Смерть наудачу Михальчук Владимир
– Хрррр-тьфу! Знаете, после того как удалился тот русалкин, «Смелый рык» точно второе дыхание получил.
– Простите, я не силен в морской терминологии. Что значит «второе дыхание»?
– То же, что и в жизни сухопутных вшей. Это значит, что парому стало легче плыть!
– Все равно не понимаю.
– Тьфу! Примерно на полдороге к Валибуру, где-то между Слоновьим мысом и Архипелагом Трех Чертей, на борту начало твориться что-то неладное. Хррр…
Капитан рассказал, что за время плавания судно едва не утонуло. Причем целых восемь раз!
– Будто бы нам сотня белых тигров перебежала дорогу, – продолжил гном. – Ну, знаете, невезуха началась. Страшная! Никакого фарта, удачи, точно упырь нагадил[5].
А мне казалось, что находящаяся тогда на «Смелом рыке» статуэтка бога удачи, наоборот, должна была обезопасить плавание. Хотя, вероятнее всего, подарок из Астурского графства являлся всего лишь окруженной легендами безделушкой.
– Вы не поверите, – жаловался господин Дегоргус. – Дважды мы чуть не напоролись на рифы, трижды на горизонте появлялись голубые пираты. И бессчетное количество раз пассажиры вываливались за борт. Самое трудное плавание из всех, что мне довелось совершить за двести лет службы!
– Но ведь все обошлось?
– Ну да, – кивнул бородач. – Не считая утонувшего матроса и нескольких разбитых рюмок в ресторане, рейс прошел удачно. С меньшими потерями, чем в предыдущих. Даже кита не пучило после встречи с косяком подводных чертенят…
Хм, возможно, статуэтка дра’Амора не такое уж и барахло. Что, если она исправила судьбу обреченного на сокрушительную гибель «Смелого рыка»?
Я еще раз поблагодарил капитана за интересные факты и пошел к Баглентайту. Мне надлежало слегка привести его в порядок перед выходом на берег.
Паром под радостное фырканье кита вошел в маленькую бухту. Судно углубилось в тихую заводь, окруженную цветущими пальмами.
– Глубокоуважаемые пассажиры, приготовьтесь к увлекательной прогулке по Солнечной дорожке – одному из Шестнадцати Великих Чудес Большого Мира! Вы своими глазами увидите мост, сотканный из миллионов солнечных лучей, сможете искупаться в солнечной ванне. А счастливчики из числа тех, кто приобрел билеты государственной валибурской лотереи, проведут незабываемый час в борделе «Два светила». Добро пожаловать, граждане! – сообщили колдовские динамики. И добавили, более сухо: – Жители Солнечного острова, не забывайте багаж в каютах. Утерянные и забытые вещи не возвращаются до повторного прибытия парома в ваш порт…
Баглентайт, не раздеваясь, развалился на узенькой койке. На его угловатом лице расплылась довольная улыбка. В следующую минуту я понял – почему. В ванной отсутствовал казенный флакон одеколона. Нашелся он в твердо сжатом кулаке посла. Нетрудно догадаться – совершенно пустой.
Граф счастливо похрапывал. Из приоткрытого рта несло проспиртованным кориандром.
Пытаясь не вдыхать запахи диковинного перегара, я взвалил посла на плечи и вышел с ним на палубу.
У трапа никто не окликнул нас, чтобы поинтересоваться, куда девались двое временных телохранителей дра’Амора. Я загрустил, вспомнив об ответственных ребятах, погибших из-за моей доверчивости.
Ну, демоны, вы еще ответите за смерть замечательных русалкиных и моего друга! Жаль, что до сих пор мне встречались только ваши глупые слуги.
Но время покажет, кто тут прав, а кому – «Каратель» в сердце. Дайте только найти статуэтку Аркшона.
Глава 13
Статуэтка
Солнечный, или остров Солнц, официально приписывают к государству Валибур как автономную административную единицу. Но фактически этот клочок песка, скалистых берегов и зеленых пальм принадлежит только народу русалкиных.
Территория Солнечного не изобилует свободным пространством. Она примерно в три раза меньше проспекта Темного света. Словом – мелкий пятачок земли посреди моря.
Кроме двух сотен хибар, расставленных вокруг четырехэтажного здания Администрации, здесь не увидишь ничего. Ну, разве что парочку пляжей, мелкое озерцо в центре островка. Да Солнечную дорожку.
Найти владельца расквашенного носа не составило особого труда. Благодаря Грабасу я владел информацией о троице профессиональных воров, обитающих на острове.
Первый подозреваемый жил в длинном бараке для рыбаков. Парадный вход, едва видимый за рыболовными снастями – растянутыми для просушки сетками, неводами, колдовскими китоглушилками, дырявыми лодками, – был сразу за причалом. Другой конец барака терялся где-то в густых зарослях пальм.
Я невозмутимо прошелся по пирсу, не обращая внимания на заинтересованные взгляды местных жителей. Желтокожие русалкины вовсю глазели на странную картину: крепкий парень в плаще и шляпе частного детектива тащит на себе другого парня – одетого в подобный же плащ и шляпу. Зрелище для острова более чем неординарное. Большинство местных носили лишь короткие набедренные повязки. Даже миловидные женщины, даром что с плавниками и жабрами у лопаток, не надевали и подобия лифчика. Такого обилия полных, едва заметных, обвисших, сморщенных или задиристых грудей я еще никогда не видел.
– Кудыть несешь болезного? – грозно вопросила меня сгорбленная старуха, охраняющая вход в барак.
– Врас Булька и Фархас Лупка здесь проживают? – вместо ответа спросил я. – Мы к ним.
– Туть, туть ночуют, негодники, – кивнула бабка. Обнаженная грудь, напоминающая два пустых целлофановых пакета, качнулась в такт движению владелицы. – А кудыть несешь? Пьяниц и трупов в дом не пущу!
Я старался не смотреть ниже бабкиного подбородка.
– Он живой. И не пьяный…
– Остановите здесь – нам надо подзаправиться. Га-га-га! – сообщил граф, приподнимая опухшую рожу над моим плечом.
– Да ему сам Зашиворот[6] позавидуеть! Вдрызг упился, – прозорливо заметила старуха. – Не, не пущу! Хоть привратникам здесь и платять, точно блохам на собаке, но мне работа дорога.
– Помилуйте, матушка. Мой друг заболел редкой формой морской болезни…
– А воняеть от него, точно дикалона ужралси.
– Говорю же – очень! – очень редкая форма болезни. А Фархас, по слухам, отлично умеет ее лечить.
– Лупка, задница ему лопни, умееть только тырить, – заворчала бабулька. – Не, не пущу.
Пришлось пожаловать ей валл с барского плеча. При этом оттуда, с плеча, едва не свалился дра’Амор.
Старуха еще поворчала для проформы. Но дверь отворила.
Мы с послом погрузились во тьму широкого коридора.
Бараки на острове Солнц были аналогом многоквартирных домов. По обе стороны коридора тянулись узенькие клетушки с четырьмя дверями. В таящихся за дверями комнатках и проживали рыбаки. Более зажиточные граждане Солнечного острова могли позволить себе отдельную хибару из тростника, колдетона, глины или кирпича.
Неизвестно отчего, но в тесных бараках острова Солнц очень любили высокие двери. Наверное, это добавляло рыбакам величия. Изобилующее белоснежными дверными створками высотой больше трех метров, вонючее общежитие напоминало дворец темных эльфов. В подземных городах чернокожих карликов имеются такие же длинные залы с высоченными порталами комнат.
Я бережно уложил Баглентайта рядом с выходом. Не позабыв, впрочем, нежно приложить демона затылком о стену.
Прошел примерно четыреста метров, выискивая необходимую мне квартиру. Таблички с выгравированными именами владельцев комнат и порядковыми номерами блестели на каждой двери.
Первым удалось найти Фархаса.
Здоровенный желтокожий парень валялся на низком топчане. К обнаженной потной груди он прижимал длинную курительную трубку. Под потолком, едва освещенным маленьким окошком в противоположной от двери стене, витали густые клубы жженого усладиума. На полу громоздились пустые винные бутылки, хаосапельсиновые корки, грязное белье и сапоги. Рядом с топчаном в буквальном смысле стояли (!) заскорузлые носки.
Ну и конура!
Кроме нехитрой мебели для отдыха, в тесной каморке, напоминавшей скорее сортир, чем жилое помещение, имелся сломанный стул о трех ножках. Садиться на него мне не слишком хотелось.
Трезво оценив обстановку и поразмыслив, что господин Лупка может не внять вопросам о краже, я обнажил «Каратель». Парень даже не повернул голову – валялся в наркотическом бреду.
– Жил-был у бабушки милый русалкин… – тихо напевал Фархас.
Голос у здоровяка оказался на удивление приятным. Песенка тоже мне понравилась: о бедной вдовушке с валибурского материка, приютившей раненного на Двадцать второй войне русалкина. В третьем куплете бабушка и пришелец из моря вовсю «женились» и жили счастливо. В восьмом – в Валибур вернулись демоны, и бравый вояка вновь отправился сражаться за свободу. В девятом куплете он погиб, а безутешная бабушка, в надежде утопиться, пошла к тому месту, где впервые встретила возлюбленного. Десятый стишок вынес ей второго русалкина из пены морской. История повторилась, – но на сей раз новый любовник погиб на Двадцать третьей. И еще несколько невеселых куплетов.
Мне надоело.
– Это ты украл статуэтку вчера на пароме?!
Лупка приоткрыл один глаз, скосил его на сияющий клинок «Карателя».
– Не-а. Уже неделю тут отдыхаю. Украл целую охапку ожерелий. У одной дамочки. Купил себе дюжину доз. Отдыхаю.
Парень выражался столь незатейливо, что я не усомнился в правдивости его слов. Тем более напичканный специальными программами мозгомпьютер подтверждал – Фархас не врет.
– Кто вчера работал на «Смелом рыке»?
Лупка закрыл левый глаз и приподнял правое веко.
– Не помню. На графике. Посмотри.
– Каком графике?
Фархас слабо шевельнул бровью, указывая в самый темный угол.
Я оставил бредящего русалкина и порыскал в углу. Там действительно обнаружилась красиво расчерченная диаграмма. По вертикали: «Громкий вопль», «Меткий визг», «Счастливый крик», «Громкий ор» и «Смелый рык» – названия паромов.
Ну и названьица у судов валибурских мореплавателей!
По горизонтали, образуя ровные ряды, шел Месяц Усталого Слуха: числа от одного до сорока – дни недели.
Каждый день, обозначавший прибытие паромов на остров Грез, был отмечен зеленым, красным или желтым цветом. Снизу, по-видимому, чтобы не перепутать, Фархас приписал: «зеленый – Капрас», «красный – Врас», «желтый – я».
Вчерашний день был помечен ярко-красным. Итак, искомый воришка – Врас Булька.
– Благодарю за помощь следствию.
Лупка не ответил. Здоровяк восторженно пялился в потолок. Наверное, там показывали отменное кино – специально для зрителей под кайфом.
Вышел я в бодрейшем настроении. Преступник находился где-то совсем рядом. Если он дома – нам с графом удастся найти заветную статуэтку и успеть вернуться на паром. В запасе оставалось примерно полтора часа.
Комната Бульки обнаружилась метрах в семидесяти от жилища Лупки. Дверь не отворилась даже после искусного вскрытия замка – мешал засов. Оставалось только постучать.
– Идите к демонам! – радушно ответили мне из комнаты.
– От демонов и пришли, – не менее радушно сообщил я.
– Чего надо? Я занят! И буду занят ближайшую вечность.
Интересно, какую же красавицу мог захомутать Булька, чтобы целую вечность не выходить из комнаты?
– У меня тут небольшой заказ, – заговорщицким тоном прошептал я в замочную скважину.
– Катитесь к демонам с вашими заказами! Я больше не работаю!
Неужели Врасу удалось заработать большие деньги на продаже статуэтки дра’Амора?
– Послушайте, – предложил я, тщательно скрывая лживые интонации, – предлагаю вам тысячу валлов!
– Деньги меня не интересуют. Пшли вон!
За дверью стукнуло – будто на пол спрыгнул кто-то тяжелый. Послышался скрип передвигаемого стула. Вероятно, преступник собирался бежать.
– Не убежишь! – заорал я, грохая ногой под замок (даже одним выверенным ударом под засов можно выбить любую створку).
Впрочем, удар мне не удался. В любом случае, произвел совершенно неожиданный эффект.
Дверь оказалась намного слабее навешенного запора. Трехметровая створка, обеспокоенная моим пинком, нижней частью подалась вперед. Она провернулась на петлях щеколды и, словно трудолюбивый ковш фитильэкскаватора, верхней своей частью подгребла меня в комнату.
– Швы-ы-ых! Бамс!
Я получил оглушающую затрещину и едва опомнился, въезжая на заднице в жилище Враса.
Преступный русалкин, к моему удивлению, не занимался подсчетом барышей за вырученную статуэтку. Он вешался.
С крюка на потолке снял магический светильник. Набросил шершавую пеньковую веревку, соорудил характерный узелок. Подвинул к ней маленький стульчик, влез. Стоял на нем, сунув голову в петлю.
Увлекаемый гостеприимной дверью, я проехал до середины комнаты. И каким-то образом ухитрился зацепить «подставку» висельника.
Стул выскочил из-под босых ног русалкина. Тот с испуганным всхлипом рухнул вниз. Руками вцепился в веревку, пытаясь подтянуться.
– Был бы ты оборотнем, – поучительно сказал я, с трудом поднявшись и почесывая ушибленный затылок, – и слова тебе бы не сказал. Самоубийство в Валибуре не считается чем-то особенным. Но для русалкиных, говорят, это страшнейший из грехов. Зачем полез?
– Кхххххррхххх, – ответил Булька, пуская ртом пузыри. Глазенки навыкате, ножки дергаются, пальцы рук побелели на узле петли.
– Полагаю, ты не откажешься прожить еще минут пятнадцать и ответить на несколько вопросов.
С этими словами я приподнял русалкина за ноги и высвободил из объятий самодельной виселицы.
– Пррр, проклятье! – простонал Врас, немного отдышался. – С-с-с-пасибо.
– Вместо благодарности жду от тебя некоторых объяснений.
– Спрашивайте.
Булька обладал незаурядной внешностью. Как и большинство русалкиных, он отличался крепким телосложением, рельефными мускулами и ярко-желтой кожей. Широкое мужественное лицо, пшеничного цвета волосы, темно-синие глаза, наполовину скрытые за очками, волевой подбородок. Уши слегка оттопырены из-за прячущихся за ними дополнительных жабр, но совершенно не портят физиономию.
Словом, такими молодчиками, как Врас, очень увлекаются молоденькие девицы. Женщины среднего возраста провожают красавцев-русалкиных похотливыми взглядами. А старушки и на магарбалетный выстрел не подпускают этих типов к себе или своим внучкам. Кому охота нянчить правнука-рыбешку?
Но каким бы шармом ни обладал Булька, все его обаяние сошло на нет. Передо мной на полу сидел трясущийся от пережитого ужаса паренек. И восьмидесяти не стукнуло. На глазах слезы, губы искривлены так, словно хотят раствориться в подбородке; грудь-бочонок содрогается от сдавленных рыданий.
– Это ты обокрал графа дра’Амора на пароме вчера вечером?
– Не-е-ет! – заорал вдруг русалкин, отпрыгивая от меня, как от ядовитого василиска. – Я… н… ничего не крал…
Он задрожал еще больше, стоило мне упомянуть графа. Очки слетели, мутные глаза нервно забегали, ни на чем не фокусируясь.
– Что, допился с Баглентайтом до белой горячки? – посочувствовал я. – Это он умеет.
– Ничего… ни… Ничего не крал!
– А ну тихо! – заорали за тонкой стенкой соседней комнаты. – Дайте поспать честному русалкину! Вот сейчас приду и всыплю тебе, говенный Булька! Будешь знать, что воровать – нехорошо. – И уже более тихо: – Наворуют себе, ужрутся усладиума, а потом вопят аки бешеные.
– Не крал, говоришь?
Парень так быстро замотал головой, что очертания лица расплылись.
– А твой дружок Фархас говорит, что вчерашняя кража – твоих рук дельце. Даже график мне показал.
– О боги! Что с Фархасом? – всхлипнул Врас. В его глазах зажегся неподдельный страх пополам с обеспокоенностью.
Кажется, между двумя ворами-здоровяками имелось что-то большее, чем деловые отношения. Дать бы обоим по шее – и показать голую грудастую бабу. Впрочем, не мое дело…
Я пожал плечами:
– Лежит себе и наркотик покуривает твой Лупка. Это ты из-за его неразделенной… любви… в петлю полез?
– Так вы не из Полиции? – догадался Врас. Он логично помыслил, что если грозный пришелец в коричневом плаще не прикончил или не зашвырнул Фархаса в тюрьму – значит, Управлением не пахнет.
– Нет. Частный детектив. Ты не ответил на мой вопрос: зачем вешался?
– Жить невмоготу, – признался Булька.
– И чего так? Вроде парень ты здоровый. Не хочешь работать – иди воруй. Или еще чем-нибудь полезным займись.
– Не в этом дело, что здоровый…
Русалкин порыскал под топчаном – точной копией мебели Лупки. Извлек оттуда пакет сушеного усладиума. Схватил щепотку, вдохнул.
Я поморщился и поразмышлял над тем, не устроить ли красавцу небольшую порку оздоровительного характера.
– Так в чем твои проблемы?
– В статуе этой проклятой!
– Той безделушке, которую ты своровал у моего друга?
– Вашего друга?! – В глазах Враса, кроме наркотической поволоки, появилась ненависть. – Из-за него…
Парень сжал кулаки и скрипнул зубами. Того гляди – бросится.
– Не друга, – поправился я, понимая, что пронзать «Карателем» этого беднягу не стоит. По крайней мере, пока не рассказал, куда сплавил искомый раритет. – Заказчика. Он нанял меня, чтобы найти твою добычу.
– Добыча? Ха! – Бульку медленно одолевали грезы усладиума. – Врагу не пожелаешь такой добычи.
– С тем, что ты присвоил себе чужую вещицу, мы уже, как понимаю, разобрались. Так что там странного в этой статуэтке?
– Проклята она! – доверительно сообщил Врас. – Сколько я натерпелся из-за нее!
– Буду весьма признателен за детали.
– Вы понимаете…
– Пока не понимаю.
Русалкин взгромоздился на топчан, прислонился спиной к подоконнику, прикрыл глаза. На губах блуждала легкая полуухмылка обдолбившегося наркомана.
– Все шло как по эльфийскому маслу. Я нашел в ресторане самого пьяного оборотня и принялся его спаивать до нужного состояния. Часто мне удавалось до такой степени «ободрить» клиентов, что они сами приводили меня в свои каюты. Одни хотели любви, другие просто не могли передвигаться самостоятельно. Особо симпатичные получали чего хотели. Пьяницы получали по затылку и отправлялись спать. Если мы прибывали в порт, я спокойно смывался с вещичками. Если дело происходило в открытом море или даже на подступах к Черному озеру – я пускался вплавь. Когда паром возвращался обратно к острову, отстегивал бородатому его долю. Давал на лапу и полицейскому в бухте. Меня никто не трогал…
Как и ожидалось, капитан Дегоргус оказался замешанным в нечистых делишках. Впрочем, я его не осуждал: говаривают, моряки получают не слишком высокое жалованье.
– Этот так наклюкался, что тащить его было можно разве что на буксире. Я прислонил его к выходу на смотровую площадку Солнечной дорожки и вернулся на паром. Как же я был зол, когда выяснил, что богато одетый посол в каюте не везет ничего ценного. Проклятье на его шею! Ни камешков, ни рыжья, ни завалящего валла. Я даже подумывал плюнуть на наш устав и ограбить посла на острове. Дать по темени – снять бриллиантовую мантию и дурацкий колпак. – Булька поднял голову и посмотрел на меня. – Представляете? У него шапка была из чистого золота!
– Давай дальше, времени мало.
– А что такое время? Бесполезное тиканье, миганье мозгомпьютеров, шум ветра…
Парня уверенно несло в наркоманскую философию.
– Время – деньги! – Я подошел к нему и немного встряхнул. – Что там со статуэткой?
– В чемодане ворона (он не догадывался, что граф дра’Амор – ряженый демон, а не вороноборотень) я нашел свинцовый ящичек…
Свинцовый? Интересно.
По-моему, с помощью этого металла экранируют опасное магическое излучение. Хотя ларец может просто быть каким-нибудь ритуальным предметом жрецов Астурского графства.
– Я схватил его, не открывая, в отместку помочился послу на постель и бежал.
Какой признательный малый! Обокрал Баглентайта, да еще и подарок оставил.
– Что дальше?
– Вот тогда у меня начались проблемы. Я мало выпил, когда «обрабатывал» посла. Но все кружилось перед глазами. Может, от жары. Может, от злости, что ничего не «поймал». Короче, меня шатнуло на трапе, и я упал. Даже нос себе разбил.
Действительно, ярко-желтый носяра Враса имел легкий фиолетовый оттенок и был чуть мясистее среднестатистического носа русалкина.
– Все начали смеяться, наверняка меня запомнили, – продолжил повествование Булька. – А дальше сплошные неприятности. По дороге домой я трижды падал, хотя чувствовал себя отлично. Потом врезался плечом в косяк, когда заходил в комнату. – Он указал на красочный синяк на предплечье левой руки. – Потом отравился прокисшим вином. Битых два часа сидел в нужнике. А еще меня тошнило. Я поклялся больше никогда не жрать устрицы в ресторане парома!
– Неудачный день, – согласился я. – Дальше что?
– Меня заинтересовала посольская шкатулка. Тогда, дурак такой, я думал, что там лежат драгоценности. А там – этакое страшилище из прозрачного камня! Вместо головы – клок щупалец, руки точно клешни, а ноги вообще описать не могу…
Ну да, ну да, валибурский бог удачи никогда не считался красавцем.
– Я подумал, сколько должна стоить каменюка. В искусстве не разбираюсь, но вещичка выглядела о-го-го! Короче, я пошел к Генксу.
– Скупщику краденого?
– К нему, кровососу! Так вот, пока я к нему шел, меня дважды едва не затоптали кашоты. Вы понимаете? Кашоты!
Я поджал губы и отрицательно мотнул головой:
– Никогда не видел этих существ. Но наслышан. Что-то вроде ходящих по суше китов?
– Ага. Толстые бестии о ста ногах. Дважды в год вылезают из моря, чтобы размножаться на нашем острове. Так знаете, что странно? Следующая случка кашотов ожидалась лишь через два месяца! А они на меня вчера поперли!
– Глобальное потепление, – предположил я. – Чего тут удивляться? Промышленные магические испарения, выхлопы фитильмобилей, пингвиноборотни на Севере мрут, все дела…
– Вкупе с другими несчастьями мне показалось это очень странным. Я ведь едва не погиб. Подумал, что во всем виновата свинцовая шкатулка. Говорят, свинец очень вреден для кармического здоровья. Так что выбросил ее в море…
– Статуэтку? – ужаснулся я, не вникнув в подробности.
– Шкатулку, – пояснил парень. – Когда выбрасывал – едва не свалился со скалы. Кроме того, на самом пороге у Генкса я снова упал. – На сей раз Булька продемонстрировал шишку за левым ухом. – Такого количества несчастных случаев у меня еще в жизни не было!
– А ты выражаешься более заковыристо, чем твой дружок Фархас. Где-нибудь учился?
– Да, в Большом университете. Факультет векторной философии.
– Зачем же тогда промышляешь воровством?
– Идти на зарплату работать? Нет! Уж лучше рисковать свободой и бояться полицейских, чем всю жизнь возиться с мозгомпьютером, чертить магосхемы и бояться богов.
– Богов следует опасаться, – заметил я. – Кого, как не их? Ну да ладно, не хочется выслушивать философскую речь от мастера. Как там у тебя дальше получилось?
– Едва Генкс меня узрел – сразу начал орать. Оказалось, мой любовник… – Врас запнулся.
– Я не гомофоб, – с трудом произнес я. – Но и не сочувствующий. Продолжай.
– Короче, Лупка давеча одолжил у Генкса пару слитков. И не отдал. Торгаш и давай орать. Типа, деньги ему возвращай, раз с Фархасом дружу. У меня в карманах ветер гулял. Но я предложил Генксу оценить статуэтку и вычесть долг Лупки из ее стоимости. Вы не поверите: Генкс сказал, что вещичка стоит двадцать среброслитков – ровно столько, чтобы покрыть должок с учетом процентов. Ну что за неудача?! Он отобрал у меня каменяшку и избил. Больше того – позвал своих обезьян, и они втроем меня отметелили.
Врас со стоном развернулся. Спина русалкина сплошь да рядом была украшена насыщенного цвета синяками, царапинами и ссадинами; на жабрах темнела запекшаяся кровь.
– Вот! – торжествующе поднял я палец. – А чертил бы магосхемы – реже бы получал. Иди работать, дармоед!
Меня проигнорировали.
– Я едва сумел вырваться, – уставившись в противоположную стену, бормотал парень. – Но когда убегал – зацепился ногой за куст банановой ежевики и выбил себе левый резец. И все же стало легче. Как только Генкс забрал статуэтку, у меня будто валун с души свалился. Больше я не падал, дошел домой без приключений. Но дома…
Булька вдруг заплакал, прикрывшись ладонями.
Странное зрелище – видеть здоровенного, по-бандитски остриженного налысо мужика рыдающим точно несмышленый малыш.
– Я пришел к Фархасику, а он сказал мне… сказал, что у него есть другой! А-а-а-а-а-а! После стольких лет страсти и нежности! Я столько всего ему сделал хорошего! А он, бесстыжая шлюха, ушел к другому!..
– Да ладно, чего реветь? Найдешь себе другую… кхм… другого товарища.
– Вы так думаете? – Врас поднял раскрасневшееся от слез лицо.
– Конечно, – приободрил я его, уже собираясь уходить. – Ты видный парень, симпатичный… на любителя. Так что твое счастье еще впереди. Не стоило вешаться из-за какого-то наркомана.
– Действительно, не стоило, – прошептал Булька. И вдруг повысил тон: – Это все статуэтка виновата! От нее одни несчастья! Проклята она!
У меня по этому поводу были свои соображения. Вполне вероятно, то ли бог удачи, то ли жрецы из Астурского графства заколдовали данный кусок янтаря. Возможно, тот, кто решался украсть статуэтку, тут же получал «подарок» от Аркшона – в виде нелепых неудач, несчастий и прочего. Почему бы заведующему Удачей богу не заниматься также и подлостями?
– Ладно, бывай здоров, неряха. Постарайся впредь не воровать у моих клиентов и не принимай наркотиков. А если уж приспичит наложить на себя руки – сперва хорошенько подумай.
– Не буду больше вешаться, – пробормотал воришка, когда я уже выходил, предварительно подняв щеколду.
– Молодец! Желаю приятного дня.
– Не-е-е… Вешаться не буду! Лучше пойду и Лупку повешу… – донеслось из комнаты.
Я не стал дожидаться начала трагической сцены. Подхватил дра’Амора под мышку, прощально махнул старухе.
До отплытия «Смелого рыка» оставалось примерно сорок минут. Но по пути надлежало заскочить к одному нечистому на руку старьевщику.
– Скажите, граф, – обратился я к послу, – помимо настоящей Удачи ваша статуэтка может приносить своему владельцу несчастья?
– Буэ-э-э-э-э, – проблеял Баглентайт. – В саду гуляла, цветы собирала. Оборотня встретила – всю себя отдала…
Замечательная песня. Народная, валибурская. Но ответа на вопрос я так и не услышал.
Глава 14
Отдай!
Если верить Грабасу, моему стукачу из валибурского порта, жилище господина тор-миль Генкса находилось рядышком с местной достопримечательностью.
Солнечная дорожка ютилась на северном краю острова. Высокая круча, щедро повитая диким плющом и не менее диким кустарником, виднелась над колеблющейся кромкой пальмового леса. Над нею порхали диковинные островные птички: крузяблы, змеевые аисты, а также ливневые стрекозы. Окрестности так и лучились неподдельным восторгом дикой природы. На все лады звучали счастливые напевы.
Благоухало свежестью зелени, сочащимися стволами пальм, немного птичьим пометом. С моря накатывал легкий соленый бриз. Хотелось вдохнуть полной грудью, оттолкнуться ногами от похрустывающего песка и гальки. Взлететь под теплые лучи валибурских солнц.
У берега хулиганили вездесущие чайки, ревели тягловые киты, грохотал ансамбль на пароме. Там бурлила жизнь цивилизации. Хлопотал разношерстный люд на портовом базаре, демонстративно дрались уличные бойцы, кто-то громко расхваливал достоинства борделя «Два светила».
Здесь же, в этих местах за окраиной города, доступных лишь благодаря протоптанной в густом кустарнике тропинке, царила настоящая природа. Над деревьями со свистом пролетали насекомые. За ними, гулко похлопывая крыльями, неслись представители птичьего семейства. Где-то в чаще яро хрипели спаривающиеся кашоты. То ли раньше срока призванные силой загадочной статуэтки, то ли действительно поспешившие из-за активности валибурских светил.