Дорога к дому Браун Сандра
– Нет! Я ушла от него навсегда и возвращаться не собираюсь. О, Марвин, если он найдет меня, то убьет.
– Нет, не убьет, потому что я ему этого не позволю.
Кристал прижалась к нему крепче и сказала, что не знает, что бы делала без его дружбы и защиты. Видимо, из благодарности она поцеловала его в губы.
– Послушай, Кристал, – сказал он, отстраняясь. – У тебя есть какие-то особые причины бояться Франклина?
Кристал непонимающе моргала припухшими веками.
– Какие, например?
Додж напомнил себе, что не надо торопить события, следует двигаться вперед постепенно.
– Ну, например… не знаю… Ты не думаешь, что он замышляет новое преступление?
Кристал отвела глаза.
– Что-то он явно готовит.
– О боже!
– Франклин много разговаривал в последнее время по телефону. Со своим кузеном из Мексики. Я тебе о нем говорила.
Додж кивнул. Сердце его учащенно забилось.
– Мне кажется, они вдвоем что-то замышляют, – глаза Кристал снова наполнились слезами. – И если они попадутся, копы могут решить, что я была соучастницей. – Она шмыгнула носом и вытерла его тыльной стороной ладони. – Мои родители предупреждали меня. И почему я их не послушалась?
– Может быть, тебе надо поговорить с полицией?
Кристал подняла голову и с тревогой посмотрела на Доджа.
– Ну да, – продолжал он, сжав ее ладони между своими. – Если ты намекнешь им, что Франклин что-то замышляет, они будут знать, что ты-то ни при чем. Понимаешь?
Додж расспрашивал Кристал еще около получаса, пытаясь вытянуть из нее подробности криминального замысла Олбрайта, но она не могла сообщить ничего конкретного, ничего полезного, о чем он мог бы доложить на встрече спецгруппы. Глаза Кристал продолжали источать потоки слез, она проклинала день, когда связалась с Франклином Олбрайтом. И почему ей не повезло и она не встретила Марвина первым? Ее родителям он бы понравился. Если бы только она познакомилась с ним раньше, чем с Олбрайтом. Она не боялась бы сейчас полиции, не боялась мести ревнивого и жестокого бывшего заключенного.
– О боже! – восклицала Кристал. – И во что я превратила свою жизнь? Ты – единственное, что в ней есть хорошего, Марвин. Ты – единственный человек, которому я могу доверять.
Кристал поцеловала его второй раз, и уже не только из благодарности, Додж достаточно знал о женщинах и поцелуях, чтобы это понять. Она проникла языком ему в рот, и когда Кристал откинулась на спинку дивана, Додж позволил увлечь его за собой.
Она потерлась носом о его шею.
– Франклин – болтун и хвастун, – сказал в этот момент Додж.
– Ты так добр ко мне.
Она взяла руку Доджа и положила ее между своих пышных бедер.
– Олбрайт снова окажется в тюрьме, как только его поймают на чем-нибудь, и тогда мы сможем быть вместе и не бояться его. Ты должна помочь полиции взять его с поличным при совершении какого-нибудь преступления.
Кристал выгнулась и часто задышала.
– Я хочу быть с тобой.
– Тогда пойдем вместе в полицию. Я буду рядом.
– Я подумаю об этом, – промурлыкала Кристал.
– Я думаю, нам надо идти прямо сейчас. Прежде чем Франклин успеет сделать то, что планирует.
– Может быть, завтра. – Она расстегивала на Додже брюки.
– Ты обещаешь?
– Я обещаю подумать об этом. Но я не хочу больше говорить об этом сейчас.
И они больше не говорили.
Только потом, когда Кристал лежала рядом, свернувшись, как котенок, и издавала мяукающие звуки восхищения по поводу волос у него на груди, мокрых от их общего пота, только потом, когда она стала сонной, размякшей после секса, она позволила снова вовлечь себя в разговор о Франклине. На этот раз Кристал говорила спокойно. Потому что, если женщина доверяет тебе настолько, чтобы поделиться собой, она способна поделиться и самыми сокровенными своими тайнами и секретами. По крайней мере, насколько подсказывал Доджу его опыт. Именно на нем основывалась его репутация среди коллег.
Теперь Кристал выложила ему все. Это была потрясающая информации, почерпнутая из подслушанного ею разговора Франклина с кузеном из Мексики. Ключевыми в этом разговоре были выражения «тачка, чтобы смыться», «полуавтоматический» и «притушить каждого, кто посмеет помешать», и еще – «двадцать пятое» – дата, до которой оставалось всего два дня.
В конце концов Кристал заснула.
Додж утащил телефон настолько далеко, насколько позволял шнур, – в ванную – и закрыл за собой дверь. Он позвонил капитану спецгруппы домой, разбудил его и пересказал услышанное от Кристал.
К его удивлению и раздражению, капитан отнесся к сообщению скептически.
– А насколько эта девчонка надежна? – спросил он. – Может, она просто нацелилась на тебя и кормит всякой чушью. Говорит все это, только чтобы ты трахал ее.
Додж открыл дверь и выглянул в спальню. Кристал спала сном невинного младенца.
– Я так не думаю, сэр, – сказал он капитану. – Она боится Олбрайта. В этом я уверен. Еще она, с ее слов, боится, что ее посчитают сообщницей, потому что она жила с Олбрайтом, когда он планировал преступление. И потом, она ничего существенного мне не рассказала, пока… В общем, рассказала только после секса.
Начальство на другом конце провода молчало, и Додж продолжал:
– Она не дурит меня – это точно. Она использует выражения, которых не знала бы, если бы не слышала их от кого-то вроде Олбрайта. Я уверен, что прав.
Подумав около минуты, капитан сказал:
– О’кей! Мне придется довериться твоей интуиции, Хэнли. И твоему опыту, – многозначительно добавил он. – Итак, на шинном заводе ты был сегодня последний раз. Приходи завтра рано утром в штаб-квартиру спецгруппы. Двадцать пятое всего через два дня, так что времени у нас немного.
Додж поблагодарил капитана за оказанное доверие, потом как можно тише умылся и оделся. Оставил для Кристал на бюро записку, в которой говорилось, что она не должна идти на работу на шинный завод, пока он с ней не свяжется. Он обещал обо всем позаботиться. Кристал должна только доверять ему и оставаться на месте, пока он не вернется.
Он ехал по пустым предрассветным улицам, думая, как будет объяснять Кэролайн, почему он не ночевал дома и даже не позвонил. Даже когда приходилось засиживаться допоздна на совещаниях спецгруппы, он звонил и говорил ей об этом, чтобы Кэролайн не волновалась. А уж до пяти утра он никогда не задерживался.
Ему надо сказать – и это будет правдой, – что дело, которым они занимаются, приняло неожиданный оборот и у него не было возможности позвонить, пока не наступило такое время, что звонить уже не стоило, чтобы не потревожить ее сон.
Он перебирал в уме заготовленные фразы, но все оборвалось у него внутри, когда, приехав, Додж увидел, что машины Кэролайн нет в гараже.
– О господи!
Он даже не стал тратить время на то, чтобы выключить двигатель своей машины. Загнав ее на парковку и бросив с работающим мотором, он кинулся к задней двери дома, которую долго не мог открыть, так как руки тряслись и ключ не попадал в скважину, а затем, открыв, буквально рухнул через порог.
Додж пробежал по дому, врезаясь в стены, споткнулся о ковер в коридоре и ввалился вперед головой в спальню, затем застыл, похолодев, когда увидел кровавое пятно на простыне. Оно было еще влажным.
Додж дышал так быстро и глубоко, что у него заболели легкие. Сердце его буквально грохотало в груди. Он подошел к гардеробу и распахнул дверцу. Чемоданчика Кэролайн, который она собрала недавно, чтобы все время быть наготове, не было.
Додж повторил в обратном направлении свой путь по дому, двигаясь еще более беспорядочно. Он установил мигалку на крышу машины, совершенно не заботясь о том, что работает под прикрытием. И так, с красной мигалкой и сиреной, поспешил в больницу.
Он оставил машину в зоне погрузки и кинулся внутрь. Бил кулаком по кнопке вызова лифта, пока тот не приехал. Когда Додж подбежал к посту родильного отделения, за стойкой никого не оказалось.
– Где все, черт побери?! – голос Доджа эхом отдавался от стерильных стен коридора, по которому он бежал.
На каждой двери висел голубой или розовый венок и маленький мягкий медвежонок того же цвета. Наконец из одной из палат появилась медсестра. Додж чуть не сбил ее с ног.
– Могу я помочь вам? – спросила девушка.
– Кэролайн Кинг?
– А вы?..
– Я… отец ребенка.
Девушка улыбнулась.
– Примите мои поздравления. У вас чудесный малыш.
Додж почувствовал себя так, словно его вывернули наизнанку и бросили на покрытый плиткой пол.
– Так он уже родился?
– Она уже родилась, – рассмеялась медсестра. – Хотите на нее посмотреть?
Додж ошалело кивнул и пошел вслед за медсестрой по коридору к окну, закрытому ставнями.
– Подождите здесь, сейчас я ее принесу.
Она уже почти вошла в комнату для младенцев, когда Додж воскликнул:
– Постойте! А где Кэролайн?
– Палата четыреста восемнадцать.
– С ней все в порядке?
– У нее были недолгие схватки и легкие роды. Мне очень жаль, что вы не успели вовремя.
Он трахал Кристал, когда у Кэролайн отходили воды, когда начались схватки. Когда ей пришлось самой нести к машине свой тщательно упакованный чемоданчик и самой ехать в больницу, чтобы помочь их дочери появиться на свет.
У Доджа перехватило дыхание. Он почти задыхался. Трудно было представить, что кто-то может ненавидеть себя сильнее, чем ненавидел себя в эту минуту Додж Хэнли. Он бессмысленно смотрел на плашки ставен, пока они не открылись и по ту сторону не появилась медсестра, державшая в руках самое крошечное человеческое существо, которое Доджу когда-либо приходилось видеть.
Личико его дочери был красным, нос плоским, а глазки припухшими. Она была завернута, как папуас. На голове девочки был розовый трикотажный чепчик. Медсестра сняла его, и Додж увидел золотистый пушок. Пульс бился под мягким кусочком кожи на ее голове.
На глаза Доджа навернулись слезы. И если и до этого ему было тяжело дышать, то сейчас это оказалось практически невозможно.
Он показал медсестре поднятый большой палец, пробормотал «спасибо» и отправился искать палату четыреста восемнадцать.
Дойдя до нужной двери, Додж пригладил волосы, провел ладонями по лицу и глубоко вздохнул.
Дверь была тяжелой. Он открыл ее только наполовину и просочился внутрь. Над изголовьем кровати горел тусклый ночник, света которого тем не менее было достаточно, чтобы видеть, что происходит вокруг. Кэролайн лежала на спине, отвернув лицо от двери. Живот ее был плоским, и это выглядело теперь немного странно. Услышав звук открывшей двери, Кэролайн повернулась к ней.
И посмотрела на Доджа взглядом женщины, которая отлично понимает всю глубину его падения.
Несколько шагов до ее постели показались Доджу бесконечно долгими. Он, который никогда не лез за словом в карман, сейчас не знал, что сказать. Язык словно перестал ему повиноваться.
Первой заговорила Кэролайн:
– Когда ты не пришел домой и даже не позвонил, я набрала номер полицейского управления. И сказала дежурному, что у меня очень срочное дело и мне необходимо с тобой связаться. Поскольку ты работаешь под прикрытием, дежурный пообещал мне найти способ передать, чтобы ты сам позвонил домой. Но ты не позвонил. Тогда я снова набрала их номер, на этот раз я говорила более эмоционально, чем до этого. Дежурный сказал, что не смог до тебя дозвониться, но, если это способно меня утешить, сведений о том, что ты убит или ранен при исполнении, не поступало.
И голос, и глаза Кэролайн были абсолютно безжизненными.
– Ты ведь переспал с ней, да? Чтобы поймать бандита, ты занялся сексом с его подружкой.
Додж предпочел бы крики. Упреки и слезы. Ему было бы легче, если бы Кэролайн попыталась приподняться и ударить его. К таким проявлениям гнева он был готов. Но эта хорошо контролируемая ярость пугала его.
Он открыл рот, чтобы заговорить, но не смог подобрать нужные слова. Он даже не думал все отрицать. Он не будет усугублять предательство ложью, не станет добавлять к нанесенным Кэролайн ранам оскорбление, да и в любом случае это было бы бесполезно.
– Я хочу, чтобы ты покинул наш дом, прежде чем мы с ребенком туда вернемся.
Паника охватила Доджа.
– Кэролайн…
– Я говорю то, что думаю. Я хочу, чтобы ты ушел. Ушел из наших жизней. Моей и нашей дочери. Тебе нечего делать рядом с нами. И не появляйся никогда.
– Но ты не можешь…
– Могу. И добьюсь этого.
– Я…
– Ты все разрушил.
– Я сделал глупость.
– Называй это как хочешь. Ты надругался надо мной хуже, чем Роджер Кэмптон.
Слова эти пронзили его сердце.
– Как ты можешь говорить такое?
– А как ты смог сделать такое? – голос ее дрогнул, и это говорило о многом. – Как ты мог это сделать? – снова произнесла Кэролайн, делая ударение на каждом слове.
Додж спрашивал себя о том же самом. Он не мог предложить Кэролайн никаких оправданий, потому что оправдания ему не было.
Кэролайн отвернулась и стала смотреть в потолок.
– Ты видел меня сегодня последний раз, Додж. Я не хочу иметь с тобой ничего общего. Наша дочь никогда не узнает тебя. А ты ее. Радуйся, что стал детективом. Живи счастливо. А теперь оставь меня.
Додж стоял еще несколько минут возле кровати, но Кэролайн больше даже не взглянула на него. Додж покинул палату и ушел из больницы, потому что было бы вдвойне жестоко еще больше расстраивать женщину, только что подарившую жизнь ребенку. Он не хотел устраивать сцену и позорить Кэролайн перед персоналом и другими роженицами, чьи мужчины были рядом, когда рождались их дети.
Он отправился за машиной и чуть не подрался с местным охранником нацистского вида, который обвинил его в том, что он присвоил звание офицера полиции. Поскольку Доджу нельзя было брать с собой полицейский жетон, отправляясь туда, где он мог встретиться с Кристал и Олбрайтом, сейчас у него не было возможности доказать парню со стоянки, что тот не прав. Поэтому он просто отпихнул его в сторону, показал пальцем неприличный жест и бросил свое коронное: «Подай на меня в суд!»
А потом уехал, не дослушав, как парень грозит ему самыми ужасными последствиями.
Оказавшись в доме, из которого ему велели убираться, он снял с кровати испачканные простыни и заменил их свежими. Потом пропылесосил ковер в гостиной. Выкинул помойное ведро и надраил до блеска все краны в ванной. Делая все это, он продолжал размышлять, что можно предпринять, чтобы вернуть расположение Кэролайн.
В день, когда их будут выписывать из больницы, он украсит спальню цветами. И детскую тоже. Розовыми цветами. Он набьет холодильник и кладовую любимой едой Кэролайн. Он будет каждую ночь класть шоколадки Кэролайн под подушку. Будет вставать вместе с ней всякий раз, когда ребенок потребует внимания. Будет приносить все, что потребуется, брать девочку на руки. Гладить ее по спинке. Покупать ей мягкие игрушки и кружевные одежки, которые Кэролайн назовет слишком экстравагантными, но которыми будет про себя восхищаться. Он сделает все, что угодно, чтобы Кэролайн передумала.
Она нужна ему. Необходима в его жизни. Иначе эта жизнь не будет стоить выеденного яйца. Все очень просто. Он должен уговорить Кэролайн принять его обратно. Но сначала должен доказать, что он этого стоит.
Когда дом был доведен до совершенства, Додж принял душ, побрился, оделся и поехал в штаб-квартиру спецгруппы. В огромной комнате сидел только один полицейский, которого оставили дежурить на телефоне. Увидев Доджа, он повесил трубку.
– Где ты был? Почему не ответил на сообщение на пейджер?
– Я…
– Уже неважно. Он ограбил банк часов в семь-восемь сегодня утром. Сразу после открытия.
– Боже правый! Не может быть! Кристал говорила про двадцать пятое. Олбрайт…
– Олбрайт? Забудь про Олбрайта. Наш герой оказался сотрудником фармацевтической компании. И даже кем-то из начальства. Без уголовного прошлого. Мы бы никогда его не заподозрили. И искали бы миллион лет. Ты можешь себе такое представить?
26
Додж подошел к концу долгой истории.
– Этот парень из фармацевтической компании решил, что умнее всех. Первый банк он грабил наобум. Просто чтобы посмотреть, сойдет ли ему это с рук. А когда сошло, попытался снова. И снова. Он говорил, что это очень затягивает. Думаю, когда он убил охранника, доза адреналина в крови зашкалила. Интересно, получал ли он от этого удовольствие. Думаю, его уже посадили на электрический стул. Если только не было помилования. Я перестал следить за его судьбой, когда переехал в Атланту. – Додж уселся поудобнее на скамейке и чуть тише добавил: – Но для тебя это, наверное, самая неинтересная часть истории.
Берри слушала его уже почти час, ни разу не произнеся ни слова. Она прочистила горло и отпила воды из стакана, которой Грейс успела подлить так, что Берри и не заметила.
– Что было дальше с Франклином Олбрайтом?
– Его и его так называемого кузена поймали на торговле оружием. Они продавали пушки наркокартелям за границу.
– А Кристал?
Додж вздохнул и угрюмо покачал головой:
– Думаю, в конце концов она поняла, что Марвин не придет к ней в мотель, чтобы увести в светлое будущее. Ее я тоже потерял из виду.
– И вы никогда больше не виделись?
– Нет. Марвин исчез из ее жизни.
– А мама? – поколебавшись, тихо спросила Берри.
– Я не смог сдержать ни одного из данных ей обещаний. Поэтому я сделал так, как она просила, – убрался из ее дома незадолго до того, как Кэролайн принесла туда тебя. И не видел ее больше до прошлого воскресенья. И тебя тоже.
Додж оценивающе посмотрел на дочь.
– Твои волосы по-прежнему рыжие. Но нос теперь уже не плоский.
Берри ответила на его лукавую улыбку. За время рассказа настроение ее менялось несколько раз. От любопытства к гневу, от возмущения к состраданию. Берри не знала, на каком чувстве в конце концов остановиться, поэтому она позволяла им сменять друг друга, не предпринимая сознательных попыток выбрать что-то одно.
– Спецгруппу распустили, – сказала она.
– Да.
– И ты стал детективом.
– Нет. Моя репутация в полицейском управлении колебалась между посмешищем и чертовым неудачником. Меня снова отправили в патрульные. Я сменил несколько напарников, потому что обращался с ними хуже некуда, и в конце концов никто не хотел ходить со мной в патруль. Я охладел к работе. А это плохо. Дерзил начальству. – Он похлопал себя по карману рубашки. – Начал курить, потому что искал что-то, что отвлекло бы мои мысли и притупило боль от потери Кэролайн и тебя. А никотин был не таким опасным, как кокаин и алкоголь. Где-то после полугода устроенного самому себе чистилища я снова стал путаться с женщинами. Фаза самоуничижения и комплекса вины прошла, и наступила фаза ну-я-ей-покажу. Я устраивал секс-марафоны. Но после месяца случайных партнерш на одну ночь я доказал себе только одно: как сильно я люблю твою мать. Однажды, проснувшись утром, я понял, что никогда не верну ее, если буду продолжать в таком же духе. И я снова изменился. Начал с чистого листа. Стал вести себя по-человечески и даже попытался спасти карьеру и сохранить работу, которую теперь мог в любой момент потерять. К сигаретам я успел пристраститься, а вот до женщин мне не было теперь никакого дела. Я жил как чертов монах.
Додж замолчал, и на лице его отразилась пронзительная грусть.
– Но реформы продолжались недолго? – спросила Берри.
– Ровно до того дня, когда было объявлено о свадьбе Кэролайн и Джима Мелоуна.
– Ты прочел об этом в газете?
– Да. И это было как гром среди ясного неба. Показало мне, какой жестокой может быть судьба. Я понятия не имел, что они встречаются. В смысле как мужчина с женщиной. И вдруг увидел в газете объявление о том, что она выходит за него замуж.
По срывающемуся голосу Доджа Берри поняла, что ему и сейчас больно говорить об этом.
Несколько минут он сидел, уставясь невидящими глазами в пространство прямо перед собой, затем продолжил:
– Адвокат Мелоуна встретился со мной и оформил твое удочерение. Он дал тебе свою фамилию. Я согласился без борьбы. Я ничего не мог тебе дать. У тебя был новый папа, который казался приличным человеком. И готов был обеспечить тебе жизнь, которую я все равно не смог бы предложить.
Последовала очередная пауза.
– И я уехал, чтобы никогда не возвращаться.
Через несколько минут он снова встретился взглядом с дочерью.
– Вот так, Берри. Не похоже на сказку, которую стоит рассказывать своей дочери на ночь. Ничего общего со Златовлаской.
– Какая печальная история. Особенно для тебя.
– Я рассказал тебе это не для того, чтобы ты меня пожалела. Просто не хочу казаться тебе кем-то вроде безутешного героя. Трагическим персонажем. Я сделал плохой выбор и заплатил за это. И рассказал тебе все только с одной целью: чтобы ты извлекла урок. Это лучшее, что я могу для тебя сделать.
Они обменялись долгими взглядами. Их молчаливый диалог прервал зазвонивший телефон Доджа. Сняв трубку с ремня, он посмотрел на экран:
– Это Кэролайн.
Додж ответил, послушал, что ему скажут, затем произнес:
– Отлично. Мы как раз здесь.
Отсоединившись, он сообщил Берри, что Кэролайн и Скай закончили свои дела в полицейском управлении.
– Этот кретин Меркьюри получил чек. Кэролайн говорит, что Скай должен остаться там. Он всем зачем-то нужен. Кэролайн спрашивает, сможем ли мы ее забрать.
Берри взяла сумочку и вышла из кабинки.
– Меня можешь высадить около больницы, – сказала она.
– Неправильный ответ. Я везу тебя домой. И не спорить, – довольно резко отрезал Додж. – Хочешь ты этого или нет, но я – твой папаша. И я говорю тебе, что сейчас надо ехать домой и отдохнуть.
По пути в дом на озере Додж наблюдал за своей дочерью в зеркало заднего вида. Лицо ее ничего не выражало, она смотрела через окно прямо в ночь, не двигаясь и не издавая ни звука. Он отдал бы миллион долларов, чтобы узнать, о чем она сейчас думает. О нем? О Старксе? О том, что потеряла работу? А может быть, просто скучает по Скаю Найланду? Кто, черт побери, знает?
Что бы ни было у Берри на уме, Доджу очень хотелось помочь ей разобраться с ее мыслями. Но быть отцом очень сложно, даже если твой ребенок уже совсем взрослый. А может, так трудно именно потому, что Берри уже взрослая. Он хотел бы запретить ей переживать из-за мерзавца, который к тому же уже наполовину мертв, но не мог придумать ничего, что не казалось бы ему глупым, банальным, лишним или тем, другим и третьим одновременно. Поэтому он решил, что сейчас лучше помолчать. Кэролайн, должно быть, придерживалась того же мнения. Она выглядела подавленной, когда они подобрали ее у здания суда, и за всю дорогу не произнесла ни звука.
Оказавшись в доме, все трое поднялись наверх. На галерее женщины отправились в одну сторону, а Додж – в другую. Он принял душ в ванной, где началась вся эта история, и даже лег в постель. Но понял, что не сможет уснуть, пока не убедится, что с Берри все в порядке. Поэтому Додж надел чистую одежду и спустился вниз, чтобы подождать, когда появится Кэролайн и хоть что-то ему расскажет.
Он ждал почти час, когда услышал на лестнице ее легкие шаги. Она не заметила Доджа, сидящего в темноте гостиной, и прошла мимо него в свою спальню.
Через несколько минут Додж подошел к ее двери и тихонько постучал.
– Это я.
Когда Кэролайн открыла дверь, Додж ясно понял по выражению ее лица, что она тут же подумала, что на них всех свалилась новая трагедия.
– Что на этот раз? – испуганно спросила она.
– Ничего плохого. Просто, прежде чем лечь спать, я решил спросить тебя, все ли в порядке с Берри. Она показалась мне очень расстроенной.
Кэролайн знаком пригласила Доджа в комнату и закрыла за ним дверь.
Додж огляделся. Комната не была перегружена деталями и все же выглядела абсолютно женской. У ажурного железного изголовья кровати лежало несколько маленьких подушечек, чуть присборенные шторы обрамляли все три имевшихся в спальне окна. А стены были выкрашены бледно-желтой краской, напоминавшей ту, которой он выкрасил много лет назад детскую для Берри. Почти все остальное в комнате было белым, включая махровый халат, надетый на стройное тело Кэролайн.
– Берри устала, – сказала Кэролайн. – И очень расстроена.
– Из-за чего же? Надеюсь, не из-за Старкса? Он получил сполна. Если он упокоится с миром, это будет для него меньшим наказанием, чем то, что он действительно заслужил.
– Как бы жестоко это ни звучало, но я с тобой согласна. Даже умирая, он продолжает мучить Берри. Она взвалила на себя вину за все случившееся.
– Знаешь, что я думаю? – сказал Додж. – Я думаю, что Старкс играл с Берри, как кошка с мышкой. И все время заставлял ее испытывать к нему жалость.
– Уверена в этом, – согласилась Кэролайн. – Старкс – манипулятор.
Додж подошел к одному из окон и стал смотреть на задний дворик, темный лес, бассейн, террасу и видневшееся за ними озеро. Вид открывался весьма приятный. Луна оставляла дорожку в воде, чуть слышно бившейся о берег озера. Помощников шерифа из резерва отозвали, никого из посторонних рядом с домом видно не было. Пейзаж вокруг выглядел тихим и умиротворенным.
Додж произнес, думая вслух:
– Я все равно не понимаю, зачем его понесло на это гиблое болото. И Скай этим тоже озадачен.
– Думаю, мы никогда не узнаем ответ на этот вопрос. Я просто радуюсь тому, что Старкс находится именно там, где он сейчас.
– А я буду чувствовать себя лучше, когда он окажется в земле, – с жаром произнес Додж.
Он снова внимательно оглядел задний двор, а потом повернулся к Кэролайн, сидевшей на краешке кровати.
Поколебавшись, Додж сказал:
– Мы с Берри поговорили сегодня.
Он подошел к креслу с пышной обивкой и позволил себе сесть.
– Когда ели чизбургеры, а ты со Скаем разбиралась с придурком Меркьюри.
– Она сама нас вычислила.
– Не думаю, что это заняло у нее много времени.
– И что ты рассказал ей?
– Все. Правду во всей ее неприглядности.
– Тебе необязательно было делать это, Додж.
– Обязательно. Это нужно было не ей, а мне. Я хотел, чтобы моя дочь знала все.
– Почему?
– Прежде всего чтобы она никогда не обвиняла тебя в том, что мы расстались. Не то чтобы она собиралась это делать, но я должен быть уверен, что такое не случится. Во-вторых, чтобы все, что она испытывает ко мне, было основано только на фактах. Не хочу быть папочкой из детских фантазий. Не надо, чтобы Берри меня романтизировала. Говоря ей правду, я рисковал заслужить ее презрение. Но, может быть, мне послужит слабым оправданием то, что я не пытался выглядеть лучше, чем я есть на самом деле. Надеюсь, она, по крайней мере, оценит, что я был с ней честен.
– Уверена, что так и будет. Берри всегда была справедливой. И незлопамятной. К тому же она сказала мне, что ты ей понравился. Она считает тебя симпатичным.
Додж усмехнулся.
– Ну, в каком-то смысле… Вот видишь, все так, как я и предполагал, – сердито произнес Додж. – Я кажусь ей лучше, чем есть на самом деле, – он посмотрел на Кэролайн и в миллионный раз почувствовал приступ сожаления о том, что все сложилось так, как сложилось. – Но тебе-то это не грозит, конечно. Ты видела меня во всей красе.
– И все равно любила тебя.
Наступила долгая пауза. Никто из них не сдвинулся с места и не отвел глаз.
– Ты ведь постучал в мою дверь не только чтобы поговорить о Берри.