Джульетта Фортье Энн

Если Алессандро и прочел мои мысли, то виду не подал.

— Не всю правду. В головоломке не хватает многих частей.

Я резко выпрямилась.

— Кто вам сказал, что здесь какая-то головоломка?

— А она всегда есть. Рассказывайте, за чем он охотится.

Я глубоко вздохнула, прекрасно сознавая, что сама загнала себя в ловушку и теперь придется многое объяснять.

— Ладно. Я подозреваю, он пытается присвоить то, что оставила мне мать. Частицы фамильного наследия, которое родители нашли много лет назад, и мать решила оставить мне. Она спрятала его там, где только я могу его найти. Вы спросите почему? Потому что, нравится это вам или нет, я Джульетта Толомеи.

Я вызывающе взглянула на Алессандро и увидела, что он смотрит на мое лицо с — невероятно! — улыбкой.

— Вы нашли наследство?

— Пока нет. Все, что мне досталось, — ржавая шкатулка с бумагами, старый… стяг и непонятный нож, и, честно говоря, я не понимаю…

— Aspetta! — Алессандро поднял руку. — Какие именно бумаги, какой конкретно стяг?

— Легенды, письма, чепуха всякая. Сто лет пересказывать можно. А стяг оказался подлинным палио со скачек 1340 года. В него был завернут кинжал, который я нашла в ящике…

— Подождите, вы сказали — палио 1340 года?!

Я удивилась, что он отреагировал на новость еще более бурно, чем мой кузен Пеппо.

— Да, по-моему. Большая редкость. А кинжал…

— Где оно?

— В надежном месте, в Музее Совы. — Заметив его недоумение, я пояснила: — Мой кузен Пеппо Толомеи — куратор музея. Он обещал положить знамя в сейф.

Алессандро со стоном схватился за голову.

— Что? — осторожно спросила я. — Я неправильно поступила?

— Merda! — Он вскочил, схватил из ящика стола пистолет и сунул его в кобуру на поясе. — Пошли, быстрее!

— Подождите, что происходит? — Я нехотя поднялась. — Вы что, предлагаете наведаться к моему кузену с этим… пистолетом?

— Не предлагаю, а уже иду. Пошли!

Когда мы шли по коридору, он бросил взгляд на мои туфли:

— Вы сможете бежать на этих каблуках?

— Слушайте, — сказала я, пытаясь не отставать, — я с самого начала хочу вам сказать, что не верю в силу оружия. Мне не нужны эксцессы, понятно?

Алессандро остановился посреди коридора, вынул пистолет, сунул его мне в ладонь и сжал мои пальцы поверх холодного металла.

— Чувствуете? Это называется пистолет. Он существует. В мире множество людей верят в силу оружия. Поэтому уж извините, если я беру это в расчет, когда хочу избежать столь немилых вам эксцессов.

Мы вышли из банка через черный ход и побежали по улице, выходившей на небольшое шоссе. Этой дороги я не знала, но она привела нас на пьяцетту дель Кастелларе. Когда у входа в Музей Совы Алессандро вынул пистолет, мне ничего не оставалось, как сделать вид, что я этого не заметила.

— Прячьтесь за мной, — сказал он. — В случае чего ложитесь на пол и прикройте голову руками. — Не дожидаясь ответа, он приложил палец к губам и медленно открыл дверь.

Я вошла в музей, послушно отстав на несколько шагов.

Я не сомневалась, что у Алессандро приступ чрезмерной осторожности, но решила позволить ему сделать этот вывод самостоятельно. Как обычно, в музее было абсолютно тихо, и отсутствовали признаки криминальной деятельности. Мы прошли несколько залов с пистолетом наголо, но, в конце концов, я не выдержала:

— Слушайте, это уже ни в какие…

Алессандро закрыл мне рот ладонью. Мы застыли на месте, напряженно прислушиваясь, и вскоре я тоже уловила, что кто-то стонет.

Быстро пройдя несколько комнат, ориентируясь на звук, и убедившись, что засады нет, мы ворвались в кабинет Пеппо. Кузен лежал на полу, избитый, но живой.

— Пеппо! — закричала я, пытаясь ему помочь. — Вы в порядке?

— Нет! — огрызнулся он. — В каком я тебе порядке! По-моему, я упал. Нога меня не слушается.

— Погоди. — Я огляделась, соображая, куда он поставил костыль, и увидела сейф в углу, открытый и пустой. — Ты видел, кто это сделал?

— Что сделал? — Пеппо попытался сесть, но вздрогнул от боли. — О, моя голова! Мне нужны таблетки. Сальваторе! Хотя нет, подождите, сегодня у Сальваторе выходной… Какой сегодня день?

— Non ti muovere! — Алессандро опустился на колени и быстро осмотрел ноги Пеппо. — По-моему, перелом. Я вызову «Скорую».

— Подождите! Нет! — Пеппо явно не хотел в больницу. — Я же хотел закрыть сейф! Вы меня слышите? Мне сейф закрыть надо!

— О сейфе будем думать потом, — сказала я.

— Кинжал… он в конференц-зале. Я искал его в справочнике. Его тоже нужно убрать в сейф. Это зло!

Мы с Алессандро переглянулись, не решаясь сообщить Пеппо, что уже поздно закрывать сейф. Палио исчезло вместе с другими ценностями, которые он там хранил, но, может, вор и правда не заметил кинжал? Я поднялась и пошла в конференц-зал. Действительно, кинжал Ромео лежат на столе рядом со справочником коллекционера по средневековому оружию.

С кинжалом в кулаке я вернулась в кабинет Пеппо. Алессандро как раз вызывал «Скорую помощь».

— Да, — сказал мой кузен при виде реликвии. — Это он. Положи его в сейф, быстро! Он приносит несчастье. Видишь, что со мной стряслось? В справочнике сказано — в этом кинжале сидит дьявол!

У Пеппо оказалось небольшое сотрясение мозга и перелом голени, но врач на всякий случай решила оставить его в больнице на ночь, подсоединив ко всяким аппаратам. К сожалению, она подробно рассказала Пеппо, что именно с ним произошло.

— Она говорит, кто-то ударил его по голове и выкрал все из сейфа, — прошептал мне Алессандро, переводя оживленный диалог докторши и трудного пациента. — А он говорит, что хочет пообщаться с нормальным доктором и что никто не бил его по голове в собственном музее.

— Джульетта! — воскликнул Пеппо, избавившись, наконец, от врачихи. — Как тебе это нравится? Медсестра говорит, кто-то вломился в музей!

— Боюсь, это правда, — сказала я, взяв его за руку. — Мне очень жаль, это все я виновата. Если бы я не оставила…

— Кто это? — Пеппо с подозрением взглянул на Алессандро. — Пришел протокол писать? Скажи ему, я ничего не видел.

— Это капитан Сантини, — объяснила я. — Это он вас спас. Если бы не он… вам по-прежнему было бы очень больно.

— Ха! — Пеппо не готов был расстаться с воинственным настроением. — Я видел его раньше. Он Салимбени. Разве я не предупреждал тебя держаться от них подальше?

— Ш-ш! Пожалуйста! — поспешно перебила я Пеппо, но Алессандро наверняка расслышал каждое слово. — Вам нужно отдохнуть.

— Нет, не нужно! Что мне нужно, так это поговорить с Сальваторе. Мы должны выяснить, кто это сделал. В сейфе было много ценного.

— Боюсь, вор приходил за палио и кинжалом, — сказала я. — Если бы я не принесла их вам, ничего бы не случилось.

— Да кто осмелится… О! — Взгляд Пеппо стал далеким, словно он видел перед собой туманное прошлое. — Конечно! Как же я об этом не подумал? Но стал бы он так поступать?..

— О ком вы говорите? — Я стиснула руку кузена, чтобы не отвлекался. — Вы знаете, кто на вас напал?

Схватив меня за руку, Пеппо впился в меня горящим взглядом.

— Патрицио, твой отец, всегда верил, что однажды он вернется. Он всегда говорил: когда-нибудь Ромео объявится и все себе вернет — свою жизнь, свою любовь, все, что мы у него отняли…

— Пеппо, — сказала я, поглаживая руку кузена. — Вам нужно поспать. — Краем глаза я видела, что Алессандро взвешивает кинжал Ромео на ладони, хмурясь, словно ощущая скрытую в нем тайную силу.

— Ромео, — сонно бормотал Пеппо — успокоительное начало действовать. — Ромео Марескотти. Нельзя же вечно быть призраком. Может, это его месть всем нам за то, как мы обошлись с его матерью. Он же был, как это сказать, un figlio illegittimo? А, капитан?

— Внебрачным сыном, — впервые вступил в разговор Алессандро.

— Вот-вот, — кивнул Пеппо. — Рожденным вне брака! Получился грандиозный скандал. О, какая это была красавица! А он выставил их на улицу…

— Кто? — спросила я.

— Дед Марескотти. Он был человеком старой закалки. Но красавец, просто красавец! Я до сих пор помню его появление в шестьдесят пятом году — тогда впервые победил Асето. Ах, Тополоне, прекрасный конь!.. Таких уже не сыскать. Тогда они не вывихивали ноги, их не дисквалифицировали, и нам не нужны были всевозможные ветеринары и мэры, чтобы услышать — вы не можете участвовать… Уф! — Он с отвращением потряс головой.

— Пеппо, — потрепала я его по руке. — Вы рассказывали о Марескотти. Ромео, помните?

— А, да! Люди говорили, у мальчишки несчастливая рука. Бывало, к чему прикоснется — все, пиши пропало. Лошади терялись, люди умирали. Вот что говорили в Сиене. А все потому, что его назвали в честь Ромео — видишь ли, родовое имя. Шило у парня было в одном месте. Все ему подавай шумно и быстро — он и минуты не мог посидеть спокойно. Вечно какие-то скутеры, мотоциклы…

— Вы его знали?

— Нет, я только знаю, что о нем говорили. Они не вернулись в Сиену, он и его мать. Никто с тех пор их не видел. Ходила молва, что он вырос в Риме как сорная трава, пошел по дурной дорожке и стал наемным убийцей, а потом умер в Нассирии под чужим именем.

Я обернулась к Алессандро и встретилась с его вдруг потемневшими глазами.

— Вы знаете, где эта Нассирия? — негромко спросила я.

Отчего-то мой вопрос неприятно его поразил. Алессандро взглянул на меня с выражением, которое примерно может означать как «ушам не верю, что вы об этом спрашиваете». Пеппо глубоко вздохнул и продолжил:

— По-моему, это легенда. Люди любят легенды, трагедии, заговоры.

— Значит, вы в это не верите?

Пеппо снова вздохнул, с трудом удерживая отяжелевшие веки.

— Откуда мне знать, чему теперь верить? Ну что же они не присылают нормального доктора?

В это мгновение дверь распахнулась, и в палату ввалилось многочисленное семейство Толомеи, окружив павшего героя воплями и сетованиями. Они явно в общих чертах узнали о случившемся от докторши, потому что жена Пеппо, Пия, посмотрела на меня колючим взглядом, отпихнула в сторону и заняла место подле супруга, а остальные не произнесли ни одного слова благодарности. В довершение моего унижения старая Нонна Толомеи приковыляла к двери, как раз когда я собиралась незаметно выйти. У старухи не было сомнения в том, чья преступная глава повинна в этой заварушке.

— Ты! — зарычала она, направив обвиняющий перст прямо мне в сердце. — Bastarda!

Она сказала что-то еще, но я не поняла. Завороженная ее яростью, как олень светом приближающегося поезда, я стояла столбом, не в силах пошевелиться, пока Алессандро, которому семейные разборки стали уже поперек горла, не взял меня за локоть и не вывел в коридор.

— Фу! — выдохнула я. — Ну и темперамент у этой дамы. Верите ли, это моя тетка. Что она сказала?

— Ерунда, — ответил Алессандро, шагая по больничному коридору со сложной гаммой чувств на лице, основным из которых была тоска по отсутствию под рукой хорошей гранаты.

— Она назвала вас Салимбени! — сказала я, гордясь, что практически уже понимаю итальянский.

— Да, и это не был комплимент.

— А как она назвала меня, я не расслышала?

— Не важно.

— Нет, важно. — Я остановилась посреди коридора. — Как она меня назвала?

Взгляд Алессандро отчего-то смягчился.

— Она сказала: «Ты незаконнорожденная, не считай себя одной из нас».

— Ого. — Я замолчала, переваривая услышанное. — Похоже, здесь никто не верит, что я Джульетта Толомеи. Наверное, я это заслужила. Эта форма наказания специально для таких, как я.

— Я вам верю.

Я вскинула на него глаза, не скрывая удивления.

— Неужели? Это что-то новое. И давно это у вас?

Алессандро пожал плечами и пошел к выходу.

— С той минуты, как я увидел вас в дверях своего кабинета.

Я не знала, как реагировать на неожиданную мягкость, поэтому на первый этаж мы спустились в молчании. Из больницы мы вышли в теплый золотистый свет, который знаменует собой конец дня и начало чего-то менее предсказуемого.

— Джульетта, — сказал Алессандро, повернувшись ко мне и как-то по-хозяйски подбоченившись. — Что еще я должен знать?

— Ну, — начала я, щурясь против вечернего солнца, — есть еще парень на мотоцикле…

— Санта Мария!

— Но тут другое. Он просто ездит за мной по всему городу. Я не знаю, чего он хочет.

Алессандро вытаращил глаза.

— Вы не знаете, чего он хочет? Вы хотите, чтобы я вам это сказал?

— Да нет же, ничего такого. — Я отчего-то одернула подол платья. — Это даже не проблема. Вот тип в спортивном костюме вломился в мой номер, поэтому я должна срочно переехать…

— Вы так считаете? — без энтузиазма сказал Алессандро. — Я вам вот что скажу: мы сейчас же идем в полицию.

— Только не в полицию!

— Они скажут, кто напал на Пеппо. Я работаю на Монте Паски, у меня нет доступа к полицейскому регистрационному журналу. Не волнуйтесь, я пойду с вами. Я знаю этих парней.

— Ну да, сейчас! — Я чуть не толкнула его в грудь. — Это такая уловка, чтобы, в конце концов, посадить меня в тюрьму?

Он выставил руки:

— Если бы я хотел вас посадить, вы думаете, я стал бы ходить вокруг да около?

— Слушайте! — Я выпрямилась, вытянувшись как можно выше. — Я еще раз подчеркиваю: мне не по душе ваши разборки!

Он улыбнулся:

— Однако выходить из игры вы не хотите.

Главное полицейское управление Сиены оказалось очень тихим местом. Без десяти семь неведомым утром или вечером в настенных часах села батарейка; одну за другой просматривая фотографии и отпечатки пальцев плохих парней, я начинала чувствовать себя примерно также. Чем дольше я смотрела на лица на экране, тем отчетливее понимала, что понятия не имею, как выглядит мой преследователь. В первый раз, когда я видела этого урода, он не снимает темные очки, во второй раз было темно хоть глаз выколи, а в третий раз — сегодня утром — я не отрывала взгляд от пистолета в его руке и позабыла разглядеть физиономию.

— Мне очень жаль, — повернулась я к Алессандро, очень терпеливо сидевшему рядом, упираясь локтями в колени в ожидании моего озарения, — но я никого не узнаю. — Я улыбнулась извиняющейся улыбкой женщине-полицейскому, ведавшей компьютерной базой, понимая, что впустую трачу общее время. — Mi displace .

— Это ничего, — сказала она, улыбаясь мне как одной из Толомеи. — Отпечатки сверить быстро.

В полицейском участке Алессандро первым делом заявил о грабеже со взломом в Музее Совы. Туда немедленно уехали две патрульные машины: четверо полицейских пришли в восторг, что в кои-то веки им попалось настоящее преступление. Если бандит был достаточно глуп, чтобы наследить в музее, особенно оставить отпечатки пальцев, установление его личности лишь вопрос времени, при условии, что его арестовывали ранее.

— Пока мы ждем, — сказала я, — может, имеет смысл поискать Ромео Марескотти?

Алессандро нахмурился:

— Вы поверили тому, что сказал Пеппо?

— А что такого? Может, это действительно он. И следил за мной тоже он.

— В тренировочном костюме? Вряд ли.

— Почему? Вы что, его знаете?

Алессандро набрал воздуха в грудь.

— Да, и в этой базе его нет. Я уже смотрел.

Я изумленно уставилась на него. Заметив выражение моего лица, Алессандро поморщился и покачал головой:

— Лучше радуйтесь, что это не он. Ромео обычно не отступается, пока не получает то, что ему нужно.

Не успела я спросить еще что-нибудь, как в комнату вошли двое полицейских, и один поставил передо мной ноутбук. Они не говорили по-английски, поэтому Алессандро пришлось поработать переводчиком.

— Они нашли в музее отпечаток пальца, — сказал он. — И хотят, чтобы вы посмотрели фотографии и сказали, не узнаете ли вы кого-нибудь.

Я повернулась к монитору. Пять расположенных в ряд мужских лиц смотрели на меня со смесью апатии и отвращения. Через секунду я ответила:

— На сто процентов не поручусь, но если вы спросите, кто здесь больше всего похож на типа, который меня преследовал, я отвечу — номер четвертый.

После короткого обмена репликами с офицерами Алессандро кивнул:

— Это он и вломился в музей. Теперь они хотят знать, почему он полез в Музей Совы и для чего следил за вами.

— Может, скажете мне, кто он? — с надеждой спросила я, вглядываясь в их серьезные лица. — Это какой-нибудь… убийца?

— Его зовут Бруно Каррера. В прошлом он был связан с организованной преступностью и работал на очень плохих людей. Некоторое время о нем не было ни слуху, ни духу, но вот… — Алессандро кивнул на экран. — Вернулся.

Я снова повернулась к фотографии. Бруно Каррера давно миновал свою лучшую пору. Странно, что этот киллер на пенсии взялся за старое, чтобы украсть кусок старого шелка, не имеющий коммерческой ценности.

— Знаете, просто любопытно… — сказала я, не подумав. — А не был ли он связан с человеком по имени Лучано Салимбени?

Полицейские переглянулись.

— Очень умно, — прошептал Алессандро, имея в виду как раз противоположное. — А я думал, вы не хотите до утра отвечать на вопросы.

Подняв глаза, я увидела, что полицейские смотрят на меня с нескрываемым любопытством. Их явно интересовало, зачем конкретно я приехала в Сиену и сколько важной информации утаила от следствия по делу о краже в музее.

— La signorina conosce Luciano Salimbeni? — спросил один из них у Алессандро.

— Скажите им, что о Лучано Салимбени мне рассказал мой кузен Пеппо, — сказала я. — По его словам, двадцать лет назад тот охотился за нашим фамильным имуществом. Судя по всему, это правда.

Алессандро перевел мой ответ как можно убедительнее, но полицейские не успокоились и продолжали выспрашивать подробности. Это было странное противостояние: они явно очень уважали Алессандро, но в моей истории что-то не вписывалось в обычные рамки. В какой-то момент они вышли из комнаты, и я с недоумением повернулась к Алессандро:

— Это все? Уже можно идти?

— Вы действительно думаете, — устало сказал он, — что они отпустят вас раньше, чем вы объясните, каким образом ваша семья связана с одним из самых разыскиваемых преступников в Италии?

— Связана?! Я только сказала, что у Пеппо было подозрение…

— Джульетта, — наклонился ко мне Алессандро, чтобы никто больше не услышал его слова, — почему вы мне раньше это не рассказали?

Не успела я ответить, как вошли оба полицейских с распечаткой дела Бруно Карреры и попросили Алессандро задать мне пару вопросов об одном абзаце.

— Похоже, вы были правы, — сказал он, пробежав текст. — Бруно выполнял разовые поручения Лучано Салимбени. Один раз был арестован и рассказал какую-то историю о статуе с золотыми глазами… — Он пристально посмотрел на меня. — Вы что-нибудь об этом знаете?

Слегка удивленная, что полиции известно о золотой статуе, пусть даже сведения у них не совсем верные, я все же собралась с духом и решительно мотнула головой:

— Абсолютно ничего.

Дуэль взглядов длилась несколько секунд, но я не дрогнула. В конце концов, Алессандро снова уткнулся в распечатку.

— Похоже, Лучано был причастен к гибели ваших родителей. Как раз перед своим исчезновением.

— Исчезновением? Я думала, он умер.

Алессандро даже не взглянул на меня.

— Осторожнее со словами. Я не стану спрашивать, откуда у вас такие сведения. Я полагаю, вы не собираетесь открыть больше того, что уже сказали? — Он украдкой взглянул на меня и продолжил: — В таком случае я предлагаю вам прикинуться расстроенной, чтобы мы могли двигать отсюда. Они уже дважды спросили номер вашей социальной страховки.

— Вы не забыли, — буркнула я себе под нос, — что сами меня сюда затащили?

— А теперь я вас отсюда вытаскиваю. — Он обнял меня и принялся гладить по волосам, словно утешая. — Не расстраивайтесь из-за Пеппо, он поправится.

Подыгрывая, я уткнулась ему в плечо и испустила глубокий прерывистый вздох, который прозвучал почти искренне. Видя, что я убита горем, полицейские, наконец, отвязались, и через пять минут мы в обнимку вышли из отделения.

— Хорошая работа, — похвалил Алессандро, едва мы отошли достаточно далеко.

— Взаимно. Хотя… день у меня не задался с утра, так что салюта не ждите.

Он остановился. На лбу прорезалась маленькая хмурая морщинка.

— По крайней мере, мы узнали личность человека, который за вами следил. Разве вы не этого хотели, когда пришли в Монте Паски?

Пока мы сидели в отделении, уже стемнело, но воздух был по-прежнему теплым, уличные фонари разливали вокруг мягкий желтый свет, и если бы не скутеры, проносившиеся мимо нас во всех направлениях, пьяцца выглядела бы оперной декорацией, когда после отзвучавшей увертюры вот-вот выйдет исполнитель главной партии.

— Что означает «ragazza»? — спросила я. — Что-нибудь гадкое?

Алессандро сунул руки в карманы и пошел вперед.

— Я подумал, если сказать им, что вы моя девушка, они перестанут спрашивать номер вашей социальной страховки. А заодно и номер вашего телефона.

Я засмеялась:

— И они не удивились, что Джульетта встречается с Салимбени?

Алессандро улыбнулся, но я видела, что мои слова его задели.

— Боюсь, в полицейской академии Шекспира не изучают.

Некоторое время мы молча шли без цели, никуда не спеша. Строго говоря, можно было уже откланяться, но мне отчего-то не хотелось уходить — не оттого, что в номере меня поджидает Бруно Каррера, просто идти рядом с Алессандро казалось мне естественным и правильным.

— Сейчас подходящий момент вас поблагодарить? — спросила я.

— Сейчас? — Он посмотрел на часы. — Assolutmente si . Да, сейчас самое время.

— Как насчет ужина? Я плачу.

Мое предложение его явно позабавило.

— С удовольствием. А кто же будет стоять на балконе в ожидании Ромео?

— Через балкон ко мне в номер вламывались, помните?

— Понятно. — Его глаза чуть сузились. — Вы хотите, чтобы я вас защищал?

Я открыла рот выпалить какую-нибудь дерзость, но вдруг поняла, что у меня пропало желание это делать. После всего, что случилось и еще могло произойти, я ничего так не хотела, как Алессандро с его пистолетом в постоянные спутники на весь оставшийся срок моего пребывания в Сиене.

— Ну, — сказала я, проглотив гордость, — пожалуй, я бы не стала возражать.

IV.IV

Но ты влюблен. Займи же пару крыльев

У Купидона и порхай на них!

Сиена, год 1340-й от Рождества Христова

В день Палио Сиена весело плыла по морю песен. Каждая улица превратилась в реку, каждая пьяцца стала водоворотом религиозного экстаза, и омывшиеся в потоке поднимали с мелей заполаскивавшие стяги и штандарты и шествовали по скользкому песчаному дну фортуны, поднося знамена повыше к небесной Владычице, дабы ощутить ее нежное прикосновение.

Этот благочестивый прилив давно прорвал шлюзы — городские ворота, затопив сиенские пригороды до самого Фонтебекки, что двумя милями севернее Порта-Камоллии. Здесь волновался целый океан голов, пристально следивших, как пятнадцать всадников Палио вышли из своих палаток в полном боевом облачении, готовые почтить вновь коронованную Деву удалой лихостью юношей на пороге зрелости.

Почти все утро у маэстро Амброджио ушло на то, чтобы выбраться из города, локтями прокладывая себе дорогу через плотную толпу, запрудившую улицы. Не знай художник за собой вины, он бы сто раз сдался и повернул обратно с полпути в Фонтебекки. Но он не мог. Как гнусно чувствовал себя старый маэстро в это чудесное утро! Какой роковой ошибкой стало его непрошеное вмешательство в судьбу молодых людей! Не поспеши он соединить красоту с красотой единственно ради красоты, Ромео не узнал бы, что Джульетта жива, а она бы не откликнулась всей душой на его страсть. Непостижимым образом любовь к прекрасному в одночасье превратила маэстро в преступника. Как жестоко со стороны Фортуны преподать урок старику ценой счастья молодой пары! Или он заблуждается, ища возвышенные объяснения своему проступку? Действительно ли фальшивая гуманность, а не что-то иное, соединила этот изначально обреченный союз? Возможно ли, чтобы маэстро передал собственное тайное желание прекрасному телу Ромео и что все надежды на счастливый союз молодых были всего лишь способом получить воображаемый доступ в спальню новобрачной?

Маэстро не увлекался мистическими аллегориями, если они не были частью композиции и богатого заказа, но ему пришло в голову, что легкая тошнота, которую он ощущал при мысли о себе как о похотливом старом кукловоде, сродни тому, что ежеминутно ощущает Господь Бог, если вообще что-нибудь чувствует. Ведь он, в конце концов, явление божественное, а божественному полагается быть бесстрастным. В противном случае маэстро искренне сочувствовал Господу, ибо история человечества суть не что иное, как бесконечная река скорбей.

С Девой Марией дело иное. Она была человеком и знала, что означает страдать. Она всегда выслушает смиренную жалобу и проследит, чтобы Бог поразил громом и молнией кого следует. Как красавица жена могущественного властителя, она поможет и похлопочет, зная, как тронуть Божественное сердце. Именно ей Сиена вверила ключи от своих ворот, а Богоматерь особенно снисходила до жителей Сиены, защищая их от врагов, как мать маленького сына, который ищет спасения в ее объятиях от притеснений братьев.

Маэстро один мучился предчувствием неотвратимого апокалипсиса. На лицах зевак, которых он расталкивал в своем крестовом походе на Фонтебекки, торопясь успеть до начала скачек, не ложились мрачные тени, все пировали, никто никуда не спешил. Отвоевав место у дороги, можно было не торопиться на место старта. Конечно, в Фонтебекки сегодня есть на что посмотреть — пышные палатки, традиционные фальстарты, знатные семейства, чьи сыновья принимают участие в скачках, — но что может сравниться с приближающимся громоподобным гулом пятнадцати галопирующих боевых коней, несущих к победе юных рыцарей в сверкающих доспехах?

В Фонтебекки запыхавшийся маэстро направился прямо к штандарту с орлом. Ромео уже вышел из желтой палатки в сопровождении своих кузенов и других родственников-мужчин, сегодня на редкость неулыбчивых. Даже команданте Марескотти, всегда находивший слова поддержки, выглядел как солдат, попавший в засаду. Он сам держал лошадь под уздцы, когда Ромео садился в седло, и только он один обратился к сыну.

— Не страшись, — услышал маэстро слова команданте, поправлявшего бронированный намордник, закрывавший голову коня. — Он стоит как ангел, но полетит как дьявол.

Ромео молча кивнул, неразговорчивый от волнения, и взял поднесенное копье с флагом с орлом, с которым ему предстояло скакать. Если Пресвятая Дева будет к нему благосклонна, на финише он обменяет это копье на палио. Если же паче чаяния Богородица сегодня в ревнивом настроении, он последним воткнет свое копье в землю перед собором и получит в руки живую свинью как символ своего позора.

Когда вынесли шлем, Ромео заметил маэстро Амброджио и так удивился, что даже лошади передалось его волнение.

— Маэстро! — воскликнул он с вполне понятной горечью в голосе. — Пришли нарисовать картину моего поражения? Уверяю вас, оно будет весьма зрелищным, с точки зрения художника.

— Вы правы, — покорно отозвался маэстро Амброджио, — насмехаясь надо мной. Я вручил вам карту, приведшую прямо к несчастью, и сейчас ничего так не хочу, как исправить причиненное зло.

— Ну, так исправляй, старик! — сказал Ромео. — И лучше поспеши, ибо я вижу, что барьер натянут.

— Я так и поступлю, — сказал маэстро. — Если позволите говорить с вами прямо…

— На околичности нет времени, — согласился команданте Марескотти. — Давай выслушаем его.

Маэстро Амброджио откашлялся. Тщательно отрепетированная речь, которую он готовил все утро, сразу вылетела из головы — он едва мог припомнить начало, но необходимость вскоре пересилила красноречие, и он выпалил свои секреты в том порядке, в котором сам их узнал.

— Вы в большой опасности, — начал он. — И если вы мне не поверите…

Страницы: «« « ... 678910111213 » ... »»