Странный мир Калашников Сергей

Глава 39

Среди Азорских островов Пико, пожалуй, самый высокий. Замечательная гора высотой более двух километров – совсем неплохое место для астрономической обсерватории. Морской субтропический климат, комфортные температуры. Замечательное местечко. На уровне моря всегда тепло, но не жарко. На макушке затихшего вулкана ветрено, так что одеваться тут нужно в нормальную одежду. Контрастное такое местечко. В затишном солнечном уголке комфортно, а если ночью да на открытом склоне – можно и озябнуть.

Сам этот остров – территория густонаселенная. На его четырех сотнях квадратных километров проживает целых пять человек. Семейная пара астрономов наводит свои телескопы на звезды и ведет метеорологические наблюдения. Им по пятнадцать лет – год как закончили школу. И еще годика два-три поживут здесь, пока не наступит время обзаводиться детьми – тогда уж вернутся на материк. Три метеостанции, расположенные на разных высотах, обслуживают школьники, поселившиеся здесь на время каникул. Температура, давление, влажность, сила и направление ветра, количество осадков – ведется сбор фактических данных для ученых.

В этом месте нынче – кухня погоды. Тайфуны-ураганы обычно собираются над этими водами, а потом наваливаются на запад Европы, а то и на Северную Африку, потому-то именно на этом острове и организован наблюдательный пункт. Конечно, заранее угадать, куда направит стихия свой гнев, не удается, но сам факт образования мощной области низкого давления интересует всех.

Метеоплощадка, которую обслуживает Натин, расположена у самого моря. Рядом – причал и несколько емкостей с топливом. Заходят или прилетают сюда пять-шесть раз в год, однако залить горючего или пресной водички тут всегда можно. Или провизией разжиться – есть приличное количество мясных консервов и круп, а уж свежих овощей или фруктов нарвать вообще не проблема. Имеется на острове в защищенном от ветра углублении плантация, где грядки не размывает тропическими ливнями, а ветер не уносит кусты и деревья. Да и рыбкой в этих водах запастись недолго.

Натин родом с Корсики, она всего три года как приехала в школу к этим русским, но сейчас, в свои десять лет, вспоминает прошлую жизнь слегка туманно, причем, в основном, с недоумением. Она жила в семье, которая кормилась охотой и часто переходила с места на место. У нее было много братьев и сестер, папа и мама. А потом мама заболела. Папа привел человека, который на быстром паруснике их всех увез далеко. От дома до кораблика маму несли на носилках папа и доктор, а Натин с другими детьми шла пешком. Они тогда все бросили и очень торопились.

Потом на судне маму разрезали и зашили обратно, и она стала поправляться. Кругом были чужие люди и непонятная речь, и шок от вида блестящих щипчиков, которыми маленькая матроска откусывала Натин ногти. Ей тогда ужасно захотелось такие, и девочка отдала ей эти самые вместе с кучей блестящих инструментиков в деревянном футляре. Затем все пошло кувырком. Степь, езда на гуанако, буквы, рогатка, плетение шапки из травы и микроскоп, через который ей показали маленьких зверьков, что жили у нее под ногтями. Простыни, мыло, безрукавка из волчьей шкуры, ловля рыбы руками.

Веселый отец, сажающий деревья, и помолодевшая мама. Куча детей в школе, веселые игры и непостижимо тяжелая таблица умножения. Теперь Натин считает себя тоже русской. Она ничего не боится и никого не уважает. Ее научили смотреть, слушать и думать. Не верить, а знать. Или стараться узнать. Тут все так делают. А еще носят оружие и очень вежливы. Сказать, что эти люди любят друг друга, – это неправда. Вернее, не вся правда. Любят ли друг друга пальцы одной руки? Так что чувства здесь ни при чем. Эти люди похожи на одну семью. Собственно, она тоже из этой семьи. И знает, что ругаться друг с другом можно, но драться следует только на тренировках.

Вообще-то свою отсталость от большинства других детей Натин чувствует. Ей постоянно все объясняют и растолковывают. Часто она не понимает поведения других, а уж поступок той непостижимой девочки, отдавшей ей свой маникюрный набор, для нее до сих пор загадка. Она не любит читать, неважно обстоят дела с арифметикой. Но сейчас, после завершения третьего класса, она просто и уверенно поступила как все. Коульке – он учится на класс старше – захотелось поработать в каникулы лаборантом на метеостанции, и она вызвалась. Этот Коулько для Натин самый лучший друг. Не потому, что он лучше всех, а потому… ну очень уж он симпатичный.

Когда не клюет, это верный признак того, что до очередного урагана недалеко. Солнышко припекает, воздух прогревается, расширяется и становится легче. И уже не так сильно давит на землю и море. Это Натин обьяснили. А потом в это место, где воздух слабый, приходит сильный воздух из мест, где не так жарко. И получается ураган. А иногда – тайфун, или циклон, или торнадо. Чем они друг от друга отличаются – она обязательно узнает. А сейчас пора снимать данные с приборов и передавать на горку по радио.

Девочка сматывает удочку и спешит на площадку. Влаги в стакане нет, температура, давление и влажность занесены в журнал. С ветром дела обстоят неважно – ну нет его, и все тут. Полчаса назад было последнее дуновение. Помещение метеостанции – бетонный бункер с двумя запасными выходами. Опасность торнадо и сейсмическая – это очень серьезно. Тут на Пико все постройки такие – маленькие, тесные и очень прочные. Включила на разогрев передатчик, и пока лампы выходят на режим, оживила тайпер. Закрутился под стеклом магнитный диск, поползла головка считывателя, и на экране возникли принятые сообщения.

Семисегментные буквы – это не так просто. Некоторые из них такие же, как обычные. Другие совсем непохожи. Но Натин их уже выучила и разбирает уверенно. Коулько и Ширяй прислали очередные ходы шахматных партий, что они ведут по переписке. Переставила фигуры на обеих досках. А с горки сообщили о том, что обнаружили на юго-востоке незнакомый корабль. Кстати, времени с тех пор прошло немало. Взяла бинокль и, поднявшись на удобное место, обшарила взглядом горизонт. Ничего не видно. А ведь это в секторе, который отсюда отлично просматривается. Хотя мешает мыс слева.

Вернулась и вызвала обсерваторию по голосовому каналу. Нет ответа. Все чем-то заняты. Ребята на своих метеостанциях тоже к аппаратам не подошли. В принципе, с ними тоже все понятно. Коулько наверняка в земле ковыряется, у него как раз их островной садик-огород под рукой. Пико – очень выпуклый остров. На нем почти нет укромных уголков или защищенных долинок. Здесь продувается все. А вот на высоте семисот метров закрытое пространство имеется, там у них разбиты плантации, на которых и любит повозиться этот парень. Ширяй нередко туда заглядывает со своей позиции, расположенной на высоте полутора километров над уровнем моря.

Натин тоже иногда ходит в гости на огород. По этим горным тропам, когда нужно постоянно карабкаться, быстро устаешь, поэтому на острове стараются не поселять людей преклонного возраста – здесь мир молодых и рьяных, тех, у кого хватает энергии и задора. Однако почему ей никто не ответил? Ведь во время передачи метеоданных все находятся у аппаратов.

Думай, голова. Сверху разглядели корабль. От нее, с уровня моря, этот корабль не видно. Значит – он далеко, ведь с горы обзор намного шире. И пацаны полезли тоже посмотреть на него. Ветра нет, если это парусник, он должен включить мотор и подойти сюда, где есть причал. Раз не подошел – следовательно, мотора на нем нет. Ну да. Чужой. На вызов по радио не ответил. С ненадутыми парусами стоит. И что делать? Нет, нельзя быть такой тупой!

Девочка с неожиданной силой почувствовала себя брошенной и забытой, не способной сориентироваться, догадаться, сообразить, что ей следует делать. Три года – это слишком мало, чтобы стать как все. А она еще ленилась. Хотя про приход незнакомого судна на уроках ничего не было.

Присела на теплый камушек и пригорюнилась.

– Я же говорил, что она никуда не побежит, а дождется нас. – Это Коулько с Ширяем, а за ними Степан с вершины. – Соображает наша Натин, не сомневайся.

Парни нагружены так, что смотреть на них больно. Мальчишки несут наполненные овощами и фруктами носилки. На видном месте корзинка с японской айвой – от цинги помогает не хуже лимонов или апельсинов, но, в отличие от них, ее гибкие кусты здесь себя прекрасно чувствуют, успешно противостоя ветровым нагрузкам. Юноша на концах перекинутой через плечо палки принес две тушки подсвинков. Народ спорит: агути это или пекари, или просто одичавшая свинья. Была даже версия, что это тапиры. Настоящие зоологи здесь еще не появлялись, как и другие специалисты в области растительного и животного мира, а молодые астрономы-метеорологи вопросом особо не заморачивались. Опытным путем установили, что этот зверь относится к классу съедобных, и если употреблять в пищу по одной штуке в месяц, то меньше их от этого на острове не становится.

– Ты чужаков еще не видела. – Это скорее утверждение, чем вопрос. – Оля зажгла костерчик, чтобы с моря был виден дым, ну они и повернули в нашу сторону. Сейчас слева из-за мыса покажутся.

– У них есть мотор? – интересуется девочка.

– У них есть лодка с веслами, тащат свою лайбу на буксире, – объясняет Ширяй. – Разведем огонек у ручья, там как раз можно якорем до дна дотянуться. И пресная вода ребятам понадобится. А пока приготовим угощение.

Степан внимательно осматривает девочку и дает указания по экипировке. Вместо шорт и цветастой распашонки она надевает тот же прикид, что и на пацанах – веревочную юбку, пелерину. Все металлические предметы – долой. Часы и бинокль тоже. Сандалии снять. Только скобку с зубов никуда не денешь. Что это, интересно, за маскарад?

– Понимаешь, Наталочка, – Степа часто так к ней обращается, – этих людей мы совсем не знаем. Ничего про них не слышали. Скажем так, опасаемся маленько. Ты хоть про это в школе не проходила, но из старой жизни помнишь, что не все ко всем относятся по-доброму.

– Всяко бывало, – соглашается девочка. – Но русские друг друга не боятся. А это нерусские, – завершила она собственную мысль.

– Так вот, если эти незнакомцы, встретив нас, поймут, что мы сильны и нас много, они поведут себя так, чтобы никого не разозлить. А если встретят слабых, глупых детей с щедрыми дарами?

– Там, где я раньше жила, могли отобрать все, а детей прогнать. Или обидеть.

– Примерно об этом и речь. Вы – первобытные дети с первобытными дарами. Обижать себя, надеюсь, ты никому не позволишь. Ну и я с дальнобойкой постараюсь вас слегка прикрыть. Оля тоже подойдет, с корабля уже заметили костер на берегу, так что верхний дымарь она погасила. Уже бежит.

Неглубокая, открытая бухточка. Хрустальный ручей отлично виден с моря. На ровной площадке громоздятся корзины с фруктами, на циновке разложены кожистые листья, на которых горками лежат нарезанные овощи. В пустых створках раковин – соль. Над углями костра на вертелах доходят до готовности две истекающие жирком тушки.

Трое босых детей в веревочных юбках и накидках радушно встречают семерых мужчин, высадившихся со шлюпки, вставшей на якорь в ста метрах от берега тридцатиметровой бригантины. Их речь непонятна, но жесты выразительны, а угощение выше всяких похвал.

– Джеки, как полагаешь, где сейчас родители наших лакеев? – Натин вполне понимает разговор гостей. Английский, однако, ее родной.

– Скорее всего на другом острове. Тут у берега пирога с балансиром. Как раз на эту троицу. Думаю, на ней они сюда и прибыли.

– Тогда есть смысл объехать все эти земли, в трюмах достаточно места еще для полусотни… – Этого слова Натин не знает, но кивок в сторону Коульки указывает на то, что речь идет о намерении забрать отсюда людей и увезти их в трюме.

Данная мысль представляется ей настолько неплодотворной, что, отлучившись к костру за очередным куском жареного мяса, она успевает пересказать это Ширяю.

– Рабов, получается, ищут. – Он кладет на лист роскошный кусок отлично прожаренной свинины. – То-то все время начеку, – выдавливает сверху несколько капель кислого сока.

Кивок Коулько, и вся троица исчезает в зарослях. А вот это они совсем напрасно! Два мушкетных выстрела в темноту наугад, это очень плохо. Так ведь можно ненароком и угодить в кого-нибудь. Дальнобойки Оли и Степы молчат. Гости саблями прорубаются сквозь кусты в направлении, куда, как им кажется, скрылись «аборигены». А ребята уже в зарослях между позициями прикрывающих их старших, переодеваются в камуфляж. Вообще-то обращаться с самозарядкой Натин научилась буквально перед самой поездкой сюда, можно сказать, факультативно. Этот островок у русских классифицируется как «фронтир», а в таких местах огнестрельное оружие «детских» калибров носят с восьми лет.

Набегавшись, моряки собрали и погрузили в лодку остатки трапезы, прицепили на буксир пирогу – плод двухмесячного Коулькиного труда – и, по-мужски погасив костер, убыли на свой корабль, ориентируясь на пламя в тусклом фонаре, вывешенном за борт. Над идеально спокойной гладью ночного моря до ушей девочки доносились «вульгарные восклицания», не несущие никакой информации, кроме как об общем негативном настрое участников дискуссии.

– Пока они знают только то, что мы дикие, глупые и пугливые, – констатирует Степа. – А вот то, с каким воодушевлением они вас ловили, наводит на мысль о небезосновательности подозрений нашей замечательной юной разведчицы. Если бы они недоуменно развели руками, пожали плечами и обиженно удалились после вашего исчезновения, нам не оставалось бы ничего, кроме как принести свои извинени…я! – Тычком в бок Ольга прерывает словесный по… ток из уст своего избранника.

– Гидроплан с десятком настоящих бойцов сядет на рассвете на той стороне острова. Штормовой дизельник из Пальма-де-Майорки тоже в пути уже, но добежит не скоро. Там Степан и Ширяй проверяют и готовят заправочную станцию на северной оконечности. Там, пока дойдете, и шланги дотянете, пора будет горючее в самолет заливать. Натин и Коулько идут в обсерваторию. Связь и наблюдение. Я отсюда присмотрю и если что – дам знать. Эти гаврики утром отправятся прочесывать остров, или я не знаю мужчин.

– Думаешь, попытаются забраться повыше, и оттуда все разглядеть? – интересуется девочка.

– Думаю. И еще две группы вдоль кромки воды пойдут в разные стороны. По три-четыре человека разбредутся, так что в харькачки имеет смысл зарядить морфейку, а не болячку. Ну, этим уже на местах займетесь. Пошли!

Посадка самолета на воду и его последующая заправка – события ординарные. Тем более когда есть уверенность, что обратный путь он проделает по нормальной погоде. Судя по всем признакам, формирование очередного урагана еще не вошло в стадию, когда проявления грядущей непогоды заметны. Раньше моряки говорили про этот период, что барометр уверенно падает, не имея в виду, естественно, сам прибор.

Коулько, оказывается, знает много интересного и прекрасно объясняет. Есть подозрение, что не миновать ему стези педагога. Людей с такими задатками вычисляют и пристраивают к делу стремительно – в них у русских самая большая нужда. А Натин наводит мощную оптику на пришедший вчера к южному берегу чужой кораблик.

На рассвете корабельная шлюпка засновала между берегом и бортом. Гости запасали пресную воду, причем в таком темпе, как будто готовились к тушению пожара. Потом подняли якорь и, следуя на буксире все за той же шлюпкой, двинулись на запад. Буксировка парусника маленьким гребным судном – это прием для аварийного случая. Это трудно и медленно. Натин наблюдала в сильную оптику за напряженным трудом матросов и сочувствовала им.

Однако обводы корпуса бригантины оказались достаточно острыми, а сама она все-таки не слишком массивна. Медленно, но верно ее разогнали примерно до скорости пешехода, который никуда не торопится, миновали западную оконечность Пико и продолжили путь навстречу закату. За целый день напряженного труда только прошли вдоль берега и продвинулись еще буквально километров на двадцать с небольшим.

– Опытный капитан. Сообразил, что понижение атмосферного давления при полном безветрии предвещает неслабый шторм. – Этого мужчину из числа прибывших зовут Нат. Он самый старший. Крепкий такой матерый дядька на фоне молодых парней и девушки из числа остальной команды настоящих бойцов выглядит папиком. – Не желает он встретить непогоду у каменистых берегов, знает, что первый же шквал может с ним сделать.

– А может быть, что-то заметил или заподозрил? Ночь была тихая, утро – тоже. Авиадвигатели – штука довольно шумная. – Это Оля, астроном.

Здесь, на вершине горы, самые просторные помещения. Сюда и сошлись. Хотя путь к обсерватории от подножия и не близок и только в гору, но вскарабкались сюда все. Детей, что оказывали радушие неведомым визитерам, расспросили с великим вниманием к мельчайшим деталям. Английскую речь понимала только девочка, ничего записывающего ни у кого не было, так что анализировали каждый звук, как бы его кто ни запомнил. Среди прибывшей команды оказались двое выходцев с Корсики, из амазоночьих поселков, для которых этот язык – родной. Общими усилиями пришли к выводу, что речь действительно шла о рабах.

Долго обсуждали технические детали одежды и оснащения, вспоминая мельчайшие детали. Дульнозарядные ружья с кремневыми замками, сабли и ножи. Элементы отделки, оторочки, вышивки, перстни, серьги, головные уборы. Оснащение бригантины вплоть до мельчайших деталей, даже как выглядело ведро, из которого окатывали палубу, черпая воду за бортом.

Пересчитывали членов команды, вспоминая, кто как выглядел и во что был одет. Получилось, что пятнадцать человек одного сорта и как минимум шестнадцать – другого, пониже рангом. Именно они и гребли, когда производилась буксировка. По очереди сменяли друг друга на веслах в шлюпке под присмотром рулевого и двух стрелков на носу корабля. Вроде – рабы по всем признакам.

Нат водит кончиком прутика по огромной карте, разложенной на просторном столе. Народ стоит кружком.

– Конечно, сложно точно определить, откуда эти охотники за невольниками взялись и куда ходили за добычей. Побережья Европы и ее территорию мы прочесали, считай, по всем рекам. Сибирь до Енисея и даже до Байкала вдоль Ангары обследовали. Там уже люди вовсю селятся. Побережье Северного Ледовитого океана до Колымы пустынно. Имею в виду, не живет там никто. – Нат дает пояснения или размышляет вслух – это как посмотреть. Натин уже знает, что русские не прогоняют детей от взрослых разговоров. Они вообще никогда ничего не говорят втайне от кого-то. Считают, что от своих ничего таить нельзя, ни плохого, ни хорошего. Если считаешь, что с тобой поступают неправильно, – так и скажи. И будь уверена, от тебя твоих оплошностей тоже не скроют. Ее даже карапузы, что еще не все слова знают, не стесняются поучать. Привыкла… со временем.

– Необследованных территорий остается значительно больше, чем тех, где мы уже побывали. Побережья бассейнов внутренних морей – вот, пожалуй, и все наши успехи. Не выходило быстрее. Одиннадцать человеческих сообществ потребовалось обеспечить медицинской помощью, связью, преподавателями. Во многих процессы ассимиляции далеки от завершающей стадии. – Нат явно озадачен. – Ну никак не получалось прочесать и прибрать к рукам весь шарик. Нас сейчас всего около ста тысяч человек, разбросанных по огромной территории.

И вот первая встреча с явно успешной попыткой создания цивилизации. Кто-то где-то всего за одно столетие, прошедшее с момента появления людей в этом мире, сумел организовать что-то, напоминающее промышленно развитую цивилизацию. Их шомпольные кремневки унифицированы, корабль мореходен, а капитан знает толк в своем деле. И, по всему выходит, что самый ценный ресурс этого мира – люди, их тоже интересует, – продолжает разглагольствовать Нат. – Если считать, что шли они действительно с юго-востока на запад, получается, примерно от Западной Африки к Северной Америке.

В обоих случаях в этих районах нами только бегло осмотрены побережья. Из Мавритании ранее обитавшую там группу людей мы перевезли на Сардинию, очень уж климат западноафриканского побережья изобилует погодными катаклизмами. Кстати, сами эти люди давным-давно – часть нашего общества. На Мадейре, Канарах и островах Зеленого Мыса сухопутные экспедиции не высаживались. Получается, необходимо срочно перенацеливать силы разведки в этом направлении, поскольку нет уверенности, что зашедшим сюда кораблем были вывезены все люди из мест, где их нашли.

А вот относительно того, где искать саму цивилизацию, – простор огромный. Побережья океана слишком подвержены воздействию сильных ураганов, чтобы люди стали там капитально устраиваться. Но в глубине территории Северной Америки раньше существовала обширная речная сеть бассейна Миссисипи и Миссури. Это не меньший простор, чем у нас на Оби и Иртыше, где еще далеко не все изыскания завершены.

А ведь немало рек впадает в море на восточном побережье, и их тоже нужно обследовать. – Нат замолчал.

– А если проследить за бригантиной и узнать, куда она путь держит? – неожиданно вырывается у Натин.

– Хорошо бы, – соглашается Коулько. – Но уже поднимается ветер. Вон она паруса надула. Отлично бежит, кстати. А наш теплоходик только через сутки-другие досюда доберется. Может и не найти парусник в штормовом-то море. Судя по взятому курсу, наверняка не скажешь, то ли он собирается обогнуть остатки Флориды, то ли забежит за водой на Бермуды, а уж оттуда двинется невесть куда.

– Кстати, Нат, почему сначала встречи с людьми происходили чаще, чем сейчас? – интересуется Оля.

– Во-первых, групп людей тогда, скорее всего, было больше. Не все ведь дожили до настоящего времени. Во-вторых, места их появления были расположены неподалеку от нас, как бы кустом, который мы и обследовали в первую очередь, поскольку это была ближняя окрестность. А вот третий фактор немного странный. Раньше в разведку нередко уходили малолетки или только что отрожавшие мамки – народ любопытный, пронырливый и непоседливый. А теперь мы тщательно готовим экспедиции, согласовываем, увязываем, организуем транспорт и связь, заранее продумывая маршрут и вычисляя вероятность встречи с людьми на основании собственных представлений о том, где они могут поселиться. – Нат озадаченно скребет затылок. – Понимаешь, случайные события плохо согласуются с прогнозами. Их вероятность, конечно, растет с ростом количества попыток, но последние годы чужих мы не встречали совсем. Хотя двадцать разведгрупп в деле постоянно. Только в группах профессионалы, а не… ну, не авантюристы, точнее, не энтузиасты, вот как.

– Ушел кураж, пропал авантюризм, романтика стала работой, – буркнула Оля себе под нос. – А кто обычно идет в разведку?

– Многие просятся, – улыбнулся Нат. – Но тех, кто хорошо зарекомендовал себя в науках, обычно стараются не брать. Не говоря уже о людях, способных к медицине или педагогике. Знаешь ведь, что не хватает нам ни биологов, ни геологов, ни растениеводов. Да всех нам не хватает. С полупроводниками работы никак с мертвой точки не сдвинутся. Электронные лампы и дизельные двигатели, которыми мы пользуемся, разработаны полстолетия тому назад. В биотехнологиях – да, результаты сказочные. Медикаменты у нас получаются неплохо. В сельском хозяйстве один работник сотню едоков кормит, заметьте, используя только мускульную силу свою и животных. Да и разведанных пространств каждый год прирастает немало. Но, тем не менее, какую-то крупную группу мы так и не нашли. А они уже людей собирают повсюду и свозят к себе.

Да, технически они нам пока проигрывают, так это ведь временно. Судя по тому, что вы видели, знания старого мира ими не утеряны. И, скорее всего, ближайшие окрестности места своей постоянной дислокации они изучили и весь народ собрали в одном месте.

Пискнул тайпер. Ширяй дотянулся до тумблера. На экране возник текст. Сообщение гласило о том, что пропала связь с метеостанцией в Северной Шотландии.

– Вот ведь незадача! – скривился боец, быстрее всех разобравший написанное на экране. – Мы тут без транспорта застряли. Наша цель уходит, а к месту, где возникли новые проблемы, быстро не добраться.

– Ты, Кузя, не переживай так сильно. – успокаивает его Нат. Из норвежского китобойного порта тревожную группу вышлют. Видишь, – он показывает на синоптическую карту, – там сейчас море спокойное. А наш кораблик, что сюда бежит, похоже, заштормует в океане, так что наберитесь терпения и слушайте, что говорят местные жители. В этих краях ветра все сносят, поэтому готовьтесь пережидать непогоду в бункерах.

Ласково светит солнце, масса птиц охотится на рыбу в море, а на юго-западе горизонт затягивает марево – предвестник зарождающегося урагана.

Натин не любит читать. Но слушать разговоры она обожает. Сейчас на метеостанции, расположенные у моря и на высотах семьсот метров и полтора километра, ушли пары бойцов из прибывшего отделения. Детишек Оля оставила в просторных укрытиях на вершине. Это решение продиктовано не соображениями «как бы чего не вышло», они уже не по одному тайфуну пересидели в уютных бункерах, а просто тем, что сейчас интересно именно здесь. Чисто педагогическое, так сказать, соображение.

Не стоит забывать и того обстоятельства, что дорога от одной метеостанции до другой это более десятка километров крутых горных троп, оказаться на которых в непогоду рискованно. Так что при возникновении опасности образования урагана все расходятся по укрытиям, а аппаратуру частично снимают и прячут. Вот и сейчас на наблюдательной площадке только один телескоп, через который идет фотографирование облачности. Он маленький. Снять его с прочной турели и укрыться с ним в бетонной траншее – дело нескольких секунд.

А на кухне сейчас – центр бытия. Нат крутит ручку мясорубки, а Коулько с Ширяем месят тесто. Для этого у мальчишек явно недостаточно силы, поскольку тесто требуется очень крутое. Это ничего. Фарш уже почти весь выполз через решетку, осталось прогнать вслед за ним ржаную корочку, и можно доводить до кондиции солью и мелко порубленным луком. А потом за несговорчивый тугой ком пресного теста примутся руки взрослого мужчины.

– Нат, а сколько тебе лет? – Вопрос срывается с уст девочки неожиданно для нее самой.

– Шестьдесят пять, я уже старенький.

– Да нет, ты еще очень даже ничего. Привлекательный такой мужчина. – Кто тянет ее за язык? С тех пор как она оказалось в среде этих людей, в ней многое изменилось, и этот процесс продолжается. Но молчать в присутствии старших ее учили с тех пор, как она научилась говорить.

– Рад, что способен нравиться юным леди, – ухмыляется Нат. – Если речь о физических кондициях, то дела мои еще не очень плохи. А вот с гибкостью ума уже начались проблемы. Груз прожитого и совершенного – штука специфическая. Склонность к взвешенной, сбалансированной деятельности – великая вещь. И великий груз. – Мужчина понимает, что рассуждения его – не детского ума дело, но, кажется, накипели и рвутся наружу мысли. – Полвека страна наша прирастала и людьми, и землями. Искали мы других, встречались, оказывали помощь и встраивали всех в свое бытие.

А тут появились данные о том, что неизбежно столкновение с другими, такими, кто жить, как мы, не захочет. Кто силен и многочислен, живет неведомо где. И я растерялся.

Нат замолчал, налегая на тесто. Заговорил Коулько.

– В Северной Америке никто из наших не поселился, верно?

– Верно. А знаешь почему?

– Не знаю. Расскажи.

– Хм! – Нат слегка озадачен. Однако раз напросился, делать нечего. – Каждый из наших людей обучен тому, чтобы жить хоть бы и сам по себе. Но не хочет. Потому, что желает иметь возможность обратиться к врачу, отдать детей в школу и заниматься чем-нибудь более интересным, чем добывание пищи и шитье одежды. Те, кто любит выращивать овощи или возиться с животными, наоборот, не получают удовольствия от своих успехов, если плоды их трудов никто не ест. Отвезти ребенка в школу за двести километров – не проблема. А за тысячу?

Понимаешь, в любом районе нашего расселения приходится создавать свое хозяйство, учебный и медицинский центр, думать о путях сообщения и внутри района, и самих этих районов между собой. Ну, вот скажем, радиостанции делают всего в двух мастерских, шелк – в трех. Порох – в одном, а лекарства в десяти, но в каждом только десятки видов из сотен нужных. Поэтому, создавая любое поселение, мы некоторое время снабжаем его многим важным, пока производство этого самого там не наладится. А кое-чем – всегда. И эти работы – труд многих людей. А людей на все желаемые и даже необходимые места не хватает.

Сейчас понятно, что, создавая очаги человечества в бассейне Оби и Енисея, в Скандинавии и в серединной части Европы, мы напрягли все свои возможности на направлениях, легко достижимых, удобных. А вот Северную Америку отложили «на потом». Кстати, до сих пор неясно, правильно или неправильно мы поступили. Дело в том, что в Атлантике часто штормит. Поселение на восточном побережье этого материка может часто терять сообщение с остальным нашим миром, кроме радиосвязи, конечно. Но невозможность оказать помощь – фактор тревожный.

– Получается, для того чтобы направить в те места людей для обстоятельной сухопутной разведки, нужно иметь там поселение, которое способно и обеспечить себя всем необходимым, и выручить попавших в беду изыскателей, – констатирует Коулько.

– Похоже, без этого нам не обойтись, – соглашается Нат.

Шторм собирался с силами еще сутки. Все это время народ держался неподалеку от укрытий и ничем особым не занимался. А потом началось. Собственно, Натин уже давно потеряла счет ураганам, пережитым ею за четыре месяца пребывания на Пико. Этот оказался рядовым – изломал и повырывал из земли кустов и деревьев не больше, чем обычно.

А вообще для нее так и осталось загадкой, как здешние птицы переживают такие периоды. А особенно их гнезда. Она уже сообразила, что занятия орнитологией ее интересуют всерьез. Область эта неисчерпаема, а на всю их страну имеется всего шесть книг по теме, и знает она их почти наизусть. Кстати, восемь коротких статей о здешних пернатых для определителя она приготовила, Коулько грамматические ошибки поправил и добавил два рисунка, а Ширяй придумал для одной неизвестной птички замечательное название – «шнырялка».

Пришли отличные новости из Северной Шотландии. Никто не погиб. Радиоаппаратура была уничтожена в перестрелке с ловцами рабов, поэтому связь и прервалась на время, необходимое для запуска резервного комплекта. Он далеко был запрятан, так что нашли его не враз.

Дело в том, что метеостанция была там отнесена в глубину суши, море с нее не просматривалось, и подход брига, или что там было, к пристани никто не видел. Маленькая бригада лаборантов оказалась захвачена врасплох. Вооруженные матросы появились неожиданно и получили достойный отпор, едва бросились ловить и вязать метеорологов. Харькачки с болячкой всегда у всех на шее, а пустить в ход заточку, обычно носимую на икре, не промедлит даже самая маленькая девочка. Это почти рефлекторное действие на попытку схватить за волосы. Через несколько секунд после начала нападения один из мальчишек добрался до самозарядки, а начальник объекта из рогатки выбил глаз уже третьему нападавшему.

Противник опомнился, началась стрельба, а надо сказать, своими дульнозарядками эти ребята пользоваться умеют и знают, как укрываться от ответного огня, так что организованной пальбой наши их, скорее, отогнали, чем уничтожили, сами получив в сумме три ранения.

Рассматривать уходящий несолоно хлебавши рабовладельческий кораблик никто на берег не побежал – раненые требовали внимания, но судя по тому, что успели разглядеть в одежде и вооружении нападавших, были эти люди из тех же мест, что и наведавшиеся на Азоры. Пришедшие из Норвегии спасатели, ясное дело, никого уже не застали, а тела погибших нападавшие успели забрать с собой.

Глава 40

Сведения о том, что мореходные корабли Южного штата, ушедшие в Атлантику на поиск людей, встретили две странные малочисленные группы, дошли до губернатора Чико в конце лета. А через две недели Робин Моун, стоя на корме бригантины, смотрел на то, как скрываются за горизонтом берега земли, на которой он родился и вырос – Северной Америки. Его отец – полковник Моун – получил чрезвычайные полномочия и был со всей возможной поспешностью отправлен на поиски европейцев.

Конечно, двухпушечная бригантина с пятнадцатью членами экипажа и десяток стрелков – это более чем скромные силы, но корабль имеет умеренную осадку, снабжен пусть и небольшой, но достаточно мощной для движения по спокойным равнинным рекам паровой машиной. Кроме того, отец по праву считается человеком выдающихся способностей, чьи дарования не раз позволяли ему улаживать без пальбы и крови весьма сложные проблемы. И в конфликтах с дикарями, что считают себя индейцами, хотя на самом деле кого там только нет, и в приведении под налоги скваттеров, которые любят называть себя пионерами, да и в пограничных спорах между самими штатами – его выдержка и разумность не раз способствовали быстрому и почти бескровному разрешению инцидента.

Тот факт, что на этот раз полковник отправился в неведомое со всей семьей, никому не показался странным. Жена с детьми всегда следовала за мужем. Десятилетний Робин и четырехлетняя Мэри привыкли к кочевому быту, к переездам вместе с прислугой на повозках и барках. Правда, последние годы мальчик присоединялся к семье только на каникулах, когда не было занятий в школе. Теперь в его жизни начинался новый интересный период. Мама, конечно, не преминет продолжить уроки с сыном, но она не сможет так, как преподаватели, загрузить его ненавистными географией, историей и Священным Писанием. Читать, писать, считать он уже умеет, а военному, которым он несомненно станет, как отец, не слишком полезны школьные премудрости.

Ровный ветер, хороший ход, полковник с капитаном за послеобеденным бренди рассуждают над скудной информацией, полученной через третьи руки. Несколько листков с доносами агентов из Южного штата бесчисленное количество раз прочитаны и, кажется, выучены наизусть. Присутствие юного Робина, склонившегося над книгой, никого не смущает.

– Обратите внимание, полковник. Обе встречи произошли в Восточной Атлантике на островах, заметно выдвинутых в глубь океана. И там и там фигурируют дети примерно в возрасте вашего сына. И взрослые мужчины остались без добычи, хотя противодействие их намерениям было выражено разными способами.

– Да, капитан, это наводит на мысль о том, что ловцы рабов имели дело с группами, ориентированными на решение некоторой задачи, и сформированными по определенному принципу. И это явно не слишком сложная задача, такая, что по силам даже подросткам. Просто наблюдение за морским простором в качестве гипотезы не проходит – в Шотландии явно было что-то другое. Иначе нападение не оказалось бы внезапным. А на острове Пико практически нет мест, с которых бы нельзя было увидеть приближающийся корабль. Что еще могли делать дети явно вдали от дома и неподалеку от морского побережья? Причем в обоих случаях они были одеты по погоде и на груди у них висели дудочки.

– В первую очередь в голову и приходит именно наблюдение за погодой, но для этого требуется связь. Телеграфных столбов или кабелей эти тупицы не заметили, да и трудно предположить возможность прокладки подводного кабеля от материка до Азорских островов. Даже наша, находящаяся, несомненно, в выигрышном положении, по сравнению с остальными, цивилизация не имеет для этого средств. Так что, скорее всего, используется радио.

– Предполагаете, что они сохранили технические средства старого мира? У нас на обнаруженных складах государственного резерва работоспособной аппаратуры не нашлось, а та, что прибыла сюда вместе с предками, за прошедшее столетие просто вышла из строя. Ну, почти вся. А новая пока работает только на лабораторных столах у яйцеголовых, что без конца требуют ассигнований, – вздыхает полковник. – Если ваше предположение о метеопостах верно, следовательно, мы имеем дело с высокотехнологичной цивилизацией. А если вспомнить частоту ружейного огня, отмеченную группой захвата с «Кометы», то, очевидно, подобраться незамеченными и понаблюдать со стороны у нас не получится.

Все верно. Идем в Шотландию и представляемся по полной форме. Мы – посольство дружбы. И любознательности.

Пристань в хорошо защищенной от непогоды бухте оказалась именно там, где и было указано в отчете о походе «Кометы». Четверо крепких мужиков принимают швартовы и закрепляют их у причальных тумб. Полковник сходит на берег без оружия.

Один из людей причальной команды подходит и здоровается на разборчивом английском. Остальные тихонько стоят в сторонке. Без оружия. Дудочки на шнурочке болтаются на шее у всех.

– Полковник Моун приветствует вас от лица Североамериканского штата Нойс. Я прибыл для установления дружеских обоюдовыгодных отношений между нашими странами.

– Да. Хорошо. – Собеседник подтверждает, что понял смысл услышанного. Языки совпадают неидеально. – Пожалуйте обедать со всей командой. Чай, на солонине давно сидите, а у нас все свежее, еще утром росло или бегало.

Под навесом, оставшимся, видимо, с момента постройки причала, суетятся женщины, там дымится печка и звенит посуда. Конечно, риск быть отравленными существует. Но он сюда прибыл не для того, чтобы демонстрировать осторожность. То, что детей не наблюдается, говорит о том, что эти люди осознали опасность, которой подвергается это место, и поселили тут крепкий народ лет за сорок, скорее всего, тех, после кого уже остались дети, способные о себе позаботиться.

Путь от Шотландии до Вишневки, хотя и оказался длинным, тягот путешественникам не принес. Надежные карты и лоция, выданные русскими, не подвели. Свежих продуктов хватило до Пальма-де-Майорки. Следующее пополнение провианта было в Пелопонесовке, где простояли почти неделю, пережидая непогоду. Осень была милостива к путешественникам и не трепала бригантину ветрами, не хлестала дождями и не томила штилями. Потом дошли до устья речушки с гордым названием «Большая», по которой под парами проследовали до поселка из полудюжины живописных хижин, установленных на высоких пнях.

На здешней верфи кораблику собирались почистить и проконопатить днище, а чрезвычайный и полномочный полковник с чадами и домочадцами направился в столицу, которую именовали то Ранчо, то Хогвартсом. Возницей двухколесной тележки, в которую был запряжен мохнорылый бычок, оказалась сверстница Робина. Она понимала английскую речь и назвалась Натин. Усадив мальчика рядом с собой, проверила, как увязан сундук с мамиными платьями в кузове, и дала ходу. Остальные повозки кортежа, на которые погрузили немалый багаж небедной семьи и приехавших, распределенных по одному, еще только готовились в путь.

– Гну не любят, когда в упряжке, но стоят. Возьми копье, леопарды здесь водятся. Хотя они давно не нападали, но кто может поручиться? – Сама малышка тоже сжимает в руке уплощенное древко с широким наконечником, которым можно разделать бизона.

Лесная дорога без особых толчков ложится под мягкие колеса, ветви деревьев не нависают, не ограничивают обзор, и Робин понимает, что спутница над ним подшутила. Никаких леопардов в этих местах нет. Но вот километров через десять они съезжают с дороги, бычок тянется губами к озерцу, поверхность которого оказалась в нескольких метрах от примятой травы накатанного пути, и на мокром песке узкого берега отчетливо виден след лапы крупной кошки. Мальчик покрепче сжимает в руке копье, которое уже совсем было собирался положить за спину.

– Утренний, – поясняет девочка, – это старый самец. Скорее всего пообедал ночью и заглянул сюда, чтобы утолить жажду. Хорошо, что вы приехали до начала занятий, а то здесь сейчас скучновато, – продолжает она без всякой связи. – А ты разговаривать умеешь?

– Извини. Я Робин Моун, – запоздало, конечно, но представляться следует по форме. Хоть бы и прислуге. Хотя леди или джентльменов он здесь еще не видел. Страна плебеев?

– Мое имя ты знаешь, а еще меня иногда зовут Дикой Корсиканкой, это когда хотят, чтобы мне стало приятно. Это мое имя на индейский манер. Мой друг Коулько, он донецкий индеец, и на самом деле его зовут Короткий Улей, но не все любят говорить так длинно, он меня часто так зовет, особенно после того, как мы удрали от рабовладельцев на Пико.

– Так это ты угощала моряков с «Медузы»?

– Да, и еще Ширяй. И поняла, что они хотят нас поймать. А ты знаком с кем-то с этой бригантины?

– Нет. Папа читал нам с мамой сообщение об их приключениях. Предупреждал, что вести себя следует учтиво и не пугать аборигенов.

– Я на Корсике абориген, а здесь – просто так. Смотри, слева лесничество и колонна сухой перегонки древесины. В этом году у нашего класса здесь будут лабораторные работы. Тебе сколько лет?

– Десять.

– А в школе ты учился?

– Да.

– Может быть, окажемся в одном классе.

– Терпеть не могу школу.

– Почему?

– Скучно зубрить всякую ерунду.

– Скучно. А зачем ерунду?

– Ну, что задают…

– Ладно, тут в школе весело. Завтра Коулько будет мне преподавать осеннюю степь за среднюю группу детского сада, потом пристанем к младшей группе на пойму, а если ты нормально держишься в седле, успеем пройти полупустыню с приготовишками. Ты же из лесов, как я понимаю. – Эта Натин ужасная стрекотушка. Ничего не понятно, но ясно, что завтра его поведут на прогулку. Видимо, это будет пикник для членов семьи дипломата.

Сзади показались повозки оставшейся части колонны. Остановку для питья девочка явно сделала нарочно, чтобы нетерпеливое животное слегка потеряло взятый с самого начала темп.

То, что папа говорил о неприкосновенности дома дипломата, оказалось неправдой. Утром Робина вытряхнули из кровати и через окно выбросили прямо на широкий двор, в котором полсотни не слишком тщательно одетых мужчин и женщин вытворяли со своими телами сущее непротребство. Под тихий ритм слитных выдохов они плясали танец, состоящий из падений на руки, рывков ногами, прыжков на заднем месте, поклонов, выпадов… у малышей получалось совсем плохо, у сына полковника получалось отвратительно. Окончательное безобразие картине придавал седой старикан, настолько древний, что казалось, он сейчас рассыплется. Опираясь на клюку, этот дряблый сморчок только слегка обозначал движения, но даже эти сдержанные жесты, казалось, могут привести к самопроизвольному разрушению его ветхого тела, если он позволит себе дернуться хоть немного резче.

– Танец косого бабуина только что вошел в моду, – поясняет Натин, а два паренька под локотки тащат гостя в умывальню.

Рассвет только брезжит, а завтрак идет вовсю. Одна миска на четверых – что-то есть совсем не хочется, тем более овсянку. Девочка и мальчишки трудятся как заведенные, и недоуменно косятся в сторону новенького. Зачистили, однако, почти до блеска. Вернее, было бы до блеска, но эта каша – такая липучая!

Потом на него накидывают пончо из волчьей шкуры, обматывают ноги кусками кожи, в руки суют копье, а самого усаживают на коренастую лошадку. Скакать – это прекрасно. Его спутники на маленьких осликах не отстают. Между перелесками и рощицами, мимо крошечных живописных озер, которые хочется сравнить с лужами, спиной к показавшему над горизонтом свой краешек солнцу.

Наконец – степь. Похожа на прерию. Вон, даже бизоны в отдалении. Лошадку и осликов отпустили, и те как ни в чем не бывало убежали обратно. Парни давай толковать Натин про разные травки, а она переводит Робину. Забавно! Оказывается, это можно есть! Пропущенный завтрак в комбинации с энергичной прогулкой пробуждают аппетит, но не настолько сильный, чтобы вцепиться зубами в испачканные землей корешки.

Дело за полдень. Есть уже хочется на полном серьезе, а Натин зачем-то собирает какашки диких коров. Ха, они не пользуются спичками! Кремень, кресало, фитиль. Пламени почти нет, дыма значительно больше. И это, именуемое новым словом «кизяк», дает ощутимый жар, над которым девочка печет несколько корешков и дурную нелетающую птицу, подставившуюся прямо под выстрел из рогатки.

Робин тоже попросил пострелять. Интересно, как она умудрилась попасть из этого? Да не просто в бегущую довольно крупную мишень, а именно в голову. Удар по корпусу эта, как ее, дрофа, переживает болезненно и убегает стремительно. Причем не в направлении охотника, а как раз наоборот, и, следовательно, в пищу совершенно не годится.

А как пахнет! Нет, это все-таки гуманные люди. Не стали отказывать от стола человеку, который все утро только и делал, что корчил недовольные мины и отпускал неодобрительные замечания. И эта репа не так уж плоха, хотя с одного края и подрумянилась до черноты.

Что мясо без соли – не беда. Хотя на его поясе точно такой же мешочек, что и у остальных. Точно, это оно.

Остаток дня сын полковника не рассеивает внимания на попытки выглядеть значительным и иметь «взгляд со стороны» и искренне вникает во все проблемы, что поднимаются в дискуссиях. О том, что даже редкая цепочка отдельно растущих подорожников может привести к месту, куда животные ходят пить. О том, как разыскать в степи источник воды, почему стоит не пожалеть времени на то, чтобы обойти гепарда, почему нельзя есть вот эти ягоды и как продезинфицировать рану, не имея решительно ничего, кроме вот этих самых растений.

Когда они пришли в поселок, Робин еле переставлял ноги. Встревоженный взгляд отца он воспринял спокойно и даже кивнул успокаивающе – мол, все в порядке. Мэри привезли спящую на спине гуанако, которого вели, окружив со всех сторон, серьезные карапузы, сестричкины сверстники.

Тип каши, которая была на ужин, сын полковника не определил. Да и не определял. Он употреблял ее внутрь сосредоточенно и вдохновенно. На следующее утро был танец «уж на сковородке», восхитительная пшенная каша, скачка на север и огромный неиссякаемый мир трав, кустарников, лощин.

– А в вашей школе действительно нескучно, – выражает свою первую неодносложную мысль сын дипломата.

– Это курс детского садика, – объясняет Натин. – Просто я тут с семи лет, поэтому у меня многое пропущено, вот друзья и помогают подтянуться. А твоя сестрица успела вовремя. Когда выучится – будет знать не меньше, чем настоящие русские.

– Интересно, наверное, в четвертом классе учат диких коров доить на ходу? – Это уже, конечно, по-английски. Маловато слов он пока запомнил.

Услышав перевод, парни засмеялись, и ответ снова пришлось переводить.

Полковник в затруднении. С одной стороны, он отдает себе отчет в том, что находится действительно в столице. Ему показали диспетчерскую и даже позволили тихонько посидеть там, изредка переводя по его просьбе некоторые фрагменты звучавших разговоров. Показали карты, на которые нанесены все поселки, отмечены коммуникации. Объяснили, что сейчас горячая пора – дети следуют в школы, – поэтому много хлопот с транспортом. Приходится задерживать рейсы или менять маршруты многочисленных речных судов.

С другой стороны ничего судьбоносного в этой столице не происходит. Нат, про которого все в один голос говорят, что он самый главный, часами толкует о чем-то со своей угольно-черной женой и разными людьми, что заглядывают под навес дома, где они остановились. На решение важных вопросов это непохоже – детвора там роится, малыши рисуют свои каляки. Иногда заглядывает древний дед, что прогуливается целыми днями со своей клюкой по всему городку.

Колоритная, кстати, личность. Его все знают, зовут Славкой. Но он сам больше развлекается с детворой. То расспрашивает, то рассказывает что-то, но всегда не подолгу. Моун знает, что во многих поселениях бывают такие безобидные чудаки, вроде местной достопримечательности. Безвредные.

Носится детвора, спешат по важным делам взрослые, а он, разведчик в стане… не врага, конечно, скорее возможного конкурента, учит язык и беспрепятственно сует свой нос во все. Детишки окунулись в водоворот бытия, супруга пропадает среди женщин, а прислуга… придраться не к чему, все содержится в порядке, но слуга пропадает в загоне с лошадьми, а служанка не вылезает из прачечной. Там, говорит, всегда весело, есть о чем поболтать.

Заглядывал полковник в эту прачечную. Барабаны с водой и паром, рычаги и вентили. Короб тертого мыла с мерным ковшиком и сушильный шкаф. Все само крутится, и нет никого. А вот в гладильне – бабье царство. Горячие барабаны, утюги всех фасонов, бабы и девки, как их здесь называют, тарахтят без умолку, а то песни поют. Пришивают метки, выводят пятна – и всегда сдержанная флегматичная Джейн с озорной улыбкой наглаживает детские трусики в ритме вальса. Незнание языка не мешает ей получать удовольствие от жизни. Хотя чего тут не знать? Возьми, дай, забери.

Перед его взором протекает отлично организованная жизнь. В радиоклассе на плакатах, которыми увешаны стены, нарисовано то, над чем бьются ученые на его родине. Пользуясь тем, что никто не видит, он, руководствуясь инструкциями этих изображений, за полтора часа собрал из имеющихся здесь деталей приемник, и, поелозив сердечником внутри катушки, услышал в наушнике местный канал новостей. Негромко, но отчетливо.

Вчера Робин вернулся со стрельбища и рассказал фантастические вещи. Вернее, не более фантастические, чем рассказанные ему в военном училище о вооружениях старого мира. Но дети есть дети. После этого ребенок весь вечер тренировался плеваться из трубочки по качающемуся на веревке чурбачку. А перед этим была рогатка. Нет бы позанимался стрельбой из лука! Этот вид спорта здесь тоже в ходу, но менее популярен.

Интересно, что тут понадобилось этому деду?

– Хай. Май нейм из Слава. Ё сан из бетте скаут вен ю.

– Ду ю спик инглиш?

– Дую, но слабо. Сам вёдз. Инглиш воз вэри попьюла ин олд вёрд.

Подошла Натин.

– Слава плохо говорит по-английски, и почти совсем ничего не понимает.

– Спасибо. – Полковнику становится значительно легче. – Спроси его, действительно ли он помнит ту, прошлую Землю.

– И спрашивать не стану. Все знают, что он попал сюда из прошлого, у нас и другие люди есть, которые оттуда. Старые, конечно, все. А сейчас он просит объяснить, почему ты, вместо того чтобы все разузнавать, ведешь себя так, будто это все тебя не касается? – На лице девочки ехидная ухмылка.

– Я хотел притвориться, как будто мне ничего не интересно, чтобы вы не догадались об истинном значении моей миссии.

– Далеко едут для того, чтобы узнать про новые места и повстречать других людей. – Теперь Натин смотрит на собеседника, как на не слишком умного человека, с сочувствием, что ли? И, кажется, дед не так уж сильно не понимает, о чем идет речь. – А вы приехали издалека, значит, хотите узнать очень много.

– Получается, Слава спокойно доживает здесь свой век. А кто о нем заботится? – Разговор о его особе Моуна не интересует. Он здесь действительно для того, чтобы разузнать и разобраться.

– Заботиться о нем никому не нужно. Еда, тепло и чистая одежда тут имеются. А спокойно доживать он не будет. Поедет на факторию, когда Нат решит наконец, где ее основывать. Если бы вы нам правильные карты дали, это было бы проще, а сейчас приходится гадать, то ли в фиордах Гренландии, то ли на Потомаке, или вообще на реке Святого Лаврентия.

– Постой! Ты в курсе планов руководства? Тебе же совсем мало лет!

– Все в курсе. Мы поселимся неподалеку от вас, будем лечить, учить, и станем одним человечеством. Русские всегда так делают.

Вот она, опасность. Поглощение! Ассимиляция! Он уже понял по поведению своих людей, как действуют на них здешние реалии. Затягивают. Этот шарм даже на полковника уже начал влиять.

Видимо, что-то изменилось в его лице. Натин примолкла, а дед что-то ей сказал.

– Если торопитесь отправить отчет домой, то до побережья Лабрадора мы вас подбросим самолетом, – перевела эта стрекотушка. – Дальше не хватит… она затруднилась с переводом

– Фьюэл, – подсказал он машинально. – Вы что, предлагаете мне оставить тут свою семью?

– Хотите – забирайте с собой. Или можете послать пакет со своей бригантиной, с ней уже заканчивают на верфи. Или нашим поисковым группам поручить доставку сообщения вашему начальству, мы уже наладили авиамост через Северную Атлантику. Опять же, разведывательные корабли сейчас стянуты в Норвегию, подбросят вас. – Натин переводит без запинки.

– Я подумаю. А скажите, у вас тут что, совсем нет никаких секретов?

Выслушав перевод вопроса, дед некоторое время молчит. Потом спрашивает сам.

– Такое понятие, как единство нации. Оно ведь должно быть вам близко?

– Да. Без этого невозможно создать прочное государство.

– Тогда представьте себе, что одна часть нации хранит секрет от другой части нации. Эта нация может быть единой? – И старик, и переводчица смотрят на собеседника с интересом.

– Не всем же можно доверить важные государственные тайны! – восклицает полковник.

– Действительно, – ухмыляется Натин, – у вас там очень трудная жизнь. Если нельзя доверять людям… я бы сбежала.

Старик и девочка идут потихоньку, о чем-то переговариваясь, а до дипломата вдруг доходит, что случись ему попытаться обидеть кого-то из них даже один на один, в успехе он, сильный мужчина, вовсе не уверен. Здесь, посреди густонаселенного поселка, эти двое напоминают крадущегося хищника. Ветхий старик и угловатая девчушка.

Моуну здесь нравится. Нравится, что у жены прекратились приступы мигрени и она регулярно бывает с ним ласкова. Нравится, что не случается больше чувства тяжести в животе. Нравится, что дети по вечерам не пристают к нему с разными глупостями, а выключаются до утра, как только гаснет последний проблеск света за окном. Золото, которым он планировал расплатиться за найм дома и еду, лежит в сундучке нетронутым. Это ему безразлично. Его стране угрожает опасность. Если замыслы хозяев этой земли осуществятся, то привычный полковнику с детства мир рухнет, превратившись в подобие этого, где будто издеваясь надо всем святым, бумажные ассигнации используют после дефекации в гигиенических целях, а любая женщина имеет право на любого, по ее выбору, мужчину.

Как-то неубедительно он опасается. Скорее по привычке, или из чувства ответственности. Его долг – отстаивать территориальную целостность и конституционные права народа штата Нойс. На что же из этого могут покуситься русские? Но губернатор! И сенаторы! Мэры поселений! Другие уважаемые люди! А пастор! Эти безбожники не страшатся гнева Господа.

Черт! Не получается накрутить себя! Совсем иначе голова работает. Интересно, команда корабля, что стоит в ремонте, или расквартированный в лесничестве десяток стрелков, тоже уже морально изуродованы, так же как и он? Если так, то домой они вернутся только затем, чтобы привезти сюда свои семьи.

Робин сегодня впервые идет в школу. Вчера он перебрался из родительского дома в комнатку, в каких обитают все школьники. Шутят, что ребятам так сподручней шалить. Четвертый класс считается уже сложным – химия и физика. Да и история с географией преподаются с подробностями.

Собственно, утренний ритуал с началом занятий не меняется. К общему фону добавляются удары школьного колокола, отсчитывающего уроки. Кроме проблем с языком сына дипломата ожидала длинная череда разочарований и огорчений. Он оказался неучем во всем. Даже в счете, в котором всегда полагал себя мастером, он отставал. На уроке вязания его учили набирать петли и начинать ряд, когда остальные вывязывали пальцы перчатки. Тут же выяснилось, что прясть он не умеет совершенно, а поскольку ни выходных, ни времени для самостоятельной работы в этой школе просто нет, ничего не остается, как заносить обнаруженные пробелы в образовании в список для работы на каникулах.

Только бы отец не вздумал слишком быстро возвращаться домой, в Америку. Робин сегодня впервые выковал гвоздь, завтра на химии смешивание черного пороха с последующими проверками на испытательной ступке, подобие треугольников на геометрии, сообщающиеся сосуды на физике, насаживание лопаты на черенок на труде и сравнение свекол, реп, редек и морковей на травологии. И вчера он наконец попал кистенем куда метил, а не около.

Уроки в школе интересны не только тем, что из-за доски изредка выглядывает мишень, которую обстреливают из рогаток. Забавно и то, как уворачиваются от рикошетов учитель и ученики, сидящие на первых рядах. В классе не суетно, но порядки на классические не слишком похожи. Вмешательство любого желающего в работу у доски – рядовое явление. Сегодня геометрическую задачку наперебой решили тремя способами и заспорили по поводу четвертого так, что учителю пришлось вмешаться и указать на использование при решении верного, но не доказанного ранее утверждения – теоремы, которую они еще не прошли. Ну, тут ее и прошли, сгоряча доказав двумя верными способами и одним неверным.

Привычка здешних людей набрасываться кучей на все важное, интересное или сопротивляющееся проявляется и здесь. Классы невелики, человек по десять. Несмотря на то что и Коулько, и Натин, и Ширяй учатся в других, тосковать не приходится. Разбудят, затолкают куда нужно, подвинутся, пропуская к миске. Школьный период здесь краток, поэтому детки торопятся, расходуя каждый миг драгоценного светлого времени на решения, деяния, вопросы и все остальное, связанное с учебным процессом. С наступлением темноты все погружаются в сон, игнорируя наличие электрического освещения. Такова школьная традиция.

Полковник Моун не торопится возвращаться. Не спешит он и отправлять отчет. Да, важные сведения следует доставить руководству, но эти сведения должны быть полными. А вот в полноте полученных данных опытный вояка не уверен. Он не понимает главного – почему так? В чем корень такого разительного отличия этих людей от тех, с которыми он имел дело у себя дома?

Внешне – все понятно. Обучение, воспитание. Но пусть кто-то попытается доказать, что попыток учить детей добру не предпринимали отличные педагоги или мудрые пасторы! Где-то есть коренное отличие, уловить которое он и пытается. И, что обидно, уверен, что располагает всей полнотой информации для того, чтобы сделать правильный вывод. Но не дается он, хоть тресни.

Где-то есть та грань, что отделяет его мир, и это бестолковое, но такое притягательное сообщество наивных глупцов, простаков, с чьими детьми не справились крепкие и опытные ловцы рабов. Ни при внезапном нападении, ни притворившись добрыми гостями.

Даже детей не удалось застать врасплох! Почему? Потому, что они всегда настороже. Они – хищники в неприветливом мире сильных противников и серьезных опасностей. Точно! Даже древний дедуля и маленькая девочка, идущие через место, где живут люди, – начеку. Он видел, как открывает дверь ребенок, даже еще не пошедший в детский сад. Открыл. Подождал, когда выбежит хорек. Зашел.

А ведь эти ловцы мышей совершенно дикие хищники. Не ручные. Это симбиоз. Как и антилопы канна, свободно ходящие по улицам и даже позволяющие себя доить. Ядовитые змеи, которых обходят, ядовитый молочай, которого сторонятся. Не убивают, не прогоняют и не вырубают. Уживаются, постоянно сохраняя внимание к тому, что их окружает. Вот где-то тут собака и зарыта. Он ведь не видел, чтобы кто-то привлекал к себе внимание. Хвастался, играл мышцами, похвалялся или еще как-то привычно для нормального человека пытался самоутвердиться.

Этим людям интересно то, что их окружает. Им хватает того, что они самодостаточны, и глубоко наплевать на все, что думают про них другие. Зато сами эти другие – ужасно интересны. И все интересно. Малыши еще несовершенны, на то они и дети. Но дальше все меняется. Он заметил это по дочке. Капризная взбалмошная Мэри стала почемучкой, способной сформулировать весьма непростой вопросец. За два месяца исчезли слезы, отсутствие аппетита, плохой сон и неисполнимые желания. Гуанако Эсми ночует под ее окном, не боится хорьков и предупредит, когда нужно прятаться или бежать к маме.