Мэрилин Монро. Психоанализ ослепительной блондинки Бонд Алма

Многие утверждали, что Наташа поощряла вызывающую трепет, почти по-детски искреннюю, но одновременно чувственную игру своей ученицы. Но я хорошо знаю Мэрилин и сомневаюсь, что она нуждалась в каком-либо поощрении. Она такая, какая есть.

Наташа не была популярным человеком среди небольшого круга знакомых Мэрилин. Она ужасно ревновала ее к людям, с которыми Мэрилин была в близких отношениях, таким, как Джонни Хайд, чем сильно раздражала актрису. Режиссеры с трудом терпели присутствие Наташи на съемочной площадке и вздрагивали, когда она приходила.

Поколебавшись, Мэрилин сказала:

— Мне стыдно говорить об этом, но я р-р-разорвала наши отношения, когда мне осточертело играть роли глупой блондинки, и почувствовала, что научилась у нее всему, что она знала. Настало время двигаться дальше, и единственное, что я могла сделать, — это собраться с силами и оставить ее. Я знала, что могу играть гораздо более глубокие и значимые роли, и приехала сюда, в Нью-Йорк, учиться у великого Ли Страсберга в Студии актеров.

Это было в 1955 году. Что бы об этом ни думал весь мир или сама Наташа, на самом деле я никогда не забывала, что она была мне настоящим другом и помогла пережить тяжелые, полные невзгод времена на пути к моему успеху. Она была со мной всегда, когда я в ней нуждалась. Я никогда не смогла бы сделать это без нее.

Наташа тоже хорошо меня знала. Однажды, когда репортер сказал ей, что я веду себя как ребенок, Наташа возмущенно ответила:

— Она — не ребенок! Дети открыты и доверчивы. Мэрилин полна печали настолько, насколько это вообще можно себе вообразить.

Мне бы хотелось обладать ее деловыми качествами и хотя бы наполовину ее мастерством привлекать в свою жизнь то, что ей нужно, и избавляться от того, что мешает. Да, Наташа! Хотела бы я, чтобы мужчины, которых я встречала в моей жизни, понимали меня так же, как ты.

Когда Мэрилин вернулась из Нью-Йорка в 1956 году, Наташа искала встречи с ней. Хотя адвокат Мэрилин предупреждал ее, чтобы она не пыталась связываться с ней, Наташа без предупреждения приехала в дом Мэрилин. В это же время там были Лью Вассерман, президент агентства MCA[2] и Милтон Грин, зашедшие навестить Мэрилин. Вассерман, преградив собой дверной проход, сказал Наташе:

— Уходите, леди! Разве вы не понимаете, что вас не хотят видеть?

Мэрилин сказала сквозь рыдания:

— Я никогда не говорила ей, что люблю ее и как благодарна ей за все, что она для меня сделала.

Мэрилин оставалась безутешной. Вопреки моей обычной привычке я не могла позволить ей уйти в таком состоянии и позволила ей остаться на десять минут дольше.

23 марта 1959 г

Мэрилин вернулась после выходных в совершенно другом настроении. Шумно хлопнув дверью, она ворвалась в мой офис, явно довольная встречей со мной. Ее теплое приветствие:

— Здравствуйте, аналитик! — радостно прозвенело в моих ушах, она пристально посмотрела на меня своими сверкающими голубыми глазами, и ее лицо озарила особая сияющая улыбка Мэрилин. Она радостно подбежала к окну и сказала: — Подойдите и посмотрите вниз.

Из моего офиса на третьем этаже я внимательно оглядела улицу и, кроме грузовиков, автомобилей, автобусов и нескольких пешеходов, не увидела ничего необычного.

— Что вы хотите мне показать? — спросила я.

Она указала на противоположную сторону улицы, где юноша, сидя на ступенях, глядел вверх на мое окно. Он увидел Мэрилин и помахал ей рукой. Она подняла руку в ответ и послала ему воздушный поцелуй.

— Это Джимми, Джимми Хаспил, — пояснила она.

— Джимми?

— Да. Он — мой поклонник номер один. Каждый день он ждет меня и следует за мной всюду, куда бы я ни шла. Иногда, если я беру такси, я позволяю ему ездить со мной. А когда я хожу пешком, он провожает меня, а затем уходит домой. — Она села на кушетку. — Ему двадцать один год. Он является моим альтер эго.

— Ваше альтер эго?

— Да. Он — сирота, как я. Мать Джима оставила его отца через несколько дней после его рождения, и он рос без отца. Его так же передали на воспитание чужим людям, и он провел свои первые семь лет в разных домах, где с ним обращались как с неудачником и часто жестоко наказывали. Мы поняли друг друга с первого взгляда. Я могу войти в комнату с незнакомыми людьми и сразу же выбрать из них воспитанников детских приютов. У них особый умоляющий взгляд.

— Он не работает и не ходит в школу?

— Джим работает курьером. Он получает двадцать восемь долларов в неделю, и вряд ли ему хватает этого на еду. Но он находит деньги, чтобы делать самые чудесные мои снимки, и всегда дарит мне копии. Я пытаюсь подсунуть ему несколько баксов время от времени, но он не берет. Я стараюсь его переубедить, но он ни разу не принял от меня ни одного пенни.

Однажды он достал мятую банкноту в один доллар и попытался заплатить за нашу поездку в такси. Я сунула деньги в нагрудный карман его рубашки и предупредила:

— Если ты снова попытаешься это сделать, Джимми, я больше никогда не позволю тебе ездить со мной! С тех пор он не предпринимал подобных попыток. У меня никогда не было никого, кто был бы мне настолько предан, как Джимми. Он выполняет свою работу в то время, когда знает, что я в городе.

— А как вы встретились?

— Он поджидал меня у выхода из Бродвейского шоу, где я была как-то вечером. Я полагаю, что он прочитал либо в колонке Эрла Уилсона, либо еще где-то, что я собираюсь туда. Он подошел ко мне и, показав пальцем на свою щеку, попросил:

— Поцелуйте меня. Вот сюда.

Я была так ошеломлена его дерзостью и остроумием, что сделала это! С тех пор он влюблен в меня.

Я покачала головой:

— Разве вас не беспокоит, что кто-то все время следует за вами?

— Только не Джимми. Он обожает меня. Как младший брат, которого у меня никогда не было. Он часто ходит с группой других поклонников, которые называют себя «Шестерка Монро». Эта компания для меня что-то вроде семьи: ждут меня после репетиций и встречают в аэропорту, когда я прилетаю из Голливуда. Я могу положиться на них, они всегда будут там, — добавила она, — это даже как-то мило. Кроме тетушки Аны, я никогда не была в ком-то так уверена.

9 марта 1959 г

После размышлений по поводу ее чувства одиночества я предложила на следующий день:

— Мэрилин, а вы не думаете, что для вас было бы полезно, с точки зрения психотерапии, написать свою автобиографию? Я считаю, что ее было бы так же интересно читать, как роман «Война и мир». Вы бы вновь пережили события своей жизни, но на этот раз разделили бы свои чувства с очень многими людьми.

Мэрилин посомневалась недолго.

— Я так не думаю, — ответила она, — в ней не было бы ничего особенного.

Я молча поморщилась.

24 марта 1959 г

Во время следующего сеанса Мэрилин вернулась к вопросу о своей вяло развивающейся карьере. После выхода на экраны фильма «Хористки» и увольнения со студии «Коламбия» она, как и тысячи актеров Голливуда, делала все от нее зависящее, чтобы найти работу. Больше всего на свете она хотела сниматься в кино, но предложения не поступали, и у нее не осталось иного выбора, кроме возвращения в модельный бизнес.

В 1949 году фотограф Том Келли предложил ей позировать обнаженной. Сначала она беспокоилась о том, что будут думать о ней люди, и отказалась, заявив, что хорошие девочки не фотографируются голыми! Но тянулись недели. Ей необходимо было выкупить свой автомобиль из залога, хотя бы для поиска работы, и Мэрилин согласилась. Под мелодию «Начинай бегуэн», звучащую из магнитофона, она сняла одежду и легла на большом куске красного бархата. Согласившись на гонорар 50 долларов за работу, она подписала договор именем «Мона Монро». Это был единственный раз в ее жизни, когда она зарабатывала деньги, фотографируясь обнаженной.

— Каково это — позировать обнаженной? — поинтересовалась я.

— Это было очень легко… и прохладно! Я просто делала то, что он мне говорил, и слушала музыку.

— Вы не против фотографироваться нагишом?

— Нисколько, — ответила она. — Я ненавижу обувь. Я ненавижу белье. Честно говоря, я ненавижу одежду и никогда бы не носила ее вообще, если бы не было нужно. Полагаю, вы можете подумать, что я протестую против двойных стандартов общества в отношении мужчин и женщин и живу по моим собственным моральным законам. Поверьте мне, я не Джоан Кроуфорд. Я не ношу бюстгальтеры и пояса. На самом деле я видела в каком-то журнале ее фотографию, где на ней надеты только пояс и блузка. А вы думали, что она смутится, если ее увидят в таком виде! Я хочу чувствовать себя свободно, как птица, парящая в небе, или дельфин, резвящийся в море. Кроме того, я горжусь моим телом. Ни одна обнаженная женщина в мире не выглядит так же, как я.

На мгновение она замолчала, погрузившись в размышления. Когда я спросила, о чем она думает, она сказала:

— Разве не об этом эти прекрасные стихи?

  • Я хочу быть свободной,
  • Я хочу быть свободной:
  • Ничего между Богом и мной,
  • И не может быть доли иной.

— Пожалуй, — ответила я.

— Я до сих пор не понимаю, почему вокруг этого столько шума, — продолжала она, — каждый человек имеет тело, и почему нам должно быть стыдно показывать его, я никогда не смогу понять. Не то чтобы меня что-то не устраивало. Я знаю, вы, фрейдисты, все помешаны на кастрации. Может быть, для вас, люди, это справедливо, но меня это никогда всерьез не беспокоило. Я слишком занята, наслаждаясь тем, что у меня есть.

Том попросил у меня разрешения разместить фотографии на календаре. Я согласилась, не имея ни малейшего представления о том, как это изменит мою жизнь. После того как календарь опубликовали, казалось, каждый владелец гаража хотел приобрести его. Календари продавались как горячие пирожки. Я понимаю, что они по-прежнему зарабатывают на них. Мне заплатили пятьдесят долларов за съемку, а они делают миллионы. И даже не поблагодарили меня за то, что я принесла им удачу. Чтобы увидеть свою фотографию на календаре, мне пришлось купить экземпляр журнала в киоске. Вы, возможно, думаете, мне следовало бы обидеться на них. Но я не злюсь, и мне, кажется, приятно сознавать, что миллионы мужчин смотрят на мое тело и находят его красивым.

Все думали, что моя карьера будет разрушена, когда во всех газетах появится сообщение о том, что я позировала для фотографа обнаженной. Студия настаивала на том, чтобы я отказалась от модельного бизнеса. Но я не люблю лгать и решила рассказать правду: у меня не было денег и я не могла забрать свою машину из мастерской. Ко всеобщему удивлению, общественность бросились на защиту бедной бродяжки, у которой нет средств, чтобы отремонтировать автомобиль. В результате я стала более популярной, чем когда-либо.

Я оставила автографы на нескольких календарях. На одном из них я написала: «Это, возможно, не лучший мой ракурс», а на другом: «Мне идут длинные волосы?»

Я не страдаю ложной скромностью. Женщина, которая ведет себя таким образом, только вредит себе. Застенчивая женщина лишает себя прекрасной части жизни.

Я восхищенными глазами смотрела на эту необыкновенно нравственную женщину, которая всегда говорила правду, невзирая на последствия. Мэрилин постоянно критиковали за ее фотографии в обнаженном виде, редко комментируя или каким-либо образом отмечая тот факт, что она осмелилась выступить против мужской части коллектива «Двадцатый век Фокс», требующей, чтобы она отказалась позировать для календаря. Аналогично ни в одной из известных мне публикаций не упоминается, с каким мужеством она противостояла условностям, в которые не верила, и отказывалась лгать.

Вскоре после того как шум утих, один из друзей рассказал Мэрилин, что «РКО студия» собирается снимать фильм братьев Маркс «Счастливая любовь», и предложил ей позвонить Лестеру Коуэну, ответственному за кастинг. Мэрилин так и поступила, сказав:

— Насколько мне известно, вы ищете блондинку. Я — блондинка.

В ответ он спросил:

— А вы сексуальная блондинка?

— Пока никто не жаловался, — парировала она.

В фильме есть знаменитая сцена, в которой Мэрилин говорит детективу Гручо, что мужчины всегда преследуют ее. Гручо смотрит на ее волнующе покачивающиеся бедра, когда она уходит, и, жуя сигару, говорит: «Правда? С чего бы это!» Эта единственная сцена стала переломным моментом в ее карьере.

— Я произвела на продюсеров большое впечатление, и мне предложили участие в рекламной кампании для картины «Счастливая любовь» в Нью-Йорке, — сказала Мэрилин. — В результате меня впервые упомянули в колонке Эрла Уилсона в связи с промотуром 24 июля 1949 года. Уилсон написал: «На протяжении многих лет Голливуд подарил нам «Светскую львицу», «Аппетитную девочку», «Полногрудую девицу» и даже «Тело». Теперь у нас есть «Мммммммм девушка». Хммммммм, теперь я «Мммммммм девушка». Вот это да! Все это время я думала, что я Норма Джин!

Тогда же произошла одна из тех счастливых случайностей, которые меняют жизнь навсегда. Кампания привлекла внимание влиятельного одаренного агента Джонни Хайда, который был вице-президентом самого престижного агентства по работе с талантами в Голливуде, агентства Уильяма Морриса, который с первого взгляда был поражен, как ударом молнии, красотой Мэрилин.

— Вы будете великой звездой киноэкрана, — сразу же сказал стареющий агент. — Это так, я чувствую. Я вижу сотни актрис в неделю. Никто из них не обладает тем, что есть в вас. Я настаиваю на том, чтобы представлять вас.

— В то время агенты не стояли в очереди, пытаясь стать моими представителями, — рассказывала Мэрилин, — поэтому я не возражала. Когда мы с Джонни познакомились, я была двадцатидвухлетней девушкой, светящейся здоровьем, без цента за душой и свободной от каких-либо обязательств перед студиями или агентами. Как можно было отказаться от сотрудничества с Джонни? Меньшее из того, что я могла сделать, чтобы отблагодарить его, это спать с ним. Так я стала «девушкой Джонни Хайда».

По словам Мэрилин, Хайд был невысокий, непривлекательный, женатый пятидесятитрехлетний мужчина, страдавший неизлечимой болезнью сердца. Возможно, подсознательно он надеялся, что красивая молодая женщина наполнит его новыми силами, этого мы никогда не узнаем, но он исступленно, безумно влюбился в Мэрилин и работал день и ночь, чтобы добыть ей хорошие роли. Он стал ее агентом, советчиком, менеджером, учителем, наставником, доверенным лицом, любовником и другом.

Практически он буквально навязывал Мэрилин всем студиям в Голливуде. Они все думали, что она не соответствует званию «звезды» и «просто еще одна идиотка из постели своего агента», или, как писал Дин Мартин в своем обозрении: «существо, которому посчастливилось родиться с красотой богини и умом павлина». Джонни только смеялся и говорил им:

— Нужно быть очень умным, чтобы изображать такую глупую блондинку.

— Первые три роли он получил для меня благодаря своей ловкости, — вспоминала Мэрилин. — Первая в глупом ковбойском вестерне «Билет в Томагавк» в 1950 году, где я играла блондинку-хористку в эпизоде; другая — в спортивной драме «Правый крест», также в 1950 году, где у меня была крошечная роль подруги Дика Пауэлла; и последняя — в спортивном боевике 1950 года «Огненный шар» — девушка из тусовки роллеров. Ни один из этих фильмов никак не способствовал продвижению моей карьеры. Я боялась, что никогда ничего не смогу добиться, но Джонни убеждал меня:

— Это только начало, любовь моя. Просто подожди — и ты увидишь!

Я призналась ему:

— Не смейся, Джонни, но я хочу стать великой актрисой. Я мечтаю быть мастером своего дела, а не просто красоткой с обложек журналов. Мне не нужно, чтобы меня продавали публике как целлулоидный афродизиак.

— Конечно, я не буду смеяться, дорогая, — ответил он. — Ты станешь величайшей кинозвездой, которую когда-либо знал Голливуд, если только дашь мне немного времени, чтобы помочь тебе.

Я бросилась в его объятия и горячо поцеловала.

18 марта 1959 г

Работая день и ночь, несмотря на угрожающую его жизни болезнь, Хайд организовал Мэрилин прослушивание у Джона Хьюстона, глаза которого загорелись, когда он увидел ее кинопробы. Он воскликнул:

— Какая очаровательная женщина! Ее красота… так притягательна своей уникальностью.

Мэрилин блестяще прошла прослушивание. Она процитировала мне слова Хьюстона:

«Кастинг Мэрилин прошел весьма своеобразно, потому что сцена должна была сниматься на диване. Но в павильоне не оказалось ни одного дивана, и она разрешила ситуацию, как обычно, подойдя к делу творчески: она просто легла на пол».

Хотя Хьюстон считал, что она прекрасно справилась с пробами, Мэрилин была недовольна собой и просила повторить эпизод. Он сказал: «Конечно, повторяйте столько раз, сколько хотите». «Единственное, о чем я ей не сказал, что она идеально подходила для роли и мы выбрали ее раньше, чем она начала пробы».

Мэрилин сказала: «Я сама не знаю, что я, в конце концов, делала в сцене, но мне казалось, что все получилось прекрасно! Вы представляете, какие нервы у этого человека?! Он позволил мне, выбиваясь из сил, повторять эпизод снова и снова, хотя все время знал, что роль — моя! Вот такой он человек!

Хьюстон назначил ее на роль Анджелы Финли, сексуальной любовницы пожилого, женатого, беловоротничкового преступника[3], которого играл известный тогда актер Луи Кэлхерн. Короче, незабываемый шедевр, классический фильм-нуар «Асфальтовые джунгли».

— Должна признаться, — продолжала Мэрилин, — эту роль играть было не слишком трудно!

Помню, как, посмотрев этот фильм в 1950 году, я была изумлена красотой и талантом молодой актрисы. Я даже толкнула моего мужа и сказала: «Интересно, кто эта юная красавица? Я уверена, что ее ждет большое будущее». Как и все мужчины, он не мог со мной не согласиться.

Очевидно, не мы одни высоко оценили игру и внешность актрисы. Исполнение Мэрилин было отмечено прекрасными отзывами в печати, а также замечено Джозефом Манкевичем, известным режиссером и сценаристом. Он предложил Мэрилин небольшую, но важную комедийную роль начинающей актрисы мисс Кэсуэлл, по описанию Джорджа Сандерса, студентки «Школы драматического искусства в Копакабане», в фильме «Все о Еве». Манкевич позже рассказывал представителям прессы, что он сразу же почувствовал наивность и незащищенность в молодой актрисе, которые показались ему восхитительными. Благоразумие, которое он рассмотрел под ее миловидностью, укрепило его в решении, что она создана для этой роли.

По сценарию, злобная интриганка, молодая женщина (Энн Бэкстер), которая кажется добродушной и отзывчивой, появляется в жизни стареющей звезды Марго Ченнинг (Бетт Дэвис). Милой на первый взгляд инженю удается разрушить жизнь каждого, к кому она приближается, коварно прокладывая путь на вершину славы. К концу фильма «наивная» Мэрилин окончательно превращается в вероломную инженю. Звезда Мэрилин ярко засияла в этом фильме, и даже когда актриса находилась в окружении величайших звезд экрана, от нее было просто невозможно оторвать глаз. Во многом благодаря трудам Джонни Хайда Мэрилин Монро ступила на путь к мировой славе.

21 марта 1959 г

— В 1949 году произошло нечто ужасное, изменившее мою жизнь навсегда, — начала Мэрилин. — В то время Наташа готовила меня к роли в фильме «Асфальтовые джунгли», и мы работали над сценой, в которой я должна выглядеть счастливой и общительной. По сценарию, раздавался стук в дверь, и толпа мужчин, ворвавшись, начинала угрожать мне тюрьмой, если я не признаюсь, что солгала о чем-то там. Когда Наташа пришла ко мне для работы над ролью, я была так напугана, что не открыла ей дверь. Вероятно, я так вошла в роль, что решила, что внушающие ужас мужчины были реальными.

Сначала Наташа подумала, я просто играю. Но мой страх не проходил, и она испугалась, что у меня случился нервный срыв. Ей не оставалось ничего другого, как позвонить Джонни Хайду. Она обвинила его в излишнем давлении на меня и сказала, что, видимо, мои нервы не выдержали и я слышу голоса.

Джонни это не слишком взволновало, потому что я уже говорила ему о голосах. Но он хотел как-то помочь. В те времена, если у актера возникали какие-то психологические проблемы, первый человек, кому звонили со студии, был врач. Независимо от причин, физических или эмоциональных, назначались барбитураты. Они стали главным продуктом питания в мире кинопроизводства. Джонни считал, что они успокоят мою тревогу. В то время никто не знал о каком-либо побочном эффекте этих таблеток. В конце концов, Джуди Гарленд и многие другие известные актеры принимали их ежедневно. Так что Джонни попросил студийного врача выписать мне лекарство на постоянной основе. Мне нравилось их действие, потому что они значительно успокаивали меня и поднимали настроение. Я и не подозревала об ужасных проблемах, к которым они приведут меня позже.

25 марта 1959 г

Где-то в период с 1949 по 1950 год Джонни организовал для Мэрилин коррекцию небольшой выпуклости хряща на носу. Эта операция значительно улучшила ее внешний вид и привела к незначительному изменению ее лица, которое можно увидеть в фильмах, вышедших после 1950 года. Не считаясь с проблемами, связанными с состоянием своего собственного здоровья, Джонни продолжал работать над продвижением карьеры Мэрилин. В декабре 1950, находясь уже практически на смертном одре, он обсуждал условия семилетнего контракта Мэрилин с компанией «Двадцатый век Фокс».

— Это был единственный человек в моей жизни, который никогда меня не разочаровывал. Никто не был со мной таким милым и внимательным, как Джонни Хайд, — заметила Мэрилин и, прервав рассказ, повернула голову и спросила: — Почему я никогда не влюблялась в такого человека, как и он, доктор? Жизнь была бы намного легче! — К моему облегчению, она продолжила, не дожидаясь ответа: — Один из самых дорогих сердцу поступков он совершил вскоре после того, как я подписала с ним контракт, назначающий его моим агентом. Как обычно, я была на мели и опоздала с оплатой аренды в «Студио Клаб», жилом комплексе, который занимал целый квартал и вмещал более ста квартиранток. Вы, наверное, думаете, что у них всегда имелось место еще для одной. Но, видимо, им надоело продлевать для меня ежемесячно сроки оплаты. У меня было только пятнадцать долларов и долг за тридцать дней, о боже! Однажды я пришла домой и обнаружила, что все мои вещи, упакованные в чемоданы, выставили в коридор, а замок в двери поменяли. Спустив свой скарб на тротуар, я села на один из чемоданов и, опустив голову, как умирающий лебедь, безутешно плакала.

Это был, возможно, самый тяжелый момент в моей жизни. В моем кошельке оставалось тридцать центов, и я не знала, куда идти и что делать. Я чувствовала себя еще хуже, чем в то время, когда жила в приюте: по крайней мере, там я имела крышу над головой и полный желудок. Мой соседка по комнате, должно быть, увидела меня и позвонила Джонни. Он примчался быстрее молнии, забрал меня и утешил меня в своих объятиях.

— Ну-ну, малышка. Не плачь, — повторял он. — Джонни Хайд с тобой. Я позабочусь о тебе.

Он нашел для меня комнату недалеко от своей и заплатил аренду за первый месяц. Он так выручил меня тогда, и я снова спала с ним. Это был меньшее, что я могла сделать.

Он всегда был очень щедр ко мне и во всем меня поддерживал. Я никогда не имела проблем с деньгами, пока была с Джонни. Наконец-то я могла сосредоточиться на моей карьере, вместо того чтобы беспокоиться о зарабатывании денег на оплату аренды. Тем не менее я не позволяла ему платить за меня. Единственная вещь в моей жизни, которой я очень горжусь, это то, что я самостоятельно зарабатывала на жизнь и никогда не была «содержанкой». Конечно, маленькие подарки время от времени, такие как норковое манто, не считаются.

Из-за Мэрилин Джонни оставил свою жену и настойчиво предлагал ей выйти за него замуж. Он постоянно пытался играть на ее сочувствии, говоря: «Мэрилин, мне недолго осталось. Мое сердце может перестать биться в любую минуту. Выходи за меня замуж, и ты станешь богатой вдовой». Но Мэрилин нельзя было купить. Следуя своему целостному характеру, она отвергла его предложение.

— Нет, Джонни, — сказала она, — я люблю тебя, но я не влюблена. Я не могу выйти замуж за человека, к которому не чувствую страсти. Это было бы несправедливо по отношению к тебе.

Мы стали жить вместе на Норс-Палм-драйв в Беверли-Хиллз, чему он был несказанно рад. Мне было приятно сделать хоть что-то для него, пока он жив. После его похорон я несколько часов провела одна на кладбище Форест-Лоун в Мемориальном парке, чтобы остаться наедине со своими мыслями и воспоминаниями. В действительности я была там так долго, что в конце концов служащий «предложил» мне уйти. Я закричала на него:

— Я останусь! Я хочу быть с Джонни. Как он мог так поступить со мной? Какой же он друг, если ушел и не забрал меня с собой?

Я до сих пор считаю, что он умер по моей вине. Я виновата! Я виновата! Я убила его. Если бы ему не приходилось заботиться обо мне все время и так много работать, чтобы сделать меня успешной, он бы все еще жил ради своей жены, семьи и ради меня. Чувство, что я виновата в смерти человека, которого любила, было так ужасно. Я просто не могла справиться с этим.

После смерти Джонни у меня была одна из самых глубоких депрессий в моей жизни. Никто не знает, насколько мы были близки. Я понимала его как никто другой. Если сердце мужчины бьется для тебя, ты действительно знаешь его. Мне казалось, что моя жизнь закончилась. Я никогда больше не встречу такого человека, как Джонни. И я была права. Так и случилось. Я решила, что без него жизнь потеряла смысл, поэтому проглотила целый пузырек таблеток, как уже рассказывала вам, а Наташа, к сожалению, спасла меня, вынув лекарства у меня изо рта.

Джонни Хайд был добрым, деликатным, замечательным мужчиной, который дал мне гораздо больше, чем сочувствие и любовь. Он был первым человеком, который понимал меня. Большинство людей считали меня коварной, расчетливой и двуличной. Независимо от того, насколько искренна я была с ними, это то, во что они хотели верить. Джонни знал и любил реального человека, скрывающегося под макияжем Мэрилин Монро. Рядом с ним мне было спокойно и надежно. Хотя он не д-д-дожил до того момента, когда сбылись его предсказания — одно из них, что я стану звездой, — он многое успел сделать, чтобы обеспечить мое будущее. Б-б-будущее, которым я обязана главным образом ему.

Кроме всего, о чем я уже рассказывала, он п-п-продолжил мое образование во всех направлениях. До того, как я встретила Джонни, — продолжала она, — я представляла себе интеллигентного человека как кого-то, кто может слушать увертюру к опере «Вильгельм Телль», не думая об Одиноком Рейнджере. Он многое рассказывал мне о музыке, искусстве, театре, литературе и обо всем в мире. По его рекомендации я познакомилась с произведениями таких писателей, как Тургенев, Толстой, Томас Вулф, Марсель Пруст и автобиографией Линкольна Стеффенса. Когда я заканчивала читать какую-то книгу, мы вместе обсуждали ее. И мой мир становился шире после каждого такого разговора.

Он подарил мне книгу Станиславского «Работа актера над собой», которая стала моей библией. Я осознала, что ничего не знала об искусстве актерского мастерства, пока не начала изучать эту книгу. Любящий отец не мог бы быть более добрым и заботливым. Джонни был полон решимости сделать меня великой кинозвездой и настоятельно призывал меня посвящать каждую свободную минуту развитию моей карьеры.

Он оказал влияние на всю мою жизнь. Помните эти знаменитые строки Шекспира: «Зло, которое делают люди, живет и после их смерти, а добро обычно хоронится с их останками»? С Джонни все наоборот. Добро, сделанное им, живо, по крайней мере для меня.

Однажды ночью, когда мне было особенно тяжело, мне приснился сон, в котором я видела Джонни так же ясно, как в жизни. Он сказал: «Не отчаивайся, Мэрилин, дорогая. Я всегда буду с тобой. Скоро ты почувствуешь себя лучше и станешь известной актрисой». Он оказался прав и после смерти. После сна мне стало гораздо лучше.

Я не знаю, действительно ли Джонни явился Мэрилин в ее сне, но один из знаменитых раньше психоаналитиков, Карл Абрахам, я думаю, лучше выразил мое мнение по этому поводу. «Мой любимый не умер, потому что он остался в моем сердце, и теперь я никогда не расстанусь с ним».

30 марта 1959 г

— В 1951 году я начала занятия в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Кроме учебы, — начала Мэрилин сеанс, — я исполнила небольшие роли в малобюджетной драме «Из жизни родного города», фильме на производственную тему, в котором я сыграла еще одну скучную секретаршу, и в двух комедиях.

В первом фильме, в котором я снималась на киностудии «Двадцатый век Фокс», «Моложе себя и не почувствуешь», я играла секретаршу Альберта Деккера. Об этой роли стоит упомянуть уже потому, что это был первый раз в моей жизни, когда мое имя написали электрическими лампами на навесе над входом в кинотеатр: все тринадцать букв моего имени — я пересчитала их, чтобы убедиться, — высотой в шесть футов! Я была уверена, что они наверняка сделали ошибку, и стояла довольно долго перед театром, глазея на бегущую надпись, пока не подошел полицейский и не сказал: «Нечего здесь околачиваться, леди!» Могу поспорить, он был бы очень удивлен, если бы знал, кто эта «леди». Если вы не станете рассказывать ему, я тоже не буду.

Потом было «Любовное гнездышко», в котором я играла бывшую военнослужащую по контракту из Женского армейского корпуса, которая вносит разлад в молодую семью, в исполнении Джун Хэвер и Билла Ландигэна. Фильм был так плох, что участие в нем вызывало внутренний разлад во мне, впрочем, так же как и в публике, — сострила Мэрилин. — Я надеялась, что фильм будет не таким плохим, как я ожидала!

Тогда же ее пригласили играть роль похотливой золотоискательницы Джойс, которая пытается подцепить мужа в шикарном отеле, в комедийной мелодраме «Давай сделаем это легально», с Клодетт Колбер и МакДональдом Кэри в главных ролях.

Мэрилин продолжала:

— Боже мой! — воскликнула я, когда услышала, что буду сниматься в фильме с Клодетт Колбер. Я радостно прыгала на кровати до тех пор, пока перья не взлетели в воздух. Я любила эту актрису с детских лет. Много раз я вставала в отпечатки ее туфель в Китайском театре Граумана и делала вид, что я Клодетт Колбер, и вот пожалуйста, я играю в фильме вместе с ней! И к еще большей моей радости, я понравилась ей, и она пообещала, что мы сходим вместе пообедать после окончания работы над фильмом. Конечно, этого не случилось, но я до сих пор волнуюсь, вспоминая ее предложение. Я посмотрела на небо и сказала: «Спасибо, Джонни!»

К сожалению, у всех этих фильмов был весьма умеренный бюджет, и их успех был тоже скромным. Я была очень разочарована. Если даже фильм с Клодетт Колбер не вызвал воодушевления у критиков, и публика не толпилась у касс кинотеатров, чего могла ожидать начинающая актриса вроде меня?

Но Мэрилин не пришлось долго ждать до того момента, когда она наконец почувствовала себя действительно известной. В марте 1951 года ей предложили участвовать в двадцать третьей церемонии вручения премии «Оскар». «Меня буквально переполняла гордость из-за полученного приглашения».

31 марта 1959 г

— Но я не чувствовала себя настолько великой, когда читала критические замечания Джоан Кроуфорд, направленные в мой адрес, в утренних газетах на следующий день, — продолжила Мэрилин на следующем сеансе. — Я не сохранила вырезки — кому они нужны? — но я очень хорошо их помню.

Впервые я встретилась с Джоан Кроуфорд в доме Джо Шенка. Она произвела на меня сильное впечатление. Я могу только надеяться, что, если мне удастся дожить до ее лет, я буду выглядеть так же, как она.

Некоторые знаменитости в жизни совсем не похожи на звезд и ничем не отличаются от обычных людей, а другие при встрече больше напоминают звезд, чем на экране. Джоан Кроуфорд, безусловно, принадлежит ко второму типу. Она выглядела такой же блестящей кинозвездой в доме мистера Шенка, как в любой из ее драм, если не больше. Я не могла удержаться и захихикала, когда она, откинув голову назад, протянула руку, как императрица, и сказала скромному официанту:

— Шампанского, пожалуйста.

Высоко подняв подбородок, мисс Кроуфорд обратилась ко мне:

— Дорогая моя, я думаю, я могу помочь вам с вашим гардеробом. Например, ваше белое трикотажное платье абсолютно неуместно на таком ужине, как этот.

Мне пришлось ответить:

— Очень жаль, что в детском приюте не учат, как следует одеваться на официальные мероприятия. — Это было единственное хорошее платье, которое у меня было. Я сама чистила его каждый день. Я надевала его и вечером, и днем, если шла в важное место. Но когда я посмотрела на элегантное вечернее платье мисс Кроуфорд, я поняла, что она имела в виду.

(Я улыбалась, когда слушала Мэрилин. Она по-прежнему носила это платье. Собственно, она была одета в него прямо сейчас.)

— Вкус ничуть не менее важен, чем внешность и фигура, — сказала мисс Кроуфорд, смерив меня стальным взглядом сверху вниз. Затем она улыбнулась и спросила: — Так вы не позволите мне помочь вам, дорогая?

Я ответила, что я польщена ее предложением. Мы назначили дату встречи на следующее утро, в воскресенье, после церкви. Оказалось, что мы ходим в одну церковь.

После службы мисс Кроуфорд продолжила свои рекомендации по поводу моего гардероба. Она сказала:

— Моя дорогая, нельзя ходить в церковь в обуви на плоской подошве и в сером костюме с черной отделкой. Если вы надеваете серое, то сочетайте различные тона этого же цвета, а не черного.

Это был единственный мой костюм, но я не собиралась рассказывать ей об этом.

— Вы не хотели бы поехать ко мне домой? — спросила мисс Кроуфорд. Я согласилась с большим удовольствием. Мне пришла в голову мысль, что она может предложить мне некоторые из ее старых бальных платьев и надоевших костюмов.

Конечно, ее дом был очень красивый и элегантный. Мы обедали на кухне — на кухне! — с четырьмя приемными детьми мисс Кроуфорд и красивым белым пуделем. После обеда мисс Кроуфорд пригласила меня подняться наверх в ее спальню.

— Коричневый будет смотреться хорошо на вас, — сказала она. — Это подчеркнет золото ваших волос. Главное в хорошем костюме, чтобы все вещи в вашем костюме хорошо сочетались. — Подразумевалось, конечно, что обычно я одета далеко не так. — Обувь, чулки, перчатки и сумки должны соответствовать костюму. Теперь я хочу, чтобы вы составили список всей одежды в вашем гардеробе. А я сделаю еще один список всех вещей, которые вам нужно купить, а затем проверим, какие аксессуары вам нужно подобрать.

Я слушала молча. Обычно я легко признавалась людям, что я на мели, и даже могла попытаться занять несколько долларов до лучших времен. Но по какой-то причине мне было неловко сказать великой Джоан Кроуфорд, что она уже видела весь мой гардероб: «неправильное» белое трикотажное платье и дефективный серый костюм. Я также не стала упоминать, что я хочу быть известной не своими нарядами, даже саму идею нахожу оскорбительной. В отличие от нее, я с удовольствием хожу босиком или без одежды вообще, когда имею такую возможность. Больше всего мне нравится, как я выгляжу, стоя на вершине холма, с развевающимися на ветру волосами, без какой-либо одежды вообще.

— Это так просто — не выглядеть вульгарной, — продолжала мисс Кроуфорд, как будто я беспокоилась об этом. — Делайте список всех ваших вещей и позвольте мне помочь вам. Вы будете довольны результатами, как и все остальные.

Не знаю, почему я снова позвонила ей, если не принимать в расчет то, что я пообещала, а я горжусь тем, что всегда держу данное мной слово. Кроме того, я все еще надеялась, что она подарит мне несколько ненужных бальных платьев. Напрасно я этого ждала. И еще, мне хотелось увидеть выражение ее лица, когда я скажу ей, что не могу позволить себе купить модную одежду, а если мне достанет выдержки, то и что она сделает со своим списком.

— Вы подготовили список вашего гардероба? — спросила она, даже не поздоровавшись.

— Ну, вообще-то нет. Мне было лень. Я сделаю список в ближайшие дни и перезвоню вам.

Я не упомянула, что мой «список» будет состоять только из двух строчек.

— Хорошо, — сказала она. — Я буду с нетерпением ждать вашего звонка.

Ну, больше я ей никогда не звонила. Возможно, я чувствовала себя, как отстающая ученица на уроке грамматики, которой преподаватель задал бесполезное задание. Я не всегда выполняла их и тогда, так почему должна теперь?

Как я говорила вам раньше, я должна была вручать награду «Оскара» лауреату премии на ежегодной церемонии Академии киноискусства в 1951 году. Возникло некоторое оживление вокруг имени Мэрилин Монро. Обо мне писали во всех журналах и кинообозрениях, а на студию начинали приходить письма от поклонников. От волнения я так дрожала, что боялась уронить статуэтку «Оскара» — а я даже не знала, может она разбиться или нет, я молилась, чтобы не споткнуться и не упасть и чтобы мой голос не подвел меня, когда я буду произносить две мои фразы по сценарию. К счастью, мне удалось без происшествий добраться до платформы, сказать мои реплики и изящно вернуться к своему столу, не сломав себе шею.

Мне казалось, что я отлично справилась, по крайней мере, до тех пор, пока не прочитала заметку Джоан Кроуфорд обо мне в утренних газетах. Она писала: «Вульгарное выступление Мэрилин Монро на церемонии Академии киноискусства было позором для всего Голливуда». Пошлым, по ее утверждению, выглядело и мое слишком обтягивающее платье, и вихляющая походка при вручении награды. Я была так потрясена, что едва могла поверить своим глазам. Я немедленно начала обзванивать людей, которые присутствовали на презентации, и расспрашивать их, действительно ли все выглядело так, как она сказала. Они смеялись и успокаивали меня: «Конечно, нет! Она просто завидует. Попробуй понять и простить леди, которая сама когда-то была молодой и очаровательной».

Правда в том, что мое слишком узкое платье и вихляющая задница существовали только в воображении мисс Кроуфорд. Она, очевидно, слишком много читала обо мне. Или, может быть, она была просто раздражена тем, что я так никогда и не принесла ей список моего гардероба, который она просила.

Существует другая версия того, что вызвало неприятные замечания Джоан: будто она заигрывала со мной, а я ее отвергла. Если это правда, то мне нечего сказать об этом. Я была с ней гораздо любезнее, чем она со мной, а правда останется тайной между леди и мной во веки веков.

«Проклятье! — подумала я. — Мне хотелось бы узнать, правдивы ли эти слухи, но я не могу задать такой вопрос Мэрилин. Было бы неэтично со стороны психоаналитика настаивать, не так ли?»

В 1952 году на обложке журнала «Лук» поместили фотографию Мэрилин в свитере Технологического института Джорджии, как часть статьи, посвященной празднованию очередной годовщины начала зачисления женщин в главный кампус университета.

— Но мне бы хотелось поговорить о другом. Это было как раз в то время, когда я впервые начала заниматься бегом, — сказала Мэрилин. — Каждое утро до завтрака я бегала по голливудским переулкам в течение получаса или около того. Воздух был свежим, и никого не было вокруг. Я чувствовала себя прекрасно, и бег помогал мне держаться в форме. Кроме того, прогулки вызывали сумасшедший аппетит, и я наслаждалась завтраком как никогда.

Никто из тех, кого я знала, не занимался бегом по утрам или в какое-то другое время. Ну, я всегда была впереди своего времени! С гордостью могу сказать, что я никогда не делала того, что считалось модным, или того, что, по мнению окружающих, мне следовало делать. Если бы я соблюдала все правила, я бы никогда ничего не добилась. Я бегала не потому, что это было стильно или популярно, а потому, что это помогало мне чувствовать себя хорошо. Плохо, что я перестала заниматься спортом несколько лет назад. Сейчас мне нелегко даже просто подняться с кровати.

1 апреля 1959 г

— Вы ни за что не угадаете, — сказала Мэрилин, врываясь в мой офис. — Я беременна!

Мое сердце почувствовало беду. Много разных мыслей промелькнуло в моей голове. Как она перенесет беременность? Сможет ли Мэрилин с этим справиться? Это казалось весьма маловероятным. Как это повлияет на ее карьеру? А на психоанализ?

— Мои поздравления, Мэрилин, — сказала я, изображая радость. — А кто счастливый отец?

— Авраам Линкольн, конечно! — ответила она, разразившись смехом — Первое апреля! Апрельский дурак!

— Ах, Мэрилин! — Я вздохнула с облегчением, пытаясь должным образом реагировать на ее маленькую шутку. — Вы действительно подловили меня на этот раз. Теперь, пожалуйста, пожалуйста, мы можем заняться делом?

— Мммм, — произнесла она. — Просто у некоторых людей нет чувства юмора. Они должны посещать психоаналитиков.

Мэрилин вернулась в тот год, когда у нее начался пожизненный роман с журналом «Лайф».

— Это произошло в 1952 году, доктор! — воскликнула она, протягивая мне экземпляр этого номера журнала. — Я, Норма Джин, сирота номер 3463 из приюта, была на обложке журнала «Лайф»! И это еще не все. Загляните внутрь! Загляните внутрь!

Я быстро открыла его. Статья к фотографии на обложке действительно называлась «Мэрилин Монро: предмет разговоров в Голливуде». Она начиналась следующим образом:

«Время от времени, скорее с надеждой, чем с уверенностью, Голливуд объявляет о появлении сенсационно обворожительной девушки, которая обеспечит кинокартинам высокие кассовые сборы по всему миру. Обычно ожидания не оправдываются. Но сегодня самые уважаемые пророки студий в беспрецедентном единодушии, впервые со времени дебюта Риты Хейворт говорят, что несомненная индивидуальность наконец найдена: несгибаемая блондинка с именем Мэрилин Монро».

3 апреля 1959 г

— Фильм «Стычка в ночи», — начала Мэрилин, — вышедший на экраны примерно в это же время, представлял собой черно-белую драму с некоторыми признаками нуара. Режиссером был Фриц Ланг, а главную роль исполняли Барбара Стэнвик — более милой женщины я не могу себе представить, Пол Дуглас, Роберт Райан и Кит Эндес. В основу фильма легла бродвейская пьеса Клиффорда Одетса, в которой великолепная Таллула Бэнкхед играла ведущую роль. Было забавно принимать участие в фильме, снятому по известной пьесе, исполняемой когда-то теми людьми, о которых я грезила наяву.

Когда я впервые пришла на кастинг, я чувствовала себя как маленькая девочка из детского сада на вечеринке школьных учителей. Я была уверена, что однажды я проснусь и обнаружу, что все это было сном. Моя работа получила замечательные отзывы, подобные опубликованному в «Нью-Йорк Уорлд Телеграмм»: «Мэрилин Монро в амплуа инженю вызывает своим исполнением чувство освежающего волнения, окрыляя юношеским воодушевлением». Похоже, во время съемок у меня было биполярное расстройство. «Она полна энергии и обладает всеми качествами новой звезды».

Один из рецензентов даже написал, что я играла лучше, чем Барбара Стэнвик, что расстроило меня, потому что она была очень любезна со мной. Я думала, что она будет в ярости, но, к моему удивлению, она говорила только теплые слова о рецензии. Барбара — истинная королева Голливуда, как человек и как актриса, и я надеюсь, что я смогу быть такой же великодушной в подобных обстоятельствах. Я знала, что буду вызывать «освежающее волнение»? Понятия не имела. Я радовалась своему успеху. Как и компания «Двадцатый век Фокс», которая в конце концов начала поиск новых сценариев, в которых я могла бы продемонстрировать мои не так давно признанные таланты.

Но несмотря на сенсационные рецензии о ней, карьера Мэрилин все еще не была успешной на все сто процентов. В начале 1950-х годов она проходила пробы на роль Дэйзи Мэй для готовящегося к съемкам телесериала «Крошка Эбнер», основанного на комиксах Эла Кэппа. Но надеждам не суждено было сбыться, по крайней мере ее.

Я была очень расстроена из-за этого, — рассказывала Мэрилин на следующий день. — Я, как ребенок, всегда обожала героя «Крошки Эбнер» и с удовольствием сыграла бы Дэйзи Мэй, его подругу. Кто знает? Между нами мог бы завязаться роман в реальной жизни. Но из этого, вероятно, все равно ничего хорошего не получилось бы, — сказала она задумчиво. — Вы знаете песню: «Получив то, что ты хотел, ты больше не хочешь этого»? Это история моей жизни.

Как это часто случалось, ее настроение резко изменилось.

— Забавный случай произошел со мной сегодня по дороге к вам, психоаналитик, — сообщила она. — Я взяла такси, чтобы приехать сюда, и водитель, взглянув на меня в зеркало, сказал:

— Вы знаете, леди, вы красивее Джейн Мэнсфилд. Бьюсь об заклад, вы могли бы сниматься в кино, как она, если бы захотели.

— О боже, спасибо, — ответила я. — Вы действительно так думаете? Может быть, мне стоит попробовать.

6 апреля 1959 г

— Я получила самый лучший подарок на мой двадцать шестой день рождения! — пропела Мэрилин, неторопливо проходя в мой офис. — Я узнала, что я буду проходить прослушивание на роль Лорели Ли для мюзикла «Джентльмены предпочитают блондинок». В рекламе говорилось, что в фильме будет представлена «поющая, танцующая, неотразимо и зажигательно привлекательная Мэрилин Монро».

Она обернулась и спросила:

— Вы находите меня неотразимой, доктор? Если да, то я этого не заметила.

Мне было трудно оставаться невозмутимой.

— Сценарий был написан по роману Аниты Луз, — продолжила она, — сначала по нему был снят немой фильм, а затем его переделали в мюзикл, имевший большой успех на Бродвее, с Кэрол Чаннинг в главной роли. Студия «Коламбия» планировала приобрести его для Джуди Холидей, которая только что получила «Оскар» за фильм «Рожденная вчера», но глупая девчонка отказалась от роли. Компания «Фокс» хотела купить его для Бетти Грейбл, которой понравился сценарий, но ее карьера, к счастью для меня, шла на убыль.

Кроме того, я была дешевле. Грейбл стоила бы им сто пятьдесят тысяч долларов. Снимавшейся вместе со мной Джейн Рассел заплатили где-то от ста до двухсот тысяч долларов — она не говорила мне сколько, в то время как известная своей скупостью студия «Двадцатый век Фокс» выкрутилась, заплатив мне жалкую сумму в полторы тысячи долларов в неделю. Оказалось, что Джейн получила большую долю денег, а мне досталась слава, что устраивало нас обеих.

Я высокомерно заявила компании «Двадцатый век Фокс» — думаю, поставив их в неловкое положение, — что я соглашусь играть роль за эту зарплату, если вы дадите мне мою собственную гримерную комнату. Я хочу напомнить вам, что я блондинка, а фильм называется «Джентльмены предпочитают блондинок»! После стольких трудностей я получила старую гримерку Бетти Грейбл.

Бетти это понравилось. Она сказала:

— У меня была моя, малыш. Теперь твоя очередь.

Иногда величайшие звезды оказываются самыми любезными. Не буду упоминать об исключениях!

Фильм имел оглушающий успех. Он получил прекрасные отзывы, сделал невероятно большие кассовые сборы и создал мне славу талантливой комедийной актрисы. Я тоже люблю этот фильм, потому что мне довелось исполнять в нем некоторые из моих любимых песен, в том числе «Бриллианты — лучшие друзья девушек». Забавно, мне нравится эта песня, но к бриллиантам лично я равнодушна.

Комедия «Джентльмены предпочитают блондинок» была самой забавной из тех, в которых я когда-либо снималась, главным образом из-за Джейн Рассел. Мы, «две маленькие девочки из Литл-Рок», были похожи на хихикающих школьниц. Встречаясь на съемочной площадке, мы начинали вести себя как дети. Казалось, что мы — две маленькие сестрички. Мы просто идеально сработались друг с другом и едва ли вообще нуждались в указаниях. Когда мы исполняли «Бриллианты — лучшие друзья девушек» на репетиции, я спонтанно запела: «Дженни — лучший друг девушки», в тот же момент она произнесла «Мэрилин — лучший друг девушки».

От смеха мы не могли продолжать петь, так что пришлось прервать репетицию. Мне никогда не приходилось видеть таких веселых, доброжелательных, товарищеских отношений между двумя женщинами на экране, впрочем, так же, как никогда больше я не встречала такой идеальной партнерши — или подруги, если уж на то пошло. Мне всегда особенно нравилась сцена в конце фильма, когда мы одновременно выходим замуж, как невесты-двойняшки. — Она задумалась. — Каждый раз, когда я смотрю эту комедию, я не перестаю удивляться. Мне бы хотелось иметь такого близкого друга в реальной жизни, — произнесла она мечтательно. — Вы будете моим другом, доктор?

— Я и есть ваш друг, Мэрилин, — ответила я со слезами на глазах.

Она помолчала несколько минут, а затем продолжила рассказ с того места, где она описывала ее короткую дружбу с Джейн Рассел.

— В июне 1953 года, после выхода «Блондинок» на экраны, нас пригласили сделать отпечатки наших рук и ног в цементе в Китайском театре Граумана. Я предложила, чтобы Джейн оставила слепок ее бюста из бетона, и сказала, что хочу сделать то же самое с моей задницей, но владельцы не позволили этого. Некоторые люди не имеют чувства юмора. Как вы, — добавила она, как всегда с удовольствием дразня меня.

Хотя мы были близкими друзьями, мы очень отличались друг от друга. Джейн, глубоко религиозная женщина, пыталась убедить меня присоединиться к христианской общине Голливуда, Евангельскому квартету и группе еженедельного изучения Библии, собиравшейся в ее доме. Я сходила на встречу — один раз. В свою очередь я пыталась познакомить ее с Фрейдом, но, — добавила Мэрилин, усмехнувшись, — Фрейд потерпел поражение. Кроме того, Джейн была убежденной республиканкой, а мои симпатии принадлежали Демократической партии. Разница во взглядах не беспокоила меня, а только делала наши разговоры более интересными. Если Джейн и волновалась по этому поводу, то она никогда не говорила об этом.

Каким замечательным и преданным другом была Джейн! Она узнала от Аллана «Уайти» Снайдера, моего визажиста, то, что я всю жизнь от всех скрывала: я страдаю от страха перед публичными выступлениями в крайней степени, вот почему я всегда опаздываю на съемки и выступления. С тех пор она звонила мне каждое утро по дороге на съемочную площадку, и благодаря ей я приезжала вовремя. Я никогда не говорила ей о том, что согласна с Игорем Стравинским, который сказал по этому поводу: «Торопиться? Я никогда не тороплюсь. У меня нет времени торопиться».

Джейн понимала меня, как никто другой.

После окончания работы над фильмом мы оставались друзьями еще несколько лет. Мужем Джейн был Боб Уотерфилд, признанный лучшим в США защитником Кливлендской футбольной команды Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. В 1954 году, после моего замужества с Джо Ди Маджио, мы начали дружить семьями. Мужчины хорошо ладили между собой. На самом деле я думаю, что они были просто счастливы, когда мы все вместе обедали в различных ресторанах. Мне кажется, нам всем были приятны эти встречи. Потом, знаете, как это обычно бывает, доктор, мы стали видеться реже и реже и в конце концов теперь только обмениваемся рождественскими открытками. Это очень плохо. Мне бы хотелось получать больше радости и удовольствия от жизни. Хочу заметить, доктор, иногда мне весело с вами.

— Я рада, — отозвалась я.

— Я тоже.

— Говоря о веселье, — начала Мэрилин, — кажется, на этом я остановилась на прошлом сеансе, немало было его в сентябре 1952 года, когда меня назначили ведущей парада «Мисс Америка» 1952 года в Атлантик-Сити, штат Нью-Джерси. Я была первой женщиной, которой поручили командовать мероприятием такого уровня. Это была рекламная акция кинокомпании «Двадцатый век Фокс», представляющая новый фильм с моим участием «Мартышкин труд».

Я получала огромное удовольствие, передвигаясь, стоя на одном из деревянных экипажей, который толкали мужчины, с декольте до самого вы знаете чего, помахивая рукой ликующей толпе. Все глазели на меня весь день, но мне казалось, что они смотрят на мою маршальскую эмблему. Неизвестно, знали они, кто я, или приветствовали бы так любого проезжающего мимо.

Но это было неважно. Мне в любом случае все это понравилось. Я позировала отдельно с каждой из сорока восьми конкурсанток. Вот так! К тому времени, как я сфотографировалась с последней участницей, «мисс Алабамой», которая в конечном итоге одержала победу, я была готова, передразнив Грету Гарбо, сказать: «Я думаю, мне пора домой».

У нас была только одна реальная проблема: черное платье практически без спины и без переда, в котором меня сфотографировали между женщинами, представляющими четыре рода войск: сухопутные, добровольные чрезвычайные, воздушные и морские. Фотограф делал снимки с балкона, откуда он мог видеть все, вплоть до моего пупка. К сожалению, ханжеское правительство Соединенных Штатов не позволило публиковать эти фотографии. Так жаль! Это были прекрасные снимки моего пупка.

Мне кажется, что Управление Джонстона — вы, наверное, знаете, исполнительный орган кодекса кинопроизводства, — слишком много беспокоится о женской груди. Я думаю, если бы ее не было совсем, они волновались бы меньше. Возможно, они предпочли бы, чтобы девочки были больше похожи на мальчиков. Лично я предпочитаю выглядеть как девочка.

10 апреля 1959 г

— Вы когда-нибудь видели мой фильм «Ниагара», доктор? — спросила она в начале следующего сеанса.

— Нет, прошу прощения. Я пропустила его.

— Это плохо, потому что настоящий подъем в моей карьере начался с выходом этой картины, наряду с фильмами «Как выйти замуж за миллионера» и «Джентльмены предпочитают блондинок». Я расскажу вам немного о съемках «Ниагары», потому что это был определяющий момент в моей жизни. С тех пор мое имя всегда располагается над названием фильма на рекламных постерах и чаще всего в самой верхней части объявления. Благодаря моей работе в кино я оказалась в 1953 году на пятом месте в списке десяти лучших кассовых звезд. «Ниагара» — триллер нуар, снимал режиссер Генри Хэтэуэй на киностудии «Двадцатый век Фокс». Роли исполняли Джозеф Коттен, Джин Питерс и я.

В отличие от других фильмов-нуар того времени, «Ниагара» снимался на цветную пленку, на которой действительно хорошо видны мои светлые волосы, в отличие от черно-белых изображений ранних лент. Мне приятно сообщить вам, что он стал одним из самых кассовых хитов студии «Фокс» того года. Впервые были сделаны мои афиши в «Ниагаре», а критики говорили, что я затмила своих партнеров. Если вы простите мне недостаток скромности, я бы сказала, что этот фильм стремительно вознес меня до статуса суперзвезды. Один критик написал, что я была не просто секс-символом, а воплощением абсолютной природной сексуальности. Вот такие отзывы мне нравится слушать!

Зрители говорили, что я извиваюсь и вихляю задом при ходьбе в этом фильме. Не понимаю, почему. Я просто хожу, чтобы попасть туда, куда мне нужно. Я никогда в жизни намеренно не делала так, но люди утверждают, что я двигаюсь так специально. Я всегда интересуюсь, что они имеют в виду. Я научилась ходить, когда мне было десять месяцев, и с тех пор никогда не брала уроков. Я готова бросить вызов любой девушке, сможет ли она пройти по улице, замощенной булыжником, на высоких каблуках и не извиваться хотя бы чуть-чуть.

Все это напоминает мне о других фальшивых слухах, которые распускают обо мне. Одна язвительная актриса — и я полагаю, вы можете догадаться, кого я имею в виду, — заявила представителям прессы, что я ношу бюстгальтер с подбивкой. Я ответила:

— Те, кто знают меня лучше, знают лучше.

Рецензии на мою работу были превосходными. Газета «Нью-Йорк Таймс» написала что-то вроде: «С какой стороны ни посмотри, самый красивый водопад и не менее потрясающая Мэрилин Монро не оставляют желать ничего лучшего».

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Автор этой книги Станислав Белковский – самый популярный российский политолог, учредитель и директор...
Два клинка, рождённые древним мастером ещё в начале времени и давно утерянные, могут вернуться в мир...
Сегодня многие говорят о кризисе британской монархии, о том, что монархия себя изжила и сохранила ли...
Артефакты, сколько их разбросано по земле, сколько их найдено, а сколько ещё скрывается от людей. Не...
Они пришли из других вселенных – и теперь Москва в их власти. Варханы: раса воителей, раса захватчик...
Дослужившись, к своим тридцати семи годам до звания полковника, пройдя все мыслимые и немыслимые гор...