Норвежская рулетка для русских леди и джентльменов Копсова Наталья

Глава 28

Следующим вечером я решила уточнить, во сколько же должна стоять у здания Инженерного общества, чтобы заранее встретить многоопытную в поиске работы Алену, но она слегка удрученно сообщила, что поход к старичку отменяется, так как шеф вздумал отправить ее на срочное совещание с самого утра и до двенадцати.

– …Только перед самым уходом с работы он мне сказал про это совещание. Вот так всегда: у человека семь пятниц на неделе. Ты уж особо не расстраивайся, киска. Я в начале января договорюсь с ним на какой-нибудь другой день. Ничего страшного – расслабься!

Явившись поутру в студенческую аудиторию и сев перед компьютером, я вдруг подумала, что скорее всего Алена не успела за вчера отменить назначенную встречу и должна бы сделать это сегодня во время перерыва на совещании. В таком случае пожилой инженер вряд ли успеет кого-то иного пригласить на то же время, но будет точно находиться на своем рабочем месте, ничем особо не занятый. А что, если мне испытать судьбу и прямо сейчас поехать в это Инженерное общество с объяснением моей ситуации. Ведь Алена должна была бы хотя бы упомянуть, что придет с подругой, а мне пора начинать отвыкать от нянек.

Я решительно посмотрела на часы и подумала, что вот как раз успею вовремя, если выеду прямо сейчас. С места в карьер рванулась, предупредила преподавателя и помчалась к станции Т-бане, то есть норвежскому метро. На нужной Сулли плас я оказалась даже на пятнадцать минут ранее необходимого времени, по указательной стрелке обнаружила дамский туалет в Инженерном доме и спустилась вниз. Перед большим, во всю стену зеркалом стояла высокая темноволосая женщина и подкрашивала губы. Я не сразу самой себе поверила, что это Алена, и несколько секунд стояла озадаченная и ошарашенная. В моей голове заклубились пары желтоватого тумана, а мысли более не выстраивались в стройные логические цепочки, а бессвязными обрывками-спиральками скручивались в тугие колбаски. Иные из колбасок падали вниз, иные взмывали вверх – очень странное ощущение, только виски заломило.

– Здравствуй, Вероника. А что ты тут делаешь? – первой задала вопрос Алена, удивленно оторвавшись от зеркала и повернувшись ко мне лицом, чуть раскрасневшимся от напряжения и с нервно изломанной левой бровью. В воздухе повисла многокилометровая, затяжная, очень неловкая минута, от которой захотелось поскорее избавиться.

– А я… Ну я это… Просто подумала, что, может быть, старичок все равно окажется ничем не занят и имеет возможность помочь с работой. Решила попробовать сама… В моей ситуации позарез нужна нормальная работа. Я ведь не знала, что ты сможешь, – растерянно залепетала я и отчего-то почувствовала себя оплошавшей на уроке ученицей.

Алена гневно покусывала губы, лицо же ее затвердело наподобие маски.

– Ну что за манера такая, а? Ты ведь давно не девочка, Боже, ну и выходки! Где твое чувство такта? Хотя бы мне на мобильный СМС послала с предупреждением… – раздражаясь все больше и больше, принялась отчитывать меня подруга. – Вот ты думаешь, как только что-нибудь в голову взбредет – так сразу вынь да положь, да?

Ох, как я вскипела; тоже ведь по характеру крутая девушка:

– Да ты же мне вчера сама сказала, что из-за срочного совещания прийти в Инженерное общество никак не сможешь, а сама сейчас тут. Откуда мне про то было знать? Вовсе мне не улыбалось тащиться сюда одной, но выхода-то особого нет: с работой все равно надо что-то делать, а значит, надо пробовать абсолютно все возможности. Потом у меня теперь с собой тоже телефон имеется, ты бы могла сама скинуть на мой мобильный СМС, что способна прибыть вовремя.

– Совещание отменилось меньше часа назад, и только потому я здесь. Но ты, Вероника, все равно очень странная женщина! Тебе бы заиметь хоть чуточку тактичности и понимания людей и ситуаций. Ладно, уже без трех минут одиннадцать – иди к Карлу Иохану первая.

С этими словами каменно-гордая Алена вновь повернулась к зеркалам и вынула из сумочки перламутровую помаду в золотистом футляре.

– А ты? Разве ты не пойдешь к нему вместе со мной? – спросила я подругу, растерявшись окончательно.

– Нет, я войду, когда вы закончите свой разговор. У меня к Карлу Иохану срочное конфиденциальное дело. Вопрос крайне серьезный, и я надеюсь, что ты уложишься со своими рассказами и аттестатами за двадцать минут.

Подруга вкусно облизнула блестящие припухлые губы и, слегка отстранившись, полюбовалась на свое цветущее отражение. Про мое присутствие она словно забыла.

Будто бы слегка оглушенное и до сих пор легонько позванивающее тело Вероники Малышевой лифт плавно переместил на четвертый этаж. Перед глазами замаячила металлическая табличка с именем «Карл Иохан Енсен» на тяжелой стальной двери. Я робко постучалась-поскреблась.

Аленин знакомый действительно был весьма стар, почти совсем в возрасте тех пациентов, за которыми она ухаживала в качестве подработки по некоторым выходным дням.

Большие, набрякшие, расчерченные красноватыми ниточками сосудов веки он почти постоянно держал полуприкрытыми, что делало его близким по видимым проявлениям к Вию-демону – герою народных украинских преданий. Лишь в первую секунду моего появления веки Карла Иохана совсем слегка приподнялись как бы от легкого недоумения, но тут же упали обратно под действием силы собственной тяжести. Я вежливо, хотя и в легком замешательстве, поздоровалась, и скрипучий голос фразой: «Ну и что вас ко мне привело, милая? Вы уж садитесь, садитесь», – меня приветствовал и предложил сесть в глубокое черное кресло напротив массивного письменного стола.

Ввиду возраста, а может, болезни пожилой инженер, видимо, не совсем отчетливо помнил, с кем должен сегодня встречаться, а я никак не могла сообразить, надо ли начинать разговор с объяснений по поводу Алены или же прямо приступать к цели визита.

– Так что у вас ко мне, деточка? – несколько скучающе, с шумным выдохом повторил старичок вопрос, немного пожевав звуки крупными отвисшими, похожими на верблюжьи, губами, но так и не поднял на меня, видимо, уже полуугасшего взора.

Я постаралась мысленно собраться, как можно увереннее разложила перед ним на столе многочисленные дипломы о всевозможных образованиях, кратко обрисовала свою текущую жизненную ситуацию и попросила посодействовать с инженерной работой. Карл Иохан медленно и без особого энтузиазма пошевелил разложенные перед ним бумаги, а затем несколько занудновато принялся рассуждать. Мне было разъяснено, что иностранным инженерам в Норвегии очень трудно устроиться работать по специальности и по языковым причинам, и в силу особенностей самой норвежской среды (будто бы я сама того не знаю!), и в силу разности в подходах, квалификациях и требованиях. А уж в Осло-то, в столице, рынок рабочей силы и вовсе перенасыщен, так что все трудности иностранцев усугубляются вдвое, а то и втрое. Ему, по-видимому, нравились свои собственные рассуждения. Так он сам и проговорил те битые двадцать минут, за которые я отчетливо поняла, что в Норвегии, а тем более в Осло, мне ничего никогда не светит. От пяток до макушки погрузили меня во вселенский пессимизм, меланхолию и тоску речи Карла Иохана, и свет померк в очах.

Тут кто-то аккуратной морзянкой постучал, и следом Аленина симпатичная стриженая головка возникла в дверном проеме, резво подрагивая рыже-каштановыми густыми прядками. Просто сладкое райское видение в атмосфере кромешной безысходности, нависшей в кабинете старого инженера.

– Ой, извините, Карл Иохан! Я думала, вы уже закончили беседу!

– Алэна Ларсен! – вдруг оживился многоопытный инженер и наконец-то показал миру серые, выпуклые и несколько водянистые глаза почти на три четверти. – Заходите, пожалуйста, заходите и присаживайтесь, Алэна. Я вас ждал и, думаю, имею неплохие новости.

Он с опасным для его здоровья темпераментом пригласительно замахал руками, верно, невероятно хороши были те новости. «Боже, лишь бы старичок не упал посередине комнаты и не умер бы прямо сейчас от перенапряжения», – испуганно подумалось мне.

– Я очень, очень извиняюсь, Карл Иохан, за опоздание. Тут вот Веронике вперед меня надо было, а я ждала у вашего кабинета. Ника, ты подожди меня, пожалуйста, на первом этаже у выхода.

Я кротко кивнула, молча и быстро собрала свои бумаги, попрощалась с пожилым человеком и направилась к двери.

– Какая же вы, Алэна, чудесная и замечательная женщина, а ко всему тому – чуткий к ближнему человек, – заскрипел комплиментами Карл Иохан, как старый заржавленный ставень, а потом глуховато, даже с небольшим кашлем, рассмеялся. Даже спиной я ощутила лучезарное и умиротворяющее сияние, исходящее от Алениного тела и лица вместе с ее улыбкой, на некоторое время озарившей скучный и темноватый стариковский кабинет. Потом послышались странные хлюпающие звуки – наверное, это Карл Иохан начал растекаться по паркетному полу.

Очень надеясь, что подруга каким-то магическим образом исправит полную безрезультатность моего разговора (какой леший дернул меня сегодня сюда прийти?!) и что-нибудь прояснит, а может быть, даже принесет какие-нибудь положительные или хотя бы обнадеживающие известия, я принялась с нетерпением ее ждать в облицованном под мрамор холле нижнего этажа. Наиглупейший утренний инцидент все же оставил внутри малоприятный подозрительный осадок, и сейчас я всеми силами старалась его растворить и освободиться.

Ну, в самом деле, откуда же Алена могла знать заранее, что совещание отменят или перенесут? Это же босс решает. А как бы я сама поступила на ее месте? Да точно так же – просто взяла бы и приехала. И вообще, разве не она сама хотела сводить меня к старичку инженеру? Я-то и не подозревала о его существовании. Просто сегодня что-то немножко не сложилось.

Наконец подруга появилась, на ходу торопливо застегивая элегантное черное пальто. Черты ее лица смягчились и излучали приятное удовлетворение.

– Ладно, давай-ка побежали к метро по-быстрому, а то мне шеф голову оторвет за опоздание.

Я рассеянно поспешила на свежий морозный воздух вслед за почти бегущей Аленой.

– Да, жизнь прожить – не поле перейти! До чего верны старинные фаст-утрикер, то есть по-русски пословицы. Но ничего, ничего, очень-то не расстраивайся. Все как-нибудь рано или поздно образуется. Где наша не пропадала!

С теплотой в голосе подруга внушала мне оптимизм по пути к станции «Национальный театр». Я же молча вздыхала. Все как всегда! Когда начинаешь на что-то надеяться хотя бы чуть-чуть, то всегда этим и кончается. Так что сама во всем виновата и давно пора привыкнуть. Плохо, что в такие противные моменты вся последующая жизнь представляется в виде длинного, глухого колодца. Хотя знаешь, что надо не ныть, а упорно идти вперед, но душе никак не зацепиться за какую-нибудь хоть мало-мальски светлую цель или надежду. Вот она, бедная душа, так мучительно мечется в серой пустоте, так ищет и страдает, и тебе самому как бы ничего уже не хочется.

И стало так себя жалко, что готовые хлынуть слезы удерживались лишь ценой значительных усилий. Но в то же время мне как-то не хотелось, чтобы именно Алена углядела бы мое подавленное настроение, поэтому, слушая ее, я попыталась изобразить подобие улыбки. Но она действительно торопилась на работу и была в своих делах и в своих мыслях.

– Ой, смотри, справочник по съедобным и несъедобным грибам за треть цены!

Алена остановилась у витрины, как громом пораженная.

– Секундочку постой, я забегу купить. Давно собиралась приобрести такую полезную вещь в хозяйстве!

– Ален, да какие грибы в разгар зимы! И каких только съедобных грибов ты, русская, можешь не знать? Зачем тебе этот справочник на норвежском, он все равно дорогой. Поедешь летом в Петербург и там, если понадобится, такой же на русском купишь намного дешевле…

Меня не дослушав, подружка пропала в недрах книжного магазина, но действительно через несколько минут появилась обратно, оберегающим, чисто материнским жестом прижимая к своей груди весьма объемистый том в глянцевом переплете.

– У меня давно валяются несколько старых грибных связок. Вот, думаю, как-нибудь надо будет приготовить из них жюльен, пока совсем не стали трухой. В книге о черной магии я откопала пару забавных рецептов, которые интересно попробовать на Новый год. Да и зелья приворотного остался последний пузырек, а змеиного жира в Норвегии не сыскать даже днем с огнем.

Свой внезапный порыв объяснила Алена как-то совсем невпопад, похоже, ее мысли так и продолжали витать в иных заманчивых мирах или же в офисе действительно женщину окончательно задолбали срочными расчетами кессонных ящиков.

– Ну, пока, Ника-кисочка! Никогда ничего не принимай близко к сердцу – здоровее будешь. Увидимся вечером, сегодня на ужин у нас с тобой вкуснейшая паэлья. Выше держи носик! Нет, правда, не стоит вешать нос из-за пустяков.

С этими ласковыми прощальными напутствиями, женственно придерживая длинные полы развевающегося пальто, подруга резво побежала навстречу подходящему к перрону поезду. «А еще вчера мне говорила: «Всегда держи нос по ветру»! – скептически подумала я и пошла прочь. Мне было совсем в другом направлении, и грусть-печаль томила душу всю дорогу до Индустриальной академии, где я имела честь сейчас обучаться. Вагон метро мерно, мирно и мягко покачивал тело, словно пытаясь малого ребенка утешить в его первых жизненных разочарованиях. И правда. Вернувшись к компьютерам, программам и лекциям, пытаясь сконструировать «огненную стену», у меня получилось забыть на время все сегодняшние глупые неудачи и сожаления.

Глава 29

Так в делах, хлопотах, волнениях, проблемах и проблемках, заботах, то здорово вниз, то опять чуть-чуть вверх – в общем, во всем том, из чего состоит каждодневная человеческая жизнь и что люди в принципе не очень-то любят или мечтают даже вовсе избежать, прошел целый месяц моей полуразвалившейся внесемейной жизни.

Через два дня наступало западное Рождество, а никакого ответа от Вадима так и не было, хотя я уже несколько раз теребила мужественную светловолосую амазонку от норвежской юриспруденции.

На разными путями сэкономленные деньги я купила своему любимому Игорьку его мечту – одну из последних моделей мобильных телефонов со множеством дополнительных функций и супертехнологических возможностей, которые нормальным взрослым людям и в голову не придет использовать. А от него получила в подарок его прежний мобильник, флакончик в виде авторучки духов «Далиссимо» и коробку моих любимых шоколадных конфет с вишневым ликером. Сыночек мой тоже экономил деньги, чтобы сделать мне приятное; я была тронута до слез.

– Теперь сможем с тобой, мамик, все время посылать друг другу сообщения. Это совсем дешево, одно сообщение стоит всего одну крону. Ты плачешь? Отчего, мам?

– От радости, это я от радости, котеночек мой! Я всегда очень радуюсь подаркам, ты же знаешь.

– Мы с папой послезавтра улетаем на Майорку купаться и вернемся только в январе, то есть уже в следующем году. А ты, мамочка, как собираешься справлять Кристмас и Новый год?

Вот этого я совсем не знала, ведь это был мой первый Новый год за много-много лет без семьи и без Вадима. Однако жизнь может быстро научить человека не строить планов дальше, чем на два дня.

– Еще не решила, мое солнышко. Наверное, кто-нибудь куда-нибудь пригласит. Или моя подруга, тетя Алена, что-нибудь придумает. В любом случае одна не останусь, так что за меня не волнуйся.

– Держи телефон включенным, мой хороший мамик. Буду с Майорки слать тебе СМС так часто, как только смогу.

Вот такая задушевная встреча у нас состоялась за семь дней до Кристмаса.

Непосредственно сами рождественские день и вечер я провела дома одна. Вначале Алена вроде бы планировала взять меня с собой на совершенно роскошную, по ее описаниям, виллу в лесу, снимаемую фирмой для разных праздничных мероприятий. Там она и другие из ее коллег-иностранцев, кто по разным причинам не могли или не хотели возвращаться на Рождество в родные пенаты, задумали устроить веселую вечеринку продолжительностью в несколько дней. Но в самый последний день подружка почему-то сочла, что поскольку там будут только работники данной компании, а я вроде как только один «человек со стороны», то мое присутствие может показаться не совсем приличным остальным присутствующим. Я слегка расстроилась, но в подробности углубляться не стала и без всяких споров с Аленой во всем согласилась. Неудобно, неприлично – значит, неудобно и неприлично, и быть посему! Хотя меня саму удивило, с чего бы это иностранные инженеры в Норвегии должны быть против присутствия в их обществе приятной, милой женщины – то есть меня. А вообще-то западное Рождество – исключительно семейный праздник, и все нормальные люди встречают эти дни в кругу родных и близких, только я сидела совсем одна в чужой квартире и читала разные книжки.

Но определенным образом даже всеми, казалось, забытая Вероника оказалась чуть-чуть вознаграждена и приободрена судьбой. В самый последний из рождественских дней вдруг оба моих друга, Николай и Руне, позвонили поздравить, сообщили, что приготовили для меня новогодние подарки, и пригласили в рестораны. Оба они извинились и пожаловались, что меня никогда не бывает дома и по телефону отвечает только Аленин автоответчик, а на неоднократные просьбы перезвонить я не откликаюсь вовсе. Надо же: самой-то казалось, что все время сижу сиднем в четырех стенах за исключением часов посещения курсов и мытья полов в парикмахерской, но мыть полы я закончила две недели назад, а о телефонных сообщениях Алена мне сказать, видимо, забыла. Но как бы там ни было, а двадцать седьмого и двадцать восьмого декабря я посетила подряд два отличных ресторана, и мое грустное Рождество оказалось даже кстати: отоспалась, отлежалась и вдоволь начиталась интересных книг. От экзаменов и подготовки к ним я так устала, что даже привычная депрессивная хандра не больно-то в эти дни беспокоила.

С Руне мы были где-то в центре Осло, но названия я не запомнила, а вот с Колей посетили «Болген и Мое» в доме-музее фигуристки Сони Хени, что на берегу моря в Сандвике. Именно на стеклянную, подсвеченную розовыми огнями стену этого самого ресторана в этом самом музее я с такой безнадежной печалью взирала целую ночь напролет какой-то месяц с небольшим назад. Кто бы мог подумать!

Вот стоит только найти хорошую работу с хорошей зарплатой, и могут люди себе позволить посещать такие отличные места. Оба этих ресторана предлагали фирменный обед из семи блюд с определенным, специально подобранным сортом вина к каждому, а порции, хотя и были очень маленькими, зато совершенно необыкновенного декора. До чего было мне это все интересно! Официанты решительно прерывали разговоры гостей и перед подачей каждого блюда прочитывали мини-лекцию о происхождении исходного продукта, способа приготовления и истории рецепта. А я и не знала, что в Норвегии существуют подобные застолья для гурманов и особых ценителей изысканного.

От Руне я получила в качестве еще одного рождественского подарка колечко из белого золота с розоватой жемчужинкой и маленьким бриллиантиком, а от Коли – два хрустальных подсвечника и бутылочку «Камю».

Насчет колечка я здорово испугалась и поначалу принять подарок отказалась – не хотела быть потом чем-то обязанной. Однако норвежский поклонник спокойно и мягко доказал, что кулончик и перстенек составляют единый гарнитур, a он в прошлый раз просто забыл взять его с собой; получалось немножко глупо сказавши «а» не сказать «б». Я поколебалась и опять взяла.

Бойкая моя подруга – добровольный теоретик «войны полов» утверждает, что самое великое искусство, которым обязана владеть всякая настоящая женщина – это умение незаметного «разведения» мужчин на подарки. Наверное, двоих своих поклонников я тоже чем-то этаким спровоцировала, но сама не смогла понять как. Нет, вот из такой теоретика-аналитика по «женскому» вопросу точно не получится, можно меня смело причислять к чистым, но неосознанным практикам-эмпиристам.

За два дня до Нового года Алена возвратилась домой бодрая, свежая, отдохнувшая и в преотличнейшем настроении. До этого мне почему-то казалось, что и сам Новый год она будет также справлять с коллегами.

Я торжественно вручила подружке итальянский, набивного шелка палантин, а она мне – флакончик духов от Элизабет Арден. И еще один совершенно неожиданный и замечательный подарок получила я от Аленки:

– Ты еще не знаешь, милая моя Никуся, как нам с тобой необычайно повезло. Сослуживцы мои разыгрывали в лотерею рождественские сюрпризы и, угадай, что я выиграла?! Новогодний круиз в Копенгаген для двух персон на «Жемчужине Скандинавии». Ты когда-нибудь справляла Новый год на самом большом и шикарном корабле во всей Северной Европе? Вот то-то же, зато теперь – справишь! Только представь себе, зайчик, что все-все, включая новогодний ужин в ресторане на триста пятьдесят посадочных мест, уже оплачено. Отплываем в последний день уходящего года в четыре часа пополудни, так что у нас на сборы еще целые завтрашние сутки. Вот и ты потанцуешь-развлечешься, милая моя затворница! А то так было тебя жаль…

Вновь мне были выданы веселой подружкой те же вечерние наряды: лиловое с серебряной бабочкой и струящееся золотисто-кремовое платья, которые тщательно сложила и аккуратно упаковала в свою сумку, чтобы было не стыдно показаться на «Жемчужине».

Наша с Аленкой каюта на десятой палубе с романтическим овальным окном-иллюминатором, за которым как раз прощальными лучами сверкало ярко-красное, но холодное солнце в оранжево-свинцовом небе, показалась мне невероятно уютной. Но совсем недолго мы оглядывали каюту и вскоре пошли помахать на прощание берегам Норвегии, а потом прогуляться по мягчайшим коврам круизного судна с целью осмотра интерьеров многочисленных помещений. Подруга сразу же предложила забежать и заранее забронировать хороший столик в ресторане, а то чуть-чуть позже вся эта нарядная и веселая толпа пассажиров хлынет туда же с точно такой же целью. В новогоднюю ночь нам совсем не безразлично, где сидеть, надо, чтобы все у нас было по высшему разряду и место принесло бы счастье в наступающем году.

– …А в самом ресторане будет «шведский буфет» с совершенно огромным и неограниченным выбором блюд и напитков на всю долгую ночь до утра, а еще предстоит концертная программа, так что и обозрение должно быть удобным и полным.

Без всяких вопросов я сразу же согласилась с Аленой.

– Мы хотели бы заказать столик между роялем и стеклянной стеной в центральном зале. Ужин и два места ранее были оплачены и заказаны на имя Джеймса Смифа, – приветливо улыбаясь Алена обратилась к милой молоденькой девушке, сидящей за компьютером в голубом костюме-униформе.

– Ален, а кто это – Джеймс Смиф? – полюбопытствовала я, пока «морская» стюардесса проверяла заказ по ресторанной виртуальной программе поиска.

– Да это так… Просто один сослуживец из соседнего отдела, но его здесь не будет… Не смог поехать, поэтому отдал мне свой билет. А он вроде бы вирус подцепил, но точно я не в курсе. Правда, лучше всего нам подойдет вон тот столик почти под елкой? И сцена неподалеку, и в то же время будет чуточку изолированно – не станем натыкаться взглядом в чьи-нибудь жующие челюсти. Я терпеть такое не могу! Ну вот, это важное дело сделано, а теперь пойдем выберем себе на корме удобные места для обозрения и простимся с нашей серебряной Норвегией до будущего года. Ты одета достаточно тепло? Через час после отплытия откроются всякие дьюти-фри бутики, и мы с тобой еще по ним побродим всласть.

– А ты знаешь, милая моя Никочка… – принялась восторженно мне рассказывать оживленная и абсолютно удовлетворенная жизнью в настоящий момент времени подружка примерно час спустя, то есть как раз во время нашего бесцельного блуждания по магазинам и бездумного перебирания уцененных товаров в нарядных красных корзинах с серебряными бантами. – Ты только себе вообрази, что за два часа до Копенгагена наш корабль сделает остановку в Хельсинборе – небольшом, но симпатичном шведском городишке. А на другом датском берегу, прямо напротив нас будет выситься величественный, врезающийся в море Кронборг – тот самый замок, в который великий Шекспир поселил Гамлета, Офелию, Гертруду с Клавдием и всяких прочих. Триста лет назад оба берега принадлежали Дании, теперь же от шведского берега к датскому каждые пятнадцать минут ходят речные трамвайчики. Интересно, что они причаливают как раз к тому самому месту, где, согласно трагедии, принцу являлась тень его дорогого папы. Так что если как-нибудь нам сойти на берег в Хельсинборе, то через полчаса максимум окажемся в Эльсиноре – то есть как раз на месте действия великой трагедии.

– Боже мой, Ален, неужели правда? А я, темная женщина, и не знала, что замок датского принца существует в реальности. Я была абсолютно уверена, что Шекспир все сам нафантазировал.

– А вот и нет! Кронборг существует и описан в трагедии невероятно точно, подробно и детально, но все дело в том, что настоящий Гамлет там никогда не жил. Реальный Хамлет жил на целых семьсот лет раньше шекспировского и на совсем другом острове: Готланде. Он был викингом и, согласно их обычаю, был обязан отомстить за родного отца, подло отравленного братом. Брат должен был бы открыто вызвать короля на честный бой, где скандинавский воин мог бы умереть с оружием в руках и попасть в Асгард, то есть в рай. Офелией же звали одну из двух жен конунга Хамлета. В библиотеке замка хранится старинная рукопись, повествующая о судьбе древнего Хамлета. Теперь по дворцовым покоям водят туристов и полная экскурсия занимает три часа.

– Боже мой, оказывается, я живу рядом с таким историческим местом, может, сам великий английский драматург в нем бывал, а я даже не подозревала о его существовании. Как же мне хочется самой все увидеть. Хоть не доезжай до Копенгагена и выходи по дороге! А когда ты сама была в Эльсиноре и Кронборге?

– С наступлением весны можем попробовать туда вдвоем выбраться. Ой, ты только посмотри, какие прелестные салфеткодержатели и подставочки под тарелочки! Стоят совсем ничего – надо купить для подарков родным и друзьям в Петербурге.

Алена методично выкапывала со дна больших корзин со всякой удешевленной всячиной разные условно полезные мелочи и забавные безделушки. Вертя сувениры разными их гранями в ярком праздничном освещении и согревая в тонких длинных пальчиках, подружка словно лишь на несколько мгновений придавала неодушевленным предметам полнокровную, нескучную, особенную жизнь.

– В каком же путеводителе ты прочла о замке Гамлета?

– Да нет, не в путеводителе… Я знакома с человеком, который там бывал.

– А, этот занемогший перед самым праздником господин Джеймс?

– Нет, не он… Другой знакомый… Наш Коля-Николай аж целую лекцию прочел по теме пьес Шекспира, он такое любит.

– Надо же, а мне ничего подобного не рассказывал…

– Ну я ему сказала еще осенью, что хотела бы съездить в Копенгаген. Оказалось, он работал в Дании тоже и потому все там хорошо знает. Он как раз туда собирался по делам, вот мы и поехали за компанию. Где же у них тут касса замаскирована? Мне надо заплатить, и пойдем переоденемся в вечерние наряды. Пора уже, даром, что ли, тащили платья с собой!

– А что же вы мне-то ничего не сказали?

– Так ты, кисочка, тогда еще жила с мужем, который бы тебя никуда не пустил, да еще в это время у детей была неделя осенних школьных каникул. При любом раскладе ты бы никак не смогла и расстроилась бы.

В моем уме яркими красками вспыхнула реклама какого-то фешенебельного круиза: элегантная леди в облегающем черном платье и эксклюзивном жемчужном колье смотрит, загадочно улыбаясь, в самую глубину роскошных сине-голубых волн, а сзади к ней подходит, явно собираясь обнять за талию, похожий на Джеймса Бонда – агента 007 джентльмен в белом костюме и черных очках. Сознание мое, конечно же, быстренько заменило лица моделей с плаката на лица Алены и Николая – получилось: он с восторгом увозит ее, всю такую загадочную и неземную, в некую волнующую даль. В той дивной любовной дали мне, естественно, места никак бы не нашлось, и школьные каникулы совсем ни при чем.

Жгучая как перец обида с горькой как полынь примесью покинутости и ненужности почувствовались сразу же, но почему-то вначале на губах и в гортани, а уже после ржавым и тупым сапожным шилом заколола в сердце. Я приняла решение по пути в каюту хоть на пять минут заглянуть в бар, чтобы там быстренько опрокинуть в себя чего-нибудь покрепче.

Мне сейчас нюни распускать не годится и следует как можно крепче взять себя в руки, ведь нельзя ни в коем случае чем то омрачать встречу Нового года. Недаром ведь исстари считают: «как год встретишь, так и проведешь». В конце концов это она меня приютила, на корабль пригласила и вообще сделала много чего хорошего.

– А скажи, Алена, как тебе Николай? В смысле – какой человек и вообще…

– Так ничего, довольно приятный, обходительный, любит стихи читать, но уж слишком кичится своей подноготной.

– Какой подноготной? Тебе кажется – он что-то про себя скрывает?

– Ах, да нет, просто не помню, как это назвать правильно по-русски! Больно гордится своей карьерой, образованностью, происхождением… Прямо уж такой он, Коля, обо всем всезнайка, хотя половину приврет и не поморщится. Ну вот, все что надо купили. Теперь пошли одеваться и приводить себя в порядок. Ты только посмотри, как нас мужчины поедают глазами, а когда появимся в наших платьях – они просто развалятся на куски.

– Где? А, эти… Не будь такой кровожадной, подружка моя. Пощади хоть почтенных отцов почтенных семейств.

– Да они такие же почтенные отцы, как я китайский мандарин. Ты еще плохо с мужской натурой знакома, зайчик! Знаешь, с ними надо как в том анекдоте: «Милый, мы с тобой так близки, что должны рассказывать друг другу все без утайки. Знаешь, когда ты вошел в мою жизнь, я порвала с моим прежним любовником и завела двух новых».

В своей романтической, мерно покачивающейся на морских волнах каюте распили купленную мною при выходе из бара бутылочку недорогого, но очень вкусного розового вина, громко чокнулись за нашу все возрастающую красоту, а также благоденствие и чтобы они возрастали и возрастали в году наступающем. Чуточку позже, смеющиеся и всем довольные, принялись вовсю прихорашиваться и «перышки чистить» перед выходом «в люди». Действительно, гори все вокруг синим пламенем!

До сих пор приятно вспомнить, как мы с Аленой преотлично встретили Новый год и хорошо провели время вдвоем в Дании. Вначале, как и положено в такую праздничную ночь, наелись до отвала всего самого необычного в морском ресторане, в основном налегая на экзотические дары моря в виде королевского размера представителей семейства рако– и крабообразных. Запивая устрицу шампанским, с большим удовольствием прослушали концерт полногрудой норвежской блондинки – солистки, исполнявшей какие-то норвежские романсы. Выиграли в лотерею подарочную бутылку французского коньяка и сразу же приступили к ее дегустации, вернее, это я выиграла коньяк и предложила ее открыть, а Аленка с энтузиазмом поддержала идею. Затем отправились по местным дискобарам, где от души вспомнили золотые студенческие годы лихим отплясыванием задорной смеси брэйка, рока и салсы. Тут сразу же набежавшие кавалеры принялись наперебой угощать нас «кровавой Мэри» и огромными порциями баккарди с содовой и льдом, после чего «достали» усердной рекламой своих сильных мужских объятий для проведения в них остатка новогодней ночи. Мы же с подругой только дразнили, кокетливо смеялись, морочили головы и «вешали макароны и лапшу на уши» всем им. На удивление много развелось таких любителей единичных «веселых ночей», совсем как тараканов на городской свалке. Стада и табуны мужчин подобного, мало мной уважаемого типа кочуют по всем западным странам и весям, а ведь многим уже лет под пятьдесят и вроде бы давно пора им задуматься о внуках и о душе… Хотя какое мое дело! Пусть живут, как хотят.

Так весь первый январский день и прошел на корабле в угощениях и уговорах норвежских, датских и шведских джентльменов, зато второго числа с утречка пораньше мы отправились осматривать столицу Дании.

Не знаю, стоит ли упоминать об одном небольшом инциденте, произошедшем на корабле именно со мной, но все же решила это сделать. Мы с Аленой решили поплавать в прохладном голубом бассейне и до дремоты помокнуть в джакузи, а потом отправиться поспать, чтобы накопить сил еще на одну ночную дискотеку. Когда же мы с подругой приготовились раздеваться для купания, я обнаружила, что взяла с собой лишь одно слишком короткое и маленькое полотенце, которым обычно вытирала лицо после умывания.

Приняв незамедлительное решение вернуться в каюту, поменять полотенца и максимум через пять минут вернуться, я предупредила о том Алену и быстрым шагом отправилась обратно. Завернув в нужный коридор на правильном этаже и уже завидя дверь со знакомым на ней номером 1011, я столбом вросла в ковер на полу, когда увидела, как эта дверь вдруг сама собой отворилась практически перед самым моим носом, а из нее показался совершенно незнакомый мне человек. О нет, то была персона вовсе не из обслуживающего персонала, но тщательно выбритый господин примерно сорока – сорока пяти лет в полудлинном пиджаке, наверняка модном в каких-нибудь близких к аристократическим кругам, прекрасно и очень дорого одетый и в силу этого явно принадлежащий к самой верхушке обеспеченного слоя общества, так что на обычного вора он нисколько не походил.

Было удивительным видеть столь богатого господина именно на нашем круизном судне, в принципе предназначенном для более обычных пассажиров. В довершение впечатления мне показалось, что на его запястье поблескивали крупные золотые с платиной часы типа «Роллекс». С совершенно буддистским спокойствием, с как бы врожденными достоинством и грацией странный тип проследовал мимо меня, мимолетно вежливо мне улыбнулся и далее начал неторопливо спускаться вниз по лестнице. Дар речи я моментально потеряла, но зато мое внезапно обострившееся обоняние уловило легкий и тонкий аромат хорошо знакомого мужского парфюма. Название духов я не вспомнила, но кто-то то ли из моих, то ли из Алениных знакомых часто использовал именно такие.

После того как высокая солидная фигура скрылась с моих глаз, я находилась в неподвижном оцепенении еще несколько секунд или минут со странным чувством словно бы остановленного времени. Беспредельное удивление и вправду способно как молнией поразить и оглушить. В конце концов я нашла в себе силы собраться с мыслями и подойти к нашей двери, а подойдя, прямо-таки вперила острый взор в табличку с номером 1011. Тут мимо меня, смеясь и беседуя, прошла пожилая супружеская пара, которую я неоднократно встречала в нашем коридоре. Электронной карточкой они отворили номер напротив нашего и благополучно в нем скрылись. Нет, все-таки дверьми я нисколько не ошиблась – тот странный мужчина вышел именно из нашей с Аленой двухместной каюты.

Хотя и с дрожью в пальцах, но все же я решилась отпереть комнату под номером 1011, боязливо туда заступила и огляделась по сторонам. Ровным счетом в нашем номере ничего не изменилось; все выглядело именно так, как примерно десять-пятнадцать минут тому назад: чисто дамский, очень даже изящный и приятный, почти художественный беспорядок. Из важных вещей также абсолютно ничего не пропало – я тщательно проверила подобное предположение: паспорта, банковские карточки, деньги, ключи от квартиры и билеты мирно лежали на своих местах. Боже мой, неужели я начала еще и галлюцинировать?! Но в самом деле поклялась бы и на дыбе, что человек с внешностью американского плэйбоя с обложки журнала мод для особо респектабельных особ вышел именно от нас. Секундочку, секундочку, а может быть, это был как раз тот самый коллега Джеймс, место которого я заняла по причине недомогания вышеупомянутого. Что, если он сумел оперативно избавиться от вируса и захотел нагнать свою обворожительную русскую сослуживицу в Копенгагене, а тут вдруг я всплыла? Каюта зарегистрирована на его имя, следовательно Джеймс имеет полное право попросить ключ у стюартов и никто тому не удивится, а может, сама Алена дала ему собственный… Ах, Алена, Алена, вот уж кто умеет профессионально морочить людям головы; зато оно, конечно, с такой трудно заскучать и совсем невозможно утомиться однообразием. О да, именно моя дорогая подруженька, к которой всякие мужчины слетаются шмелиными роями, учуявшими запах королевского шиповника, необычайно красного и невероятно колючего, должна быть в курсе предварительных намерений своего хорошего знакомого, а может, просто сослуживца из соседнего отдела, а еще может быть возлюбленного или даже жениха. Именно ее, эту грандиозную супергейшу, и надо спрашивать о появлении в номере интересных мужских фигур. Я быстро нашла нужное полотенце и, почти окончательно успокоившись насчет странного происшествия, понеслась вниз к Алене, чуть ли не перепрыгивая через ступеньки. Все-таки до смерти любопытно было узнать правду о романтическом Джеймсе, потому что все мои шесть чувств упорно твердили одно: виденное – вовсе не иллюзия, не игра воображения и не ошибка зрения.

Однако подружка сильно удивилась моим догадкам и вопросам. Вскоре мы обе, сидя рядышком в джакузи, пришли к единственному возможному выводу: роскошный мужчина в нашем дамском номере мне просто померещился.

– Зайчик мой, уж поверь на слово: джентльмен Джеймс Смиф внешне вовсе не подтянутый красавец, которого ты вообразила, а добрый дядечка абсолютно средней внешности с небольшой проплешинкой в седой головушке. С одинокими, недостаточно обласканными мужской заботой, вниманием и лаской женщинами твоего ментального и душевного склада весьма часто случаются и не такие сюрпризы! Скоро наверняка сама убедишься – не ты первая, не ты последняя. А уж если бы кто намеревался обчистить наш уютный дамский уголок, так мог бы чуть-чуть подождать, ведь в его распоряжении будет почти целый день, пока мы станем бродить по Копенгагену. Но что ему с нас взять? Сама посуди, – заверила от души смеющаяся Алена и, ласково погладив меня по плечу, мягко добавила: – Далеко не каждому в жизни везет увидеть самое настоящее привидение, так надо не переживать, а радоваться.

Зима в Копенгагене оказалась гораздо мягче, чем в Осло, но знатоки доверительно сообщили, что обычно здесь склизко, серо, туманно и вместо снега моросит скучный дождь, а нам просто случайно повезло с погодой. Как бы там ни было, мы с Аленой сфотографировали друг друга на фоне знаменитой на весь мир тоскующей русалочки и нежно-бирюзового солнечного неба позади нее и нас. Кстати, подобраться к ней поближе достаточно сложно, так что я сама, подскользнувшись на слегка оледеневшем камне, чуть-чуть не окунулась в холодные волны, но подружка не дремала – ловко ухватила за локоток и тем удержала от позорного падения. В эту самую секунду я увидела того самого господина с нашего корабля, одетого в невероятно модное и дорогое кашемировое пальто темно-зеленого, почти бутылочного цвета. Он как раз нас с Аленой фотографировал. При виде его я невольно громко охнула, незнакомец улыбнулся мне ласково, как и прежде, а потом даже послал шутливо-ироничный воздушный поцелуй.

– Алена, скорее обернись! Смотри, вон он – тот тип из нашего номера. Он опять здесь! Он за нами явно следит!

Но она успела увидеть лишь удаляющуюся прочь вальяжным и уверенным, но достаточно скорым шагом широкую мужскую спину.

– Ника, у тебя нервы стали хуже некуда. Ты что, с ума сошла? Мы сейчас вместе свалились бы в холодную воду! И вопишь, как резанная, да еще по-русски! Подумаешь, он нас сфотографировал. Посмотри вокруг, все до единого туристы стоят с фотоаппаратами и щелкают русалочку. Хорошо, хорошо – ты видела этого типа в нашей каюте! Считай, что мы ему безумно понравились и этот красавец совсем голову потерял: хотел умыкнуть наши трусы с чулками, но не успел, потому что ты ему помешала. Успокоилась? Теперь давай забудем этот инцидент – договорились? Вот и отлично!

Потом со сверхзвуковой скоростью мы пронеслись по большому музею знаменитого датского скульптора Торвальдсена и национальной датской глиптотеке, устали смертельно, и на музей Рекордов Гиннесса не хватило запала, а ведь я-то себе лично напланировала еще и музей Привидений.

Алена предложила привидения и рекорды отложить до следующего раза и уверенно повела меня в небольшой греческий ресторанчик. Там всего за тридцать крон можно было есть сколько душе угодно и гораздо более привычные русскому глазу и желудку угощения, чем на роскошном круизном судне. Подумать только, сколько в Дании стоит еда, а в нашей Норвегии на такие деньги только мороженое купишь, ну еще бургер в «Макдоналдсе». Здесь же при тех же тратах мы угощали себя баранинкой и говядинкой всевозможного приготовления и во всевозможных соусах, греческими салатами из брынзы, оливок и специй; овощами и фруктами в неограниченном выборе. Не всегда бывает так, что дорогое милее сердцу: греческая кухня сильно напоминает кавказскую, в особенности грузинскую – поэтому в маленьком скромном бистро имела я бльший аппетит и удовольствие от еды, чем в шикарном, с подсветками всех цветов, полном деликатесов ресторане. Похоже на общение с людьми: богатая и спесивая «шишка на ровном месте» своими заумными горделивыми речами клонит в сон, а добрый и сердечный человек только парой слов холодный ноябрьский вечер способен превратить в цветущее майское утро.

Напоследок, прощаясь с городом, мы сфотографировались на фоне великого датского сказочника Ганса Христиана в бронзе и не торопясь пошли обратно к кораблю, по пути заглядывая в многочисленные антикварные магазинчики.

После я была искренне благодарна судьбе, что на время праздников все же удалось забыть о высасывающих жизненные силы, каменно-тяжелых проблемах с семьей, работой, деньгами, будущим и освободить голову и сердце от изнуряющего, неумолимого страха. Того подозрительного мужчину я больше нигде не встретила и вскоре благополучно о нем забыла.

Поездка в Данию восстановила силы и дала импульс для дальнейшей жизненной борьбы; а еще хорошо, что со своей единственной в Норвегии подругой мы опять сделались неразлейвода и напрочь позабыли о недавних мелких разногласиях.

Глава 30

Едва только отшумели рождественские и новогодние каникулы, как наконец-то пришло долгожданное сообщение от адвокатши. К сожалению, оно оказалось не слишком-то утешительным: муж категорически не соглашался, чтобы ребенок постоянно проживал у меня, и нанял себе в помощь частного адвоката, считающегося одним из лучших и опытнейших в Норвегии по бракоразводным делам и вопросам родительских прав. Противоположная сторона со своим суперпрофессиональным адвокатом предлагала нам официальную встречу двадцать третьего января в час дня с целью попытки мирного урегулирования конфликта. Ничего другого мне не оставалось, как согласиться и нервно дрожать вплоть до назначенного дня из-за полной невозможности предугадать, чем вся эта эпопея окончится.

Я плохо знала норвежское законодательство, но зато крутой характер Вадима был мне известен прекрасно: произнеся «нет» хоть однажды, он станет настаивать на любой своей глупости вплоть до смерти. Однако я также не всегда овечка и на этот раз совершенно не намеревалась ему уступать. Под ложечкой противно сосало и тянуло – вот бы впасть на время в летаргический сон, потом просыпаешься – и все проблемы решены, а за окном – жаркое солнечное лето.

Знаменательную встречу двух адвокатов решено было проводить в конференц-зале адвокатской конторы моей юридической «амазонки». Я приоделась в свои лучшие наряды и специально проследила, чтобы отменно выглядеть и излучать энергию и полную уверенность в себе. Пусть никто из присутствующих и думать не смеет, что Вероника Малышева пребывает в неизбывной тоске, печали, депрессии, разбитых чувствах о неосуществленных надеждах и ни на что путное в жизни более не способна. Как оказалось, я приехала первой. По-прежнему впечатляющая своей монументальностью адвокатша провела меня в зал, усадила в стул-кресло за длинный-предлинный полированный стол и на время удалилась прочь.

Моя адвокатская контора находилась как бы немножечко в лесу: за окном чернели печальные силуэты поникших деревьев, густейшими ватными хлопьями падал бесконечный снег, вообще природа за окном выглядела как-то пустынно, одиноко и заброшенно. Минута в минуту назначенного времени дверь в юридическую светлицу отворилась, и в святилище местной Фемиды тяжелой, торжественной поступью вступил Вадим, за спиной которого высился очень интересный молодой человек в дорогом, темно-зеленом костюме и с вишнево-кожаной портфелем-папкой под мышкой.

Удивительно, но в юности Вадим казался мне гораздо более красивым, чем каким я увидела его сейчас. Восприятие людей часто меняется с течением времени, сейчас я смотрела на мужа как бы со стороны и видела совсем новыми глазами. Его чудесные пышные и белокурые, ранее все в прелестных крупных завитках волосы теперь стриглись им очень коротко; полные губы больше не светились яркостью молодости, а навечно, казалось, хранили суровую стоическую поджатость; скулы вдруг сделались совершенно по-монгольски выдающимися и резко очерченными, при этом по ним ходили пугающие и острые желваки; выпуклые серые глаза смотрели холодно, строго и абсолютно сквозь меня, а ноздри широкого носа, видимо, однажды раздулись, как у боевого коня, да так и замумифицировались в такой позиции.

Вадим был одет в официальный темно-серый костюм и почти черный галстук. Интуиция подсказывала, что он приготовился к борьбе не на жизнь, а на смерть; поэтому я тоже постаралась внутренне собраться. Зато при виде меня молодой адвокат мужа заметно удивился голубоглазой невинности моей ангельской внешности; очевидно, после бесед с клиентом он ожидал встретить непреклонную, с железным характером стерву в лихой смеси с истеричной, коварной и вредоносной ведьмой. Показалось даже, что я ему понравилась просто как женщина мужчине, и мужнин юрист принялся мысленно смягчать первоначальную, видимо, жесткую версию своих обличительных речей и неукоснительных требований. Следом за мужчинами, гремя сапогами так, будто у нее вовсе не две ноги, а как минимум четыре лошадиных копыта, появилась моя гренадерша. Адвокаты с сердечными улыбками поприветствовали друг друга, и проесс пошел, как любил когда-то говаривать до сих пор почитаемый на Западе на манер христианского святого Михаил Сергеевич Горбачев. Сначала юридические работники по очереди зачитывали на норвежском какие-то путаные параграфы из каких-то юридических справочников. Было не сложно догадаться, что эти законодательные уложения в некоторых деталях значительно противоречили друг другу, потому что каждый из адвокатов позволял себе мило, но уверенно не соглашаться с текстом, изложенным противной стороной. И не только мне одной померещилось, что законы в принципе могут трактоваться и так и сяк – они текучи и изменчивы, как китайские речки, в воду которых никак не получится вступить дважды.

– Ты бы еще на китайском языке затеяла судебное разбирательство, дорогая. Черт тебя дери! – прокряхтел по-русски, но очень глухо сидящий напротив меня Вадим и вежливо попросил у адвокатов перевода текстов их речей и разногласий на английский. Юристы с глубокими вздохами понимания обменялись друг с другом красноречивыми взглядами, и мужнин специалист в брачно-семейных отношениях принялся по-английски растолковывать, что поскольку я ушла от мужа совершенно добровольно и добровольно же оставила ребенка на попечение его клиента, то это самое и означает, что я его клиенту в определенной мере уже доверила основное воспитание общего сына. Тут молодой человек в зеленом костюме ткнул пальцем в какую-то необыкновенно толстую книгу и жестом как бы пригласил всех присутствующих с ней ознакомиться. Ввиду того, что к настоящему моменту времени я не имею ни постоянной работы, ни постоянного жилья, ни стабильных средств к существованию, то представляется целесообразным, чтобы ребенок продолжал жить с отцом, где он сейчас имеет стабильную и благополучную обстановку и ему обеспечены постоянная забота и уход. Моя же монументальная защитница на такие речи резонно возразила, что мать имеет полное и неотъемлемое право на проживание ребенка вместе с ней и осуществление воспитательных функций, а если она и находится в явно менее благоприятной и стабильной ситуации, чем отец ребенка, то последний может начать выплачивать содержание бывшей жене и сыну для создания этой самой стабильности. Вадим явно внутренне рассвирепел от наглости подобного заявления: кровь резко бросилась в его белокожее лицо, попутно даже шея побагровела, глаза мрачно сузились и потемнели. С большим трудом он сдержал себя, чтобы никак не откомментировать предложение противоборствующей стороны.

Молодой адвокат, заблестев в мою сторону синими своими очами с выражением в них христианского милосердия, нежным голосом предложил так называемый компромисс: в определенные дни я буду забирать ребенка к себе, а также проводить с ним ровно половину каникулярного времени, но постоянно проживать он станет у папы. Я даже не стала слушать его дальше, твердо заявив, что настаиваю и убеждена: маленький мальчик должен жить с матерью, то есть со мной. «Малолетним считается ребенок до трех, в отдельных случаях – до шести лет», – сразу же парировал Вадимов молодой человек.

– Она что же, по вашему мнению, была плохой матерью? – с металлом в голосе обратилась моя защитница к отцу ребенка, то есть Вадиму.

– Нет, Вероника в принципе – хорошая мать. Но я – идеальный отец. К тому же я располагаю точными сведениями, что сейчас она находится в депрессивном состоянии, поэтому справляться с родительскими функциями в полном объеме для нее было бы затруднительным, – помедлив с ответом, весьма тщательно подбирая слова, отвечал муж.

Боже мой, откуда он-то может что-то знать о моих депрессивных провалах? Неужели же так заметно по внешнему виду? А может, Алена кому-нибудь наболтала, те оказались знакомыми Вадима и передали?

– Я полагаю, что не стоит фокусировать предмет обсуждения на моем внутреннем состоянии. Конечно же, нельзя сказать, что существующие, объективно действительно серьезные семейные и бытовые проблемы способствуют светлому оптимизму и воодушевлению, да это и было бы странным. Однако я хочу и могу нормально воспитывать своего ребенка и жить с ним вместе, на чем и настаиваю, – с пафосом задекларировала я и победно-гордо взглянула на упертого супруга. Своим, хотя и кратким, выступлением я осталась премного довольна.

– Да где ты будешь с ним жить? Бегать по разным друзьям-подругам? Уймись наконец! – прохрипел, видимо, вконец взбешенный, ярко-алый Вадим, сверкнув серыми молниями ненавидящих меня глаз.

Гренадерша моя, сказав пару фраз о недопустимости женской дискриминации, попросила мужа о переводе его слов на понятный ей язык. Вместо Вадима его красавчик-адвокат в пространной речи заявил: клиент убежден, что ребенок нуждается в постоянном месте жительства; он привык к своей школе и классу, где имеет много друзей.

– По моему мнению, отец имеет полную финансовую возможность снять квартиру матери и сыну в районе расположения школы, – громовым голосом опять начала настаивать моя могучая блондинка.

Я начала ею искренне восхищаться, заметив, как теряются мужчины от ее прямых, уверенных атак. В качестве ответа Вадимов уполномоченный сослался на ее же слова о знаменитом норвежском ликестилинге, то есть абсолютном равноправии полов абсолютно во всем, и далее принялся красочно распространяться о том, что как лицо интеллектуальное, с несколькими высшими образованиями, волевое, решительное и самостоятельное, я вполне способна обустроиться в Норвегии и без чьей-либо помощи. Он так меня расхваливал, как никто и никогда в этой жизни до него – очень интересный и неожиданный поворот в стиле: «мастеру советовать, только дело портить». Я его остановила заявлением, что, конечно же, чрезвычайно польщена замечательными словами в свой адрес и во многом с оратором согласна. В качестве существа сильного, в себе уверенного и способного справиться с любыми проблемами продолжаю убедительно настаивать на постоянном проживании родного дитя совместно с матерью, после чего лучезарно улыбнулась всем присутствующим, от души постаравшись ослепить последних этой самой уверенностью и способностями.

– Увезу сына из страны, так что никакой Интерпол не отыщет по крайней мере последующие лет десять. Это я тебе гарантирую, дорогая, а ты меня хорошо знаешь. Нет у меня никакой возможности всю жизнь торчать в Норвегии! – низким, приглушенным голосом полупрорычал-полупрохрипел некогда любящий супруг на родном нашем языке. Видимо, я сильно побледнела, потому что молодой красавец юрист мужа помчался за стаканом воды для меня, а практикующая валькирия от адвокатуры, грозно и гневно нахмурив брови, потребовала от Вадима перевода его комментария. Вадим высокомерно-холодно передернул плечами и вежливо извинился за несдержанность в банальной межсупружеской перебранке.

Дробно стуча зубами по стеклу и чуть-чуть не облившись обжигающей ледяной и одновременно сводящей скулы холодом водой, я психологически вышла из строя и так и не смогла решить, надо ли настаивать на передаче дела в суд или же продолжать меклинги – встречи сторон для дальнейших поисков компромисса. Вадим действительно ничего и никогда не говорил зря, а слово свое держал крепко – когда-то именно это качество безумно мне в нем нравилось и казалось признаком истинной мужественности. Я всегда презирала мальчишек, забывающих о своих обещаниях, – вычеркивала их из круга общения сразу же, даже если до того была почти влюблена.

От моей нерешительности оба адвоката как-то разом потухли, заскучали, вспомнили о времени и заторопились по другим делам. С победно-сдержанным выражением лица, не удостаивая меня и полувзглядом, вообще не глядя в мою сторону, Вадим неторопливо-степенно пошел садиться в машину. Боже мой, боже мой, наверное, я как всегда все проиграла! Что-то произошло, какой-то невидимый баланс нарушился не в мою сторону. У меня никогда ничего в этой жизни не получится, потому что на самом деле я неуверенный в себе, закомплексованный, полный всевозможных плохо замаскированных слабостей и недостатков человек, а вся моя, как я думала, сила характера – только мираж в пустыне…

В смятенных чувствах возвращалась я от адвокатов. В Сандвике будто что-то толкнуло меня в сердце, я резко сменила маршрут и зашла в стеклянное здание полицейского управления. Лифт плавно понес меня на пятый этаж того же самого строения, где Руне сидел на седьмом, но к нему я вовсе не собиралась забегать. Вот еще, пусть сам сначала позвонит.

Совсем другой отдел, а именно криминальный, со всей серьезностью вознамерилась я посетить, и он также значился на серебристой вывеске при входе в здание. У приемного окошка стояла небольшая, но очень возбужденная очередь из четырех разгневанных мужчин, несколько повеселевших при моем появлении. Как выяснилось, у всех этих товарищей по несчастью именно сегодня украли автомобили. Прием посетителей вел чрезвычайно утомленный по виду пожилой полицейский. Время от времени он принимался жаловаться на тот факт, что каждый раз вынужден сильно перерабатывать по часам и вот даже сегодня его напарник, обязанный давным-давно прибыть на смену, внезапно замаялся животом. Пожилой капитан беспрерывно куда-то звонил и горячо просил его отпустить на какие-то важные курсы, однако параллельно все же умудрялся вести вялый прием посетителей. Внезапно лишенные средств передвижения джентльмены пропустили даму вперед, и я, хотя несколько сбивчиво и путанно, но постаралась объективно обрисовать суть угроз бывшего мужа о похищении нашего ребенка.

Озадаченный моей жалобой, печальный и одновременно раздраженный отсутствием теплоты и понимания со стороны коллег и начальства полицейский с тоскливой нервозностью в голосе поведал мне, что согласно статистике за прошлый год в Норвегии каждую неделю один из родителей, чаще всего отец-мусульманин, увозит одного ребенка из страны. Существует большая очередь из подобных практически безнадежных дел. Несчастные матери обивают разные официальные пороги, а бывшего супруга давно уже и след затерялся в пустынях какого-нибудь Марокко. Вполне вероятно, что он продал бедного ребенка в гарем, но что же норвежская полиция может с ним поделать – в других странах и законы другие. «Так ваш муж мусульманин?» – с глубоким вздохом спросил седовласый полицейский. Я отрицательно покачала головой и заплакала. Капитан посоветовал мне прямо сейчас изложить историю с угрозой в письменном виде. Тогда, мол, полиция сможет послать письмо-предупреждение бывшему мужу, а также уведомление в регистрационные контроли аэропортов, но вот если он решит бежать на поезде или международном автобусе, например через Швецию, то тогда мое дело становится пропащим и действительно может затянуться на много лет.

Ничего другого не оставалось, как последовать совету профессионала и написать обращение к норвежским властям о задержании Вадима в случае, если он попытается выехать вместе с Игорем без моего предварительного письменного согласия. Один из пострадавших от автомобильных воров посетителей полицейского управления любезно исправил мои стилистические и прочие ошибки в норвежском, я еще раз красиво переписала свою жалобу и отдала ее на регистрацию уже другому, более оживленному и энергичному полицейскому, сменившему на посту прежнего утомленного. Однако ничего нового и более путного по интересующему меня вопросу предварительной превентивности похищений из страны он мне не сообщил. С тем и пришлось ехать обратно в Осло.

Глава 31

Когда я, вконец растерянная, расстроенная, несчастная и озябшая, вошла в квартиру, Алена, находившаяся в настроении, прямо противоположном моему, то есть напевающая веселую песенку, благоухающая тонким ароматом французских духов, тщательно накрашенная и причесанная, прихорашивалась у зеркала в прихожей, явно готовясь на выход в вечернюю тьму, оно же в свет. Эх, жаль, а я так мечтала хоть кому-нибудь поплакаться в жилетку!

– На кого же ты меня покидаешь вечерней метельной порой, подруженька дорогая?! И когда ты вернешься назад? А тут вот мой расчудесный муженек грозит Игорька от меня увезти и спрятать так, чтобы и не нашла…

– Потом, потом, кошечка! Чуть позже, а то я и так запаздываю. Кисс пригласил в итальянский ресторан сходить и совсем скоро уже будет здесь. Он вообще очень добрый и отзывчивый дядечка. Помнишь, тебя, такую замученную и замерзшую, привез ко мне сразу после твоего скандала с мужем – не отказался, не поленился. Мне не хочется заставлять его ждать в коридоре. Ну вот, телефон звонит – с Киссом вечно что-нибудь приключается. Небось полиция его остановила или банковскую карточку дома забыл, а так он никогда не опаздывает и должен был бы быть здесь уже пять минут назад. А по поводу болтовни мужа – не забивай себе голову: разным мужским глупостям-тупостям доверять не стоит…

«Есть мне что-то совсем сегодня не хочется, хочется повеситься! Может, стоит выпить бокал чего-нибудь покрепче и принять ванну? Или сначала полежать в ванной, а потом смешать себе крутую «кровавую Мэри» и сразу же залечь спать?.. Лишь бы не заболеть, а то ну очень не здорово по всем направлениям!» – особо меланхолично думалось мне нынешним вечером, и мысли, тяжелые и ленивые, нехотя и со ржавым скрежетом едва-едва пошевеливались в саднящей голове. Все-таки решив вначале хоть немного отогреть тело, а с ним и душу, я включила краны в ванной и щедро вылила в ее ослепительно-белое, литое фаянсовое тело флакон жасминово-апельсиновой эссенции. Пока вода смешивалась с золотистой пеной, заполняла ванну, я пошла в спальню переодеться в свое домашнее и найти смену чистого белья на завтра. Алена так и продолжала болтать по телефону, но то, что она говорила, заставило меня вздрогнуть и на ходу замереть в бесконечном удивлении.

– Нет, нет, дорогой Кисс, сегодня ну никак не получится увидеться. Извини меня, но только что Вероника пришла домой совершенно не в себе. Ее муж угрожал отнять ребенка и все такое прочее. Конечно, я сожалею, но что же тут поделаешь? Кто же знал! Хорошо, хорошо, давайте договоримся на послезавтра. Нет, заезжать сюда не надо… Я понимаю, что ты находишься в двухстах метрах, но это такие сугубо женские беседы и переживания. Чао, бамбино, чао! Увидимся послезавтра. Тоже целую!

– Ален, так ты решила остаться дома?!

Нарядная Алена повернулась ко мне, в момент покраснев.

– Да нет, кисуля, ты извини. Пять минут назад мне позвонил один коллега… Джеймс. Пригласил прямо сейчас в «Континенталь», он там и ждет. Пришлось перезвонить Киссу, отказаться от встречи и на ходу что-то быстренько сочинить. Да, с мужчинами только так – ценить будут больше! Ты только не обижайся, ладно?

– Так сейчас вместо одного джентльмена приедет другой?

– Нет, Джеймс не заедет, он уже выпил вина и не может вести машину. Я поеду на метро в Центр своим ходом.

Удостоверившись, что если и обижаюсь, то не очень, Алена ласково потерлась губами о мою щеку, а потом унеслась быстрее ветра. Да где мне было сегодня еще найти силы выяснять с подругой отношения и статус-кво?! В оцепенелой задумчивости я медленно закрыла за ней входную дверь, обитую снаружи мягким, матово-благородным материалов под замшу, но жесткую с противоположной стороны и довольно тяжелую. До самого конца я почему-то дослушала весь веселый энергичный перестук по ступенькам опасно-острых каблучков Алениных сапожек, а потом тяжко-тяжко вздохнула. Неприятный осадок от ее вранья так и не рассасывался, хотя я и раньше замечала, что подружку мою, если выражаться красивыми словами Рильке, «словно бы тешило лишь невозможное, а все доступное она лишь презирала». В Аленином же случае – сначала пользовалась и лишь затем презирала.

Особо мятущееся предчувствие очередного одинокого, болезненно-тошнотворного вечера как-то пронзительно нехорошо принялось томить и выкручивать душу. Наверное, надо бы выпить чуточку хорошего коньячка и зажечь в ванной комнате ароматические свечи. Когда уютные, мирные огоньки начнут сливаться в моих глазах в одно светлое и тихое сияние, тогда наступит кратковременное блаженство покоя, душевная тишина и дивный период некоторого на все наплевательства. Главное – полностью отключиться.

Мою душевную сумбурность и несколько аналитическое смятение ума прервал неожиданно резкий звонок телефона. Как всегда, совсем некстати, и, наверное, опять бедный Кисс. А что я ему скажу, куда Алена вдруг делась из дома? Может, вообще не стоит подходить к телефону, к тому же остьнет моя пена в ванне. Я не спеша зашла в ванную, отключила воду, оглядела невероятно красивые и пышные пенные хлопья, сверкающие всеми цветами радуги, отыскала в зеркальном шкафчике набор ароматических свечей, а телефон трезвонил и трезвонил. Придется все-таки подойти, а то он еще сюда притопает собственной персоной! И жалко врать хорошему человеку, а надо. Ладно, скажу англичанину, что Алена легла принимать продолжительную ванну для увеличения тонуса клетчатки, и джентльмен успокоится.

– Хэлло-о-о… – произнесла я в гулкую пространственность переговорного устройства нежным и сочувственным к чужим переживаниям, но слегка заунывным голосом отставной русалки.

– Привет ненаглядной красавице, а что она сейчас поделывает? Наверное, любуется на себя во все зеркала и как в сказке спрашивает: «Я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?» Даже телефон не слышит! – жизнерадостно отозвался в трубке голос Николая. Он явно находился в особо смешливом расположении духа и сладкозвучно запел: «Мне тебя сравнить бы надо с первою красавицей, что своим веселым взглядом к сердцу прикасается. Что походкой легкою подошла нежданная, самая далекая, самая желанная».

Хорошо, что в данный момент он меня не видит: с подпухшими веками, красным носом и «кефирным» выражением лица, а то бы исполнил совсем другую песню.

– А… здравствуй, Коля. А я думала, Аленин Кисс звонит. Как у тебя дела? Хотя… наверное, глупый вопрос – по голосу чувствуется: дела идут если не отлично, то хорошо. Приятно, когда у человека веселое настроение, – с вежливым аристократическим прононсом в красивой комбинации с затаенной печалью отозвалась ненаглядная красавица, то есть я. Мне всегда казалось, что у романтической дамы чьего-либо сердца должны быть именно такие интонации.

– Представь себе, ненаглядная Ника, что как раз сейчас я дегустирую будущий президентский обед в составе группы ответственных товарищей гурманов. Да, да, завтра прилетает наш президент и устраивает торжественный обед, где должен встретиться с премьером страны и королем Норвегии. Нас назначили, и вот мы сидим, все пробуем, выбираем подходящие блюда и вина. Но, с другой стороны, это чистая пытка, так как мы просто обязаны откушать около пятидесяти блюд. У меня уже нет никаких сил, а личный врач президента чуть вообще «копыта не откинул».

По своей либо темности, либо занятости я газет в последнее время не читала, телевизор не смотрела и о завтрашнем прилете президента России ничего не знала, но вроде бы он действительно когда-то сюда намеревался.

– А что же ваша группа гурманов уже успела одобрить?

Мне стало искренне любопытно, что же президенты и короли едят на своих официальных обедах.

– А вот специально тебе зачитываю: королевские креветки в соусе карри; мясо молодого барашка с подливкой чили; белые куропатки в вине и с фруктами трех видов; жареный лосось с тарталетками из овощей; традиционная норвежская каша из сметаны; жаренная на открытом огне рыба тюрбо, панированная травами; рулет-пашот из морского окуня с начинкой из раковых шеек…

Кто-то отвлек Николая пространными вопросами об организации транспортных потоков и средств связи.

– А еще мне до дегустации в торжественной обстановке вручили медаль «Министерству иностранных дел Российской Федерации 200 лет» с зелененьким таким удостоверением…

Вернувшись к разговору со мной, Николай начал совсем о другом.

– Коль, а на десерт что у вас станут подавать?

– А, это… Сейчас найду… Вот, утка с запеченными грушами и сладким ягодным соусом; «горгонзола дольче» – это сыр, сервированный с каштановым медом; еще мусс-желе с черничным кремом… Ой, опять! Зовут, зовут. Пауза окончилась, опять идти мучиться. Эх, нечем потом замолить такой великий грех чревоугодия. Целую, пока. Завтра позвоню и дорасскажу остальное. Да, передай Алене, что сумел достать все, что она просила.

С этими оптимистическими заверениями Колин голос и сам Коля умчались в свою веселую, почти карнавальную суматоху, а я опять осталась один на один в четырех стенах. Нет, все-таки после Колиной болтовни немного полегчало на сердце.

Пена моя опала и остыла до слегка теплого состояния, пришлось ее отпустить и наполнить ванну по новой. От только что зажженных свечек лилового, зеленого и голубого цвета потянулись едва вначале уловимые ароматы сирени, лилий и орхидей. Пока все приготовлялось, я забежала на кухню, налила себе полную стопочку армянского коньяка, кстати, тоже подарка от Коленьки, зажмурившись, одним махом его выпила и закусила шоколадкой.

Через несколько минут ярче и одновременно мягче засияли огни во всем доме, стены приобрели слегка розоватый отсвет, окружающее пространство как бы скруглило углы и сделалось гораздо теплее. Оставалось только позаботиться о медитативной музыке. Я выбрала диск с индейскими напевами и природными шумами и, как ребенка, прижав к груди переносной проигрыватель, пошла обратно в ванную к новым и, конечно же, еще более переливчатым мыльным пузырям.

Добрая сверкающая вода вместе с мягко мерцающими в полутьме мирными огоньками свечей и нежными весенними ароматами словно бы нашептывали сказки, чем расслабляли невероятно; нежно, но уютно растворяли в четырех окружающих стихиях до полного забвения…

– Вероника, ты это что?! Ты с собой что-то сотворила, сумасшедшая? Немедленно открой глаза! Немедленно, ты слышишь?!

Клекот птичьей стаи вдруг превратился в рассерженный голос, и не на шутку перепуганная, даже чуточку взъерошенная Алена принялась звонко хлестать меня по щекам.