Путеводитель по стране сионских мудрецов Губерман Игорь

Глава 13

Пришедший к власти после смерти Давида его сын Соломон и впрямь был мудрым. В отличие от своего папаши, мечтателя и гуманиста, он тут же купил всех, кого надо, включая своего братца Адонию, и стал царствовать. Он принял много правильных решений и немало способствовал развитию драматургического (см. «Кавказский меловой круг» Брехта) и других искусств. Кроме того, ему по наследству перешел литературный ген, и он сочинил два шедевра: «Песнь Песней» и «Экклезиаст». Очень известный в прошлом веке в России американский писатель Эрнест Хемингуэй однажды сказал: «Во всей мировой литературе существует только две темы: в чем смысл существования человека и отношения между мужчиной и женщиной. И то и другое уже было в Библии». Это он о книжках, написанных Соломоном, сказал. (Про третью главную тему — отношения мужчины и мужчины и четвертую — феминизм и отношения женщины с женщиной Хемингуэй не упомянул, потому что был мужчиной подлинным и настоящим.)

Судя по всему, Соломон еще имел, как и полагается стандартному великому правителю, манию строительства, куда и вбухал все денежки, предварительно выжатые из трудового народа. Среди его выдающихся построек мы для начала упомянем Мегидо. Это на перекрестке с тем же названием, как раз напротив тюрьмы, где недавно раскопали изумительную мозаику и чуть ли не самую первую в мире церковь. (Особенно нервничать по этому поводу не нужно: их — самых первых — в Израиле несколько.) Теперь террористам подыскивают новое место проживания, но пока не нашли, поэтому раскопки можно увидеть, только занявшись террором и получив срок за это дело.

Сам город существовал аж с середины четвертого тысячелетия до н. э., то есть издревле. Перед ним налево-направо расстилается Изреельская долина, место, просто созданное для сражений. Обнаружено это было уже в далекой древности, и с тех пор оно употреблялось по назначению. Фараон Тутмос III побивал здесь то ли хеттов, то ли ханаанцев (ему тоже это было без разницы), а неподалеку, у горы Гильбоа, полководец Гидеон лупил мидианитян, именно тут пришел конец Иораму, сыну царя Ахава, самому царю Ахаву и жене его Иезавели (об этом впереди). В Мегидо был убит гостивший здесь иудейский царь Ахазия, затем здесь гуляли ассирийцы, здесь фараон Нехо разгромил славного царя Осию, здесь мамелюки остановили сельджуков, а позже тут били османских турок: сперва Наполеон, а потом британский генерал Алленби. Ему в этой битве противостоял немецкий генерал Лиман фон Сандерс, по национальности еврей. Красивой фамилией он обязан своей жене. Несмотря на это, а может — благодаря этому, он разбил англичан в знаменитой битве при Галлиполи, но при Мегидо у него ничего не получилось. Алленби получил титул лорда Мегидо и кучу улиц, названных в его честь в израильских городах. Фон Сандерс ничего не получил, даже переулка захудалого. Увы — такова участь побежденных. Потом, во время Войны за независимость, евреи разбили здесь Арабскую армию освобождения под руководством Каукаджи. Но самая главная битва еще впереди. Она произойдет в Армагеддоне (Ар Мегидо — на иврите Гора Мегидо) между Гогом и Магогом. Это с удивительным даром предвидения сообщил Иоанн Богослов, а поскольку до него того же мнения придерживались авторы Кумранских рукописей (правда, там были не Гог и Магог, а Сыны Света и Сыны Тьмы, но ежу понятно, что это одно и то же), то сомнений никаких не остается, и мы с чувством глубокого удовлетворения скажем: это будет здесь!

Царь Соломон держал здесь свои колесницы и лошадей, от которых — нет, не от лошадей, а от конюшен — остались кой-какие камни. Затем он построил… вообще, здесь как чего найдут, сразу приписывают Соломону, уж такая у него репутация, так что на слово мы верить никому не рекомендуем.

Потом Соломон выстроил флот и стал плавать по Красному морю, а заодно выплавлять медь и добывать красивый эйлатский камень в месте, которое называется Тимна. Место это совершенно волшебное, с разноцветными выветренными временем скалами, и если вдруг тут в воздухе появится ковер-самолет или еще какая-нибудь чертовщина, то вы ничуть не удивитесь. Медь тут добывали еще четыре тысячи лет назад, потом тут были египтяне, и все чего-то добывали и все оставляли следы. Эйлат, который основал все тот же Соломон, на самом деле основали до него, но это не считается. В 1948 году евреи выбили из Эйлата (который к тому времени представлял собой полицейский участок под названием Ум-Рашраш) арабов и торжественно водрузили знамя. Вот с этим знаменем, по слухам, произошла довольно курьезная история. Когда в ходе блестящей военной операции полицейский участок был захвачен, то выяснилось, что флага нет как нет, его впопыхах забыли в другом, взятом ранее малонаселенном пункте. Конфуз мог обернуться позором, но, по счастью, у одной военнослужащей нашлись запасные трусы белого цвета, которые и были немедленно реквизированы для государственных нужд, распороты и, после того как на них синими чернилами были изображены две полосы и магендавид, торжественно подняты над означенным полицейским участком. Эта история очередной раз доказывает, что еврейский гений способен решить любую, даже самую сложную, задачу.

Сегодня Эйлат знаменит своим коралловым рифом (большая и лучшая часть которого находится на Синайском полуострове), шикарными отелями, морским музеем с невероятной красоты диковинными рыбами, подводным плаванием, экскурсиями в горы, международным фестивалем джаза, фестивалем «Опера на Красном море», которым руководит Валерий Гергиев, и прочей разнообразной курортной активностью — ночной жизнью, легкостью встреч и такой же легкостью расставаний. Зимой там появляется большое количество минимально одетых перелетных скандинавских девиц, с удовольствием садящихся на израильских солдат. Вид человека в форме производит возбуждающий эффект на этот род человеческой фауны.

*

Неподалеку от Эйлата есть также киббуц Ютвата, славящийся своими молочными продуктами, Ах да, чуть не забыли. Ходят слухи, что эйлатский камень, который водится только здесь и являет собой природный конгломерат малахита с лазуритом, вот-вот весь выработают и на всех не хватит. Так это или не так, мы точно не знаем, наше дело сказать, чтобы потом претензий не предъявляли.

*

*

Меж тем Соломон расширил территорию своего царства аж до Евфрата с одной стороны и Нила — с другой. Увы, большинство памятных мест того времени сегодня за границей, и, для того чтобы их отыскать, надо ехать бог знает куда, в бог знает какие страны. Соломон был человек гостеприимный (вспомните историю с царицей Савской), и вообще создается впечатление, что главным для него было выпить, закусить и… в общем, сексуальный аппетит он тоже от папаши унаследовал, но потом начал проявлять мудрость и сокрушаться о суете сует. По женской части Соломон был большой ходок: одних официальных жен у него было семьсот, а еще триста наложниц. И границы государства он расширял путем династических браков, а не военными действиями. За него, за иностранного царя, сам фараон, чего ни раньше ни позже не случалось, выдал свою дочь, и гробницу ее по сей день можно видеть на западном склоне Масличной горы напротив града Давидова. Там же, чуть подальше, возвышается гора Скандала, или, как ее еще называют, — гора Поругания. Дело в том, что терпимость никогда не входила в достоинства евреев. А Соломон был настоящий либерал и для всего своего разнообразного женского персонала настроил на этой горе языческих храмов и жертвенников, чтобы каждая молилась и жертвовала в соответствии с особенностями ее национального характера и культуры. То есть он, Соломон, был этакий пропостмодернист. (Мы не без гордости относимся к этому, нами введенному в научную фразеологию, термину.) Но евреи ими не были, отчего и случился скандал, давший название горе.

Но конечно, самое главное, что построил Соломон, — это Храм. (Он еще и дворец себе построил ничуть не хуже, а может, еще и лучше, но Храм все-таки главнее.) Позже из-за его страсти к строительству масоны его произвели в масоны, но может быть, он и вправду им был.

В самом начале этой главы мы легкомысленно и необдуманно заявили, что царь Соломон вбухал в свое грандиозное строительство все государственные средства, да еще сболтнули, что он выжал их из еврейского трудового народа. Скорее всего, нам в голову ударила замшелая какая-нибудь фраза из политэкономии, которую нам вкручивали то ли в школе, то ли в институте. Учились мы тогда старательно, и ядовитые обрывки прошлого образования всплывают неожиданно в ослабшей нашей памяти — то и дело ляпнешь что-то, но потом спохватишься, по счастью. Так вот, источник легендарного богатства царя Соломона (и процветания страны при нем) крылся в добыче меди, очень дорогого в те времена металла. Мы уже упоминали о Тимне, но главные, огромные рудники были обнаружены сравнительно недавно. Место это находится в Иордании, так что мы вас не зовем полюбоваться раскопками гигантского меднорудного комбината, созданного три тысячи лет назад. Вздохнем лишь о государственной мудрости царя Соломона, который всю эту нефтяную трубу (тьфу ты, опять оговорились!) употребил на пользу для своей страны.

Так вот, теперь о Храме. Строился он долго, целых семь лет, и когда его наконец построили, то Соломон произнес инаугурационную речь (слово «инаугурация» вообще-то применяется по другому поводу, но уж больно оно красивое, и жалко им не воспользоваться), основным тезисом которой было: «Храм этот будет святым для всех, и чужой, не из народа Израиля, придет к Тебе». То есть опять-таки было торжество ума, либерализма и просвещенного взгляда на мир.

Глава 14

Так что же это был за Храм?

По большому счету храм как храм, но вот внутри у него была интереснейшая особенность. В Святая Святых находился ковчег Завета. Войти в это помещение мог только первосвященник раз в году в Судный день, и поскольку это таки да, как говорится, не каждый день, то первосвященники очень волновались — вплоть до того, что, войдя в Святая Святых, помирали. От волнения. Но ежели, пардон, первосвященника кондрашка хватит, то как оттуда убрать тело? Ведь простой смертный, да что там — левит, коэн, никто под страхом смерти не имеет права осквернить своим присутствием святыню. Еврейский гений и тут нашел решение (поистине неординарное) этой, казалось бы, неразрешимой проблемы. К ноге первосвященника привязывалась веревка, и если не дай бог, то не было ничего проще, чем вытащить его оттуда.

Это, конечно, очень интересно, но все же — не более чем цветочки, а ягодка и даже в каком-то смысле клубничка — вот она. Дело в том, что на крышке того самого ковчега Завета находились изображения двух херувимов. Причем один из них был мужчина, а другой наоборот — женского пола. Скандал! Разве не сам Всевышний распорядился: «Не сотвори себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху и что на земле внизу и что в воде ниже земли»? Но этим дело не ограничивается. Три раза в году во время обязательных паломничеств в Храм (на Пасху, Шавуот и Суккот) отодвигали жрецы завесу, и народ лицезрел ковчег с этими самыми херувимами. Поскольку читатель, вероятно, уже начинает мысленно задавать вопрос, откуда у нас такие сведения, мы немедленно сообщим, что эта информация не подлежит ни малейшему сомнению, ибо почерпнута нами не с потолка, а получена от Мириам Гамбурд, автора капитального труда «Эротика в Талмуде», глубокого знатока Вавилонского Талмуда, где изложена эта история на простом и ясном арамейском языке.

*

Но если вы думаете, что это все, то вы глубоко заблуждаетесь, ибо херувимы эти… Ну вот… Как бы это сказать… В общем, вы сами, наверное, уже догадались. Да, именно так! Причем публично! При свете дня и при всем честном народе! И происходило это, ежели Господь бывал Израилем доволен. Как сказано в Талмуде (а если не верить Талмуду, то чему верить?) — «находились херувимы в любовном соитии». А вот если Господь своим народом был недоволен (что бывало гораздо чаще), то херувимы отворачивались друг от друга. Так сказать, стояли друг к другу спиной.

И последнее: когда разрушили Храм, то в последний раз явились народу херувимы и как раз — в этом самом «любовном соитии». Что же это, братцы, получается? Ну конечно: священные оргии, мистерии, фаллические там процессии, так ведь это у язычников, братцы, а тут? Любовное соитие, и у кого, у евреев — можно сказать, пуритан Древнего мира! И жену, понимаешь, чужую не пожелай, не то чтобы не употреби, а именно даже не пожелай! И голым не дай бог не ходи, и гимнастикой не занимайся, ни тебе театра, ни тебе балета, и здрасте пожалуйста! Да, и чуть не забыли, последнее: когда эти херувимы находились у себя за занавеской в пространстве Святая Святых, то согласно реконструкции профессора Мириам Гамбурд в самом центре Святая Святых, то есть в центре мирозда­ния, находились ихние… язык не поворачивается сказать, что именно. Да-да, их органы любви. Мирьям Гамбурд все по многу раз проверила, просчитала и — ошибка исключена — еще раз убедилась: да — именно они, представьте себе, в самом центре… Так как же это все объяснить?

Начнем с простого. Храм был разрушен в качестве наказания евреям за их грехи, отчего же херувимы явились так, как явились? А оттого, что Господь чисто по-человечески в последнюю секунду пожалел наказанных им детей и все простил.

Вот и ответ. Довольно простой и понятный. Но вот отчего скульптуры, как бы это сказать, — мобильные? И отчего их причиндалы аккурат в самом центре?

Про условность запрета на изображение мы уже говорили. Что же касается всего остального, то начнем с того, что, создав людей, Господь заповедовал им плодиться и размножаться. На иврите это звучит короче и повелительнее: «пру урву».

Но поскольку человек не осина какая, не морковка и не водоросль, то это самое «пру урву» он никак не может исполнить без специально для того самим же Господом созданных деталей. А поскольку эти детали, как мы уже говорили, созданы самим Творцом, то они, безусловно, священны. Известно также, что мужчина и женщина не просто существа непохожие, но различаются весьма. Являя собой каждый — половину круга, который, в свою очередь, является символом совершенства и самим совершенством, откуда с неизбежностью следует, что каждая из его половин совершенством отнюдь не является, в лучшем случае — половиной совершенства. Уф! Но что такое полусовершенство? Это, честно говоря, нонсенс и недоразумение типа беременной девицы. С неизбежностью мы должны признать, что каждая половина нуждается в другой половине, для того чтоб совершенства этого достичь, а к совершенству мы все стремимся или, по крайней мере, должны стремиться. Таким образом, две этих половины должны слиться в единую форму, для чего у них нет иного выхода, как воспользоваться теми самыми священными причиндалами, которые для этой самой цели Господь собственноручно сотворил. Вот потому, на наш уверенный и просвещенный взгляд, они и расположены в центре Святая Святых.

Нам есть еще много чего сказать по этому поводу, как в смысле теории, так и по поводу самого процесса этого богоугодного деяния, но, увы, рамки данного труда не позволяют нам отдаться (как уместно здесь это слово!) любимой теме, поэтому мы возвращаемся к царю Соломону. Хотя, собственно говоря, возвращаться-то некуда, потому что он умер. Жил, жил и умер. Говорят, у Соломона было кольцо, на котором была вырезана надпись, гласившая: «Все пройдет», и всякий раз, когда царя что-то раздражало или беспокоило, он смотрел на эту надпись и успокаивался. Но вот однажды кто-то исхитрился достать царя настолько крепко, что надпись на кольце не только не привела его в чувство, но разъярила еще больше. В гневе царь сорвал кольцо с пальца и запустил им в стену. А когда кольцо, покатившись, застыло на полу, увидел царь, что и на внутренней поверхности поблескивают буквы.

Охваченный любопытством, Соломон спустился с трона, поднял кольцо, поднес к глазам. «И это пройдет», — было написано на внутренней поверхности кольца.

Глава 15

Прошла и жизнь царя Соломона. Сразу после его смерти впало государство в хаос и разброд. И развалилось на две части: Иудея — царство колена Иегуды и примкнувшего к нему Вениамина — на юге и Израиль — царство всех остальных колен — на севере. Первым делом евреи, разумеется, стали драться друг с другом. Никакие увещевания редких умных людей об опасностях раскола, о необходимости единого крепкого государства на евреев не действовали, ибо, во-первых, еврею важнее всего настоять на своей правоте, и гори все остальное синим пламенем, а во-вторых, как мы уже говорили, евреи — не государственный народ и к любой власти относятся с подозрением и недоверием. Понятие государства как некой самостоятельной ценности евреям свойственно мало и проявлялось считанные разы на протяжении еврейской истории. Последний ажиотаж вокруг государственности связан с возникновением сионизма, но и он сегодня сильно подувял.

Нормальные люди вне зависимости от своих партийных пристрастий относятся к смене власти в своей стране достаточно спокойно. Трудно представить себе англичанина-консерватора, собравшегося покинуть Британию из-за прихода к власти лейбористов. И как бы американцы ни кляли Буша, они всегда прекрасно понимали, что США переживут его так же, как и прочих президентов — плохих и хороших.

Не то израильтянин. Достаточно, чтобы выборы выиграла неугодная партия, и вопль «Я собираю чемоданы!» издается множеством жителей страны. Политическая грызня не затихает ни на минуту, и любой способ годится для того, чтобы навредить сопернику. Если же вы попробуете вопиять, что грызня эта, партийный эгоизм и личные амбиции подтачивают государственные основы, угрожают самому существованию страны, то на вас с одинаковым изумлением и жалостливым презрением уставятся все участники этого безобразия и ровно через секунду опять вопьются друг другу в глотки. Не зря Генри Киссинджер в свое время заметил: «У Израиля нет внешней политики, у него есть только внутренняя».

Моделью государственного мышления израильтян может послужить ежедневно наблюдаемая нами ситуация на дороге. В месте, где нам часто приходится бывать, достаточно большое движение, а дорога тут сужается, и одна из двух идущих навстречу машин должна уступить другой. Должна? Да никогда! Встретившись, водители спокойно меряют друг друга взглядами, взаимно ожидая, чтобы им уступили проезд. Это продолжается несколько минут. За это время с обеих сторон подтягиваются другие автомобили. Начинается жуткий гудеж. Одновременно напрочь закупориваются выходящие на эту улицу переулки. Теперь если кто-то и готов уступить, сделать он этого физически не в состоянии. Поэтому все, что ему остается, — это сообщать сопернику, что он думает о его мыслительных способностях, его родне, и язвительно интересоваться, в какой стране мира выдают права таким идиотам (и тот и другой получили их в Израиле). Пробка — на несколько часов, в то время как при другой (и не только автодорожной) ментальности она бы попросту не возникла. Разумеется, одновременно с проклятиями в адрес друг друга они будут поносить городские власти, правительство, парламент и прочие властные системы (причем часто — справедливо).

*

Все израильтяне (кроме политиков, разумеется) считают, что ни один полезный член общества не станет иметь с политикой ничего общего, а власти жаждет самое что ни на есть бездарное и пакостное существо. С тех пор как великое поколение отцов-основателей, которые были призваны историей, совестью, идеей, сошло на нет, к власти рвется шпана. Шпана, у которой, кроме личных интересов, за душой ничего нет. Приличный человек в политику не пойдет — он же полезным делом занят, а если по наивности, глупости или неосторожности он туда угодит, то либо шпаной станет, либо она его, выражаясь библейским слогом, из себя изблюет. Не всех, совсем не всех это касается, но увы — многих,

Соломон умер, когда Троя была уже разрушена, а Рим еще не появился. Три великих народа Античного мира были тремя разными по направлению векторами человеческого сознания. Объединяло их только одно: яростная жажда свободы, а в остальном…

Для греков самым значимым была красота. И ни в чем греческий гений не воплотил себя с большей силой, чем в эстетике, будь то красота чисел, мысли, искусства или красота физическая. Когда Парис приводит Елену в Трою, то мудрецы, понимая, что это может стать причиной не просто войны — катастрофы, требуют отослать Елену назад. Но когда они видят Елену, все их возражения стихают: да, невозможно устоять перед такой красотой, признают мудрецы.

Римляне не были великими ценителями красоты, все свои понятия об этом деле они собезьянничали у греков. Римская скульптура — тупая, холодная и бездарная копия того, что светится теплом, струится энергией и живет вечной жизнью у греков. Зато римский портрет — никем не превзойденное слово в истории искусства, ибо портрет — отчаянная попытка сохранить в мраморе то, чему предназначено исчезнуть. Эта попытка отвоевать у времени кусок пространства, то есть форму, предполагает интимное знакомство со смертью, а в Древнем мире не было больших специалистов в этом деле, чем римляне. И дело здесь в том, что римляне были государственным народом. Они несли миру порядок, организацию и иерархию — все то, без чего немыслимо государство. Здесь не место говорить о достоинствах римского правления — дороги, дельная бюрократия, закон, единая во всем система, разрешенные в рамках закона свободы и тому подобное. Мы хотим отметить только одно: государство, если оно желает быть сильным, немыслимо без сильного аппарата подавления, то есть без смерти. Гладиаторы — это всего лишь частное проявление государственности, ее смазочный материал, вроде евреев у Гитлера и врагов народа у коммунистов.

А что евреи? А евреи озабочивались нравственными и моральными проблемами. С красотой у них было более чем средне, с порядком и государственностью и того хуже, но вот с этикой… Нет, не надо думать, что древние евреи были большими праведниками, очень даже часто они вели себя не лучше, чем все остальные народы, но вот переживали по этому поводу намного сильнее…

К еврейским склокам между собой прибавились и внешние напасти. Фараон Шешонк промчался по обоим царствам, оставляя на месте порушенных и захваченных поселений исторические памятники, которые сейчас по большей части в музеях, как, например, триумфальная стела Шешонка в Мегидо.

*

Рассказывать подряд обо всех царях и их забавах — дело муторное и утомительное, ничуть не менее муторное, чем про это читать. Поэтому упомянем лишь наиболее интересных из них, например правнука Соломона царя Иеософата — в виде исключения царя дельного, того самого, что оставил после себя славную гробничку в долине Кедрона в Иерусалиме. В это время в Израиле (северном царстве) правил Ахав, чье имя знакомо любителям изящной словесности по великому роману Германа Мелвилла «Моби Дик». Красивые развалины времен его царствия находятся по большей части в Самарии. Надо сказать, что, по слухам, характер царя был не ахти, а после того, как он женился на дочери сидонского царя Иезавели (изрядной стерве, но хороша была дрянь — необычайно), то и вовсе скурвился — в том смысле, что предался языческим богам, и развалины — это его жертвенник Ваалу.

В этом месте на сцене появляется Илья-пророк, человек, оставивший по себе изрядное количество туристических объектов, как, например, пещеру в монастыре Святого Георгия в Вади-Кельт, где он скрывался от Ахава и его супруги, а его кормил ворон. Впрочем, это версия из христианской мифологии, а по еврейской — это было на горе Кармель в Хайфе. Дело в том, что царственная пара совершенно распоясалась и старательно очищала территорию царства от нетрудового элемента, сиречь пророков. В пику им Илья разыскал служителей культа Ваала и вызвал их на состязание, которое имело место быть на горе Кармель. Обладая склонностью к эффектам (надо сказать, это срабатывало), он дал жрецам возможность опозориться, а потом устроил зрителям натуральную водяную феерию, после чего собственноручно зарезал проигравшую команду. Всю до последнего человека! Такие тогда были спортивные правила. И это было здесь, на горе Кармель. Но где именно, точно не выяснено.

Узнав про это дело, царица сильно разгневалась и пообещала расплатиться с Ильей той же монетой, и тогда пришел черед нервничать пророку. Вот тут-то он и убежал в ту самую пещеру, о которой мы говорили вначале. Тут опять обычная закавыка: Илья скрывался лишь в одной пещере, но на самом деле их две: одна на территории Кармелитского мужского монастыря, в церкви, а другая — около нижней станции фуникулера. Вы можете выбрать ту, которая вам кажется более убедительной, а когда выберете, имейте в виду: это было именно здесь! И здесь же, в этой же пещере (которую вы выбрали), останавливалось Святое семейство по пути из Египта. И наконец, раз мы все равно здесь, имейте в виду, что Кармелитский орден существует с начала XIII века, что Наполеон по дороге из Акко в Яффо превратил монастырь в госпиталь, и увы — стоило ему уйти из монастыря, как турки всех раненых… Да, вы правильно догадались, царствие им небесное.

Кстати, в пещерах на горе Кармель и ее отрогах (мы упоминали об этом в начале книги) древние люди селились аж двести тысяч лет тому назад. В период, который называется «мустье» (это около 150—140 тысяч лет тому назад), тут жили Homo Sapiens, и вот именно среди останков этих достойных людей нашли чудно сохранившийся скелет тетеньки-неандертальши. Только в одном месте на Земле мирно жили Homo Sapiens с неандертальцами (которым они вообще-то пришли на смену). И это было здесь!

Скелет, этот дивный, прекрасный скелет умыкнули в Британский музей, так что вам остается поверить на слово, зато в пещерах сидят (лежат, стоят) маленькие изображения древних людей. Зрелище впечатляющее.

А к Илье прибился ученичок Елисей. Точнее, Илья нашел Елисея, «когда он орал». Понимать это надо не так, как кажется на первый взгляд, а со знанием дела: Елисей — пахал. Далее была некая война, которую мы пропустим и перейдем к главному событию. Ахав покусился на виноградник одного из своих подданных, а стерва Иезавель, поскольку хозяин отдавать не хотел, устроила ему смерть, как говорится, по ложному обвинению. Когда же Ахав явился в означенный виноградник, то перед ним весьма эффектно предстал Илья-пророк и сказал знаменитую фразу: «Ты убил и еще вступаешь в наследство?» А потом предрек: «На том месте, где псы лизали кровь Навуфела (бывшего владельца виноградника), псы будут лизать и твою кровь». После такого прогноза Ахав, как сказано, «ходил печально». Еще бы! Надо заметить, что подобное дело — подумаешь, виноградник оттягал — в других местах и других эпосах даже и не обсуждается, но, как мы уже говорили, именно моральные и нравственные проблемы больше всего занимали еврейское коллективное сознание. А с Ахавом так все и вышло, и, между прочим, опять же под стенами Мегидо.

Исполнив свою миссию, Илья-пророк оставил этот мир, причем опять же весьма эффектным путем — на огненной колеснице, запряженной огненными конями. Невежды толкуют, как всегда, о пришельцах, метеоритах, даже атомных бомбах, но на самом деле все было гораздо проще: обыкновенная огненная колесница. А произошло это на той стороне Иордана, в нынешней Иордании. Короче, это было там!

Да, вот еще, чуть не запамятовали. На Хевронской дороге в Иерусалиме между Тальпиотом и Гило стоит старинный монастырь Мар-Элиас. Так вот, бегая от Ахава, Илья-пророк забегал и туда.

Затем долгое время творились обычные игры: Израиль и Иудея щипали друг друга, порой заключали союзы, дрались порознь и вместе с соседями и, опасаясь Ассирии, заигрывали с Египтом. Всю эту эпоху мы пропускаем и останавливаемся во времени иудейского царя Узии и израильского царя Иеровама. Узии сопутствовала удача: он отвоевал себе назад Эйлат (который — раз отвоевал — понятно, раньше был кем-то завоеван). Он также покорил Идумею, захватил шикарный оазис Кадеш-Бернеа, но главное — он завоевал филистимлянское княжество со столицей в городе Ашдод! Теперь мы сразу признаемся: нас интересует вовсе не то, что Узия, подобно Петру, вышедшему к Балтийскому морю, а точнее, Петр подобно Узии, потому что, как ни крути, Узия все-таки был раньше… да, о чем это мы? А вот: Узия впервые вышел сам и вывел евреев к Средиземному морю. Это, конечно, хорошо. Но вот Ашдод…

Странный этот город — Ашдод. Красивый, с весьма развивающимся музеем и все такое прочее. Но вот в чем загадка Ашдода: куда бы вы ни ехали, есть большая вероятность, что попадете вы не туда, куда едете, а в Ашдод, а попав, испытаете огромные трудности из этого Ашдода выбраться. Утверждая это, мы основываемся не только на собственном опыте, но и на многочисленных дорожных приключениях наших друзей, знакомых и родственников. Объяснить это явление мы не можем иначе как кознями древних филистимлян. Если кого такое объяснение не устраивает, пусть предложит что-нибудь получше. Как бы то ни было — наше дело предупредить: с Ашдодом будьте осторожны!

А теперь вернемся к Узии. Этот достойный человек, представьте себе, подцепил проказу. Его вины в этом не было — такое, особенно в те годы, со всяким могло случиться. В Библии сказано, что неприятность эта приключилась с ним из-за ссоры с первосвященником Азарией, но это чистой воды суеверие и невежество в области медицины.

Как бы то ни было, в результате бедного Узию в соответствии с законами удалили из Иерусалима и, хотя он формально оставался царем, делами до самой смерти Узии управлял его сын Иоафам.

Глава 16

Итак, больного царя изгоняют из его же собственной столицы, а все оттого, что заболел скверной болезнью. Мало ли царей, королей и прочих фараонов страдали болезнями еще и похуже — да практически все! — и что, кого-нибудь выгоняли? А все потому, что евреи обзавелись целой кучей гигиенических норм, возведенных ими в ранг законов. Этим они сильно отличались от окружающих народов, которые мылись (и все такое прочее) несколько реже, отчего у них приключались разнообразные болезни и другие всяческие гадости. Исполняя ставшие святыней законы, евреи не останавливались даже перед тем, чтобы царя отправить в карантин.

Начало этому положил еще Моисей, который оказался отменным гигиенистом, профилактиком и эпидемиологом. За свою Синайскую лекцию он запросто мог бы получить профессуру в ряде лучших университетов и медицинских школ всего мира. А дальше, во времена больших катавасий при переходе от Античности к Средним векам, волею судеб евреи оказались единственным народом, не только сохранившим, но и распространявшим античную научную мудрость. В Толедо по распоряжению тамошнего эмира работал целый научно-исследовательский институт, где евреи переводили с греческого и латыни на арабский все подряд, в том числе и медицинскую литературу, включая Галена, а дальше он уже в переводах с арабского возвращался назад к европейцам. Такая вот судьба.

Опять же медицина была той областью, которую религиозные страсти обходили стороной. Запреты для евреев на профессии не касались медицины, и не удивительно, что именно эта область (науки, ремесла, искусства — каждый пусть решает по собственному разумению) оказалась для них столь притягательной. На медицинских факультетах Падуи и Монпелье подавляющее большинство студентов были евреями. Знаменитая Солернская школа — опять же они. Чтобы проиллюстрировать значимость еврейского участия в медицине, достаточно сказать, что знаменитый анатомический атлас Везалия публикуется с текстами на латыни, греческом и иврите. В Венеции, в еврейском гетто, обычно закрытом, существовали определенные часы для посещения жителей города. С какой целью? Для визита к врачам.

Разумеется, такое явное засилие евреев в медицине вызывало разного рода реакции, причем порой весьма забавные. Так, по статистике (на 1936 год) самый высокий процент членов нацистской партии среди всех профессий принадлежит врачам. Семьдесят пять процентов врачей (арийцев, разумеется) вступили в партию. Почему же именно врачи, а не железнодорожники, учителя или страховые агенты? Причина становится очевидной благодаря все той же статистике. Арийцев в медицине было мало: шестьдесят процентов всех немецких врачей были евреями.

Короче, расхожее мнение, что медицина — еврейское дело, имеет под собой некоторую почву. На протяжении столетий они были личными врачами королей и султанов, шахов и принцев, вне зависимости от религиозной конфессии пациента и его персонального отношения к этому проблематичному племени. Так оно шло и катилось и докатилось до Палестины, где евреи на заре прошлого века принялись накапывать свое государство.

Начало стабильной медицинской системы Израиля (здесь мы просто вынуждены сказать: на сегодня — одной из лучших в мире) было положено все теми же немецкими евреями, улепетнувшими в тридцатых годах от своих арийских коллег. Эти самые немецкие евреи привезли с собой, помимо немецкой медицинской школы, систему медицинского страхования (так называемые больничные кассы), которую учредил сам Бисмарк. (Кроме этого замечательного дела, сей почтенный человек с усами сколотил из всяких разных королевств и герцогств Германию, отщелкал по носу спесивых французов и изобрел специальный способ маринования селедки, который с тех пор носит его гордое имя.) До того медицинское обслуживание было привилегией состоятельных людей, а те, кто попроще, могли пробавляться альтернативной медициной, что, как правило, не продлевало дни их и без того короткой жизни.

Разумеется, эта система больничных касс была немедленно политизирована, поскольку в Израиле (или тогдашней Палестине) политизируется все. Таким образом возникла больничная касса Рабочей партии, больничная касса ревизионистов (сионистов — сторонников В. Жаботинского) и другие.

Система обучения медицине закладывалась такими мировыми светилами, как Цондек, Рахмилевич… Мы перечислять их не будем: людям, которые сталкиваются с медициной в качестве пациентов, эти имена все равно ничего не скажут. Да и нам, признаться, ничего не говорят, мы их подцепили у своего консультанта — профессора Горенштейна (большого специалиста в деле излечения младенцев): просто уважительное пожевывание губами этого обычно сдержанного человека и глаза, закатывающиеся к потолку при упоминании этих и других имен, произвели на нас сильное впечатление.

Итак, основы медицины закладывались врачами из Центральной Европы, но уже в начале шестидесятых годов выпускники медицинских школ были отправлены на стажировку в США, а вернувшись, они перевернули всю систему докторского тренинга.

Окончив институт, молодой врач попадает на стажировку в больницу, и именно на нем больница держится: это значит, что бедолага в этой больнице практически живет, правда, под контролем старших коллег. Их задача — не демонстрировать новичку свое мастерство, а напротив, ассистировать ему и школить. Затем, после такой обработки в течение нескольких лет, его допускают к экзаменам на звание специалиста, и только тогда он становится полноценным врачом. Подъем по профессиональной лестнице невозможен без стажировки в ведущих клиниках мира. Высшей точкой карьеры является должность заведующего отделением, предполагающая полную автономию и абсолютную ответственность. При этом, поскольку все крупные больницы являются базами медицинских факультетов, от заведующего отделением ожидается академическая и научная деятельность.

Отдельно следует сказать о медсестрах. Это престижная самостоятельная профессия, предполагающая наличие как минимум степени бакалавра.

В Израиле существует закон об обязательном медицинском страховании. Страховка оплачивается в зависимости от доходов пациента, но обслуживание одинаково для всех. Каждый год специальная комиссия решает, что именно входит в корзину медицинского обслуживания. Членам комиссии, при всех их званиях и должностях, завидовать не стоит. Именно им приходится делать выбор, какие именно современные лекарства и технологии взять на вооружение, а поскольку и то и другое баснословно дорого, то режут по живому, ибо денег на все не хватает. А проблема выбора: лекарство, могущее продлить жизнь больному редкой болезнью, или лекарство, могущее помочь прожить по-человечески множеству больных, — из сорта тех проблем, с которыми лучше не сталкиваться, ибо, как ты ни крути, безгрешным из нее не выйти.

Разумеется, помимо общего страхования, можно приобрести дополнительные страховки, которые обеспечат и редкие лекарства, и выбор врача, — короче, лучше быть богатым и здоровым.

И еще одна немаловажная подробность: возраст человека не имеет никакого значения — за жизнь девяностолетнего старика будут бороться так же ожесточенно, как и за жизнь юноши. Казалось бы, это само собой разумеется и не стоит упоминания, но нам известны страны, в которых это отнюдь не является естественной нормой.

Израильские специалисты идут нарасхват во всем мире, но многие из уехавших при возможности занять должность в израильской больнице тут же подают на конкурс (который, кстати сказать, далеко не всегда выигрывают — конкуренция огромная). «Почему же они это делают? — спросили мы профессора Горенштейна. — Ведь небось в Штатах они зарабатывают раза в три-четыре больше? — «В десять, — ответил профессор. Помолчал, приподнял брови и с неохотой сказал: — Наверное, все-таки деньги — это еще не все». И был, как всегда, прав. По крайней мере, мы с ним согласились.

*

*

И еще одно глубокое профессорское наблюдение мы с радостью немедля приведем. Израильтяне много и охотно лечатся, употребляя множество лечебных средств — тем паче, что в аптеках при больничных кассах продают их со значительной скидкой. «А чтобы жрать столько лекарств, — сказал профессор, — нужно очень крепкое здоровье».

Есть еще одна отрасль, о которой, наверное, стоит упомянуть. Это — военная медицина. По понятным причинам она в Израиле весьма развита. Здесь нет военных госпиталей — ими в случае надобности становятся больницы. В каждый части есть своя медицинская обслуга, специальные медицинские вертолеты, операции проводятся порой прямо на поле боя, под огнем. Результат: самая низкая в мире смертность от ранений. Цена: самая высокая в мире смертность военных медиков.

А как относятся к этой отменной медицине сами израильтяне? О, весьма привычно, снисходительно, со множеством претензий. Лучше всего об этом нам расскажет относительно нестарый анекдот, родившийся, уверены мы, здесь. Однажды Бог решил понаблюдать израильское население вблизи, прикинувшись для этого врачом. Повесил он в одной из поликлиник мелкую табличку: «Доктор Бог» — и сел с утра на прием пациентов. Имени никто не удивился — у евреев имена бывают всевозможные, — и заструилась очередь больных. Один заехал на коляске: был он уже много лет парализован. Бог на него взглянул внимательно и приказал ему негромко: «Встань!» И встал больной. А уже много лет не мог этого сделать. «Теперь иди», -распорядился врач. Больной пошел послушно и спокойно вышел в коридор. «Ну, как там новый врач?» — спросила очередь. Больной махнул рукой презрительно: «Такое же дерьмо, как и остальные, — даже давление не удосужился померить».

Глава 17

Тем временем ассирийцам надоело играть с евреями в кошки-мышки, и они покончили с Израильским царством. Сделал это царь со звучным именем Салманасар, а пришедший ему на смену Саргон II занялся переселением народов: евреев погнал прочь, а на их место поселил разных людей, в том числе аж вавилонских халдеев. Вот они-то, смешавшись с остатками евреев, образовали новый народ (а заодно и религию) — самаритян. Саргон, как нам это хорошо известно по сохранившимся изображениям, был мужчина видный, чьим главным достоинством была дивной красоты борода.

Мы должны сразу признаться, что положительно относимся к выращиванию на мужском лице вторичного полового признака. Во-первых, раз Господь дал мужчине этот самый признак, то и пусть себе цветет. Во-вторых, и главным образом: борода — это красиво. Бороды бывают разной формы: эспаньолка, ласточкин хвост, козлиная, клинышком и т. д. Борода Саргона, большая, обширная борода была завита мелкими колечками. И тут мы должны поделиться с вами одной заветной мыслью: человек, имеющий большую, по-настоящему большую бороду, не может быть подлинным гуманистом, бескорыстным борцом за счастье всего человечества. Не может, потому что у него просто нет на это времени. Если небольшая борода, бородка, бороденка — как вам угодно, — способствует мыслительной концентрации — для этой цели ее можно чесать, щипать, крутить, дергать, — то большая, по-настоящему большая борода требует постоянного ухода, расчесывания, подстригания и т. п. И что вы думаете? Этого Саргона, кроме бороды, похоже, вообще ничего не интересовало. Покуда он расчесывал свою роскошную бороду, напрочь потерялись десять Израилевых колен. Правда, с тех пор они имеют тенденцию возникать в самых неожиданных местах типа Афганистана, Бирмы и т. п., но об этом в дальнейшем.

Да, кстати, рассказывая, а точнее — упоминая Салманасара, мы совсем забыли сказать, что его папашу (тоже царя, который немало потрепал израильтян) звали не менее красиво: Титлатпаласар — вот как его звали!

Исправив недосмотр, мы продолжаем дальше свое захватывающее повествование.

Как раз в это время в Иудее завелся самый, пожалуй, знаменитый пророк — звали его Исайя. Вообще в те годы пророческий бизнес сильно процветал. Можно сказать, только ленивый не подавался в пророки, но, как говорится в другом месте и по другому поводу: «Много званых, но мало избранных». Вот Исайя как раз и был избранным. Кроме него было еще несколько, тоже знаменитых и тоже избранных типа Амоса, Иеремии и парочки других, но он все-таки был самый-самый. Все они, в сущности, были нудными типами, которые бесконечно всех учили жить. В их оправдание можно заметить, что делали они это с лучшими намерениями (если это является оправданием). Попутно они впервые высказали ряд дельных соображений по поводу социального устройства, справедливости, морали и всего такого прочего, но толку-то что: как тогда их никто всерьез не принимал, так и сегодня. По ходу пророчества их довольно часто заносило бог знает куда, и вот тут-то больше других отличался Исайя (почему и был самым-самым), который договорился до того, что-де однажды волк будет мирно лежать рядом с овечкой. Что тут сказать: сами понимаете — погорячился пророк.

В Израиле принято с уважением относиться к тому, что наговорили пророки, и делать вид, будто верят, что однажды все так и будет. Правда, Давид Бен-Гурион — человек крайне практичный, — публично поклявшись в том, что он разделяет веру пророка в мирное существование рядом овцы и волка, добавил, что даже при таком замечательном раскладе лучше все-таки быть волком. На всякий случай.

Итак, Ассирия расправилась с Израилем, а Иудея, сохранив (временно) свою независимость, стала ее вассалом. Но стоило Саргону преставиться — тут и борода не помогла, — как Иудея восстала. Царем в то время был славный малый по имени Хизия. Он нам симпатичен, поскольку заботился о будущем туризма и для этой цели построил много объектов, например — прорыл Силоамский туннель. По туннелю этому можно ходить и сегодня. Особенно это рекомендуется тем, кто любит гулять по пояс в воде и согнувшись в три погибели, чтобы не набить шишку. Еще он построил роскошную оборонительную стену — и широкую весьма, и кое-где высокую. Все эти красоты можно видеть в Иерусалиме.

К тому времени ассирийцы разгромили Вавилон и решили навести порядок на заднем дворе. Они захватили Яффо, по ходу дела сцепившись здесь с египетской армией, затем сожгли Лахиш (в этом можно убедиться самостоятельно), осадили Иерусалим и уже почти его захватили, но тут-то и пригодились евреям введенные еще Моисеем гигиенические нормы, потому что войска царя Сеинахириба (тоже красивое имя) покосил какой-то микроб или бацилла, а евреев не тронул.

*

Ассирийцы так были потрясены тем, что не смогли взять Иерусалим, что меньше чем через сто лет совершенно сникли и упали в руки восходящему Вавилону. Евреи, конечно же, радовались и, как всегда, зря, ибо Вавилон был ничуть не лучше Ассирии, а может и хуже.

Разница между Вавилонской империей и Ассирийской была огромной (мы, во всяком случае, в это верим), но вот одно у них было общее: это немыслимо благозвучные имена царей. Вот, к примеру: Ассирию развалил халдейский царь по имени Набопаласар, ему же наследовал Навуходоносор — вслушайтесь в дивную музыку этих имен: На-бо-па-ла-сар, На-ву-хо-до-но-сор… Так и хочется повторять… но-сор, ла-сар…

Но евреи в восторге отнюдь не были: им пришлось выучиться произносить это имя гладко и уважительно, как и следует произносить имя начальства — а именно им и стал Навуходоносор, который, разбив египтян, захватил Иудею. Судя по всему, выговаривать имя вавилонского царя (да еще небось не одно, а со всеми титулами) у евреев так и не получилось, и с горя они подняли мятеж. По первому разу Навуходоносор не сильно злобствовал. Взял дань и десять тысяч человек элиты забрал с собой, включая царя.

Среди этих людей были отборные воинские соединения, ремесленники, оружейные мастера и царский двор. Вообще когда знакомишься с тогдашними нравами, то поневоле восхищаешься либерализмом и терпимостью вавилонской культуры. Тех, кто сидел тихо, — не трогали, а тех, кто бунтовал, вместо того чтобы сослать в Сибирь, наоборот, переселяли в центр империи, да еще и с почестями и уважением. Ободренные таким обхождением оставшиеся евреи опять взбунтовались: возможно, им тоже хотелось с периферии в центр.

На этот раз Навуходоносор рассердился по-настоящему. Для начала он осадил Иерусалим, и осада эта длилась целых два года. Согласно логике, само восстание было бессмысленным и двухлетнее сидение в осажденной столице тоже, но, как две с половиной тысячи лет спустя справедливо заметил Владимир Жаботинский: «Логика — наука греческая, евреям без надобности». С другой же стороны, мы зря, наверное, бочку катим, ведь логику тогда греки еще не изобрели, поэтому евреи при всем желании не могли ею воспользоваться. Что же касается элементарного здравого смысла, то его евреям всегда недоставало. Это-то и разозлило Навуходоносора более всего: ведь понятно и очевидно, чем все закончится, зачем же эти бессмысленные страдания и потеря времени? Ну хорошо, погорячились, восстали, с кем не бывает, а теперь извинитесь, и заживем по-прежнему… Но нет: евреи продолжали свое упрямое сопротивление.

Что же было причиной такого упорства? Уверенность в поддержке Бога? Надежда на помощь (в данном случае Египта)? Вера в чудо? Переоценка своих сил и недооценка противника? Ответ однозначный: и то, и другое, и третье — все это свойственно евреям по сей день. Но было там и кое-что еще: отчаянное желание самим решать свою судьбу, предпочитать пусть дурного, но своего правителя — хорошему, но чужому.

Множество народов покорил Вавилон, но лишь один из них упорно, безнадежно и бессмысленно восставал против не такого уж дурного, в сущности, устройства. И эту свою черту: упрямое нежелание склонять шею перед любым, даже (и тем более) невредным захватчиком — евреи пронесут через многие-многие сотни лет.

В Иерусалиме между тем свирепствовали эпидемии, голод и все, что сопутствует длительным осадам: трупоедство и прочие малоаппетитные дела. Вавилоняне, обозленные этой долгой и утомительной кампанией, взяв город, сожгли его дотла, разрушили стены и Храм. Все это произошло 9-го дня месяца Ава по еврейскому (лунному) календарю. С тех пор именно на 9-е Ава выпадают самые трагические события еврейской истории. 9-го Ава был разрушен Второй Храм, 9-го Ава был подписан эдикт об изгнании евреев из Испании, на 9-е Ава выпала Хрустальная ночь, и много еще всяких других пакостей происходило и происходит в этот день, и в частности — невероятно подскакивает количество аварий на израильских дорогах.

Вавилоняне были люди старательные и город уничтожили вчистую, так что Иерусалима не стало, но следы уничтожения все-таки сохранились, как, например, остатки одной из башен городских ворот, а в ней — наконечники израильских и вавилонских стрел, и пещера Цедекии. Вход в эту пещеру находится между Цветочными воротами, или, как их еще называют, Иродовыми воротами, и Дамасскими воротами Старого города. Открыли ее в XIX веке, совершенно, разумеется, случайно: собака английского офицера погналась то ли за лисой, то ли за кроликом — это неважно — главное, что исчезла. Соответственно, офицер — а может, не офицер — тоже неважно — стал искать собаку и нашел вход в пещеру.

Таких историй хоть пруд пруди: почти все известные нам пещеры были открыты именно таким образом. Здешняя же пещера возникла при царе Соломоне, и в виде исключения это правда. То есть возникла она раньше, но во времена Соломона в ней добывали камень — вырубали блоки для строительства Храма. Узнав про это, в пещеру повадились ходить масоны, которые, как известно, с царем Соломоном повязаны интересом к строительству. Здесь они устраивали тайные радения, и с тех пор на сводах этой пещеры копотью выведена всякая масонская символика и тексты типа: «Здесь был масон Вася. 1854 г.». Сама пещера очень немаленькая, и, говорят, ходы из нее (подземные, разумеется) ведут аж до самого Иерихона. Вот туда-то и намылился царь Цедекия (тот самый, который неосмотрительно взбунтовался против Навуходоносора) со своей конной свитой, но ничего у него не получилось, ибо вавилоняне его поймали. Поначалу они казнили на его глазах его сыновей, а для того, чтобы это зрелище не было смыто последующими зрительными впечатлениями, бедному Цедекии глаза тут же и выкололи. Так вот: на том самом месте, где произошло это не лишенное трагизма событие, пробился источник. Точнее, это не источник, а слезы бедного царя Цедекии, которые, не пересыхая, текут вот уже третье тысячелетие подряд.

Самого же Цедекию увели в Вавилон вместе со всем еврейским населением Иудеи (кроме тех, кто остался). Так вот, когда вы доберетесь до стекающих по каменной стене слез, вспомните наш рассказ и то, что мы не успели рассказать: дымящиеся от крови мечи, трупы, лужи крови, вспышки факелов, хрипы умирающих, стоны, мольбы бедного царя, ржание лошадей — и знайте: это было именно здесь!

Итак, народ был уведен в вавилонское пленение, а большинство тех, кто остались, в скором времени удрали в Египет. Супротив всяких ожиданий с евреями в Вавилоне обращались вовсе неплохо. Большинство из них поселились вокруг большого города Нипура на берегах Евфрата (именно там возникло первое поселение, известное под именем Тель-Авив), где им, вместо того чтобы обратить в рабов, дали землю. У них было самоуправление, а те представители царского дома, которых под горячую руку не кончили в Иерусалиме, пользовались при дворе Навуходоносора почетом и уважением. Евреи даже обзавелись собственным пророком — Иезекилем, который сочинил известный негритянский блюз про сухие кости. Кроме того, именно ему пришла в голову мысль, широко известная населению Советского Союза в лаконичном исполнении Иосифа Сталина, а именно: что сын за отца не отвечает. У пророка это звучало длиннее: сын не понесет вины отца, а отец не понесет вины сына.

Все то время, что евреи не работали на своих земельных участках, не молились и не слушали пророка, они вешали свои арфы на тростники, растущие у Евфрата, и предавались плачу на реках вавилонских. Делали они это очень красиво, и подтверждение их музыкально-вокальным талантам можно найти в знаменитом хоре евреев из оперы Верди «Набукко».

Вообще-то опера должна была называться «Навуходоносор», но Верди (как и многие до и после него) был не в состоянии не то что упомнить — произнести такое длинное слово. Кроме того, ему было очевидно, что оперу с таким названием непременно освищут, и таким образом славное имя великого вавилонского царя сократилось до, прости господи, собачьей клички. Как нам тут еще раз не воскликнуть: «Sic transit gloria mundi!»

Только-только бедные изгнанники успели обжиться и довести свои плачи до вершины вокального совершенства, как произошел очередной катаклизм: время, отведенное Вавилонии на исторической арене, закончилось, и на нее вышла новая героиня — Персия во главе со своим царем Киром.

Кир был еще большим либералом, чем Навуходоносор: поборник свободы культа, рыночной экономики, национальной терпимости и прав личности. Красавец, спортсмен, интеллектуал, он являет собой живейший контраст макаке, которая сегодня правит Ираном.

Увидев, а точнее — услышав евреев, он до того проникся их печальными стенаниями, что немедленно распорядился отправить их на родину. К его удивлению, евреи вцепились в тростники, на которых висели их арфы, и заверещали еще горестнее. Этот плач растрогал царя до глубины души, и он распорядился не только восстановить Храм, но и оплатить все расходы на его строительство. В ответ евреи возопили еще жалобнее и вцепились в тростники еще крепче. Со слезами на глазах Кир повелел вернуть евреям всю храмовую утварь, сокровища и прочие причиндалы, кои реквизировал Набукко (в конце концов, если Верди можно, то почему нам нельзя?). Евреи переглянулись и спели на бис. Так началась Диаспора, Галут, Рассеяние — это уж каждый называет, как хочет. В результате наиболее музыкальная часть народа осталась в Вавилоне и продолжала с искренним чувством оплакивать свое изгнание, а тех, у кого со слухом и вокальными способностями было похуже, вытолкали взашей назад в Иудею. Обещав, как это у евреев повелось на многие столетия, помогать им деньгами и советами.

*

Дело тянулось, цари менялись, но через семьдесят лет после разрушения Первого Храма был построен Второй. Так себе. Не чета первому. Но все-таки Храм. А тут еще из Вавилона заявилось несколько тысяч евреев (наверное, охрипли) во главе с неким Ездрой. А за ним еще и Нехемия, которого царь Артаксеркс назначил наместником Иудеи. И Нехемия немедленно стал строить стену — ту же самую, что ранее построил Хизия (он же Езекия, он же Хизкияху). Понимать это надо так, что некоторые археологи делают ставку на Хизию, а некоторые — на Нехемию, но стена-то вот она! Построив уже построенную стену, евреи учинили праздник, поклявшись соблюдать субботу и все такое.

В общем, далее не очень интересно, а точнее — интересно, но лишь узким религиозным, археологическим и историческим специалистам. А потом в стране Израиля появляется одна из самых незаурядных личностей мировой истории — сам Александр Македонский.

Глава 18

Этот человек, правильнее будет сказать «молодой человек», за свою короткую жизнь придумал идеи, которые начинают воплощаться лишь в XXI веке: взаимное сближение культур, глобализм и все такое прочее. Этот уроженец провинциального балканского царства был настоящим космополитом и мир видел не одной гигантской общей тюрьмой, не дикими джунглями, в которых все воюют со всеми, но переливающуюся разными красками мозаику, в которой есть место всем и каждому.

В 332 году до н. э., за два года до знаменитой битвы у Гавгамел, войска Александра беспрепятственно вошли в Палестину. Лишь Газа доставила им неприятности, но она всегда и всем доставляла одни только неприятности и продолжает заниматься этим по сей день.

Здесь, на горе Скопус, возвышающейся над Иерусалимом, встретила Александра делегация израильтян во главе с первосвященником Шимоном, прозванным Праведником. (Возможно, он таковым и являлся.) Это было значительно большим событием, нежели просто встреча молодого полководца — ему было всего двадцать три года — с престарелым религиозным лидером. Впервые лицом к лицу встретились два мира — греческий и иудейский, — два мира, которым было суждено совместно заложить основы европейской цивилизации. С этих пор взаимно обогащающее друг друга противостояние Афины—Иерусалим становится залогом развития Европы.

Свита Александра полагала, что он прикажет первосвященника казнить, а город — разграбить, поскольку на недавнее (через послов) предложение Александра оставить персов и перейти на его сторону первосвященник с достоинством ответил, что присягнул Дарию не поднимать против него оружие, а слово привык держать. Александр рассердился, и, понятное дело, люди его ожидали от него вполне определенных шагов. Но то, что Александр сделал, привело их в полное недоумение. Ибо он глубоко поклонился первосвященнику и первым его поприветствовал, а когда соратник Парменион осведомился о причинах такого странного поведения, объяснил, что именно этого старика и именно в этой одежде (кстати, Шимон по случаю встречи с Александром оделся очень шикарно) он видел во сне, когда обдумывал, как завоевать Азию. Так вот именно этот старик в этой самой одежде ободрил царя и посоветовал не тянуть резину, а быстро переправляться через Геллеспонт.

Вот такая фишка! Теперь, между нами, зачем Александру было врать? Что он с этого имел? Ничего! Значит, все так оно и было, и было это в городе Диа. К сожалению, насколько нам известно, город этот больше не существует, и мы не можем указать на место, где именно Александр увидел во сне Шимона. Да и вообще это было в Македонии.

В ходе встречи Александр изъявил желание поставить свою статую в Храме, чем вызвал тихую панику в рядах священников, ибо, как известно, статуи в Храме запрещены напрочь, а голая — Александр любил изображаться в обнаженном виде — это уже совсем! И тут Шимон сделал Александру предложение, от которого тот не смог отказаться. «Статуя, — сказал первосвященник, пожав плечами, — недостойна тебя, Александр, — поди знай, что с ней может случиться: то нос отвалится, то, упаси боже, сам знаешь что… Какая уж тут достойная тебя вечность? То ли дело, если мы твое имя внесем в список рекомендуемых нами еврейских имен и для начала всех первенцев мужского пола, кто родится в этом году, назовем Александр». Александр был, как мы уже говорили, незаурядный человек и быстро смекнул, что почем. На этом порешили и разошлись, довольные друг другом.

Александр двинулся навстречу своим великим победам и скорой, через десять лет, смерти.

*

Он не мог жить без войны. Сохранилась древняя легенда, будто у него были  два рога, росших остриями внутрь. И как только он прекращал свои походы, они впивались ему в мозг, и он кричал от боли.

Где он похоронен, в точности неизвестно, но во всяком случае не в Израиле, а могилка Шимона Праведника — вот она, на Шхемской улице в иерусалимском районе Вади-Джоз. После смерти Александра его генералы, которых звали диадохи (по-гречески — преемники), лишенные его талантов, а главное — абсолютно чуждые идеям Александра, передрались друг с другом, и в результате трое самых крутых разорвали империю на три части. Израиль сперва достался Птоломею, который царствовал в Александрии.

Поначалу все было хорошо, а потом, как водится, стало плохо. Но это потом, а пока евреи впитывали греческую мудрость, а греки наоборот.

Птоломей IV Филадельф зазвал в знаменитую Александрийскую библиотеку семьдесят двух еврейских мудрецов (на полный пансион!), с тем чтобы они перевели ему Библию (ее канонический текст установился в конце персидского правления) на греческий. Мудрецы засели за работу, каждый поодиночке, а когда переводы были готовы, то выяснилось, что в них все совпадает досконально, вплоть до точек и запятых. Пораженные греки назвали этот перевод «Септуагинта» — «Семидесятница». Почему они не назвали его «Семидесятидватница» — очевидно: для греков главное — красота, а «Семидесятница» звучит красивее. Для евреев же главное — точность, и каждый читающий нашу книгу может в этом убедиться воочию.

*

В эпоху Птоломеев евреи вкусили от эллинского духа, и многим из них понравилось. Не забудем, что эллинизм был последним криком моды — а кто же устоит перед модой? Евреи второй раз (первый был в Египте, но с неудачными последствиями) приобщились к большому, воистину большому миру. Они перенимали стиль одежды, способы ведения сельского хозяйства, греческие имена и многое другое. При всем при том греки смотрели на евреев сверху вниз, и не без оснований: у греков было много разных богов, а у евреев — один; у греков было много красивых храмов, а у евреев опять же один, да и тот так себе; и наконец, у греков было много разных книг, написанных Платоном, Аристотелем и другими выдающимися философами, а у евреев всего одна, идеи которой были греками более чем чужды, и еще у греков были театр с комедией и драмой, скульптура и прочие художества, а у евреев — пшик.

Часть евреев была совершенно очарована новым миром. По-ученому их называют «эллинисты», а в народе их звали «обгреченные». Другая же часть (как правило, победнее и попроще) от греков и их культуры нос воротила, заявляя: нам их красоты не надобно, нам в своем болоте сидеть приятнее, у нас свои ценности имеются, — их звали «хасиды» («приверженцы»).

Две эти группы любви большой друг к другу не питали и в полемике частенько прибегали к кулачным аргументам. Трудно сказать, чем бы кончилось дело, если бы ев­реев оставили в покое, но их в покое не оставили. (Вообще, ежели очень не любить евреев, лучше их вообще не трогать, тогда они сами с собой разберутся. Почему-то такая простая мысль никому не приходит в голову вот уже две с лишним тысячи лет.)

На этот раз евреям помешали жить спокойно Селевкиды, то есть потомки диадоха, которому досталась Сирия с ее окрестностями. Селевкиды потеснили Птоломеев, Иудея перешла в их сферу влияния, и вот тут-то начались неприятности. Ибо то, что раньше евреи делали по собственной воле, теперь им навязывалось насильно, а это уже евреям не понравилось: они всегда были восприимчивее к прянику, нежели к кнуту. В результате евреи возмутились, и тогда царь Антиох IV захватил Иерусалим, запретил соблюдать субботу, Храм осквернил, превратил в святилище Зевса, где ко всему еще и отправляли культ Диониса, и, что уже выходило за все рамки, попытался заставить евреев есть свинину.

Тут возмутились даже те, кто раньше с удовольствием ее употреблял: одно дело — есть свинину потому, что вкусно, и совсем другое — потому, что так велели. Конечно, не обошлось без соглашателей, но большинство народу было готово постоять за свое «из принципа». И вот это «из принципа» оказалось мощной пружиной, и восстал еврейский народ.

Волею судеб во главе этого бунта оказался священник Матитьягу из рода Хасмонеев со своими сыновьями. Жили они прежде в деревушке Модиин. Поначалу греки не придали большого значения этой мелкой (как им казалось) смуте, но репрессивный поход губернатора Рамаллы и Бир-Зейта закончился полным разгромом греков. Тогда против мятежников двинулся достаточно известный генерал по имени Сирон. Но и его постигла та же участь. Произошло это в ущелье Бейт-Харон на шоссе № 443. Здесь же через некоторое время старший сын Матитьягу Иегуда, прозванный Молотом — Маккавеем, уничтожил армию Никанора, а сам генерал был убит. Еще через много лет здесь же во время Великого восстания евреи нанесли сокрушительное поражение Двенадцатому римскому легиону под командованием Цестия Галла.

Короче, интересное местечко это ущелье: все, о чем мы говорили, было именно здесь!

Итак, профессиональная армия, превышающая силы народного еврейского ополчения в пятнадцать раз (!), как это было в битве при Бет-Цуре к северу от Хеврона (греки были так уверены в победе, что в обозе армии было много работорговцев, надеявшихся поживиться живым товаром), терпит сокрушительное поражение. Знаменитый полководец, наместник всего Ближнего Востока Лисий с трудом спасается бегством. Наследники победоносных диадохов армии великого Александра оказываются бессильными перед любительскими отрядами Иегуды Маккавея. В результате Маккавеи захватывают Иерусалим и провозглашают независимость.

Глава 19

Ночью 16 апреля 1988 года на своей роскошной вилле в Тунисе в результате дерзкой ночной операции был уничтожен руково­дитель военного отдела ООП (Организация Освобождения Палестины) Абу Джихад — один из наиболее экстремистских лидеров ООП, на совести которого много израильских жизней.

На следующее утро руководство ООП на пресс-конференции, созванной по этому поводу, обвинило Израиль в ликвидации достойного члена террористического братства. «Откуда вам известно, что это были израильтяне?» — спросил один из журналистов (взаимные покушения в среде палестинских единомышленников — обычное дело). «Но это очевидно, — удивился представитель ООП, — они не тронули ни жену, ни детей».

Так же как и тысячи лет назад, оставляя плуг и мотыгу, брали в руки меч и становились в строй люди Иегуды Маккавея, Иоханана Гисхальского, Бар-Кохбы, так сегодня ежегодно выключают станок или компьютер, закрывают крышку рояля, натягивают форму и уходят на армейскую службу их потомки. Уходят на разный срок: от нескольких дней до месяцев, в зависимости от надобности. Как тысячи лет назад, так и сегодня основой армии Израиля являются резервисты. Израиль, может быть, единственная страна в мире, где невозможен военный переворот и военная диктатура, ибо армией по сути дела является все население. Это и самая демократичная армия в мире, и дело даже не в некоей органической неприязни израильтян к любому виду шагистики и внешней показухи (вид израильского солдата способен стать причиной инфаркта генерала и старшины любой другой армии) — дело в том, что твой подчиненный на гражданке может быть твоим командиром в армии, равным образом, как твой сосед или зять.

В свое время евреи считались одними из лучших солдат Древнего мира. Даже яро ненавидевший евреев Аполлоний Малон вынужден был процедить: «Евреи в бою подменяют храбрость безумной и дерзкой отвагой». Римский историк Дион Кассий, как и подобает римлянину, был прямее и проще грека: «Полководец Юлий Север не осмелился напасть на евреев, видя их численность и отчаянную храбрость». Кстати, о численности: Александр завоевал мир с тридцатью двумя тысячами соратников, а чтобы взять Иерусалим, Риму понадобилось восемьдесят тысяч солдат (на еврейской стороне было двадцать три тысячи защитников).

Они — кучка землепашцев — смогли расшатать и подготовить падение Селевкидской империи — наследников самого Македонского. Они — единственные, кроме Ганнибала, заставили попотеть римлян, несколько лет сражаясь и одерживая победы над владыками всей Ойкумены. И сегодня, вот уже более полувека, они ухитряются выстоять против противника, численно превосходящего их не в десятки — в сотни раз.

*

Три фактора обусловили — в обстоятельствах хуже некуда — победы в Войне за независимость (1948), в Шестидневной войне (1967) и в Войне Судного дня (1973): народность армии, профессионализм и выучка, а также готовность к импровизации и нестандартным решениям.

Эти черты были свойственны всем без исключения великим израильским военачальникам от Моше Даяна и Игаля Алона до Рафуля и Арика Шарона. Тем не менее соблазнительно обратиться к трем образам, как бы символизирующим каждую из них.

Неподалеку от знаменитого некрополя Бейт-Шеарим (о нем чуть ниже) на холме находится уникальнейшая достопримечательность Израиля: бронзовый всадник обозревает раскинувшуюся перед ним Изреельскую долину. Скульптура эта не привлечет внимание среднего европейца: улицы и площади европейского континента забиты бронзовыми эскадронами. Но здесь, на бескрайних просторах маленькой страны это единственная конная статуя, и изображает она не императора, не генерала или принца, короче — не тех, кого принято запечатлевать на великолепных лошадях, а простого еврейского крестьянина по имени Александр Зайд.

Родился будущий бронзовый персонаж в 1886 году в Сибири, в городе с симпатичным названием Балаганск, а в Палестину явился в восемнадцать лет. Сильный поджарый сибиряк, не привыкший уступать дорогу, он был просто поражен, что евреи, ожесточенно пытающиеся возродить иссохшую землю, являлись беззащитными жертвами арабов, беспрепятственно нападавших на еврейские поселения и плантации. Которые и грабили при этом, разумеется. Настолько не умели в ту пору евреи отражать эти бандитские набеги, что арабы называли их презрительно — «дети смерти».

Можно сказать, что душа Александра Зайда была этим неприятно уязвлена. А потом в Зихрон-Яакове все теми же арабами было уязвлено еще и тело. Оправившись от ранения, Зайд понял, что рассчитывать можно только на себя. Примером ему вполне могли послужить черкесы, которых арабы за версту обходили, несмотря на то, что их было ничуть не больше, чем евреев, но которые, в отличие от евреев, на любую агрессивную попытку отвечали так, что у арабов навсегда исчезло желание с ними связываться. И вот вместе с еще шестью товарищами, среди которых был и будущий президент страны Ицхак Бен-Цви, сибиряк Александр Зайд в 1907 году основал тайную команду самообороны под названием «Бар-Гиора», а в 1909-м —явную, которую назвали «Ха-Шомер», то есть «Страж». И было это в деревне Кфар-Тавор, что под горой Фавор, где теперь среди прочего делают хорошее вино, так что когда вы приедете полюбоваться на знаменитую Фаворскую гору и попьете таворского вина, то знайте, именно здесь с этой самой группы «Страж» и началась история Армии обороны Израиля.

Вскорости «стражи» скакали на лошадях не хуже черкесов и арабов, а стреляли еще и лучше. Их работой была охрана еврейских поселений и плантаций. Все они говорили на арабском, а многие из них переняли от арабов манеру одеваться, разговаривать, пить кофе. Вот только водку они пили по-русски и пели русские песни, как рассказывал нам один наш приятель, родившийся в поселении, которое теперь называется Бейт-Шеарим, а тогда называлось Шейх-Абрек, по имени чудотворца шейха, чья гробница находится как раз около памятника Зайду, — тут Зайд поселился в 1926 году. Наш приятель застал те времена еще мальчишкой, и на свою бармицву он отправился, сидя на спине того самого, ныне бронзового, коня Александра Зайда, которого вели под уздцы два сына Зайда. Те самые два сына, что достойно отомстили за своего отца, убитого подлым выстрелом в спину в 1938 году.

Надо сказать, что именно Зайду мы обязаны одним из самых интересных туристических объектов на территории Израиля, а именно — некрополем Бейт-Шеарим. Все началось в лучших традициях великих археологических открытий: у Зайда пропала коза. Не лисица, не собака, а коза. Зайд пошел искать козу, а нашел замечательные пещеры с роскошными саркофагами. Сведения о том, нашел ли Зайд козу, у нас отсутствуют, но мы уверены, что тоже нашел, такой он был человек. Когда-то здесь был город, и в нем даже останавливался знаменитый историк Иосиф Флавий, в ту пору один из руководителей Великого восстания против Рима. Город этот построила принцесса Береника, известная красавица (о ней чуть позже). Но главное, что именно здесь, в этих пещерах, точнее — не во всех, а в одной, похоронен рабби Иегуда ха-Наси. Тот самый, под руководством которого Синедрион — высшее религиозное еврейское учреждение — окончательно привел в порядок и записал Мишну (устное учение), основную часть Талмуда. Завершив свою историческую миссию, рабби помер, и его похоронили, как уже сказано, именно здесь.

Поскольку рабби был неимоверно знаменит и праведен, то место, где он упокоился, немедленно вошло в моду, и за право быть здесь похороненным начали биться не на жизнь, а на смерть лучшие люди эпохи. Похожая история произошла и с новоустроенным кладбищем Пер-Лашез в Париже — там, чтобы приманить покойничков, похоронили якобы череп Мольера, до того обитавший в «Комеди Франсез». И так же получилось в Переделкино после похорон Пастернака и в поселке Комарове под Питером, кладбище которого украсила собой Анна Ахматова, и теперь туда простому человеку не пробиться. Так вот, здесь, в пещерах, — более двухсот саркофагов, и мы с гордостью отметим, что сразу так много саркофагов не находили нигде! На многих саркофагах есть изображения зверей и птиц, и даже люди встречаются, что наводит на мысли, изложенные в главе об искусстве. По надписям понятно, что народишко тянулся сюда аж из Бейрута, Антиохии и Сидона. Город разрушили после очередного еврейского восстания. В тридцатых—сороковых годах XX века в этих пещерах в тайне от англичан проводили стрельбища и хранили оружие…

Здесь мы рекомендуем посетить находящееся неподалеку местечко под названием Циппори, потому что там сохранилось множество дивных мозаик, самая знамени­тая из которых получила прозвище «Мона Лиза из Галилеи». Кроме того, в одном из домов нашли сортир со сливной системой, а в ванной комнате — надпись «Гигиена» на греческом языке!

Вообще-то это поселение существует аж со времен Иисуса Навина. И масса диковинных событий происходила в нем: так, например, в 37 году до н. э. царь Ирод попал здесь в снежную бурю. Надо же такому случиться! (С тех пор здесь снега в глаза не видели.) Здесь жили родители Девы Марии — Иоахим и Анна, здесь при крестоносцах (тогда это место называлось на французский манер Ле-Сифори) останавливался король Ги. И именно в здешней церкви 2 июля 1187 года собрался воен­ный совет перед решающей битвой с Саладином у Карней-Хиттин.

Короче, все это (и много другого) было здесь, здесь, здесь, именно здесь!!!

Вернемся, однако, к людям, чьи характер и дела наложили неизгладимый отпечаток на будущую Армию обороны Израиля.

Наш следующий персонаж выходит на сцену, когда с нее сходит Александр Зайд. Его имя — Чарльз Орд Вингейт. Евреи звали его — Друг. В отличие от дальнего своего родственника Лоуренса Аравийского он встает на сторону евреев. Вингейт родился в Индии в семье военного, закончил Британскую военную академию, послужил в Африке и в чине капитана прибыл в Палестину в 1936 году.

На протяжении истории время от времени появляются люди, которых некая иррациональная сила так и тянет к еврейскому народу, и Вингейт был одним из них. «Когда я приехал в Палестину, — писал он, — то обнаружил там народ, на который в течение многих веков глядели свысока, который был презираем, но который остался непреклонным и начал заново строить свою страну. Я почувствовал себя частицей этого народа».

С Библией в руках он обошел всю страну. В это время по всей Палестине полыхал арабский мятеж, направленный не только и не столько против евреев, сколько против англичан. Вингейт уговорил начальство создать ночные эскадроны особого назначения и туда, вместе с английскими военными, брать евреев. Своему родственнику, занимавшему высокое положение в британской иерархии, он сообщил: «Я видел молодых евреев в киббуцах. Уверяю тебя, из них могут получиться солдаты получше наших. Их надо только обучить». И Вингейт взялся за обучение. Через некоторое время он пишет: «Евреи доказали свою способность быстро овладевать необходимой по ночам тактикой, они дисциплинированны и самоотверженны». «Евреи научат арабов бояться ночи больше, чем дня» — это тоже слова Вингейта. Он оказался прав. История любит красивые совпадения: первое сражение бойцы Вингейта провели в арабской деревне Дабурия, напротив той самой еврейской деревни Кфар-Тавор, где при участии Александра Зайда была создана организация «Ха-Шомер» — «Страж».

Профессионализм, ясность и незаурядность военного мышления Вингейта наложили неизгладимый отпечаток на его молодых бойцов. А среди них были лучшие военачальники будущей израильской армии: Моше Даян, Игаль Алон, Хаим Ласков, Яков Дрори.

Вингейт страстно жаждал союза Британии и евреев: «На Ближнем Востоке полагаться можно только на евреев». Такая точка зрения находилась в полном противоречии с точкой зрения мандаринов Форрин-офис. Вингейта отозвали в Англию. «Вингейт — хороший солдат. Однако… интересы евреев в его глазах важнее интересов Британии. Не следует давать ему возможность еще раз прибыть в Палестину» — такая характеристика появилась в его личном деле.

Познакомившись с Вингейтом, Черчилль замечает: «Я чувствую себя в присутствии великого человека». Черчилль не был щедр на подобные замечания. Позднее он назовет Вингейта «гениальным».

В 1942 году Вингейт назначен командующим британскими войсками в Бирме.

Генерал Чарльз Орд Вингейт погиб в авиационной катастрофе в 1944 году. Сорока лет от роду. В Израиле именем Друга названы улицы и площади городов. Его имя носит Институт физической культуры.

Третий наш герой — тот, кого сэр Исайя Берлин называл «еврейским Гарибальди», — Ицхак Саде родился в Риге в семье богатого купца. Натура страстная, безудержная, он в молодости увлекается спортом. Бокс. Футбол. Борьба. Затем искусство, любовь к которому он проносит через всю свою жизнь — он даже открывает галерею.

В 1914 году Ицхак Саде добровольцем уходит на фронт.

В 1917 году он в Петрограде — эсер, митингует, дружит с Гутенбергом (о нем позже). Впрочем, когда происходит большевистский переворот, он вступает в Красную армию — «из любви к действию», как он потом признавался своему племяннику, тому самому сэру Исайе, знаменитому философу XX века и последней любви Анны Ахматовой. Красную армию он покинул как «жестокую и непримиримую» и перешел к белым, с которыми дошел до Феодосии. Там у костра он становится свидетелем разговора, определившего его судьбу. Офицеры рассуждают о непременной после победы расправе с евреями. Ицхак Саде добирается до Палестины, где тут же ввязывается в беспорядки и попадает в тюрьму. Жена Верховного комиссара Палестины, сэра Герберта Сэмюэля, навещая арестованных, задает ему вопрос: «В чем ваше преступление?» Ответ Саде: «Я сражаюсь за свободу повсюду, где нахожусь. Все чиновники — мои враги. Я сражался с красными против белых, с белыми против красных, я сражаюсь с евреями против англичан. Готов допустить, что однажды я буду с арабами сражаться против евреев или еще кого-нибудь другого».

Срок Саде удвоили. В Палестине поначалу он работает в каменоломне — физически он всегда был необычайно силен и до старости баловался пудовой гирей, — но вскоре руководство ХАГАНЫ — организации еврейской обороны, созданной в 1920 году, — обращается к нему с просьбой принять командование отрядами в Иерусалиме. И тогда Саде формулирует принципы, которые надолго определят стиль мышления израильской армии: мы не должны сидеть, как куры в курятнике, и ждать нападения врага. Перехваченная инициатива — залог победы. Мы должны первыми наносить удары там, где они меньше всего ждут.

Саде создает мобильные отряды, действующие в основном ночью. В 1937 году таких бойцов уже шестьсот человек. «Его влияние на нас было безграничным, — говорил о Саде будущий генерал израильской армии Игаль Алон, — перед нами открылся мир романтики и благородства, мир чести и боевого товарищества». Но когда появляется Вингейт, то лучших своих бойцов Саде передает ему, ибо понимает, что Вингейт — настоящий профессионал. После гибели Вингейта он скажет: «Мы сделали бы то же самое, но в меньшем объеме и не столь талантливо».

В мае 1941 года он собирает ударные роты — «Пальмах», которыми командует до 1945-го, после чего передает командование Алону. В 1948 году он создает бронетанковые силы Израиля. С собой он забирает Натана Альтермана — великого израильского поэта. «Не дело национальному поэту протирать штаны в кафе, когда судьба народа решается на поле боя», — заявил он. Правда, к боям он Альтермана не подпускал: «Ты же национальное достояние. Смотри издалека». — «Перестань, — ответил Альтерман, — ты меня сюда не для истории затащил, а чтобы было с кем выпить после боя». (Пить они оба умели и любили.)

Бывало, Саде мчался на позиции врага на лошади, и один вид этого человека с растрепанной седой бородой и гранатами в поднятых руках заставлял арабов разбегаться. «Человек львиной храбрости» — так писал о нем сэр Исайя. И мы ему верим, потому что если не верить самому сэру Исайе, то кому вообще можно верить?

После Войны за независимость его отправили в отставку: Бен-Гурион недолюбливал этого богемистого выпивоху и гуляку, а главное — анархиста. Жил и умер Ицхак Саде в Яффо.

И вот еще одно славное совпадение. Помните козу Александра Зайда? Так вот, у Саде тоже была коза. Правда, никаких археологических открытий он с ее помощью не совершил. Честно говоря, она ему вообще была не нужна. Он держал ее только потому, что это было запрещено израильскими законами, а он считал, что идиотские правила необходимо нарушать. Вот такой человек был Ицхак Саде. Так что если будете гулять по Яффо и на улице Зихрон-Кдушим пройдете мимо дома номер 3, то вспомните Ицхака Саде и его козу и знайте: это было здесь!

После провозглашения независимости Бен-Гурион распустил «Пальмах» и убрал ветеранов, объявив о создании регулярной Армии обороны. Ему нужна была «настоящая армия, как у людей», а не партизанская вольница. Он даже гимн «Пальмаха» запретил исполнять в своем присутствии. И появилась армия, которая была и профессиональной современной армией, и — в этом ее уникальность — народной. Ставка делалась не на регулярные части, а на резерв, которым было практически все боеспособное население, регулярно проходящее переподготовку. Именно резервисты спасли страну в тяжелейшей Войне Судного дня в 1973 году. Одним из них был легендарный Цвика, который, пересев в танк из своего автомобиля и собрав еще горстку танкистов, поднялся на Голанские высоты как раз тогда, когда сирийские танковые колонны сминали вцепившихся в землю солдат Рафуля.

Танкисты Кахалани тоже отчаянно сражались, но перевес сирийских танков был огромен: десять к одному. Именно тогда Кахалани и Рафуль услышали по рации спокойный голос Цвики: «Держитесь, я здесь». Под покровом темноты Цвика ухитрился сделать так, что сирийцы решили, будто им в тыл зашла танковая армия, а было там всего четыре танка, в соотношении один к пятидесяти. К утру израильтянам удалось переломить ход сражения в свою пользу. В этой же войне маневром, который изучается теперь во всех военных академиях мира, Арик Шарон замкнул в «котел» вторгшуюся на Синайский полуостров египетскую армию. К концу войны израильская армия находилась в ста километрах от Каира и в тридцати — от Дамаска. И тем не менее эта блистательная победа была воспринята как поражение, ибо Израиль не может позволить себе воевать на собственной территории по причине практического отсутствия оной. Успешная война, по израильским понятиям, — это классический блицкриг, какой была Шестидневная война 1967 года. В Израиле нет тыла. Среди прочего и это служит причиной высокой мотивации израильских солдат.

Из других особенностей израильской армии можно назвать хорошее обучение и отбор: по служебной лестнице продвигаются лучшие из лучших. В Войне за независимость генералами становились в двадцать с небол­шим лет, и сегодня, если офицер не стал генералом к сорока годам, шансов получить генеральский чину него мало.

Среди частей, из которых состоит армия, надо отметить в первую очередь военно-воздушные силы — они считаются лучшими в мире. Система подготовки летчиков доведена до совершенства, но так же до совершенства доведена система наземного обслуживания. Так, для того, чтобы вернуть самолет в небо, израильтянам требуется двадцать минут, когда обычно это занимает несколько часов.