Чао, Италия! Ганапольский Матвей
Ее высокая громада, как и полагается, была устремлена в небо, а темный камень, выветренный временем, не оставлял сомнений в том, что это не современная подделка, с торговым центром внутри, а самая настоящая пирамида.
И возможно, что мой сын прав и внутри нее до сих пор лежит какой-нибудь Тутанхамон или кто-то из его правящей клики.
– Знаешь, – пожаловался я Букалову, – я, конечно, ко всему в Риме привык, но целая, неразрушенная пирамида – я это воспринял как личное оскорбление. Взыграл патриотизм: почему у них, у итальянцев, есть все, а у нас, в России, со всем дефицит, даже с пирамидами…
Алексей рассмеялся.
– Это замечательный монумент, и известно, почему он в Италии.
Когда мы говорим, что Рим – это колыбель великой римской цивилизации, когда мы видим все эти памятники, которые являют собой образцы для подражания, нас, конечно, ошарашивает, что прямо в центре города стоит огромный, великолепно сохранившийся гость из другой цивилизации. Это равносильно тому, что в центре Рима стоял бы храм буддийского Средневековья.
Но, на самом деле, это тоже выдающий памятник римской империи – памятник завоеваниям Рима.
Для римлян выход на берега Нила, выход на берега Красного моря, выход в Африку – это была символическая победа над пространством.
Они дошли до предела, они дошли до границ мира.
Конечно, египетскую цивилизацию римляне не воспринимали как конкурента, но они понимали величие того мира, который им открылся.
Они реагировали по-разному: с одной стороны, они сшибали обелиски, но с другой – привозили их сюда и ставили на своих площадях как ориентиры и как знак величия, правда собственного.
Однако с пирамидой Цестия – а это был военачальник, проконсул, один из руководителей похода на Египет произошла невероятная история. Конечно же, уже в те времена пирамиды, да и прочие египетские памятники поражали воображение, и не только римлян. Наполеон, который много веков позже стоял в Гизе перед пирамидами и Сфинксом и пытался понять его тайну, тоже был потрясен. Он, правда, потом вывез из Египта все оставшиеся ценности, что не вывезли римляне, но, как мы знаем, грабеж восхищению не помеха.
Так вот, Цестий смотрел на пирамиды и думал: вот ведь замечательный способ устроить себе роскошное погребение, да и, кстати, обессмертить свое имя.
Вспомни наш разговор об императоре Адриане. Это современный человек не думает о смерти, он бежит, бежит, потом падает, а дальше о его бренном теле пусть думают родственники.
Но мудрецам древности это не пристало.
Цестий, как и прочие римляне, лично планировал свои похороны до мелочей.
Он понял, что нужно сделать себе такое захоронение, чтобы оно было совершенно по форме и прекрасно по содержанию, то есть имело внутри самого Цестия.
Решение было принято.
И тут восхищает подход Цестия к строительству.
Он не использовал дилетантов, а вывез из Египта пленных строителей-египтян, потомков тех, кто строил пирамиды в Гизе.
Он чуть изменил пропорции. Получилось просто, величественно и, как видишь, на века.
Кстати, раньше пирамида стояла, как ты понимаешь, совсем не в центре Рима, это была окраина. Более того, там проходила Аврелианская стена, которая, как каменная корона на челе Вечного города, опоясывала Рим.
То есть, пирамида Цестия была построена уже за стеной около ворот.
Вообще-то, в этой стене много ворот и многие из них построены в более позднее время.
Вот, скажем, те ворота, которые рядом с пирамидой – это ворота Святого Павла; по преданию именно через них Апостол Павел вошел в Рим.
А в то время это было чистое поле, и можно себе представить, как величественно смотрелась тогда пирамида. Ты видишь ее в усеченном виде, ее основание на шесть метров ниже – с того времени культурный слой вырос.
И, кстати, не уверен, что твоему сыну удастся потрогать мумию Цестия, ведь никто точно не знает, похоронен ли он там и выполнено ли было его завещание.
– Мне конец, – грустно сказал я. – Сын меня съест.
– Не съест, – успокоил меня Букалов. – Ляжешь на диван вместо мумии, а бинты, чтобы обмотать, я обеспечу.
– А сын не заметит подмену? – спросил я с сомнением.
– Не заметит, – авторитетно ответил Букалов. – Я ему скажу, что мумия хорошо сохранилась, потому что в детстве ела манную кашу.
Скромно, но элитно
Мы немедленно выпили за мумии вообще и за мою премьеру в виде мумии в частности. И, конечно же, за Цестия, который, возможно, был славным малым. Так нам показалось после восьмой рюмки.
Вино, кстати, делало свое дело – на его фоне, с добавкой ароматных, но не переспевших груш, которые были поданы на стол, Алексей решил окончательно обелить образ Цестия, высветив его всемирно-историческое значение.
– Безусловно, пирамида прекрасна, но важно то, что его творение стало катализатором некоего другого процесса, который, так или иначе, превратился в настоящий культурный феномен.
Так вот, в конце XVIII – начале XIX века это место было выбрано действительно для захоронений.
Там сделали кладбище, и одними из первых там были похоронены английские поэты Джон Китс и Перси Шелли.
Затем это кладбище стало разрастаться и приобрело некую свою особенность.
Оно стало называться Cimitero acatolico – некатолическое кладбище. Там хоронили протестантов, атеистов, иноверцев, хотя там есть и католические могилы.
Мы еще будем говорить про русскую Италию, но, чуть опережая, скажу, что там, на этом кладбище, все время встречаются русские имена.
Там замечательная, потрясающая могила Карла Брюллова с его прекрасным барельефом. Причем Брюллов, когда умирал, сделал эскиз своей известной картины, она называется «Богиня ночи», почти как у Врубеля.
На этой картине над Римом летит ночной дух.
Брюллов рисует какие-то знакомые очертания Рима и пирамиду Цестия, которая легко узнается по характерному треугольничку.
И именно возле пирамиды он поставил на своем эскизе крестик – это читается как завещание: похороните меня именно на этом месте.
А вот поэт Вяземский.
Он был с семьей в Риме, и его здесь постигла ужасная трагедия – его любимая дочка, семнадцатилетняя Пашенька, умерла и ее хоронят на этом кладбище.
Там похоронен сын Гёте; там нашли покой русские художники, писатели, дипломаты.
И кстати, каждый год, в День дипломатического работника Российской Федерации, туда приходят из посольства и возлагают венки к могилам российских послов и посланников.
На этом кладбище похоронен Бруно Понтекорво – физик, который работал в России, в Дубне.
Там похоронен основатель итальянской компартии Антонио Грамши, который конечно не верил ни в черта, ни в Бога, но по слухам перед самой смертью принял причастие – это говорят священники.
Так что, забегая вперед, скажу, что если ты хочешь ощутить русскую Италию в ее многообразии, ты должен прийти на это кладбище.
Ведь там покоится поэт-символист Вячеслав Иванов, там же похоронен его сын Дмитрий Вячеславович, который был журналистом и писателем и дожил здесь до 94-х лет.
Там похоронена дочка Льва Николаевича Толстого Татьяна Альбертини Толстая. Так что это такое уникальное историческое и культурное явление – настоящее «Новодевичье кладбище» под сенью пирамиды Цестия.
– Как несправедлива жизнь! – от вина в моей интонации появились слезливые нотки. – Я стоял у пирамиды целых пять минут, эти жалкие аборигены шли мимо. И хоть бы кто отвесил пирамиде Цельсия глубокий русский поклон!..
– Они ее знают, – успокоил меня Алексей. – Знают и ценят. И немножечко насмешливо относятся к туристам, которые как чудаки ходят тут с задранными головами. А чего тут ходить, говорят они себе, я тут каждый день в булочную хожу. Так что, у итальянцев по отношению к иностранцам, конечно, есть какая-то покровительственная интонация.
Но есть и понимание того, что турист, с его кошельком, это неиссякаемый источник дохода.
Полуостров сокровищ
Моя жена – грузинка, и когда я поражаюсь, откуда ее маленькая страна получила столько природных красот, она рассказывает мне одну легенду.
В легенде говорится, что когда Бог раздавал людям земли, то всякие деятельные и смышленые народы быстро стали в очередь и получили то, что просили.
А грузины, после вчерашнего застолья, конечно все проспали и пришли, когда все земли закончились.
Бог страшно разозлился и сказал, что ничего им не даст.
Но грузины угостили его вином, хинкали и лобиани, а потом спели пару песен своим волшебным многоголосьем.
Бог расчувствовался и сказал, что поможет им.
Оглянувшись по сторонам, он прошептал, что, конечно, он отдал все земли, но кое-что оставил для себя…
Вот как они получили свою землю удивительной красоты.
Я не знаю, как торговались с Богом итальянцы, но наторговали они себе землю, где по статистике находится две трети памятников искусства.
Это настоящий полуостров сокровищ, и итальянцы привыкли этим гордиться.
Но важно понять, что не все памятники появились тут сразу, одномоментно.
Что-то строилось вначале, что-то потом.
Что-то до сих пор строится, а что-то только сейчас извлекается из земли.
Это нужно иметь в виду, чтобы не воспринимать Рим как хаотическое нагромождение форм.
Главная задача в том, чтобы ощутить его временные и архитектурные слои – вспомним раскопанную дорогу возле Пантеона.
Между прочим, многие находки извлекаются не только из-под земли, но и из воды, и сейчас очень популярной стала именно подводная археология.
В области Калабрия, на самом носу итальянского сапога, расположены прекрасные пляжи, и туда периодически приезжал один римский фармацевт – у него там жила теща. И, наверное, эта теща так его мучила, что он стал ходить на лодке в море. Но теща, как маяк, стояла на берегу, сверля его лодку своим острым взглядом. И когда, от этого взгляда, в лодке появилась течь, он купил акваланг и стал заниматься подводным плаваньем. Это ему очень нравилось, потому что вокруг чистый песок, чистейшая вода, много красивых рыб и нет тещи.
Плавал этот фармацевт, плавал, и вот однажды смотрит, а из песка торчит человеческая рука.
Он, конечно, испугался, подумал, что тут опять шалила «козаностра», которая, наконец, услышала его молитвы и разобралась с тещей.
Но, оказалась, что это рука статуи.
Начали ее раскапывать, вытащили, а там рядом другая статуя.
А это местечко, где он плавал, называется Riace.
И назвали эти статуи «Бронзы Риаче».
Название конечно неправильное, потому что нельзя так прозаически называть величайшие сокровища человечества. А нашли нечто из этого ряда.
Представьте себе: две бронзовые статуи воинов со щитами, потрясающе сделанные, плюс добавки из разного металла, вплоть до того, что ресницы сделаны из серебра.
И это все фантастически сохранилось и, как оказалось, сделано в пятом веке до нашей эры.
Древняя Греция.
Просто корабль вез эти статуи в Рим и потерпел кораблекрушение. Вез для какой-то виллы сенатора, а может, даже императора. Но, видимо, на корабле была теща капитана, которая сверлила все вокруг своим ужасным взглядом. И досверлилась!..
И вот эти статуи тысячелетия пролежали на дне и теперь их вытащили.
Удивительно то, что они, конечно, произвели сенсацию в научном мире, но не такую, как ожидалось.
Конечно, они сейчас хранятся в Reggio di Calabria, главном городе Калабрии, в историческом музее. Да, для них выделен отдельный зал.
Но отношение к ним показывает пример: однажды Сильвио Берлускони придумал, что когда соберутся лидеры «большой восьмерки», то их должны встретить эти две статуи – их нужно поставить перед дверью. Но калабрийцы стали протестовать и заявили, что нечего эти скульптуры таскать, ибо это достояние человечества. И если Берлускони хочет показать иностранцам бронзы, то пусть арендует вертолеты и везет всю «восьмерку» в Калабрию. Был большой итальянский скандал.
Но в этой истории важно, что все богатства этой земли откроют еще не скоро. Поэтому кажущийся римский архитектурный хаос – это не более чем отражение, другая сторона его гармонии.
Просто гармонию нужно увидеть, как видел идеальное в своих консервных банках Энди Уорхолл.
Кстати, однажды решили сделать эксперимент, чтобы понять, что люди считают прекрасным. Посадили несколько женщин и мужчин и стали им показывать компьютерные лица – от идеального до уродливого.
А потом предложили выбрать то лицо, которое можно назвать идеалом красоты.
Результат был неожиданным – все выбрали вторую или третью ступеньку после абсолютно идеального лица.
Парадокс – человек считает идеальным некоторое отступление от идеального.
Но это можно отнести не только к людям, но и к городам.
Я знал раньше одно такое место – Иерусалим.
Теперь знаю и второе – Рим.
В этом нагромождении великолепия есть та самая небрежность, которая придает философскую идеальность, что важнее.
Мусорный бак рядом с колонной первого века – это и есть Рим в его нынешней цельности.
И тут, в финале разговора о итальянских монументах, можно вернуться к тому гению, с которого начался этот разговор, с Феллини.
Мы говорили о его фильме Roma.
Именно там он показал эту парадоксальность сочетаний.
И действительно, это город, который являет собой отражение веков, но, в то же время, по нему ездят на мотороллерах, по паркам ходят матроны с детьми, а в парламенте бушуют политические скандалы, когда политиков ловят с любовницами или арестовывают мафиози.
И представляешь, каковы счастливчики-итальянцы?
Им это все досталось просто так, по наследству!..
Часть третья
Муссолини
В тени великих предков
Говорят, что на детях великих людей природа отдыхает.
Не уверен, ибо знаю примеры, когда дети равны родителям или даже превосходят их.
Вспомним отца и сына Дюма.
А ученые Капицы – старший и младший.
Журналисты Боровики – Генрих Аверьянович и сын Артем.
Или два великих художника – Василий Суриков и Петр Кончаловский и их линия – Сергей Владимирович Михалков, а далее Никита Михалков и Андрон Кончаловский.
Это дети, которые вышли из тени родителей, нашли свой путь и получили признание общества.
Но чаще потомку приходится жить в отблеске славы предков, и я знаю много людей, которые не смогли перенести это бремя.
Я понимаю их, ведь жить с вечным ощущением своей вторичности невозможно, а суметь спокойно принимать чужую славу, тем не менее, от нее отстранившись, сможет не каждый.
И если потомок слаб, он окончательно озлобляется на мир.
У меня есть старый приятель, еще со студенческих времен – он сын знаменитого скульптора. У него большой дом, выходящий в сад, где, как в сказке, везде стояли скульптуры его отца. В доме тоже стояли скульптуры, они же, стройным рядом, стояли возле ворот. Такое количество скульптур в доме легко объяснимо – какие-то не нашли хозяина, какие-то он сделал для себя и не хочет отдавать. Некоторые в работе, и эта работа может длиться десятилетиями. Так что мой приятель жил в удивительной сказке, а занимался тем, что «искал себя» – так он это называл.
Позже он пошел по стопам отца и стал скульптором, причем неплохим. Рядом со скульптурами отца появились его работы, только они были необычны – у отца были реалистичные работы, а сын ударился в модернизм. Нужно было долго стоять перед его каменной глыбой, чтобы понять, что она означает. Однако отец ценил эти бесформенные камни, высеченные отпрыском, и говорил, что задача скульптора сделать работу, ее трактовать – критиков. Он говорил сыну, что непохожие работы – это своя дорога в искусстве.
Но вот прошло время, и отец умер.
Его похоронили, поставив на могиле обелиск, который он сам заблаговременно высек для этой цели.
А у сына началась своя жизнь. Но эта жизнь резко изменилась.
Его скульптуры продавались плохо, критики писали, что он просто тень своего отца. Сын ходил по дому, и ему казалось, что отцовские работы смотрят на него с презрением. Как он мне сам рассказал, однажды в нем проснулась ненависть к этим скульптурам. Он хотел выбросить их, однако это были прекрасные работы. Приятель старался их не замечать, но они торчали повсюду.
А потом случился нервный срыв: о его последней выставке критики единодушно написали, что все это бездарно, что он жалкое подобие великого отца и что бесформенные камни – не более, чем попытка обмануть зрителя и спрятать за присутствием формы отсутствие содержания. А финальной каплей стала реплика одной дамы-критикессы, что сын просто паразитирует на памяти отца, причем делает это сознательно и злостно.
И тогда приятель совершил то, о чем вспоминает с ужасом.
Он вечером поехал на кладбище и пошел к могиле отца.
Каменный отец смотрел на него спокойным холодным каменным взглядом. Тогда сын вытащил из сумки молоток и стал разбивать могильную скульптуру. Расколотив ее, он сел на обломки и стал, абсолютно по-детски, плакать, размазывая по лицу гранитную пыль.
Дальнейшие события напоминали невероятную историю, которая бывает исключительно в голливудских фильмах.
На стук молотка прибежал охранник кладбища, который моего приятеля хорошо знал. Он стал спрашивать, что случилось, но молодой человек ничего не отвечал, а только плакал. Тогда охранник объяснил, что за разбитый памятник с него спросят и он обязан что-то делать. Не получив ответа, он пожал плечами и пошел за милицией.
Когда охранник удалился, к приятелю подошла женщина.
Он знал ее – она приходила на соседнюю могилу к своему мужу. Подсев рядом на плиту, она тоже стала спрашивать, что случилось, и, что удивительно, мой приятель ей все рассказал. Ему просто нужно было выговориться.
И тогда у них завязался неторопливый разговор, и она ему сказала, что ничего в его поступке страшного нет, потому что разбить каменную глыбу еще не означает оскорбить память об отце. Он просто разбил пресс, который висел над ним и не давал существовать.
Далее они стали говорить о жизни тем особым разговором, которым говорят люди, встречающиеся у могил близких. Через некоторое время пришел охранник и привел милиционера. Тот хотел составить протокол, но женщина ему объяснила, что сын сделал новую скульптуру для могилы отца и разрушил старую для замены. Радостный милиционер удалился, а женщина сказала, что будет неплохо, если он действительно сделает новый обелиск.
Далее, если бы эта история действительно писалась в Голливуде, они бы поженились, а мой приятель стал миллионером. И эта мелодрама заканчивалась бы панорамой их красивого прохода по аллее кладбища, с укрупнением на новый гениальный памятник отцу.
Но на деле все произошло не совсем так, как в кино.
На следующий день мой приятель взялся за отцовское наследие. Часть обелисков он продал, часть подарил музеям, что-то раздарил друзьям. В доме осталось только несколько работ, которыми отец особо гордился.
Свои работы он в сад не поставил, не считал их достойными.
Он не женился на этой женщине, как ожидалось, а уехал за границу, где его бесформенные глыбы пользуются большей популярностью, чем на родине. Хотя, жаль, что не женился – те, кто рано теряет близких, потом особо дорожат друг другом.
Единственное, что в этой истории соответствует Голливуду, – это новый памятник на могиле отца.
И когда я бываю на этом кладбище у своих, то обязательно прохожу мимо этого странного куска камня, который обозначает и ничего и все одновременно. Думаю, что отец никогда бы не ругал его за этот камень, потому что все было сделано от души, а душа не подотчетна никаким критикам.
Казалось бы, какое отношение эта история имеет к Италии?
Самое прямое, потому что она повествует о тех, кто живет в тени прошлого величия. А в таком положении оказываются не только люди, но и целые народы.
Но если мой друг отстоял свое право на личную биографию собственным трудом, то с государствами и целыми народами все гораздо сложнее.
Вначале люди смотрят на плачевное положение своей страны, когда-то мощной и величественной. Однако покажите народ, который умеет делать выводы из своих прошлых ошибок. Поэтому обязательно появляется новый безумный лидер, который говорит об унижении нации. Он разглагольствует о былой славе и призывает быть достойными великих предков. И чем глупее и бездарнее лидер, тем достоверней его рассказ о рае, который разрушили проклятые враги именно в тот момент, когда до него почти можно дотянуться.
Далее начинается поиск тех, кто когда-то унизил нацию – и враги немедленно находятся. А потом начинается страшная война во имя былого величия – вначале гражданская, а потом мировая.
И страна погружается в еще большую пропасть.
Примеры подобного хорошо известны, но Италия тут наиболее показательна.
Представьте себе – великая Римская империя завоевывает полмира, но превращается в прах. И потомкам достаются лишь засыпанные песком и мусором циклопические развалины.
Но в развалины превращаются только здания. Романтические истории о стране, которой поклонялся весь мир, напротив, с каждым днем становятся все ярче и достоверней.
И тогда появление Бенито Муссолини – человека, придумавшего фашизм – встречается громкими и продолжительными аплодисментами.
Россия и Италия – мистическая близость
В этот раз мы сидели с Алексеем Букаловым в небольшом парке, во дворе резиденции.
Я рассказал Алексею историю про приятеля-скульптора и заметил, что фигура Муссолини интересует меня не сама по себе – интересно, почему итальянский народ принял фашизм и как смог от него отказаться.
Мне кажется, добавил я, что разговор на эту тему полезен для понимания, что такое «величие нации» в сегодняшнем мире.
Букалов задумался, потом встал и предложил побродить по дорожкам сада. Я немедленно согласился.
– Разговор о Муссолини я бы хотел начать несколько с другого, – сказал он после продолжительного молчания. – Мало кто знает о том, какой жестокой здесь была война. Насколько гитлеровцы, оккупировав Италию, после ее выхода из фашистской коалиции ожесточенно здесь дрались. Ведь второй фронт открылся не в Нормандии. Он открылся высадкой американцев в Сицилии. И это была не прогулка, здесь до сих пор на окраинах итальянских городов огромные кладбища, где братские могилы, где похоронены тысячи и тысячи американских и английских солдат.
В ста километрах от Рима есть город Анцио. Американцы высадились там, в заливе, и оказалось, что повсюду, на всех горах, есть укрепленные точки, откуда обстреливали их корабли. И теперь каждый американский президент или любой крупный чиновник во время визитов обязательно приезжает в Анцио, чтобы возложить венок на могилы американских солдат.
Эта правда о войне в Италии для меня была неожиданностью. Да, Италия была фашистской страной. Да, она участвовала в войне на стороне Германии. Но, у меня есть глубокая убежденность, которую вместе со мной разделяли многие русские – сходство русского и итальянского национальных характеров уникально. Такого сходства ни с немцами, ни с англичанами, ни с французами у русских нет.
Это было замечено давно, подобное сходство проявляется во всем, как говорят сами итальянцы Nel bene, nel male – в добре и зле.
Оно проявляется и в талантливости, и в гостеприимстве, но, в то же время, и в желании нагреть ближнего своего, и в других менее симпатичных чертах характера.
– Я вспомнил об этом сходстве характеров, – продолжал Алексей, – потому что оно порождает взаимность восприятия и какого-то иррационального притяжения. Итальянцев всегда тянуло к России, их до сих пор очаровывает некий русский шарм, хотя Россию они сейчас узнали гораздо больше, чем, может быть, им бы хотелось.
Однако это притяжение взаимно и примеры найти несложно.
Например, когда сегодня мы говорим об Италии, то никто и не вспоминает, что мы воевали. Вспоминают итальянское кино, музыку, вино, говорят об итальянских женщинах и об итальянском искусстве.
Пицца, памятники, города!
И никогда о войне.
С немцами у русских такого не бывает, не правда ли?
Но итальянцы действительно воевали с нами, и ARMIR – итальянская армия в России, она там положила много своих сыновей.
Один из моих учителей, его, к сожалению, уже нет в живых, посол Семен Петрович Дюкарев, однажды мне рассказал, что когда был юношей и окончил московский университет с итальянским языком, его, сразу после войны, взяли на работу в комиссию по расследованию преступлений на оккупированных территориях. Тогда как раз готовился Нюрнбергский процесс и нужны были свидетельские показания. У этих комиссий было несколько подразделений – немецкое, мадьярское, румынское, испанское и итальянское. Их миссия заключалась в том, что нужно было ездить по оккупированным территориям и собирать свидетельские показания.
Так вот, итальянская подгруппа была распущена, где-то, через три месяца, потому что за эти месяцы, катаясь по Дону, они наскребли всего одну бумажку. В ней было свидетельство одной старой бабки, рассказавшей, что какой-то итальянец украл у нее курицу. Все! Жалоб не было, потому что итальянцев не воспринимали как врагов.
А что касается принятия или неприятия фашизма, то, может, в этом и есть наше сходство.
Мы ведь тоже приняли свой тоталитаризм, сталинизм.
Сейчас широко отметили столетие футуризма – в 1909 году в газете «Фигаро» был опубликован знаменитый манифест Филиппо Томазо Маринетти. Напомню, что футуристы – это революционная прослойка, революционное искусство, казалось бы, не приемлющее нацизм.
Ну и что?
Маринетти, тем не менее, вступил в фашистскую партию.
А наши футуристы? Они ведь тоже были «комиссарами», пусть не всегда по должности. Хотя, и по должности – например, Шагал «комиссарил» в Витебске.
Они все были вначале востребованы советской властью, они служили «новому революционному искусству» верой и правдой, наполняя его своими стихами, плакатами и фильмами с отрицанием старого мира. Потом все они оказались «ненужными попутчиками», может быть за исключением Маяковского, который с легкой руки товарища Сталина был провозглашен величайшим поэтом социалистической эпохи.
А всех остальных сбросили с корабля истории.
Цезарь XX века
– Хорошо, возвращаясь к дуче… – напомнил я.
– Это очень деликатная тема, – Букалов сделал предостерегающий жест.
– Будем говорить деликатно.
– Хорошо, – согласился Алексей. – Начнем с того, что отношение к Муссолини здесь, прямо скажем, неоднозначное. Конечно, здесь нет такого юридического положения, как, скажем, в Германии, когда ты можешь получить срок за апологетику фашизма. Но, в то же время, его пропаганда тут является запрещенной. Более того, какие-то вещи происходят прямо на наших глазах.
Я, например, прямо сейчас из новостей узнал, что власти Предаппио, где родился и похоронен дуче, запретили продавать на территории города сувениры, исторические предметы, открытки, значки и другие вещи с фашистской символикой. Между прочим, за нарушение запрета – штраф в 500 евро!..
Но, с другой стороны, когда итальянцы говорят о Муссолини, они всегда вспоминают какие-то положительные вещи, которые он сделал.
Например, мы от наших русских путешественников знаем, что центральная Италия, Рим, Кампания – это были гиблые места, где все болели малярией. И именно Муссолини осушил болота.
Но именно он начал иссушать мозги итальянцев заявлениями, что современные итальянцы – прямые потомки великих римлян. С антропологической точки зрения это абсолютная глупость, потому что Апеннины видели столько нашествий варваров, что о прямых потомках речи нет. Однако идеологически Муссолини все время подбадривал народ: вот великая империя, вот мы ее воссоздаем. И все фашистские знаки в эту риторику укладывались. Дуче как будто себе поставил цель доделать то, что не доделали императоры.
Думаю, он мнил себя Цезарем.
И у меня есть доказательства.
Когда Муссолини начал свою абиссинскую авантюру – войну с Эфиопией, он сказал своим генералам: «Вы там, ребята, подберите для меня какой-нибудь обелиск и привезите его в Рим».
Он дал такой приказ, потому что римские полководцы привозили в Рим обелиски древнего Египта как трофеи, чтобы показать своему народу, что Египетское царство завоевано. Ведь телевидения не было, и продемонстрировать собственному народу торжественный марш римлян перед великими пирамидами было невозможно.
В те времена проблемы пропаганды решались громоздко, но просто: до сих пор весь Рим уставлен десятками этих обелисков. Они стоят во всех центральных местах Рима, увитые иероглифами.
Кстати, когда-то это было шоком для первых христиан и для варваров, которые разоряли Рим. И первые христиане, придя сюда, первым делом посшибали эти обелиски, потому что они считались знаками язычества, а нужны были исключительно символы христианства. И после этого много веков эти колонны пролежали засыпанные землей на главном римском цирке Circo Massimo и про них забыли.
И уже значительно позже, когда стали строить современную столицу, лучшим зодчим Возрождения было поручено откопать эти обелиски и снова их установить.
Их вновь поставили, но как градостроительные ориентиры и каждый украсили сверху либо крестиком, либо ангелочком, либо христианским святым, чтобы уже никто не мог сказать, что это языческий символ.
Но, вернемся к Муссолини.
Дуче добился своего – ему привезли Аксумский обелиск.
Это немой свидетель древнего Аксумского царства II-ХI веков нашей эры. Это первые христиане Африки на границе нынешних Эфиопии и Эритреи, это родина царицы Савской.
Так вот, для Муссолини выбрали самый большой обелиск и повезли его сюда. Но они же не древние римляне, они ведь не могли, как их славные предки, везти этот обелиск через бурное Средиземное море. Поэтому камень распилили, а тут, в Риме, собрали как шашлык, нанизав на металлический штырь и поставив в центре возле того же Circo Massimo.