Запруда из песка Громов Александр

26. Спасение самоубийц

• Вянет лист, уходит лето,
• Иней серебрится,
• Юнкер Шмидт из пистолета
• Хочет застрелиться.

Козьма Прутков

– А теперь принесите нам чаю, – сказал Магазинер. – Покрепче и с сахаром.

Я счел за благо промолчать. Не так уж часто мне приходилось плыть за кем-то в кильватерной струе, но, случалось, дело того стоило. А если одновременно удается посмотреть занятный спектакль, то тем более.

Отправившись искать Скворцова, я неожиданно напоролся на Магазинера и считаных три секунды стоял дурак дураком, не в силах мгновенно сообразить, что сценарий переменился. Человек вообще не любит резких перемен, если только не сам инициирует их.

Вот уж кого я меньше всего ожидал встретить на Луне, так это Моше Хаимовича. Тучность плохо совмещается с телесным здоровьем, необходимым для выдерживания перегрузок при стартах и посадках. По правде говоря, никак не совмещается. Не говоря уже о стоимости каждого килограмма выведенного в космос груза. Она и теперь еще высока – гораздо выше, чем хотелось бы.

Он улыбнулся мне и поздоровался, как будто мы расстались только вчера, а ныне встретились в спокойной рабочей обстановке, причем, разумеется, на Земле. А я, чуть только вновь обрел способность говорить, издал нечто постыдно-нечленораздельное:

– Здрав… Моше… Как вы… Почему?..

Другой бы на моем месте помолчал еще чуть-чуть, позволив рвущимся с губ вопросам выстроиться в очередь и обрести хоть какое-то подобие связности, – но уж слишком неожиданно возник передо мной Магазинер.

– Успокойтесь, Фрол Ионович, я не галлюцинация, – сказал он, после чего автоматическим движением утер платочком углы рта. – Но к делу. Кажется, вашему второму «я» нужна помощь, и вы отправились на поиски Скворцова. Я угадал? Или, может быть, не Скворцова, а начальника базы? Или просто тупого тяжелого предмета? Хе-хе. Пойдемте.

– Куда? – только и сумел я вымолвить, продолжая на него таращиться.

– Исправлять затеянную вами авантюру, куда же еще? Что?.. Затеянную не вами? А кем? Значит, окажись вы – именно вы, а не ваш двойник – в теле «паука», вас можно было бы ставить в пример как образец послушания?.. А не кажется ли вам, что это уже дурная софистика?

Двигаясь при лунной тяжести, он смахивал то ли на колеблемый ветром не до конца наполненный аэростат, то ли на колышущуюся медузу. Узрев его, руководитель программы сделал глаза и попытался было что-то вякнуть, но Магазинер, приблизившись к нему, негромко произнес какую-то абракадабру – и полковник мигом вытянулся в струнку, хотя лицом увял. «Оставьте нас», – произнес Магазинер, и он послушно вышел.

Правда, вскоре под наш купол заявился начальник станции. Тогда-то из уст Магазинера и прозвучало вальяжное «а теперь принесите нам чаю».

И что вы думаете – принесли. Над персоналом «Аристотеля» особо не поглумишься, лакеев на Луне нет, и начальник станции больше не появился, однако дежурный по камбузу расстарался и принес на подносе две чашки отменно заваренного чая, да еще с лимоном. Чашки, правда, были пластмассовые, а на плавающую в чае дольку лимона Магазинер посмотрел, как военный прокурор на врага Экипажа. По-моему, он уважал этот цитрусовый плод только в сочетании с коньяком.

Впрочем, слов неудовольствия он не произнес и даже поблагодарил. Однако удержал дежурного жестом. Тот, плотный белобрысый парень, не выразил на лице решительно ничего, выдержка у него была могучая.

– Руководителя программы «Семигранник» сюда, – молвил Моше Хаимович, шумно отхлебнув из своей чашки. – Где он болтается?

Я не стал напоминать ему об «оставьте нас», да и нужды в том не было: Магазинер просто хотел погонять портача. Чтоб знал.

И полковник предстал. Был он хмур и, кажется, настроен на склоку. Ох, зря…

Становилось безумно интересно. Я решил не раскрывать рта и только слушать.

– Доложите о происшествии, – велел Магазинер.

– Вот он пусть доложит. – Указательный палец полковника бесцеремонно указал на меня, а глаза метнули молнии из-под насупленных бровей. – Его Слепок вышел из-под контроля.

– Я не приказывал ему докладывать. Я вам приказал доложить.

К тому времени у меня уже не осталось ни малейших сомнений: Магазинер может здесь приказывать. Похоже, таковых сомнений не осталось и у полковника. Или не было с самого начала.

Все интереснее и интереснее… Магазинер – кто он?

Полковник доложил, и я не мог поймать его на прямом вранье. Что ж, так оно и было: при полевых испытаниях управляемого Слепком «паука» во столько-то часов и минут всемирного времени Слепок перестал выполнять команды и совершил несанкционированный прыжок по баллистической траектории, явно нацеливаясь на ближайшие окрестности Семигранника. Неоднократные попытки привести его в чувство и заставить продолжать программу испытаний ни к чему не привели. Сеанс связи Слепка с его оригиналом также не дал результатов. Оригинал не проявил должного понимания важности поставленной задачи. Всё.

– Почему вы прервали связь с ним? – задал вопрос Магазинер.

– Слепок вышел из-под контроля. Он все время либо хамил, либо нес ахинею. Не являясь технопсихологом, я…

– Понятно. – Моше Хаимович выудил ложечкой из чашки размякшую дольку лимона, брезгливо стряхнул ее на блюдечко, отпил глоток и поморщился. – Вы не технопсихолог. Кто же вы в таком случае?

– Полковник Бердымухаммедов, начальник программы по изучению…

– Достаточно. Уже нет. Вы больше не начальник программы, я отстраняю вас. Вопрос о вашем соответствии вашему званию будет решен позднее. После того, как вы замолчали, Слепок пытался вновь выйти с вами на связь?

Полковник Бердымухаммедов взглянул на меня и понял, что врать не надо.

– Так точно, – выдохнул он.

– А вы?

– Я не счел нужным ответить.

– Причина?

Он запнулся лишь на мгновение. Потом нашелся:

– Там сложнейший район. Я рассуждал так: без нашей помощи, без наводки с орбиты Слепок не найдет площадку для посадки «паука». Следовательно, ему придется вернуться…

– Следовательно, – перебил Магазинер, – вы хотите сказать: как только в программе произошел сбой… кстати, у вас нет никаких гипотез насчет того, отчего он мог произойти?

Полковник зло сопел.

– Понятно. А у вас, Фрол Ионович?

– Если Слепок действительно идентичен мне психологически, – скучным голосом сказал я, – тогда можно предположить следующее: ему не понравился стиль общения с ним. Кстати, мне тоже не нравится, когда мне «тыкают» вопреки требованиям вежливости, здравого смысла, да и Устава, если уж на то пошло.

Полковник начал было горячо возражать, что Слепок никоим образом не член Экипажа, но быстро заткнулся. Кажется, до него наконец дошло, в какую лужу он сел.

– Да, вы не технопсихолог, – раздумчиво проговорил Магазинер. – Вы, собственно, вообще не психолог, если поступили так, как поступили. У вас было время познакомиться с кандидатами и составить личное впечатление о них в дополнение к той информации, что была вам послана. Не сочли нужным? Понятно. Я продолжу. Как только в программе произошел сбой, вы сначала запаниковали, а потом самоустранились от ее выполнения. Молчите. Это не вопрос, это констатация. Можете идти, и пришлите сюда кого-нибудь, кто может обеспечить связь со Слепком.

– В этом нет необходимости. – Растертый в порошок полковник, оказывается, еще не был уничтожен морально. – Связь поддерживается. Просто говорите в микрофон, нажав кнопку на дужке. Перемещения объекта можно отслеживать на экране.

– Тогда останьтесь, – велел Магазинер. – Будете помогать. Может, хоть это окажется вам по силам… Что это он делает?

– Судя по всему, он разглядел Семигранник. Теперь ищет поблизости от него пятачок для посадки.

– Найдет?

– Нет. Разве что рискнет сесть непосредственно на объект.

– Любопытно… – Магазинер отхлебнул из чашки. – Это может получиться?

– О свойствах Семигранника я знаю не больше вашего, – отрезал Бердымухаммедов. Он каменел на глазах, как взятый в плен самурай или индейский вождь. Вот теперь он мне нравился. Хотя дубина, конечно, та еще.

О, как я был глуп в свое время, прорвавшись сквозь сито отбора в Высшее училище ВКВ и радуясь тому! И сколь мудр я оказался чуть позже, расставшись с военной карьерой без сожаления! А ведь мог бы, стиснув зубы посильнее, окончить училище – но зачем? Чтобы, превратившись в подобие Бердымухаммедова, беситься от самовольства какого-то фрукта и лепить от злости ошибку за ошибкой, а потом отчаянно пытаться сохранить лицо перед неожиданным начальством?

А в том, что Магазинер здесь начальство, и достаточно большое, сомнений не оставалось ни малейших.

Дужку микрофона он нацепил на голову, не забыв предварительно утереть рот платочком. Однако ничего не сказал и только таращился на экран. На нем происходило нечто занятное. Возле неподвижной точки, обозначающей Семигранник, неловко двигалась другая точка, поменьше, и мельтешили возле нее цифры. Экран схематически демонстрировал нам и подстилающий рельеф, да такой, что мне захотелось огорченно присвистнуть, – дело было дрянь. Но Слепок во что бы то ни стало решил сесть. Он нацелился прямо на артефакт.

– Похоже, «паук» опускается прямо на Семигранник, – с ноткой мрачного удовольствия прокомментировал полковник.

Мне тоже так казалось. Очень неприятное ощущение родилось где-то в моем животе и растеклось по спине мурашками. Оно что, спятило, мое второе «я»? Риск был чудовищен, причем риск поломаться при посадке казался теперь не стоящим внимания по сравнению с риском загубить артефакт чужих. Нет, мой Слепок – наглец, самоубийца и на редкость безответственный тип! Самому тупому из всех лесных ежей было понятно, что Семигранник следовало изучать крайне осторожно, не жалея на программу времени и ни в коем случае не форсируя. Для начала осторожно приблизиться и посмотреть, что будет. Затем, и только если артефакт сразу же не поставит перед нами трудных вопросов, попытаться эвакуировать его в более подходящее для изучения место. При отсутствии подходящей для эвакуации техники – либо придумать нечто нетрадиционное, либо разработать эту самую технику. Полгода? Год? Да хоть бы и пять лет! Лежит себе артефакт поперек расселины, нехорошо лежит, прямо скажем, но ведь Луна тектонически пассивна, так что риск минимален. Пролежит столько, сколько надо, и не свалится. Куда торопиться?

Ну а если случится так, что Семигранник при грубом воздействии начнет выдавать сюрпризы, чувствительные для лунной станции, а то и для всей Земли, для всего Экипажа? Тогда как?

Мысленно я обзывал Слепок идиотом, торопыгой, хулиганом, преступным честолюбцем и еще многими, не всегда цензурными словами, а на душе скребли очень когтистые кошки: ведь все эти слова – про меня! Это же я сам таков!

Или все-таки не совсем?

Психологическая уловка нашлась сразу: он – это не совсем я. Наверняка ведь нельзя без потерь перенести человеческое «я» в электронные мозги. Что-то упущено, что-то не продумано – и вот вам результат. Так бубнило мне подсознание, спасая меня, но ум твердил иное: ты глядишь в зеркало, Фрол Пяткин. Ты видишь сам себя.

И было мне все тошнее и тошнее. Первая попытка Слепка сесть прямо на артефакт закончилась промахом и уходом на второй заход. Бердымухаммедов только крякнул, а Магазинер не произнес ни слова. Зато я не выдержал:

– Да остановите же его!

– Почему вы, Фрол Ионович, думаете, что мое вмешательство подействует? – как ни в чем не бывало осведомился Магазинер, допивая чай.

– Могу и я с ним поговорить… но лучше вы. Он хотя бы удивится.

– Вас, стало быть, он не послушается?

– Не знаю! Но я готов… почему бы нет…

– Остыньте. По-моему, он во что бы то ни стало решил довести начатое до конца. Помочь ему в данной ситуации мы не сможем, так не будем хоть мешать. Вдруг у него получится?

– А если нет?

– Типун вам на язык, Фрол Ионович, – отозвался Магазинер. – Будем надеяться на лучшее.

Мне бы его благодушие!

– Топлива у него, должно быть, в обрез… – начал я, но Бердымухаммедов перебил меня:

– Делает второй заход.

Две точки на экране медленно сближались. Вот они почти соприкоснулись – и тут же одна из них исчезла. Просто исчезла, как будто ее никогда и не было.

Что случилось, я понял сразу. Не сразу поверил, это да. Не готов был поверить. То ли «паук» неловко коснулся артефакта чужих, то ли задел его реактивной струей, но этого оказалось достаточно, чтобы Семигранник потерял опору и рухнул в расселину.

Вот так – из-за неловкости, из-за борьбы самолюбий, из-за дурной случайности – гибнут великие начинания! Со всей силы я ударил себя кулаком по коленке и отбил ее. А следовало бы, наверное, бить себя по голове.

Теперь Бердымухаммедов выглядел орлом, хоть и потрепанным. Его отстранили от программы, Магазинер ничего не сделал и теперь, по меньшей мере, делил с ним ответственность за провал. Я был убежден, что в голове полковника уже складываются фразы для грядущего трибунала.

Втроем и предстанем перед ним. Я тоже.

Удивительно, но Магазинер выглядел скорее встревоженным, чем расстроенным. И уж точно не был убит горем.

Светящаяся точка на экране совершала какие-то эволюции.

Я молчал.

– Чего он там крутится? – подал наконец голос Магазинер. – Ага, перестал. А теперь набирает высоту, что ли?

– Так точно, – отозвался полковник.

– Но почему вертикально вверх?

Глаза его на мгновение остекленели. Он понял почему. Я тоже.

– Не сметь! – заорал он, забыв нажать кнопку. Я подскочил и нажал. – Повторяю, не сметь! Фрол Пяткин, как слышите меня? Приказываю вам… нет, прошу вас не дурить. Возвращайтесь на базу. Как слышите?

– Слышу вас, – донесся неожиданно спокойный голос Слепка. – Это вы, Моше Хаимович? Удивлен.

Он все еще набирал высоту, чтобы затем, выключив двигатель, камнем рухнуть на корявые скалы и прекратить никчемное свое существование. При лунном тяготении ему с лихвой хватило бы метров трехсот, но он не желал случайностей. Убиваться, так всерьез.

Я понимал его. Наверное, на его месте я сделал бы то же самое. Это лучше, чем всю жизнь считать себя виноватым и, следовательно, ничтожным.

– Напрасно удивляетесь, – торопливо бубнил в микрофон Магазинер, забыв утирать слюни. – Программой теперь руковожу я. И я прошу и требую: возвращайтесь. Это не по-мужски, черт бы вас побрал. Никакой трагедии нет. Мы найдем Семигранник рано или поздно. Вы тоже будете искать его. Мы его вытащим. Эка невидать – расселина…

Слышно было, как Слепок хохотнул. Он-то имел более наглядное представление о той расселине, нежели мы. Он видел ее зев с трех шагов.

Но вслух сказал только:

– Лечу.

Магазинер дотянулся до кнопочки, выключил микрофон, шумно перевел дух и полез в карман комбинезона за новым платочком. Потом ни с того ни с сего подмигнул мне – наверное, хотел поддержать коллегу. Может, он думал, что мне это понравится?

– Пусть только явится сюда, – мрачно пообещал я. – Душу из подлеца выну. А кстати, нет ли способа устроить сеанс слияния дистанционно, через спутник?

– Что, не терпится? – почти весело осведомился Магазинер.

– Еще как не терпится!

– Нет, к сожалению, такого способа. Выделенная для лунной связи полоса частот…

Я махнул рукой, чтобы он не продолжал. Все ясно, и незачем учить меня тому, что знает любой инженер. Чем больший объем данных нужно передать в единицу времени, тем более широкая полоса частот для этого необходима. При выделенных «Аристотелю» частотах моя неудачливая и незадачливая личность будет закачиваться обратно в меня через эфир несколько суток. Да и аппаратуры готовой нет.

Поостыв немного, я решил не спешить с сеансом и последующим периодом самоедства. Нет ничего хуже, чем мучиться, кляня себя. Ну, пусть в данном случае не совсем себя, но легче ли мне с того, что я переложу вину на другого Фрола Пяткина, который тоже я?

Глядя на ползущую по экрану точку, я не знал, чего желать: чтобы он поскорее прибыл или чтобы разбился наконец вдребезги. Отвратительная дихотомия. Я так и не решил, чего хочу больше.

Топлива ему не хватило, но он не разбился – удачно сел в семидесяти километрах от «Аристотеля». Через час Скворцов вылетел, чтобы забрать его, а я глубоко вздохнул и начал морально готовиться к сеансу слияния, предчувствуя, что он окажется сеансом тяжелой шизофрении да еще с мазохистским уклоном.

27. Песни Оссиана

– Но аттестат? У него ведь был отличный аттестат?

– Такой же, как этикетка на вашем «Титанике», фальшивый!

Илья Ильф, Евгений Петров

Когда спишь в невесомости, непременно приснится какая-нибудь несуразица. Но спать-то надо. Видеть разные небылицы не хочется, а спать надо. Поэтому приходится видеть небылицы.

Мне приснилось, что в Солнечную систему вторгся корабль чужих. Был он громаден, чудовищно громаден и, приблизившись к Земле, не вышел на околоземную орбиту, а заставил нашу планету описывать кеплеровы эллипсы вокруг себя – настолько он был массивен. Луна – та вообще заметалась, как ночная бабочка вокруг лампы, и, набрав после опасного сближения с Землей параболическую скорость, навсегда улетела в пространство. По-моему, в ужасе от увиденного.

Вот так. По сути – чушь, а физически правильно. Я бы возмутился, если бы в моих снах не выполнялись физические законы.

После сна меня все еще чуть-чуть мутило, но было в целом терпимо, гораздо лучше, чем во время полета к Луне. Худо-бедно привыкнув к малой силе тяжести, организм не бунтовал, лишившись ее вовсе. Он всего лишь выражал слабое неудовольствие.

Что-то было не слава богу. Как дурное послевкусие. Некоторое время я тупо размышлял, почему в русском языке есть слово «предчувствие», но нет «послечувствия», хотя «послевкусие» есть. Пожалуй, мое состояние лучше всего подходило под слово «послечувствие». Потом я окончательно проснулся и вспомнил.

Мы возвращались на Землю – я и Магазинер. Плюс три члена экипажа корабля и какое-то оборудование в грузовом модуле. Пусть рейс внеочередной, но гонять туда-сюда полупустой корабль все равно не годится. И с нами поехало «железо».

Почему рейс внеочередной? Я не знал. Догадывался лишь, что он подготовлен и осуществляется по распоряжению Магазинера и что Магазинер вправе отдавать подобные распоряжения. По какому праву – этого я до сих пор не знал, но намеревался выяснить.

Отстегнув лямки, я воспарил над узкой лежанкой и огляделся. Магазинер безмятежно дрых, развесив толстые губы. Я был убежден, что на Земле этот рыхлый толстяк спит пугающе шумно, с ядреным храпом и мощным паровозным сопением, – а здесь он просто-напросто глубоко дышал. Тихонько гудящие приборы и агрегаты в стенных панелях и то работали громче.

Часы показывали возмутительную правду: нам еще лететь и лететь. Мы все еще находились гораздо ближе к Луне, чем к Земле.

Земля в ближайшем иллюминаторе отсутствовала, зато там присутствовала Луна, огромная, изжелта-серая, с обширными пятнами великих морей, иззубренными цепями гор и чашами кратеров. Между Морем Дождей и Морем Ясности вклинились лунные Альпы, Апеннины и Кавказ. К северу от них я разглядел и кратер Аристотеля, довольно большой, но все же вполне заурядный кратер, не имеющий ничего общего с одноименной лунной станцией, построенной в другом полушарии. Мертвая и спокойная Луна теперь казалась мне более живой, чем раньше. Странно, что мертвое может казаться хоть сколько-нибудь живым…

Я вспомнил иной, тоже лунный ландшафт – каменный хаос, весь состоящий из острых углов, мрачные, безобразного вида скалы и глубочайшие пропасти, и сразу вспотел. Яростное солнце нещадно жгло меня, а стоило забраться в тень, как холод пробирал до нитки. Два моих «я» объединились в одно, причем одно «я» не страдало на Луне ни от жары, ни от холода, потому что сидело под куполом станции, а второе – потому что не имело тепловых рецепторов, и тем не менее мне начало казаться, что я гуляю по Луне без скафандра, умудряясь как-то дышать, зато весь во власти жары и холода. Я стиснул зубы, чтобы не завизжать, когда мне померещилось, будто я, оступившись, соскальзываю в бездонную трещину. Воображение расшалилось не на шутку. Ему бы шалить в сновидениях, я бы слова не сказал, а наяву-то зачем?.. Я отпрянул от иллюминатора.

Чем занять себя, пока Магазинер спит, – вот проблема. Будить я его не хотел, ему еще предстояло вынести тормозные перегрузки – с его-то весом и наверняка изношенным сердцем! Я не медик, но рассудил, что лишние часы пассивного отдыха ему никак не помешают. А если я ошибаюсь, ЦУП поправит.

Мешать пилотам – тоже последнее дело. Если бы им хотелось пообщаться с пассажирами, они бы зашли к нам сами. То бишь залетели. Вон он, командный отсек, рядом.

Можно было весь полет смотреть фильмы, содержанием фильмотеки корабля я уже поинтересовался и нашел, что она хороша. Тоже глупо: тратить время на ерунду в моем втором и, возможно, последнем космическом перелете! Фильмы можно смотреть и дома. Бывают такие часы, когда голова не варит, и лучше проводить их за каким-нибудь безобидным делом, чем срывать злость на каждом, кто подвернется под руку. Настасья очень обижалась, да и теперь, наверное, еще не привыкла к моим приступам бешенства, так что фильмы – это идея. Пусть легкомысленные, только чтоб не очень дурацкие. А подрастет Ванька – будем вместе с ним смотреть детские передачи и всяческие мультики…

Эх, подумал я самокритично. Мечтатель! Когда у меня по причине тупого состояния мозгов не идет работа, я ведь сначала облаю всех как следует, а уж потом устыжусь. Проклятый характер! Если в той жизни «дома все меня трепетали», как выразилось обо мне «наше всё», так что же – нужно продолжать в том же духе и в этой? Повторить то же самое если не до мелочей, то в основе?

Скучно, потому что перебор.

Теоретически можно было убить время за написанием чего-нибудь в блог. Разрешение на блог у меня имелось, а вот самого блога не было. И незачем. Все равно у меня никогда не было и не будет времени вести его и заниматься всякой прочей ерундой. Ведь такие часы, как сейчас, – редчайшее исключение…

Магазинер часто задышал, засопел и проснулся. Поморгал очумело, поводил глазами по сторонам, увидел меня, парящего посреди отсека, сказал «доброе утро», расстегнул ремни, воспарил и поплыл к санузлу на манер дирижабля. Было слышно, как заработал насос.

Вскоре Магазинер появился, вытирая руки мокрой салфеткой. Скомкал ее, огляделся, нашел мусороприемник. Я терпеливо ждал. Он начал сам, но не так, как я ожидал:

– А не позавтракать ли нам? Как вы полагаете?

– Позже, – отрезал я.

Он поглядел на меня с веселым любопытством и поскучнел, уяснив, что избежать серьезного разговора натощак не удастся.

– Догадываюсь, Фрол Ионович, что у вас накопилось достаточное количество вопросов ко мне. Я прав?

– Достаточное? – Даже самый толстокожий бегемот уловил бы мою иронию. – Вы очень сдержанны в дефинициях, Моше Хаимович. Достаточное для чего? Чтобы переполниться и лопнуть? Тогда недостаточное. Зато более чем достаточное для того, чтобы потребовать ответов немедленно. Прямо-таки критическое количество… Я правильно понял, что ваш вопрос подразумевает готовность удовлетворить мое любопытство?

Он кивнул:

– Что ж, кое-что вы имеете право знать. Спрашивайте.

Мне не терпелось сразу огорошить его, и все же я решил начать с самого начала. Сплошь и рядом вредно показывать собеседнику, который вдобавок много влиятельнее тебя, что ты знаешь уже достаточно много, а еще о большем догадываешься.

– Как вы оказались на Луне?

– Прилетел. – Магазинер улыбнулся. – Внеочередным рейсом.

– И кто же тот эскулап, что подписал вам разрешение на космический полет? Извините, но по физическому состоянию вы никак…

– Никто не подписывал, – весело ответил он. – Медицина осталась при своем мнении, а я – при своем. В конце концов, лететь мне, а не им.

Не могу сказать, что сказанное сразу и с удобством улеглось в моей голове. Я-то наивно полагал, что слово космической медицины в вопросе допуска к полетам – решающее и вето ее непреодолимо. Пусть требования к физической форме космонавтов, особенно пассажиров, совсем не те, что сто лет назад, в начале космической эры, однако еще и сейчас нет ничего безжалостнее предстартовой медкомиссии.

– Я не господь бог, – пояснил Магазинер. – Я всего лишь заместитель начальника триста тридцать четвертого отдела.

– То есть Николя Карона?

– Истинно так.

– И давно?

– Хм, – сказал он. – Порядочно. Так что, если мне надо в космос, я там буду, хотя и под личную ответственность. Еще вопросы?

– Как вы оказались в группе Сорокина?

– Странный вопрос, – ухмыльнулся он. – Как я мог не оказаться в ней? Хотя мог и не я… Мог кто-нибудь другой из отдела, способный на элементарную мыслительную деятельность. После Васюганского астероида руководство Северо-Евразийского отсека от большого огорчения проявило довольно наивную инициативу: приказало генералу Марченко создать рабочую группу по изучению проблемы. Руководство действовало в пределах своей компетенции, хоть и было в общих чертах осведомлено о том, что данной проблемой занимаются на существенно более высоком уровне. Мы не мешали. Более того, устроили так, что в группу Сорокина попал сотрудник отдела…

– Заместитель начальника, – напомнил я.

– Так уж получилось. Если хотите знать, я вызвался сам. Видите ли, эффективность усилий разных доморощенных спецов, по сути дела дилетантов, обычно довольно низка, но иногда случается чудо. Редко, правда. Хотя деятельность дилетантов в таких областях, как наша, все равно полезна: они ведь не заморочены устоявшимися представлениями, они, по сути, начинают с нуля и могут увидеть то, чего не увидели мы, могут повернуть проблему и посмотреть на нее под иным углом зрения… В случае с группой Сорокина этого не случилось. Единственная польза от нее – та, что мы нашли вас. У вас неплохая голова, Фрол Ионович.

– Всего-то?

– Не будем препираться, у вас хорошая голова. Такое определение устроит вас больше?

– Мерси, – буркнул я. – Данке шён. Аригато.

– И тем не менее вы упорно открывали одну Америку за другой, – безжалостно продолжил Магазинер. – Вы делали это быстро, тут надо отдать вам должное. Но если суммировать то новое, что вы привнесли в алиенологию, то получится совсем немного – штришок здесь, штришок там… Мы взяли вас в отдел не за ваши заслуги, а рассчитывая на вашу голову в дальнейшем.

– Так вы охотник за головами?

Магазинер пристально взглянул мне в глаза.

– Хамить не надо, ладно?