Алая летопись Средиземья (перевод древних рукописей) Всеславин Дмитрий
Завертелся Гнилоуст яростным волчком,
Вскрикнул в дикой злобе и упал ничком.
Гэндальф к царю обратился: «Тьма просочилась в тебя.
В сердце туман заклубился, ядом душу губя.
Но можно поправить ещё, к свету огонь пробудить,
Искорку духа разжечь и к жизни вновь обратить».
При полном всеобщем молчанье Гэндальф вновь
жезл воздел,
В мягком светлом мерцанье, песню негромко пел:
CCCLVIII
«Жизнь прекрасна и юна. Пробуждайся ото сна!
Забурлит младая кровь, заструится в жилах вновь.
Прочь, тоска, и прочь, печаль, – устремись мечтою вдаль!
Птицей в небо устремись, к солнцу, к свету обратись!
Из души уйдёт пусть хлад и придут тепло и лад.
Жизнь прекрасна и юна – пробудись же ото сна!»
Гром за окном раздался, вздрогнули все кругом,
У них на глазах мелькнула битва добра со злом.
CCCLIX
Словно какая-то тень слетела с чела Теодена.
Словно прогнал ночь день, избавив от тяжкого плена.
Сила к нему возвращалась, былая младая стать.
Глаза обретали ясность, жизнь забурлила опять.
Теоден оглядел всех кругом, и заблестели слёзы,
Он снова страдал, но жил, ушли его тёмные грёзы.
«Ты был околдован, царь – Гэндальф к нему обратился. —
Слава тебе, государь, снова ты к свету явился.
Теперь ты свободен, мой друг. Вставай, свежий воздух
вдохни.
Разорван морочный круг, к солнцу, на свет иди».
Вышла вперёд Эовин, в пояс ему поклонилась:
«Славься, великий маг, правда в Рохан явилась».
Гнилоуст между тем приподнялся, испуганно озирался,
Словно подбитый орк, смотреть на людей боялся.
Теоден поглядел на Гриму: «Прочь с глаз моих убирайся!
Иди, уходи к Саруману и у него оставайся!
Ты передашь ему, что защитим мы страну,
Ристания будет свободна, не покорится ему!»
Гнилоуст зашипел, как змея (болотной гадюкой
точь-в-точь),
Плюнул под ноги царя и быстро выбежал прочь.
Теоден:
«Эовин, дочь сестры, прости… я был совсем не прав.
Худое я начал нести, много чего вытворял…»
Эовин прижалась к нему: «Всё в прошлом, всё хорошо.
Ты думай о благе страны, а сердце отринет зло».
Гэндальф:
«Запомни, мой друг, навсегда – правитель в ответе за всё.
Что делаешь, думай всегда и даже немного ещё.
Но здесь были тёмные чары, ты не вини уж себя,
Нагнал маг дыханье Мары, мрак наслал на тебя.
Но он изменил свой план, верный, но очень длинный.
Пошёл Саруман на таран, на Горград все силы двинул.
А поспешил из-за нас, в последней войне Колец,
Но сильный стал Саруман, времени на обрез.
Не всё я могу сказать, в общем… на ниточке всё.
Надежда совсем тонка, хоть она есть ещё…»
Теоден:
«Что же нам делать? Скажи! Как оборону держать?
С магом как дальше быть, как врагов отражать?»
Гэндальф:
«Коли падёт Горград, великая крепость Рохана,
То на столицу открыт свободный путь Саруману.
Нужно собрать кого есть, вести на подмогу дружину,
Не уступить врагу крепь, великую нашу твердыню.
Но коли сумеем отбиться, то многие из князей
К тебе приведут дружины, и мир наступит скорей».
Теоден:
«Я слушал дурные речи, от льстивых коварных уст,
Умел под меня подлезть этот прохвост Гнилоуст.
Ты же не льстил никогда, самый правдивый вестник,
Но всё же скажу я: да, по праву ты Буревестник».
Гэндальф:
«Вести мои тяжелы, но просто уж время такое.
Так уж, мой друг, извини, враг уже на пороге…
Но если стремишься к свету, то свет придаст тебе силы,
Коли в надежду веришь, то, значит, будем мы живы».
CCCLX
Гэндальф и Теоден стояли у царских холмов,
Солнечный свет озарял ткань изумрудных лугов.
«Мой единственный сын Теодред недавно погиб в бою,
И вот я, его отец, здесь у могилы стою.
Родители не должны стоять у могил детей,
Лучше уж смерть принять, в объятья отправиться к ней.
Я был уже там на грани и не был, когда хоронили,
Мысли мои блуждали… в сердце тени входили…»
Гэндальф:
«Мужайся, мой друг, ты царь, твой долг – показать пример,
Ты сильный, ты государь, только в себя поверь.
Есть у тебя и родные: Эомер со своею сестрой.
Любит тебя Эовин, лечила, была с тобой.
А мысли о смерти брось, это всё навь из тьмы.
Заботиться есть о ком… любить средь бедствий войны…
Негоже правителю пасть, дети твои – весь народ.
Не просто даётся власть, ты должен вести свой род»
Поднялся, кивнул Теоден – он говорить не мог —
И медленно в град пошёл, в свой золотой чертог.
CCCLXI
Был отдан царский указ, стекалось во двор ополченье,
Строго в назначенный час, без всякого промедленья.
Гонцов разослал Теоден во все уделы страны.
Сбирался Рохан воедино в разгар ужасной войны.
А в управленье столицей поставил царь Эовин.
Она приняла свой долг, хоть ехать хотела с ним.
«С нами князь и Белый Всадник!» – крикнул Арагорн.
Войско подхватило клич – и пронёсся он.
Эовин одиноко стояла, провожая взглядом войска,
На меч опершись руками, тяжко вздохнула она.
Крепь
CCCLXII
Над войском кружился орёл, вился в выси в поднебесье.
Взор его видел всё: степи, леса и веси.
Вдали полыхали пожары, на рубежах переправы,
Селенья пожгли враги и захватили заставы.
Ветер нёс запах гари, запах войны и смертей,
Всех убивали орки и не щадили детей.
CCCLXIII
Звучно рог прозвучал, подъёмный мост опустился,
Дружина въезжала в крепость, помощь пришла из столицы.
Не чаяли люди подмоги и сам Теоден во главе,
Дружина располагалась прямо на главном дворе,
Хоть мало, но лучшие храбры, всадники, богатыри,
Вои – сыны Рохана, на помощь в беде пришли.
Люди готовились к бою, в чанах кипела смола,
Баллисты у стен стояли, крепость ждала врага.
Семьи укрылись в горах – в пещеры на случай войны,
Раньше свозили припасы, запасы со всей страны.
В громадных природных пещерах – источники чистой воды,
Тропы, подземные реки, выход с другой стороны…
CCCLXIV
Был тусклый и промозглый вечер, и застучал унылый дождь.
Нёс тучи вдаль могучий ветер, людей бросало в пот и дрожь.
И вдруг на тёмном горизонте весь окоём заполыхал.
Багровым заревом на фронте шли силы зла, их миг настал.
Земля гудела и дрожала, одна лавина за одной,
Вся даль усеялась врагами, шли толпы тёмною волной.
Сплошным ковром огромной массой, и в лапах факелы
чадят,
В багровом зареве долина, они идут, огни горят.
И видно стаи волколаков, и Варги (орки на волках).
Не счесть полков, не счесть отрядов, они идут, внушая страх.
Всё в факелах, дыму и чаде, огни, огни и там и тут,
И чей-то глас в тиши сорвался: «Как много. Всё. Они идут».
CCCLXV
Рога трубят, бьют барабаны, подходит к стенам
злобный враг.
Другие орки Сарумана – сам расу вывел Тёмный Маг.
И многие полки людские привлёк обманом Изенгард.
У диких горцев из Дунхарга такой же, как у орков, взгляд.
А орки, все они другие, один в один – как на подбор.
Они здоровые, большие, взор нечисти – жестокий, злой.
Вложил все знания в созданье, той новой орочьей орды.
Другие орки Сарумана – клинки зазубрены, остры.
Огромный рост, клыки большие, хотя глаза как у людей.
И – ужас! – не боятся света, не страшно солнце им теперь
И чёрной магии заклятья – порочной, гнусной, неживой.
Их изнутри не переделать, они черны – черны душой.
Людская сила, рост огромный, идёт свирепый Урукхай,
И ярость ночи, тьмы пречёрной, и сеют хаос и раздрай.
И много флагов над полками, одни у орков и людей,
Что служат магу Саруману. У них он царь и чародей.
На стягах этих белой дланью рука указывает путь.
Знамёна реют над полками – они войной на Хельм идут!
Как власть меняет человека, он ведь великим магом был!
Не зря же стал главой Совета (один из лучших стал таким!).
CCCLXVI
Подходят к стенам. Без разведки, не разбивая лагерей,
Не посылая предложений, торопит в бой их чародей!
Со стен летят на нечисть стрелы, и насмерть, метко бьют они.
Но враг идёт – всё ближе, ближе… Ох, как же силы не равны!
Подходят. Луки, арбалеты готовы к бою, смерть наслать.
И лестниц много, очень много! Готов с налету крепь
враг взять!
И вот уже злорадно, страшно трубят внизу рога врагов!
Все орки завопили вместе, и будет смертный бой суров!
Враг, выпустив лавины стрел, пошёл на штурм! Пошёл
на Хельм!
CCCLXVII
Смерть сея, стрелы полетели, и сотни лестниц там и тут,
Везут баллисты, катапульты, тараны в стены Хельма бьют.
Но ристанийцы не сломились, и стар и млад пошёл на бой,
Кидают камни, храбро бьются и заливают всё смолой.
CCCLXVIII
Во главе отборных храбров был поставлен Арагорн,
В самый лучший из отрядов отряжён царём был он.
Все друзья пока что целы, хоть и бой идёт суров.
Леголас пускает стрелы, метко целит во врагов.
CCCLXIX
И Гимли-гном дерётся, в косичках борода,
А пот ручьями льётся от ратного труда.
Хоть гибнет орков много, но силы не равны,
А толпы напирают – глаза как ночь черны.
СССLXX
Мало было воинов, опытных бойцов,
Битвы многих унесли боя мастеров.
Ристанийцы, люд сплочённый, дружный и единый,
И, понятно, дух силён и непобедимый.
Только дух ещё не всё, мало лишь хотенья.
Чтоб врагов суметь побить, нужно и уменье.
Землепашцы, пекари – люд мастеровой,