Чёрная мадонна Лэнкфорд Дж.

Глава 14

Арона

Вместо того чтобы проводить время в саду или на берегу озера, Мэгги всю вторую половину дня просидела в спальне, у окна, и с тревогой наблюдала за Джессом. Антонелла носилась взад-вперед по лестнице, принося за один раз по одной выстиранной вещи. Это давало ей повод всякий раз, когда она открывала дверь, подсмотреть, что там делает Мэгги.

– Scusi, signora, va tutto bene?[9] – услышала Мэгги за своей спиной ее голос.

Антонелла была невысокой женщиной с коротко стриженными, курчавыми от природы волосами. Украшений она не носила, лишь темные платья, а поверх них – сувенирные фартуки; казалось, что она привозила их из всех мест, где бывала. Сегодня ее грудь украшал римский Колизей. В руках у Антонеллы было одно-единственное полотенце, хотя Мэгги была уверена, что та перестирала их как минимум дюжину. Кстати, эти полотенца пришлось специально заказывать, так как итальянцы не привыкли использовать в данном качестве лоскутки махровой ткани.

– Si, Antonella. Мне хорошо, bene.

На самом деле это была ложь. С того самого дня, как Мэгги познакомилась с Адамо, она стала замечать в поведении Джесса немалые странности. Он каждый день изучал Тору, потому что она велела ему это делать, но как только прочел то, что от него требовалось, тотчас брался за другой отрывок. Если раньше он читал без особой охоты, то теперь буквально проглатывал страницу за страницей. Например, «Энеида» Вергилия. Четыреста сорок две страницы. Когда Джесс наконец закончил читать, Мэгги дала себе слово, что тоже ее прочтет. И сколько же она осилила за два дня, уделяя чтению по два часа на ночь? Двести сорок страниц. Джесс же проглотил целиком всю книгу за два часа.

Антонелла сказала, как видела, что так же быстро читают глухие дети из школы при местном монастыре, потому что им нет необходимости озвучивать каждое слово. По крайней мере, Мэгги поняла Джесса, когда он завел речь о разграблении Трои, а потом принялся скакать по веранде, выкрикивая: «Бойтесь данайцев, дары приносящих». Правда, в последнюю неделю она почти перестала его понимать. Что он там упоминал? Кварки, если она правильно помнит… Когда же Мэгги попросила его объяснить, что это такое, он крикнул только одно слово: «физика», как будто это могло ей помочь. За один день он проглотил «Новый вид науки» Стивена Уолфрама – более тысячи страниц про какие-то клеточные автоматы, или как они там называются. А прочитав, заявил, что это книга изменит мир.

И вот теперь, столкнувшись лицом к лицу с правдой, Мэгги прекратила их многочасовые сидения в саду или на веранде. Феликс явно выбрал в матери Джессу не ту женщину. И хотя она вряд ли назвала бы себя тупой, ей было страшно оттого, что ее сын, похоже, гений. Он воплотил в себе все те таланты, напрочь отсутствующие у нее самой. Физическая ловкость. Она наблюдала, как он перевешивается через перила портичиолло, как бросает крошки хлеба Королю-Молчуну и другим лебедям – обе ноги в воздухе, балансирует на перилах, лежа на животе. И никакое падение ему не грозит.

Сострадание. Ничто из того, что он видел или слышал, не могло поколебать его отношение к людям. Джесс их любил. Он любил Адамо, даже когда тот бывал пьян. Соседского мальчишку, бросавшего камни через стену. Мошенника, о котором в газетах писали, будто он сколотил себе приличное состояние на махинациях с пенсиями вдов. Убийцу, которого вот-вот должны были казнить в США. Несмотря на их нечестность, обман, подлость, на то, что их руки по локоть в крови, он все равно их любил.

Интеллект. Джесс был на несколько голов выше ее. Более того, в последние дни он превзошел даже равви Диену – старик не смог ответить на некоторые его вопросы. Выходит, Феликс прав? Может, Джессу и впрямь нужны наставники, интеллектуально превосходящие его нынешних? Больше всего Мэгги пугало, с какой быстротой развивается ее сын. Он всегда был подвижным и ловким, но если бы сегодня он прошел по воде аки посуху, она бы не удивилась. Впрочем, напомнила она себе, чему здесь удивляться. В конце концов, он ведь Христос. И все же ей было тревожно видеть, как он меняется буквально на глазах.

Уж слишком стремительными были эти перемены. Мэгги вспомнила, о чем предупреждал ее Феликс. Что-то про стремительный рост и быстрое старение. Она весь день пыталась вспомнить, что именно он сказал. Что-то про его митохондриальную ДНК, которой уже в начале его жизни было тридцать пять лет. Это было единственное, что Джесс получил от нее самой.

– Синьора, ступайте к нему, – раздался за ее спиной голос. До Мэгги дошло, что Антонелла по-прежнему стоит в дверях с полотенцем в руках. Служанка чихнула, машинально воспользовалась полотенцем в качестве носового платка и лишь потом сообразила, что делает.

– Non importa[10], – сказала Мэгги.

– Ступайте к нему, – повторила Антонелла.

Мэгги вздохнула.

– И что я ему скажу, когда он начнет задавать мне вопросы, на которые я не могу ответить? Вскоре он поймет, что я… полная дура, – эти слова Мэгги сопроводила выразительным жестом руки, который позаимствовала у итальянцев. – Stupida! Non interessante! Brutta![11]

– Non brutta, signora; non stupida[12], – возразила Антонелла.

– В таком случае ignorante[13], – упиралась Мэгги.

– Нет, нет! Что вы!

Мэгги прекратила махать руками и, зарывшись лицом в ладони, глухо произнесла:

– Нет, я круглая дура, Антонелла, и с этим не поспоришь. Господи, что мне теперь делать?

Антонелла подошла к ней и обняла за плечи.

Обнявшись, обе женщины принялись вместе смотреть в окно. Внезапно до Мэгги дошло, что все это время Джесс балансировал на животе, перегнувшись через перила. Он не просто кидал крошки хлеба лебедям, а разговаривал с ними, как будто просил о чем-то. Мэгги не помнила, как она спустилась с лестницы, однако уже в следующее мгновение она была на улице и бросилась к озеру. А когда вступила на стену портичиолло, то услышала, что, собственно, говорит ее сын:

– Прошу тебя, Король-Молчун, иди к синьоре Морелли и сделай так, чтобы с ней было все в порядке. Чтобы ее ребенок родился живым и здоровым.

– Мой хороший, в чем дело? – спросила Мэгги, останавливаясь рядом с Джессом. Он соскользнул с перил и проводил взглядом Короля-Молчуна, который уплыл прочь.

– Я беспокоюсь за синьору Морелли.

– Синьору Морелли? Но почему?

Джесс повернул к ней лицо: глаза его были исполнены печалью, щеки пылали. Он протянул руки; Мэгги наклонилась и, обняв его, погладила по лбу. У него явно была температура. Сердце в материнской груди гулко застучало от страха.

– Антонелла! – крикнула Мэгги и, подхватив Джесса на руки, попыталась нести его вдоль узкой стены. – Антонелла! Антонелла!

Служанка бросилась на ее зов и, войдя в воду со стороны открытой части портичиолло, протянула руки, чтобы взять Джесса. Мэгги бережно передала ей сына, после чего тоже спрыгнула в воду. Вместе они отнесли мальчика сначала на берег, затем в его комнату в доме. Здесь Мэгги сняла с него мокрую одежду и уложила в постель. Антонелла тем временем нашла теплые одеяла, в которые они закутались, чтобы согреться.

Джесс не протестовал, лишь продолжал повторять:

– Мама, Антонелла, со мной все в порядке.

Однако взгляд его был каким-то туманным, щеки пылали. Было видно, что с ним далеко не все в порядке. Его била дрожь, и он постоянно водил глазами туда-сюда. Антонелла принесла детский аспирин, градусник, мешок со льдом, позвонила доктору и крикнула Мэгги, что сейчас приготовит куриный бульон.

Мэгги сидела на кровати, обнимая сына. Она всегда поступала так, когда он бывал болен. Лишь убедившись, что температура не так уж и высока, а Джесс проглотил таблетку, она наконец задумалась. Может, он вовсе не болен, может, причина в чем-то другом?

По-прежнему молча обнимая сына – сказать по правде, ей было страшно заговорить, да что там – молиться! – она обвела взглядом комнату. Типичная мальчишеская комната, набитая всякой всячиной, которую Джессу покупал Феликс. Бейсбольная бита и перчатка кетчера. Железная дорога. Конструкторы. Используя один из них, Джесс построил модель хромосомы. Наборы для химических и физических опытов. Модели судов и самолетов, с пультами управления. Игрушечные фигурки солдат – правда, все безоружные.

На столе – компьютер, с клавиатурой и джойстиком для компьютерных игр. Самокат, на котором он носился по подъездной дорожке. И повсюду книги. Феликс специально создал для него аккаунт, чтобы Джесс мог заказывать их через Интернет. В общем, типичная комната мальчишка, который, увы, отнюдь не был типичным.

– Когда доктор будет здесь? – спросила Мэгги у Антонеллы, когда та вошла с супом.

– Скоро, – ответила та. – Жена доктора сказала, что он отправился посмотреть синьору Морелли, и она сейчас ему туда позвонит.

Услышав такой ответ, Мэгги посмотрела на Джесса. Мальчик к этому времени уже сладко спал, словно херувим на небесах.

– Только не говори мне, что с синьорой Морелли что-то серьезное!

Внизу звякнул входной звонок. Антонелла отправилась вниз, чтобы открыть дверь. Мэгги обняла сына еще сильнее, напевая при этом «Пусть Иисус всегда идет со мною рядом». В следующий миг врач стоял в дверном проеме детской. Это был доктор Чекагаллина. Когда первый раз Джесс его увидел, он заметил, что волосы обрамляют благородное лицо доктора наподобие римского шлема. Доктор смотрел на Джесса, тяжело дыша, как будто взбежал по лестнице или же был чем-то напуган.

– Синьора Прайс, могу я задать вам один вопрос? – спросил он. – Скажите, Джесс был здесь все это время?

Мэгги задрожала и еще сильнее прижала к себе сына.

– Да, а почему вы спрашиваете?

– Синьора Морелли…

– Что с ней?

– Нам показалось… вернее, им показалось. Я не слишком хорошо говорю по-английски, и мне трудно объяснить, что к чему. Ей было плохо, очень, очень плохо, как вдруг…

В следующий миг в комнате вырос Адамо Морелли, который, как ни странно, почти твердо стоял на ногах. Мэгги почувствовала, как Джесс пошевелился. Затем он сел, с улыбкой, как будто никакой лихорадки не было и в помине.

– Мама! Кришна взял меня на свою колесницу, к синьоре Морелли. Теперь она здорова!

– Джесс, Джесс, милый мой… – Не зная, что сказать дальше, Мэгги поцеловала сына в лоб. – Что ты такое говоришь?

Доктор облокотился на край компьютерного стола.

– Мама! Зря тебя там не было! Это было так здорово! Кришна провел усыпанным драгоценным камнями рукавом над синьорой Морелли и сказал мне:

Не было такого времени, когда не было бы ни меня, ни тебя, ни синьоры Морелли, Джесс. И не будет такого будущего, в котором нас не было бы. Не плачь. Это что еще за слабость? Она тебя не украшает. «Просветленный дух принимает удовольствие и боль одинаково, и равнодушен и к тому, и к другому».

Буквально онемев от ужаса, Мэгги сглотнула застрявший в горле комок.

– Что случилось? – выдавила она наконец. – Что именно?

– Она очень больна, я имею в виду синьору Морелли. Вернее, была больна, а потом вдруг излечилась. Вернее, она упала на берегу. Синьор Морелли и его брат принесли ее домой, уверенные в том, что все обойдется. Но ей становилось все хуже и хуже. И тогда вызвали меня. И я пришел. И вижу, как она держится за… – Доктор повернулся к Антонелле и спросил по-итальянски: – Come dite lo stomaco?[14]

– Живот, – подсказала Антонелла.

– А да, да!

– Давайте я лучше буду переводить, – предложил Адамо, глядя на Джесса.

Доктор Чекагаллина быстро заговорил по-итальянски, а Адамо начал переводить за ним.

– Она держалась за живот и кричала от боли, а затем – просто! – Адамо даже щелкнул пальцами. – Перестала кричать, сказала, что ничего не болит. Снова была здорова. И она, и ребенок. Синьора Морелли сказала мне, – Адамо вопросительно посмотрел на доктора Чекагаллину, как будто не совсем понял, что тот сказал.

– Ну а дальше что? – нетерпеливо спросила Мэгги.

– Ну, вы должны понимать, что она была немного не в себе, – продолжил Адамо, – но синьора Морелли сказала, что на самом деле с ней всегда было все в порядке и она не болела. Она так и заявила, что, мол, всегда была здорова, и вообще она была не в постели, где ее застал доктор Чекагаллина. То есть ее муж говорит, что в постели, а она утверждает, что нет.

– И я тоже говорю, что нет, – добавил от себя Адамо, – потому что я был на берегу и попытался поймать ее, прежде чем она упала.

Глаза его были темны от отчаяния.

– Она сказала доктору, – продолжил Адамо, – что не падала, не кричала он боли, хотя – синьора Прайс, поверьте мне – я собственными ушами слышал ее крики. Она кричала как резаная. Я видел, что ей было больно. Но синьора Морелли сказала мне, что, когда я вошел, она вовсе не лежала в постели.

Доктор Чекагаллина встал и, подойдя к Джессу, что-то сказал по-итальянски. Адамо и Антонелла короткое время посовещались, как правильнее перевести его слова. Наконец Адамо нахмурился и произнес с уверенным видом:

– Синьора Морелли утверждает, что она была на воде вместе с лебедями, а лебеди были с вашим сыном.

Глава 15

Квартира Росси

Феликс закончил с упаковкой вещей для поездки в Италию. Мэгги отказывалась разговаривать с ним вот уже целый месяц, так что пора навести в этом деле порядок. Росси сидел за письменным столом в своей спальне и писал длинное письмо, полное разного рода историй, шуток и загадок, способных развлечь Эриэл, пока его не будет дома. Написав письмо, он спрятал его в ее комнате. Она найдет его там, когда сам Феликс будет далеко от дома, один, без нее. До сих пор это случилось всего один раз, когда он ездил в Арону. Увы, Росси больше не получал приглашений выступить с речью на пленарном заседании – да что там, даже просто поучаствовать в качестве рядового члена – на какой-нибудь престижной медицинской конференции.

Больницы и частные клиники больше не обращались к нему за советом. Если бы не его богатство, имя Росси давно было бы вычеркнуто из списка уважаемых семейств Нью-Йорка. Никто не спешил сфотографироваться с сумасшедшим ученым. Правда, Аделину и Франческу до сих пор принимали на разного рода благотворительных мероприятиях, но, скорее всего, из жалости. Просто светский Нью-Йорк решил, что не их вина, что Феликс безумец.

Не считая работы в лаборатории, Росси с головой ушел в отцовство, в котором находил неисчерпаемое удовольствие. Часто ему казалось, что есть в этом рука судьбы – опустошить его жизнь, чтобы потом заполнить эту пустоту дочерью. Когда зазвонил телефон, он заканчивал смешной рисунок – маленькая девочка верхом на пони и подпись: «Эриэл в Вермонте». Это была чудная поездка, этакая идиллия, которая запомнится на всю жизнь. Вместо выходных они с Эриэл задержались там на целую неделю.

Единственным черным пятном из десяти дней райского блаженства было понимание того, что ему придется разлучить Мэгги и Джесса. Больше тянуть с этим нельзя. Мэгги вбила себе в голову, что Джесс – клон Иисуса Христа. Она негативно влияет на психику ребенка и наверняка погубит его, если не предпринять решительных мер.

Феликс ответил на звонок. Выслушав взволнованный голос Франчески, он ответил:

– Сейчас приеду.

Повесив трубку, он, шатаясь, вышел к небольшой молельной скамеечке из черного дерева, стоявшей в коридоре, и покаялся в своем самом страшном грехе. Сэм Даффи жив.

Опустившись на колени под серебряным распятием, он шептал слова молитв. Отче наш, сущий на небесах, да святится имя твое. Дух мудрости и понимания, просвети наши умы, дабы мы постигли загадки вселенной в отношении к вечности.

Феликс перекрестился и склонил голову. Он всеми силами пытался не выдать волнения – кто знает, вдруг Рэйв наблюдает за ним в какую-нибудь скрытую камеру. Сэм жив, его все-таки не убили те, кто был готов уничтожить Джесса еще во чреве Мэгги, и пролили его кровь. Даффи остался жив благодаря одержимости Феликса создать клон Иисуса Христа. Сколько раз после той ночи в Центральном парке Феликс пытался понять, почему Браун, богатый и влиятельный человек, так боится ребенка, пусть даже этот ребенок предположительно несет в себе гены Христа.

Ночь, когда Джесс появился на свет, была поистине библейской как в своем ужасе, так и безмерной радости. Мэгги была Марией, даровавшей жизнь Спасителю под сводами арки, в которой они нашли убежище от своих преследователей. Браун же был Иродом, вознамерившимся во что бы то ни стало уничтожить ни в чем не повинного младенца.

Помешанный на идее создать клон Иисуса Христа, Феликс принес в этот мир клон Макса Сегра.

Он встал с колен и позвонил вниз, чтобы ему подали лимузин, однако остановился. Машины и их водители принадлежали жилищному комплексу, а все, кто здесь работал, подчинялись Брауну. Так что к Сэму он поедет не на лимузине. У Джесса нет генов Христа, но Браун об этом не знает. Стоит ему узнать, что Сэм жив, как он наверняка захочет допросить его, чтобы удостовериться, что клон действительно мертв.

Феликс схватил легкую куртку, ключи и на лифте спустился в вестибюль. Дверь открыл Рэйв. Лицо швейцара являло собой непроницаемую маску – если не считать едва заметной улыбочки, в которой вечно кривились его губы и которая, как казалось Феликсу, намекала: «Я видел твою сестру голой, приятель».

– Вызвать для вас лимузин, сэр? – спросил Рэйв, когда Феликс шагнул из стеклянной двери на ковровую дорожку под входным козырьком.

– Нет, спасибо. – Феликс посмотрел направо, затем налево и вздохнул. – Сегодня такой прекрасный день. Думаю, немного пройдусь, а потом, если устану, поймаю такси.

Рэйв отдал честь.

– Разумеется, сэр. Приятной вам прогулки.

Феликс заставил себя двинуться вдоль Пятой авеню. На 90-й улице он свернул налево, пробежал один квартал в направлении Мэдисон-авеню и подозвал такси. Пара минут, и он уже подъезжал к кирпичному фасаду «Забара».

Не успел Росси выйти из такси и расплатиться с водителем, как услышал свое семейное прозвище.

– Фликс! Это он! Это действительно он! – С этими возгласами к нему подбежали Франческа и Аделина. Одна принялась взволнованно потирать ему спину, другая – тянуть за рукав.

Сказав водителю, что сдачи не надо, Феликс повернулся к ним и, как только закончились взволнованные объятия, спросил:

– Ты точно уверена?

– Абсолютно! Фликс, это Сэм, – не закрывала рот Франческа.

– И он ничего не помнит?

– Ничего! – ответила Аделина, и по ее растерянному лицу он понял, что у нее в этом нет ни малейших сомнений.

Феликс открыл дверь ресторана и вошел. В следующий момент с одного из табуретов поднялся какой-то мужчина. Нет, это, вне всяких сомнений, был Сэм. Похудел – да. Постарел – да. Но это был тот самый человек, который в свое время сделал для них невозможное: в течение нескольких месяцев денно и нощно охранял Мэгги, несколько месяцев оберегал их покой в летнем домике в Клиффс-Лэндинг, сбивая Брауна со следа. Помнится, когда Сэм впервые шагнул под крышу их летнего дома, они с Феликсом затеяли драку.

И вот теперь Росси, не замечая толпы посетителей, подошел к Сэму и обнял его за плечи, похлопал по спине, прижал к себе. Это было все, что он мог сделать: обнять того, кого все эти годы считал мертвым. Когда Феликс наконец отпустил его, Сэм, похоже, остался доволен. Расплывшись в улыбке от уха до уха, он протянул руку и сказал:

– Наверно, мне нет смысла спрашивать тебя, были ли мы друзьями. Привет, Феликс. Честное слово, приятель, я хотел бы вспомнить, кто ты такой.

Ученый сел на табурет.

– То есть ты ничего не помнишь? Ты даже не помнишь, как?.. – Он недоговорил, поймав себя на том, что едва не произнес имя Мэгги. Для этого еще не подошло время. Для их же собственной безопасности, Мэгги и Джесс мертвы для всего остального мира. Феликс не мог говорить о них, пока не узнает, где Сэм пропадал все эти годы.

Даффи тем временем довольно странно улыбался.

– Ты что-то хотел сказать? – спросил он.

– Ничего. Так, ерунда. А вот ты расскажи мне всё. Что с тобой случилось?

Сэм представил ему доктора Льюистона, и Феликс тотчас проникся к нему симпатией. Они обменялись информацией о том, какое у каждого медицинское образование. У Феликса было две степени – доктора медицины и доктора философии, полученные в Гарварде в 1976 году. Льюистон также имел степень доктора медицины, полученную в том же Гарварде четырьмя годами позже. От Льюистона Феликс узнал историю о героической борьбе бригады кардиологов за жизнь Сэма, о том, как его доставили в отделение неотложной помощи, как потом поместили в специальную клинику для коматозных больных, где он провел все эти годы. И Феликс был благодарен Льюистону за такую заботу.

– Но тогда почему в газете появился некролог? – спросил он.

– В ту ночь в парке нашли еще одного мертвого мужчину, – ответил Льюистон. – У него, судя по всему, при себе оказался бумажник Сэма. Может, Сэм, он в тебя стрелял, а затем украл у тебя бумажник… Кстати, я слышал, что тот был набит деньгами.

Феликс не стал комментировать этот факт. В ту ночь у Сэма при себе действительно было много денег. Феликс тогда снял со счета крупную сумму, чтобы они могли куда-нибудь переселиться, прежде чем их обнаружит Браун, а потом и вообще, как говорится, исчезнуть из кадра. Он дал Сэму приличную сумму, чтобы тот раздобыл фальшивые удостоверения личности, микроавтобус и прочие необходимые вещи.

– Похоже, там было двое воров, – сказал Сэм, – просто один напал на другого. Интересно, что случилось с моим бумажником? Лишние деньжата мне не помешали бы.

Льюистон пожал плечами.

– Тебе не придется беспокоиться о деньгах, Сэм, – сказал Феликс.

Они сидели рядом, как компания добрых друзей – Франческа и Льюистон по одну сторону стола, Аделина, Феликс и Сэм – по другую. Но разговор не клеился, и вскоре начали возникать неловкие паузы. Что же им делать теперь? И, главное, что теперь будет делать Сэм? По его словам, он сам этого толком не знал. Поскольку он лишь недавно вышел из комы и это был его первый день на свободе, каких-то конкретных планов у него не было.

По идее, неловкие паузы в разговоре должен был заполнять Феликс. Но это у него получалось плохо. Забрать Сэма домой они не могли, там его мог увидеть Браун. Ведь Сэм, как известно, предал Брауна, а тот не привык забывать такие вещи. Поселить Даффи на другом берегу Гудзона, в Клиффс-Лэндинг, они тоже не могли, потому что Брауну было известно про их летний домик. По мнению Феликса, пусть уж лучше тот думает, что Сэм по-прежнему мертв. Хотя бы первое время. А потом они что-нибудь придумают.

Затем Феликс вспомнил Мэгги. Вот кто в первую очередь должен знать, что Сэм жив. Это ради нее, а не ради других, Даффи рисковал жизнью. Кроме того, появление в ее жизни Сэма, возможно, слегка смягчит ее привязанность к Джессу.

Во время одной из этих неловких пауз Феликс поднялся с места и взял в руки мобильный телефон.

– Одну минутку, мне нужно кое-кому позвонить, – сказал он, и все понимающе закивали, мол, да, конечно, как будто обрадовались возможности сказать хотя бы что-то. Выйдя на угол 80-й улицы и Бродвея, он набрал номер Мэгги в Ароне, думая о том, как сделать так, чтобы она не рассердилась и не дала отбой.

– Pronto[15].

– Come sta, Antonella[16].

– Molto bene, signor Rossi! Grazie[17].

– Posso parlare a Maggie?  importante[18].

– Si, Signore. Un attimo[19].

– Grazie[20].

Феликс принялся нервно расхаживать по тротуару.

– Феликс, о господи, я так рада, что ты позвонил!

– В чем дело, Мэгги?

– В Джессе.

Феликс как вкопанный замер на месте.

– Феликс, и все-таки я была права. Мы больше не можем ждать. Джесс совершил свое первое чудо.

– Что?

– Он избавил синьору Морелли от страшной боли.

– Что? Каким образом?

– Тем же, что и Иисус, Феликс, каким же еще? – В ее голосе ему послышались нотки отчаяния.

– Успокойся, Мэгги. Просто постарайся взять себя в руки. Ну вот, а теперь расскажи мне, что случилось.

Росси слушал, насупив брови, не видя перед собой ни прохожих на тротуаре, не слыша гудков желтых нью-йоркских такси.

– Мэгги, а теперь подумай хорошенько, – сказал он. – Синьора Морелли раньше видела, как Джесс кормит лебедей?

– Ну, разумеется. Да, конечно, видела. Ты хочешь сказать, что она всего лишь увидела во сне, как он это делает, или это просто игра ее воображения. Но как ты объяснишь то, что Джесс знал, что она больна?

– Скажи, Мэгги, Джесс плавал или выходил в озеро на лодке? Если он отплыл довольно далеко, то мог видеть берег и суматоху, вызванную обмороком беременной женщины. Он знает синьору Морелли настолько близко, чтобы ее узнать?

– Да.

– Тогда он мог видеть, как она упала, и расстроиться по этому поводу.

– Что ж, логично, – согласилась Мэгги, помолчав с минуту. – Да, пожалуй, ты прав, Феликс. Скорее всего, так оно и было. Но я на всякий случай отправила Антонеллу поговорить с синьорой Морелли, а сама поговорила с доктором и попросила их обоих никому ничего не рассказывать, особенно посторонним людям. Не хотелось бы подвергать Джесса опасности. И они со мной согласились.

– Ты хочешь сказать, что они оба считают, что Джесс сотворил чудо?

– А что еще они могли подумать?

– Это опасно для Джесса.

– Знаю. Именно поэтому я взяла с них слово.

– Мы не можем полагаться на двух людей из крошечного городка…

– Четверых. Карло Морелли, ее муж, она сама, его брат Адамо и доктор. И я могу на них положиться. Они не станут никому ничего рассказывать, тем более что знают, что могут подставить нас под удар. Я хорошо знаю этих людей. Куда больше меня беспокоит Кришна. Я тебя уже об этом предупреждала.

– Мы поговорим об этом, когда я приеду, – со вздохом ответил Феликс.

– И что ты там говорил про ускоренное старе…