Где-то у Проциона Романов Александр
– К черту, Сергей Александрович! – встрял выполняющий командирские обязанности Кремер. – К черту!
Через полминуты Лобов, продолжавший невозмутимо исполнять функцию метронома, произнес:
– Ноль!
– Отделение! – скомандовал Тимур.
Звезды на экране дрогнули и стали поворачиваться. Вадим сперва решил, что разделение произошло с закручивающим толчком, но когда поворот не остановился, сообразил, что это не случайность. Что Тимур тут же и подтвердил:
– Вот! – сказал он. – Спешите видеть, пока мы еще не разошлись!
С этого ракурса «Ореол» как нельзя больше напоминал волан – конус с нашлепкой на вершине. С воткнутыми в нее крестом четырьмя крыльями-радиаторами. На носовой оконечности корпуса медленно закрывались створки грузовой рампы, складываясь в купол обтекателя. Облитый солнечным светом, корабль сиял, как елочная игрушка, – излюбленное сравнение всех тележурналистов, избитое, но от этого не перестающее упоминаться.
– Внимание! – опять раздался голос Камова. – Начинаю разворот! Тимур, уходи с траектории!
– Понял! Выполняю!..
– Что мы делаем? – вполголоса спросила Анжелика.
– Камов сейчас развернет «Ореол», – пояснил Семенов, – и включит двигатель на разгон. Если мы попадем в факел выхлопа – от нас мало что останется. Поэтому нужно уйти в сторону…
– А-а…
Саитгиреев опрокинул посадочный блок «набок», и на какое-то время «Ореол» исчез из поля зрения. Затем снова появился, но уже заметно уменьшившийся. Как раз до величины той самой елочной игрушки – маленькой и несерьезной. Прикинув на глаз угловые размеры, Вадим решил, что Тимур отлетел где-то на полкилометра. В принципе, достаточно безопасная дистанция. «Ореол» между тем изящно провернулся в пространстве, словно подвешенный на невидимой нити. Маневр выглядел несложным. И только Вадим, побывавший в рубке, да, пожалуй, Тимур, представляли, чего стоит эта кажущаяся легкость.
– Красиво… – сказала Анжелика.
В раструбе отражателя вспыхнуло вдруг ослепительное сияние. На несколько секунд ничего не было видно вообще, даже несмотря на специальную программу гашения бликов…
– А почему он не двигается? – спросила Анжелика, когда видимость восстановилась.
– Ну, не сразу же… – проворчал Вадим.
Похоже, Анжелика пропустила мимо ушей все, что им говорили во время подготовки. Что было несколько странно, учитывая ее неблондинистую внешность. Впрочем, врачу не обязательно было это знать: у нее своих забот хватало. С другой стороны, Юля наверняка бы не стала задавать таких наивных вопросов: она как-то умудрялась разбираться в тех вещах, с которыми сталкивалась…
– Так у него ускорение – всего одна десятая g, – пояснил галантный Генрих. – Пока он скорость наберет – время требуется… Но, вон, смотрите – он уже стронулся с места!
Вообще-то это было слишком смелое заявление. Смещение на считанные метры и даже на десятки метров можно было определить только по приборам. Но, тем не менее, уже через минуту «Ореол» превратился во что-то вроде маленького прожектора, сияющего во всю мощь «факела». Еще через полминуты – просто в очень яркую звезду. Почти сразу же затерявшуюся среди россыпи других звезд окружающего небосвода.
– Ровной «дорожки», Сергей Александрович! – крикнул Тимур.
– И вам того же! – донесся голос Камова. – И мягкой посадки!
– Спасибо! – отозвался Саитгиреев. И как-то буднично обратился уже ко всем присутствующим: – Ну что, переходим на быстрый темп? Чего без толку время терять?
– Правильно! – поддержал пилота Кремер. – Вперед – на Марс! Давай, машинист, потихонечку – трогай!
4
Тимур «тронул».
Дальние звезды остались на месте: расстояние было невелико по космическим меркам. Но Марс принялся расти прямо на глазах. Сначала он превратился из звезды первой величины в просто гигантскую. Затем в крошечный красный серпик. Затем в полноразмерный диск, контрастно подсвеченный с одного бока солнцем. И продолжал все увеличиваться, заполняя собой постепенно переднюю часть экрана…
– Послушайте, – негромко спросила Анжелика у Вадима с Генрихом. – А где же каналы?
– Их в двадцатом веке закопали, – ответил Лунин, прежде чем успел схватить себя за язык. Портить отношения с куратором не следовало, но он просто не смог удержаться. – В связи с пересыханием воды на Марсе…
Выручил Вадима Семенов.
– Точно! – подхватил он. – Только не в связи с пересыханием, а для маскировки! После того как в девятнадцатом веке у марсиан не получилось Землю завоевать, они перепугались, что в ответ чего-нибудь прилетит, и срыли все каналы нафиг – чтобы земляне думали, что марсианская цивилизация им померещилась…
– Завоевать Землю? – удивилась Анжелика.
– Ну, у них были такие гигантские шагающие боевые роботы на трех ногах… Вооруженные лазерами… Неужели вы не слышали?
– Вы надо мной смеетесь… – сказала Анжелика.
Генрих принялся пересказывать ей вкратце «Войну миров». И заодно объяснять всю подноготную появления и исчезновения марсианских каналов. Начиная от Скиапарелли, их открывшего в 1877 году, и заканчивая полетом «Маринера-4» в 1965, поставившем в этом затянувшемся недоразумении точку… Правда, как выяснилось, не окончательную. В 1976 орбитальный блок станции «Викинг» явил миру «марсианского сфинкса», чем вызвал к жизни новый виток «ксенологической лихорадки», больше похожий уже на истерику, если не на шизофрению: надо было отличаться весьма конкретным складом психики, чтобы второй раз подряд наступить на те же самые грабли. Но энтузиасты Великой Марсианской Цивилизации оказались именно таковы. Двадцать лет с упорством, достойным лучшего применения, они занимались толкованием игры теней на некачественном снимке, высасыванием из пальца все новых и новых подробностей, возвели методом компьютерной реконструкции на равнине Сидонии гигантский некрополь, какой не стала бы сооружать в здравом уме ни одна цивилизация… И все эти немалые труды кончились просто до неприличия тихим пшиком, когда в 1998 году «Mars Global Surveyor» сфотографировал, наконец, пресловутого «Сфинкса» с нормальным разрешением…
– Удивительно… – заключила Анжелика, выслушав эту краткую лекцию.
Лунин невольно вспомнил анекдот про то, что женщины бывают прелесть какие глупенькие и ужас какие дуры. Честно сказать, в данном случае он затруднился бы поставить диагноз. Свое дело «испанская красавица», без сомнения, знала. Иначе бы им просто не занималась… Так что здесь, возможно, имел место третий вариант: ужас какая глупенькая. Или четвертый: прелесть какая дура. Смотря с какой стороны посмотреть… Впрочем, Вадиму неоднократно встречались женщины с высшим образованием, способные удивленно спросить что-нибудь вроде: «А Гавайи – это что?» Или: «Аляска – это где?» И поделать тут, видимо, было ничего невозможно…
Красный диск планеты между тем занял уже всю переднюю полусферу. Превратившись в колоссальный полукруглый горб с неясными пятнами рельефа. И Анжелика тут же подтвердила сложившееся у Вадима о ней мнение, заметив:
– Но мы ведь куда-то мимо летим!
Отказать в наблюдательности ей было нельзя…
– Разумеется, мимо! – тут же подал голос Семенов, назначивший себя в гиды. – Мы же иначе разобьемся…
– А как тогда?..
– Нам же нужно затормозить сперва – прежде чем садиться на планету! – пояснил Генрих. – Для этого мы используем атмосферу Марса. Как первые орбитальные спутники. Ты же слышала, наверное, что они совершали торможение в атмосфере?
– Да, – Анжелика кивнула. Но как-то уж очень решительно. Вполне возможно, что она и в самом деле что-то слышала. Когда-то.
– Вот и мы точно так же: войдем в атмосферу и будем лететь в ней, пока не затормозимся до безопасной скорости…
– Но почему мы в сторону сворачиваем?
– Так толщина атмосферы Марса чуть больше сотни километров! А нам для торможения нужно несколько тысяч! Вот мы и зайдем на Марс сбоку – параллельно его поверхности – и так и полетим. А вертикально мы просто расшиблись бы в лепешку!..
– А мы не промахнемся?
Семенов взвалил на себя ту еще работенку. Объяснить примерно на уровне – без преувеличения – дошкольника весьма сложную схему посадки с аэродинамическим торможением на планету со слабой атмосферой на скорости, в четыре раза превышающей местную вторую космическую… Да еще с задачей припланетиться не абы где, а в конкретном районе, с отклонением по меридиану не более нескольких километров!
5
Все должно было происходить не совсем так, как рассказывал Генрих.
Например, из курса подготовки Вадим запомнил, что даже полет прямо на планету, которым Семенов пугал Анжелику, вполне возможен для НЕПИЛОТИРУЕМОГО аппарата – каковым они сейчас и являлись. По причине разреженности марсианского воздуха вертикальный вход в атмосферу не давал перегрузки больше 50 g. Правда, у поверхности все равно пришлось бы воспользоваться парашютом или двигателем мягкой посадки: спускаемый аппарат просто не успевал погасить всю скорость на коротком участке – тут Генрих не соврал. Но сесть можно было. Проблема состояла в другом. Примарсианиться нужно было на той же долготе, что и у Сфинкса – где лежал «Пегас» – но при этом попасть точнехонько на границу северной полярной шапки! Это требовалось из-за нанозавода, которым, собственно, и являлся весь посадочный модуль: для нормальной работы ему необходима была вода, а где ее можно было гарантированно взять в нужных количествах, если не с ледового щита?
Баллистический спуск тут не подходил. Посадка должна была быть управляемой и с очень высокой степенью точности. В связи с этим еще на Земле выбрали довольно заковыристый вариант, для которого, как подозревал Вадим, и потребовался в качестве пилота Саитгиреев – истребитель, собаку съевший именно на аэродинамических маневрах в околоземном пространстве. Посадочному отсеку была придана форма, в точности соответствующая спускаемым аппаратам кораблей «Союз» – всем известной «фары». Обладая на гиперзвуковых скоростях аэродинамическим качеством, равным 0,3, марсианский блок «Ореола» таким образом мог совершать управляемый спуск с возможностью маневра как вдоль, так и поперек траектории.
Но это было еще не все… Дело осложняли вдвое меньшие, в сравнении с Землей, размеры Марса и в два с половиной раза меньшая сила тяжести. Из соображений энергетической выгоды вход в атмосферу запланирован был на скорости в двадцать километров в секунду при величине второй космической всего в пять. И первой космической – или круговой – каких-то и вовсе жалких трех с половиной. Произвести торможение и точный спуск с ходу в заданную точку при таком раскладе было абсолютно невозможно.
Поэтому посадка должна была выполняться следующим образом.
Выведенный «Ореолом» на нужную траекторию посадочный блок после отделения двигался по инерции, постепенно, по мере приближения к планете, боковыми коррекциями нацеливаясь в край видимого марсианского диска в районе Южного полюса. Выверяя таким образом направление полета с расчетной осью «коридора входа» – так называлась разница между максимальной и минимальной допустимыми высотами входа в атмосферу. Затем блок разворачивался в положение «днищем вверх» под определенным отрицательным углом атаки и в такой «неклассической» позе влетал со всей дури в газовую оболочку Марса.
В этом маневре был весь смысл выбранной схемы. Потому как если бы «спешащие на помощь отважные спасатели Чип и Дейл в одном флаконе» выбрали обычный вариант с рикошетированием от атмосферы, спускаемый аппарат просто не успел бы затормозиться и умчался в межпланетное пространство. При положении же «кверху ногами» на днище «фары» возникала аэродинамическая подъемная сила, только направленная не вверх, а вниз – к Марсу. И посадочный модуль вместо того, чтобы выскочить, как пробка из бутылки, наружу из атмосферы, наоборот, заглублялся в нее еще больше. Ну, по крайней мере, сохранял высоту полета неизменной. Продлевая и усиливая эффект торможения.
Просквозив таким образом буквально впритирку над Южным полюсом, посадочный блок, огибая планету, продолжал полет до экватора, постепенно набирая высоту. За экватором выпрыгивал-таки в космос, но уже имея скорость всего лишь чуть меньше местной второй космической. Совершал по этой причине виток по очень вытянутой эллиптической орбите и опять входил в атмосферу у Южного полюса. На этот раз уже классическим способом. Выполнял рикошет, перелетал по инерции экватор и только после этого заходил на посадку в районе кромки Северной Полярной шапки…
В общем, очень красиво, очень изящно, очень просто, но – беда! – исключительно малопонятно человеку, не связанному с космонавтикой. Во всяком случае, те же Саитгиреев с Меркуловым, обсуждая схему посадки, настолько восхищенно сверкали глазами и размахивали руками, что напоминали не солидных взрослых людей, а самых обычных пацанов, по чистой случайности дорвавшихся неожиданно до настоящего гоночного «болида» после своих подростковых мотороллеров. Лунин же вообще что-то сумел понять только потому, что на «Колумбиаде» достаточно общался со спейсерами и нахватался у них верхушек знаний по орбитальному пилотированию да выучил некоторые специфические термины. Вроде того же «коридора входа».
Одним словом, объяснить это все Анжелике легче всего было именно так, как и сделал Генрих – на уровне детского сада!
6
– Внимание! Переворачиваюсь! Будем входить в атмосферу! – объявил Тимур.
Марс, успевший превратиться к этому времени в огромную пологую дугу, обрамленную тонкой святящейся каемкой, быстро описал кульбит, оказавшись нависающим сверху над посадочным модулем. Анжелика от неожиданности вскрикнула и ухватила Вадима за руку.
– Ёпрст! – солидарно с ней выдал Семенов.
Судя по донесшимся еще репликам, зрелище произвело впечатление. Впрочем, как и всегда пилотаж на новичков. Лунин и сам совсем недавно столкнулся с этим эффектом во время полета на «Беркуте»…
– Ну, что вы, – сказал он Анжелике. – Мы же в космосе! Здесь нет ни верха, ни низа…
– Д-да, конечно… Спасибо. Извините… – поблагодарила куратор, разжимая пальцы на запястье Вадима. Но буквально тут же вцепилась снова. Потому что изображение на экране сменилось сплошной стеной огня. Со всех сторон. – Что это?!
– Всего лишь плазма. Как и должно быть при торможении. Неужели вам ничего не показывали на подготовке?
– Да у нас ее не было! – жалобно воскликнула Анжелика.
– Как это – не было?! – изумился Вадим.
– А вы думаете, у нас было на нее время? – вопросом на вопрос ответила та. – Нас же всего двадцать наблюдающих врачей на тысячу человек экипажа!
– Почему так мало?
– А где взять? Сколько есть – все заняты. В экспедицию и так собрали вдвое больше, чем обычно на такое количество приходится!.. Но и критических пациентов тут тоже больше! У нас все время аврал. И у наблюдающих, и у аналитиков, и у профилактиков… А вы думали – нам делать нечего?
– Да нет… То есть… Да, – признался с некоторым запоздалым стыдом Лунин. – Думал. Извините!
– Ничего… Вы же новенький… – великодушно ответила Анжелика. – Хорошо еще, возможность управлять временем помогает. Иначе совсем справиться было бы ни с чем нельзя. Вы даже не представляете, у скольких людей у нас в Утопии психика находится в критическом состоянии. Больше тридцати процентов! Если бы мы ежечасно не отслеживали их поведение, то нам бы пришлось чуть не половину населения засадить в психушки…
– Упс… – сказал Вадим.
– Вот именно… Нам совершенно некогда было заниматься чем-то еще, – пожаловалась Анжелика. – Решили, что так справимся… А теперь вот всего пугаюсь, – доверительно призналась она. Кивнула на экран, залитый пламенем: – Это вам такое привычно… А я ни разу даже на стратолетах не летала… И вообще – ужасная трусиха… Только никому не говорите! Я когда на это смотрю, мне все время кажется, что мы сейчас сгорим!
– Не буду, – пообещал Вадим. Потом, подумав, честно сознался: – Мне тоже не очень привычно… И вообще никому, наверное – даже Саитгирееву… Ведь кораблей с таким обзором, как у нас, просто не существует. А сгореть… Сгореть мы вряд ли сможем, – тут Вадим несколько приврал. Но не сильно. Шанс, что конструкция не выдержит скоростного напора и разрушится, имелся… Правда, для того чтобы это произошло, требовался какой-то невероятный заводской брак или перерасход ресурса из-за длительной эксплуатации. Но первое было практически исключено техприемкой и конструктивным запасом прочности, а второе просто невозможно в силу всего лишь первого полета. И вообще, сейчас был не двадцатый век, надежность космических кораблей находилась на другом уровне… – Вам совершенно не стоит бояться!
– Но мне все равно не по себе, – поежилась Анжелика. – Мы словно летим в какой-то огненной трубе…
– Ну, так всегда и бывает…
– Это для вас – всегда! А для меня первый раз! Ведь даже не видно, где мы сейчас находимся! И сколько еще будем так лететь? Вы знаете, – неожиданно попросила она, – можно я буду держать вас за руку? Тогда как-то не так страшно… А то я даже зажмуриться боюсь…
Учитывая, что она и так держалась за предплечье Вадима обеими руками и отпускаться явно не собиралась, Вадим разрешил:
– Держитесь…
Вызвав «рамку», он вошел в сеть и, покопавшись немного, нашел данные курсографа, отмечающие траекторию полета относительно поверхности планеты. Расчетную, разумеется. Получить информацию снаружи через облако плазмы было невозможно. На графике тонкая двухцветная кривая из двух слившихся линий обогнула почти полпланеты и приближалась к экватору. Одна из линий изображала эталонную траекторию, вторая – снятую с бортовой навигационной системы. Отклонений, на взгляд Лунина, не наблюдалось.
– Мы практически завершили первое погружение, – сказал он соседке. – Вот-вот выскочим на круговую орбиту. Не бойтесь.
– Спасибо! – поблагодарила Анжелика. – С вами я как-то в самом деле меньше боюсь… Вы очень храбрый человек!
7
«Тьфу ты!» – смущенно подумал Вадим. Но в это время модуль вылетел из пламени, и в салоне воцарилось недоуменное молчание. Над кораблем не было ни одной звезды. Сплошная непроглядная чернота – и больше ничего.
– Что случилось? – шепотом спросила Анжелика.
Но Вадим, хотя и был единственным, кроме Саитгиреева, «настоящим космонавтом», ничего не мог ответить. Только когда чернота уехала куда-то вбок, а ее место заняла картина привычного космоса, молчавший все это время Семенов догадался:
– Да это Марс был! Мы же над ночной стороной… И вверх ногами летели!
Все с облегчением рассмеялись. Лишенная каких-либо огней и дополнительного освещения в виде Луны, ночная поверхность Марса после сияния плазмы показалась всем едва ли не абсолютно черным телом: настолько на ней невозможно было различить хоть что-нибудь.
– Ну вот, можно сказать, и приехали! – сообщил Генрих и без того очевидный факт. И накаркал…
– Внимание! – раздался голос Тимура. – Всем в быстрое!
Вадим уже привычно скользнул на максимальный темп и включил конференц-связь. С кучи экранов одновременно донесся один и тот же вопрос:
– Что случилось?
– Не смертельно, – поторопился успокоить всех Саитгиреев. Но тут же добавил: – Однако возникла проблема.
– В чем дело? – повторил вопрос Кремер.
– У нас скорость выше, чем вторая космическая. Не сильно, но – выше… Поэтому мы идем не на эллипс, а на параболу. Пролетаем, то есть… – пояснил Тимур для самых непонятливых.
– Как такое могло получиться?
– Не знаю. Шли по расчетной. Отклонений не было. Скорость на выходе должна была быть четыре и девять. А у нас – пять двести.
– А сам что думаешь?
– Да какая разница, что я думаю… Не учли какой-то фактор… Навскидку аж три могу назвать. Неоднородность гравитационного поля, магнитосферная флуктуация, состояние атмосферы. Причем последнее – наиболее вероятно… Есть такая штука, как логарифмический декремент плотности атмосферы. Проще говоря, как убывает плотность воздуха по высоте. Его значение берут среднестатистическое… Но если плотность атмосферы по трассе пролета просто поменялась из-за погоды… С нашей скоростью вполне могло хватить. На Марсе сейчас смена времен года. Пыльные бури, ветер ураганный…
Тимур пожал плечами.
– Так мы что теперь – в космос летим? – по голосу Вадим узнал Анжелику. – И… что теперь с нами будет?
Нельзя сказать, что вопрос пришелся кстати. Но он выражал настроение немалой части присутствующих. Уж во всяком случае, такого развития событий никто не хотел.
– Да с нами-то ничего… – ответил Анжелике Кремер. – Будем потихоньку подниматься над плоскостью эклиптики. Через неделю где-нибудь подойдет «Ореол»… Куда мы денемся? Хреново не это…
– А почему через неделю? – спросил кто-то.
– Это приблизительно. Но сами прикиньте… Пока он затормозится. Потом ему нужно будет выйти на ту же орбиту, что и наша – а это еще разгон-торможение. Потом уравнять скорости с нами… Вот неделя и будет. А потом – опять нас на Марс выпулить…
– Погоди, командир, – остановил Кремера Тимур. – Это все потом можно обсудить. Сейчас нас время поджимает.
– Даже в быстром темпе?
– Да, даже здесь… Дело в том, что мы пока еще в трубке допустимых траекторий. То есть отклониться – не успели. И излишек скорости можно погасить двигателем. Мы даже без коррекции после этого сумеем войти в атмосферу в расчетной точке. Но участок этот короткий, и решать нужно быстро.
– А в чем проблема?
– В горючке. Эти лишних триста метров скорости сожрут у нас половину расходной массы. А у нас ее немного. И если мы потратимся сейчас – нам нечем будет тормозиться у поверхности. Садиться придется жестко. Мы, в общем, просто упадем. Вот в этом вся закавыка.
– Но у тебя ведь есть какие-то соображения, – сказал Витька резонно. – Иначе о чем вообще говорить?
– Есть, – кивнул Тимур. – У нас самый уникальный корабль за всю историю космонавтики. Он может трансформироваться в полете, как терминатор модели Т-1000. Поэтому я предлагаю доформировать, пока мы будем на эллипсе, из заготовки «Кузнечика», на завершающем участке отделиться и сесть на нем. А вся основная масса – пускай падает. Раскатается в блин – не страшно: потом обратно соберется. Ну, сутки-другие потеряет на восстановление. На общем ходе работ это практически не скажется… Мне не очень нравится жечь ресурс «Кузнечика» – он не бесконечный, – но другого выхода я не вижу.
8
– Э, э! Как это – раскатается в блин?! – Вадим узнал Дядю Федора. – А оборудование, которое мы везем в готовом виде?! У нас двадцать тонн одних строительных роботов… Оно же разобьется!
– Я неправильно выразился! – поправился Тимур. – Но этот момент я учитываю. Перед посадкой надо будет перекомпоновать блок так, чтобы он самортизировал энергию удара. Например, придать ему форму цилиндра с сотовой структурой. Тогда, сминаясь, он предохранит груз от разрушения. Так довольно часто делают…
– На Луне, – уточнил Кремер. – А здесь, однако, не Луна. С какой скоростью мы грохнемся?
– Где-то метров тридцать в секунду. Мы, собственно, падать начнем километров с двух, когда горизонтальная скорость погасится…
Дядя Федор присвистнул:
– Это ж сотня кэмэ в час получается!
– Да, это нам все горшки перебьет… – заметил кто-то.
– А есть что-то другое? – хмуро ответил Тимур. – Да и не так уж это много – сто километров. Варианты защитных демпферов на такие скорости есть…
– Но там исключительно спецматериалы. И особая механика конструкции. А ты предлагаешь обычную сминаемую соту. Да и масса у нас великовата…
– Но тогда что? Уходить на вторую попытку?
– А может… – сказал Дядя Федор.
– Что?
– Пожертвуем частью нанозавода? Соорудим реактивный двигатель из подручных, так сказать, средств. Нанозавод-то у нас ведь что из себя представляет? Это суспензия на основе воды. Из нанороботов и всей таблицы Менделеева. Если мы часть смеси превратим в рабочее вещество двигателя…
– Не покатит! – Саитгиреев помотал головой. – Слишком малая скорость истечения получится. У нас на это весь нанозавод уйдет… Оно нам надо?
– Да нет, пожалуй…
– Но как так случилось?! Черт побери! – не выдержали у кого-то нервы. – Неужели нельзя было точно рассчитать все заранее!
– Что именно? – спросил Витька, о чем-то раздумывая. – Все возможные варианты? На это никаких сил не хватит. То, что мы скорость не до конца погасили? Так и тут ошибка вышла в пределах допустимого. Почти… Если бы у нас не стояло задачи сесть в точно указанном месте, никаких проблем не возникло бы. Сели бы по баллистической… Эх, парашют бы сейчас!
– Так у нас заготовки нет, – возразил Тимур. – Из чего делать-то будем? Посадочный блок даже без «Кузнечика» под сотню тонн весит. Прикиньте, какие купола нам потребуются?
– Ну, так не делать полноразмерный! – сказал Дядя Федор. – Нам же только тормозной нужен! А он всяко меньше!
– А делать ты его сколько будешь?
Лобов задумался.
– Развертывание из походного положения… – сказал он. – С одновременным формированием «Кузнечика»… Да в невесомости… Н-да… Как раз к концу витка и запустим производство.
– Ну, так может так и сделать? – решил вставить слово и Вадим. – Через сутки же конфигурация, пригодная для посадки, повторится!
– Ага… – хмыкнул Тимур. – Повторится… Ты как считаешь-то?
– В смысле? – не понял Лунин.
– А ты с чего решил, что конфигурация повторится?
– А что не так?
– Да все почти. Орбита не круговая, период обращения с сутками не совпадает… Но главное – у нас перицентр будет на сорока километрах.
– Упс… – сказал Вадим, сообразив, в чем дело.
– Именно что… – криво ухмыльнулся Саитгиреев. – Мы даже на второй виток не уйдем…
– Э, нет! Погоди! – опыт общения со спейсерами проснулся в Лунине и прямо-таки сам лез наружу. – А если тормознуться до круговой?
Тимур кивнул.
– Уже лучше. Только хрен редьки не слаще. Мы на это вообще все топливо израсходуем. А для схода с орбиты надо будет дать еще один импульс. И чем?.. Но дело, в общем, не в этом. С парашютом просто ничего не выйдет.
– Это почему? – спросил Лобов.
– Я ведь объяснил уже… У нас заготовки нет. А без нее запаса всего нанозавода не хватит. Не делать же нам купол из заплат: часть из тряпки, часть из железа, часть из люмени, что-то вообще из платины…
– Постой! Что ты сказал? – внезапно встрепенулся Кремер.
– А что я сказал? – удивился Тимур. – Или у тебя есть идея сделать парашют на манер зонтика? С металлическими спицами?
– Именно!
– Спятил?!
– Начальство спятить не может! – назидательно сообщил Витька. – Начальство всегда право! Согласно пункта первого известной инструкции! А если не право – смотри пункт номер два! – заканчивая фразу, он откровенно улыбался до ушей.
– Ну, и что ты удумал? – спросил после паузы Тимур, когда стало ясно, что никто больше не подаст голоса.
– Кокингова воронка! – объявил Витька.
– Что?..
– Не знаешь? А ведь должен… – улыбка Кремера превратилась в само ехидство. – И Димка должен бы…
– Толком говори! Время-то не резиновое!
– Ну, у нас-то оно как раз резиновое! – возразил Витька. Видимо, чисто из вредности. Уже по этому можно было судить, что решение он нашел. Но какое именно?..
– Погоди… – сказал Лунин, озадаченный ссылкой на себя в этом вопросе. – Воронка? Это надувнушка, что ли, для прыжков с орбиты? Вроде так ее спейсеры называют…
– Она самая! Перевернутый конус. Как волан от бадминтона. Придуман англичанином Робертом Кокингом в XIX веке. Применение нашел только уже в наше время… Странно, что вы оба с Тимуром про него не вспомнили!
– Да чего тут вспоминать? – возмутился Тимур. – НТУ – надувное тормозное устройство! Очень даже применяется и не только для спортивных прыжков, но и во всех спаскапсулах – я сам с такой прыгал! Только ты о чем речь-то ведешь? Сколько там весу, и сколько у нас? Или один человек – сто кило примерно – или здесь сто тонн! И опять же, ткань нужна – а где ее взять?
– Вот блин, связался я на свою голову с профессионалами! – преувеличенно возмутился Витька. – За тремя соснами леса не видят! На что нам ткань? Нам даже пневматической эту штуку делать не надо!
– Да говори, наконец! – воскликнул Тимур.
– Да нам просто нужно корпус переформировать! В этот самый волан! С грузом в носовой части! Получится требуемый конус! С той же самой сотовой структурой, что ты предлагал. Просто размерами в несколько раз больше, чем наша теперешняя фара!.. Никаких куполов, никаких тряпок. Главное – так габариты растянуть, чтобы сопротивление воздуха позволяло парашютировать – и все! Из ста тонн массы посадочного блока без «Кузнечика» у нас пятьдесят – это нанозавод. Вот его и используем. По прочности – я уже прикинул, хватит. Нам ведь только на последнем участке его нужно будет!
Пока Кремер произносил эту тираду, Тимур слушал его все более и более внимательно.
– А ведь ты прав! – сообщил он под конец.
– А то! – признал Витька довольно. – Начальник я или не начальник?
– Извини – сразу не просек… – покаялся Саитгиреев с простодушным видом. – Сформировать заготовку времени у нас хватит… Надо только прикинуть размеры… Но наддув, скорее всего, потребуется: стенки-то у ячеек из жестянки получаются! И ведь как же сразу-то не сообразили! – запоздало сокрушился он. – Можно было на этом деле еще топлива сэкономить!
– Ну, ты раскатал губу! – осадил пилота Виктор Данилович. – Задним умом все мы Эйнштейны… Никто ведь не ставил задачу создать новый тип посадочного модуля! Вот и подгоняли уже проверенные решения. С той же траекторией что вышло? Небольшие аппараты проходят по такой нормально – а с нашей здоровенной дурой вон что получилось… А ведь считали не абы как, а с запасом!
– Верно… Но давайте ближе к телу, как говорил наш идейный отец О. Бендер… Не путать с Р. Бендером!.. Надо быстро все посчитать, чтобы успеть принять решение, пока коррекция еще возможна…
Глава 2. Марс
1
– Зар-раза! – сказал Тимур, наваливаясь на лопату. Но это мало помогло: штык никак не желал погружаться на полную глубину. – Вот надо же было так лохануться! – излил он свои чувства, выкидывая из канавы очередную порцию разрыхленного Луниным снега. – Фу-х! Давай перерыв устроим? А то что-то я замаялся. Труд, конечно, сделал из обезьяны человека, но зачем доводить идею до абсурда?
Чувствовалось, что ему хочется сплюнуть. Но по совокупности причин сделать это было невозможно. Конструкция андроидов была еще далека от совершенства…
Лично Вадиму данное обстоятельство тоже не нравилось. Не переставая орудовать киркой, он покосился на пилота.
– Какой тебе перерыв? – решил он пошутить. – До обеда еще далеко!
– Так и забора нигде не видно! – не остался в долгу Саитгиреев.
Вадим огляделся. Замечание было верное. Канава, которую они копали, начиналась не от забора…
– На Туму как-то раз пал сын Неба, – сказал Тимур хмуро. – Но не убился. А только лопнул… Устроили сами себе лишнюю работу. Создатели марсианских каналов, блин! В миниатюре…
И тут он тоже был прав. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилалась подтаявшая до наста бело-грязно-красноватого цвета равнина в неровных застругах. (Фирменный марсианский кирпичный оттенок проник даже сюда – на полярную шапку). Между застругами в беспорядке отблескивали пятна неожиданных здесь металлических луж. От лужи к луже тянулась причудливая сеть канавок, действительно напоминающая рисунок марсианских каналов в миниатюре. Кое-где среди этого пейзажа копошились такие же, как Вадим с Тимуром, копатели с кирками и лопатами.
– Тебе что не нравится-то? – спросил Лунин, перестав долбить и выпрямляясь. Решив присоединиться к перерыву. – Что мы почти нормально сели или что мы при этом не убились?
Тимур, облокотившись на лопату, махнул рукой вокруг:
– Мне вот это не нравится! – сообщил он. – Сколько нам тут еще ковыряться?! Могли ведь сообразить!
– Да ты ж сам всех торопил! «Трубка допустимых траекторий!.. Трубка допустимых траекторий!..» Вот и забыли все про ударную деформацию. Считали-то прочность конуса при парашютировании, а не в момент приземления…
– Финиша, – сухо поправил Тимур.
– Что? – не понял Вадим.
– Приземляются – на Землю. Во всех остальных случаях финишируют. Или садятся, если неофициально говорить…
Недовольство Тимура можно было понять. Ошибку допустили практически детскую: забыли, что при ударе о поверхность по конструкции пойдет волна деформации. Вот она и прошла… Порвав растянутый до миллиметровой толщины жидкий материал в клочья. И в результате – тупая долбежка льда от рассвета до рассвета… Поскольку никакого другого способа запустить нанозавод инженеры предложить не смогли: нужно было соединить между собой как можно больше луж сетью канавок… Для обеспечения контакта и перетекания вещества… Хорошо еще, что в центральной воронке, выбитой амортизатором, где скопилось самое большое количество наносмеси, хватило материала на кирки с лопатами. Трудно было сказать, что бы они делали в противном случае. Может быть, копали канавы досками от разобранных ящиков с грузом… Вот уж была бы романтика!
Только вот расстояния получались… От воронки ошметки конуса разбросало в радиусе полукилометра. И чем дальше от центра, тем «каналы» приходилось копать длиннее. В частности, сейчас Вадим с Тимуром как раз и прокладывали стометровое русло для объединения целой россыпи «озер» на максимальном удалении от свежеобразованного кратера. Из которого, на манер центральной горки, торчала груда ссыпавшихся туда грузовых контейнеров.
– А пока мы тут валандаемся, – сказал Тимур, – у «Пегаса» в любой момент может ресурс гикнуться. И какой тогда смысл во всей этой затее?
– Ну… – возразил Вадим. – ЦУП вроде сообщил, что эту проблему они решили…
– Решили… – проворчал Саитгиреев. – Тебе обогатители в полевых условиях восстанавливать не приходилось? Да еще так, как у них: из шестерых человек четверо лежачих… Как они вообще справились…
– Как у них – нет, – Лунин передернул плечами без всякого энтузиазма. – Но вообще – доводилось… И уж лучше так, чем вообще ничего. Я эту систему знаю – неделю она точно протянет…
– А если, не дай бог, песчаная буря зарядит? Сейчас ведь весна, самый сезон!
– Типун тебе на язык!