Ласточки Флеминг Лия
Он потрогал держатель для карт и джемпер от Мадди. Повертел пузырек с сильно пахнущим лосьоном от Глории. Плам подарила ему замшевые шоферские перчатки. Как приятно, когда тебя так любят!
– Когда мы им скажем? – прошептал он Мадди, когда они шли в гостиную.
– О чем? – спросила она, занятая тем, чтобы найти для каждого свободное место.
– О нас, – удивленно пояснил он.
– Не сейчас, Грег.
Она постаралась замаскировать слова кашлем.
– Сначала нам нужно поговорить.
– О чем тут говорить? Почему ты избегаешь меня?
– Не избегаю, – раздраженно бросила она. – Тише, Плам собирается произнести тост.
– Тогда я сам могу сказать, – улыбнулся он. Ему не терпелось объявить свою новость.
– Ты не сделаешь ничего подобного, прежде чем мы не поговорим с глазу на глаз.
– Хорошо бы! У тебя для меня и двух минут не нашлось с самого моего приезда.
– Поговорим позже, – прошептала она.
– Это обещание? – рассмеялся он.
Мадди, не отвечая, потянулась к бокалу:
– С днем рождения, Грег, – улыбнулась она одними губами.
Что-то не так…
Глория пыталась заполнить паузы в разговоре за обеденным столом. Здесь же присутствовали две парочки и две женщины-туристки. Все было очень натянуто. Обычные темы: погода и вкусная баранина. Грегу не терпелось выбраться из-за стола и отвести Мадди в сторонку. Но когда стали убирать посуду, Мадди вдруг снова пропала. Эти постоянные исчезновения начинали его раздражать.
Больше он не вынесет!
Грег ворвался в конюшню, где Мадди чистила Монти скребницей. Пора выяснить отношения.
– Что я сделал не так? Ты со мной едва словом перемолвилась!
– Ничего, Грег. Я просто устала. Мне нужно немного побыть одной.
– Что же, ты ясно дала это понять. Какая муха тебя укусила? Расскажи доброму дядюшке Грегу, – улыбнулся он, в надежде вывести ее из этого непонятного настроения.
– Не скажу. Просто мне не до веселья, вот и все.
– Тогда позволь мне выложить хорошие новости. Я подписал большой контракт в Харрогите. Правда, здорово?! Теперь мы можем назначить дату. Я вполне способен содержать нас обоих…
Он ожидал, что она бросится ему на шею, но Мадди повернулась к нему спиной.
– Очень рада за тебя, – процедила она, снова принимаясь за Монти.
– Я не получу поцелуя?
– Нет, но, как я уже сказала, рада за тебя.
– Так ты не поняла? Я о романтичном дне летнего солнцестояния, – продолжал он.
– Не думаю, что это хорошая идея.
Грег помолчал, очевидно, пытаясь осознать ее слова.
– Что случилось, милая? – снова попытался он.
– Ты слишком торопишься, Грег. Мы не так хорошо знаем друг друга. Нужно кое-что прояснить…
– Что именно? – перебил он. – Я все тебе рассказал о Германии и жизни, которую там вел. Ты знаешь мое мнение по этому поводу. Прошлое есть прошлое. Но перед нами будущее! Если дело в твоей работе, не бросай ее, если пожелаешь. Тогда давай поженимся на Рождество.
– Просто…
Она снова отвернулась, так что он не видел ее лица.
– Я не могу стать твоей женой. И никогда не могла. Мы друг другу не подходим.
Грег словно получил удар ножом в живот.
– Не верю! Нам было так хорошо все эти месяцы!
– Да, но для меня все это было только лишь развлечением. Я не готова стать женой и хозяйкой. У меня появилась возможность работать в Лондоне и, кто знает, может, и в Париже. Пока что я не хочу ни дома, ни детей. Нужно делать карьеру, пока не состарилась. Надеюсь, ты понимаешь, что мне не нужны помехи.
Грег окаменел от шока. Как она может говорить все это, не глядя ему в глаза?
– Да, разумеется. Понимаю. Ты не хочешь помех в виде рабочего, воспитанного в приюте, не получившего образования и не умеющего правильно говорить. Я не вписываюсь в круг твоих лондонских приятелей.
Во рту было горько от желчи, с губ лились злые слова.
– Ты ошибаешься, Грег, жестоко ошибаешься. Все вовсе не так… о, как бы я хотела объяснить, но у нас ничего не выйдет. Я пыталась, поверь, но… Я не так откровенна, как ты думаешь.
– Тогда расскажи обо всем, – взмолился он. – Неужели все так сложно, что я не пойму, или меня вежливо отшивают ради кого-то из друзей Беллы?
– Нет, разумеется. Для меня всегда существовал только один человек – ты, – пробормотала она со слезами на глазах. – Прости, я не могу стать твоей женой. И давай на этом закончим.
– Нет, не закончим. Я думал, ты чувствовала то же, что и я. Это из-за приглашения в отель? Но ты, кажется, простила мне эту ошибку. Послушай, я могу подождать. Обещаю, что не стану тебя торопить…
– Прекрати! – оборвала она. – Оставь меня в покое. Просто мы не пара. Оставь все, как есть. Не продолжай. Я не передумаю. Пожалуйста, уходи.
Мадди лихорадочно смаргивала слезы. И поскорее опустила глаза, словно стыдилась. Грег видел, что она лжет, но переубедить Мадди было невозможно.
У него закружилась голова. Он такого не ожидал. Сейчас он хотел одного: прыгнуть в «MG» и умчаться в ближайший паб, чтобы утопить печаль в виски, напиться до бесчувствия. Ну и чертов день рождения выдался!
– Что ж, джентльмен понимает, когда его присутствие нежелательно, – ответил он с издевательским поклоном. – Я уезжаю. Извинись за меня перед миссис Плам, но я здесь не останусь. Теперь я лишний. Ты знаешь, где меня найти, если понадоблюсь. Если вдруг передумаешь.
Он стремительно вышел из конюшни и уже не слышал ее мучительных рыданий. Грег промчался по аллее с такой скоростью, что шины задымились. Пакетик с кольцом так и остался лежать в бардачке. И плевать!
Мадди почти рухнула на пол, лицом в соломенную подстилку, пока не услышала, как шум мотора стих вдали, навсегда уйдя из ее жизни. Как холодно и жестоко она себя вела. Какие ужасные вещи говорила. Но что можно было сделать?
Она поступила так для общего блага. Внезапно острая боль в животе заставила ее скорчиться. Он кошмара происшедшего раскалывалась голова. Она прогнала Грега. Сделала свое дело. Спасла фамильную честь, но ради чего?!
Окончательно обессилев, Мадди села. Боль и душевные муки высосали из нее всю энергию. Его лицо, мука в глазах всегда будут ее преследовать. На секунду он показался растерянным мальчишкой. Что она с ним сделала? Как ранила его гордость… но не посмела рискнуть и сказать правду.
– О, Монти, мы должны были поступить как полагается. Быть жестокой во имя добра – вовсе неутешительная мысль.
Слезы падали, огромные капли катились по лицу, пока она окончательно не обессилела. Потом заснула в стойле и проснулась с красными глазами, распухшим лицом и зудящим телом.
Пора идти к Плам и Глории, но она не может. У нее еще есть время объяснить причину внезапного отъезда Грега… когда она немного соберется с силами. Глория ее поддержит. Слава богу, у нее осталась подруга, на которую можно опереться.
– Я бы хотела, чтобы ты объяснила, что происходит, – потребовала Плам, когда они махали вслед последним гостям. – Почему Грегори умчался без единого слова? Какое важное дело заставило его уехать среди праздника? Вы поссорились?
Мадди продолжала отчаянно махать гостям.
– Ничего подобного. У него появилась проблема. Нужно подписать бумаги или что-то в этом роде. Мы в полном порядке, но мне тоже нужно ехать в Лидс.
Что-то неладно. Плам почти ощущала напряженность, висевшую в воздухе. Мадди улыбалась, но улыбка была словно приклеена к губам и поэтому выглядела неубедительной. Она бегала из комнаты в комнату, не останавливаясь ни на секунду. Глория суетилась на кухне, всячески стараясь помочь. Когда Плам вошла в комнату, Мадди и Глория о чем-то тихо беседовали, а завидев ее, отскочили в разные стороны, после чего постарались не обращать на нее внимания. К вечеру воскресенья Плам уже не хотелось никого видеть.
Грег написал. Поблагодарил ее за уик-энд и за подарок. И добавил, что переезд в Харрогит потребует такой утомительной подготовки, что он в ближайшее время не сможет навестить ее.
Потом позвонила Мадди и сообщила, что едет в Лондон на показ, но вполне возможно, что задержится там надолго, и попросила не беспокоиться, если она не сможет слишком часто приезжать домой этим летом.
– Дорогая, это прекрасно. Но как насчет Грега? Вы все еще встречаетесь? – встревожилась Плам.
– О, нет, между нами все кончено. Он тоже считает, что наши отношения себя исчерпали. Мы не слишком друг другу подходим, и нет смысла стегать мертвую лошадь, верно?
Ее голос подрагивал, и дело было не в неисправностях на линии. Мадди намекала на ее отношения с Джеральдом, но эти новости стали шоком для Плам.
– Ты что-то знаешь об этом? – допытывалась она у Глории, у которой была несносная привычка торчать в дверях и слушать чужие разговоры.
– Я же говорила. У них нет будущего. У Мадди должен быть другой парень. Видите, она уже в Лондоне. Собственно говоря, я тоже подумываю о переменах, если не возражаете. Мы с Кеном не поладили. Наверное, вы удивляетесь, почему я ни разу не пригласила его сюда. Но он староват для меня и не слишком любит сельскую местность. Требовал, чтобы мы поженились, но я еще не готова. Поэтому хочу с ним распроститься и уехать. Надеюсь, вы не возражаете, но, имея такой ценный опыт, какой вы мне передали, я позволила себе претендовать на работу в школе для мальчиков недалеко от Лидса. Им требуется заместитель казначея, представляете? Надеюсь, вы дадите мне рекомендацию? – мило улыбнулась Глория, краснея и теребя передник.
– Но сезон только начался! Ты мне еще понадобишься. Хотя бы ненадолго, – пробормотала Плам, шокированная таким внезапным предательством.
– Не волнуйтесь, я вас не подведу. Даже если меня примут, вряд ли работа начнется раньше, чем наступят летние каникулы, – пояснила Глория.
Судя по адресу, новое место работы было ближе к Харрогиту, чем к Лидсу. Плам написала Глории прекрасную рекомендацию, и теперь получилось так, что вся молодежь вылетела из гнезда. Скоро Бруклин по будним дням снова станет пустым и молчаливым. Плам пыталась не чувствовать себя брошенной, когда Глория бессовестно нарушила свое обещание и покинула ее в разгар сезона. Ее место заняла одна из дочерей Грей Баттерсби, хотя она и в подметки не годилась Глории.
Да и чего ожидать? Молодежь не задерживалась в Сауэртуайте надолго, особенно умные, способные и амбициозные.
Плам вздохнула и взялась за работу сама.
Как-то в разгар лета к дому подкатила большая машина, и пухлый моложавый человек в полосатом демобилизационном костюме спрыгнул с сиденья и попросил разрешения поговорить с Глорией. Похоже, он не знал о ее отъезде и попытался вытянуть ее адрес у Плам. Он сказал, что хочет показать Глории несколько каталогов, но при этом не смотрел Плам в глаза, когда она спросила его имя.
Значит, это и есть знаменитый Кен Силверстоун!
Плам сразу распознала в нем нечто скользкое. И кажется, уже видела его где-то. У нее прекрасная зрительная память. Неудивительно, что Глория не приглашала его сюда.
И тут она вспомнила первых гостей. Да-да, Кен был среди них.
Но когда она улыбнулась и сказала, что узнала его, Кен ничуть этому не обрадовался. Особенно когда Плам отказалась дать новый адрес Глории, солгав, что куда-то его задевала.
Он оказался совсем не похож на того поклонника Глории, которого представляла себе Плам: краснощекий коротышка, смахивавший на частного детектива из гангстерского фильма: сплошные зубы и усики.
Она рада, что Глория дала ему пинка. Его самодовольный вид и манеры напоминали о Джеральде, чем ужасно ее раздражали.
Нужно что-то делать с разводом и закончить эти странные отношения раз и навсегда. Кого смутит появление имени Белфилдов в колонке объявлений о разводах? Если судить по колонкам имен в «Йоркшир пост», тысячи пар по всей стране расторгают поспешные военные браки.
Возможно, Мадди права, прекратив отношения с Грегом до того, как начались сложности, но они, казалось, так друг другу подходят. Что между ними стряслось?
Оставалось надеяться, что Мадди не превращается в сноба. Не считает Грегори ниже себя.
Она совершенно не понимает современную молодежь! Гораздо безопаснее придерживаться общества лошадей и собак. Они никогда тебя не предадут! Но все это так огорчает!
Может, следует покончить с бизнесом и сдать дом приличной семье? Такая ненужная роскошь – жить одной в этом сарае! Но он не принадлежит Плам. Когда-нибудь, после ее смерти, дом перейдет к Мадди.
Возможно, стоит сдавать комнаты жильцам, которые помогут платить за отопление и составят ей компанию. И она по-прежнему может принимать платных гостей по уик-эндам, если захочет.
Мистер Хилл изо всех сил старался, чтобы огород не походил на джунгли.
Но если она будет разрываться между местной женской организацией, церковью и гостями, плюс еще сад и огород, то слишком устанет, чтобы развлекать кого-то беседой по вечерам. Собаки и лошади тоже в ней нуждаются.
Плам вздохнула, чувствуя, как ей грустно и одиноко.
Как красив сад на закате солнца!
Плам улыбнулась.
Тени, протянувшиеся по газонам, высокие черные осокори, как часовые на посту, стрижи, взмывавшие в чернильно-синее небо и нырявшие вниз, летучие мыши, шмыгавшие повсюду, аромат старой йоркширской розы, вьющейся по стене и отягощенной душистыми бутонами, старые камни, казавшиеся розовыми в закатном солнце…
Как она вообще могла подумать об отъезде?! И все же, если Бруклин не сможет себя окупать, с ним придется распроститься. На ремонт почти не осталось денег.
Солнце и тени, наслаждение и боль, черное и белое, а между ними все оттенки серого. И все это, вместе взятое, – ее нынешняя жизнь.
Глава 18
Мадди сидела в халате перед зеркалом, разглядывая свое лицо. Она выглядела, как панда, с огромными кругами макияжа вокруг глаз. Как балерина на сцене. Подобный вид был последним писком моды в кабинках лондонских манекенщиц. Другие модели часами сидели в полном макияже, ожидая вызова, жуя жвачку, куря сигареты в элегантных мундштуках, оценивая друг друга взглядами, словно скаковые лошади, готовые в любую минуту пуститься вскачь.
Мадди повезло: она прошла испытание и уже стала частью конюшни мистера Рауля Анри.
Казалось, прошли месяцы, а не недели, со времени ее первого приезда из Лидса. Как она нервничала, сжимая портфолио! Пришлось ночевать у Фэй, спятившей кузины Беллы, в крохотной квартирке недалеко от Мэрилибон-Хай-стрит.
Много дней она провела, переходя от одного оптового магазина к другому, поднималась по шатким лестницам, обходила разбомбленные развалины вокруг Грейт-Портленд-стрит, в сердце модной индустрии, в надежде найти работу по демонстрации последних моделей крупным закупщикам.
Теперь, когда карточки и талоны отменили, женщины буквально сходили с ума по красивой одежде: что ни говори, а им годами пришлось довольствоваться дешевыми тряпками. «Руж Диор» был последней модой в Париже и Лондоне, а темноволосой Мадди удивительно шел темно-алый цвет. Она всегда носила на шее шарф этого оттенка, чтобы подчеркнуть белизну кожи.
Мадди постоянно просматривала «Вог» в поисках новых способов удовлетворять самым высоким стандартам моды. Она носила перчатки, шляпу, самые дорогие чулки: по договору приходилось самой покупать все аксессуары. В ее сумке всегда лежали туфли: лодочки, балетки, вечерние… Все усилия найти работу стали для нее рискованной игрой. Но после случившегося Мадди не могла оставаться на севере. Слишком больно жить в городе, где она была так счастлива всего несколько месяцев тому назад.
Волосы отросли, и она привыкла сворачивать их в элегантный узел, закрепляя гребнями и шпильками. Она не должна выглядеть деревенской девчонкой, когда станет ходить по будущим нанимателям, волоча за собой тяжелое портманто со всем необходимым для наведения красоты.
Она ходила по оживленным улицам: Грейт-Портленд-стрит, Маргарет-стрит туда и обратно, пока ноги в обшарпанных туфлях не начинали болеть.
Она уже отчаялась найти работу.
Фильм «Красные туфельки» [47]положил начало моде на балет. Но она не Мойра Ширер, как бы гладко ни зачесывала волосы, как бы ни затягивала талию, пытаясь выглядеть так, словно только что сошла со сцены.
– У вас тип светской девушки, – заметил один наниматель, оглядывая ее. – Ваша специализация – девушки на выданье и свадьбы высшего общества. Почему бы вам не пойти к «Харди Эймз» на Сэвил-роу? Там шьют гламурную одежду для богатых и знаменитых.
Там ей тоже отказали, но один из дизайнеров все-таки пожалел ее и дал еще один адрес.
– Сверните за угол. Там салон мистера Генри. Только не говорите, что это я вас к нему направил. Одна из его моделей только недавно вышла замуж за лорда и отправилась в свадебное путешествие на юг Франции. Попытайтесь устроиться, и удачи вам!
У Мадди болели ноги и ныло сердце, но она послушала совета и поднялась по широким ступенькам, чтобы позвонить в дверь. Прикрепленная сбоку от двери латунная пластинка гласила:
«Дом Рауля Анри».
Дверь ей открыли.
– Я хотела спросить, нет ли у вас вакансии модели? – улыбнулась она, втайне боясь, что тот, кто открыл ей, не заметит пыль на туфлях, несвежие белые перчатки и усталое лицо. День выдался тяжелым.
Женщина в строгом черном платье впустила ее в переднюю.
– Вы из агентства? – неприветливо спросила она с сильным французским акцентом, уводя Мадди наверх. – Сюда. Мистер Анри скоро будет.
Они оставили позади роскошь мраморного вестибюля и поднялись по скромной лестнице на чердак – лабиринт мастерских, сверкавших радугой ярких тканей, благоухавших смешанным запахом ткани, пота и духов.
– Как вас зовут? – спросила женщина.
– Мадлен Белфилд. Я принесла портфолио.
Она протянула папку, но женщина даже не взглянула на фото.
– Ждите здесь, – приказала она, и Мадди прождала, казалось, несколько часов, гадая, какая судьба ее ждет, и молясь, чтобы не пришла девушка из агентства, которая разоблачит ее уловки.
В дверях появился маленький человечек, смерил ее пристальным взглядом.
– Давайте посмотрим… встаньте… пройдитесь… ваш рост?
– Пять футов десять дюймов, – послушно ответила она, добавив для ровного счета полдюйма, пытаясь выглядеть утонченной, умудренной жизнью и готовой выдержать любые испытания.
Мадди улыбнулась.
– Мне нужны не улыбки, а холодность, – скомандовал он. – Разденьтесь за ширмой, покажите фигуру.
Мадди сделала, как было сказано, и вышла к нему в одной комбинации.
– Неплохо. Длинные ноги и прямая спина – редкость в наше время. Но можете ли вы правильно двигаться? Ортанс, наденьте на нее золотую парчу и позовите меня, когда она примет приличный вид.
С этими словами он исчез, а женщина в черном принесла бальное платье, едва застегнувшееся на спине Мадди.
– Придется избавиться от этого, – процедила она, сильно ущипнув Мадди за спину. – Слишком много мышц. Мистер Анри любит худых, как палка, женщин. Хорошо, хоть у вас нет бюста. Он любит создавать бюст с помощью покроя платьев.
Мадди терпеливо ждала, пока они укладывали ее непокорные волосы. Кто-то принес пару огромных клипс.
– Желательна лебединая шея. Ваша сойдет… с большой натяжкой. Медленно спускайтесь по ступенькам и входите в комнату.
Мадди подняла подол платья: ярды и ярды золотой парчи. Пытаясь выглядеть элегантно, она вошла в гостиную с чудесными люстрами, стульями в стиле Людовика XIV с позолотой и изящными занавесками. Прямо перед ней было зеркало, и она, вспомнив слова женщины, выпрямилась, подняла голову и стала медленно скользить, вытягивая спину, пока не показалось, что она выросла до семи футов.
В памяти всплыла муштра в «Маршфилдс». Она стала смотреть вдаль, словно перед ней расстилался длинный коридор, стараясь почувствовать себя принцессой… Золушкой на балу, где ожидал весьма своеобразный принц, наблюдавший за каждым ее движением. Не красавец ее грез, а мужчина средних лет с усиками и крашеными черными волосами.
– Повернитесь… пройдите сюда… имя?
Он уже забыл ее!
– Мадлен, – ответила она, не меняя позы. Прежде всего холодность… так он сказал.
– Итак, мисс Мадлен, думаю, что смогу с вами работать, но не желаю видеть никаких улыбок, никакой отсебятины. Только я создаю форму, вид, стиль. Вы – ничто. Либо вы вдохновляете меня, либо нет. Откуда вы?
– Йоркшир, сэр.
– Где это?
Он повернулся к Ортанс. Та пожала плечами.
– Неважно. В вас что-то есть. Но волосы и макияж не пойдут. Никакого загара: держитесь подальше от солнца. Можете курить, и главное – пунктуальность. Вам нужно многому учиться, но вы свежи и молоды. Я могу вылепить из вас все, что мне необходимо. А теперь я занят, бегите и в следующий раз наденьте приличные туфли. На каблуках. Я люблю девушек высоких, как гвардейцы, и с прямой спиной.
– Да, мистер Анри, – прохрипела Мадди, все еще не в силах поверить своей удаче. Сам кутюрье снизошел до разговора с ней!
Она даже не посмела спросить о деньгах. Сумеет ли она просуществовать на сдельной работе? Получить место, пусть и самое скромное, в лондонском доме моды – это чудо. Но если бы только она была способна испытывать хоть какую-то радость от собственного успеха…
Ночью она лежала на диване, гадая, правильно ли поступила. Грег не вернулся. Не попытался ее переубедить. Даже Глория не потрудилась ей написать. Боже, неужели она действительно потеряла ребенка по собственной вине?
При мысли об этом ее охватывал такой страх, становилось так худо, что она начинала курить одну сигарету за другой, пока не засыпала… но просыпалась уже через несколько минут. Так продолжалось всю ночь. Лучше уехать. С глаз долой – из сердца вон…
Она вспоминала все, что у нее было с Грегом: ласки, поцелуи, обещания совместного будущего… все, от чего она отказалась, приехав в Лондон. Она просто обязана добиться успеха, начать все сначала, спасти хоть что-то из того ужаса, в который превратилась ее жизнь.
Коллекция Анри создавалась в обстановке величайшей секретности, и только наиболее доверенные служащие знали общее направление и стиль его коллекций. Сотня платьев появилась на свет из нескольких сотен набросков, после многочисленных примерок на манекенах или лучших моделях.
Над деталями работали отдельно, чтобы любопытные глаза не увидели лишнего. Мистер Анри успевал следить даже за отделкой и фурнитурой. В примерочных постоянно гремел гром и сверкали молнии, и не раз платье летело на пол из-за очередной мелочи, вроде распоровшегося шва.
Поскольку лондонский сезон был в полном разгаре, существовал огромный спрос на платья для презентаций, в которых девушек представляли ко двору, подвенечные наряды, платья для коктейлей и вечерние наряды.
– Только английские девушки рождены для бальных платьев, – улыбался кутюрье, когда настал вечер показа.
Для дома Рауля Анри настал момент истины. Раскупят ли его модели модные магазины, стремящиеся растиражировать их для богатых покупателей, или же поток заказов превратится в тонкий ручеек?
В салоне были расставлены позолоченные стулья для приглашенных гостей. Скоро девушки высшего света и их матери начнут покупать платья для первых балов и вечеринок. Ожидали присутствия герцогини, маркизы, американской кинозвезды, считающей мистера Анри гением, способным замаскировать ее большую грудь и широкую талию искусным покроем платья.
Обязательно будут и журналистки, которые пишут репортажи для модных журналов, и, конечно, закупщики из больших универмагов, которые за большие деньги приобретут образцы, чтобы распороть их, а потом сделать свои выкройки для массового пошива. Ничто не останется без внимания: ни примерки, ни репетиции, ни мелкие переделки.
Неудивительно, что у всех нервы были на пределе.
Каждой модели приходилось работать в бешеном ритме: требовалось умение мгновенно вылезать из платья и натягивать новое – это было одно из многих качеств, необходимых для модели. Даже такие знаменитости, как Барбара Гоален, Джин Доуни или прелестная Беттина – сливки сливок – и те переодевались в сумасшедшем темпе. Аланна, одна из моделей мистера Анри, считала себя выше остальных. Она умела дотянуться до верхних вешалок и с помощью длинной палки снимала самые роскошные платья, которые потом и демонстрировала. И при этом отпускала из-за ширмы ехидные реплики в адрес остальных, словно те не могли ее слышать.
– Интересно, почему старик выбрал ее для финала? Она и пяти минут здесь не пробыла, – шипела она, помахивая пальцами с длинными ногтями в сторону Мадди. Черная шляпа-гриб уже была на голове, хотя Аланна была еще не одета: только утягивающий пояс с резинками и чулки.
– Сука! – прошептала Чармейн Блейк, взявшая Мадди под свое крылышко. – Не обращай на нее внимания. Она от природы такая злобная и любит только себя. Перед показом живет на сигаретах и черном кофе, чтобы талия была уже, чем у остальных. У нее даже дыхание ядовитое. Но будь поосторожнее. Она украдет у тебя лучший выход, если поймет, что это сойдет ей с рук.
Платье Мадди упало на пол, как раз перед выходом. Но Ортанс улыбнулась:
– Хорошая примета. Теперь показ точно будет успешным.
– Столкни меня вниз, столкни меня вниз, Чармен, – попросила Мадди. По прежнему опыту она знала, что толчок перед первым выходом приносит удачу.
Под внешней безмятежностью Мадди крылся настоящий вулкан эмоций. Но она словно впала в транс, когда ступила на подиум.
Нужно помнить правила: скользить по полу, медленно снять жакет, небрежно провести норкой по коленям самых важных гостей в первом ряду, делать пируэты, чтобы показать, как красиво колышется юбка. Остановиться, принять позу, выглядеть отстраненной.
Главное – произвести впечатление на гостей из первого ряда. Один кивок избранных стоит двадцати тех, кто сидит сзади.
Перед показом мистер Анри прочел наставление.
– Вы мои девушки, – вещал он, вытирая лоб розовым шелковым платком. – Сейчас начинается показ платьев, а не вашей внешности. Это платье носит вас… а не вы – платье. Уважайте ткань и покрой. Я не желаю здесь никаких примадонн, – остерег он, глядя в упор на Аланну Бейтман. – Если все пройдет хорошо, мы будем счастливы, если же нет – некоторые вылетят с работы. Вот так, а не иначе. Вперед, мои прекрасные лебеди, и не торопитесь, плывите! Дайте время рассмотреть, какую красоту я создал. Пусть услышат шелест шелка и атласа, шорох тюля и кружева. Пусть их глаза наслаждаются пиршеством красок. Носите драгоценности, как королевы, словно вы для них созданы. Устремите взоры вперед, как чистокровные кобылки. Дом Рауля Анри ожидает от вас… да, Мадлен, запомните, никакой улыбки. Только презрительный холодный вид. Вы должны излучать пренебрежение с оттенком надменности и грусти.
Мадди понятия не имела, о чем он толкует, и поэтому шепотом обратилась к Чармейн?
– Какой вид?
– Взгляд должен быть отсутствующим. У тебя иногда такой бывает. Ты всегда выглядишь немного печальной, словно в любую минуту разразишься слезами. Просто смотри вперед, в одну точку на противоположной стене, и все будет прекрасно.
Неужели она выглядит печальной? А ведь хотела склеить осколки своей жизни и не повторять ошибок. При мысли о возвращении в Лидс с поджатым хвостом ей становилось плохо.
– Чего ждешь? Твой выход! Ни о чем не думай, просто иди! – толкнула ее Чармейн. – Выглядишь прекрасно. Не хочешь поужинать после показа со мной и моей сестрой?
Мадди выплыла на помост в бальном пурпурном платье с бриллиантовым колье, которое в последнюю минуту застегнули на ее шее так спокойно, словно это были стразы от Вулворта. Что за жизнь! В какой мир она попала?
Трудно не расплыться в довольной улыбке. Если бы друзья видели ее сейчас… но все, о чем нужно думать – длинный помост, необходимость держатся прямо и пытаться не споткнуться.
Если Глория думала, что отъезд из Бруклин-Холла решит все ее проблемы, то жестоко ошибалась. Только она может попасть в такой переплет, вернее, под начало единственной в своем роде Эйвис Блант, портившей когда-то им жизнь в «Олд Вик».
«Сент-Феликс», подготовительная школа для мальчиков, находилась в глуши, в долине Ниддердейл. Большой каменный дом до отказа был заполнен сотнями мальчишек в шортах, взлетавших по лестницам в дортуаре. Шумные, озорные, с головами, полными вшей и гнид, которые нужно было вычесывать.
В школе не хватало персонала, и должность заместителя казначея, которую получила Глория, на деле оказалась не такой уж и почетной. На самом деле она выполняла роль девочки на побегушках. Не говоря уж о том, что уже в первый же день она столкнулась лицом к лицу с мисс Блант! Худшего наказания не придумать. Но почему ее не было на собеседовании?
– Мисс Глория Конли? Я так и думала, что это вы! Как можно забыть эту гриву?
– Да, мисс Блант, – прошептала она.
Она тоже помнила знаменитый парик!
Глория изо всех сил пыталась принять покаянный вид и не захихикать.
– Теперь я миссис Партридж, – объявила она. – Мистер Партридж – заместитель директора. Я и помогаю только потому, что нам не хватает квалифицированных служащих, иначе вас, моя дорогая, не пустили бы дальше порога. Как дела в Бруклине? Мистер Белфилд… он вернулся домой после войны?
Глория покачала головой, чувствуя, что предаст миссис Плам, если скажет правду.
– Я так и думала. У него достаточно здравого смысла, чтобы не возвращаться в это змеиное гнездо. Какое тоскливое место! И вся эта эвакуированная шваль! Полагаю, никто там не остался?
– Мой брат работает на ферме, – вызывающе бросила Глория.
– Что годится для одного – плохо для другого. Он ведь не отличается слишком острым умом, так ведь? Вряд ли и вы нашли бы что-то получше, чем это место! Значит, никаких главных ролей в спектаклях? – съязвила она. – Вы всегда были маленькой показушницей!
Глории очень хотелось дать ей оплеуху, но в таком случае она в первый же день потеряет работу, а ведь ей понадобятся рекомендации, чтобы найти другое место! Нельзя высовываться, пока она не устроится в Харрогите, там, несомненно, будет получше, чем здесь.
До Харрогита было довольно далеко. Она написала в офис Грега, рассказала о перемене места, надеясь, что он ответит. Но пока письма от него не было. Теперь она этому радовалась. Кто захочет встречаться с ней на этой помойке? Как она могла так вляпаться, получив работу под началом Грымзы?
Так ей и надо!
Она пожала плечами. Это в наказание за все, что она сделала с Мадди. Ее планы сорвались, но это временно! На войне и в любви все средства хороши, повторяла она себе, но собственная ложь не давала покоя. Ведь она всегда была подругой Мадди, и та столько раз ее спасала…
Но она гнала сомнения. Довольно и того, что приходится вычесывать вшей из волос сопротивлявшихся детей!
Настало время обдумать следующий ход. Она уже сбежала из Бруклина и от Кена. Какое облегчение – избавиться от этого гнусного позирования! Она была безумна, когда воображала, что из этого выйдет что-то стоящее! Ей удалось исчезнуть из поля его зрения, но теперь она застряла здесь, по крайней мере, на семестр! Ее жизнь наверняка превратится в ад, особенно от сознания, что Грег всего в нескольких милях отсюда зализывает раны, думает, что до него никому нет дела. Она надеялась, что сумеет без труда найти офис Грега. И тогда игнорировать ее будет не так легко.
Грег с гордостью оглядел вывеску над офисом. Он больше не субподрядчик! Сколотил собственную команду, нашел старую свалку, расчистил ее, поставил готовые стандартные домики-офисы и начал собственное дело. Каждый заработанный пенни вкладывал в бизнес. Теперь у него было свое королевство.
Он снова орудовал лопатой, бросая песок и цемент, забивал гвозди, клал черепицу, но отныне – это его песок и цемент, его гравий, его грузовики на дороге. Когда рабочие его подводили, он надирал задницу любому лентяю. Он знал все трюки, все уловки, на которые пускались парни, стоило бригадиру отвести глаза: таскали инструменты, продавали стройматериалы на черном рынке, врали, изворачивались, подрабатывали на стороне, опять же с ворованными на его стройке материалами. Он привык запирать стройдвор на большой замок. Ничего, он их поля ягода, ему все известно! Его никто не проведет!
Переезд прошел гладко, и он мог бы стать самым счастливым парнем в Йоркшире, но с кем делить радость, если не считать Чарли и семейства Афтон? Он больше не ездил к Фоксапам, не общался с гонщиками, из опасения, что увидит там Мадди под руку с другим. Он больше не ездил в Бруклин. Эта часть его жизни осталась позади. Одно время он жил как помешанный, но сейчас все прошло. Ему хотелось написать миссис Плам и сообщить хорошие новости. Но гордость не позволяла. Он никогда не вернется туда, разве что на гребне успеха, вместе с женой и двумя детьми и в самом большом семейном автомобиле, который только сможет найти. Он им всем покажет!
Это в два счета сотрет улыбку с надменного лица Мадди Белфилд!
Он никому не признается, что в ту ночь, лежа в своей квартирке рядом с Дрэгон Перейд и глядя на обои и потолочную лепнину, он раз за разом спрашивал себя: что такого он сделал?
Когда она изменилась? И всего лишь за один уик-энд? Он ничего не понимал, но, к счастью, не стал тратить время на разгадывание тайн этой двуличной особы. У нее должен быть другой парень, какой-нибудь чванный тип, который получше, чем он, устроит ее жизнь.
Но отказ Мадди все же жег огнем. Он считал, что они две половинки, но отныне он живет по принципу: никогда не доверяй женщине. Она бросила его ради выгодного поклонника. Другого объяснения просто нет!
Глория наверняка все знает. Она уже послала письмо с новостями, рассказывая о своей новой работе в школе Грымзы, не более и не менее. Бедная корова! Нужно спасти ее, вытащить оттуда.
В его глазах она по-прежнему оставалась милым ребенком. Но больше он не поведется на хорошеньких молодых школьниц!