Алая летопись Средиземья (перевод древних рукописей) Всеславин Дмитрий
Ты умрёшь в тоске и боли с магией своей!»
Гэндальф:
«Чёрный маг, несчастный воин, эгоист, гордец.
Ты Любви не принял, Света – не пройдёшь ты здесь!»
Назгул:
«Ты не знаешь силу мрака, волю темноты!
Я же многому учился, мощь во мне – всей тьмы!
Весь Арнор разрушен мною, хоть Ангмар погиб,
Но я здесь, уже в Гондоре, вот он весь горит.
Не страшны мне духи Вала, сил не занимать,
Я – колдун, король Ангмара здесь, чтоб побеждать!»
Засмеялся смехом жутким, сбросил капюшон,
В пустоте блестит корона, темнота с мечом.
Гэндальф:
«Месть лишь служит разрушенью, бедный воин-царь.
Свет Любви развеет злобу, унесёт печаль!»
Усмехнулся кольценосец: «Что ж, умри, старик!
Гондор будет уничтожен, взят Минас-Тирит!
Ты своею силой Света не соперник мне!
Захлебнись своею речью и умри во тьме!»
Меч горит, клинок Назгула, старый, колдовской,
Пламя тёмное стекает зеленью густой.
CDLXXV
Вдруг, не ведая про злобу, магов и войну,
Петушок прокукарекал, убирая мглу.
Песню пел восходу солнца, чувствуя рассвет.
Света луч развеет тучи, мир спасёт от бед.
Ку-ка-реку! – всходит солнце, утро настаёт.
Да – восход на небосклоне, мрак теперь уйдёт!
Ку-ка-реку! – солнце! солнце! Милое взойди!
Унеси печаль и злобу! Мир наш сохрани!
Тьма над градом разошлась, небо прояснилось,
Тучи чёрные ушли. Солнышко явилось.
И раздались горны, горны, это не морок,
Глас надежды, чистой, звонкой, зло теперь уйдёт.
Да на поле Пелленора вновь пришёл рассвет.
Горны, горны – мчатся кони, мощный их разбег.
Копья гневом налились, стрелы накалились,
Кони всадников несут, вскачь они пустились.
Словно птицы в вышине всадники несутся,
Стяги хлещут на ветру, ристанийцы бьются.
Ветер – ветер перемен – темень разогнал,
Небо прояснилось, ясный Свет предстал.
Только зазвучали горны, понял всё Назгул
И поворотил коня, повернул во тьму.
Был он опытный боец и колдун отменный,
Оценил, увидел всё чародей сей древний.
CDLXXVI
В это время, запыхавшись, выбегает Пин.
С криком: «Жгут там Фарамира! Гэндальф, помоги!»
Колебался маг секунду, здесь он был нужнее,
Но он понял, и решился, и уже не медлил.
С Пином вместе поскакал в цитадель Гондора,
Изнутри подкралось зло чёрного раздора.
Видит – слуги Дэнетора с воином дерутся
Вход закрыли в башню Предков, с Берегондом бьются.
Двух сразил, но ранен сам страж Минас-Тирита,
На эмблеме из мифрила кровь его разлита.
Гэндальф вздохнул прегорько: «Свой разит своего,
То-то ведь рад, Саурон, то по нутру его.
И каждый ведь верен долгу, по-своему верен ему,
И слуги, и страж Анора, но только идут во тьму».
«Остановитесь! Белый Маг приказывает вам!
Вас заморочил Саурон, пробрался в души мрак!
Неужели все приказы надо выполнять
И наследников живых смерти предавать?»
Тут распахнулись двери, вышел Дэнетор,
С факелом, весь в чёрном, и безумен взор.
Сложен в башне был костёр и кровать в углу,
На кровати – Фарамир, ещё жив, в бреду.
Гэндальф:
«Судьбы не тебе вершить, смертный миг решать.
Да и мне то не надо всё предугадать».
Дэнетор:
«Гэндальф, я тебе скажу – нет у нас судьбы.
Юг в огне, захвачен край, это сам узри»».
И отдёрнул синий бархат – на подставке камень.
Чудилось, что в глубине в нём лучится пламень.
Гэндальф:
«Палантир! Я так и думал! Есть в Минас-Тирите.
Помутился твой рассудок, навидавшись лиха.
В Барад-Дуре палантир есть у Саурона,
Затуманил он обзор волей властной, чёрной!»
Дэнетор:
«Чёрный флот с портов пиратских хищного Умбара
Вверх плывёт по Андуину, смерть нам всем настала.
Решена судьба Гондора, сгинет, как Арнор,
Он падёт, как раньше пал древний Нуменор.
Не отдамся я во власть чёрному врагу.
Кровь правителей Гондора на костре сожгу.
Знаешь сам, что палантиры никогда не лгут.
Я сгорю, чтоб не досталась тень моя ему!»
Гэндальф:
«Ты не тронешь Фарамира, он ещё живой.
Если суждено уж сгинуть, примет смерть со мной.
Коли хочешь, гибни сам, но оставь ты сына.
Я клянусь: спасу его, пусть и сам погибну!»
И сверкнул волшебный посох – белый, чистый свет,
Но не стёр с души безумной чёрный, грязный след.
Отступил лишь Дэнетор, факел свой сжимая,
Слуги верные его делать что – не знали.
Берегонд и Белый Маг, взявшись за кровать,
Оттащили прочь из зала Пин стал помогать.
А наместник Дэнетор словно был в тумане,
И лицо затемнено в горе и дурмане.
Двери запечатал маг, прочное заклятье,
В комнату внесли кровать (хоть им в этом счастье).
Дэнетор же молча на костёр взошёл,
В ярком пламени огня смерть свою нашёл.
CDLXXVII
Кубарем летели орки, тролли падали во рвы,
Мчались конные дружины, истребляя силы тьмы.
Скачет Эомер с дружиной к башням у стены,
В центре бьётся Теоден – орков гнал во рвы.
Восемь чёрных кольценосцев на крылатых тварях
Мечут дротики Моргула, ужас насылают.
Но топтали орков кони, загоняли нечисть в рвы,
Колдовские огнь-щели, и горели силы тьмы.
Чёрный маг, король Ангмара, древний, сильный царь,
В войнах прежнюю эпоху всем внушал он страх.
Был Ангмар его разрушен, он же невредим,
И казалось даже эльфам, маг – неуязвим.
Соткалось тогда преданье, откровенье сил:
Он не может смерть от мужа в битвах получить.
А предание священно – соткано оно:
Золотою нитью жизни в книгу вплетено.
Смерть его хранила вечность (чёрный маг и царь).
Облик тёмный, думы мрачны, древняя печаль.
Пересев с коня на тварь, что летала в небе,
Рассылает он войска, свежие резервы.
Чёрный призрак – кольценосец на крылатой твари.
Вот на поле смертоносец – мощь его из нави.
Гибнут всадники, а враг снова напирает,
Кольценосцы сеют смерть и вокруг летают.
Главный призрак кольценосец в бой ведёт резервы,
Там, где Назгул, солнца нет, орки, тролли целы.
Кони в мыле, люди в страхе, их слабеет воля,
Души выпивает зло, горькая их доля.
Назгулы на тварях в небе, всадники дерутся,
Эомер у стен на фланге – ристанийцы бьются.
CDLXXVIII
Царь Харада Хоромор мчался убивать.
Конница харадская собралась на рать.
Сшиблись всадники на поле в яростном сраженье,
Вспыхнул бой на Пелленоре в жутком бранном пенье.
Хоромор и Теоден в схватке той сошлись,
Полководцы двух народов биться принялись.
Отскочили друг от друга и сошлися вновь,
Обагрила Пелленор цветом алым кровь.
Теоден, копьё сломав, выхватил свой меч,
Голова харадца покатилась с плеч,
А за ним и знаменосец. Знамя ниц упало,
Знамя юга с чёрным змеем под конём лежало.
CDLXXIX
Но о ужас: Теоден пал, в бою сражён,
Затемнён был царский щит с белым скакуном.
Конь убит, торчит копьё с моргульским древком,
Тварь летит – на ней назгул с колдовским мечом.
И повержен Теоден, витязи убиты,
Многих унесли их кони, страх и смерть разлиты.
Хоббит на земле лежит, встать не может он,
Тварь зубастая шипит с чёрным седоком.
Ужас Мери охватил, жуткий страх липучий,
Слабость хоббит ощутил, смертный хлад колючий.
То на поле Пеленнорском, сея смерть кругом,
Главный призрак – кольценосец, месть горит огнём.
Подойти к нему нельзя, ужас насылает.
Навьей, магией из тьмы, души выпивает.
Но один стоит не дрогнув воин из Рохана,
Ничего он не боится, молодой, упрямый.
Конь умчался, обезумев, он же стал у мрака.
Сердце смелое в груди, капель нет в нём страха.
Зашипела страшно тварь, распахнула крылья,
Жало вместо языка, яд струится в жилах.
Меч блеснул (какая скорость!). Воин молодой
Тварь сразил, и откатилось жало с головой.
Спрыгнул назгул, меч горит, Мери удивился,
Неподвластен чарам нави воин ристанийский.
Усмехнулся кольценосец: «Здесь моя добыча.
Ты умрёшь! Тебе конец, – смертный воин быстрый».
«Я не воин, чёрный недруг, – в тусклой мгле раздался глас. —
И не эльф, не гном подгорный, и не муж – лишь дева я».
Вышла в смертный бой с Ангмаром, дева – вольного Рохана.
Эовин – род Теодена, повелителя степей.
Благородная царевна, кровь великих королей.
Шлем с себя она срывает, покатился по земле.
Гордо голову вздирает, кудри золота на ней.
И впервые содрогнулся кольценосец, Чёрный Маг,
Будто в чем-то усомнился, и в сомненье замер, встал.
Мери был ошеломлён, встать не мог, но полз.
Страшно. Мокро всё лицо от солёных слёз.
«Нет, не может, не умрёт… Знают пусть друзья,
Что в бою погибли вместе Эовин и я».
Но его не видел назгул – древний маг Ангмара,
Мысли заняла его дева из Рохана.
Назгул:
«Предо мной стоять не смей. Я Ангмара маг.
Душу выпью я твою, уведу во мрак».
Лязг мечей – удар был страшен, опытен назгул.
Древний царь, колдун и воин, тот, кто принял тьму.