Движение образует форму Макарова Елена

Царство Харона

От Кина — к форуму.

Сколько оттенков можно получить при смешивании двух основных? Кто больше? Первокурсницы сочиняют цвета. Девушка из Ханты-Мансийского округа подписала каждое цветовое пятно — сколько капель воды и краски она берет, чтобы получить тот или иной оттенок.

Другая девушка наконец влюбилась в акварель.

«Все кругом сейчас нарисовано акварелью, и раньше я это все с удовольствием вдыхала. А сегодня вдруг захотелось нарисовать. И не потому что показалось — смогу, — просто образовалась какая-то доселе неизвестная потребность. Наверное, все дело в семинаре!»

— Пани Макарова!

Я выглядываю в окно, машу рукой предводителю костюмированных шествий.

— Иржи, поднимайся, второй этаж, комната номер два!

Двенадцать лет тому назад, когда мы снимали фильм о кабаре в Терезине, он водил меня по подземным тоннелям. «Водил» — фигура речи. В основном мы ползли, выпрямиться можно было на редких участках. Земля просела, объяснял Иржи. Шахтерский фонарь, прикрепленный к козырьку армейской фуражки, освещал царство Харона. Больше всего я боялась, что перегорят батарейки. Но Иржи меня успокоил: у него при себе запасные.

Выхожу из форума. Захожу в папку «Виды Терезина». Иржи — единственный человек на свете, который способен распознать места, нарисованные Кином.

Он вошел, встал за моей спиной. Вечный солдат, глава молодежной организации «Помощь армии».

Я предложила сесть рядом — удобней смотреть на экран.

— Нет, мне все видно… Валы. Восьмая фортификация, — сказал Иржи, взглянув на первый рисунок. — А это четвертый редут.

Он достал из нагрудного кармана сложенную вчетверо бумажку, расправил ее и поставил на плане две жирные точки.

— Но как я потом узнаю, где что?

— Составим список и пойдем. Сами не найдете.

Фамилия Иржи переводится на русский как «грустный». Такой он и есть. Бледное серьезное лицо, худющее тело в военной форме и ноги в кирзовых сапогах.

Точек оказалось много. Иржи провел меня по всем. Некоторые виды совсем как на рисунке, некоторые невозможно узнать.

Вот тут Кин изобразил бараки. Они тут стояли. Их снесли, построили панельный дом. Но нарисовано это здесь.

Пока я фотографировала, Иржи рассказывал, что Терезин как старинное историческое и архитектурное место затирают из-за евреев, которые всего каких-то пять лет находились здесь в заключении. Они, конечно, умирали тут, но не в газовой камере, у нас не Освенцим! Наш город славен архитектурой. Второй такой крепости в целом мире не найти. А ездят сюда из-за евреев, потому что у них деньги.

Я не стала с ним спорить. Дети, выросшие в Терезине, или спились, или уехали отсюда, осталось двое — Иржи и Мартин-работяга, который зовет Маню сестричкой, а меня — Элен. Мартин-работяга только на вид простой. На самом деле в нем кипят страсти. Из-за несчастной любви резал себе вены, отчим нашел его на чердаке, отвез в больницу. Он любит учиться. Освоил компьютер, любит фотографировать, в основном свою дочку-толстуху. Нам он готов помогать бесплатно. Но мы платим.

В отличие от Иржи, Мартин с детства ненавидит Терезин.

— К нам в дом кто только не приходил. «Можно взглянуть? Я тут жил когда-то…» Посмотрят, дадут жвачку или монету иностранную. И уходят. Потом другие приходят: «Можно посмотреть? Тут жила одна родственница…» Мы для них были призраками, а те, кто тут жил во время войны, живыми. Помню, я ждал, пока они закончат свои разговоры, заметят меня и дадут жвачку хотя бы. Некоторые не давали, и я злился. Так я стал попрошайкой. Приедут иностранцы — я к ним: «У меня в доме евреи жили, могу показать, за пять крон!» Некоторые не понимали, но большинство все же понимали — это были бывшие чехи. Иржи никогда не просил, кстати.

Зато теперь Иржи не отказывается от вознаграждения. В кассу реконструкции тоннелей. За это он пообещал мне снять два светильника из тоннеля, точно как на рисунке. Именно такие я и искала для чертежного зала.

Идеальное отражение вверх ногами

Мы с Маней отправляемся в поход в неизвестном направлении. Весна в разгаре, все бурно цветет, теплынь, красота. Вышли из ворот Малой крепости и двинулись по направлению к Праге. Прошли несколько километров и увидели красивую дорогу, ведущую в направлении далеких гор. Среднечешская возвышенность — так, кажется, это называется. Дошли до маленького городка с огромным костелом, за ним, в низине, текла река. Или озеро. Мы решили идти вдоль берега в надежде, что где-то появится мост. Или проезжая дорога. Или просто дорога, которая выведет нас в доселе невиданный город.

Вечерело. На том берегу было все — ездили поезда и машины, светились магазины и ресторанчики, а на нашем — ничего, одна лишь тропинка да полуразваленные скамейки.

Мы сели на скамейку и стали смотреть на воду. Проехал поезд вверх ногами. Проехала машина вверх ногами. Деревня на пригорке, что напротив, встала на макушку. Австралийский цирк! Я видела его представление в Стокгольме: под самым куполом человек вниз головой шел к своему другу вниз головой, и они пили пиво вниз головой.

Маня достала фотоаппарат.

— Такого идеального перевернутого отражения я никогда не видела, — сказала она, щелкая деревню в воде.

Мы стали ждать, когда проедет поезд. И дождались. Красные вагоны промчались по воде вверх ногами.

Стемнело. Фотографировать стало невозможно. Мы продолжали идти по тропинке. Маня завела разговор о том, есть ли смысл писать такую картину. Как только она увидела это, ей немедленно захотелось нарисовать ее, но вместо этого она достала фотоаппарат.

— А что если налить воды в огромный таз, — размышляет вслух Маня, — сесть в него и рисовать свое отражение? Нет, не выйдет. Любое колебание уничтожает зеркальность.

Наступила тьма, бледный месяц прятался за облака. Сворачивать назад? Нет, мы идем вперед! Наконец-то справа появилось несколько домиков. К ним вела тропинка, которая постепенно перешла в дорогу. Сонный хутор. Ни души. Миновав его, мы пошли дальше. Минут через пятнадцать — еще одна деревня, но тут уже горел свет в некоторых окнах, и даже пивная была открыта. В ней никого не было, кроме хозяйки. Пиво мы пить не стали, взяли чай и чипсы. Главное, здесь можно узнать, как добраться до Терезина. Хозяйка взмахнула руками. А как добраться до моста? Еще десять километров, но тогда мы окажемся совсем в другой стороне. Поразмыслив, хозяйка сказала, что дорога есть, но в темноте ее не найти. С этими словами она вывела нас из пивной и показала рукой направление.

Мы пошли. Ни зги не видать. Вдалеке какое-то шоссе, судя по звуку. Мы шли долго, но вышли не к шоссе, а к другой деревне. Оттуда — на проселочную дорогу, которая вывела на шоссе.

— А это не наш ли терезинский костел? — указала Маня на светящееся что-то.

— Сомнительно — у него острый шпиль.

— Шпиль отсюда не виден, а свет яркий. Пошли туда.

Пошли. В темноте невозможно понять расстояние от точки до точки. Мы шли долго, пока наконец не стало ясно, что это и есть наш костел. Как мы обрадовались, когда увидели стену крепости! Мы в Терезине!

Я рассказала Мане, как в ноябре сорок третьего всех жителей гетто повели в Богушовскую котловину на пересчет, как они стояли там под дождем двенадцать часов, никто не знал, убьют их там или будут держать всю ночь под конвоем. И какое же это было счастье, когда поздно вечером шеренги заключенных повели обратно в гетто. Люди бегом бежали в свою тюрьму.

И мы с Маней бежали.

Дома мы еще долго не могли прийти в себя. Маня что-то писала в альбом, а я села за компьютер.

Упражнение на перемену состояний

«Поставьте кипятить воду, наблюдайте внимательно за процессом. Лучше всего он виден в прозрачном сосуде. Если такого нет, смотрите в кастрюлю сверху, встаньте на стул, что ли. Чайник рисовать не надо.

Возьмите черную бумагу и белую пастель.

1. Попробуйте передать сначала крайние состояния — начальное (спокойная вода) и конечное (бурная вода).

2. Попробуйте передать промежуточное состояние (момент перехода)».

Наутро я плавала в водах, которые ночью, уложив детей спать, развели на бумаге мои ученицы.

«Что ни день, то новое открытие. Впервые в жизни кипятила воду в прозрачной посуде на электрической плите — зрелище неописуемое и почти ненарисуемое».

«Ощущение от процесса было совершенно неожиданным. Спокойная вода не давалась, и я решила ее бросить и вскипятить. С закипающей водой все было просто и понятно: сначала дно покрылось блестящими серыми семечками размером чуть больше маковых, а потом семечки раскрылись, и в каждом оказалась белая серединка и пушистый белый ободок; некоторые, самые пушистые, потом поднимались на поверхность… А потом вода закипела. И я увидела в ковшике… те упражнения, которые мы рисовали здесь всю неделю. Там были и круги, и пунктирные звуки, и танцы, и пятна и линии. И все это двигалось с бешеной скоростью, мешалось между собой и не давалось в руки… Не знаю, насколько мне удалось передать то, что там, у меня в ковшике, творилось, — я выложила самую удачную, на мой взгляд, из попыток. А самая неудачная подарила мне… спокойную воду. Когда я рисовала очередной круг, у меня слетела рука, мне стало жалко бумаги (которой испорчено к тому моменту было изрядно) — и я принялась стирать нарисованное ладонью. Пастель послушалась — неудачный кипяток превратился в спокойную воду, которая меня наконец устроила.

…Это возбужденное состояние (закипание). Оно скорее нервозное какое-то получилось. Я пыталась нарисовать, как из одной случайной крохотной мысли рождается паника. Не знаю, вышло ли… Если бы я была моей дочерью, я бы, наверное, рисовала эту музыку так: сначала сидящую фигуру, сжавшуюся в комок, обхватившую себя руками, а потом — шаги по комнате, туда-сюда, сначала почти на одном месте, а в конце уже из угла в угол, и пастель крошится в руках…»

«Тишина для меня — это не отсутствие звука. Скорее наоборот — наполненность. Маленькая, я проводила теплое время в глухой среднерусской деревне, окруженной лесами. Мы любили с мамой гулять в сумерках, потому что именно в это время вдруг начинали появляться совершенно неведомые звуки. Они жужжали, гудели, звенели, трещали. И в то же время с точки зрения общепринятого понимания стояла абсолютная тишина. Но не мертвая, а наполненная, живущая, движущаяся. И вот с тех пор это и есть для меня настоящая тишина, которую слышно.

Вода, только что налитая в кастрюлю и вскоре приведенная теплом в движение, для меня тоже не символ абсолютного спокойствия и тишины. Она просто еще сама в себе. И скоро начнет вырываться наружу изнутри. Нарисовала дорогу в сумерках, по которой мы с мамой молча бродили».

«Сложнее всего мне было почувствовать и нарисовать спокойную воду. Наверно, это потому, что мне кажется, что там пустота.

И, собственно, по жизни я все бегу куда-то. Сделала вывод, что надо чаще останавливаться и открывать для себя полноту спокойствия, его умиротворенность и гармонию».

«Начала со спокойствия. Долго смотрела, ходила вокруг, все не понимала: как вода может быть спокойной? Светит на нее солнышко из окна — она смеется, поставлю на плиту без огня — она трепещет от предвкушения, спрячусь с ней в темноту — она готова к колдовству (ой, даже в рифму!).

Подумала: может, она у меня в посуде неспокойная? Стала вспоминать, где вода спокойная. Вспомнилось озеро на заре, когда солнце еще не встало. Поставила свою воду в тенек за диван — вроде успокоилась. Нарисовала.

Дальше дело пошло быстрее. Прокипятила воду раз пять, насмотрелась. Нарисовала. И промежуточное состояние.

Только показалось мне, на огне она быстро умерла… Вроде пузыри, движение, огонь — а душа ее куда-то подевалась. Другое дело пар! Он да — и бурный, и живой».

Траектория движения

Первокурсницы начали ходить друг к другу в гости, обмениваться мнениями.

Девушка из Италии пишет девушке из Москвы:

«Вот и идейные споры у нас начались!

На мой взгляд, в нашем двадцать первом все имеет право на существование. И твоя любящая точность рука рождает замечательные по своей поэтичности образы — взять хоть море, или вечерний пейзаж в альбом Лене, или весенний микроскопический пейзаж с озером. Хотела бы я, кстати, взглянуть на твой можжевельник с иголочками!

Хорошо, что мы начинаем сами чувствовать, чего нам не хватает, а что нам и вовсе не нужно. Я вот считаю, что мне надо упражняться в двух направлениях: набивать руку и глаз в точности передачи форм, движений — и одновременно учиться еще выше парить над конкретикой, тогда будет больше легкости и поэзии. Ведь взять модернистов: тот же Модильяни, создавая утрированные образы, прекрасно чувствует и передает индивидуальные черты. И гогеновские женщины — все ж при них: и позы естественные, и никуда не заваливаются, и похожи на таитянок, а не на египтянок».

Девушка из Москвы отвечает девушке из Италии:

«Я не могу ответить на вопрос, что делает картину картиной. Наверное, пока не могу. Мне кажется, ответы будут разными — как с субъективной, так и с временной точки зрения. То есть конкретно для меня и сегодня (впрочем, как и раньше) играет большую роль похожесть. Я честно пытаюсь изменить такое восприятие, точнее, не изменить, а дополнить. Но пока плохо получается.

Хотела бы я нарисовать что-то, как О. Но не выходит у меня. Скатываюсь к детализации и похожести. Но, может быть, именно это мое? Может, пока и не надо себя ломать?

Так же, как и О., не стоит стремиться к фотографической точности. Ведь у нее так здорово получается изображать увиденное! Каждому свое, все имеет право на жизнь».

Возникло то чувство общности, которого не было вначале:

«Я даже не ожидала, что просто так приятно знать, что где-то в самых разных местах есть люди, которые рисуют луну или лепят фараонов».

Муж одной из курсисток назвал нас сектой.

Снять бы документальный фильм о том, как в разных странах на трех континентах представительницы прекрасного пола (у нас один мужчина на все четыре курса), уложив детей спать, или запершись от них в ванной, или вместе с ними, если уж без них никак, расстилают на полу рулонную бумагу или прикнопливают листы к стенам, кликают мышкой или пальцем на музыкальный файл и рисуют под ту же музыку совершенно разные картины; как они прослаивают акварелью бумагу, устраивая разным цветам рандеву на перекрестках, «спиралят» домашнюю утварь и перед тем, как съесть фрукт, подумывают, не нарисовать ли его сперва.

При этом:

«Дата конца света, назначенная по календарю майя на 21 декабря 2012 года, начинает волновать очень многих. Парад планет и приближение планеты Нибиру рисует самые разнообразные картины конца света в сознании многих. Предсказания майя, Нострадамуса и Ванги… Может, это и есть тот самый Судный день, описанный в Библии, который уничтожит всех людей на Земле?»

Мир сходит с ума, а мы себе рисуем. С нелегкой подачи Фридл.

Смена ритма

Из дневника 2000 года:

«Ох, скорей бы все осталось позади — и выставка, и книга… Просто не верится, что через полтора месяца в типографии изготовят печатные формы — и в первых числах июля из всей этой многолетней головной боли возникнет вещь и скоро станет привычной, как ножницы или ручки, раскиданные по всей квартире.

Осталось полтора месяца от всех этих двенадцати лет исследований. Не знаю, как будет оценен наш труд и будет ли. После Оксфорда я смогу, надеюсь, перевести дух, осмотреться и если не определиться в ином направлении, то хотя бы жить в прежнем с меньшей интенсивностью».

Речь шла о первом издании книги на английском языке «University over the Abyss» и ее презентации в рамках международной конференции в Оксфорде. На русском она появилась в 2006 году в четырехтомнике «Крепость над бездной» (книга третья — «Терезинские лекции, 1941–1944»).

Про беспорядок я написала мягко. На самом деле в то время у нас жила Алиса из Вены, которая в 1999-м верстала немецкую книгу про Фридл, довольно-таки шустро, и я решила позвать ее в Израиль, чтобы вместе быстренько сверстать эту. Нас поджимали сроки. Красотка Алиса влюбила в себя пол-Иерусалима. Квартира заполнилась ухажерами, один из них в припадке ревности вывалил на Алису дуршлаг с макаронами — к счастью, не горячими. В верстку постоянно вносились правки, в кухне сидела безумная англичанка, которую нам сосватал Федя для «окончательной корректуры». Англичанка эта преподавала в Лондоне английскую литературу, а в Израиле училась на клоуна, вместе с Федей. Она сказала, что наш английский заплюют в Оксфорде, что он американизирован и надо его англизировать. Англизированный текст укорачивался, картинки подскакивали кверху, Алиса сходила с ума. Она не отпускала меня от компьютера: я должна была следить за текстом — где курсив, где жирный шрифт, как соотносится документ с тем, что говорится на этой странице (английского Алиса не знала). В перерывах я готовила на десять человек, включая соавтора Виктора Купермана, англичанку, Алису и ее ухажеров, число которых всякий раз колебалось, Федю, Маню и их друзей, — так что тогдашнее желание жить с меньшей интенсивностью можно считать вполне оправданным.

Мечты о покое посещают и поныне. Что за страсть заполнять чем ни попадя праздное пространство времени? Почему вместо того, чтобы смотреть на море (кстати, сегодня, в жару, оно похоже на лед), я отвечаю родителям на вопросы, хорошо ли пользоваться раскрасками и что делать, если у двухлетнего ребенка нет позывов к художественному творчеству?..

«Сейчас издается достаточно много книжек-пособий по лепке и рисованию с детьми раннего возраста. Обычно эти книжки содержат некий образец, по которому ребенок должен создать аналог. Елена, стоит ли ими пользоваться или же ребенку должна быть предоставлена полная свобода действий и фантазии»?

«Я не очень хорошо знакома с современными пособиями по лепке и рисованию. И в силу своего характера ими не пользуюсь. Например, в жизни ничего не готовила по рецептам. Но многим это доставляет удовольствие.

Если пособия не вызывают неприятия, можно ими пользоваться. Тут вот как можно посмотреть: скажем, ребенок хочет все сам, а вы ему предлагаете рецепт. Та вещь, которую он мог бы сам для себя открыть в процессе исследования, — например, что вода может течь, а может застыть, — не удивит его. Хорошо ли это?

Готовые знания точно вредны для «лунатиков» — художников и поэтов. Обратите внимание, что больше влечет ребенка — земля или небо. «Земные» дети нечасто устремляют мечтательный взгляд в небо, они заняты тем, что у них под ногами. Это ни в коем случае не схема, а наблюдение».

«Елена, а бывают дети без творческого начала? Моему сыну два года. Мы перепробовали практически все виды творчества — и рисовать, и лепить. Я вижу, что его ничего особо не увлекло. Он, конечно, может что-то сделать, но, как мне кажется, только из желания угодить маме. Никогда ничего не делает по своей задумке, только что я подскажу. И когда я спрашиваю, что он нарисовал (слепил), он снова повторяет то, что я ему говорила, например, в прошлый раз. Такое впечатление складывается, что у него напрочь отсутствует фантазия. Еще его очень устраивает вариант, когда мама сама сделает или нарисует, это ему нравится. Даже разукрашки не особо идут. Что бы вы посоветовали в такой ситуации? Заниматься с ним по шаблонам?»

«Оставьте ребенка в покое. Наблюдайте за тем, что его интересует. Может, музыка? Не все дети восприимчивы к визуальным образам. Созерцание — это тоже творческий процесс, мышление — это тоже творческий процесс. Что вы хотите от малыша! Позвольте ему жить в собственном ритме.

Не смотрите по сторонам: у этой ребенок уже рисует, а у меня — нет. Дети развиваются неравномерно. Будьте аккуратны. Чтобы помогать, надо прежде всего не мешать».

Баста! Не мое это дело — давать советы, а уж тем более человеку, о котором ничего не известно.

Мы идем по дороге с внучкой Лизой и ее двоюродным братом Амитаем. Обоим по три года. Дорога — одни сплошные камни. Среди них мы ищем что-то, похожее на что-то, выясняем, на что, и откладываем в сторону. На обратном пути надо будет найти эти камни и вспомнить, кем они были назначены. Лиза подняла камень, говорит: лед. Положили его на макушку большого пористого камня. Солнце жарит.

Я говорю:

— Пока мы вернемся, лед растает…

Лиза на это:

— Хорошо, муравьи воды напьются.

Значит, для нее это уже точно не камень, а лед, который, как известно, тает. Но откуда взялись муравьи?

Около дома лежит огромный камень с изъязвленной поверхностью, в нем невероятных форм углубления, из которых торчат то зеленые веточки, то цветочки, то еще что-то растущее. Там живут муравьи. Мы с Лизой как-то решали, где у них спальня, где уборная, где библиотека. Она это запомнила. Так и сошелся лед с муравьями.

Как понять эту метафору вне контекста?

«Для меня самое главное, что практически все задания у меня получалось делать с ребенком. Точнее, ко всему, что я делала, стал присоединяться мой ребенок. И так как ее вежливо просили не мешать, она и не мешала (ну разве только краски), но требовала лист и старалась повторить. Ее никто не просил об этом, не показывал — как. И для нее, и для меня это стало откровением».

«Оказывается, можно рисовать не только замки и принцесс в немыслимых количествах. Нам нравится рисовать также непонятных кошек, несуществующие цветы, и абстракции, и черные угольные снежинки, маму грустную и маму веселую, и все-все-все. А еще вчера она самостоятельно сделала коллаж. Просто тихо нашла бумагу, клей и ножницы. И это самый большой подарок! Так как ножницы — это было главное «не умею»…»

«Иду очень медленно. Сначала злилась, так хотелось со всеми вместе и все успеть. Потом отпустила: я беру то, что могу взять, и так быстро, как могу. Главное — получать удовольствие, быть в процессе. Вообще очень мышление, видение мира меняется — я стала такие мелочи замечать (приятные!) в окружающем, какие-то неожиданные ритмы предметов, образы, иногда просто на крошечных листочках рисую какую-то ерунду и страшно довольна этим. Младший сын так вдохновился нашим рисованием, что тоже стал рисовать. Он когда видит карандаш, ручку, краски, кисти — голосит и требует. Он может рисовать минут по пятнадцать (для почти 11 месяцев это ж колоссально много!), ищет поверхности, на которых удобнее рисовать (пока фаворит — бумага, стены и балконная дверь, выяснил, что на маме и собаке карандашом рисовать не получается вообще, и перестал это делать)».

«Хочу поделиться тем, как Саша (ей полтора) стала рисовать — видимо, насмотревшись на меня. В течение дня периодически подбегает к мольберту и рисует разными цветами мелкие загогулины, одним цветом в разных местах, потом закроет фломастер, возьмет другой — добавит чуть-чуть и т. д., пока все пространство не заполнится. Изрисовала уже полрулона».

Волшебные крылья

«Этот семинар был выходом в той довольно тяжелой ситуации, в которой я оказалась. Я буквально спасалась семинаром. Выйдя из декрета, я сразу же решила начать работать. Мне предложили продолжить учиться в аспирантуре и при этом работать врачом-нефрологом в отделении искусственной почки. Это было так сложно, что я каждый вечер подумывала бросить все и уйти из медицины. И тяжелые больные, невозможно трудные в общении, и сами технические сложности процедуры, и конфликты между начинающим врачом и медсестрами, и заговор больного и медсестры, публичные обвинения и последующие раскаяния. Мне все тяжело давалось, я не спала по ночам и утром просто тащила себя за волосы, чтобы встать, отвести ребенка в сад к семи часам, доехать до работы и, пройдя долгих 63 шага по коридору, зайти в диализный зал. К середине дня я чувствовала себя лучше, я знала, что еще пару часов — и я уйду домой, и там меня будет ждать мое задание, то, во что мне надо будет проникнуть, попытаться понять, хотя бы немного, и тогда мне станет лучше, появятся силы, и на следующий день я смогу, преодолев себя, снова зайти в зал и все-таки учиться дальше.

Это чувство — самое главное из того, что я вынесла из семинара. Я могу спасаться рисованием, деланием коллажа, лепкой, и эти занятия восстанавливают гармонию во мне, появляется чувство причастности к природе, когда замечаешь каждый листочек и каждую веточку на улице. Это окрыляет, кажется, что все можно пережить, главное — держаться за что-то. Хотя бы за эту ломаную линию или спирали Фридл. Теперь я уже понимаю, насколько они важны».

«…У меня потихоньку выстраивается цельная картина искусства как такового, а не отдельных художников, скульпторов и направлений. Скульптура, живопись, музыка вдруг стали вращаться вместе. Это еще одно открытие — целостности искусства. Банально, но для меня это было прочувствованным открытием. О самой Фридл и о Терезине писать не могу. Каждое обращение к книгам про Терезин — это душевное потрясение…»

«Пауль Клее. Мне всегда казалось, что рисовать надо так, чтобы было максимально похоже. Чтобы рот был именно под носом и расстояния между глазами были одинаковыми. И я почти не рисовала, потому что у меня совсем не получалось рисовать похоже. Рисунки Клее, особенно его ангелы, которых он рисовал, будучи тяжело больным склеродермией, стали просто откровением. И я незаметно для себя стала рисовать каких-то невообразимых животных, совсем не похожих на реальных, смутно их напоминающих. И недовольства собой не было, был интерес.

Вы заставили поверить нас в свои силы! Хочется верить в свои силы. Ведь нет ничего хуже слов «нет» и «плохо». Отдельное спасибо от дочки, она придумывает какие-то замысловатые комбинации-подарочки из бумажек, ниток, пуговиц, бутылочек — из всякого хлама, короче, — и очень этими подарочками дорожит. Больше ничем не занимается сама. Это самое ее любимое занятие последние месяцы».

«Весь вечер к заданиям не подходила, много же на свете и других дел. Но посмотрела дневнички сокурсников и вдохновилась. Странный феномен — все читают друг друга и вдохновляются. Синтез реального восхищения чужими работами и необходимости работать самой, догонять, улучшать, показывать. Такое впечатление, что за неделю у меня в голове что-то переключилось, внутри меня возникла какая-то непреклонная уверенность. Еще три часа назад я неохотно пользовалась красками, потому что предыдущие опыты меня не вдохновляли. А теперь я знаю, что и красками буду рисовать. Не знаю как, но буду! Я смотрела чужие восхитительные работы, читала чужие сомнения и Ленины ободрения. Уверена, во многом скачок произошел именно благодаря этому. Почему? Пока непонятно. Семинар смелости и силы духа. Лена умница, что всех хвалит! Хвалит не просто так, а находит, как похвалить за дело. Вот корни этих волшебных крыльев. Но совершенно точно, что помимо этого существует какое-то иное совместное волшебство.

Почти в каждом дневничке видишь сомнения и опасения: не получится! не смогу! не удается!!! Что это? Откуда? Почему в нас вбита эта неуверенность в себе и каким образом Лена и окружающая ее атмосфера эти страхи снимает? Что это — волшебство или все-таки арт-терапия?

Вот вчера я открыла сайт с утра, у меня было пять минут перед выходом на учебу. Я прочитала Ленины слова, подскочила, подлетела, подпрыгнула, восемь раз покраснела, побелела, посинела. Отпрыгнула от компа. Побегала по комнате. Перевернула коробку с грифелями на столе. Умчалась совершенно окрыленная».

Всеобщая занятость

Мы с Маней драим ящики изнутри и снаружи. Существует прибор, который снимает верхний слой с дерева. После такой обработки дерево шкурить не надо, разве что на стыках. Похож прибор на большую электробритву, он громко жужжит, но, в отличие от электробритвы, не собирает грязь в мешок, а распыляет в воздухе. Что неприятно.

Плотник Ярда уже снял мерки для двери, окна, стола и маленьких витрин — и теперь готовит в мастерской все, что мы заказали. Самая большая трудность — это оформление работ. Нам с Маней этого дела не доверили, а тот, кому это доверили, ничего не делает. За работу над привозной выставкой мы платили, и работа шла. А эта выставку заказал Терезин, у нас нет своих фондов. Недавно оформитель заявил, что уезжает в отпуск в Лондон, вернется за неделю до открытия.

Работы для выставки отобраны, разнесены по разным директориям, вставлены (в компьютере) в рамы, программа подсчитала все до миллиметра. Но надо успеть сделать… Меня охватывает паника. Последняя неделя — это угар. Бессонные ночи. А оформление работ требует особой концентрации внимания.

После долгих препирательств мне разрешили дооформить то, что не будет готово до отпуска. В любом случае, пока надо привести помещение в порядок. Как только мы будем готовы, Франта приедет с подмогой.

Предметы и их отражения

Четвертый курс. Урок третий: суть вещи

Первое, что приходит на ум, — это зеркало, правда?

Задание 1

Найти произведение искусства, в котором есть зеркало.

Их много, но я хочу, чтобы каждый из вас нашел что-то свое, то, с чем ему будет интересно работать.

Сделать набросок и трансформировать картину в живопись, или в коллаж, или в скульптуру.

Задание 2

Отражение предмета в воде. Найти произведение искусства на эту тему.

Сделать рисунок акварелью или пастелью.

Это для разминки.

Самое интересное — это отражения в лужах.

Если луж поблизости нет, воспользуйтесь ванной с водой. Если и ванны нет — налейте воду в таз, поставьте его туда, где не дует, положите в воду любой деревянный предмет.

Задание 3

Отражение предметов друг в друге. Посмотрите, что делали художники на эту тему. Кубисты, к примеру.

Мы уже столкнулись с этим явлением в натюрморте Фридл.

Создайте такую композицию, в которой отражаемые предметы выглядят утрированно (не обязательно прозрачные предметы; вспомните, как мы смотрелись в никелированные чайники, скажем, и смеялись над искажением своей физиономии), попробуйте даже усилить искажение.

Материал — по вашему выбору.

«Мне очень нравится тема отражений. Причем теория не менее увлекательна, чем практика, поэтому я на некоторое время уходила в чтение и разглядывание картинок с зеркалами.