Плохие слова (сборник) Гайдук Борис

— Разве что в гараж их?

— Во! Давай в гараж! На неделю максимум. Я что-нибудь придумаю!

— Так и в гараж некуда. У меня не «Запорожец». «Газель» как раз весь гараж и занимает.

— Серега, я тебя прошу!

— Если только связки распотрошить и поставить вдоль стен, на полки.

— Точно! Давай так.

— Ох, Гришка! Почему с тобой все время такой геморрой? О чем ты раньше думал?

— Как о чем? О багажном вагоне, естественно. Когда я увозил выставку из Воронежа, вообще никаких проблем не было. Спокойно все оформил, заплатил недорого.

— Ладно. Понесли, что ли, твое имущество обратно?

Картины снова уложили в цельнометаллическую «Газель». Повеселевший Гриша побежал за едой в дорогу.

Сергей с трудом шевелил неопохмеленными мозгами.

«Татьяна меня за эти картины убьет, — заранее пугался он. — Мы с Гришкой за эти три дня ей и так всю кровь выпили».

Два месяца назад художник Григорий Капитанов привез в Музей современного искусства персональную выставку. Важно ходил на открытии в электрических лучах славы, дал интервью телеканалу «Культура» и нескольким изданиям.

Богемного вида гости жали Гришке руку и говорили о свежей струе в гуманистическом контексте, амбивалентности видимого мира и эманациях общественного сознания. Нафталиновый старичок с большими диоптриями напирал на духовное возрождение нации. Из соседней школы пришла экскурсия.

Закрытие прошло скромнее.

Гриша в основном пил водку у своего старого друга Сергея Пличкина и безуспешно пытался вызвонить нескольких подруг пятнадцатилетней давности.

Появился Гриша с пакетом еды и почти пустой бутылкой пива.

— Эх, Серега, я за это твой конный портрет в натуральную величину напишу! — издали закричал он. — В костюме Генриха Четвертого! Что скажешь?

— Почему Четвертого? — спросил Сергей, провожая завистливым взглядом булькающую в Гришиной руке бутылку.

— А какого ты хочешь? Восьмого? Давай Восьмого!

— Мне все равно какого.

— Эх, Серега, Серега! — взбодрился от пива Гриша. — Не ругайся ты на меня! Если бы ты знал, что это такое — дышать красками и маслом! Что значит каждой картиной заново начинать Сотворение мира! От первого дня до седьмого!

— Куда уж нам, — буркнул Сергей.

Гриша вытащил из пакета еще одну бутылку.

Сергей взглянул на часы. Делать на вокзале больше нечего, но Гришу бросать неудобно. Пятнадцать лет не виделись с тех самых пор, когда он уехал жить в свой Барнаул. А тут вдруг объявился, весь из себя художник, творческая личность, да еще с персональной выставкой в известном музее. На шее пестрый платок, штаны на два размера больше, пальцы в красках. А ведь раньше рисовал только баб голых в книжках. Вообще-то и сейчас рисует. Только теперь это называется «обнаженная натура».

— …И в одной заброшенной прачечной, в жалких комнатушках жили Пикассо, Модильяни, Хаим Сутин, другие. И все они были гениями, все до единого. Представляешь, старик, какая там была энергетика? Они там вместо воздуха дышали живописью. Голыми руками расписывали стены, дарили друзьям рисунки, которые сейчас стоят сотни тысяч. Представляешь?

— Ну да.

— Вот, Серега, когда я помру знаменитым, мои картинки, что у тебя висят, будут стоить бешеных денег. А я напишу про тебя в своих мемуарах. Хе-хе, шучу.

— Что значит «шучу»? Не напишешь, что ли?

— Эх, Серега, — посерьезнел Гриша. — До мемуаров еще знаешь сколько нужно перелопатить выставок?! Сколько жоп вылизать разным музейщикам?! Многие всю жизнь рисуют, и хорошо рисуют, а толку — ноль. Ничего не выставляют. А у меня уже вторая персональная выставка. И — в Москве. Ты хоть понимаешь, что это такое? В Москве!

Сергей пожал плечами. Где еще быть нормальной выставке? В Питере разве что. Да за границей.

— Ладно, Серега, я пойду. Я тебе сразу же позвоню. Век тебя не забуду, спасибо. Правда.

Гришка обхватил Сергея за туловище и легко оторвал от земли. Здоровый лось, даром что художник. Поезд заскрежетал и тронулся с места.

— Что за хрень! — вскрикнул Гриша и бросился догонять свой вагон.

Отпихнув проводницу, он впрыгнул в дверь, обернулся и замахал рукой.

— Передвижник, мать твою! — усмехнулся Сергей вслед уплывающему составу.

В гараже Сергей выпил бутылку пива, перевел дух и скептически оглядел замкнутое пространство. В принципе равномерно распихать можно. Но заниматься сегодня этим не хотелось. Лучше завтра с утра.

— Так я и знала! — гремела посудой в раковине Татьяна. — Так я и думала, что этим все кончится! Да ведь этот хлам в твою машину еле влез, где ты его в гараже хочешь сложить? Где?

— Во-первых, половину он увез. А остальное заберет через неделю-другую.

— Через какую неделю?! Какую другую?! Ты что, Гриши своего не знаешь? О господи! Эй, да вы с ним еще пили, что ли?

— Нет, это я по дороге бутылочку выпил.

— Куда я там теперь капусту поставлю?

— Тань, ну хватит орать! Мне эта живопись самому ни в какое место не уперлась! Что, выкинуть все надо было, да?!

Татьяна оставалась сердитой весь вечер. Олег и Леночка выбрались из своей комнаты, радуясь тишине, наступившей после отъезда дяди Гриши.

В два захода Сергей вынес к мусоропроводу накопившиеся бутылки.

Ночью Татьяна отпихнула мужа и завернулась в свое одеяло. Сергей не настаивал и быстро уснул.

Утром Сергей выгнал машину, еще раз оглядел гараж, распаковал склеенные скотчем связки картин и стал их расставлять. Большие выстроил вдоль стен, средние уместил на полках, маленькие рассыпал по всем свободным местам.

Румяная школьница с мячом в руке заслонила собой стопку зимней резины.

Римская волчица с детишками скрыла убитый, но вполне годный на запчасти волговский движок, задарма купленный в соседнем таксопарке. Кареглазая волнующая красотка в венке из золотых цветов, слегка прикрытая висящими на крючках халатами, томно смотрела от умывальника.

Сверху донизу гараж неузнаваемо разукрасился жирными подсолнухами, цветами, животными, летящими по небу ангелами и добрыми толстощекими детьми. И женщинами: радостными, мечтательными, зовущими.

«Это мы! — строили глаза женщины Сергею. — Нас нарисовал художник, смотрите на нас, мы красивые.»

— Ай да Гришка, сукин сын, — присвистнул Сергей, чувствуя неожиданное волнение. — Вот ведь сколько всего намалевал, плодовитый ты наш!

Сергей сел за руль и бережно, стараясь не газовать, заехал обратно в гараж. Машина поместилась с трудом, прямо в лобовое стекло свесился хитроглазый змей, предлагающий легкомысленной Еве ослепительно красное яблоко.

— Ну что, разложил художества? — спросила подобревшая Татьяна.

— Да, все влезло, можешь сама посмотреть.

— Что смотреть, я на вашей выставке видела. Как был Гришка юбочник, так и остался. Горбатого могила исправит.

— Это точно.

Позвонил Гриша.

— Как дела, старичок? Поместилось мое культурное наследие?

— Поместилось, — коротко отвечал Сергей.

— Вот, я тебе говорил, что все будет в порядке! Скоро я что-нибудь придумаю!

— Думай быстрее, пока крысы не начали жрать твою живопись, — раздраженно брякнул Сергей.

— Что… что? — залепетал Гриша. — Какие крысы? Ты что? Ты о чем?

Сергею стало совестно.

— Это я так, шучу. У меня все забетонировано. Я зимой в гараже квашеную капусту держу, мне только крыс там не хватало.

— Ну и шуточки у тебя, брат. Ты не расслабляйся. Это не просто художественные ценности, это материальные богатства на много тысяч очень условных единиц. У тебя хоть замок на гараже хороший?

— Гриша, если у тебя ценностей на столько условных единиц, — начал было Сергей, но решил не продолжать.

— То что же ты, сука, ходишь в дырявых носках? — захохотал незлобивый Гриша. — Серега, это все вторично, поверь мне.

Змей сразу же повел себя фамильярно, по утрам глумливо скалился в лобовое стекло.

«Сейчас эту глупую телку я в шесть секунд разведу на яблоко, — подмигивал Сергею змей. — Спорим?»

— Факт, разведешь, змеюга, — соглашался Сергей. — Такую лохушку любой разведет безо всякого яблока.

Простодушная полная Ева и вправду казалась готовой к искушению, но коварный змей все время оттягивал решительный момент.

Однажды Сергею показалось, что змей немного приблизился и предлагает ему тоже попробовать красное яблоко.

— Сам жри, — отказался Сергей.

Другие картины были хорошо видны только в пустом гараже, и, выключая свет или открывая ворота, Сергей всякий раз ежился под их взглядами.

На выставке они были просто полотна, здесь же, сплотившись рамкой к рамке и заняв собой почти все малое пространство гаража, они слились в единую многоглазую и разноцветную живопись.

Снова позвонил взволнованный Гриша.

— Серега! — заорал он на своем конце провода. — Дело на сто миллионов! Нужно показать мои картины критику Антоневичу. А самое главное, с ним будет профессор Бердянцев. Сам Бердянцев, понял?!

— Нет, — признался Сергей.

— Ах, ну да. В общем, я дал ему твой телефон, он будет звонить тебе завтра вечером. Только давай так: если спросит, почему картины в гараже, скажи, что у меня планируется выставка, скажем, в Рязани, ну, и чтобы не возить их, сам понимаешь. В общем, твое дело сторона, главное, про наши вокзальные бега не проболтайся. А то несолидно выйдет.

— Что же они не пришли на выставку, как люди?

— Антоневич был, не в нем дело. А Бердянцев только что вернулся из Барселоны и говорит: хотелось бы взглянуть на выставку художника Капитанова. Ему говорят — закрылась. Как закрылась? Очень жаль. Тогда Антоневич где-то раскопал мой телефон, звонит, ну я его и обрадовал. Эх, Серега, есть Бог на свете! Если Бердянцеву понравится, Антоневич с его рецензией напишет статью в «Обозрение», а это уже совсем другой полет! Старичок! Короче, так: с меня любая картина, кроме восьми больших, «Элегии», «Тореадора» и «Осени». Любую другую забирай себе, над диваном в большой комнате повесишь. Или в детскую, там у них на стене какие-то убогие журавлики висят. Договорились?

— Да ладно…

— Бери, бери. Эх, Серега!

Ради визита критика Антоневича и профессора Бердянцева Сергею пришлось отказаться от хорошего заказа. За полчаса до назначенного времени Сергей вывел машину из гаража и отогнал ее подальше, чтобы соседство «Газели» не оскорбило в глазах гостей высокое искусство. Еще он подровнял картины, спрятал ведро и грязные халаты, подмел пол и вынес мусор.

За пятнадцать минут выкурил три сигареты.

Профессор и критик прибыли вовремя.

— Святослав Аполлонович Бердянцев, — представился профессор, не подавая руки.

— Владимир, — бросил второй.

Сергей совсем разволновался.

— Я Сергей Пличкин. Пойдемте вон туда.

«Святослав Аполлонович, — злился на себя за волнение Сергей. — Конечно, с таким именем лопатой махать не будешь! Профессор… Хорошо хоть не еврей».

— У Григория э… скоро выставка в Рязани. Вот он свое хозяйство у меня и оставил. Чтобы туда-сюда не таскать, — некстати доложился Сергей, забыв к тому же Гришино отчество.

Гости приблизились к распахнутым воротам гаража.

— Ух ты! — не удержался Антоневич при виде картин.

Чуть улыбнулся и профессор.

— Н-да, концептуально.

«Что? Как?» — испугался Сергей.

— Можно включить свет, у меня яркий, двести ватт, — засуетился он. — Но, по-моему, при дневном лучше.

— Лучше, — кивнул профессор.

Гости на пару минут замолчали.

Антоневич бегло оглядел гараж и остальное время посматривал на Бердянцева.

Профессор не спешил, в некоторые картины всматривался подолгу.

«Вроде бы ничего, — успокоился Сергей. — Нос не воротит».

— Не Матисс, конечно, — закинул удочку Антоневич.

— Не Матисс, — веско согласился профессор.

«Суки, зарежут Гришку, — снова затосковал Сергей. — Напрасно он этот балаган затеял».

— Гаражная живопись Капитанова, — осмелел Антоневич. — Может быть, здесь ей самое место, что скажете, Святослав Аполлонович? Искусство, так сказать, окончательно принадлежит народу, хе-хе…

— Я бы не стал торопиться с такими оценками.

«Молодец, Аполлоныч! — одобрил Сергей. — Свое дело знает!»

Антоневич замолк и, искоса поглядывая на профессора, стал черкать в блокноте.

Профессор поднял с пола римскую волчицу и поставил ее на более освещенное место. Темным пятном среди картин вылез волговский движок. Сергей смутился.

Рядом с волчицей профессор поставил девочку с мячом, потом глазастую красавицу и, наконец, змея.

«Змеиная морда! И сюда пролез!» — как старому приятелю, обрадовался Сергей.

Змей победоносно смотрел на Антоневича и по-свойски подмигнул Сергею.

Антоневич быстро строчил в блокноте.

— Благодарю вас, — церемонно поклонился профессор. — Пойдемте, Владимир Борисович. Отзыв я пришлю буквально на днях.

— Одну секунду, Святослав Аполлонович, — попросил Антоневич.

И обернулся к Сергею:

— Скажите, давно ли вы знакомы с Капитановым?

— Мы с ним вместе служили в армии. И потом лет пять часто виделись, пока он в Калуге жил. Это еще до Барнаула.

— Что бы вы могли рассказать о нем как о человеке? — спросил Антоневич. — Что-нибудь личное, интимное.

Сергей пожал плечами. Что им рассказать о Гришке? Как он выдрал ночью из подъездной двери лист оргалита и до утра рисовал на нем оранжевое маковое поле? Как пьяным хватал за ноги Татьяну? Как ради темной дубовой рамы для будущей картины притащил с помойки старое треснутое зеркало?

— Григорий — очень культурный и… интеллигентный человек, — насупившись, ответил Сергей.

— Ясно, — засмеялся Антоневич. — Идемте, Святослав Аполлонович.

— Статью мы, разумеется, о выставке напишем, верно? — уточнил профессор.

— Вы думаете? Мне казалось, про гараж будет забавнее, необычнее.

— Ну зачем же так опошлять?

Сергей проводил гостей к выходу и пригнал «Газель» обратно.

— Что это за народ к тебе ходит, Серега? — крикнул вечно пьяный сторож Никита. — Гараж, что ли, продаешь?

Сергей расставил картины на свои места. Надо позаниматься машиной, все равно день пропал. Поменять воздушный фильтр и в двух местах замазать ржавчину. Еще годик кормилица пробегает легко, а там пора менять, пока не начала сыпаться. Девяносто тысяч — пробег немалый. Через год будет сто тридцать.

В этот раз, кажется, получится взять новую.

— Сергей, большая воронка есть?

Незаметно подошел Степаныч, местный умелец-двигателист.

— Справа, полка над умывальником. Степаныч скрылся в гараже, и Сергей с запоздалой досадой махнул рукой.

Так и есть, Степаныч, с глазами по пятаку, пулей вылетает обратно.

— Серега! — сипит Степаныч. — Ты это что? Третьяковскую галерею бомбанул, что ли?

— Да нет, — как можно небрежнее сказал Сергей. — Художник знакомый оставил на хранение, ну я и развернул, просто так, для красоты.

— Ишь ты! — восхитился Степаныч и снова скрылся в гараже.

Эх, растреплет теперь всем подряд!

— Ну и рожи! — послышалось из гаража. — А змей-то, а, Серега! Змея видал? Чистая пьянь, вроде нашего Никитки. Вишь, яблоко бабе притащил, охмуряет.

Сергей усмехнулся. Все правильно, Степаныч, охмуряет. Как там? Искусство принадлежит народу?

— А вот эта, грудастенькая, ничего, — продолжал обзор Степаныч. — Такую можно и в спальне повесить, для поднятия тонуса. А волчище какой! Ух, страшон! Погоди-ка, это волчица! И пацаны с ней. Ага, понятно, Маугли. Слышь, Серега!

— Чего?

— Дай мне одну. А я тебе карбюратор бесплатно почищу, а? Тебе давно пора чистить. А то доездишься.

— Ты что, Степаныч, — оторвался от машины Сергей. — Это же музейные ценности. Они денег стоят. Да и не мои они.

Степаныч вылез наружу.

— И сколько они стоят?

— Я не знаю. Мне-то какое до этого дело. Много.

— А не страшно в гараже-то держать? Мало ли что.

— Да ладно! У меня тут машина стоит. Машину же они не стоят, верно? Но ты, Степаныч, не трепись. Ясно?

— Молчу, как жареная рыба. Воронку-то дай. Я там не нашел ничего.

Воронка почему-то оказалась в коробке с чистыми тряпками, рядом с сонной продавщицей бочкового кваса.

Запирая гараж, Сергей поставил машину на сигнализацию, чего никогда раньше не делал. «Если что, не попрут вместе с картинами», — была мысль.

А по дороге домой сделал крюк и купил в хозяйственном магазине хороший финский замок за четыреста пятьдесят рублей.

Вечером не вытерпел и между первым и вторым таймом сбегал и повесил новый замок на гараж.

— Слушайте меня. Гриша сказал, что мы можем взять себе одну картину. Вроде как за хранение.

— У нас есть одна, оранжевая, — удивилась Татьяна. — И еще маленькая с прошлого раза. Куда нам их вешать-то?

— Например, ребятам. А, шпана?

Олег равнодушно пожал плечами, а Леночка захлопала в ладоши.

— Хочу! Хочу себе картину!

— Ты хочешь, тебе и выбирать.

Выбирать все же пошли все вместе. Леночка боязливо обошла змея, хотя тот вел себя смирно и ни к кому со своим яблоком не лез. Волчица ее совсем не напугала, она даже погладила серый шершавый бок.

В дом выбрали смешного маленького ангела с кистью и ведерком. Распахнув крылья, ангел рисовал на небе радугу, а с кисти на землю падали капли разноцветного дождя.

В детской комнате Сергей снял со стены чеканных журавлей и повесил на их место картину.

Леночка прыгала и смеялась.

Олег делано отворачивался, не желая участвовать в детских играх.

Змей стал вести себя вызывающе.

Не обращая на Еву никакого внимания, он теперь таращился на Сергея и назойливо совал ему яблоко в лобовое стекло. Сергей от яблока всегда отказывался, и в змеевых глазах появилась скрытая угроза.

Однажды Сергей зацепил стойку гаража, чего с ним не было уже лет пятнадцать, и разбил зеркало. Потом непонятно с чего сдох почти новый аккумулятор, пришлось на дороге заводиться с троса и везти аккумулятор в зарядку.

И, наконец, на выезде из гаража прокололось колесо на невесть откуда взявшейся доске с гвоздем-соткой. Сергей закинул доску в гараж, собираясь позже хорошенько спросить у сторожей, кто может так баловаться и куда они сами смотрят. Хотя минуту назад и сам не заметил доски у ворот.

Сергей опаздывал, а с колесом и вовсе получалось неудобно.

Змей открыто злорадствовал.

Сергей покосился на его довольную морду, зло швырнул на землю балонный ключ и подошел к картине.

«Ладно, ладно, чего там», — забеспокоился змей.

— Знаешь что, голубчик? — твердо сказал Сергей. — Пошел-ка ты на хрен!

И переставил змея к умывальнику, закрыв его чешуйчатое туловище и хвост грязными халатами, а на свободное место поставил девушку в золотом венке.

Под умывальником змей сразу присмирел, стал жалким и немного смешным.

Даже белокожая Ева стала воротить нос и уже не хотела брать его красное яблоко.

Золотоголовая девушка поблагодарила Сергея уголками губ.

«Вот это совсем другое дело! — обрадовался Сергей. — А то — змей! Давно бы так!»

Сергей довернул колесо, запер гараж и резво рванул машину с места.

Набережная Яузы оказалась удивительно пуста для половины десятого понедельника, светофоры, словно сговорившись, подставили зеленый свет, и Сергей успел к клиенту вовремя.

В гараже Сергей улыбнулся:

— Здрасте, девушка. Как жизнь молодая?

«Теперь хорошо», — закокетничала девушка.

— Ишь ты, кобылка какая.

Красивая. И надо было столько времени терпеть перед стеклом похабника-змея!

Татьяна пересолила котлеты, и Сергею весь вечер хотелось пить.

Сходить за пивом, размышлял на диване Сергей, или выпить еще чашку чая? Маленькую палаточку возле дома закрыли, идти придется к метро. Нет, лень. Теперь надо, как раньше, покупать сразу ящик и ставить его на балкон. С палаткой было, конечно, удобно.

— Таня! Ты на кухне? Поставь чайник!

Вот и первый запах осени. Дорогу к гаражу перебегают желтые листья.

Я снова жду осенних холодов, мне кажется, они уже подули…

Строчка из какой-то песни. Макаревич, кажется.

Сергей поежился и ускорил шаг. Пора надевать куртку.

Девушка в гараже снова ему улыбнулась.

— Здравствуй, милая моя! — бодро сказал Сергей. Девушка смотрела томно и загадочно. Сергей погрозил ей пальцем.

— Я тебя потом поцелую!

Вечером позвонил Гриша и просил посмотреть сентябрьское «Художественное обозрение», а если будет статья Антоневича, то купить сразу десять номеров.

Журнал нашелся только в центре, в киоске на Пушкинской площади.