, так что дыхание с шумом вырывалось из ее горла, а сердце бешено колотилось. Луч света ударил в ее ослепленные похотью глаза, превратился в звезду, и она летела к этой звезде, поднимаясь все выше.
Когда жесткие пальцы стали терзать ее соски, пока он ласкал языком набухший бугорок и вонзал набалдашник, страсть затмила весь мир. Калли чувствовала, как поднимается в ней наслаждение, унося в опасную высь. В этот момент она могла оглушительно закричать и была не в силах ничего с собой поделать…
Она взорвалась в экстазе. В этот момент Рен встал и страстно поцеловал ее, продолжая ласкать пальцами, проглатывая стоны, пока ее тело содрогалось в конвульсиях. Она чувствовала его вкус, свой вкус, и бесстыдство этого вело к наивысшему блаженству. Темные волны, которые мог породить только он, с шумом разбивались в ней, гася буйство жара и потаенной, разнузданной радости. Лоренс прижал жену к стене, высекая последние искры оргазма.
Ее колени подгибались, но он не давал ей упасть. Она никак не могла отдышаться, голова шла кругом, тело обмякло в его объятиях, и Калли смутно сознавала, что он развязывает ее руки, осторожно прячет распухшие соски в вырез платья, вытирает носовым платком ее скользкие бедра. Какой он странный… чудной… если требует столь извращенного повиновения!
И все же такой добрый.
Она точно понимала свою готовность подчиниться. Это ее великое приключение. Ее путешествие в неведомое. Можно видеть свет нового мира, и не ступив в тень.
Она была не совсем уверена в том, что значит для него ее абсолютная покорность. Но он, похоже, все никак не поймет, почему она так ведет себя.
Она прижала трясущиеся пальцы к горящим щекам, пытаясь их охладить. Выйдет ли на свет их любовь или обречена всегда оставаться в тени живущего в нем зверя?
«Я потеряла жемчужину».
Калли все же надеялась, что не проглотила ее.
Рен почти не мог на нее смотреть. Ненависть и презрение к себе не давали покоя. Боже. Что он сделал и что хотел сделать… а ведь Калли — его жена, не уличная потаскушка… но ведь она не сопротивлялась и с готовностью принимала его жестокие ласки. Она никогда больше не обретет чистоту, никогда не станет смотреть на мир глазами, не замутненными опытом бесстыдства и разврата.
Но даже сейчас тело предало его. Его плоть была крепче стали, угрожая разорвать брюки. Он по-прежнему хотел все, все, что подсказывало ему воображение. Он стыдился своей непристойной одержимости ее покорностью. Все это воспламеняло, но в глубине души он сознавал: чего-то не хватает. Ее страсти. Ее желания, свободно выраженного.
При условии, что она отдается ему по доброй воле.
Но откуда знать, если он ни разу не спрашивал?
— Калли…
Она полуотвернулась от мужа, расстроенная помявшимся платьем.
— Как по-твоему, кто-то заметит? О боже, как думаешь, мистер Баттон расстроится?
«Баттон, — мрачно думал Рен, — скорее всего, начнет аплодировать».
Он отдал Калли кружевную полосу, каким-то образом повисшую у него на плече.
— Заправь в вырез.
На этот раз она с благодарностью взяла кружево и тщательно прикрыла обнаженную грудь, сильно покрасневшую от его поцелуев и поцарапанную щетиной. Что же, по крайней мере он добился одного.
Он сжал ее руки:
— Калли, прекрати. Ты прекрасно выглядишь. Они танцуют уже час. Ты не единственная из дам, кто раскраснелся и успел помять платье.
Она снова прижала ладони к щекам.
— Я кошмарно выгляжу. Лицо распухло, да?
Другого способа успокоить, кроме как зацеловать до умопомрачения, он не знал. Но стоило ему коснуться ее, как она застыла. Как же он ненавидел себя.
— Поцелуй меня, Калли, — прошептал он. — Пожалуйста, просто поцелуй…
В ней словно пружина лопнула.
Калли бросилась ему на шею и, встав на цыпочки, прижалась губами к его губам. Рен принял неожиданную тяжесть на больную ногу, пошатнулся и едва успел прислониться к стене. Но ему было все равно. Главное, что глубочайший источник страсти Калли наконец вырвался на волю и устремился к нему.
Все, что для этого было нужно, — только попросить…
Калли выразила в поцелуе все: благодарность, решимость, потребность исцелить его, пробудившееся желание…
Его вкус, ощущение кожи под ладонями, мягкость губ еще больше питали ее собственную нужду. Она так много хотела!
Но крошечный уголок мозга еще сохранил остаток здравого смысла.
Взяв себя в руки, она отстранилась и с тихим смехом отступила:
— Господи, лучше приберечь это для другого места и времени…
Он смотрел на нее. Глаза в прорезях маски казались совсем темными. О чем он думает?
Шум веселья проник в их мирок. Давно пора вернуться к гостям, но она колебалась, ждала, надеясь на какую-то реакцию.
Но когда уже сдалась и протянула руку к занавеске, он осторожно сжал ее пальцы. Притянул к себе и обнял.
— Калли, как думаешь, могли бы мы хотя бы на одну ночь забыть о жемчуге?
Уткнувшись в его жилет, Калли улыбнулась. Из тьмы к свету!
— Полагаю… разок можно.
Глава 27
Когда Рен вышел из ниши под руку с Калли, безмятежной и спокойной на вид, оказалось, что бал в полном разгаре. Струнный квартет играл контрданс, а гости с упоением отдавались музыке. Перед глазами Рена сразу встала танцующая на дороге Калли. В ушах зазвучала задорная песня:
- Эй, хватай девчонку, парень,
- Да кружитесь веселей!
- Если же уйдет девчонка,
- Не грусти, вина налей!
- Если ж и вторая бросит,
- Забирай двоих ты разом…
Он опустил глаза. И точно: ножка Калли притопывала в такт. Он выпустил ее руку и подтолкнул вперед:
— Иди. Танцуй.
— А… а ты не хочешь?
Он глянул на нее и слегка улыбнулся. Улыбаться с каждым днем становилось все легче.
— Я могу сделать вид, будто танцую вальс. И даже медленную кадриль. Но, боюсь, ЭТО мне не по плечу. Смотри! К нам идет Генри!
Генри, благослови его боже, был искренне рад увести Калли и присоединиться к галопирующим, выбрасывающим ноги вперед парам. Рен подошел ближе к танцующей цепочке, наблюдая за горящими глазами и счастливой улыбкой Калли, опускавшейся и прыгавшей в такт музыке. Сейчас она казалась ребенком, которого выпустили из дома весной резвиться на солнышке. Музыка, гости, танцы… очевидно, она искренне любила всю эту суету. Неужели он действительно воображал, что может запереть столь живое, трепетное создание в темной каменной пещере с собой и своими тенями?
Но ведь этот дом больше не был мрачной пещерой. Она его преобразила. Сделала настоящим домом, против его желания, точно также сделала его своим мужем. Тоже против желания.
Он стоял за группкой местных матрон и, завороженный танцующей Калли, едва не пропустил оживленную беседу старой гвардии.
— Хорошенькая она штучка и одета прелестно.
— Я видела ее однажды на почте, тогда она так хорошо не выглядела.
— Что же, мы все сегодня вырядились в самые яркие перья!
Это замечание сопровождали энергичные кивки, сотрясающие перья, которыми были украшены маски.
Рен уже хотел отойти подальше от кудахтанья, от которого звенели люстры. Но одна из дам продолжала:
— Это чистая правда. Мой Адам говорил с Нельсоном, и Генри сказал, что ему пожаловали рыцарское звание.
— Подумать только, настоящий рыцарь в Эмберделл-Мэнор!
— И настоящая леди тоже! Такая веселая!
— Я слышала от жены викария, что свадебная церемония была короткой, если понимаете, о чем я.
— Правда, что на ней было обычное платье? В котором она венчалась.
Слишком много сплетен.
Рен решил завтра же скупить все, что найдется в заведении мистера Баттона. И тогда эти старые кошки не посмеют слова сказать о гардеробе Калли!
— А по-моему, это романтично, — упрямо настаивала одна из собеседниц. — Так влюблена, что ей безразличны все наряды на свете!
— Но где они встретились? Она жила в Лондоне, а он никогда не покидает дома, по крайней мере не покидал раньше.
— Ну а мне все равно, что он делал здесь все эти годы, особенно если станет наконец настоящим хозяином! И парень прекрасно выглядит, во всяком случае, фигура у него — само совершенство.
Рен огляделся. Нужно срочно бежать!
— О да, не знаю, кто пустил эти глупые слухи о горбуне!
Горбун? Горбун?!!
Рен с трудом подавил желание извернуться и попытаться рассмотреть свою спину.
— Ох уж эти злые языки!
К изумлению Рена, все четыре дамы согласно закивали.
— Ядовиты, как змеи в раю.
А в это время джентльмены передавали Калли из рук в руки, согласно фигурам танца. Наконец она снова оказалась перед Генри. Его доброе, широко улыбающееся загорелое лицо блестело от пота.
— Знаете, вы сотворили чудо! — воскликнул он, энергично закружив ее в танце. — Всю деревню лихорадит!
— Спасибо, но у меня были прекрасные помощники! У меня никогда бы ничего не получилось без Беатрис, направившей меня к местным торговцам.
— Что же. На этот раз я счастлив, что вы сняли такое бремя с моей Бетти!
Он снова улыбнулся и передал ее другому танцору. Калли улыбалась новым партнерам, но в ушах звенели слова Генри.
— …Счастлив, что вы сняли такое бремя…
Становилось все яснее, что, если она останется с Реном, останется как хозяйка Эмберделла, ее ждут не только свобода и мирные часы рисования.
Если.
Жена хозяина Эмберделла обязана играть важную роль в здешнем обществе. Некую роль вроде самодержицы.
Но как бы Калли ни ценила время, которое могла потратить на себя, все же поняла, что главное — каким ты предстаешь в глазах окружающих и кем они, в свою очередь, являются в твоих. Обязанности дочери, сестры, жены, любовницы… Одиночество может быть мирным, но она начала подозревать, что оно также — смертельно скучно. Ей необходимо быть нужной и, более того, нуждаться в ком-то, чего она никогда не смела сделать раньше.
Ей нужен Рен. И она надеялась, что нужна ему. А Эмберделл нуждался в них обоих.
С другого конца бального зала Беатрис наблюдала за Калли, которая в этот момент танцевала с Генри. Сейчас он, с болтающимися руками, весело галопирующий, походил на шута.
Бедняга!
Симпатия и теплота боролись со смущенным осознанием того, что рядом с новым и неотразимым сэром Лоренсом Генри выглядел истинным деревенским простофилей. Конечно, до поспешной свадьбы она почти не видела Лоренса, но он уж точно не был скрывавшимся от всех отшельником, странным, полупомешанным типом, которого она помнила.
Оказалось, что он не только не лежит на смертном одре, как с грустью заверял Генри несколько лет назад, но и выглядит цветущим, хоть и изуродованным шрамами мужчиной.
Лоренс внезапно повернулся и стал разглядывать толпу, словно почувствовав ее взгляд. Беатрис поспешно опустила глаза и небрежно обмахнулась веером, но вздрогнула, несмотря на то что в зале было тепло.
Он по-прежнему так же опасен, как всегда!
Поэтому она улыбалась, сплетничала, расспрашивала дам о детях, урожае и болезнях, мелочах, известных только тому, кто прожил здесь всю жизнь. Попробуйте состязаться со мной, леди Портер!
И все же, несмотря на тесные связи с жителями Эмберделла, она никогда еще не чувствовала себя такой одинокой среди них. Разве кто-то мог понять то грызущее душу недовольство, которое изводило ее?
Никто, кроме Ануина.
Вернулся Генри, ведя Калли под руку. Беатрис взяла себя в руки и дружески улыбнулась обоим.
— Похоже, вы прекрасно провели время! Генри. Ты должен принести леди Портер прохладительного, она положительно… — потеет, как лошадь, какой скандал, — сияет!
Генри немедленно ринулся спасать миледи, побежав за бокалом шампанского, подносы с которыми держали услужливые лакеи — зависть Беатрис разрослась до немыслимых размеров при мысли о таком количестве слуг, — а Калли радостно улыбнулась Беатрис.
— Генри такой душка! Вы счастливица!
«Я не дернусь. Не закричу. Леди не показывают виду».
Беатрис нахмурилась.
— О Калли! Неужели не можете убедить Лоренса станцевать с вами хотя бы еще раз?
Улыбка Калли слегка дрогнула.
— Уверена, что он пригласит меня на вальс. Его увечье…
Беатрис положила затянутые в перчатку пальцы на руку Калли.
— Конечно, конечно. И… могу я быть с вами откровенной? Мне показалось, что ваши отношения значительно… улучшились.
Калли мгновенно покраснела, и Беатрис все поняла. Брак осуществлен.
И тут она заметила распухшие от поцелуев губы Калли и предательский «ожог» от щетины на полуобнаженной груди, не говоря уже о сияющих глазах и ослепительной улыбке. Ясно, что Калли совершенно очарована мужем. Знает ли об этом Рен? Мужчины могут быть так глупы в подобных вопросах!
Беатрис глубоко вздохнула. Потом еще раз. И удостоила Калли лучшей улыбкой будущей леди Эмберделл-Мэнор.
— Какие чудесные новости! — воскликнула она и, взяв Калли под руку, увлекла в уголок.
— Но, как одна замужняя женщина — другой: в браке есть не только физическая сторона. Заслужили ли вы его доверие? Он с вами откровенен?
Калли недоуменно моргнула.
— Ну… он вообще немногословен…
— Не то, что мой дорогой Генри, — усмехнулась Беатрис. — Его вообще, невозможно остановить!
Калли кивнула и неуверенно улыбнулась:
— Генри, видимо, считает, что общение между супругами очень важно.
— Господи, конечно! Я знала его едва неделю, но успела услышать все тайны. Как и он — мои.
Улыбка Калли снова померкла:
— Э… неделю?
— Как! А я думала, что вы целыми днями болтаете… что же вы тогда делаете?
Калли, сгорая от смущения, пожала плечами.
— Во всяком случае, не беседуем…
Она таяла, как забытая свеча. Глупый одинокий ребенок! Честное слово, ей будет лучше в Лондоне, с родными!
— Брак — дело нелегкое, — заключила Беатрис. — Если бы вы только могли обсудить свое замужество с вашей дорогой матушкой! Должно быть, она ужасно по вас скучает!
— Матушка? — удивилась Калли. — Как странно, что вы упомянули ее, когда… я даже не думала, что буду так тосковать по родным! Но я не могу сейчас поехать к ним.
Она покачала головой, словно отделываясь от соблазна.
— Теперь не время. Мне нужно… нам с Реном нужно…
Она внезапно осеклась и закусила губу. Глаза повлажнели.
— Миледи, можно вмешаться в разговор?
Опять этот несносный маленький портной из деревни! Беатрис покинула его заведение после того, как невозможно красивый молодой человек увел ее за занавески… подумать только, он требовал, чтобы она сбросила платье, чтобы «как следует снять мерки». «Как следует»! Ну и наглец!
Именно это и только это подогрело ее решимость отказаться от нового платья, которое, по уверениям Генри, они почти наверняка могут себе позволить. Не тот факт, что в злосчастный день под платьем была старая сорочка, порванная по шву и зашитая черной ниткой.
Мистер Баттон был с леди, и у Беатрис не оставалось ни малейших сомнений в том, что это именно леди, которую он и представил как леди Рейнс.
Беатрис искоса глянула на коротышку, и тот немедленно представил и ее. Дамы дружно сделали реверанс. Беатрис присела ниже всех, поскольку была просто «миссис Нельсон».
— Добро пожаловать в наш дом, миледи, — непринужденно сказала Калли. — Надеюсь, вы танцуете. Музыка просто чудесная, не находите?
Назойливая. Возмутительная!
Но, к величайшему удивлению Беатрис, леди Рейнс с энтузиазмом воскликнула:
— Просто блаженство! Я протерла подошвы туфелек до дыр!
Она с улыбкой повернулась к Беатрис, но глаза холодно блестели.
— Миссис Нельсон, вы просто обязаны танцевать! Ваш муж — восхитительный танцор!
Беатрис едва не ахнула.
— Вы… вы танцевали с Генри?!
Какой ужас! Она как раз собиралась уничижительно отозваться о своем краснолицем, потном, гарцующем, подобно жеребцу, муже. Беатрис не могла вынести его вида, особенно в присутствии Калли.
Но леди Рейнс только улыбнулась:
— Ну конечно, — кивнула она и обратилась к Калли.
— Леди Портер, простите, что мы вмешались в вашу беседу, но вы выглядели такой расстроенной, что мистер Баттон немедленно ринулся вас спасать.
Баттон одарил Беатрис уничтожающей улыбкой. Улыбка, обращенная к Калли, была куда более теплой.
— Надеюсь, леди Портер, вы остались довольны моими маленькими сюрпризами, дорогая. Я надеялся, что вы будете наслаждаться этим вечером.
Калли посмотрела на Беатрис и кивнула.
— Разумеется, мистер Баттон. Ваши распоряжения будут темой для разговоров следующие десять лет! Все — абсолютное совершенство, и я так счастлива познакомиться с вами, леди Рейнс. Мистер Баттон поистине обладает талантом привлекать к себе людей и обзаводиться друзьями. Его обожает вся деревня!
— Очень легко полюбить мистера Баттона, когда он одарил всех деревенских дам уникальными созданиями Лементье!
Лементье?!
У Калли было такое выражение лица, что Беатрис неожиданно поняла: сама она выглядит точно так же.
— Ле… Лементье?
Калли огляделась.
— Но…
И тут Беатрис увидела то, чего в своей рассеянности до сих пор не замечала. Каждая женщина выглядела не просто прекрасно. Каждая женщина, от жены мясника до прачки с шершавыми руками, выглядела сказочно.
О господи!
Беатрис старалась вобрать в легкие немного воздуха.
— ВЫ?!!
— К вашим услугам, миссис Нельсон, — низко поклонился Баттон.
«Я отказалась от платья Лементье…»
«Меня провели…»
Молодой человек все знал и позволил ей уйти.
Шум внезапно стих, но тут же разросся снова.
Калли привело в чувство застывшее, как мрамор, лицо Беатрис. Она поспешно сжала руку новой родственницы:
— С вами все в порядке, дорогая?
Беатрис глубоко вздохнула и одарила присутствующих ослепительной улыбкой.
— Простите, меня внезапно одолело желание потанцевать с мужем.
Калли нахмурилась, глядя вслед грациозно скользившей по паркету Беатрис.
— Она одна не получила нового платья, верно, мистер Баттон?
Баттон развел руками:
— Леди отказалась.
— Она, скорее всего, посчитала, что не может себе его позволить… да, но как же остальные? Им это по карману?
Баттон любезно улыбнулся.
— Все счета я послал сэру Лоренсу. Меня заверили, что он вполне может все оплатить.