Алая летопись Средиземья (перевод древних рукописей) Всеславин Дмитрий
Уйти не успеваем, ночью-то нельзя.
Назгулы нас нашли, узнали что хотели,
В Брыле затаились, мы их проглядели.
Коль люду тут полно, зачем открыто лезть,
Но ночь даёт им силы, нам нет защиты здесь.
Люди есть в Брыле, прислужники зла, укрыли Назгулов
от глаз,
Запрятали их колдовских коней и стерегли здесь нас».
Лавр преобразился: «Подымайся, Ноб!
Злу у нас нет места, не дадим проход.
Лети быстрей за помощью, растормоши народ,
Охрана в Брыле есть своя, у нас зло не пройдёт…»
Ноб убежал, и Лавр ушёл, одни они остались,
Огарок свечки догорал, мрак за окном сгущался.
Как шаги затихли, молвил Арагорн:
«Спать мы будем у меня, поутру уйдём».
Ночь сгущалась за окном, угли догорели.
Тьма заползла по Брылю, и заплясали тени.
СLXXVIII
В предрассветный час Фродо вдруг проснулся,
Словно холодом подуло, хоббит встрепенулся.
Смотрит – у окна Бродяжник обнажил свой меч,
Охранял их сон всю ночь и не смог прилечь.
Фродо сонно улыбнулся, снова лечь хотел,
Только лечь на этот раз так и не успел…
Буйство ветра, завыванье, где-то жуткий рык,
Дико тени замелькали, ужас в дом проник.
Ощущенье воли злой, липкий страх лез в душу,
Спрятаться хотелось мышкой под подушку.
Хоббиты проснулись, чувствовали все,
Как и в тех могильниках, расползалась смерть…
Но внезапно всё прервал петушиный крик,
С приближением рассвета ужас сразу сник…
Стук копыт раздался, пробуждая соней,
Мчат из Брыля всадников колдовские кони.
Хлынул в комнату рассвет, ветер-ветерок,
Их окошко распахнул, хлынул холодок.
Освежающее утро, раннее, туманное,
Всем сегодня показалось самое желанное.
Быстро все оделись, в комнату пошли,
Из которой ночью все они ушли…
Страшная картина: выломаны окна,
Ставни выбиты, а дверь болталась на петлях.
Все изрублены на клочья вещи на кроватях,
Враг жестокий этой ночью в доме побывал…
Глухоманье
СLXXIX
Отсюда на север лишь дикие земли на тысячи тянутся
вёрст,
На месяц пути нет людских поселений, безлюдным
стал Эриадор.
Следопыт отряд вёл трактом, чтобы все их видели.
Но как только всё Пригорье скрылось позади,
Он свернул на тропку между старых елей
И сказал, чтобы все шли следом в след за ним.
Камни тёмные вокруг заросли все мхом.
«Древней крепости руины», – молвил Арагорн.
И дремучий хвойный лес, тёмные стволы,
Мухоморы кое-где, чахлые кусты.
Пина этот лес пугал, ели меж камней…
Громко хмыкнул он в кулак, чтоб привлечь друзей…
Обернулись все к нему: что случилось, мол?
Ну а Пин промолвил робко, был испуган он:
«Давайте не пойдём сквозь лес, один раз так ходили
И еле выбрались назад, спасибо Бомбандилу».
«С вами не было меня, – усмехнулся Арагорн,
«Только мы не через лес, через топь пойдём».
Бедный Пин лишь только охнул. Ладно уж сквозь лес,
Здесь хоть твёрдая земля под ногами есть…
А Бродяжник повернулся и пошёл вновь дальше,
Прекращая разговор, всех повёл сквозь чащу.
СLXXX
Бескрайними и страшными «комариные топи» слыли,
И даже следопыты сюда забредать не спешили…
СLXXXI
Бродяжник утешал: «Пройти нам надо топь.
Я знаю все тропинки, хоть гиблый здесь проход.
Но всадники мордорские за нами не пойдут.
Ведь, хоть они, Назгулы, тут сами пропадут.
Их кони колдовские не сунутся в болота,
Тяжёлые они, им вязнуть неохота».
И кружит мошкара, и нет от ней отбоя,
Роями, без числа, кружит без перебоя.
И отбиваясь, так идут (всем нет житья от них),
Но всё же стойко терпят, лишь Сэм под нос ворчит:
«Им уже не время, нет, повылезали
С Мордора им что, приказ нас сожрать отдали?
Когда хоббитов тут нет, кого они едят?
Или, голодая, ждали только наш отряд?
А Пин ему в ответ: «Грызут нас целый день,
Наверное, с костями хотят нас съесть совсем.
Сгрызут они нас раньше, чем мы в Раздол придём.
От них нам не отбиться – лишь сами себя бьём…»
СLXXXII
Серый клубящийся сумрак, на болотах зажглись огоньки,
Бледно-жутким сияньем в тёмной холодной ночи.
Но небо усыпано звёздами, и жарок огонь костра,
И Бродяжник древние были рек почти до утра…
Легенды стародавних лет, эльфийские и людские,
Рассказывал хоббитам он забытые старые были…
У хоббитов страхи ушли, так стало им интересно,
А Фродо подумал: «Откуда Бродяжнику это известно?
Сколько же лет ему? Кто же такой Арагорн?
Обычные люди стареют, но, кажется, молод он».
СLXXXIII
Новый день, и снова в путь, тяжело идти.
Но и топь им нипочём, главное – дойти.
Мшара под ногами, хлюпает трясина.
Пасмурное небо, мрачная картина.
Чахлый ольшаник у речки, у самой границы топи,
И снова тяжкий ночлег, туман сгущался глубокий.
Хоть были ещё припасы, еду они берегли,
Но ягод вокруг было много, ими наелись они.
«Фродо, – Пин пошутил, – а ты ведь совсем раздобрел.
Сколько же ягод сочных ты в здешних топях поел?»
Фродо Пину ответил: «Тебе лишь болтать не лень.
Я больше как привидение – бледная тонкая тень…»
«Не надо об этом в ночи! – оборвал его резко
Бродяжник, —
«Нави услышать могут… чёрным чутьём своим вражьим».
И сразу вдали на востоке зарницы заполыхали,
Хоть до рассвета ещё далеко вспышки в ночи сверкали…
Как будто там били молнии, вспыхивали и гасли,
Били в вершину горы, но что это было – неясно…
Все сразу затихли, умолкли, а Бродяжник смотрел
в темноту,
Но вот наконец произнёс: «Я ничего не пойму…»
СLXXXIII
Начался длинный трудный подъём, вверх тяжко идти
с равнины,
Повсюду холмы, а каменный холм вздымался над всеми
другими.
Бродяжник сказал: «Буреломным угорьем мы выйдем
к горе Заверть,
С другой стороны выход к тракту, прошли мы уже
одну треть».
На Заверти средь пустоши остатки древней башни,
Давно она разрушена, в войне далёкой, страшной.
А посреди руин, кольцо обожжённых камней,
Обгорели тут, видно, недавно, в исходе ближайших дней.
Траву кругом опалило, земля сожжена дотла,
Словно какая-то схватка страшная здесь была.
Языками жара-огня вершину всю облизало,
Видимо, страшное пламя совсем здесь недавно пылало.
А следопыт огляделся и поднял плоский булыжник,
На нём же рунною меткой был символ маленький
выжжен.
Бродяжник задумчиво молвил: «Похоже на знак Гэндальфа,
Возможно, здесь маг побывал, врагов уводя от тракта…
Нам нужно к Раздолу самим на свой страх и риск
пробираться,
Устроимся здесь на привал и будем затем собираться…»
Гора небольшая, но всё же с вершины весь мир казался
огромным,
Фродо стоял на самом краю и чувствовал страх
бездомный.
Взглядом провёл по тракту и заприметил тени,
Чёрными точками плыли внизу меж старых лохматых
елей.
«Смотрите», – он сказал, указывая вниз
Бродяжник тут же крикнул: – «Быстрее наземь, ниц…
Мы были неосторожны, стояли у всех на виду,
А здесь могут быть шпионы, что служат верно врагу.
Приметны днём всадникам тени, а в темноте ночной
Чёрную тайнопись видят природы нашей живой.
Тракт под надзором сейчас, нам нужно ночь переждать,
Укроемся в башне эльфийской, а утром пойдём опять».
СLXXXIV
В разрушенной башне эльфов (название ей Амон-Сул)
Круг очертил Бродяжник с надписью тайных рун.
В том месте, где были эльфы, свет долго земля сохраняет,
И древнее место силы круг обережный питает.
Бродяжник хоббитам молвил: «Мы заночуем здесь,
Хоть Амон-Сул разрушен, всё же тут сила есть.
Сначала сушняк запалим, он будет защитой надёжной,
Пламя Живого Огня наш друг, от Нави враг грозный».
«Хорош этот друг, – буркнул Сэм, – вот разожжём
костёр,
Сразу врагам станет ясно, где прячемся мы с этих пор.
Останется крикнуть: «Мы здесь!» – чтобы они не дремали
И сразу за нами пришли, из ножен клинки вынимая».
Они приготовили жерди, Бродяжник развёл огонь,
Весело пламя гудело, и стало тепло, как днём.
СLXXXV
Бродяжник
«По-другому звалось Средиземье, юным ещё был мир,
Обширный, зелёный, прекрасный, но и опасным был.
В те дни был всеобщий враг на севере, в мрачном
Ангбэнде,
Миром хотел овладеть, злобой заполнить все земли…
Бушующее то время, эпоха великой борьбы,
Но ярко горело в мире пламя живой любви…
Величайшие из алмазов первозданный свет заключали,
Звались они Сильмариллы, ярче всех звёзд сияли…
Тогда первопредки людей храбро сражались с врагом,
Им было не по пути: с обманом лихом и злом…»
Отблески костра ясно озарили горделивое лицо и глаза
живые.
Дивный, звучный голос на фоне звёздного неба
(Небесные огоньки, казалось, тихонько пели)…
Читать бесплатно другие книги:
