Плохие слова (сборник) Гайдук Борис

— Детей было не пятеро, а четверо, — зачем-то вспомнила Вика Плюшкина.

— А когда один из твоих малышей скончался от брюшного тифа, — Егор запнулся и покраснел еще гуще, — компания оплатила его похороны и предоставила тебе двухмесячный отпуск для реабилитации.

«Мы все сошли с ума, — ужаснулась Вика Плюшкина. — Когда все это кончится? Я брошу школу сегодня же. У меня хорошая профессия, и всегда хватит на хлеб с маслом. Даже с икрой. Чтобы больше никаких младенцев, умерших от брюшного тифа».

— А вы, Билл и Джон! Вы убираете цех быстрее любых зрячих рабочих, — продолжал Егор, чей голос выровнялся и стал тверже. — Вы даже выиграли какой-то конкурс в столице штата. Спасибо вам. И еще, ребята: вам, наверное, никто этого не говорил, но вы всегда убираете цех в полной темноте. Простите, но ко всему прочему мы экономили на вашей работе электричество.

«Ух ты! — невольно восхитился Эдик Каспарян. — Отличный невротический бред!»

Егор достал из кармана аккуратно сложенный белый платок.

«Кажется, у Егорки едет крыша, — заволновался фондовый спекулянт Шерингарц. — В этом дурдоме кто угодно спятит».

— Мы с вами знали лучшие времена, ребята! К сожалению, сейчас все изменилось. Мы несем убытки и стоим на пороге краха, — Егор ритуально приложил платок к глазам. — В этом есть и наша, более того, лично моя вина. Я осуществил неудачные вложения в Россию накануне их злополучного кризиса. Я поторопился закрыть перспективный калифорнийский филиал. Я совершил немало ошибок и сегодня собираюсь заплатить за них сполна. Я ухожу в отставку.

— Ой, Егорка, какой ты молодец! — ахнула Вика Плюшкина.

— И что нам это дает? — обеспокоился Эдик Каспарян.

— Прошу не перебивать, я говорю сотрудникам прощальную речь. Так вот, дорогие мои! Я верю, что это еще не конец. Я надеюсь, что трудные времена мы тоже переживем вместе. Мы стали одной семьей в дни успеха, и вы должны сохранить эту семью в час испытаний.

«Соловьем свистит, — уважительно отметил Леня Голубев. — Вот тебе и тихоня! Папашины выступления небось вспомнил. Тоже мастер нести всякую пургу».

— Те ребята, которых вы выбрали командовать профсоюзом, прекрасно справлялись со своей работой, — продолжал Егор Анисов. — Мы напрасно не прислушались ко многим их советам. Они всегда отстаивали ваши интересы. Каждый шаг в жизни рабочего человека был им небезразличен. Они позаботились даже о кондиционерах в туалетах и удобных курилках. Они думали даже о ваших пепельницах. О пепельницах! Можете это себе представить?

«Он ведь к чему-то клонит, — сообразил Юра Шерингарц. — Ну-ка, ну-ка…»

— Но теперь в своей слепой, почти отцовской любви к вам они готовы потащить компанию на дно, как «Титаник». До отказа набитый вами, дорогие друзья! Вашими, как они любят говорить, изломанными судьбами.

«Вот это финт! — ахнул про себя Эдик. — В обход, тихой сапой. Откачивать, кажется, не придется!»

— Погоди, Егорка! — вмешался Леня Голубев. — Кому ты, собственно, этот свой спич толкаешь?

— Как это кому? — быстро, чтобы не дать сбить Егора, ответил Шерингарц. — Людям, о судьбе которых вы денно и нощно п-печетесь. Биллу вашему, Тому! Они нам теперь тоже к-как родные стали!

Оля Ситникова зло рассмеялась. Американец кисло усмехнулся.

— Да, друзья мои! В случае принятия их предложений через полгода компания станет банкротом и руководить ею придут совсем другие люди. Люди, которые о вас ничего не знают и которым вы будете совершенно безразличны. И ты, Том, и ты, Саманта, и вы, Билл и Джон. Поэтому перед своим уходом я вас прошу, я очень прошу об одном. Постарайтесь убедить ваших лидеров, ваших преданных защитников, продолжить переговоры с обновленной администрацией и вместе спасти компанию.

Егор прерывисто вздохнул.

— У меня все… Благодарю за внимание.

Доктор Ковальски сделал пометку в блокноте.

— Ну? — оживился банкир Слива. — Что скажете, народные заступники? Как вы теперь своим избирателям будете в глаза смотреть?

Доктор Ковальски поднял руку:

— Два маленькие замечания. Первый. Этот уважаемый господин только что покинул совет директоров. Его мотивация понятна. Будет логично, если он выйдет из зала переговоров.

Егор часто захлопал глазами.

— Ничего, Егорка! — успокоил его Юра Шерингарц. — Все нормально. Ты все сделал отлично. Д-дальше мы справимся.

— Подождите, пожалуйста, ваши коллеги в коридоре, — сказал американец.

— С-сука! — прошипел Эдик.

На Егора было жалко смотреть. Уверенность, которую он обрел к концу длинной речи, мигом слетела.

— На первом этаже работает буфет, — смущенно подсказал Грибов.

— Правильно, дуй в буфет! — сказал Леня Голубев. — Да водки там врежь. Если тебе продадут, гы-гы… А мы тебя после этой катавасии найдем.

Багровый Егор собрал портфель и потащился к двери, выронив по пути носовой платок.

«Почему я должна смотреть на эти издевательства? — мучилась Вика Плюшкина. — Может быть, тоже уйти, прямо сейчас? Нет, тогда я, наверное, подведу ребят…»

— И второй замечание. У вас осталось не очень много времени, а соглашение все еще далеко. Признаю, что смотреть на все происходящее было весьма любопытно. И даже поучительно. Но пока результат нет. В России приходится постоянно напоминать, что переговоры есть не только театр, но и вычислительный центр. А метод переговоров — сотрудничество, а не соперничество.

— Как же ты меня достал! — простонал банкир Слива.

— Вам, видимо, требуются дополнительные консультации. Вы можете разойтись в классы. Но имейте в виду лимит времени.

— Слушайте, братва! Надо что-то решать прямо здесь и прямо сейчас! Расходиться по углам и сходиться обратно реально нет времени.

— Это верно.

— С-согласитесь, что только наш план спасает компанию.

— Ага, и тогда вы поедете в Америку, а мы останемся тут с голым хреном.

— А ты, значит, хочешь, чтобы вообще никто не поехал? Не уважаю.

— Лично мне уже все равно, кто туда поедет, а кто нет! В такое дерьмо я за всю жизнь ни разу не вляпывалась!

— Я тоже. Хотя где-где, а вокруг подиума дерьма хватает, поверьте мне.

— Оленька, ты, на всякий случай, меня прости. Я подумал: на войне как на войне. Хотя, конечно, виноват, готов искупить.

— Про это, милый друг, мы с тобой после перетрем. Искупить придется.

— Вот только уголовщины не надо, ладно?

— Ты чё? Какая уголовщина? Просто маленький, но серьезный разговор двух взрослых людей.

— Мужики, мужики! Не отвлекайтесь!

— Никто и не отвлекается. Работаем. Только теперь давайте конкретику. Надо же ваших Томов и Джерри от голодной смерти спасать. Придумали, блин, страдальцев на наши головы!

— Направлений два: модернизация и социальная политика.

— Ага. И рыбку съесть, и в кресло сесть. Придется выбирать что-то одно.

— Притом что источники внешнего финансирования почти на нуле. А репутация компании уже сейчас серьезно подмочена.

— Стоп! Д-давайте сделаем вот что. В-выпустим дополнительную эмиссию акций. Большую, миллионов, скажем, на д-двадцать пять, и распространим ее с-среди сотрудников. Вот тебе и финансирование, и объединяющий элемент кадровой политики!

— Да кто их возьмет в такой момент? И на миллион не продашь.

— Н-не скажи. Тут есть одна тонкость. Взамен мы сможем гарантировать народу, что обойдемся практически б-без увольнений. Закроем, например, всего три самых гиблых п-производства. Вот это и это. Ну и упаковку в Стентон-Сити. Здесь в-всего триста с лишним человек. Всем уволенным д-дадим нормальную компенсацию. Желающим предложим обучение новым профессиям. Как альтернатива — неизбежны серьезные сокращения. Причем через полгода уже бесконтрольные, по судебным искам. Я думаю, что п-профсоюз должен провести р-работу в трудящихся массах. Все шансы за нас. Это во-первых.

— А во-вторых, массы только что прослушали прощальную речь директора Егорки. Наматывают на кулак сопли и на радостях готовы купить даже остатки ваучеров у нашего Чубайса.

— Точно!

— М-мы все сделаем аккуратненько. Скажем, в т-течение года половину зарплаты н-народ получает в акциях по номиналу, п-половину н-наличкой. За полгода привлекаем… п-привлекаем… шестнадцать лимонов. Вообще-то маловато.

— Пусть дирекция тоже поучаствует. У вас доходы большие.

— Есть! С-сколько там у нас высшего м-менеджмента? Ага! Лимона три мы п-потянем легко.

— Нет, братва, лучше будет, если мы потянем лимонов семь, но со скрипом! Объясняю популярно: дирекция в эти полгода пусть получает бабки почти одними только акциями! А наличными положить себе, скажем, среднезаводскую зарплату. Во-первых, дополнительные деньги, а во-вторых, здоровый популизм. Типа мы не только народ грузим, но и сами в полный рост впрягаемся в эту бодягу.

— Ага, тебе народ грузить не в новинку.

— Плюс публичное представление антикризисного плана и обещанные перемены в высших эшелонах. Егорка уже ушел, причем красиво. Сливу с Юркой трогать нельзя!

— Ой, ребята, я в отставку хоть сейчас согласна. В секретарши меня только возьмите. Я хороший кофе умею варить.

— Есть.

— А взамен берите к себе нашего Эдика.

— Профсоюз не продается!

— Ну и хрен с тобой. Получше людей найдем.

— Меня возьмите.

— Тебя, засранца, — дудки! До седых яиц будешь драть глотку на первомайских митингах!

Грибов и доктор Ковальски напряженно следили за переговорами.

Американец быстро писал.

— С-смотрите, почти вся м-модернизация у нас профинансирована. У трудового к-коллектива будет шестнадцать п-процентов акций предприятия. Так что теперь какую-нибудь п-профсоюзную шишку можно вполне легально брать в совет директоров.

— Тогда другое дело! Если народ попросит — я согласен.

— Эх, лимонов шесть бы еще н-нарыть, и порядок!

— Это уже мелочи! Шесть миллионов по ходу дела где-нибудь нароем. До копейки расписывать не обязательно.

— Но ж-желательно.

— Мальчики, послушайте! А давайте мы раз в неделю будем проводить как бы субботники! Чтобы один день в неделю все работали бесплатно. И директора, и рабочие — все. Я думаю, что народ нас поймет. Это действительно сплотит коллектив. И денег сэкономим!

— А-ха-ха! Да ты что, Вика?!

— Ну, н-насмешила! Двор будем подметать!..

— Гы! Бревно туда-сюда носить!..

— Точно, мужики! Егорка перед субботником речь опять же толкнет…

— Он же в отставке!

— На общественных началах. Что-нибудь про общую семью в час испытаний. После работы можно водки выпить. А что? Нормально! Эх, молодежь! Что вы в этом понимаете!

— Постойте-ка! По д-деньгам, между прочим, получается ровно шесть миллионов! И три копейки профицита! Про-фи-ци-та, понимаете?

— Но, народ… Это же ни в какие ворота…

Все вдруг замолчали, словно обесточилась какая-то линия.

За окном звякнул трамвай.

В пустом коридоре — немолодые шаркающие шаги.

Профессор Грибов постукивал ручкой по столу, ловко переворачивая ее между пальцами.

Вика Плюшкина переводила испуганный взгляд с одного участника переговоров на другого.

У Лени Голубева несколько раз дернулся кадык, как будто он собирался что-то сказать, но не решался.

Прекрасная Оля Ситникова была сейчас похожа на маленькую девочку, которая только что увидела нечто чудесное, например слона в зоопарке или Деда Мороза с куклой Барби под мышкой.

Эдик Каспарян приоткрыл рот и выглядел смешным.

Нефтяник Головко держался ладонью за подбородок и хмурил брови, словно силился вспомнить что-то важное.

Банкир Слива сжал губы и прищурил левый глаз, как боксер перед решающим ударом.

Фондовый спекулянт Шерингарц имел то счастливое и глупое выражение лица, которое, наверное, было у Архимеда, прежде чем он выкрикнул свою знаменитую «эврику» и понесся голым по улице.

— Слушайте, братцы! — понизил голос Слива. — Давайте мы им реально про субботники напишем! И мать его через пень! А чего этот надутый индюк нам тычет в морду своими порядками?! Телефоны забрали, как будто мы в ментовке сидим, а не в бизнес-школе! Беспредел, в натуре! Егорку выгнал, как будто нельзя было его на задней парте оставить! А?

— Мальчики, а правда, давайте, умоляю! — Вика Плюшкина прижала к груди руки. — Не ради профицита, а так — для себя! Стыдно ведь, ужасно стыдно! Эдик! Ты что молчишь?

— А что, я не против! Прикольно!

— Ха, вроде как п-письмо запорожцев американскому султану. Ну-ну!

— Вы только представьте, братва, как у этого мудака глаза на лоб вылезут! Да я за одно это целый день буду бревно носить!

— Мужики, а вдобавок к субботникам учредить на предприятии Совет рабочих депутатов!

— Н-ну, это лишнее! У н-нас вон профсоюз какой з-зубастый!

— Вперед! Юра, садись за машину! Печатай меморандум. Десять минут у нас есть, успеем.

— Я не очень быстро п-печатаю. П-пускай лучше Вика…

Быстрые пальчики Вики Плюшкиной запрыгали по клавиатуре.

Антикризисный план администрации под пафосным названием «Семья в час испытаний» получил одобрение профсоюза и стал немедленно претворяться в жизнь. Дополнительная эмиссия успешно разошлась. Эдик Каспарян вошел в совет директоров. Незначительные сокращения персонала сопровождались большими компенсациями. Семьдесят пять человек, в их числе слепые братья Билл и Джон изъявили желание получить новые профессии. Саманте Клаус была предложена досрочная пенсия. Выгнанный из класса Егор Анисов заочно стал председателем общественного фонда «Работа и справедливость».

И наконец, настал день, когда американские рабочие и служащие, немного поворчав, вышли на работу бесплатно. Власти обеспокоились, но в комиссию штата по трудовым спорам не было подано ни одной жалобы. Семья достойно встретила час испытаний. Казалось, еще немного — и на самой высокой заводской трубе Северной Каролины появится красный флаг.

К положенному сроку меморандум был готов.

Бегло пролистав страницы, профессор Грибов поднял на переговорщиков ошарашенный взгляд.

— Вы… уверены? Я имею в виду… последний пункт.

— Абсолютно уверены. У н-нас есть все основания рассчитывать на успех нашей антикризисной программы, — отчеканил фондовый спекулянт Шерингарц. — Профсоюз обещает п-полную поддержку.

Эдик Каспарян незамедлительно подтвердил готовность профсоюза к сотрудничеству с администрацией.

— У нас большой авторитет среди трудящихся, — веско добавил он.

— Может быть, вам немного не хватило времени? Я думаю, что десять или пятнадцать минут мы могли бы выделить дополнительно, это непринципиально. Вы практически справились. Я имею в виду м-м… одну из команд.

— Нет, спасибо. Это окончательный в-вариант. Здесь вторая копия д-для доктора Ковальски.

— Ну что же. Все свободны. Нам нужно время, для того чтобы детально ознакомиться с планом и определить результат игры, — давя вздох, сказал Грибов. — Ждем вас обратно примерно через час.

В коридоре учебного корпуса сумрачно. Занятий сегодня нет. Пахнет старым дощатым паркетом, высокие дерматиновые двери заперты.

— Эх, братва! Какой же это кайф — не быть чмом!

— К-кажется, мы устроили им н-небольшое экономическое чудо!

— Доктора Ковальски сейчас хватит кондратий! В жизни небось не видал такого крутого антикризисного плана! Гы!..

— Мужики, надо бы Егорку найти. Если он в буфете, конечно.

— Да, расстроили парня.

— Пойдемте скорее!

В урну и мимо полетели окурки. Вика Плюшкина первой скатилась по лестнице и побежала к буфету.

— Егор! Егор! — громко кричала она, и пустое субботнее здание отвечало ей дробным эхом.

В буфете загремел опрокинутый стул. С сосиской на вилке в коридор выскочил Егор.

— Ну что?!

— Егор! Егорка! — кинулась к нему Вика. — Мы договорились! Представляешь — мы договорились!

— Здорово! А кто выиграл?

— Не знаю!..

Не выиграл, разумеется, никто.

Доктор Ковальски признал соглашение несостоявшимся и уехал в Америку. Один. Комментировать результат игры он отказался.

Профессор Грибов в тот же день достал из антресольной пыли свою давнюю кандидатскую диссертацию и полистал перед сном.

— Ведь это тоже была великая идея, — ностальгически бормотал он и слюнявил указательный палец.

Банкир Слива еще до окончания бизнес-школы стал настоящим банкиром, то есть заручился поддержкой определенных структур, подсидел председателя правления и заграбастал весь банк под себя. С тех пор банк существенно вырос в размерах и окончательно попал на карандаш к компетентным органам. С которыми, впрочем, банкир Слива тоже успешно договаривается.

Оля Ситникова год спустя вышла за банкира Сливу замуж. Что-то все же в нем есть, в этом Сливе. Сначала Оля упорно работала пресс-секретарем в его банке, а потом забеременела двойней и смирилась с положением жены нового русского.

Леня Голубев выгодно продал свой маленький торговый бизнес, а позже, когда покупателям понадобилось задать ему несколько имущественных вопросов, найти его нигде не смогли. Ходили слухи, что он скрывается то ли в Мордовии, то ли, наоборот, в Мексике. Оля Ситникова говорит, что она всегда ожидала от «этого Голубева» чего-то подобного, и Слива, как и во всем остальном, согласен с женой.

Егор Анисов учится за границей, но не в Америке, а в Англии, тоже в очень приличном месте. У его папаши, как и полагается депутату, там имеется какая-то записанная на чужое имя недвижимость. Егору пришлось какое-то время пообщаться с психологом, зато сейчас он почти справился с застенчивостью. На фото он похож на молодого Герберта Уэллса. Ему в общем-то с самого начала было наплевать на этот несчастный Стэнфорд.

Юре Шерингарцу не повезло. На каком-то вираже нашего безумного фондового рынка он не вписался в нужный поворот и потерял все деньги. Но Юра не пал духом. Сейчас он сидит на скромном окладе в страховой компании и потихоньку отдает долги. К тому же я точно знаю, что он снова начал писать стихи.

Василий Головко по-прежнему возглавляет отдел в Восточно-Сибирской нефтяной компании, и особых перспектив, по его словам, не видно. Все-таки он немножко консерватор и тугодум. Впрочем, в нужное время и в нужном месте такие люди ценнее всего.

Эдик Каспарян и Вика Плюшкина не закончили обучение. Сразу после игры они покинули бизнес-школу, и где они теперь, мне неизвестно.

Но почему-то я уверен, что с ними тоже все хорошо.